Содержание
Введение
1 Геополитика какнаучное направление
1.1 Понятие, объект ипредмет геополитики
1.2 Методы и функциигеополитики
1.3 Трансформация геополитической мысли на современном этапе
2 Современные геополитические теории и школы Запада
2.1 «Гуманизированная» геополитика силы в теории З.Бжезинского
2.2 Евразийская геополитика США
2.3 Неоатлантизм и мондиализм
2.4 Геополитические воззрения Г. Киссинджера
2.5 Немецкая геополитика
2.6 Контрглобализм – будущее Хартленда
2.7 Идея евразийства российской школы геополитической мысли
Заключение
Список использованных источников
Введение
К концу XX века земное пространство, охваченноемногочисленными сетями коммуникаций, оказалось не только объектом, но исубъектом общественных и политических отношений. Человечество впервые осозналоего как пространство геополитическое. Уже в XIX веке международные отношения стали восприниматься вЕвропе как своего рода пространственный спектакль, однако касалось это главнымобразом европейских дел и заморской политики европейских держав. В XX веке подобное восприятие сделалосьдоминирующим. В результате возникла геополитика как своего рода когнитивное“переживание” общества по поводу географического пространства.
Развитие этогонаправления связано с именами крупных политических деятелей, ученых с Древнихвремен до наших дней. Как уже известно, не случайно геополитика как направлениенаучной мысли зародилась на немецкой земле. И сам термин – также немецкий (die Geopolitik), хотя в научный оборот его ввелшвед-германофил Р.Челлен. Немецкие исследователи, последователи Ратцеля и Наумана,создали в начале XX векагеополитическую школу, высшим выражением которой стало творчество КарлаХаусхофера. Германские специалисты по геополитике изобрели теорию «СрединнойЕвропы» (Mitteleuropa), в основе которой лежит такназываемое «германское ядро». Именно Германии, по их мнению, предстоялообъединить Европу под своим культурным и экономическим крылом. Появление этойконцепции совпало с популяризацией в Германии и Австрии еще более псевдонаучной– «нордической», или арийской теории.
Актуальность темы даннойдипломной работы заключается в необходимости выявления современныхгеополитических идей и теорий стран Запада, а также ее значимости в условияхстремительного изменения геополитических реалий.
Предметом исследованиядипломной работы является изучение и анализ имеющегося знания в областисовременных геополитических теорий Запада в контексте глобальныхгеополитических изменений.
Цель дипломной работызаключается в том, чтобы, используя методы исторического описания,компаративистики (сравнительного анализа), системного анализа, а также методовэкстраполяции попытаться выявить причины зарождения геополитической мысли, егопонятия, типологии, функций, а также трансформации этого направления насовременном этапе.
Основными источниками,которые были использованы в дипломной работе, стали геополитические концепциизападных ученых, таких как С.Хантингтон, Ф.Фукуяма, З.Бжезинский и др., а такжетруды отечественных государственных деятелей.
В последние годы термингеополитика стал одним из самых популярных в отечественном политическомлексиконе. Парадоксальность ситуации состояла в том, что вплоть до начала1990-х годов геополитика, в отличие от политической науки и теориимеждународных отношений, фактически находилась под запретом. Во многом это былосвязано с именами К.Хаусхофера, А.Грабовски, Э.Обста, О.Маулля, В.Зиверта,К.Вовинкеля и тем статусом, который приобрели их концепции в нацисткойГермании. В то же время такой запрет выражал отношение к геополитике как к родуидеологического дискурса, к «реакционной доктрине» империализма, призваннойоправдать колониальную, экспансионистскую внешнюю политику стран Запада. Врезультате эта дисциплина оказалась как бы непричастной к разразившемуся нарубеже 1980-х – 1990-х годов кризису в осмыслении драматических изменений вмировой политике и системе международных отношений. Стараниями рядаотечественных авторов геополитика превратилась в некое сокровенное знание,дающее ключ к пониманию главных закономерностей, тенденций, факторов и движущихсил, которые привели к революционным переменам на международной арене.Фундаментом этого знания стала концепция контролируемого пространства как опорымирового порядка.
Что же касается степениизученности темы, то в казахстанской, российской и зарубежной литературе можноотметить ряд работ, в которых показана роль геополитики, ее практическойзначимости, которая лежит в основе реалистической политике отдельногогосударства.
Но одновременно возниклипроблемы, связанные с методологическим и содержательным развитием данной дисциплины.Главная из них – необходимость описания пространства, в котором происходят теили иные политические события, пространственными же средствами, т.е. как бысамим пространством. Иначе говоря, речь должна идти о политике самогопространства.
Уже в силу этогогеополитика есть переход к принципиально иному пониманию и географическогопространства, и политики. Переход, позволяющий осуществить невероятно большуюэкономию мысли в политике, политологии и географии.
Сейчас геополитическуютерминологию охотно используют как представители оппозиции, так и властвующаяэлита. Геополитическая аргументация присутствует в объяснениях причин«включения» нашей страны в европейские институты, неизменно возникает приистолковании реальных противоречий в отношениях с США. Геополитическиесоставляющие активно акцентируются при рассмотрении взаимоотношений России иНАТО, конфигурации и перспектив СНГ, проблем «многополярного мира» и т.д.Геополитические построения прямо или косвенно влияют на разработку, принятие иреализацию внешнеполитической стратегии. Кроме того, в последнее время всенастойчивее постулируются синонимичность геополитики, геополитического анализаи реалистичного взгляда на контуры новой, трансформирующейся буквально на нашихглазах системы международных отношений.
Даннаядипломная работа была апробирована на внутривузовской конференции кафедрымеждународных отношений и социально-гуманитарных дисциплин Кокшетаускогоуниверситета имени Абая Мырзахметова.
Практическаязначимость для государства видна в расположении Казахстана в центреЕвразийского континента, что обусловило его вовлеченность в важныегеополитические процессы, развернувшиеся на континенте в последнее десятилетие,которое позволяет строить налаженную систему внешней политики РеспубликиКазахстан в условиях геополитических реалий. Эффективная внешняя политикаявляется непременным условием для решения задач стоящих перед Казахстаном,главным образом вхождение в 50-ку самых развитых стран мира. Значительныеприродные ресурсы, огромный потенциал развития межконтинентальнойтранспортно-коммуникационной системы и другие факторы позволили Казахстанууверенно войти в мировую систему геополитических координат и занять достойноеместо в мировом сообществе.
Сегодня Казахстан признанмировым сообществом, его имя стало узнаваемо. Руководство страны, благодаряпрогрессивным либеральным политическим и экономическим реформам, заставиломеждународное сообщество поверить в то, что государство Центральной Азии можетстать полноправным членом цивилизационного международного сообщества и игратьвесомую роль в развитии международных процессов как полноправный партнеркрупных политических центров силы – США, ЕС, Китай, Россия, страны ВосточнойЕвропы, стран Юго-Восточной Азии и др.
Более того, за странойпризнают лидирующую роль в экономическом развитии и интеграционных процессах нетолько на пространстве СНГ, но и в целом Евразийском контексте. Сегодняпрактически все основные геополитические игроки видят в Казахстане надежногопартнера и фактор стабильности всего региона. Казахстан стал реальным центромполитического и экономического тяготения на постсоветском пространстве.
Дипломнаяработа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованнойлитературы. Структура дипломной работы подчинена цели и поставленным задачамисследования.
1Геополитика как научное направление
Прирассмотрении истории геополитических теорий и идей можно выделить три этапа ихразвития.
1. Предысториягеополитики: не существует отдельной геополитической отрасли знания, а ее идеиявляются составной частью философских учений и исторических исследований.
2. Классическаягеополитика: конец XIX — начало XX в., когда из отдельных идей и концепций сформировалисьосновные геополитические теории и национальные школы геополитики.
3. Современнаягеополитика: после второй мировой войны до наших дней (хотя некоторые теории истратегии были сформулированы раньше).
Последнийэтап характеризуется существенным изменением геополитической структуры мира,пересмотром основных классических теорий геополитики, формированием новыхгеополитических школ, соответствующих новым акторам современной глобальнойгеополитики (американской, европейской, российской, включающей геополитикустран СНГ, новокитайской, новоиндийской и др.), новых направлений, таких какатлантизм, мондиализм, глобализм, и новых теорий.
Существенныеотличия классической и современной геополитики диктуютсятехнико-технологическим прогрессом и вызванными им изменениями в экономическойи военной силе государств — основных действующих лиц на мировой геополитическойсцене XXI в., изменением государственных, этнических, конфессиональных ицивилизационных границ. Поэтому классическую парадигму противостояния Суши иМоря заменила парадигма освоения новых пространств — физических (воздушное,подводное пространство, ближний и дальний космос) и культурных (радио-,телеэфир, Интернет, киноиндустрия, литература, искусство).
Вышесказанноеобусловило деление учебного пособия на три части, представляющие три этапаисторического развития геополитического знания. Каждый из этих этапов включаетв себя национальные школы, сыгравшие в свое время наибольшую роль в развитиимировой геополитической мысли. Их составляли и составляют ведущие ученые,политики, военачальники, внесшие наибольший вклад в развитие геополитическойтеории и практики.
1.1 Понятие, объект ипредмет геополитики
Еще ученыеДревнего мира заметили естественную связь политической деятельности (подкоторой они в первую очередь понимали деяния правителей) и пространства Земли,где эта деятельность разворачивалась. Действительно, разве можно планировать итем более осуществлять политические мероприятия, не зная протяженности,площади, рельефа, растительности, климата, рек — как водных преград и путейсообщения, моря — как особого географического фактора в политике и т. д.?Возможно ли добиться победы в войне или даже в одном сражении, не зная и неиспользуя хотя бы основные характеристики пространственного фактора иконкретной местности, на которой будут сражаться противостоящие армии, невладея информацией об экономической мощи страны и военной силе армии? Тем болеенельзя рассчитывать удержать за собой захваченную территорию, не имеяпредставления о ее населении — каковы его количество, плотность, другиедемографические характеристики, о свойствах национального характера.
Такимобразом, геополитика как детерминация успешности политической деятельности(мирной и военной) географическими, историческими, социально-психологическими,этнографическими, экономическими факторами, как взаимосвязь политического ипространственно-социального существует давно. Собственно термин состоит из двухчастей: «гео» означает географическое вообще, т. е. влияние географическихфакторов в самом широком смысле этого слова на политику государства. Основнымисреди этих факторов считаются:
— территория;
— географическоеположение, т. е. расположение государства на континенте;
— протяженность границ, их положение на естественных или искусственных рубежах;
— наличие рек как водныхпреград и путей сообщения;
— положение страны поотношению к морю, протяженность береговой линии и условия для судоходства;
— климат (холодный,умеренный, жаркий, засушливый и т. д.);
— почвы (насколько ониблагоприятствуют развитию сельского хозяйства, инфраструктуры, промышленности);
— недра, их богатства,способность обеспечивать экономический рост и социальные запросы населения;
— население, егочисленность, плотность, социальный состав и другие характеристики.
В конце XX — начале XXI в. корень «гео» приобрели второй смысл. Теперь его все чаще трактуют как «планетарное», «глобальное»измерение политики, характеризуя взаимоотношения супердержав или военных блоков(США и СССР, НАТО и Варшавского договора), как «столкновение цивилизаций» (А.Тойнби, С. Хантингтон) или как изменение общей конфигурации мировой системы,например с биполярной на моно- или полицентрическую.
Вторая частьтермина — «политика» — в данном контексте означает осуществление господства,завоевание власти, пространства и его освоение. В последнее время и онапретерпевает существенные изменения в том смысле, что современные акторыгеополитики не столько жаждут завоевать и освоить новые территории, сколькостремятся контролировать максимально возможные пространства, причем — и в этомтоже состоит особенность современной геополитики — контролировать не территориив целом, а по большей части линии коммуникаций этих территорий и потоки(финансовые, товарные, рабочей силы и т. д.), поддерживая тем самым наиболееблагоприятные условия для собственного развития и процветания.
