ЛатыевАлександр Николаевич, аспирант кафедры предпринимательского права Уральскойгосударственной юридической академии. [*]
Правоследования традиционно рассматривается как одна из характернейших черт вещныхправ. Отечественный законодатель закрепил его в п.3 ст.216 ГК со следующейформулировкой: «Переход права собственности на имущество к другому лицу неявляется основанием для прекращения иных вещных прав на это имущество». Именнотакое содержание вкладывается в словосочетание «право следования» подавляющимбольшинством как отечественных [1], так и иностранных [2]авторов. Иногда, впрочем, «право следования» понимается несколько иначе. Понепонятной причине особенно характерно это для ученых, исследующих правоудержания. Так, В.В. Витрянский считает, что удержанию не присуще правоследования, поскольку «выбытие имущества из фактического владения кредиторапрекращает право удержания, поэтому субъект права удержания, в отличие отзалогодержателя при закладе, не наделен правом истребовать предмет удержания утретьих лиц» [3]; примерно так же аргументирует свой вывод оботсутствии у ретентора «полноценного права следования» С.В. Сарбаш, по мнениюкоторого суть права следования, присущего, например, залоговому праву,«заключается в том, что залогодержатель, у которого находилось или должно былонаходиться заложенное имущество, вправе истребовать его из чужого незаконноговладения, в том числе из владения залогодателя» [4]. Таким образом,названные авторы связывают право следования одновременно с возможностьюприменения вещно-правовых средств защиты и с сохранением права при прекращениифактического владения вещью, а вовсе не с сохранением вещного права приперемене собственника имущества, как это предусмотрено п.3 ст.216 ГК РФ.Учитывая то, что в названной статье не употребляется само выражение «правоследования», такой подход вполне допустим. Вообще, легального определения праваследования в ГК мы не найдем, это словосочетание в нем ни разу не использовано.Единственное в российском законодательстве упоминание о праве следования можнонайти в п.2 ст.17 закона «Об авторском праве и смежных правах» от 9 июля 1993года №5351-1 [5], согласно которому «в каждом случае публичнойперепродажи произведения изобразительного искусства… автор имеет право наполучение от продавца вознаграждения в размере 5 процентов от перепродажнойцены (право следования)». Очевидно, что это право следования [6] неимеет ничего общего, кроме названия, с рассматриваемым здесь институтом.Использование традиционного вещно-правового названия в сфере авторского права,к тому же, в совершенно несопоставимом с его обычным пониманием значении,основывается, вероятно, на старой проприетарной теории интеллектуальнойсобственности. Возвращаясь к вопросу о праве следования при удержании, отмечу,что, понимаемое в том смысле, как его определяет п.3 ст.216 ГК, оно безусловноприсутствует и здесь в силу п.2 ст.359 ГК, устанавливающего, что «кредиторможет удерживать находящуюся у него вещь несмотря на то, что после того, какэта вещь поступила во владение кредитора, права на нее приобретены третьимлицом». В.В. Витрянский и С.В. Сарбаш, заявив о том, что они обсуждают наличиеу права удержания вещно-правового качества следования, впоследствии подменилипредмет обсуждения и установили отсутствие у ретентора права следования визобретенном ими самими смысле, вопрос же о соотношении п.3 ст.216, как бы онине называли установленные им последствия перехода права собственности наудерживаемое имущество, и положений п.2 ст.359 ГК РФ так и остался иминерешенным.
Правоследования является одним из проявлений абсолютного характера вещныхправоотношений. В основе его лежит представление о том, что носительограниченного вещного права состоит в отношении не с собственником имущества(хотя, как правило, это отношение тоже имеет место быть, оно не являетсявещным, а может быть обязательственным или и вовсе не гражданско-правовым), асо всяким лицом, на которое распространяется действие конкретной правовойсистемы. В связи с этим перемена собственника безразлична для существованияограниченных вещных прав, поскольку и прежний собственник, и новый входят вкруг обязанных лиц.
