Павел Симонов
Человек формирует материю также и по законам красоты.
К.Маркс.
Красота широко разлита в окружающем нас мире. Красивы не только произведения искусства. Красивыми могут быть и научная теория, и отдельный научный эксперимент. Мы называем красивыми прыжок спортсмена, виртуозно забитый гол, шахматную партию. Красива вещь, изготовленная рабочим – мастером своего дела. Красивы лицо женщины и восход солнца в горах. Значит, в процессе восприятия всех этих столь отличающихся друг от друга объектов присутствует нечто общее. Что же это?
Определить словами, что именно побуждает нас признать объект красивым, неимоверно трудно. Красота ускользает от нас, как только мы пытаемся объяснить ее словами, перевести с языка образов на язык логических понятий. «Феномен красоты, – пишет философ А.В.Гулыга, – содержит в себе некоторую тайну, постигаемую лишь интуитивно и недоступную дискурсивному мышлению». «Необходимость различения «сайенс» и «гуманитес» (царства науки и царства ценностей. – П.С.), – продолжает эту мысль Л.Б.Баженов, – неустранимо вытекает из различия мысли и переживания. Мысль объективна, переживание субъективно. Мы можем, конечно, сделать переживание объектом мысли, но тогда оно исчезает в качестве переживания. Никакое объективное описание не заменяет субъективной реальности переживания».
Итак, красота – это прежде всего переживание, эмоция, причем эмоция положительная – своеобразное чувство удовольствия, отличное от удовольствий, доставляемых нам многими полезными, жизненно необходимыми объектами, не наделенными качествами, способными породить чувство красоты. Но мы знаем, что «любая эмоция есть отражение мозгом человека какой-либо актуальной потребности и вероятности (возможности) удовлетворения этой потребности, которую субъект оценивает, непроизвольно сопоставляя информацию о средствах, прогностически необходимых для достижения цели (удовлетворения потребности), с информацией, поступившей в данный момент» (см. «Наука и жизнь» №3, 1965).
Если красота – это переживание, эмоциональная реакция на созерцаемый объект, но мы не в состоянии объяснить ее словами, попытаемся хотя бы найти ответ на ряд вопросов, подводящих к решению этой загадки.
Первый вопрос. В связи с удовлетворением какой потребности (или потребностей) возникает эмоция удовольствия, доставляемого красотой? Информация о чем именно поступает к нам из внешнего мира в этот момент?
Второй вопрос. Чем это эмоциональное переживание, это удовольствие отличается от всех остальных?
И, наконец, третий вопрос. Почему в процессе длительной эволюции живых существ, включая культурно-историческое развитие человека, возникло столь загадочное, но, по-видимому, для чего-то необходимое чувство красоты?
Пожалуй, наиболее полное перечисление отличительных особенностей красоты дано великим немецким философом Иммануилом Кантом в его «Аналитике прекрасного». Рассмотрим каждую из его четырех дефиниций.
«Красивый предмет вызывает удовольствие, свободное от всякого интереса»
Первый «закон красоты», так сформулированный Кантом, вызывает некоторую растерянность. Утверждение Канта вступает в противоречие с потребностно-информационной теорией эмоций, на которую мы сослались выше. Из этой теории следует, что за любым интересом кроется породившая его потребность. По Канту, удовольствие, доставляемое красотой, оказывается эмоцией… без потребности! По-видимому, все же это не так. Говоря о свободе от «интереса», Кант имел в виду только витальные, материальные и социальные потребности человека в пище, одежде, продолжении рода, в общественном признании, в справедливости, в соблюдении этических норм и т.п. Однако человек обладает рядом других потребностей, среди которых и те, что принято называть «эстетическими потребностями».
