Содержание
Введение
1. Теория «оседлого бандита» М. Олсона
1.1 Институциональное понимание экономической роли государства
1.2 Модель государства по теории М. Олсона «оседлого бандита»
2. Реализация теории «оседлого бандита» в России в переходный период
2.1 Организованная преступность как экономический феномен
2.2 Перестройка в обществе — перестройка в мафии
2.3 Формирование «контрактного общества» в современной России
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Актуальность. Манкер Ллойд Олсон, ведущий американский экономист и социолог — является автором концепции «оседлого бандита», в которой убедительно доказал, что для нормальной хозяйственной жизни стране необходимо стабильное правительство. 1
В своей книге «Власти и Процветании» М. Олсон различал экономические эффекты различных типов правительства, в частности тирании, анархии и демократии. Он утверждал, что у «бродячего бандита» (под анархией) есть стимул только, чтобы украсть и разрушить, пока у «постоянного бандита» (тиран) есть стимул поощрить степень экономического успеха, так как он будет ожидать быть у власти достаточно долго, чтобы взять акцию этого. Постоянный бандит, таким образом, берет исконную функцию правительства — защита его граждан и собственности против бродячих бандитов.
Олсон видел в движении от бродячих бандитов постоянным бандитам семена цивилизации, прокладывая путь к демократии, которая улучшает стимулы для хорошего правительства, более близко выравнивая это к пожеланиям населения.
Среди других областей он сделал вклады в установленную экономику на роли частной собственности, налогообложения, общественных товаров, коллективного действия и прав контракта в экономическом развитии.
Цель: рассмотреть теорию «оседлого бандита» М. Олсона и спроецировать ее основные положения применительно к России.
Работа состоит из введения, основной части, заключения и списка использованной литературы.
1. Теория «оседлого бандита» М. Олсона
1.1 Институциональное понимание экономической роли государства
Любой институт — экономический, социальный, культурный — есть, по определению Д. Норта, правило игры в обществе. 2 Деятельность людей носит абсолютно свободный характер. Преследуя свои интересы, люди наталкиваются друг на друга и причиняют друг другу ущерб. Поэтому первая функция института — регулирование поведения людей таким образом, чтобы они не причиняли друг другу ущерба, или чтобы этот ущерб чем-то компенсировался. Вторая функция института — минимизация усилий, которые люди тратят на то, чтобы найти друг друга и договориться между собой. Институт призван облегчить как поиск нужных людей, товаров, ценностей, так и возможность людей договориться друг с другом. Наконец, третья функция института — организация процесса передачи информации, или обучение. Таковы основные функции института, независимо от сферы его деятельности. Институты — это некие ограничительные рамки, которые люди построили, чтобы не сталкиваться друг с другом, чтобы упрощать путь из точки A в точку B, чтобы легче проводить переговоры и достигать соглашений, и т.п.
Чтобы лучше выявить своеобразие институционального подхода к экономической роли государства, отметим, какая роль ему приписывается в других школах экономической теории. Прежде всего, можно выделить неоклассический и кейнсианский подходы.
В рамках первого — причины, по которым государство может играть какую-то экономическую роль, усматриваются в провалах рынка, к которым принято относить несовершенную конкуренцию, внешние эффекты, производство общественных благ и асимметричность информации. В случае каждого из четырех указанных провалов рынка возникает неэффективность в размещении ресурсов, которую и призвано преодолеть государство. Указанные проблемы государство решает путем регулирования монополий, специального налогообложения в отношении внешних эффектов (налог Пигу), принятия на себя производства общественных благ и создания различных структур, призванных частично преодолеть проблему асимметричности информации.
Согласно кейнсианскому подходу, проблема заключается в систематически возникающем неравенстве совокупного спроса и совокупного предложения, в результате которого возникает вынужденная безработица. Государство же преодолевает этот разрыв совокупных спроса и предложения посредством фискальной и денежно-кредитной политики. Представим, что провалов рынка и вынужденной безработицы не существует. Какие еще могут возникнуть проблемы у экономических агентов?
Для ответа на этот вопрос используем дилемму заключенных в связи с взаимной возможностью проявления насилия: расходовать все средства на хозяйство или тратить часть средств на развитие способности к насилию. Допустим, что имеется два индивида, занимающиеся хозяйством. Каждому приходится решать вопрос о том, тратить ли часть средств на развитие способности к насилию, или же все средства направлять на развитие хозяйства. Если оба индивида занимаются только хозяйством, их общее благосостояние является максимальным, т.е. это положение является оптимальным по Парето. Однако каждый из них может увеличить свое благосостояние, если в одностороннем порядке проявит насилие. Логика дилеммы заключенных приводит к равновесию доминирующих стратегий, когда каждый развивает свою способность к насилию. Таким образом, в состоянии равновесия наблюдается «война всех против всех».