Прямойпротивоположностью права следования выступает одно из фундаментальных правилобязательственного права, гласящее: «Обязательство не создает обязанностей длялиц, не участвующих в нем в качестве сторон» (абз.1 п.3 ст.308 ГК РФ).Известное еще римскому праву с его гипертрофированным вниманием к строголичному характеру обязательств, это правило благополучно пережило века иподтверждалось как старыми авторами [7], так и нашимисовременниками, видящими в нем проявление принципа автономии воли,закрепленного в п.2 ст.1 ГК РФ [8]. Довольно счастливая судьба этогоправила по сравнению с его древнеримскими собратьями – недопустимостью переменысубъектов правоотношения, непризнанием договоров в пользу третьих лиц и ужконечно обращением взыскания на саму личность должника, также обосновывавшимисянекогда личным характером обязательств [9] и не воспринятымисовременным правом – подтверждает, что рассматриваемое правило не случайно, апредставляет собой проявление основного качества обязательств – относительностиэтих правоотношений. В иностранном законодательстве недопустимость возложенияобязанностей на лицо, не участвующее в обязательстве либо прямо закрепляется втексте закона, как это сделано в романских странах [10] ибольшинстве стран СНГ [11], либо следует из определения обязательствакак отношения между двумя лицами – должником и кредитором [12]. Встранах англо-саксонского права то же правило следует из доктрины privity ofcontract [13]. Если некоторые страны и отказались от его прямогоупоминания в законе (новый ГК Нидерландов), то только для того, чтобы допуститьвозможность заключения договоров в пользу третьих лиц, но никак не длявозложения на них обязанностей [14]. В связи со сказанным,распространение права следования на обязательственные отношения представляетсяневозможным, а право следования при аренде (п.1 ст.617 ГК РФ), жилищном найме(ст.675 ГК РФ) и ссуде (п.1 ст.700 ГК РФ), не может рассматриваться иначе, какодно из ярчайших доказательств вещно-правового характера этих отношений.Непризнание последнего обстоятельства заводит исследователей в тупик, заставляяизобретать конструкции вроде «отраженного действия обязательственных прав» [15],несовместимые с относительной природой обязательств.
Говоряо праве следования при аренде, нельзя не заметить, что им может быть обоснованалишь обязательность для нового собственника арендованного имуществаограничений, установленных прежним собственником. Право следования никак невлияет на обязательственное арендное отношение. Отсюда логичным было быследующее толкование п.1 ст.617 ГК: переход права собственности не влечетизменения договора аренды, а значит, и арендные платежи должны по-прежнемууплачиваться прежнему собственнику. Вопрос же о том, как будут компенсироватьсяновому собственнику недополученные им в связи с этим доходы, должен бырегулироваться по соглашению сторон сделки по отчуждению арендованногоимущества путем, например, уменьшения покупной цены. Практика, однако, пошла подругому пути, признав не только сохранение в нашем случае неизменнымвещно-правового статуса арендатора, но и изменение субъектного составаарендного обязательства, а именно, то, что новый собственник занимает местоарендодателя и получает, соответственно, право на получение арендной платы [16].Положительным результатом такого подхода является предоставление новомусобственнику возможности расторгнуть договор аренды, заключенный нанеопределенный срок; прими мы первое решение, и это право, чтобы бытьпоследовательным, нужно бы было признать за прежним собственником, чтопредставляется уж совсем несуразным. Право требования арендодателя к арендаторуявляется, очевидно, так называемым «качественным обязательством» [17],известным западноевропейской юридической науке [18] и получившимдогматическое закрепление в новейшем гражданском законодательстве Нидерландов(ст.6:252 ГК). Здесь надо отметить, что «качественное обязательство», в отличиеот права следования, прекрасно уживается в обязательственном праве, ибо имобосновывается переход к не участвовавшему в договоре лицу не обязанностей, аправ, что несколько напоминает договор в пользу третьего лица.