Прежде всего это потребность познания, тяга к новому, еще неизвестному, не встречавшемуся ранее. Сам Кант определил прекрасное как «игру познавательных способностей». Исследовательское поведение, свободное от поиска пищи, самки, материала для строительства гнезда и т.п., можно наблюдать даже у животных. У человека оно достигает высших своих проявлений в бескорыстном познании. Впрочем, бескорыстном ли? Опыты показали, что если человека полностью лишают притока новых впечатлений, удовлетворяя при этом все его физические нужды (питание, удобная постель, температурный комфорт), у него в такой информационно-обедненной среде очень быстро возникают тяжелейшие нервно-психические расстройства.
Потребность в новом, ранее неизвестном в информации, прагматическое значение которой еще не выяснено, может быть удовлетворена двумя путями: непосредственным извлечением информации из окружающей среды или с помощью рекомбинации следов ранее полученных впечатлений, то есть с помощью творческого воображения. Чаще используются оба канала вместе. Воображение формирует гипотезу, которая сопоставляется с действительностью, и, если она соответствует объективной реальности, рождается новое знание о мире и о нас самих.
Для того чтобы удовлетворить потребность познания, предмет, который мы оцениваем как красивый, должен содержать в себе элемент новизны, неожиданности, необычности, должен выделяться на фоне средней нормы признаков, свойственных другим родственным предметам. Отметим, что положительную эмоцию вызывает не всякая степень новизны. В опытах на молодых животных и детях американский психолог Т.Шнейрла установил, что привлекает только умеренная новизна, где элементы нового сочетаются с признаками, известными ранее. Чрезмерно новое и неожиданное пугает, вызывает неудовольствие и страх. Эти данные хорошо согласуются с потребностно-информационной теорией эмоций, поскольку для эмоциональной реакции важна не только вновь поступившая информация, но и её сопоставление с ранее существовавшими представлениями.
Потребность познания, любознательность побуждают нас созерцать предметы, ничего не обещающие для удовлетворения наших материальных и социальных нужд, дают нам возможность увидеть в этих предметах что-то существенное, отличающее их от многих других аналогичных предметов. «Бескорыстное» внимание к предмету – важное, но явно недостаточное условие обнаружения красоты. К потребности познания должны присоединиться какие-то дополнительные потребности, чтобы в итоге возникло эмоциональное переживание прекрасного.
Анализируя многие примеры деятельности человека, где конечный результат оценивается не только как полезный, но и красивый, мы видим, что при этом непременно удовлетворяются потребность в экономии сил, потребность в вооруженности теми знаниями, навыками и умениями, которые наиболее коротким и верным путем ведут к достижению цели.
На примере игры в шахматы эстетик и драматург В.М.Волькенштейн показал, что мы оцениваем партию как красивую не в том случае, где выигрыш достигнут путем долгой позиционной борьбы, но тогда, когда он возникает непредсказуемо, в результате эффектно пожертвованной фигуры, с помощью тактического приема, который мы менее всего ожидали. Формулируя общее правило эстетики, автор заключает: «красота есть целесообразное и сложное (трудное) преодоление». Писатель Бертольт Брехт определял красоту как преодоление трудностей. В самом общем виде можно сказать, что красивое – это сведение сложного к простоте. По мнению физика В.Гейзенберга, такое сведение достигается в процессе научной деятельности открытием общего принципа, облегчающего понимание явлений. Подобное открытие мы воспринимаем как проявление красоты. Член-корреспондент АНСССР М.В.Волькенштейн недавно предложил формулу, согласно которой эстетическая ценность решения научной задачи определяется отношением ее сложности к минимальной исследовательской программе, то есть к наиболее универсальной закономерности, позволяющей нам преодолеть сложность первоначальных условий (см. «Наука и жизнь» №9, 1988).
Красота в науке возникает при сочетании трех условий: объективной правильности решения (качество, которое само по себе не обладает эстетической ценностью), его неожиданности и экономичности.
С красотой как преодолением сложности мы встречаемся не только в деятельности ученого. Результат усилий спортсмена можно измерить в секундах и сантиметрах, но его прыжок и его бег мы назовем красивыми лишь в случае, когда рекордный спортивный результат будет получен наиболее экономным путем. Мы любуемся работой виртуоза-плотника, демонстрирующего высший класс профессионального мастерства, в основе которого лежит максимальная вооруженность соответствующими навыками при минимальном расходовании сил.