Вклассический период развития дисциплины (конец XIX — начало XX в.), когда онаприобретала характерные черты науки, упор делался на познание государства какживого организма, воплощенного в пространстве (Ф. Ратцель, Р. Челлен). Современная геополитикапродолжает изучение государств как акторов геополитического процесса, но сучетом снижения роли государственных органов в современных международныхотношениях и повышения значения ООН, военно-политических блоков, региональныхмеждународных организаций, экономических и культурных международных структур.Современная геополитика включает и геополитическую статику (мировая иерархия,статусы и роли субъектов мировой политики), и геополитическую динамику(геополитические процессы, изменение положения акторов геополитики на мировой«шахматной доске»).
В периодстановления геополитики как самостоятельной отрасли знания не существовалоединого мнения о том, является ли она наукой или только методом, способомпознания взаимоотношений государств в процессе их пространственного роста.Например, Р. Челлен, автор термина «геополитика», определял ее как «науку огосударстве как географическом организме, воплощенном в пространстве».Противоположную позицию занимал видный представитель немецкой классическойшколы А. Грабовски, который называл геополитику «средством познания»,«методом», но никак не наукой, имеющей свой предмет, законы и собственное местов системе наук. Даже признанный глава немецкой школы К. Хаусхофер колебался врешении этой проблемы, называя геополитику то одной из «наук о государстве», то«не наукой, а подходом, путем к познанию».
Тем не менеена рубеже XIX и XX столетий геополитики обозначили объект (государство как живойорганизм в единстве и взаимодействии с природной средой) и предмет (законыпространственного роста государств) своих исследований. Тогда же были выделенытеоретический и прикладной аспекты новой науки. В манифесте Мюнхенской школы К.Хаусхофер определил геополитику и как «учение о связях политических процессов сземлей», и как «искусство, способное руководить практической политикой». Онпризывал геополитиков научить народ «геополитически мыслить», а политиков —«геополитически действовать».
Американскиеученые, известные прагматическим взглядом на любую науку, стали трактоватьгеополитику как «доктрину и основанную на ней практику» и как «школустратегии», выполняющую задачу политически нацеливать военную машину на захватыпространства, имеющего жизненно важное значение для нации. Аналогичную точкузрения высказал французский геополитик Ж. Готтманн, назвавший в 1947 г. геополитику«географической интерпретацией истории, адаптированной к потребностямпангерманизма».
Такимобразом, в классический период в развитии термина и дефиниции геополитики можновыделить следующие контроверзы:
— наука,имеющая собственный предмет исследования, закономерности, понятия, занимающаяопределенное место в системе наук, или метод познания политики черезгеографические факторы;
— объективнаянаучная дисциплина или субъективная идеологизированная псевдонаука,оправдывающая националистическую политику захватов «жизненного пространства». Впослевоенный период геополитика в основном сумела преодолеть навязанную ей рольслужанки агрессивной идеологии и политики, выйти из-под сомнительной опекиодиозных диктатур и если не стать самостоятельной наукой, то хотя бы оказатьсяв одном ряду с другими политологическими дисциплинами.
О том, что такоегеополитика, спорят много и давно. Поэтому сразу хотелось бы четко обозначитьразницу между геополитикой как наукой – теориями геополитики и геополитикой,как прикладной основой при разработке и реализации внешней политики отдельногогосударства или государственного альянса – геополитической стратегией, илигеостратегией.
Гораздо сложнееразобраться с самим определением геополитики. Но при всей неоднозначности оценок,при всей многовариантности предлагаемых трактовок ее подходы и принципы широкоиспользуются при разработке и осуществлении реальной политики.
Вот одно из формальныхопределений: геополитика – это отрасль знаний, изучающая закономерностивзаимодействия политики с системой неполитических факторов, формирующихгеографическую среду (место и характер расположения, рельеф, климат, ландшафт,стратификацию, военную мощь и т.д.). Есть и менее формальные: геополитика – этонаука, рассматривающая государство как географический механизм или феномен впространстве; геополитика – это мировоззрение власти, наука о власти и длявласти; геополитика – это географический разум государства, философия еговнешней политики. Геополитика есть гео[историо]политика, где страна географическискладывается в прошлом, народ живет в историческом настоящем, государство –политически работает на будущее; три модуса исторического времени пребываетздесь в неразрывном единстве; ресурсы территории являются источником сил народаи средств – для работы государства. Наиболее убедительным представляется такоеопределение геополитики то, что геополитика как теория – это совокупностьзнаний о взаимодействий и взаимовлияний пространства и политики, своеобразноеруководство по разработке и формированию как внешней политики отдельногогосударства, так и взаимодействию субъектов в действующей системе международныхотношений. Практическая же реализация этой теории, то есть уже конкретныедействия, определяются как геостратегия.
Итак, если подытожить, тогеополитика как теория – это совокупность знаний о взаимодействий ивзаимовлияний пространства и политики, своеобразное руководство по разработке иформированию как внешней политики отдельного государства, так и взаимодействиюсубъектов в действующей системе международных отношений. Практическая жереализация этой теории, то есть уже конкретные действия, определяются какгеостратегия.
1.2 Методы и функции геополитики
Для понимания методологических оснований любой когнитивнойдеятельности необходима интерпретация не на уровне методов, но на уровнесмысла. Требуется поместить предмет исследования в некое более широкоеисследовательское (когнитивное) поле, иначе говоря — в более широкий контекст,а также определить законы развития и границы выбранного контекста,рассматриваемого как содержательный. Можно сказать, что это — способ выявленияили «замерения» уровня содержательности основных посылок предмета исследования.Наиболее интересны здесь степень, характер и специфические параметры этойсодержательности.
Переходя к методологическим основаниям геополитики, попытаемсявыделить главные из них. Таковых, как представляется, три.
Первое: географическое пространство само по себе способно быть активнымэлементом политической системы, важным фактором политического развития. Вбазисном методологическом понимании географического пространства «генетически»заложена возможность его продуктивной политизации. Собственно, в этом изаключается получаемая в итоге экономия политической или политологическоймысли. Никакая конкретная политика немыслима вне ее определения в конкретномгеографическом пространстве. Невозможна она и без геопространственнойсамоидентификации.
Второе (как логическое продолжение первого): геополитика в своемконцептуальном развитии опирается, прежде всего, на классическую географическуюкарту в том виде, в каком она сложилась в Европе Нового времени. Классическаягеополитическая мысль настолько «привязана» к ней, что фактически представляетсобой географическую карту, максимально упрощенную в политически-проектномсмысле. Геополитические тексты часто играют роль картушей или рисунков инадписей на старинных картах — в тех их частях, где локализуются Terra Incognita либо белые пятна. Ониявляются когнитивным эквивалентом изображений фантастических людей, животных ирастений, которыми уснащались многие карты Средневековья и начала Новоговремени. Благодаря этому, геополитика способствует максимальному разрастанию икультивированию географических образов, да и сама, в методологическомотношении, может рассматриваться как особый политически ориентированныйгеографический/картографический образ. Можно сказать, что она рационализируетнеизвестное и неизведанное в политике с помощьюкартографической/геопространственной «релаксации».
Мы наблюдаем здесь реакцию европейского Нового времени на Великиегеографические открытия, выразившуюся в стремлении поместить образ вновьоткрываемого мира в уютный, знакомый и домашний образ Европы, т.е. своего рода«доместикацию» образа Нового мира.
Третье: геополитика есть проектная деятельность и моделирование простых поструктуре географических образов, которые обычно служат базой для научной,политической, государственной и общественной деятельности. Она сознательноориентируется на простейшие и общеизвестные когнитивные процедуры и операции,содержательно наполняя само понятие проекта. По сути, она осуществляетунификацию целенаправленной ментальной деятельности, вводя в нее наиболееестественные для данного общества образы земного пространства. Следуетотметить, что значение данного методологического основания выходит за рамкисобственно геополитики, ибо последняя берет на себя важнейшую функцию культуры:дистанцирование от объекта, создание и закрепление его образа.
С начала своего самостоятельного существования геополитика вырабатываласобственные категории и концепции. Важнейшей из них является понятиегосударства как живого организма: «… государство есть организм, — писал Ф.Ратцель, — в составе которого известная часть земной поверхности играетнастолько существенную роль, что все свойства государства определяютсясвойствами народа и его территории». В свою очередь, концепция государствавытекает у Ратцеля из представления о единстве Земли как планеты, земнойприроды и человечества. Государство, по мнению ученого, есть как бы продолжениечеловеческого общества, оно обладает двумя главными функциями — ростом иразвитием. Последнее, являясь экспансией против других, более слабыхгосударственных организмов, вызывается жизненной энергией (одно из основныхпонятий Ратцеля) растущего государственного организма. Для описания этойэкспансии Ратцель вводит понятие «жизненное пространство».
Из концепции ратцелевского государства К. Хаусхофер выводиткатегорию границы, трактуя это понятие очень широко. Это и линия раздела междугосударствами, и природный рубеж, разделяющий климатические зоны, и линияпобережья, и разграничение этносов, конфессий, цивилизаций: «Любая полезная истабильная граница — это не только политическая граница, но и граница многихжизненных явлений, и она сама по себе становится еще одной жизненнойформой...». Акцентируя внимание на государственных границах, он делал упор наих разделяющую функцию. Современные геополитики более, лояльно и прагматичноисследуют границы государств, например, московский геополитик В. А. Колосовотмечает, что «любая географическая граница выполняет контактные и барьерныефункции, вопрос только в их соотношении». Кроме того, современныегосударственные границы обладают избирательной проницаемостью: для однихпотоков (товаров, финансовых средств, категорий людей) они вполне прозрачны,для других — непроходимы.
Важнейшейкатегорией современной геополитики стала геостратегия, чье содержание такжевытекает из хаусхоферовского представления о геополитическом мышлении игеополитическом действии. При этом его абстрактно-теоретический аспект сохранилсвое название геополитика, а практическо-деятельный в наше время чащеназывается геостратегией.
Функциямигеополитики — геополитической теории — стали: осмысление меняющихсяполитических картин мира, взаимоотношений акторов мировой политики,генерирование новых или трансформация известных геополитических идей,построение геополитических концепций и теорий. Геостратегия выполняет функциивоплощения в жизнь геополитических теорий, принимающих форму доктрин, программ,концепций (внешней политики, национальной безопасности и т. д.), развития двух-и многосторонних отношений между странами, играющими ведущую роль на континентеили в мире. Под геостратегией иногда понимают определенные направления развитияполитических, экономических, культурных отношений (например, дальневосточнаягеостратегия России, тихоокеанская геостратегия США) или решение наиболееважных внешнеполитических задач (например, ближневосточная геостратегия ЕС сцелью урегулирования конфликта между Израилем и палестинцами, вьетнамскаягеостратегия США в 1964-1975 гг.).
Не менее важными длясовременной геополитики являются понятия геополитических (геостратегических)регионов, они связаны с хаусхоферовскими панидеями, делящими мир на зонывлияния. Примерами осуществления панидей Хаусхофер считал созданиеПанамериканского и Пантихоокеанского союзов, Второго и ТретьегоИнтернационалов, шаги к воплощению плана «Пан-Европы». Современные геополитики (3.Бжезинский, С. Коэн, В. Жириновский), разделяя мир на зоны влияния (частоупотребляемое понятие геополитики), предпочитают использовать вышеназванныепонятия для разграничения зон влияния различных «игроков» на глобальной«шахматной доске».
Помасштабности исследуемых процессов и явлений, по геополитическому статусуакторов геополитику подразделяют на глобальную, регионально-континентальную ирегионально-локальную. В первом случае рассматривается всемирный уровеньвзаимоотношений супердержав, или мировых акторов геополитики; что касаетсярегионально-континентальной геополитики, то она исследует ситуации и процессы врегионах континентального масштаба, выделяя в каждой части света собственныхлидеров и континентальные акторы. Наконец, регионально-локальная геополитиказанимается проблемами регионов каждой страны в отдельности.