Существеннойособенностью права следования как проявления абсолютного характера вещногоправоотношения является его условность: оно действует лишь в тех случаях, когдав течение срока существования ограниченного вещного права происходит переменасобственника имущества. Впрочем, на звание условного в равной мере можетпретендовать и вещно-правовая защита, поскольку за время существования вещногоправа оно вполне может и не быть ни разу нарушенным. С наступлением условия,т.е. обстоятельства, относительно которого неизвестно, наступит оно или нет [19],из массы всех «третьих» лиц выделяется одно – лицо, нарушающее право, в случаес вещно-правовой защитой или собственник в случае с правом следования и это,пожалуй, единственное, что объединяет право следования в вещно-правовом иупомянутом выше авторско-правовом смыслах, поскольку в последнем случае тожепроисходит конкретизация обязанного субъекта – здесь им выступает продавецпроизведения изобразительного искусства.
Обративсвое внимание к выделенному наступившим условием лицу, обнаружим, что длясамого собственника всякое иное вещное право представляется ограничением егоправа. В силу известного правила nemo plus iuris ad alium transferre potestquam ipse haberet [20] следующий приобретатель имущества так же, каки предыдущий, вынужден будет мириться с другими вещными правами на эту вещь.Однако право следования, согласно формулировке п.3 ст.216 ГК, действует лишьпри переходе права собственности, т.е. в том случае, когда имеет местоправопреемство. Понимание правопреемства как перехода прав в юридическойлитературе оценивается неоднозначно. Так, В.П. Грибанов еще в 1955 году писал,что употребление слова «переход» неправильно, поскольку «в данном случаепроисходит одновременное прекращение права собственности продавца ивозникновение (выделено автором. – А.Л.) права собственности у покупателя наприобретенное по договору купли-продажи имущество» [21]. Несмотря нато, что использованные В.П. Грибановым аргументы вроде невозможностипреобразования социалистической собственности в личную и, тем более, вчастно-капиталистическую спустя сорок лет после написания статьи утратилиактуальность, отрицание перехода прав обосновывается и в ряде новейших работ.В.А. Белов, например, утверждает, что «субъективные права и юридическиеобязанности не могут «переходить» и «передаваться»; они могут прекращаться уодного лица и возникнуть у другого» [22], обосновывая это,во-первых, тем, что «передача прав предполагает наличие хотя бы и бесконечномалого по продолжительности момента времени, когда одно лицо(правопредшественник или так называемый ауктор) право уже передало, а другое(правопреемник) еще не приняло» [23], с чем нельзя согласиться хотябы потому, что бесконечно малый разрыв во времени вообще не может признаватьсяразрывом. Вторым аргументом В.А. Белова является исключение из числа объектовгражданских прав имущественных прав, необоснованность которого следует хотя быиз того, что они прямо названы в ст.128 ГК. Другим видным современным автором,считающим, что «и в сфере вещных прав представление о правопреемстве как опереходе права… должно уступить место более точной идее возникновения(наделения) права(ом)» [24], является К.И. Скловский, видящий в«переходе» не «разрыв», а, наоборот, некоторый момент постепенности,сохраняющуюся связь правопредшественника и правопреемника [25].Ссылка автора на архаичное сознание указывает на то, что основание такомувыводу почерпнуто им в римском праве архаического периода с его загадочныминститутом usureceptio [26]. Однако распространение его на праводругих времен и народов весьма сомнительно, ибо институт этот имеет в основесвоей не просто передачу права, а фидуциарную передачу, являвшуюся архаическимсуррогатом аренды, хранения и т.п. отношений, предполагавших последующийвозврат имущества, и вышедшую из обихода с развитием римскогообязательственного права [27], осложненную к тому же специфическимидревнеримскими представлениями о субъекте права [28]. Тем болеенатянутой представляется связь этого института с понятием перехода права, аотсутствие его в современных правовых системах не свидетельствует ни в пользу,ни против конструкций перехода или прекращения/возникновения прав. Названныеавторы пытаются описать правовую реальность «как она есть в действительности»,не замечая того, что «понятие перехода субъективного права и правовойобязанности является специальным правовым понятием» [29] или, иначеговоря, юридической конструкцией. Проводя аналогии в сфере естественных наук,юридические конструкции могут быть уподоблены не научным законам, а инженернымрешениям, которые не открываются, а разрабатываются, а потому и оцениваться онидолжны не с точки зрения их истинности или неистинности, а с точки зрения ихэффективности или неэффективности. Как представляется, наиболее адекватно этопередано В.