В данной ситуации каждому приходится заниматься как производством, так и спецификацией и защитой своих прав собственности. Повышение эффективности в размещении ресурсов могло бы быть достигнуто путем передачи монопольного права на насилие одному субъекту, обладающему сравнительным преимуществом в его осуществлении. В этом случае всякое одностороннее проявление насилия каралось бы обладателем монопольного права на насилие. В результате пропали бы стимулы к одностороннему проявлению насилия, и было бы достигнуто субоптимальное, с точки зрения общества, состояние. Таким образом, проблема, которую ставит институциональная теория в связи с ролью государства, состоит в спецификации и защите прав собственности.
Основным выразителем институционального подхода к экономической роли государства является Дуглас Норт, и одной из важнейших предпосылок, лежащих в основе его анализа государства, является наличие тесной взаимосвязи между государством, правами собственности и экономической эффективностью. В дальнейшем теория Д. Норта была дополнена моделью «оседлого бандита» М. Олсона.
Позже его теорию подтвердили ученые Лондонского центра экономических и политических исследований, которые обосновали, что более открытая экономика нуждается в более масштабном общественном секторе, поскольку в условиях глобализации априори является более нестабильной. 3
1.2 Модель государства по теории М. Олсона «оседлого бандита»
Манкер Олсон сравнил эксплуататорское государство с «оседлым бандитом». К такому выводу он пришел, проанализировав события двадцатых годов в Китае, когда диктатор Фан Ючен подавил на своей территории бандитизм и разгромил относительно сильную армию бандита-гастролера Белого Волка. Большинство населения во владениях Фана предпочитали его присутствие нападениям бандитов-гастролеров. 4
В данной модели государство рассматривается в качестве бандита, рассчитывающего на долгосрочное обирание людей, живущих на контролируемой им территории. Оседлый бандит, в отличие от бандита-гастролера, который посещает разные районы с целью получения максимальной краткосрочной наживы (бандиты-гастролеры могут быть грабители любого масштаба, например, ими могут быть войска, вторгшиеся в сопредельное государство не с целью превратить его в колонию, а с целью просто отнять как можно больше у жителей и уйти) заинтересован в сохранении, во-первых, физической возможности заниматься хозяйством у своих подданных и, во-вторых, стимулов к расширению хозяйства.
«Когда грабежи и кражи монополизированы, жертвы этих преступлений могут рассчитывать на то, что им удастся что-то накопить из средств, оставшихся после выплаты налогов. И, следовательно, у них имеется побудительный мотив к накоплению и инвестированию, что в свою очередь увеличит их — и налоговые поступления в адрес оседлого бандита — в будущем». 5 Этим эксплуататорское государство использует монополию на насилие для максимизации доходов правителя или группы лиц, контролирующих государство, даже если это достигается в ущерб благосостоянию общества в целом. Ущерб от деятельности эксплуататорского государства можно сократить, если выплаты государству и перераспределения прав собственности носят систематический и предсказуемый характер. В этих условиях устанавливаются определенные правила хозяйственной деятельности и распределения доходов, ориентируясь на которые агенты могут целенаправленно влиять на производство, способствуя экономическому росту. Это свидетельствует о частичном совпадении интересов правителя и граждан, что является необходимым условием стабильности обществаluchecon.livejournal.com/19192.html — _edn1#_edn1.
Таким образом, бандит-гастролер, когда он превращается в оседлого бандита, фактически, заключает с данным обществом некий контракт, а именно, в обмен на налоги обеспечивает защиту прав собственности. Последнее предполагает, во-первых, создание системы формальных правил, в рамках которой будет происходить спецификация прав собственности, во-вторых, формирование системы донесения этих правил до людей и, в-третьих, обеспечение контроля за выполнением этих правил посредством создания структур, выявляющих нарушителей и применяющих к ним соответствующие санкции.
Данная проблема имеет два аспекта. Стационарному бандиту необходимо сохранить у подданных, во-первых, физические возможности для производства (т.е. ту часть дохода, которая физически необходима для того, чтобы создавать его в дальнейшим) и, во-вторых, стимулы к производству. Эти аспекты отличаются хотя бы потому, что вполне вероятна ситуация, когда у людей будет оставаться часть дохода, достаточная для продолжения производства, но стимулы к хозяйственной деятельности пропадут. Например, так обычно происходит, когда у производителя отнимают 90% дохода. Второй аспект очень важен, ибо в отсутствие стимулов к производству возникает тенденция к его падению даже при наличии физических возможностей, чтобы его наращивать. Это обусловлено ограниченными возможностями контроля правителя (стационарного бандита) за своими подданными из-за ненулевых издержек контроля. Избежать падения производства в этих условиях он мог бы только при полном 100-процентном контроле в сочетании с процедурой enforcement, когда он бы просто заставил людей производить.
У бандита-гастролера, когда он превращается в стационарного бандита (в правителя), существенным образом меняется система стимулов. Теперь уже в его интересах пресекать возникновение конкуренции как со стороны других стационарных бандитов, так и со стороны бандитов-гастролеров. Помимо этого, ему важно сохранить монополию на возможность обирать своих подданных, воспрепятствовав перераспределительной деятельности между ними (например, такому локальному насилию, как рэкет, в результате чего отобранный у подданного доход попадает в карман рэкетира, а не правителя). Чтобы предотвратить это перераспределение, государство тратит на защиту прав собственности определенного рода ресурсы, отвлекаемые, кстати, от тех способов использования, которые увеличивали бы налоговую базу.Т. е. теперь насилие и угроза насилия связаны уже не только с перераспределением богатства, но и защитой прав собственности.