1.3 Трансформациягеополитической мысли на современном этапе
Современнаягеополитика ведет свой отсчет с окончания Второй мировой войны и послевоенногопереустройства мира. Эти исторические события не только послужили кореннойперестройке мира и геополитической парадигмы, но и совпали с изобретениеморужия огромной разрушительной силы — атомной бомбы, которое вместе с созданнымнесколько позднее ракетным носителем стало играть не тольковоенно-стратегическую, но и геостратегическую роль.
Современныеполитологи не отрицают связи политики с самыми разнообразными пространственнымифакторами. Речь идет в первую очередь о природно-физическом, географическомпространстве, которое, как заметил еще Ратцель, состоит из трех сфер: геосферы(суши), гидросферы (воды), атмосферы (воздуха). Эти сферы на обитаемойповерхности Земли (ойкумене) пересекаются и взаимодействуют самым разнообразными причудливым образом. Действительно, суша различными способами соединяется сводой, образуя берега рек, озер, болот, морей, океанов, а также острова,полуострова, мысы, бухты, заливы, проливы, материки. Воздушная среда взависимости от широты, солнечной активности, рельефа местности создаетблагоприятный или неблагоприятный для человеческой деятельности климат: пассатныеи муссонные ветры с проливными дождями или знойный сирокко из Сахары,пресыщение воздуха кислородом в местах буйной растительности и его недостаток варктической и антарктической областях, умеренный прогрев или опасная для жизничеловека температура на экваторе.
Кроме того,каждая из трех сфер, в которых происходит жизнедеятельность человека, должнарассматриваться во всей своей совокупности и сложности. Это означает, что сушакак геополитический фактор включает в себя:
— размеры, площадитерриторий государств; «> их соотношение и
взаимодействие с морем;
— климат (температуры,количество осадков, сезонность, другие характеристики);
— состояние почв с точкизрения их плодородности, произрастания тех или иных культур;
— природные ископаемые;
— запасы пресной воды;
— наличие рек какисточников гидроэлектроэнергии, водных артерий как сил, поддерживающихприродное равновесие. Водная среда как вторая составляющая географическогофактора политики:
— образует вовзаимодействии с сушей определенные формы и очертания континентов, островов,побережий, придавая им геополитические выгоды или неудобства;
— включает в себяподводную среду с ее подводным миром, полезными
ископаемыми, возможностямиих освоения;
— создает удобство длярыболовства и рыбоводства, добычи и разведения морского зверя, моллюсков,жемчуга и др.;
— дает возможностьсудоходства, торговли, перевозки пассажиров, туризма и т. д.;
— ускоряет развитие такназываемых «морских» наций.
Воздушнаясреда осваивалась человечеством в третью очередь, после освоения суши и моря.Она дает возможность:
— избегать препятствий ввиде неровностей земной поверхности;
— быстро преодолеватьморские просторы;
— резко увеличить скоростьпередвижения;
— достигать недостижимыхмест земной поверхности;
— почти всегда прокладыватькурс по прямой;
— повысить эффективностьизучения земной поверхности с недостижимых ранее высот;
— резко увеличитьэффективность боевых действий путем массированных бомбардировок и качественнойвоздушной разведки;
- наладитьбыстрые пассажироперевозки, а также перевозки с политическими целями(официальные визиты государственных деятелей, обмен делегациями парламентариев,государственных и общественных организаций и т. д.).
В ходезавоевания воздушной среды человек поднимался «все выше и выше», проник в верхниеслои атмосферы, приближая освоение следующей, космической среды.
Такимобразом, связь политики с физическим миром, с географией за последние два века(в течение которых эта связь пристально изучается географами, политологами,геополитиками) не только не ослабла, а более того, заметно усилилась. Еслиполитики Древнего мира говорили о борьбе Суши и Моря, а геополитикиклассического периода включали в этот ансамбль еще и воздушную среду, то теперьследует добавить туда космическое пространство. Освоение космической средыпозволило «космическим» державам:
— усилить и качественноулучшить контроль земного пространства, сделав его поистине глобальным;
— повысить возможности иэффективность изучения и дальнейшего освоения поверхности, глубин и недр Земли;
— создать новое, болеемощное и эффективное лазерное оружие и космические ракеты, используемые какносители ядерного оружия;
— создать новые,космические отрасли науки и техники;
— создать плацдарм дляосвоения Луны и планет Солнечной системы.
Каждая сфера этогофизико-космического фактора геополитики значительно расширилась и углубилась.Расширение указанных сфер произошло за счет:
— освоения всей территорииойкумены и перенесения ее границ практически до северного и южного полюсов;
— заселения почти всех болееили менее пригодных для жизни островов, подключения к цивилизованной жизни ихнаселения;
— освоения практическивсей акватории Мирового океана с помощью современных судов, другой техники;
— освоениявоздушного океана пассажирскими лайнерами, исследовательскими и военнымилетательными аппаратами.
Значительноеуглубление исследования и использования сухопутной, океанской, воздушной икосмической сфер произошло в результате:
— дальнейшегопроникновения человека в земную кору с целью добычи необходимых подземныхресурсов и дальнейшего исследования подземного
мира;
— погружения человека навсе большие глубины океана с мирными и военными целями;
— штурма верхних слоеватмосферы, что привело к стиранию границ между воздушной и космической средой иизобретению таких аппаратов, как
«Шаттл» и«Буран» для полетов в обеих средах;
— постепенного движениячеловечества от освоения околоземного космического пространства через освоениепланет Солнечной системы к выходу в безбрежие Космоса.
Мы говорили овлиянии геокосмического, физического, ощущаемого фактора на политику. Нопоследняя в не меньшей степени зависит и от нефизических, негеографических инеощущаемых непосредственно органами чувств действующих сил. Речь идет о связиполитики с социальными фактами, т. е. такими явлениями и процессами, которыегенерируются внутри общества, которые рождаются через взаимодействие людей,социальных групп или социумов. Действительно, взаимоотношения государств взначительной степени детерминированы (и об этом писали классики геополитики)такими демографическими показателями, как:
— количество и плотностьнаселения;
— принадлежность к даннойтерритории (автохтоны, пришельцы в составе племени, современные мигранты).
К этому сточки зрения современной демографии следует добавить такие проблемы, как:
— увеличение (снижение)продолжительности жизни;
— изменение соотношениямужского и женского населения, пожилых и молодых;
— необходимость повышенияобразовательного уровня, особенно молодежи;
— соотношение городского исельского населения;
— уровень потребленияалкоголя, табака, наркотиков;
— рост количестватехногенных аварий с человеческими жертвами.
Другим «неявно видимым», но вполне материальным и существенным является психическийфактор геополитики, который заключается в непосредственной связи принятиягеополитических решений с такими психическими детерминантами, как:
— психологическое состояние лидеров стран, работников их аппарата, а также геополитиков,создававших геополитические концепции;
— психологический микроклимат, установившийся в верхних эшелонах власти;
— психологическое состояние управляемого большинства; психологическая обстановкав данной стране, в мире в целом и др. Точно так же мы можем проследить связьполитики с этнографией и этнологией нации, т. е. с расселением ее на определеннойтерритории, формированием определенных черт национального характера,прохождением ею определенного этапа этногенеза, другими этнопроцессами,имеющими влияние как на проводимую политику, так и на дальнейшую судьбу нации.
Определенноевлияние на геополитику оказывает идеологический фактор. Политика вообще сильнозависит, а подчас умело искажается, преображается идеологией. Позициянаблюдателя одну и ту же политическую ситуацию может окрасить в любые цветаидеологической радуги. Идеологическая сфера представляет собой множество«магнитных аномалий», число которых соответствует количеству мировых идеологийили числу ведущих партий данной страны.
Геополитическиеконцепции, затрагивающие самые глубинные связи нации с землей, подчас ощущаютна себе воздействие тех или иных национальных интересов. На той или инойнациональной почве одна и та же геополитическая проблема приобретаетхарактерную, национальную окраску. Возьмем проблему Эльзаса и Лотарингии. Сточки зрения немецкой геополитической школы эти земли — неотъемлемая частьГермании и Срединной Европы, а французская школа геополитики считает ихпринадлежностью французского пространства, а что касается культуры и языка, тоих трансформация зависит от свободного выбора людей, живущих в этом пространстве.После Первой мировой войны немецкую геополитику долго обвиняли в обслуживаниифашизма, в одностороннем (с точки зрения интересов только немецкой нации)подходе к трактовке геополитической картины мира. Но ведь и современныеамериканские геополитики, например С. Хантингтон, 3. Бжезинский, начинают своисочинения констатацией мировой иерархии держав во главе с США, а заканчиваютпрактическими рекомендациями, как это положение закрепить. Итак, покагеополитика обслуживает интересы определенной державы, она будет иметь точкузрения соответствующей позиции этой державы.
Расширение исследовательского поля современной геополитики идет впоследнее время и за счет других субдисциплин, прежде всего через включениегеоэкологических, геокультурных и т.п. сюжетов. Казалось бы, на фоне измененийв определении предмета геополитики и переопределения, базовых ее понятий итерминов есть все основания говорить о создании «комплексной дисциплины»,способной отслеживать современные тенденции международного развития. Однако именноэто ставит перед геополитикой дополнительные проблемы. Согласно теории систем,по достижении системой определенного уровня сложности она не поддаетсявсестороннему анализу и перед исследователем встает выбор: либо принимать врасчет только некоторые факторы и величины, намеренно сужая «горизонт» виденияреальных феноменов, либо наращивать комплексность за счет размываниядисциплинарных границ, и значит — потери убедительности, а то и обоснованностивыводов. Научная дисциплина, по Р.Гудину и Х.-Д.Клингеману, представляет собойклассический пример механизма самоограничения, и это «дисциплинирование»дисциплины, в конечном счете, существенно повышает эффективность деятельностиученого. Поэтому погоня за комплексностью и «осовремениванием» предметагеополитики выглядит далеко не однозначно. Известно, что картина новогомиропорядка мозаична: конфликты и противоречия сосуществуют там с координациейдействий и сотрудничеством, противостояние — с совпадением позиций и интересов.Однако по сей день отнюдь не очевидно, что пересмотра требует принципиальныйтезис геополитики о «глубоко разделенном мире, для которого постоянныеизменения и конфликты более, характерны, чем стабильность и сотрудничество».Речь идет не столько об опасности превращения геополитики в некий «когнитивныйконгломерат» (каждая из социальных наук на современном этапе по-своемуконгломеративна), а о том, что вторжение в поле этнополитики, политологии,теории международных отношений не обогащает ее инструментарий, а скорееперегружает дисциплину не свойственными ей проблемами. При этом геополитикафактически утрачивает онтологический статус научной дисциплины итрансформируется в разновидность политической философии (если угодно, философиимеждународных отношений или внешней политики). Она либо превращается вперегруженную нормативными суждениями «комплексную дисциплину о современной иперспективной многослойной и многоуровневой глобальной политике, многомерном имногополярном мире», либо несет на себе печать «наивного макиавеллизма» (вболее традиционных вариантах).
Пожалуй, наиболее уязвимым местом геополитического анализасовременных конфликтов является его государствоцентризм. Государствопо-прежнему фигурирует в качестве единственного на мировой арене легитимногополитического актора, обладающего всей полнотой суверенитета. Между тем споявлением работ Дж.Ная и Р.Кохейна стало общепризнанным, что урбанизация имодернизация политических сообществ, развитие коммуникаций способствуютсущественному перераспределению полномочий от правительств к частным субъектам.Причем, как это ни парадоксально, поддерживать данную тенденцию может идемодернизация.