С. Толстым, который, хотя и недоумевал, что же имел в виду Б.Б.Черепахин под «специальным юридическим понятием», пришел к следующему выводу:«… в нашем гражданском праве нет в буквальном смысле «перехода», «переноса»,«перевода» прав и обязанностей от одних субъектов к другим. А термин«правопреемство» означает лишь, что при наличии установленных юридическихфактов происходит прекращение прав и обязанностей у одних лиц и причинно связанноевозникновение их у других в том же или ином объеме. Поскольку же названныетермины прочно вошли в употребление в законодательстве и в литературе, неследует от них отказываться, но надо постоянно иметь в виду их чисто условныйхарактер» [30]. Использование терминов «правопреемство», «переходправа» позволяет нам кратко передавать то важное обстоятельство, чтодействительность и, что особенно важно при решении вопроса о праве следования,объем прав приобретателя зависят от действительности и объема прав отчуждателяимущества. В связи с этим более обоснованным представляется и деление способовприобретения права собственности на первоначальные и производные именно попризнаку правопреемства, поскольку для приобретателя, конечно же, важнеекачество его права, а наличие или отсутствие воли предыдущего собственника котчуждению для него имеет значение лишь постольку, поскольку это обстоятельствоможет оказать влияние на его собственное право. Вообще, волевой критерий кудакак более пригоден для классификации оснований прекращения права собственности,нежели его приобретения. В случае первоначального приобретения правасобственности оно возникает в своем «чистом», нормативно закрепленном виде, безкаких-либо обременений в виде прав третьих лиц. Можно сказать, что сюридической точки зрения объект этого права рассматривается как совершенноновая вещь, не имеющая с той, что была объектом права прежнего собственника иносителей других вещных прав ничего общего, кроме собственно физической,телесной субстанции вещи; происходит полная смена «правовой оболочки»,оформляющей бытие вещи в гражданском обороте, старые права прекращаютсяпрактически так же, как если бы произошло физическое уничтожение вещи, а новыевозникают как будто она только что была создана. Отсюда – и неприменимостьправа следования в случае отсутствия правопреемства.
Правоследования заявляется как свойство вещных прав, однако его применимость ксамому главному из них – праву собственности – весьма сомнительна, на чтообращал внимание еще В.К. Райхер [31]. Действительно, сохранениеправа собственности при его переходе выглядит, как минимум, нелепо.Высказываемые иногда суждения о том, что «право собственности, как это исвойственно вещным правам, следует за вещью» [32] являютсярезультатом недоразумения, вызванного слишком натуралистическим восприятиемвыражения «право следования», не соответствующим общепринятому о немпредставлению. Отечественный законодатель, установив в п.2 ст.216 ГК правило отом, что «вещные права на имущество могут принадлежать лицам, не являющимсясобственником этого имущества», дал легальное основание для неприменения кправу собственности п.3 той же статьи. Но даже и в отсутствие такого основанияситуация бы не изменилась, поскольку при переходе права собственности имеет местоюридический факт, порождающий в нашем случае не только реализацию праваследования, но и утрату самого вещного права, служащего основанием праваследования. Бывший собственник не имеет никаких прав на переданную вещь точнотак же, как не имеет их и бывший носитель любого другого вещного права. Вообще,о праве следования можно говорить лишь тогда, когда выделяется полное право накакое-либо имущество и ограниченное право на то же имущество, сохраняющееся всилу права следования при смене субъекта полного права. Причем словосочетание«полное право» здесь означает не только «самое полное» (если имущество – вещь,то таковым будет право собственности), но и «более полное», например, приперенайме сохраняется право субарендатора [33].