Сочетание этих трех потребностей – познания, вооруженности (компетентности, оснащенности) и экономии сил, их одновременное удовлетворение в процессе деятельности или при оценке результата деятельности других людей вызывают в нас чувство удовольствия от соприкосновения с тем, что мы называем красотой. «Прекрасно то, что нравится всем»
Поскольку мы не в состоянии логически обосновать, почему данный объект воспринимается как красивый, единственным подтверждением объективности нашей эстетической оценки оказывается способность этого предмета вызывать сходное переживание у других людей. Иными словами, на помощь сознанию как разделенному, обобществленному знанию, знанию вместе с кем-то, приходит сопереживание.
Канту, а за ним и автору этих строк можно возразить, что эстетические оценки крайне субъективны, зависят от культуры, в которой воспитан данный человек, И вообще – «о вкусах не спорят». Искусствовед сейчас же приведет примеры новаторских произведений живописи, которые сперва называли безграмотной мазней, а потом провозглашали шедеврами и помещали в лучшие музеи мира. Не отрицая зависимости эстетических оценок от исторически сложившихся норм, принятых в данной социальной среде, от уровня интеллектуального развития человека, его образованности, условий воспитания и т.п., мы можем предложить некую универсальную меру красоты. Ее единственным критерием служит феномен сопереживания, непереводимого на язык логических доказательств.
Прекрасно то, что – признается таковым достаточно большим количеством людей на протяжении достаточно длительного времени. Массовое, но кратковременное увлечение или длительное почитание ограниченным кругом ценителей не могут свидетельствовать о выдающихся эстетических достоинствах предмета. Лишь широкое общественное признание в течение многих лет служит объективным мерилом этих достоинств. Нагляднее всего справедливость сказанного проявляется в судьбе великих произведений искусства, к которым люди обращаются на протяжении столетий как к источнику эстетического наслаждения. «Красота – это целесообразность предмета без представления о цели»
Третий «закон красоты» Канта может быть истолкован следующим образом. Поскольку, мы не в состоянии определить словами, какими качествами должен обладать предмет, чтобы быть красивым, мы не можем поставить себе целью сделать непременно красивый предмет. Мы вынуждены сперва его сделать (изготовить вещь, выполнить спортивное упражнение, совершить поступок, создать произведение искусства и т.д.), а потом оценить, красив он или нет. Иными словами, объект оказывается соответствующим цели, которая не была уточнена заранее. Так о какой же сообразности говорит Кант? Сообразность чему?
Каждый раз, когда заходит речь о красоте какого-либо объекта, подчеркивается значение его формы. «Произведение искусства, – писал Гегель, – которому недостает надлежащей формы, не есть именно поэтому подлинное, то есть истинное произведение искусства». В более широком смысле, не ограниченном сферой искусства, философ А.В.Гулыга рассматривает прекрасное как «ценностно-значимую форму». Но в каком случае форма становится ценностно-значимой, и вообще что такое «ценность»? Академик П.Н.Федосеев, формулируя проблему ценностей, напоминает, что для марксизма «… высшими культурными и нравственными ценностями являются те, которые в наибольшей степени содействуют развитию общества и всестороннему развитию личности». Запомним этот акцент на развитии, он нам пригодится еще не раз.
Можно сказать, что красота – это максимальное соответствие формы (организации, структуры) явления его назначению в жизни человека. Такое соответствие и есть целесообразность. Например, прыжок спортсмена, несмотря на рекордный результат, мы воспримем как некрасивый, если результат достигнут предельным напряжением сил, судорожным рывком, с почти страдальческой гримасой на лице. Ведь спорт есть средство гармонического развития, физического совершенствования человека и лишь вторично – средство социального успеха и способ получения материального вознаграждения.