С окончанием процесса деколонизации и особенно с распадом СССР иряда стран восточного блока система межгосударственных отношений заметноизменилась. В нее оказались включены слабо структурированные и непрочныеобразования («несостоявшиеся» и «новые» независимые государства), чейсуверенитет проблематичен, территориальные границы либо не делимитированы, либоактивно оспариваются соседями, а «мощь» распределена между конкурирующимикланами или частными субъектами. В результате геополитический подход тормозиттам, где всегда претендовал на свою значимость — при изучении конфликтовсовременного мира. Действия акторов без суверенитета, всевозможных национальныхи международных организаций, ассоциаций, фирм, трансграничных группировокневозможно адекватно оценить в рамках доминирующей парадигмы. За спиной этихакторов всегда ведется поиск некоего «центра силы» или государственногообразования, заинтересованного в таком, а не ином исходе конфликта. И делоздесь не в идеологизированности авторов, а в общих методологических изъянах,присущих геополитическому анализу ситуации.
Неадекватностьконцентрации внимания только на государстве подтверждает и геоэкономика. Ряд отечественныхи зарубежных авторов считает, что глобализация финансов и информационнаяреволюция способствуют выделению геоэкономики в особую, едва ли не самуюзначимую отрасль геополитического проектирования. Геоэкономика изучаетразличные ресурсные потоки, стремясь обеспечить их регулирование иуправляемость. В рамках геоэкономики существенное внимание уделяетсяформированию интернационализированного воспроизводственного ядра (ИВЯ) мировогохозяйства, взаимозависимости стран и центров силы (а также тому, какманипулировать асимметричной взаимозависимостью для достижения поставленныхцелей). Однако на практике геоэкономический подход сводится к выработкестратегии обеспечения национальных интересов государства в условияххозяйственной глобализации. Вместе с тем сложные ситуации (например, СШАлоббируют интересы японских компаний в Европе, поскольку те производят своиавтомобили на заводах в Аме- рике), как и возникающие при этом коллизии иконфликты практически остаются вне сферы геоэкономического анализа.
Проблема усугубляется тем, что геополитика никогда и нигде несуществовала в рамках чистой теории. Геополитики, вне зависимости отисторического контекста, неизменно претендовали на выработку стратегииповедения государства на международной арене. В нынешней ситуации, по-видимому,следовало бы отказаться от попыток создания эффектных «геостратегических»конструкций и попытаться разобраться, что же такое геополитика: система приемови методов анализа борьбы держав за власть и влияние в мире (либо на региональномуровне); род философского дискурса, призванный обосновать представления осуществующем или становящемся миропорядке и месте в нем того или иногогосударства, или что-то иное.
В последнем случае необходимо особенно четко задать границыприменимости геополитического анализа, сам предмет и методы геополитики.Подспорьем здесь могут стать исследования «конкретных случаев» современныхконфликтов. Переход от общих рассуждений на тему глобального противостояния илиумозрительных построений (поиски оптимальной геостратегии для США, Китая илиРоссии) к изучению конкретных конфликтных ситуаций, их микрогеополитическийанализ, возможно, позволил бы определиться с дисциплинарными рамками.
В последнее десятилетие на Западе активно развивается такоенаправление исследований, как «критическая геополитика». Собственно, сутькритики состоит в том, что в эпоху «общества риска», описанного У.Веком,Э.Гидденсом, М.Кастельсом и др., традиционные геополитические схемы работают на«силы регресса» — фундаменталистов, авторитарные клики и т.п. Однако при всейостроте критики основной вектор ревизии «геополитического наследия» в рамкахкритического направления определить довольно сложно.
Интересно было бы также попытаться аналитически «расчленить»геополитическую ситуацию на несколько относительно независимых элементов, азатем рассмотреть распределение сил в рамках каждого из них. Так, по заключениюВ.Цымбурского, современный миропорядок отличается от идеала классическойгеополитики в основном тем, что в силу исторических причин в северном полушариисложился не единый, а «многосоставный» баланс мощи и влияния. К концу XX в. возникли и оформилисьдва относительно независимых друг от друга расклада силы — военно-политическийи хозяйственный. Северная Атлантика со Средиземноморьем, будучи единымоборонным пространством под эгидой НАТО, разделено геоэкономическими барьерами,отграждающими ЕС от зоны НАФТА. На Тихом океане интегрированное, пусть еще внедостаточной степени, кольцо экономик стран АТР разобщено в военно-силовомплане: американо-японский военно-политический союз уравновешивает потенциалКНР, а в перспективе — «Большого Китая». При этом геоэкономическое ивоенно-политическое пространства воздействуют друг на друга, а подвижки вкаждом из них способствуют возникновению эффекта «рикошета». Так, Балканскаякампания НАТО оказала влияние на курс евро и косвенно на геоэкономическийрасклад сил в Атлантическом регионе — совершенно новая ситуация, вообще непредусмотренная традиционной геополитикой.
Надо сказать,что исследования региональной геополитической проблематики уже ведутся, однакометодологические аспекты геополитического анализа пока не артикулированы.Вместе с тем возможно, что именно благодаря альтернативному — по отношению кпринятому ныне — типу теоретизирования (от частного к общему, а не наоборот) удисциплины, которую многие уже списали со счета как «геополитическуюидеологию», появится новая перспектива.
2 Современные геополитические теориии школы Запада
2.1 «Гуманизированная» геополитикасилы в теории З. Бжезинского
Мондиалистский проект, разрабатываемый и проводимый в периодхолодной войны, не был однороден. Существовали две его основные версии,которые, различаясь по методам, должны были теоретически привести к одной и тойже цели.
Первая, наиболее пацифистская и «примиренческая» версиямондиализма, известна как «теория конвергенции». Разработанная в 70-е гг. внедрах «Совета по международным отношениям» (Council on Foreign Relations, C.F.R.) группой «левых»аналитиков под руководством Збигнева Бжезинского. Эта теория предполагалавозможность преодоления идеологического и геополитического дуализма холоднойвойны через создание нового культурно-идеологического типа цивилизации, которыйбыл бы промежуточным между социализмом и капитализмом, между чистым атлантизмоми чистым континентализмом.
Известнейший социолог, политолог и геополитик, профессорКолумбийского университета, советник Центра стратегических и международныхисследований Джорджтаунского университета (Вашингтон) Збигнев Бжезинский, бывшийв 1977—1981 гг. помощником президента США по национальной безопасности, в своейкниге «План игры. Геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (Нью-Йорк,1986) доказывает исторически закономерный и глобальный характер противостояниямежду СССР и США. Однако еще в работе «Кризис мировой системы» Бжезинскийразвивает идею необходимости создания универсальной мировой системы под эгидойСША. Советский марксизм рассматривался как преграда, которую можно преодолеть,перейдя к его умеренной, социал-демократической, ревизионистской версии — черезотказ от тезисов «диктатуры пролетариата», «классовой борьбы», «национализациисредств производства» и «отмены частной собственности». В свою очередь,капиталистический Запад должен был бы ограничить свободу рынка, ввести частичноегосударственное регулирование экономики и т.д. Общность же культурнойориентации могла бы быть найдена в традициях Просвещения и гуманизма, к которымвозводимы и западные демократические режимы, и социальная этика коммунизма (вего смягченных социал-демократических версиях).
«Мировое правительство», которое могло бы появиться на основетеории конвергенции, мыслилось как допущение Москвы до атлантическогоуправления планетой совместно с Вашингтоном. В этом случае начиналась эпохавсеобщего мира, холодная война заканчивалась, народы сбрасывали тяжестьгеополитического напряжения. Здесь важно провести параллель с переходомтехнологических систем от талассократии к эфирократии: мондиалистские политикиначинали смотреть на планету не глазами обитателей западного континента,окруженного морем (как традиционные атлантисты), но глазами «астронавтов накосмической орбите». В таком случае их взгляду представал действительно единыймир.
В книге «Великая шахматная доска» ЗбигневБжезинский с особой откровенностью пишет о евразийской геополитике СоединенныхШтатов. Настолько откровенно, что американский философ и экономист ДжонСигерсон не исключает, что после чтения популярного в некоторых странахполитолога его образ мыслей мог спровоцировать желание совершить атаку наАмерику.
По аналогии спретендующим в прошлом на мировое господство Римской и Китайской империямикультурное превосходство играет для Соединенных Штатов важную цементирующуюроль. Опирающаяся на военные завоевания Монгольская империя Чингисхана сравнительнобыстро установила политический контроль над евразийской степью, выступающейточкой опорой для мирового господства. Отсутствие культурного превосходствапривело к адаптации и ассимиляции монголов к местным условиям и распадамкрупнейшей сухопутной мировой империи. В отличие от монголовзападно-европейские государства достигли с помощью морской мощи настоящего, ноколлективного, мирового господства, опираясь на географические открытия,колонизацию новых земель, торговлю и культурное самоутверждение. Но СоединенныеШтаты по масштабам и влиянию стали уникальной мировой державой, способнойконтролировать не только все моря и океаны, но и с помощью берегового контролясилами десанта осуществлять власть на суше с большими политическимипоследствиями. Несомненно, Россия, Китай и другие преимущественно незападныестраны болезненно воспринимают гегемонию Америки, однако жесткая правдазаключается в том, что в самоубийственной ядерной войне они неспособныпобедить. Американское могущество в Евразии должно положить конец амбициямдругих стран в отношении мирового господства.
Как пишет Бжезинский,Евразия – геополитический приз для Америки. Евразийский континент занимаетосевое геополитическое положение в мире. Здесь находятся основные претендентына региональную гегемонию и глобальное влияние, потенциально способные сделатьвызов американскому преобладанию. Но Евразия слишком велика и немонолитна вполитическом отношении, представляет собой шахматную доску, на которойодновременно несколько игроков ведут борьбу за глобальное господство. На западной периферии Евразии вкачестве главного игрока выступает Запад во главе с США, на востоке – Китай, наюге – Индия, представляющие, соответственно, три цивилизации. В срединнойЕвразии, или, по образному выражению Бжезинского, — «черной дыре», лежит«политически анархический, но богатый энергетическими ресурсами регион»,потенциально представляющий большую важность для Запада и Востока. Здесьрасположена Россия, претендующая на региональную гегемонию.
Величина территории, огромноенаселение и разнообразие культур Евразии ограничивают глубину американскоговлияния, поэтому, как в шахматах, возможны следующие комбинации. Если Запад воглаве с Америкой включит Россию в «Европейский дом от Лондона до Владивостока»,на юге не возобладает Индия, а на востоке – Китай, то Америка одержит победу вЕвразии. Но если Срединная Евразия во главе с Россией даст отпор Западу, станетединым геополитическим и геоэкономическим пространством или образует союз сКитаем, то американское присутствие на континенте значительно сузится.
В шахматной игре правиладолжны быть для всех одинаковые, включая взаимоуважение соперников. Вряд ликому хочется оказаться в качестве, пусть даже и геополитического приза в чужойигре. Таким призом американский политолог считает пространство «черной дыры»,куда входит Россия, Украина и Белоруссия, а точнее – восточнославянский мир.Если что «черная дыра» поглощающая окружающую материю, то почему Америкастремиться ее контролировать, опасаясь оказаться в ней самой?
Чтобы сохранить мировоегосподство, требуется не допустить появление соперничающей сверхдержавы. Наболее откровенной древнекитайской терминологии, имперская геостратегия заключаетсяв предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости инедопущения объединения варваров. Если перейти с эзопова языка на современный,это означает, например, геостратегическую задачу недопущения тесногосотрудничества России и Украины, сохранение в Восточной Европе расколотогогеопространства и элементов конфронтации между «братьями славянами».
Китай реально сталрегиональной державой и не забывает о традиционном представлении о Поднебеснойкак центре мира. Экономический рост способствует усилению геополитическоговлияния Китая в Азии. Воскрешение «великого Китая» неизбежно повлияет наамериканские позиции на Дальнем Востоке.
После второй мировойвойны Западная Европа и Япония находятся под протекцией США. Соединенные Штатыоказывают им покровительство, политическую, военную и экономическую поддержку.Перефразируя известное выражение, можно сказать: всякая протекция развращает,но абсолютная протекция развращает абсолютно. Америка сделала своихстратегических союзников зависимыми от ее военной мощи, и они постепенно нетолько свыклись, но и считают это само собой разумеющимися. Поэтому жесткийпрагматик Збигнев Бжезинский выносит следующий приговор: «Горький фактзаключается в том, что Западная Европа, а также все больше и Центральная Европаостаются в значительной степени американским протекторатом, при этом союзныегосударства напоминают древних вассалов и подчиненных. Такое положение неявляется нормальным как для Америки, так и для европейских государств».