Помимоправа собственности, однако, право следования в некоторых случаях не действуети в других вещных правах. Так, очевидно, что при отчуждении имущества субъектомправа хозяйственного ведения или оперативного управления в тех случаях, когдатакое отчуждение допускается, указанные права прекращаются и никоим образом необременяют приобретателя имущества. Точно так же прекращается право залога припродаже предмета залога по требованию залогодержателя. Если в последнем случаена этот счет имеется специальное указание закона (пп.4 п.1 ст.352 ГК), то вотношении хозяйственного ведения и оперативного управления сделанный выводможет быть обоснован лишь обращением к теоретическим аргументам. Полагаю, чтопод переходом права собственности, который является условием применения праваследования, законодатель понимает лишь такой переход, который не зависит отволи носителя ограниченного вещного права; в тех же случаях, когда отчуждениепроизведено им самим, акт отчуждения следует рассматривать как направленныйодновременно и на переход права собственности, и на прекращениесоответствующего иного вещного права примерно так же, как и при описанномабзацем выше отчуждении имущества самим собственником. Недаром самарассматриваемая проблема возникает лишь в отношении тех прав, которые предоставляютих носителям возможность распоряжения имуществом. Право следования всервитутах, например, ни у кого не может вызвать сомнений. Некоторойоригинальностью отличается право следования в хозяйственном ведении иоперативном управлении: собственник может распорядиться имуществом унитарногопредприятия или учреждения либо предварительно изъяв у него это имущество, нотогда сначала прекратится право оперативного управления (из хозяйственноговедения имущество изъять нельзя), а уже потом произойдет переход правасобственности, так что основания для права следования не будет, либопредварительно ликвидировав юридическое лицо – носителя этого права, что опятьже повлечет прекращение ограниченного вещного права и не даст оснований дляприменения права следования, либо вместе с имуществом уступив приобретателю исвои права учредителя соответствующего юридического лица (ст.300 ГК РФ, п.3ст.11 Федерального закона «О государственных и муниципальных предприятиях» [34]),что фактически исключает право следования, приводя в действие совершенно иныемеханизмы правопреемства. О подлинном праве следования в последнем случае можнобы было говорить, если бы, не смотря на передачу имущества, право на управлениеюридическим лицом осталось у прежнего собственника. При залоге же возможенпереход права собственности на предмет залога и с правом следования, и без него– с прекращением самого залогового права. Так, когда отчуждение производитсязалогодателем, право следования имеет место (ст.353 ГК РФ), а при реализациипредмета залога в порядке ст.350 ГК залоговое правоотношение прекращается. Впервом случае, очевидно, согласие залогодержателя на отчуждение, требуемоенашим кодексом (абз.1 п.2 ст.346) не дает все-таки оснований для признанияперехода права собственности произошедшим по воле именно залогодержателя, т.к.отчуждателем здесь выступает собственник и его воля является определяющей.