Это по-настоящему полезно, потому что красиво, сказал Антуан де Сент-Экзюпери. Но он не мог сказать: это по-настоящему красиво, потому что… полезно. Здесь нет обратной зависимости.
Мы не признаем красивыми вещь утилитарно негодную, удар футболиста мимо ворот, профессионально безграмотную работу, безнравственный поступок. Но только утилитарная полезность вещи, действия, поступка еще не делает их красивыми.
Впрочем, мы увлеклись анализом и почти нарушили своими рассуждениями четвертый и последний «закон красоты», а именно, что «Прекрасное познается без посредства понятия»
Выражаясь языком современной науки, это означает, что деятельность мозга, в результате которой возникает эмоциональная реакция удовольствия от созерцания красоты, протекает на неосознаваемом уровне.
Кратко напомним, что высшая нервная (психическая) деятельность человека имеет трехуровневую (сознание, подсознание, сверхсознание) функциональную организацию (см. «Наука и жизнь» №12, 1975).
Как мы уже упоминали выше, сознание – это специфическая форма отражения действительности, оперирование знанием, которое с помощью слов, математических символов, образцов технологии, образов художественных произведений может быть передано другим людям, в том числе другим поколениям в виде памятников культуры. Передавая свое знание другому, человек тем самым отделяет себя от этого другого и от мира, знание о котором он передает. Общение с другими вторично порождает способность мысленного диалога с самим собой, то есть ведет к появлению самосознания. Внутреннее «Я», судящее о собственных поступках, есть не что иное, как сохраняющиеся в моей памяти «другие».
Подсознание – разновидность неосознаваемого психического, к которой принадлежит все то, что было осознаваемым или может стать осознаваемым в определенных условиях. Это хорошо автоматизированные и потому переставшие осознаваться навыки, вытесненные из сферы сознания мотивационные конфликты, глубоко усвоенные субъектом социальные нормы поведения, регулирующая функция которых переживается как «голос совести», «зов сердца», «веление долга» и т.п. Кроме такого, ранее осознававшегося опыта, наполняющего подсознание конкретным, внешним по своему происхождению содержанием, есть еще и прямой канал воздействия на подсознание – подражательное поведение.
Подражательному поведению принадлежит решающая роль в овладении навыками, которые придают деятельности человека (производственной, спортивной, художественной и т.п.) черты искусства. Речь идет о так называемом «личностном знании», которое не осознается ни обучающим, ни обучаемым и которое может быть передано исключительно невербальным образом, без помощи слов. Цель достигается путем следования ряду неявных норм или правил. Наблюдая учителя и стремясь превзойти его, ученик подсознательно осваивает эти нормы.
Сверхсознание в форме творческой интуиции обнаруживает себя на первоначальных этапах любого творческого процесса, не контролируемых сознанием и волей. Нейрофизиологическую основу сверхсознания составляет трансформация и рекомбинация следов ранее полученных впечатлений, хранящихся в памяти субъекта. Деятельность сверхсознания всегда ориентирована на удовлетворение доминирующей витальной, социальной или идеальной потребности, конкретное содержание которой определяет характер формирующихся гипотез. Второй направляющий фактор – жизненный опыт субъекта, зафиксированный в его подсознании и сознании. Именно сознанию принадлежит важнейшая функция отбора рождающихся гипотез: сначала путем их логического анализа, а позднее – с использованием такого критерия истинности, как практика.
К какой из сфер неосознаваемого психического – к подсознанию или к сверхсознанию – относится деятельность механизма, в результате, которой возникает эмоциональное переживание красоты?
Здесь, несомненно, велика роль подсознания. На протяжении всего своего существования люди многократно убеждались в преимуществах определенных форм организации и своих собственных действий, и создаваемых человеком вещей. К перечню таких форм можно отнести соразмерность частей целого, отсутствие лишних, «не работающих» на основной замысел деталей, координация объединяемых усилий, ритмичность повторяющихся действий и многое, многое другое. Поскольку эти правила оказались справедливыми для самых разнообразных объектов, они приобрели самостоятельную ценность, были обобщены, а их использование стало автоматизированным, применяемым «без посредства понятия», т.е. неосознанно.