После краха СоветскогоСоюза в одночасье в «сердце» Евразии образовался геополитический вакуум.Ухудшилось геополитическое положение России. От Адриатики до Желтого морявместо огромного просоветского военно-политического блока вдоль оси Югославия –Россия – Китай остались геополитические «осколки». Распались Российская иЮгославская «империи». Одна из двух мировых сверхдержав превратилась намеждународной арене в региональную державу «третьего мира» с устаревшим ядернымарсеналом и непредсказуемым будущим. Здесь центральным геополитическим событиемстала потеря Украины, без которой Россия неспособна воссоздать евразийскуюимперию. Россия стала стратегическим партнером США. Но прислушаемся к мнениюБжезинского на этот счет: «Хотя концепция зрелого стратегического партнерства»и ласкает взор и слух, она обманчива. Америка никогда не намеревалась делитьвласть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже если бы ихотела. Новая Россия была просто слишком слабой, слишком отсталой социально,чтобы быть реальным партнером Америки в мире… Мания получить одинаковый сАмерикой статус в мире затруднила политической элите отказ от идеипривилегированного геополитического положения России не только на территориибывшего Советского Союза, но и в отношении бывших стран – сателлитовЦентральной Европы».
«Наполеоновские» планыевразийской геостратегии США сильно преувеличены из-за типичной мании величиясверхдержавы. Государство, занимающее малую долю в 3% от численности населенияЗемли, никогда «не переварит» Евразию в американский протекторат. Невосстановит контроля над Хартлендом и Россия, ослабленная не только экономически,но и облученная радиацией воинствующего атеизма и рыночного фундаментализма.Россия болезненно реагирует на резкие высказывания и прогнозы западныхполитологов о ее дальнейшей дезинтеграции.
Наиболее реальнымпретендентом на геополитический контроль над великой Евразийской степью отВладивостока до Одессы является Китай. Вполне вероятно, что в начале XXI в. это пространство станетэкономическим протекторатом Поднебесной. Эта уверенность усиливается благодарятому, что официальный Китай об этих планах не заявляет, следуя древнейтрадиции: «черное постепенно переходит в белое и наоборот». Процесс идет самимсобой. Чем быстрее понижается уровень жизни, тем выше становится невидимая инепреодолимая стена, отделяющая Россию, Украину и Белоруссию от Запада. И настанетвремя, когда «варвары» сами потянутся по Великому Шелковому пути в Поднебесную.Если возобладает природа «крови и почвы», то Китай возвратит контроль надманьчжурскими землями по Амуру и Уссури. Юг российского Дальнего Востока станеткитайской провинцией «Старая граница», названной в противоположность Синьцзяну(Новой границе). Курильские острова и Сахалин отойдут к Японии, а Северо-восток– к США.
Горизонты НовогоСредневековья проявляются в противоречивых тенденциях глобализации и вмногочисленных региональных конфликтах. Как это не звучит парадоксально,событие 11 сентября 2001 г. Подтолкнули Соединенные Штаты к реализации«гуманизированной» геополитики на евразийском континенте. И хотя Америка несможет превратить Евразию в свой протекторат, но способна взорвать евразийскиймир. Главная опасность исходит от самой благополучной и богатой страны, где усовременных конквистадоров появился соблазн «подарить» миру американскиедемократические ценности с помощью самых «справедливых» бомб и ракет. В результатеможет быть разрушен многовековой опыт межцивилизованного диалога, что грозитмиру непоправимой бедой.
Геополитическое будущееЕВРАМАРа (маргинальные рубежи евразийских цивилизаций, контактная зона диалогакультур) видится в необходимости расширения его контактных коммуникационныхфункций на основе создания современной инфраструктуры, использованиясоциокультурных и геоэкономических рубежей как главного стратегического ресурсаразвития. Формирование на рубежах евразийских цивилизаций коммуникационныхузлов с преференциальным режимом будет способствовать экономическому росту,установлению социально-психологического комфорта и межэтнической терпимости.
2.2 Евразийскаягеополитика США
Неточностиотносительно геополитики и ее критериев приводит к утверждениям о безусловной,едва ли не онтологической гегемонии США в мире уже с 1945 г. Достаточно ли дляэтого оснований? Их попросту нет, если принять во внимание длительное повремени противостояние двух систем и трех миров до 1991 г. Но есть лигеополитическое основание считать США безусловным гегемоном теперь? Ихглобальные претензии опираются на локальную территориальную базу при дефицитеключевых ресурсов (в первую очередь – от зависимости нефтегазового импорта ивнерегиональных коммуникаций); их военная мощь опирается на рассеянные по всемумиру базы, сами по себе уязвимые; иными словами, автаркия – ключевой факторгеополитической субъектности у США отсутствует. Важно при этом учесть, что икомпактной базой в Старом Свете (наподобие Британской Индии) Америка тоже нерасполагает. Давно стало ясно, что геополитическая мощь Старого Светанесомненно превосходит мощь Нового: Евразия плюс Африка даже в понятиях«морской» геополитики – «Мировой остров», а все прочее, включая обе Америки –не более чем архипелаги «внешнего полумесяца» (наподобие новой Зеландии).
Именнопоэтому глобальный имперский путь США пролегал, как правило, в направленииЕвразии с намерением в ней закрепиться. Никакие метаморфозы ХХ в. Не сумелигеополитически заменить «Мировой остров» Америкой (штаб-квартира НАТО –Северо-Атлантического блока не случайно дислоцирована в Брюсселе). США непозволяют признать их «среднеазиатской державой» — особенно если ядроевразийской системы безопасности составляют Организация Договора коллективнойбезопасности (ОДКБ) и Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС), тогда какНАТО – всего лишь ее внешняя скорлупа. Евразийская внешняя политика СШАнесомненна, но ее причины отнюдь не «случайны» и без событий 11 сентября.
Сутьсреднеазиатского вопроса в прошлом, настоящем (и надо полагать, в будущем)много шире территориально-политического разграничения региона даже в целяхглобального соперничества великих держав, которое требует контроля над «СердцемЗемли» (Хартлендом) – ключевым пространством Евразии между бассейнами Волги иЛены, Ледовитого и Индийского океанов. Этот огромный треугольник, сужающийся кюгу, наполовину занят Россией; в ее «мягком подбрюшье» расположены Казахстан идр. центральноазиатские страны; Китай, в центре Азии владея Синьцзяном и Тибетом,является, таким образом, державой Восточной, Центральной и Южной Азии (отчастии Среднего Востока).
В центре АзииСША стремятся не столько прорваться к подчас виртуальным источникам нефти игаза (хотя так привыкли считать), а с целью закрепиться в регионе и, вчастности окружить Иран. По этой причине интересна мысль, что для США СредняяАзия – не более чем промежуточный аэродром для действий против Афганистана илиИрана в регионе, который контролировать проблематично.
При всем томСредняя Азия – важный объект американской геополитики, что проясняется тремявзаимополагающими характеристиками. Так, американский ученый Н.Левайнопределяет геополитику США как «новое сдерживание» России после холодной войны;контроль нефтегазоместорождений лишь одно из средств этого глобальногосдерживания. Эксперт фонда Эберта В.Шнайдер-Петерс подчеркивает, что борьба смеждународным терроризмом – лишь предлог для проникновения США в центр Азии;фантом Бен Ладена здесь ни при чем. Иранский автор М.Матини разъясняет, что«новая игра США в Афганистане» преследует 3 цели: укрощение Ирана, обузданиеРоссии, утверждение в Южной Азии с целью контролировать Индию, Пакистан иКитай.
Начиная с2001 г. США стремятся превратить регион центральной Евразии в площадку своегоагрессивного миротворчества. Каждому элементу гуманитарной агрессиидействительно могут быть противопоставлены контрмеры; их эффективностьвозрастает при системном, а не разрозненном применении. Таким образом,превосходство стратегии США может быть обеспечено лишь неумелостью противника.Цели американского военно-политического присутствия в Средней Азии диктуютсяприоритетами утверждения в центре Евразии принципов «Pax Americanа» средсвамигуманитарной интервенции, агрессивного «миротворчества». Данный курс неизбежнотребует прогрессирующей дестабилизации региона – так называемого управляемогохаоса.
НынешниеСоединенные Штаты откровенно цинично претендуют на роль новой сверхдержавыЕвразии, создающей новую глобальную систему. 3. Бжезинский, один из ведущихполитологов США, советник Центра по изучению стратегических и международныхпроблем, профессор кафедры внешней политики в школе по изучению международныхпроблем при Университете Джона Хопкинса, выдвигает такую идею: «Роль Америкикак единственной сверхдержавы мирового масштаба диктует сейчас необходимостьвыработать целостную и ясную стратегию в отношении Евразии».
Автор прекрасно понимает, что Евразия — суперконтинент земногошара, играющий, по словам Макиндера, роль оси. Та держава, что станетдоминировать на суперконтиненте, будет оказывать решающее влияние в двух изтрех наиболее развитых в экономическом отношении регионах планеты: ЗападнойЕвропе и Восточной Азии, а также на Ближнем Востоке и в Африке.
Сначала США, по мысли Бжезинского, должны закрепить в Евразиигеополитический плюрализм. Для этого приоритет должен быть отдан политическомуманеврированию и дипломатическим манипуляциям. Они должны исключить возможностьобразования враждебных США коалиций. Но у любого государства, существующего накарте Евразии, по расчетам автора, нет для этого реальных возможностей. Навтором этапе американизации Евразии должны появиться стратегически приемлемыепартнеры, которые могут создать (под американским руководством)трансевразийскую систему безопасности. А в долгосрочном плане все это можетстать основой системы подлинной политической ответственности в глобальноммасштабе.
На западном фланге Евразии решающую роль в решении поставленнойБжезинским задачи будут играть Франция и Германия. Америка же продолжитрасширение европейского демократического плацдарма. На Дальнем Востоке,небезосновательно полагает политолог из США, ключевая роль Китая будетвозрастать, и у американцев не будет стратегии в Евразии до тех пор, пока небудет достигнут политический консенсус между Вашингтоном и Пекином. Россиядолжна заявить о себе как о постимперском государстве, т.е. как о государстве,имеющем региональное значение и не имеющем решающего влияния в Евразии.
Решающая роль отводится автором Америке, так как вряд ликакое-либо государство может сравниться с Соединенными Штатами в четырехключевых областях — военной, экономической, технической и культурной, придающихстране глобальный политический вес. Европу американцы намереныусиленно подталкивать к исполнению отведенной ей роли. Но тем не менее у политологаесть опасения, что в силу ряда причин (роста безработицы, национализма и т.д.)французские и германские политики могут склониться в сторону экстремизма.
Ну а какова же судьба России в геополитическом пасьянсеБжезинского? По этому поводу он пишет: «Будущее России менее определенно, иперспективы ее эволюции в позитивном плане не так уж и велики. Поэтому Америкадолжна создать такие политические условия, которые способствовали быпривлечению России к работе в широких рамках европейского сотрудничества и в тоже время укрепляли бы независимость новых суверенных соседних государств». Всвязи с этим Вашингтону рекомендуется оказывать поддержку Украине и Узбекистанупо национальной консолидации, иначе их судьба в долгосрочной перспективеокажется неясной (вдруг они вновь уйдут под крыло России, как это было висторическом прошлом). Итак, в размышлениях геостратега отчетливопросматривается древняя, как мир, идея: разделяй и властвуй.