Итак, взаимоотношения правителя и подданных строятся на основе обмена конституции и порядка (в виде защиты прав собственности) на налоги. Отметим, что под налогами подразумеваются такие платежи государству, которые могут быть определены плательщиком до начала своей деятельности. Они определяются по четким неизменным правилам, и, прежде чем начать бизнес, вы сами можете посчитать, какую часть полученного дохода вам придется заплатить в виде налогов. Такая определенность вносит очень важный элемент стабильности. Она стимулирует деятельность, ибо позволяет решать максимизационную задачу (для этого у вас есть все данные в условиях определенности внешних факторов).
У стационарного бандита и бандита-гастролера различны не только структуры доходов, но и структуры расходов. Стационарный бандит вынужден для обеспечения дохода в будущем часть налогов расходовать на поддержание порядка. В эти расходы входит:
создание системы формальных правил, т.е. такой институциональной среды, которая позволяет структурировать (регламентировать) отношения обмена между экономическими агентами (гражданами) государства (даже работая в рамках неоклассических предпосылок конкурентности отношений, мы уже говорили о появлении «государства за сценой», создающего надежную базу для осуществления конкурентного поведения);
обеспечение четкой интерпретации и соблюдения этих правил, т.е. создание такой информационной среды, которая бы доносила правила до людей (поскольку «незнание закона не освобождает от ответственности», очень важным становится знание, и донесение информации об этих правилах (законах) — задача государства); а также создание специального пенитенциарного механизма, который бы идентифицировал нарушителя правил и позволял его адекватно наказать, в частности, для того, чтобы другим неповадно было.
На основе вышеназванных предпосылок Манкур Олсон построил формальную модель поведения стационарного бандита и посчитал оптимальную ставку налогообложения. Эта ставка должна быть не слишком маленькой, чтобы максимизировать доход, с одной стороны, но и не слишком большой, чтобы не блокировать дальнейшего развития производства.
Кроме того, Олсон оценил степень перераспределительности институтов, создаваемых стационарным бандитом. Перераспределительность возникает не только от перетекания финансовых потоков от граждан к государству, но и от одних граждан к другим посредством государства. Например, более богатые граждане платят государству более высокие налоги, а государство обеспечивает общественные блага, которые поступают и к более бедным группам. Под общественными благами здесь подразумевается прежде всего те, что положительно влияют на производство (скажем, правопорядок, информационная среда), а не те, что идут на потребление.--PAGE_BREAK--
2. Реализация теории «оседлого бандита» в России в переходный период
2.1 Организованная преступность как экономический феномен
Современная организованная преступность является, по существу, «особой отраслью бизнеса» — экономической деятельностью профессиональных преступников, направленной на удовлетворение антиобщественных и остродефицитных потребностей рядовых граждан.
Экономический анализ показывает, что организованная преступность является неоднозначным явлением, в нем определенным образом соединяются признаки сразу трех институтов — фирмы, государства и общины. В результате налаживания мафией негласных внешних связей создается атмосфера своего рода «общественного согласия». Все участники этой системы негласных контрактов получают некую выгоду (хотя бы иллюзорную). Пока соблюдаются «правила игры», организованная преступность малозаметна и не воспринимается как общественная проблема. 6
Таким образом, организованная преступная группа представляет собой систему негласных отношенческих контрактов, минимизирующих трансакционные издержки преступной деятельности (рис.1).
/>
Рисунок 1 — Система контрактов преступной организации
Модель М. Олсона, сравнивающая «бандита-гастролера» и «оседлого бандита» ярко проявилась в отношении организованной преступности в России в переходный период. Это может показаться удивительным, но модель Олсона убеждает, что с экономической точки зрения и преступники, и законно-послушные граждане заинтересованы в максимальной монополизации криминальных промыслов.
Сообщество «воров в законе» — наиболее старая, и известная криминальная группировка России. Современная отечественная организован-ная преступность как система вышла именно из этого сообщества. Уже из названия этого сообщества следует, что его члены занимались сугубо «перераспределительной» деятельностью (карманные кражи, воровство, грабежи) и потому, в соответствии с ранее данным определением, это сообщество относилось не к современному, а к традиционному типу организованной преступности.
Для выработки и контроля за выполнением «воровских понятий» использовались институты, во многом схожие с институтами доиндустриальных общинных коллективов: «воровская присяга» при приеме («коронации») новых членов, регулярные «воровские сходки» для обсуждения и решения важнейших вопросов, «воровской суд» над нарушителями «понятий», сбор средств в «воровской общак» (резервный фонд для оказания помощи самим преступникам в местах заключения и членам их семей).
Первоначально «воры в законе» были своеобразным криминальным правительством, управляющим местами заключения. Характерно, и то что «воровские понятия» являются своего рода зеркальным отражением «кодекса чести» идеального государственного чиновника, естественно, в российском представлении.