Вправе следования проявляется абсолютность вещных прав, но абсолютными являютсяне только они. Разумеется, ни о каком праве следования применительно к личнымнеимущественным правам в силу их неотчуждаемости речи быть не может, ноабсолютными являются также авторские, патентные и другие исключительные права;кроме того, некоторый абсолютный характер, служащий предпосылкой для ихоборота, свойственен и правам требования. Можно ли говорить о праве следованияв этих отношениях? Вопрос тем более актуален в свете того, что одна из новейшихиностранных кодификаций – ГК Нидерландов – закрепляет право следования в книге3 «Общие положения имущественного права» (Ст. 3:82: «Зависимые права следуют заправом, с которым они связаны»). С теоретической точки зрения такой подходпредставляется правильным, проверим теперь, согласен ли с ним отечественныйзаконодатель. Во-первых, надо дать более широкое, чем в п.3 ст.216 ГК РФ,определение права следования, которое может быть примерно следующим: «В силуправа следования ограниченное право на определенное имущество (включаяимущественные права) или результат интеллектуальной деятельности непрекращается при переходе полного права на этот объект». При этом в зависимостиот специфики объекта правоотношения оно будет приобретать свое собственное«лицо», но в сфере авторского права оно все равно не будет совпадать с темправом следования, которое предусмотрено в настоящее время абз.2 п.2 ст.17закона «Об авторском праве и смежных правах». Надо признать, что отечественномузаконодательству неизвестно общее определение права следования, пригодное длявсех абсолютных прав, нет и специальных определений для каждой их разновидности,вроде того, что предусмотрено для вещных прав в п.3 ст.216 ГК. Решение вопросаотдано на откуп нормам, регулирующим отдельные виды ограниченных прав. Так,представляется, что право следования имеет место при залоге имущественных прав.В отличие от залога вещей, который сохраняется при переходе права собственностина предмет залога по прямому указанию ГК (п.1 ст.353), для имущественных праваналогичное положение предусмотрено лишь в Законе о залоге [35](ст.32). Несмотря на то, что под имущественными правами, составляющими предметзалога, и ГК (п.1 ст.336), и Закон о залоге (п.1 ст.54) понимают в первуюочередь права требования, т.е. относительные права, право следования неутрачивает своего абсолютного характера, ибо обременяет оно не должника потребованию, а нового правообладателя – кредитора, в момент возникновениязалогового права не являвшегося участником относительного обязательственногоотношения, а потому и с залогодержателем по поводу данного объекта он находитсялишь в абсолютном правоотношении. Несколько сложнее определить, сохраняются лиограниченные права на использование нематериальных объектов при переходе полныхправ на них. Поскольку наше современное законодательство не знает, в отличие,например, от дореволюционного проекта Гражданского уложения [36],аренды имущественных прав, оставим их в стороне. Что касается «интеллектуальнойсобственности», то сохранение права использования при переходе полного правапрямо предусмотрено лишь для тех объектов, которые могут быть предметомдоговора коммерческой концессии: для фирменного наименования, коммерческогообозначения, товарного знака и знака обслуживания (п.1 ст.1038 ГК РФ). Повопросу же о том, прекращает ли уступка патента на изобретение, например,действие прав лицензиата, наше законодательство хранит молчание. Такая женеопределенность существует и в отношении сохранения или прекращения прав,полученных по авторскому договору, при последующей уступке автором всех своихимущественных прав третьему лицу. Полагаю, что решение проблемы должно быть поставленов зависимость от определения абсолютности или относительности прав лица,использующего объект интеллектуальной собственности на основании договора. Еслиего право абсолютно, то перемена субъекта полного права не должна менять егоправового положения. Основания для признания этих прав абсолютными имеются,хотя доказательства тому в отечественном законодательстве можно найти толькокосвенные. Так, ст.49 закона «Об авторском праве и смежных правах»предусматривает защиту не авторов, а обладателей авторских и смежных прав, чтодает основание для применения абсолютной авторско-правовой защиты и получившимиправо по договору [37]. Подходя к проблеме со стороны авторскогодоговора, можно заметить, что теория уступки прав по договору, разделяемая,кажется, законодателем [38], лучше подходит для обоснованияабсолютности полученных прав, чем конкурирующая с ней теория разрешения.Абсолютная защита предоставляется и обладателю исключительной лицензии п.3ст.14 Патентного закона РФ [39]. Показательно, что А.А. Пиленко,обосновывая противоположное утверждение, ссылался на положения действовавшего вконце XIX века законодательства, предоставлявшего право гражданского иуголовного преследования контрафакторов лишь самому патентодержателю [40].Еще один аргумент для непризнания за лицензиатом права следования состоял вотсутствии на тот момент обязательной регистрации лицензий [41]; вэтом отношении наше действующее патентное законодательство также демонстрируетпротивоположный подход (см. п.5 ст.13 Патентного закона). Таким образом, правоследования должно признаваться de lege lata и в правах лиц, использующихобъекты интеллектуальной собственности на основании договора справообладателем. De lege ferenda, однако, хотелось бы высказать пожеланиепрямого закрепления этого положения в тексте будущей четвертой части ГК РФ.