Эту идею относительно не только Евразии, а конкретно Россииамериканские геополитики вынашивают около 20 лет, во всяком случае, говорят обэтом. Есть несколько вариантов расчленения России. Одни из них были озвученыбывшим президентом США Рейганом (уничтожить империю зла), Бжезинский илиТэлботт предлагают поделить Россию на три республики: Дальневосточную,Сибирскую и Центральную. Их беспокоит то, что «в каких формах Россия определитсвою государственность. Будет ли эта идея государства основываться на принципахобособленности и полной самобытности России?». А далее Тэлботт выдает главное,что беспокоит Америку: будет ли Россия отдавать приоритет своим национальныминтересам или работать на реализацию интересов США, которые дипломат пытаетсявыдать за «общепризнанные». Тэлботт констатирует тот факт, что когда-то СССРбыл сверхдержавой, а сейчас он называет Россию «региональной державой третьегомира» и предлагает разрушить Россию.
Ту же идею фанатично отстаивает и Бжезинский, поддерживая дрейфУкраины в ЕС, в НАТО. Он особо подчеркивает: «Без 50-миллионного славянскогогосударства Россия оказалась бы более азиатской и удаленной от Европы. Украинаспособна стать частью Европы и без России. Москва же может сделать это толькочерез Украину, что определяет значимость этой страны в формировании новойЕвропы». «В геополитическом смысле —это означает установление гегемонии США надключевым регионом мира: Евразия — это суперконтинент земного шара, играющийроль своего рода оси. Так держава, которая на нем доминирует, будет оказыватьрешающее влияние… в Западной Европе и Восточной Азии».
2.3 Неоатлантизм имондиализм
Победа надСССР означала вступление в радикально новую эпоху, которая требовалаоригинальных геополитических моделей. Геополитический статус всех традиционныхтерриторий, регионов, государств и союзов резко менялся. Осмысление планетарнойреальности после окончания холодной войны привело атлантистских геополитиков кдвум принципиальным схемам. Одна из них может быть названа пессимистической(для атлантизма). Она наследует традиционную для атлантизма линию конфронтациис хартлендом, которая считается не законченной и не снятой с повестки днявместе с падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков,основанных на цивилизационных традициях и устойчивых этнических архетипах. Этотвариант можно назвать «неоатлантизм», его сущность сводится в конечном итоге кпродолжению рассмотрения геополитической картины мира в ракурсеосновополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением дополнительныхгеополитических зон (кроме Евразии), которые также могут стать очагамипротивостояния с Западом. Вторая схема, основанная на той же изначальнойгеополитической картине, напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле,что рассматривает ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холоднойвойне, как окончательную и бесповоротную. На этом строится теория мондиализма,концепция конца истории и единого мира, которая утверждает, что все формыгеополитической дифференциации — культурные, национальные, религиозные,идеологические, государственные и т.д. — вот-вот будут окончательно преодоленыи наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципахлиберальной демократии. История закончится вместе с геополитическимпротивостоянием, дававшим изначально главный импульс истории.
Атлантизм, являясь геополитикой моря, не был чужд и новым идеям,связанным с научно-техническим прогрессом, научно-технической революцией ввоенной сфере. Появление новых типов вооружений — сперва стратегическихбомбардировщиков (первые из них сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки),а затем межконтинентальных, крылатых и других ракет поколебали приоритет Морянад Сушей. Потребовались новые доктрины, которые вместо двух важнейшихэлементов геополитики (Моря и Суши) должны были учитывать воздушное икосмическое пространство, где предполагалось применение не только ядерного, нои плазменного, лазерного оружия. Эти новые элементы получили названиеаэрократии и эфирократии. Освоение данных двух сред, па которые совершенно необращали внимания основатели геополитики, оказалось, тем не менее, продолжениемталассократических теорий, но на более высоком уровне.
История показала, что атлантизм более динамично, наступательноиспользовал все среды, базирующиеся на номосе (закон, порядок) Моря.Геополитика атлантистов оказалась наступательной, а геополитика Евразиипребывала в состоянии пассивной обороны. В сфере аэрократии СССР добилсяотносительного паритета, но в «звездных войнах» не смог устоять против блефа,что во многом привело к поражению в «холодной войне», к развалу содружества странВаршавского договора, а впоследствии и СССР.
С окончанием«холодной войны» геополитическая мысль на Западе разделилась на два течения:«неоатлантизм» С. Хантингтона и «мондиализм» Ф. Фукуямы. Самуил Хантингтон, пребываяна посту директора Института стратегических исследований при Гарвардскомуниверситете, изложил свою доктрину неоатлантизма в статье «Столкновениецивилизаций». В центре доктрины стоит проблема дальнейших отношений Моря иСуши, Запада и Востока. По мнению Хантингтона стратегическая победа атлантистовнад евразийцами не есть победа цивилизационная. Запад и Восток по-прежнемуцивилизационно стоят далеко друг от друга. Западные ценности — это рынок,либерал-демократия, индивидуализм, права человекам т.д., восточные ценности —коллективизм, традиционализм, соборность, патернализм и т.д. Хантингтонутверждает, что западная идеология восторжествовала временно, что ее торжествоподнимет на поверхность глубинные культурные слои Востока: усилится влияниерелигиозных факторов, в частности ислама и православия, синтоизма и буддизма,конфуцианства и индуизма.
В недалекомбудущем, по его мнению, заявят о себе славяно-православная, конфуцианская(китайская), японская, исламская, индуистская, латиноамериканская и, возможно,африканская цивилизации. Этот фактор вновь создаст условия для противостоянияЗапада и Востока. И наибольшую опасность будут представлять линии вооруженныхконфликтов, совпадающие с линиями разломов между цивилизациями. Хантингтонопределяет цивилизации как социокультурные общности самого высшего ранга и каксамый широкий уровень культурной идентичности людей. Для каждой цивилизациихарактерно наличие некоторых объективных признаков: общности истории, религии,языка, обычаев, особенностей функционирования социальных институтов, а также субъективнойсамоидентификации человека. С его точки зрения, цивилизационный фактор вмеждународных отношениях будет постоянно усиливаться. Этот вывод обосновываетсятаким образом.
Во-первых, различия между цивилизациями, основу которых составляютрелигии, наиболее существенны, эти различия складывались столетиями и онисильнее, нежели между политическими режимами.
Во-вторых, усиливается взаимодействие между народами разнойцивилизационной принадлежности, что ведет как к росту самосознания, так и кпониманию единичного и общего в рамках своей цивилизации.
В-третьих, возрастает роль религии, причем последняя проявляетсянередко в форме фундаменталистских движений.
В-четвертых,ослабевает влияние Запада в незападных странах, что находит выражение впроцессах девестернизации местных элит и усиленном поиске собственныхцивилизационных корней.
В-пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чемэкономические и политические, и, следовательно, менее способствуюткомпромиссным решениям.
В-шестых, политолог отмечает усиление экономического регионализма,неразрывно связанного с цивилизационным фактором — культурно-религиознаясхожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционныхгруппировок.
Воздействие цивилизационного фактора на мировую политику послеокончания «холодной войны» С. Хантингтон видит в появлении синдрома «братскихстран». Этот синдром заключается в ориентации государств во взаимоотношенияхмежду собой уже не на общность идеологии и политической системы, а нацивилизационную близость. Кроме того, в качестве примера реальностицивилизационных различий он указывает на то, что основные конфликты последнихлет происходят на линиях разлома между цивилизациями — там, где проходитграница соприкосновения цивилизационных полей (Балканы, Кавказ, БлижнийВосток).
Прогнозируя будущее, С. Хантингтон приходит к выводу онеизбежности конфликта между западной и незападными цивилизациями, причемглавную опасность для Запада может представлять конфуцианско-исламский блок—гипотетическая коалиция Китая с Ираном и рядом арабских и иных исламскихгосударств.
Политолог предлагает меры, которые, по его мнению, должны укрепитьЗапад перед новой нависшей над ним опасностью. Среди прочего он призываетобратить внимание на так называемые «расколотые страны», где правительстваимеют прозападную ориентацию, но традиции, культура и история этих стран ничегообщего с Западом не имеют. К таким странам С. Хантингтон относит Турцию,Мексику и Россию. От внешнеполитической ориентации последней в значительнойстепени будет зависеть характер международных отношений обозримого будущего,поэтому интересы Запада требуют расширения и поддержания сотрудничества сРоссией.
Хантингтонсчитает, что атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своейсобственной цивилизации, готовится к противостоянию, консолидироватьстратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в другихгеополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Западаконтинентальный альянс. Для этого Западу следует:
— более тесно сотрудничать, обеспечивая единство между США иЕвропой;
— интегрировать в западную цивилизацию те общества в ВосточнойЕвропе и Латинской Америке, чьи культуры близки к ней;
— предотвратить перерастание локальных конфликтов между цивилизациямив глобальные войны;
— ограничить военную экспансию конфуцианских и исламскихгосударств;
приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить военноепревосходство на Дальнем Востоке и в Юго-Западной Азии;
— использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях исламскихи конфуцианских стран;
— поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности иинтересы в других цивилизациях;
— усилить международные институты, отражающие западные интересы иценности и узаконивающие их, обеспечить вовлечение не-западных государств в этиинституты.
Действительно ли грядущий конфликт между цивилизациями —завершающая стадия той эволюции, которую претерпели глобальные конфликты всовременном мире? На протяжении полутора веков после Вестфальского мира,который оформил современную международную систему, в западном ареале конфликтыразворачивались главным образом между государями — королями, императорами,абсолютными конституционными монархами, стремящимися расширить свойбюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, аглавное — присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породилнации-государства. Начиная с Французской революции, основные линии конфликтовстали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями.
Хантингтон полагает, что данная модель сохранялась в течение всегоXIX века. Конец ей положилапервая мировая война. А затем в результате русской революции и ответной реакциина нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такогоконфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм,нацизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликтвоплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не быланацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификацияформулировалась в идеологических категориях.
Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиямибыли главным образом конфликтами западной цивилизации. Это столь же справедливов отношении холодной войны, как и в отношении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончаниемхолодной войны подходит к концу и западная фаза развития международнойполитики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападнымицивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападныхцивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальнойполитики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю. Идентичностьна уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все болееважной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходевзаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. Чтоже из этого следует? Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны.Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку,культуре, традициям и религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят наотношения между Богом и человеком, индивидом и обществом, гражданином игосударством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления осоотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения,равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия междуполитическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия необязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно предполагаетнасилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликтыпорождались именно различиями между цивилизациями.
Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие международами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационногосамосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то,что их объединяет. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французоввраждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другимиммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцыгораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда болеекрупные инвестиции из европейских стран. Взаимодействие между цивилизациямиукрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряетуходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образомразногласия и враждебность.
В-третьих, процессы экономической модернизации и политическихизменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местомжительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источникаидентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняютсярелигией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движениясложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме,индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживаютобразованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из среднихклассов, лига свободных профессий, бизнесмены. Как заметил американскийрелигиовед Г.Вейгель: «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальныхявлений конца XX в.». Возрождение религии, или, говоря словами другого теолога Ж.Кепеля, «реванш Бога», создает основу для идентификации и сопричастности собщностью, выходящей за рамки национальных границ, для объединения цивилизаций.
В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуетсяраздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своегомогущества, а с другой — происходит возврат к собственным корням. Все чащеприходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и«индуизации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и«реисламизации» Ближнего Востока. На вершине своего могущества Западсталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли иресурсов, чтобы придать миру незападный облик. В прошлом элита незападныхстран обычно состояла из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получившихобразование в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте и усвоивших западные ценности истиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связьсо своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападныхстранах идет интенсивный процесс девестернизации элиты и возврата к собственнымкультурным корням. И одновременно с этим западные, главным образомамериканские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность средишироких слоев населения.
В-пятых, культурные особенности и различия менее подверженыизменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого основанные наних противоречия сложнее разрешить или свести к компромиссу. В бывшем СоветскомСоюзе коммунисты могли стать демократами, богатые превратиться в бедных, абедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, аазербайджанцы — армянами.