Сталинская эпоха породила особую породу советских администраторов, для которых служебная деятельность полностью вытесняла частную жизнь. 7
«Воры в законе» — это вариация на ту же тему: криминальные структуры всегда в определенной степени дублируют институты официального мира (табл.1).
Таблица 1 — Сопоставление «воровских понятий» с бюрократическим «кодексом чести»
«Воровские понятия»
Характеристики идеального номенклатурщика сталинской эпохи
Корпоративная солидарность — преданность «воровскому» сообществу
Корпоративная солидарность — номенклатура как «орден меченосцев»
Запрещение иметь какие-либо контакты с официальными властями
Запрещение иметь какие-либо контакты с «врагами народа»
Запрещение заниматься обычным трудом
Специализация только на управленческой работе
Обязанность контролировать поведение всех других преступников
Обязанность контролировать поведение всех других советских граждан
Отказ от личного имущества — жизненные блага безвозмездно предоставляются другими преступниками
Отказ от личного имущества — жизненные блага предоставляются за государственный счет бесплатно или полу бесплатно
Подобно государственным чиновникам, которых по приказу начальства перебрасывают с одного поста на другой, «воры в законе» также никогда не были привязаны к какой-то конкретной территории, как «семьи» зарубежных преступных организаций. Поэтому, подчеркивая специфику «воров в законе», их выделяют в особую организационную форму — «кооперацию профессиональных преступных лидеров» (своеобразный преступный «клуб» или «каста»), отличную от «преступных синдикатов» или «организованных преступных группировок», типа солнцевской «братвы» 1990-х гг. 8
С институциональной точки зрения классические «воры в законе» представляли собой криминальное правительство, организованное на общинных принципах.
Естественно, что официальные советские органы отнюдь не были склонны мириться с «двоевластием» и период попустительства (1930-1940-е гг.) сменился периодом ожесточенных репрессий против носителей воровских традиций (1950-е гг.), в ходе которых первое поколение «воров в законе» было почти полностью «ликвидировано как класс». Однако затем наступило «возрождение», связанное с качественными изменениями в самих преступных промыслах. В 1960-е гг., после массового развертывания теневого «цехового» бизнеса, появились профессиональные преступники нового типа, которые специализировались уже не на карманных кражах, а на «стрижке» подпольных предпринимателей. Первоначально бандиты просто грабили «цеховиков», но вскоре начали заниматься классическим рэкетом — сбором постоянной дани в обмен на гарантии защиты.
Если ранее организованная преступность в России специализировалась на насильственной перераспределительной деятельности, то теперь ее главной специализацией стало производство незаконных охранительных услуг. Появилась насущная потребность внести в стихийный рэкет-бизнес элементы организованности: упорядочить размеры дани, разделить сферы влияния разных группировок и т.д. Организаторские таланты «воров в законе» оказались очень кстати, но теперь для наведения порядка не только в тюрьмах и лагерях, но, прежде всего, на свободе. Именно благодаря «ворам в законе» была принята знаменитая «кисловодская конвенция» 1979 года, регламентирующая условия сосуществования уголовных элементов и «цеховиков», когда неорганизованные поборы были заменены планомерной выплатой подпольными предпринимателями 10% от их доходов в обмен на гарантированную безопасность от преступного мира.
Таким образом, в советский период наиболее консолидированное криминальное сообщество, «воры в законе», выполняло роль криминального правительства, причем решения «воровских сходок» осуществлялись, пожалуй, более последовательно, нежели постановления Совета Министров.
2.2 Перестройка в обществе — перестройка в мафии
Существование организованной преступности в нашей стране после долгого (с 1960-х гг.) периода замалчивания было официально признано на закате советской истории — в 1988 году в МВД вновь начали создаваться специальные подразделения, призванные бороться именно с преступными организациями. Однако это решение опоздало «на целую эпоху»: к концу истории СССР «красная мафия» стала влиятельным институтом социально-экономических отношений. Кроме того, курс радикал-реформаторов на строительство капитализма «любой ценой» буквально парализовал какое-либо противодействие организованной преступности со стороны государства. 9
Наивные либералы надеялись (либо делали вид), что мафиозные менеджеры ринутся в бизнес, чтобы честно «делать деньги». Однако ослабление официальных государственных структур создало в конце 1980-х — начале 1990-х гг. вакуум власти, который в значительной степени заполнился властью мафии, боссы которой отнюдь не торопились заниматься производительной деятельностью. Этот период стал периодом наибольшей силы отечественной мафии, когда она действительно какое-то время являлась «государством в государстве». В 1990-е гг. главным источников доходов отечественной мафии стали доходы от рэкета — нелегальной деятельности по защите прав собственности легальных и нелегальных предпринимателей. Быстро пролетело время «отморозков», которые вламывались к мелким предпринимателям с оружием в руках и требовали «вознаграждение» за то, что они оставили бедного бизнесмена в живых и без сломанных рук и ног. Подобные налеты только ускоряли становление «нормального» рэкет-бизнеса, когда «бандитские крыши» вводили твердый тариф за покровительство, оберегая своих «овечек» от «стрижки» посторонними бандитами. Хотя в других странах «рэкетизация» осуществлялась в локальных рамках, «русская» мафия продемонстрировала уникальное умение интернационализировать этот преступный промысел. «Русские бригады» освоили сбор «дани» в странах не только Восточной, но даже Центральной Европы, оттесняя во многих случаях местных гангстеров.