Но все перечисленные нами оценки (и другие, подобные им) свидетельствуют о правильной, целесообразной организации действий и вещей, то есть лишь о полезном. А красота? Она опять ускользнула от логического анализа!
Дело в том, что подсознание фиксирует и обобщает нормы, нечто повторяющееся, среднее, устойчивое, справедливое подчас на протяжении всей истории человечества.
Красота же всегда – нарушение нормы, отклонение от нее, сюрприз, открытие, радостная неожиданность. Для возникновения положительной эмоции необходимо, чтобы поступившая информация превысила ранее существовавший прогноз, чтобы вероятность достижения цели в этот момент ощутимо возросла. Многие наши эмоции – положительные и отрицательные – возникают на неосознаваемом уровне высшей нервной деятельности человека. Подсознание способно произвести оценку изменения вероятности удовлетворения потребностей. Но подсознание само по себе не в состоянии выявить, извлечь из объекта то новое, что в сопоставлении с хранящимися в подсознании «эталонами» даст положительную эмоцию удовольствия от восприятия красоты. Открытие красоты является функцией сверхсознания. Пеленгатор творческой мысли
Поскольку положительные эмоции свидетельствуют о приближении к цели (удовлетворению потребности), а отрицательные эмоции – об удалении от нее, высшие животные и человек, стремятся максимизировать (усилить, повторить) первые и минимизировать (прервать, предотвратить) вторые. По образному выражению академика П.Анохина, эмоции играют роль «пеленгов» поведения: стремясь к приятному, организм овладевает полезным, а избегая неприятного, предотвращает встречу с вредным, опасным, разрушительным. Совершенно ясно, почему эволюция «создала», а естественный отбор закрепил мозговые механизмы эмоций – их жизненное значение для существования живых систем очевидно.
Ну, а эмоция удовольствия от восприятия красоты? Чему она служит? Зачем она? Почему нас радует то, что не утоляет голод, не защищает от непогоды, не способствует повышению ранга в групповой иерархии, не дает утилитарно полезного знания?
Ответ на вопрос о происхождении эстетического чувства в процессе антропогенеза и последующей культурно-исторической эволюции человека мы можем сформулировать следующим образом; способность к восприятию красоты есть необходимый инструмент творчества.
В основе любого творчества лежит механизм создания гипотез, догадок, предположений, своеобразных «психических мутаций и рекомбинаций» следов ранее накопленного опыта, включая опыт предшествующих поколений. Из этих гипотез происходит отбор – определение их истинности, то есть соответствия объективной действительности. Как мы уже говорили выше, функция отбора принадлежит сознанию, а затем практике. Но гипотез, подавляющее большинство которых будет отброшено, так много, что проверка их всех – явно нереальная задача, как нереален для шахматиста перебор всех возможных вариантов каждого следующего хода. Вот почему абсолютно необходимо предварительное «сито» для отсеивания гипотез, недостойных проверки на уровне сознания.
Именно таким предварительным отбором и занято сверхсознание, обычно именуемое творческой интуицией. Какими же критериями оно руководствуется? Прежде всего не формулируемым словами (т.е. неосознаваемым) критерием красоты, эмоционально переживаемого удовольствия.
Об этом не раз говорили выдающиеся деятели культуры. Физик В.Гейзенберг: «… проблеск прекрасного в точном естествознании позволяет распознать великую взаимосвязь еще до ее детального понимания, до того, как она может быть рационально доказана». Математик Ж.Адамар. «Среди многочисленных комбинаций, образованных нашим подсознанием, большинство безынтересно и бесполезно, но потому они и не способны подействовать на наше эстетическое чувство; они никогда не будут нами осознаны; только некоторые являются гармоничными и потому одновременно красивыми и полезными; они способны возбудить нашу специальную геометрическую интуицию, которая привлечет к ним наше внимание и таким образом даст им возможность стать осознанными… Кто лишен его (эстетического чувства), никогда не станет настоящим изобретателем». Авиационный конструктор О.К.Антонов: «Мы прекрасно знаем, что красивый самолет летает хорошо, а некрасивый плохо, а то и вообще не будет летать… Стремление к красоте помогает принимать, правильное решение, восполняет недостаток данных».