Судя по всему, роль региональных экономических связей будетусиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознаниепринадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализмможет быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации.Европейское сообщество покоится на основаниях европейской культуры и западногохристианства. Успех НАФТА (Североамериканской зоны свободной торговли) зависитот продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и США. А Япония, напротив,испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества вЮго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество иуникальная цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические ифинансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурныеразличия между ними метают продвижению по пути региональной экономическойинтеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки. Общностькультур, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связеймежду Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем,Сингапуром и заморскими китайскими общинами в разных странах мира — с другой. Сокончанием холодной войны общность культуры быстро вытесняет идеологическиеразличия.
Своей концепцией «столкновения цивилизаций» Хантингтон бросилвызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих ипотенциальных глобальных противостояний, а также предложил новую парадигму длятеоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже XX и XXI веков. Отдельные аспектыконцепции Хантингтона вызывают критические вопросы. Цивилизации существуютиспокон века. Почему же только сейчас они бросают вызов мировому порядку? Хотяих роль и влияние действительно меняются, но оценка этих изменений зависит отпозиции исследователя. Поэтому цель цивилизационной модели — прежде всего,привлечь внимание западной общественности к тому, как все это воспринимается вмире. Отечественные оппоненты Хантингтона (А.С. Панарин, Е.Б. Рашковский)отмечают, что тезис о грядущем конфликте цивилизаций скорее постулируется,нежели обосновывается. Возникает вопрос: почему же цивилизационные конфронтациине имели места, допустим, пятьдесят или сто лет назад? Речь может идти овозрастающем значении мировых цивилизаций в продолжающемся и чрезвычайнонеравномерном всемирном процессе модернизации.
Теория международных отношений как разделсовременной политической науки сформировалась и развивалась в условияхбиполярного мира. Это не могло не отразиться на концептуальных подходах ипроблематике международно-политических исследований. Все сколько-нибудьзначительные прогнозы развития международных отношений предполагали и в будущемсохранение примерно той же ситуации, которая существовала четыре десятилетияпосле окончания Второй мировой войны. Хотя некоторые политологи предсказываливероятность изменений в системе международных отношений, её эволюцию в сторонумногополярности, но и они исходили из того, что обе сверхдержавы – США и СССР –по-прежнему будут играть наиважнейшую роль.
Реальные сдвиги в мировойполитике, происшедшие после окончания холодной войны, оказались сколь радикальными,столь и неожиданными для большинства исследователей международных отношений. Водночасье рухнули многие теоретические концепции, казавшиеся незыблемыми и едвали не вечными. Политическая картина мира не меняется столь стремительно, чтонаучная мысль не всегда за ней успевает. Среди политологов, специализирующихсяна исследовании проблем мировой политики и международных отношений,наблюдается, с одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремлениеобъяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших измененийв мире.
Становление США сверхдержавой и выход на последний этап,предшествующий окончательной «планетарной гегемонии талассократии», заставиламериканских геополитиков рассматривать совершенно новую геополитическую модельмира. Существовало два варианта развития событий — либо окончательный выигрышЗападом геополитической дуэли с Востоком, либо конвергенция двух идеологическихлагерей в нечто единое и установление «мирового правительства» (этот проектполучил название «мондиализм» — от французского monde — мир). В обоих случаяхтребовалось новое геополитическое осмысление этого возможного исхода истории.Такая ситуация вызвала к жизни особое направление в геополитике — геополитикумондиализма. Иначе эта теория известна как доктрина «нового мирового порядка».Начиная с 70-х гг., она разрабатывалась американскими геополитиками, а впервыево всеуслышание о ней было заявлено президентом США Джорджем Бушем во времявойны в Персидском заливе в 1991 г.
Концепция мондиализма возникла задолго до окончательной победыЗапада в холодной войне. Смысл мондиализма сводится к постулированиюнеизбежности полной планетарной интеграции, перехода от множественностигосударств, народов, наций и культур к «униформному миру». Истокиэтой идеи можно разглядеть в некоторых утопических и хилиастических движениях,восходящих к средневековью и далее к глубокой древности. В ее основе лежитпредставление, что в какой-то кульминационный момент истории все народы землисоберутся в едином Царстве, которое не будет более знать противоречий,трагедий, конфликтов и проблем, свойственных обычной земной истории. Помимочисто мистической версии мондиалистской утопии существовали и еерационалистические версии, одной из которых можно считать учение о «Третьейэре» позитивиста Огюста Копта (1798—1857) или гуманистическую эсхатологиюГотхольда Эфраи-ма Лессинга (1729—1781).
Мондиалистские идеи были свойственны чаще всего умереннымевропейским и особенно английским социалистам (некоторые из них были объединеныв «Фабианское общество»). О едином мировом государстве говорили и коммунисты. Сдругой стороны, аналогичные мондиалистские организации создавались, начиная сконца XIX века и крупными фигурами в мировом бизнесе — например, сэромСесилом Роудсом, организовавшим группу «Круглый Стол», члены которой должныбыли «способствовать установлению системы беспрепятственной торговли во всеммире и созданию единого Мирового Правительства». «Часто социалистические мотивыпереплетались с либерал-капиталистическими, и коммунисты соседствовали в этихорганизациях с представителями крупнейшего финансового капитала. Всехобъединяла вера в утопическую идею объединения планеты».
Показательно, что такие известные организации, как Лига Наций,позже ООН и ЮНЕСКО, были продолжением именно мондиалистских кругов, имевшихбольшое влияние на мировую политику. В течение XX века эти мондиалистскиеорганизации, избегавшие излишней рекламы и часто даже носившие секретныйхарактер, переменяли много названий. Существовало «Универсальное движение замировую конфедерацию» Гарри Дэвиса, «Федеральный Союз» и даже «Крестовый походза Мировое Правительство» (организованный английским парламентарием ГенриАсборном в 1946 г.).
По мере сосредоточения всей концептуальной и стратегической властинад Западом в США именно это государство стало главным штабом мондиализма,представители которого образовали параллельную власти структуру, состоящую изсоветников, аналитиков, центров стратегических исследований.
Так сложились три основные мондиалистские организации, о самомсуществовании которых общественность Запада узнала лишь относительно недавно. Вотличие от официальных структур эти группы пользовались значительно большейсвободой проектирования и исследований, так как они были освобождены отфиксированных и формальных процедур, регламентирующих деятельность комиссий ООНи т.д. Первая структура — «Совет по международным отношениям» (Council on Foreign Relations, C.F.R.). Ее создателем былкрупнейший американский банкир Морган. Эта неофициальная организация занималасьвыработкой американской стратегии в планетарном масштабе, причем конечной цельюсчиталась полная унификация планеты и создание «мирового правительства». Этаорганизация возникла еще в 1921 г. как филиация «Фонда Карнеги за вселенскиймир», и все состоявшие в ней высокопоставленные политики приобщалисьмондиалистским взглядам на будущее планеты. Так как большинство членов C.F.R. были одновременно ивысокопоставленными дигнитариями шотландского масонства, то можно предположить,что их геополитические проекты имели и какое-то гуманистически-мистическоеизмерение.
В 1954 г. была создана вторая мондиалистская структура —Бильдербергский клуб, или Бильдербергская группа. Она объединяла уже не толькоамериканских аналитиков, политиков, финансистов и интеллектуалов, но и ихевропейских коллег. С американской стороны она была представлена исключительночленами C.F.R. и рассматривалась какее международное продолжение.
В 1973 г. активистами Бильдербергской группы была создана третьяважнейшая мондиалистская структура — «Трехсторонняя комиссия», или«Трилатераль» (Trilateral). Она возглавлялась американцами, входящими в состав C.F.R. и Бильдербергскойгруппы, и имела помимо США, где расположена ее штаб-квартира (Нью-Йорк), ещедве штаб-квартиры — в Европе и Японии. «Трехсторонней» комиссия названа пофундаментальным геополитическим основаниям. Она призвана объединять под эгидойатлантизма и США три «Больших пространства», лидирующих в техническом развитиии рыночной экономике:
1. Американское пространство, включающее в себя Северную и ЮжнуюАмерику.
2. Европейское пространство.
3. Тихоокеанское пространство, контролируемое Японией.
Главой важнейших мондиалистских групп — Бильдерберга и Трилатераля— является высокопоставленный член C.F.R., крупнейший банкир Дэвид Рокфеллер, владелец «Чэйз Манхэттенбэнк». Кроме него в самом центре всех мондиалистских проектовстоят неизменные аналитики, геополитики и стратеги атлантизма ЗбигневБжезинский и Генри Киссинджер. Туда же входит и знаменитый Джордж Болл.
Основная линия всех мондиалистских проектов заключалась в переходек единой мировой системе, под стратегической доминацией Запада и«прогрессивных», «гуманистических», «демократических» ценностей. Для этоговырабатывались параллельные структуры, состоящие из политиков, журналистов,интеллектуалов, финансистов, аналитиков и т.д., которые должны были подготовитьпочву для широкого обнародования этого мондиалистского проекта «мировогоправительства», так как без подготовки он натолкнулся бы на мощноепсихологическое сопротивление народов и государств, не желающих растворять своюсамобытность в планетарном melting pot.
После распадаСССР и победы Запада, атлантизма мондиалистские проекты должны были либоотмереть, либо изменить свою логику. Новой версией мондиализма в постсоветскуюэпоху стала доктрина Фрэнсиса Фукуямы, опубликовавшего в начале 90-хпрограммную статью — «Конец истории». Ее можно рассматривать как идейную базунеомондиализма. Фукуяма предлагает следующую версию исторического процесса.Человечество от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и «нерациональногоменеджирования социальной реальности» двигалось к наиболее разумному строю,воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночнойэкономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длилисьтолько за счет нерациональных факторов, которые мало-помалу уступали местозаконам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т.д. Падение СССРзнаменует собой падение последнего бастиона иррационализма. С этим связаноокончание истории и начало особого планетарного существования, которое будетпроходить под знаком рынка и демократии, которые объединят мир в слаженнуюрационально функционирующую систему. Такой новый порядок, хотя и основанный науниверсализации чисто атлантической системы, выходит за рамки атлантизма, и всерегионы мира начинают переорганизовываться по новой модели, вокруг его наиболееэкономически развитых центров.
2.4 Геополитические воззрения Г.Киссинджера
Международная политика уходит своими корнями в глубокую древность.В ней всегда причудливо сочетались сиюминутные интересы жестоких завоевателей инепреходящие идеалы социальных мыслителей. Соединяя и соподчиняя интересысуверенных государств, интересы всего человечества и отдельных его частей,внешняя политика была и остается весьма двойственной; в ней находят своеотражение и идеалистические представления о справедливом устройстве мира, ижесткий практический расчет властных элит, отличающих потребности своих стран,порождаемые складывающейся ситуацией, от перспективных целей преобразованиямирового порядка.
В последнем труде Генри Киссинджера насущно раскрыта новая ивразумительная внешняя политика, и какими должны быть ее цели после окончанияэры холодной войны и начала глобализации. Сам образ этого выдающегосягосударственного деятеля, на протяжении нескольких десятилетий в той или иноймере определявшего внешнюю политику одной из самых мощных держав современногомира, располагает к восприятию его точки зрения как, безусловно, разумной иосновательной. Однако даже впечатляющие заслуги патриарха американскойдипломатии, его, несомненно, важная роль в таких воистину историческихпрорывах, как подписание Московского договора 1972 года между СССР и США, выводамериканских войск из Вьетнама и установление дипломатических отношений междуСоединенными Штатами и коммунистическим Китаем, не гарантируют непогрешимостипредпринимаемого им анализа мировых процессов. И дело здесь не в том, что, каксегодня утверждают, 56-й государственный секретарь Соединенных Штатов сыгралдалеко не самую благовидную роль в ряде иных рубежных событий новейшей истории,а в том, что процессы тридцатилетней давности, сколь бы совершенным образом онини были поняты и проанализированы, далеко не всегда могут служить ключом кобъяснению картины международных отношений нашего времени. История дает людямуроки, а не рецепты, и поэтому консерватизм во внешней политике, которомупривержен доктор Киссинджер, одновременно и необходим, и опасен.