Рэкет-бизнес в России приобрел стандартную структуру иерархичной олигополии: «низовые» группировки «работают» под покровительством криминальных «авторитетов» более высокого ранга, уступая им за это часть доходов («пирамида рэкета»); контролируемые территории жестко поделены, чтобы каждый предприниматель мог находиться под покровительством только одной группировки. 10
«Российский криминальный мир стал единственной силой, которая может дать стабильность, обеспечить выплату долгов, возврат банковских кредитов, — цитирует американский криминолог Ф. Вильямс одну из восторженных оценок деятельности „красной мафии“ в постсоветской России. — Спорные вопросы владения собственностью решаются им эффективно и справедливо. Он взял на себя государственные функции законодательной и судебной власти». 11 С этой оценкой можно согласиться, по крайней мере, в том, что «красная мафия» занималась правоохранительной деятельностью справедливее и эффективнее официальных властей, которые скорее вредили предпринимателям, чем помогали им. Помимо контроля над легальным бизнесом «красная мафия» сохранила жесткий контроль над бизнесом нелегальным, методично подчиняя или ликвидируя преступников-одиночек и мелкие самостоятельные группировки.
Стало шаблоном утверждение, что радикальные рыночные реформы подняли огромную волну преступности. На самом деле, однако, следует удивляться тому, что эта волна не оказалась гораздо более высокой, как прогнозировали криминологи. Специалисты объясняют это тем, что «за годы перестройки преступность мафиозировалась настолько, что, по существу, стала самоуправляемым антисоциальным явлением, самозащищающимся и самоограничивающим свой рост». 12
Как видим, отечественная практика подтверждает защищающие мафию экономические теории: организованность преступного мира России не дала превратиться большой волне во всесокрушающее цунами.
По мере того как в 1990-е гг. прошлого века в производстве охранительных услуг росла конкуренция со стороны коммерческих охранных агентств, а также коммерциализированных государственных силовых структур, «русская» мафия постепенно утрачивала роль абсолютного лидера в защите прав собственности. Растущую долю в ее доходах стали занимать обычные криминальные промыслы, характерные и для современных зарубежных преступных организаций. Отечественная организованная преступность все активнее занимается экономическими («беловоротничковыми») преступлениями, наркобизнесом, торговлей оружием и антиквариатом, порнобизнесом и многим иным. Тем самым из криминального правительства «красная мафия» постепенно превращается в совокупность криминальных фирм, которые занимаются лоббированием своих интересов в правительственных кругах — точно так же, как обычные фирмы.
Атмосфера всеобщей дезорганизации первоначально создавала условия для широкой диверсификации (многопрофильности), а не для концентрации по относительно немногим нишам преступного бизнеса. К середине 1990-х гг. ситуация в стране относительно стабилизировалась, и теперь пошел не только территориальный, но и «отраслевой» раздел сфер влияния. Это выглядит примерно таким образом: в Москве «солнцевская» группировка курирует игорный бизнес; чеченская «община» — экспорт нефти, металлов, торговлю краденными автомашинами; азербайджанские группы — наркобизнес; и т.д. 13 Процесс сужения специализации показывает, что происходит трансформация российской организованной преступности в сеть криминальных фирм. продолжение
--PAGE_BREAK--
Таким образом, экономическая теория доказывает, что для общества организованная преступность (монополизация преступных промыслов) предпочтительнее преступности дезорганизованной (конкурентной организации преступных промыслов).
2.3 Формирование «контрактного общества» в современной России
В качестве важнейших целей постсоциалистических преобразований в России называют формирование «современной рыночной экономики» и «гражданского общества». Это предполагает утверждение господства во всех основных сферах жизни общества «контрактного» типа взаимодействия.
Контрактное государство рассматривается как «добровольный контракт между гражданами и государством». Примату рыночных связей в экономике соответствует частноправовое общество. Характеризуя его природу, немецкий ордолиберал Ф. Бем писал: «Частноправовой порядок устанавливает правила, которым члены общества должны следовать при заключении договоров, при приобретении друг у друга благ и прав. При осуществлении кооперации или обмена на основе договоров, а также тогда, когда они действуют, осуществляют планирование или бездействуют, не будучи связанными какими-либо договорными отношениями. Помимо этого частноправовой порядок наделяет всех людей, действующих в его рамках, чрезвычайно широкой свободой действий, чрезвычайно широкими полномочиями в сфере составления индивидуальных планов и установления отношений с другими людьми — иными словами, определенным статусом в рамках частноправового общества, который не является даром природы или врожденным качеством, а представляет собой общественное гражданское право». 14
Таким образом, общество выступает как система, состоящая из автономных индивидов, обладающих правами на обладание частной собственностью и координирующих свою деятельность посредством частноправовых контрактов, базирующихся на принципах равноправия сторон, добровольности заключения и обязательности выполнения. Важно отметить, что всеобщность контрактного типа отношений распространяется и на взаимосвязи между обществом и государством, что означает появление «контрактного государства», выступающего в качестве партнера населения и бизнеса.