Читатель может обратить внимание, что все эти свои аргументы в пользу эвристической функции эмоционального переживания красоты мы заимствуем в области научного и технического творчества. А как нам быть с красотой природных явлений, с красотой человеческого лица Или поступка? Мир по законам красоты
Здесь прежде всего следует подчеркнуть, что восприятие, в результате которого возникает чувство прекрасного, есть творческий акт. В каждом явлении красоту надо открыть, причем во многих случаях она открывается не сразу, не при первом созерцании. Обнаружение красоты в творениях природы – явление вторичное по отношению к творческим способностям человека. «Чтобы человек мог воспринимать красивое в области слуховой или зрительной, он должен сам научиться творить» – утверждал А.В.Луначарский. Это, разумеется, не значит, что наслаждение от музыки получают только композиторы, а от живописи – только художники-профессионалы. Но человек совершенно не творческий, с неразвитым сверхсознанием останется глухим к красоте окружающего мира. Для восприятия красоты он должен быть наделен достаточно сильными потребностями познания, вооруженности (компетентности) и экономии сил. Он должен аккумулировать в подсознании эталоны гармоничного, целесообразного, экономно организованного, чтобы сверхсознание открыло в объекте отклонение от нормы в сторону превышения этой нормы.
Иными словами, человек обнаруживает красоту в явлениях природы, воспринимая их как творения Природы. Он, чаще всего неосознанно, переносит на явления природы критерии своих собственных творческих способностей, своей творческой деятельности. В зависимости от мировоззрения данного человека в качестве такого «творца» им подразумевается либо объективный ход эволюции, процесс саморазвития природы, либо Бог, как создатель всего сущего. В любом случае сознание человека не столько отражает красоту, исходно существующую в окружающем его мире, сколько проецирует на этот мир объективные законы своей творческой деятельности – законы красоты.
Животные обладают положительными и отрицательными эмоциями как внутренними ориентирами поведения в направлении полезного или устранении вредного для их жизнедеятельности. Но, не будучи наделены сознанием и производными от него под- и сверхсознанием, они не обладают теми специфическими положительными эмоциями, которые мы связываем с деятельностью творческой интуиции, с переживанием красоты. Не обладают чувством такого рода удовольствия и дети до определенного возраста. Отсюда – необходимость эстетического образования и эстетического воспитания как органической части овладения культурой, формирования духовно богатой личности.
Образование предполагает сумму знаний о предмете эстетического восприятия. Человек, совершенно Не знакомый с симфонической музыкой, вряд ли получит наслаждение от сложных симфонических произведений. Но так как в эстетическом восприятии участвуют механизмы подсознания и сверхсознания, то невозможно ограничиться только образованием, то есть усвоением знаний. Знания должны быть дополнены эстетическим воспитанием, развитием изначально присущих каждому из нас потребностей познания, компетентности и экономии сил. Одновременное удовлетворение этих потребностей способно породить эстетическое удовольствие от созерцания красоты.
Основной формой развития сверхсознания в первые годы жизни служит игра, требующая фантазии, воображения, каждодневных творческих открытий в постижении ребенком окружающего его мира, Бескорыстие игры, ее относительная свобода от удовлетворения каких-либо потребностей прагматического или социально-престижного порядка способствует тому, чтобы потребность в вооруженности заняла доминирующее место.
Здесь мы вплотную приблизились к ответу на вопрос, почему не может быть красивой утилитарно негодная вещь, ложная научная теория, безнравственный поступок, ошибочное движение спортсмена. Дело в том, что сверхсознание, столь необходимое для обнаружения красоты, всегда работает на доминирующую потребность, устойчиво главенствующую в структуре потребностей данной личности.