Список литературы
[1] См.,например: Брагинский М.И. Договор подряда и подобные ему договоры. М., 1999.С.70; Власова А.В. К дискуссии о вещных и обязательственных правах //Правоведение. 2000. №2. С.147; Ефимова Л.Г. О соотношении вещных иобязательственных прав // Государство и право. 1998. №10. С.42; Старостина О.А.Правовая природа залога // Актуальные проблемы гражданского права: Сборникстатей. Вып.5 / Под ред. В.В. Витрянского. М., 2002. С.36; Суханов Е.А. Правособственности и иные вещные права в России // Маттеи У., Суханов Е.А. Основныеположения права собственности. М., 1999. С.318; Тимонина Ю.В. Категорияограниченных вещных прав в доктрине и законодательстве (Общие положения) //Актуальные проблемы гражданского права. Вып.2 / Под ред. М.И. Брагинского. М.,2000. С.59.
[2] См.:Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С.13; Introducrion to Dutch Law/ Edited by J.M.J. Chorus, P.H.M. Gerver, E.H. Hondius and A.K. Koekkoek. TheHague-London-Boston, 1999. P.98.
[3]Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общиеположения. М., 2000. С. 559.
[4]Сарбаш С.В. Право удержания как способ обеспечения исполнения обязательств. М.,1998. С.180.
[5]Российская газета. 1993, 3 августа; 1995, 26 июля.
[6] Врусском тексте Бернской конвенции об охране литературных и художественныхпроизведений 1886 г. (в редакции Парижского акта 1971 г.) указанное правоименуется «правом долевого участия в продаже» (ст.14 ter) – см.: Гражданскоезаконодательство. Сборник нормативных актов. Ч.2 / Сост. А.П. Сергеев. М.,1999. С.574.
[7] См.:Мейер Д.И. Русское гражданское право (в 2-х ч.). По исправленному идополненному 8-му изд., 1902 г. М., 1997. Ч.2, с.171.
[8] См.:Гражданское право. Учебник для вузов. Часть первая / Под общ. ред. Т.И.Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. М., 1998. С.318 (автор главы – Г.И.Стрельникова); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частипервой (постатейный) / Рук. авт. колл. и отв. ред. – О.Н. Садиков. М., 1997.С.557 (автор комментария – М.И. Брагинский).
[9] См.:Дождев Д.В. Римское частное право. М., 1997. С.429; Новицкий И.Б. Основыримского гражданского права. М., 2000. С.141; Покровский И.А. История римскогоправа. СПб., 1999. С.383.
[10] См.ст.1165 ФГК, ст.1372 ГК Италии, ст.1440 ГК Квебека.
[11] См.п.3 ст.387 ГК Азербайджана, абз.1 п.3 ст.349 ГК Армении, абз.1 п.3 ст.289 ГКБеларуси, п.3 ст.269 ГК Казахстана, п.2 ст.668 нового ГК Молдовы, п.3 ст.329 ГКТаджикистана, ст.235 ГК Узбекистана, а также ст.513 последней редакции проектаГК Украины.
[12] См.§§241 и 305 ГГУ. Из стран СНГ по такому пути пошла Грузия – см. п.1 ст.316 ГК.
[13]«Частности» договора – англ.