Советский вариант «статусного социального контракта» можно определить как государственно-патерналистский. Система формальных и неформальных институтов строилась на признании всех граждан членами единой «корпорации трудящихся», выступающей собственником экономических ресурсов страны. Статус граждан как членов «корпорации трудящихся» закреплялся в правах на оплачиваемое рабочее место и на доступ к системе общедоступного «социального минимума» (право на бесплатное образование, здравоохранение, возможности получения жилья и т.д.).
Субъектом, монопольно представляющим общество, выступало авторитарное государство, неотъемлемым элементом которого являлась коммунистическая партия. Оно реализовывало свои экономические функции через следующую агентскую цепочку: центральные экономические органы-ведомства-предприятия-работники. При этом ориентация всех участников экономической деятельности на решение «общественных» задач задавалось, в большей мере, не их внутренней природой, а принадлежностью к государственному хозяйству, и соответственно, контролем со стороны государства-принципала. Носители основных экономических ресурсов (предприятия и работники) по своему объективному положению оставались экономически обособленными и ориентированными на свои специфические частные, «коммерческие» интересы. Формой реализации субъектами хозяйствования на неформальной основе своих частных интересов выступил бюрократический рынок.
Развитие по пути бюрократического рынка с присущими ему механизмами статусной конкуренции, с одной стороны, означало усиление роли контрактных начал в отечественной экономике, а с другой, вело к распаду государственно-патерналистской модели социального контракта. Экономика и общество превращались в совокупность «сетевых» структур корпоративно-кланового типа, пронизывающих формально единую государственную иерархию. В результате при формальном господстве государственной собственности большая часть правомочий оказалась сосредоточенной в руках номенклатуры предприятий и ведомств, а также трудовых коллективов и местных органов власти. Сложившаяся ситуация была закреплена в ходе экономических реформ.
Возникшее в процессе распада Советского Союза российское государство при всей своей слабости сохранило традиционно авторитарный характер. Реально оно контролировалось достаточно узкой по составу правящей группой, которая позиционировало себя в качестве силы, призванной осуществить либеральные реформы и вернуть страну в сообщество «цивилизованных» стран. При этом она оказалась созвучной требованиям так называемого «Вашингтонского консенсуса». Реализация его мер предполагала существование «автономного» правительства, способного реализовать «непопулярные, но необходимые реформы». Такое правительство должно было состоять из технократов от политики (так называемых технополов), ориентированных не на следование своим частным интересам, а на осуществление рыночных преобразований в интересах роста эффективности экономики.
Таким образом, российские реформаторы позиционировали себя в качестве «благонамеренного диктатора», который опираясь на интеллектуальную и финансовую поддержку из стран с развитой рыночной экономикой, способен самостоятельно сформулировать и обеспечить реализацию общественных интересов. 15 По сути дела в России имела место попытка реализовать конституционные по характеру изменения в системе прав и обязанностей экономических агентов неконституционными методами (речь идет не о номинальной, а о реальной конституции, выступающей как совокупность преимущественно неявных правил). В результате возникла ситуация, определяемая в теории «общественного выбора» как "«конституционная анархия», в которой индивидуальные права — предмет прихоти политиков". 16
Реформаторы при этом выступили в качестве «особой группы интересов», характерной особенностью которой являлась достаточно заметная роль идеологических установок в целевой функции. Не имея широкой общественной поддержки, они встали на путь соглашений с другими узкими по составу, но политически влиятельными «особыми группами интересов», включая их наиболее влиятельных представителей в состав правящей группы.
В процессе того, как правящая группа укрепляла свои позиции, приобретая при этом более «гибридный», идеологически неоднородный характер, все более явно проявился двойственный характер установок и механизмов, сплачивающих её в единое целое. С одной стороны, идеологические установки и, в меньшей степени, практические действия правящей группы отражают ориентацию на нормативную модель «благонамеренного диктатора» (хотя при этом различные фракции расходятся в своей трактовке общественных интересов), а с другой, она выступает в роли коллективного «оседлого бандита».
Как мы уже знаем, М. Олсон характеризует данную модель государства следующим образом: «Поскольку оседлый бандит присваивает себе часть общественного продукта в виде налога-грабежа, ему выгодно обеспечить население не только мирным порядком, но и другими благами, которые оно не может получить от рынка. Это сулит ему значительные выгоды в виде увеличившихся налоговых поступлений от любых общественных благ, которые способствовали повышению продуктивности экономики или росту контролируемого им населения». 17 При господстве такой модели государства прямой целью управления является не повышение благосостояния подданных, а максимизация доходов правителя (в нашем случае правящей группы). Силовое перераспределение прав собственности действует так, чтобы возникшая система была удобна для извлечения этих доходов, а вовсе не для того, чтобы повысить эффективность использования ресурсов. И, тем не менее, любой порядок — специфицированные права собственности — благоприятнее для производства, чем анархия — неспецифицированные права собственности. Однако, представляется, что спецификация прав собственности в этом случае не может носить законченного характера. Они сохраняют «условный» характер по отношению к правящей группе.