В науке целью познания является объективная истина, целью искусства – правда, а целью поведения, продиктованного социальной потребностью «для других», – добро. Выраженность в структуре мотивов данной личности идеальной потребности познания и альтруистической потребности «для других» мы называем духовностью (при акценте на познании) и душевностью (при акценте на альтруизме). Потребности, непосредственно удовлетворяемые красотой, оказываются неразрывно связаны с мотивационной доминантой, исходно инициировавшей деятельность сверхсознания. В результате «чистая красота», по терминологии Канта, осложняется «сопутствующей красотой». Например, прекрасное в человеке становится «символом нравственно доброго», поскольку истина и добро сливаются в красоте (Гегель).
Именно механизм деятельности сверхсознания, «работающий» на доминирующую потребность, объясняет нам, почему «свободная от всякого интереса» красота так тесно связана с поисками истины и правды. «Красивая ложь» может некоторое время существовать, но только за счет своего правдоподобия, притворившись правдой.
Ну, а как быть с теми случаями, где доминирующая потребность, на которую работает Сверхсознание, эгоистична, асоциальна или даже антисоциальна? Ведь зло может быть не менее изобретательным, чем добро. У злого умысла есть свои блестящие находки и творческие озарения, И все же «красивое злодейство» невозможно, потому что оно нарушает второй закон красоты, согласно которому прекрасное должно нравиться всем.
Напомним, что сопереживание – отнюдь не прямое воспроизведение эмоций, переживаемых другим лицом. Мы сопереживаем только тогда, когда разделяем повод переживаний. Мы не порадуемся вместе с предателем, хитроумно обманувшим свою жертву, и не будем сопереживать огорчению злодея по поводу неудавшегося злодеяния.
Потребностно-информационная теория эмоций исчерпывающе отвечает и на вопрос об изображении искусством страшных, уродливых, отвратительных явлений жизни. Потребность, удовлетворяемая искусством, – это потребность познания правды и добра. Возникающие при этом эмоции зависят от того, в какой мере данное произведение удовлетворило эти наши потребности и сколь совершенна его форма. Вот почему истинно художественное произведение вызовет у нас положительные эмоции даже в том случае, если оно повествует о мрачных сторонах действительности. Лик Петра из пушкинской «Полтавы» ужасен для его врагов и прекрасен как божия гроза для автора «Полтавы», а через него – и для читателя. Итак, подчеркнем еще раз. Оценки типа «полезно – вредно» способствуют сохранению физического существования человеками в более широком смысле – сохранению его социального статуса, создаваемых им ценностей, и т.д., а «бесполезная» красота, будучи инструментом творчества, представляет фактор развития, совершенствования, движения вперед. Стремясь к удовольствию, доставляемому красотой, то есть удовлетворяя потребности познания, компетентности и экономии сил, человек формирует свои творения по законам красоты и в этой своей деятельности сам становится гармоничнее, совершеннее, духовно богаче. Красота, которая непременно должна «нравиться всем», сближает его с другими людьми через сопереживание прекрасного, вновь и вновь напоминает о существовании общечеловеческих ценностей.
Может быть, именно поэтому «красота спасет мир» (Ф.М.Достоевский).
И последнее. Является ли красота единственным языком сверхсознания? По-видимому, нет. Во всяком случае, нам известен еще один язык сверхсознания, имя которому – юмор. Если красота утверждает нечто более совершенное, чем усредненная норма, то юмор помогает отмести, преодолеть отжившие и исчерпавшие себя нормы. Не случайно история движется так, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым.
… Нам снова встретился красивый объект: вещь, пейзаж, человеческий поступок. Мы осознаем их красоту и стремимся привлечь к ней внимание других людей. Но почему данный объект красив? Объяснить это с помощью слов невозможно. Об этом нам сообщило сверхсознание. На своем языке.