[14] См.: Du Perron E. Contract andThird Parties // Towards a European Civil Code / Editors: A. Hartkamp, M.Hesselink, E. Hondius, C. Joustra and E. Du Perron. Nijmegen — TheHague/London/Boston, 1998. P.313-314.
[15] См.:Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву // Иоффе О.С.Избранные работы по гражданскому праву. М., 2000. С.618; Райхер В.К. Абсолютныеи относительные права (К проблеме деления хозяйственных прав) // Известияэкономического факультета Ленинградского политехнического института. 1928. Вып.1 (XXV). С.295; Флейшиц Е.А. «Абсолютная» природа права собственности //Проблемы гражданского и административного права. Л., 1962. С.223-224.
[16] См.п.23 и 24 Обзора практики разрешения споров, связанных с арендой(Информационное письмо Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 января 2002 г. №66) //Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. №3. С.36-37.
[17] Англ. qualitative obligation, нид. kwalitatieve verplichting.
[18] См.: Introduction to Dutch Law.P.149; Struycken A.V.M. Introduction to the Law of the Netherlands. PrivateLaw. Socrates Lectures. Nijmegen, 2000. P.28; Du Perron E. Op. cit. P.323.
[19]Определение условия взято из ст.157 ГК, которая, хотя и обсуждает лишь условныесделки, дает, полагаю, общее определение условия, применимое и в нашем случае.
[20]Никто не может передать другому больше прав, чем имеет сам — лат.
[21]Грибанов В.П. Правовые последствия перехода имущества по договору купли-продажив советском гражданском праве // Грибанов В.П. Осуществление и защитагражданских прав. М., 2000. С.387.
[22]Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2001. С.12.
[23] Тамже. С.17.
[24]Скловский К.И. Механизм перехода права собственности и последствия цессии //Хозяйство и право. 2002. №2. С.62.
[25] См.там же. С.61.
[26] Отusurecipere – «вновь приобретать давностью предмет, переданный в собственностьдругому» (Дыдынский Ф.М. Латинско-русский словарь к источникам римского права:По изданию 1896 г. М., 1998. С.544).
[27] См.:Хвостов В.М. История римского права. М., 1910. С.109-110.
[28]«Фидуциарий самим фактом ритуального принятия вещи от фидуцианта лишает себясобственного лица (выделение мое. – А.Л.)», — пишет Д.В. Дождев (Дождев Д.В.Основание защиты владения в римском праве. М., 1996. С.93).
[29]Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву // ЧерепахинБ.Б. Труды по гражданскому праву. М., 2001. С.312.
[30]Толстой В.С. Исполнение обязательств. М., 1973. С.173.
[31] См.:Райхер В.К. Указ. соч. С.275.
[32]Гумаров И. Понятие вещи в современном гражданском праве России // Хозяйство иправо. 2000. №3. С.80.
[33]См.п.17 Обзора практики разрешения споров, связанных с арендой (Информационноеписьмо Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 января 2002 г. №66) // Вестник ВысшегоАрбитражного Суда РФ. 2002. №3. С.31.
[34]Российская газета. 2002, 3 декабря.
[35]Закон РФ «О залоге» от 29 мая 1992 г. №2872-1 // Российская газета. 1992, 6июня.
[36] См.:Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга вторая: Договоры опередаче имущества. М., 2000. С.393.
[37] Тотже подход демонстрирует ст.18 Закона РФ «О правовой охране программ дляэлектронных вычислительных машин и баз данных» от 23 сентября 1992 г. №3523-1// Российская газета. 1992, 20 октября; 2002, 28 декабря.
[38] См.:Сергеев А.П. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации. М.,2001. С.261-262.
[39]Закон РФ от 23 сентября 1992 №3517-1 // Российская газета. 1992, 14 октября;2003, 11 февраля.
[40] См.:Пиленко А.А. Право изобретателя. М., 2001. С.466.
[41] См.там же. С.468.