В условиях относительно «слабого» авторитаризма возможности, как для реализации реформаторских задач (т. н. «окно политических возможностей»), так и для максимизации рентных доходов правящей группы, ограничены необходимостью учитывать специфические интересы «особых групп интересов». В этой связи необходимо отметить, что логика действий российского государства во многих случаях хорошо согласуется с тезисом Д. Норта, который писал о том, что «правитель действует как дискриминирующий монополист, предлагая различным группам избирателей защиту и справедливость или, по крайней мере, снижение внутреннего беспорядка и защиту прав собственности, в обмен на уплату налогов.
Поскольку группы избирателей имеют различные издержки альтернативного выбора и способность отстаивать свои интересы перед правителем, между последним и отдельными группами избирателей складываются разные отношения». 18 Поэтому государство распределяет права собственности между такими группами в соответствии с их «договорной силой», то есть возможностью «уйти из-под власти»: наиболее сильные поэтому наделяются большими правами собственности даже в ущерб соображениям эффективности использования соответствующих ресурсов. На эту логику накладывалось восприятие реформаторами «особых групп интересов», сложившихся в ходе эволюции советской политико-хозяйственной «номенклатуры» как главного потенциального оппонента преобразований, от которого необходимо «откупиться» (показателен в этом плане тезис об «обмене власти на собственность»).
Все вышеуказанные факторы, определили линию государства на ускорение и оформление процессов «расщепления» советской «номенклатуры» на бюрократию (с делением на федеральную и региональную) и крупный бизнес. Государство в лице «правящей группы», крупный бизнес, федеральная и региональная бюрократия выступили субъектами возникшего гибридного по форме и содержанию политико-административного рынка (по форме в большей степени политического, по содержанию преимущественно административного, характеризующегося преобладанием статусной конкуренции). Он базировался на сети «статусных» по характеру и внелегальных по форме неявных контрактов между государством и другими вышеуказанными субъектами. Крупный бизнес был «наделен» собственностью на активы и возможностью использовать в своих интересах административный ресурс в обмен на неявные обязательства политической поддержки и выполнение ряда функций по поддержанию экономической и социально-политической стабильности в стране (сохранение «избыточной» занятости, внутренних цен на ресурсы на уровне ниже мировых, участие в перекрестном субсидировании коммунальных тарифов и ряд других). Бюрократия (включая представителей силовых и правоохранительных структур) в обмен на лояльность и выполнение определенного минимума общественно необходимых функций получила возможность «приватизировать» часть государственных функций, реализовывать свои частные интересы, торгуя административным ресурсом. В результате возникла многоярусная система внелегальных политико-административных «торгов» между бюрократией и представителями бизнеса, в первую очередь крупного. Поскольку административный ресурс является по своей природе специфическим, логичным стало движение от разовых коррупционных сделок в форме взяток к формированию устойчивых «сетевых» взаимосвязей между определенными группами бюрократии и бизнеса. В таких условиях нельзя говорить о формировании эффективных собственников капитала (капитал рассматривается в широком значении, включая природные ресурсы).
Для современной России характерна нерасчлененность субъектов капитала и предпринимательства. При этом реальные права собственности на капитал оказались производными от обладания предпринимательским ресурсом в специфических формах. Формальный и неформальный статус в легальной и «теневой» иерархии определяет степень доступа к накопленному в обществе капиталу. Это превращает формальные права собственности в специфический актив, ценность которого зависит от наличия других специфических активов неформального типа, таких, как «административный ресурс» и «инсайдерская информация».
Важно отметить многоуровневый характер отношений на российском политико-административном рынке. Население, малый и средний бизнес, менеджеры и работники предприятий выступают в качестве подчиненных элементов региональных и производственных сообществ, делегирующих основные права их «центральным элементам». Центром региональных сообществ выступают местные органы власти, в «производственных сообществах» эту роль играют «олигархи», представляющие собой группы физических лиц, объединенные в структуры корпоративно-кланового типа. Каждая «олигархическая группа» включает в себя как руководителей бизнес-структур, так и политических лоббистов, занимающих ответственные посты в органах власти.
Как участник «торгов» на политико-административном рынке государство вступает в партнерские отношения с другими его субъектами. Однако это специфическая форма партнерства, которая характеризуется неравноправием сторон и ещё не означает превращение российского государства в «контрактное». Оно остается пусть и ограниченным, но «диктатором», в деятельности которого причудливо сочетаются «благонамеренные» и «бандитские» целевые установки.
Главное значение имеет его способность осуществлять силовое перераспределение прав собственности путем избирательного применения норм легального права. Легитимность таким его действиям по отношению к крупному бизнесу и бюрократии в глазах большинства населения придает то, что последние сами используют свои «статусные» преимущества перед остальными экономическими и социальными субъектами аналогичным образом. Выход из возникающего замкнутого круга возможен только при изменении конфигурации политического рынка в направлении расширения круга его участников и усиления конкурентных начал на нем. Это является предпосылкой для смены модели поведения доминирующих субъектов этого рынка в направлении учета ими интересов малого и среднего бизнеса, наемных работников, бюджетников и других групп, образующих большинство населения. Для государства это будет означать движение от модели «автономного правительства» к ситуации сильно-популярного государства, опирающегося на широкую легальную коалицию социально-политических сил.
Таким образом, и в контрактной, и в эксплуататорской теориях функции государства одинаковые — это установление и перераспределение прав собственности своих подчиненных. Разница между этими двумя моделями заключается в способе реализации государством властных функций и в том, кто получает выгоду в процессе защиты и спецификации правомочий.
В модели эксплуататорского государства распределение и защита прав собственности осуществляются в интересах правящей социальной группы, клана. Соответственно выгоду или доход получает господствующая группа, в качестве платы за монопольное право на власть, на насилие. продолжение
--PAGE_BREAK--
В модели контрактного государства защита прав собственности осуществляется в интересах граждан. В результате деятельности государства увеличивается выгода каждого отдельного человека, поскольку защиту своих интересов люди делегируют государству. Государство как централизованный орган выполняет эти функции с наименьшими издержками.
Таким образом, исторической особенностью российского социума является ограничение горизонтальных контрактных отношений преимущественно локальными и персонифицированными формами и авторитарный характер государства. Современное российское государство рассматривается как ограниченный «диктатор», в деятельности которого причудливо сочетаются «благонамеренные» и «бандитские» целевые установки.
Заключение
Итак, резюмируя вышеизложенное отметим. В неоинституциональной теории государство рассматривается в качестве особой организации. Главным обоснованием служит факт делегирования гражданами части своих прав государству. Иначе говоря, природа государства определяется властными отношениями, возникающими между гражданами и государственным аппаратом.
Существует две идеальные модели государства: контрактная и эксплуататорская. Контрактное государство — государство, которое использует монополию на насилие только в рамках делегированных ему гражданами правомочий и в их интересах, а граждане рассматривают уплату налогов не как повинность, а как свою обязанность: «порядок в обмен на налоги». Эксплуататорское государство пользует монополию на насилие для максимизации собственного дохода (налоговых поступлений), точнее — дохода группы, контролирующей государственный аппарат.
Теория государства как «оседлого бандита», разработанная М. Олсоном относится к эксплуататорским концепциям государства. У эксплуататорского государства много общего с мафией — оба походят на «оседлого» бандита, который хотя и осуществляет поборы с проживающих на контролируемой им территории; но в то же время «знает меру» и к тому же защищает от «гастролеров», действующих по принципу «украсть и убежать».
В соответствии с данной теорией авторитарное государство ассоциируется с «оседлым бандитом», так как насильственным образом отбирает у жителей на определенной территории часть доходов в виде налогов. Однако, «оседлый бандит» намного лучше «бандита гастролера», поскольку последний стремится отобрать все. Если же «оседлому бандиту» удастся монополизировать грабежи и воровство на своей территории, тогда его жертвам не придется беспокоиться о том, что их ограбит кто-то другой. Поскольку все жертвы «оседлого бандита» представляют для него источник налоговых поступлений, у него есть побудительный мотив защищать этих людей. Увеличение масштабов производства, сопровождающее установление порядка и появление прочих общественных благ, приносит «оседлому бандиту» куда большую добычу, нежели та, на которую он мог бы рассчитывать, если бы не ввел для населения властный порядок и управление.
Список использованной литературы
Афонцев С.А. Рыночные реформы и демократический процесс / С.А. Афонцев // Государство, экономика, общество: аспекты взаимодействия. — М.: Московский общественный научный фонд. — 2000. — С.37-68.
Бренделева Е.А. Неоинституциональная теория. Учебное пособие / Е.А. Бренделева; Под. ред. проф. Чепурина М.Н. — М.: ТЕИС, 2006. — 352 с.
Корнейчук Б.В. Институциональная экономика / Б.В. Корнейчук. — М.: Гардарики, 2007. — 400 с.
Кузьминов Я.И. Курс институциональной экономики: Курс лекций / Я.И. Кузьминов, М.М. Юдкевич. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2006. — 442 с.
Латов Ю.В. Особенности национального рэкета история и современность / Ю.В. Латов // Мир России. — 2001. Т.10. — №3. — С.153-182.
Литвинцева Г.П. Институциональная экономическая теория: Учебник / Г.П. Литвинцева. — Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2003. — С.240
Олейник А.Н. Институциональная экономика. Теория государства: Учебное пособие / А.Н. Олейник. — М.: ИНФРА-М, 2000. — 416 с.
Олсон М. Власть и Процветание: перерастая коммунистические и капиталистические диктатуры / М. Олсон; пер. с англ. — Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2007. — 175 с.
Олсон М. Рассредоточение власти и общество в переходный период / М. Олсон // Экономика и математические методы. — 1995. — Т.31. — Выпуск 4. — С.53-81.
Сафонов В.Н. Организованное вымогательство: уголовно-правовой и криминологический анализ / В.Н. Сафонов. — СПб: СПбИВЭСЭП, 2000. — 238 с.
Скоробогатов А.С. Институциональная экономика. Курс лекций / А.С. Скоробогатов. — СПб.: ГУ-ВШЭ, 2006. — 160 с.