Появлениеновой книги известного дипломата совпало с окончанием той эпохи, которая вовсем мире связывается с именем президента Клинтона; в ней, по существу, сделанапопытка подвести итоги 90-х годов, которые «оставили нам парадоксальноенаследие доминирующее положение сочетается с реальной возможностью оказаться встороне от многих тенденций, влияющих на мировой порядок и, в конечном счете,преобразующих его». Оглядываясь назад, можно лишь удивляться тому, как точносовпали основные акценты, расставленные в книге с реальными изменениями вамериканской внешней политике, последовавшими за террористическими атаками наНью-Йорк и Вашингтон. В нынешней ситуации практически всеми ответственнымиполитиками признано, что недостаточное внимание к международным проблемам,которым грешила администрация Клинтона, должно быть преодолено, а значениеэтого вектора американской политики — восстановлено. Таким образом, работаГ.Киссинджера оказывается не только увлекательным и глубоким исследованиеммеждународной жизни; она, прежде всего, отвечает реальным потребностям СоединенныхШтатов и отчасти даже определяет систему внешнеполитических ориентиров длядействующей администрации Джорджа У. Буша. Однако сразу следует отметить, чтоГ.Киссинджер исходит из ряда предпосылок, которые на первый взгляд кажутсявполне убедительными, но на которых, при ближайшем их рассмотрении, вряд ливозможно выстроить непротиворечивую систему аргументов, обосновывающихэффективность предлагаемых в книге подходов.
Первая из этих предпосылок состоит в том, что в 90-е годы«впечатляющие экономические успехи давали политическим лидерам соблазнсмешивать стратегическое мышление с экономическим». По мнению автора, этоприводило к тому, что внешнеполитические цели определялись если и не на основецелей внутриполитических, то, по крайней мере, в русле подходов к решениюэкономических и социальных проблем, актуальных для самих Соединенных Штатов.Однако, несмотря на то, что «современное восприятие отражает приоритет,придаваемый экономике над политикой», даже сегодня «экономический глобализм незаменяет собой мирового порядка, хотя и может быть его существеннымкомпонентом»; «в отличие от экономики, — пишет он, — политика делит мир нанациональные элементы», и это делает некорректным применение принциповвнутренней политики к внешней. Подобные утверждения, однако, нуждаются всерьезной конкретизации; не случайно сам Г.Киссинджер признает, чторазъединенные во второй половине XX столетия военные, политические и экономическиефакторы сплетаются ныне вновь; следовательно, один из его исходных тезисовоказывается не вполне убедительным.
Второй шаткой предпосылкой является бесспорная для каждогоамериканца мысль об исключительности США, обусловленной специфическимхарактером американской системы ценностей, уникальностью американской истории иособым положением Соединенных Штатов в современном мире. Г.Киссинджер подробноописывает как исключительность нынешнего положения США, так и особенностиамериканского мировоззрения и истории страны. Однако это не означает ни того,что даже после завершения «холодной войны» с этим положением готовы согласитьсяи остальные страны, ни того, что доминирование США, даже если оно и отражаетодни лишь позитивные черты американского опыта, не будет воспринято в мире какновая гегемония. Автор признает этот факт, отмечая в заключении, что Америке«надо осознать свое превосходство, но при этом вести политику так, как если быв мире существовало много иных центров силы», «внедрять, а не навязывать своиценности».
Третьим важнейшим моментом, наложившим досадный отпечаток на всюконцепцию автора, является явное противопоставление Соединенных Штатовевропейским странам. Создается впечатление, что даже столь опытномугосударственному деятелю, как Г.Киссинджер, трудно смириться с возросшей рольюЕвропы в современном мире, с некоторым пренебрежением американскими интересамисо стороны европейских стран, обязанных Соединенным Штатам как восстановлениемединства Европы после Первой и Второй мировых войн, так и защитой от советскойугрозы в послевоенные годы. Реально существующие разногласия по проблемам текущейжизни в целом ряде случаев как бы заслоняют для автора и фактическое единствоевропейской и американской культур, и несомненную необходимость консолидациизападного мира, причем консолидации, не ограничивающейся одной толькоглобальной антитеррористической операцией.
Г.Киссинджер, великолепный знаток политической истории, применяетдля описания проблем, существующих сегодня в различных регионах мира, методаналогии, соотнося эти проблемы с отдельными этапами развития западнойцивилизации. Во-первых, он выделяет те страны, в отношениях между которыми «взначительной мере реализуются американские исторические идеалы»; сюда авторотносит отношения между европейскими государствами, между ними и США, а такжемежду США и государствами Латинской Америки. «Все эти государства демократичны;- пишет он, — их экономика рыночно ориентирована; войны исключены, они могутразгореться разве что на периферии, где их источником способны стать этническиеконфликты». Во-вторых, это регионы, которые, «подобно Европе XIX века, могут переживатьдлительный мирный период… однако принцип баланса сил сохраняет здесь решающуюроль»; к таким регионам Г.Киссинджер относит Азию, где существует несколькокрупных держав, таких, как Япония, Китай, Россия и Индия, а также ряд других, каждаяиз которых с недоверием относится к соседям и стремится не допуститьдоминирования кого-либо из потенциальных соперников. В-третьих, этоближневосточный регион, проблемы которого напоминают противоречия Европы XVII века: «Их корни лежат нев экономической сфере, как в странах атлантического бассейна и Западногополушария, и не в стратегической, как в Азии, а в сфере идеологии и религии»;эти противоречия не только трудноразрешимы, но трудны даже для адекватногоосмысления западными политиками. Наконец, к четвертой группе стран Г.Киссинджеротносит Африку — «континент, к истории которого невозможно подобратьевропейских примеров».
В соответствии с избранным методом автор относительно автономнорассматривает все четыре региона; при этом, однако, трудно избавиться отвпечатления, что наибольшие сложности вызывает у него осмыслениевзаимоотношений не с Азией, Ближним Востоком или Африкой, а со странами,отнесенными к первой группе — к той, где наиболее «убедительно демонстрируетсебя идеалистическое представление о мире, основанном на принципах демократии иэкономического прогресса». На наш взгляд, это зримо свидетельствует о некоторойограниченности представлений Г.Киссинджера о закономерностях развитиясовременного глобализированного мира.
Хотя Г.Киссинджер и признает европейскую интеграцию впечатляющимполитическим опытом, он считает ее проявлением тенденции, в русле которой«исторически сформировавшиеся национальные государства, сознающие, что ихмасштаб не позволяет им играть роль мировых лидеров, стремятся к интеграции вболее крупные образования». В данном случае, однако, автор невольно (илиумышленно) уклоняется от оценки более глубинных источников европейскогоединства — исторических, культурных и интеллектуальных. Возникает впечатлениебудто европейская интеграция есть реакция на расширение влияния США, статускоторых как «доминирующей державы автоматически порождает в других странахстремление к большей независимости в сфере принятия решений и желание ослабитьее позицию».
В книгеотмечается, что между двумя сторонами Атлантического океана обнаружилисьнастолько серьезные разногласия в экономической сфере, а ослаблениечеловеческих контактов стало столь значительным, что «сегодня под вопроспоставлено само понятие совместной безопасности и даже общих целей». Инымисловами, Г.Киссинджер признает, что не борьба за политическое влияние (что былобы понятно, если бы европейская интеграция была реакцией на американскуюгегемонию) становится причиной утраты культурной и человеческой близости двухсоставных элементов западного мира, а наоборот. Во-вторых, из рассужденийавтора более или менее явно следует, что политические союзы, единождызаключенные, должны существовать если не вечно, то неопределенно долго. С иныхпозиций трудно объяснить его недоумение по поводу того, что, будучи обязаннойАмерике своим спасением — сначала от экономического краха посредством планаМаршалла, а затем и от советской опасности путем заключенияСевероатлантического договора, Европа оставляет в прошлом то время, когда«Соединенные Штаты взаимодействовали с каждой из европейских стран вотдельности, а мнение США учитывалось до принятия решений», и сегодня «вотношениях с Европейским Союзом США, напротив, исключены из процесса принятиярешений и могут вмешиваться лишь post factum». В-третьих, несмотря на произошедшие запоследние десятилетия фундаментальные изменения в мировой экономике и политике,автор по существу отказывается признать Европейский Союз равным СоединеннымШтатам по экономическому и политическому потенциалу.
Иная картина открывается перед читателем, как только авторпереходит к анализу ситуации в Азии, на Ближнем Востоке и в Африке — врегионах, где политические противоречия напоминают проблемы западнойцивилизации в прошлые столетия. В данном случае задачи, намечаемые бывшимгосударственным секретарем, оказываются диаметрально противоположными тем, чтостоят перед американской дипломатией в Европе и Латинской Америке: если здесь,как мы видели, Г.Киссинджер считает необходимым добиваться максимальновозможного сплочения демократических стран вокруг США, то в Азии цельюСоединенных Штатов оказывается, скорее, разделение государств региона;«геополитической целью Америки должно оставаться предотвращение объединенияазиатских государств в недружественный США блок, которое может оказаться весьмавероятным, если этот процесс возглавит одна из ведущих держав региона». НаБлижнем Востоке ситуация еще более драматична: там религиозные и идеологическиепротиворечия приводят к возникновению «огромной прямой угрозы безопасности Америкии ее благополучию», исходящей не столько от блоков и союзов государств, сколькоот малопредсказуемых политических режимов. Однако, несмотря на все отличияВосточной и Южной Азии от региона Персидского залива, любое развитие событий наэтих пространствах планеты может вылиться для Соединенных Штатов лишь вочередную проблему безопасности, но не в вызов доминирующему положению Америкив мире. Парадокс современной ситуации, не отмечаемый Г.Киссинджеромнепосредственно, но неявно присутствующий в его книге, заключается в том, что вXXI столетии лишь развитыедемократические государства, прежде считавшиеся естественными союзникамиСоединенных Штатов, одни только и могут оспорить американскую гегемонию.
Поэтомупредлагаемый автором анализ ситуации в Азии представляется гораздо менееспорным, нежели его оценка отношений США со странами Европы и ЛатинскойАмерики. Большинство выдвигаемых им тезисов способно существенно обогатить нашипредставления о сути и формах азиатской политики. Хотя эта политика и основана,как отмечает доктор Киссинджер, на традиционной концепции силового баланса, онагораздо более комплексна, чем, например, европейская политика XIX века, причем по ряду причин.Во-первых, «в Азии не существует единого для континента равновесия… самироли, которые играют азиатские государства, непрерывно меняются» в силу разныхтемпов экономического развития и эволюции различных внутриполитических моделей.Во-вторых, «страны Азии никогда не приходили к осознанию общей для них всехопасности, обладая разными представлениями о потенциальных угрозах»; поэтомусоюзы и коалиции в регионе кратковременны, легко возникают и столь же быстрораспадаются. И, наконец, в-третьих, «в региональных спорах страны Азииобнаруживают намного большую готовность прибегнуть к силе, чем европейцы,отрезвленные опытом двух мировых войн»; поэтому политика Соединенных Штатов,как и политика других великих держав в этом регионе, должна отличаться особойответственностью.
Вчастности, политика США в Азии должна, по мнению автора, предполагать активноевзаимодействие практически со всеми готовыми к этому странами, но в условияхотсутствия четко формализованных принципов такого взаимодействия. Следуетпризнать, что Соединенные Штаты демонстрируют эффективное использованиеподобной стратегии; так, договор о взаимной безопасности между США и Японией,на протяжении более чем полувека являющийся важным элементом стабильности вАзии, не имеет никаких формальных механизмов исполнения; США долгое время имеливоенные базы на Филиппинах в отсутствие формального соглашения с этой страной,что позволяло филиппинскому правительству, например, активно участвовать вДвижении неприсоединения; Соединенные Штаты позволяют себе выдвигать боевыекорабли в Тайваньский пролив в ответ на демарши КНР несмотря на то, что онипризнают пекинское руководство законным правительством единого Китая, составнойчастью которого считается и Тайвань. Таким образом, задачей США было и остаетсяприсутствовать в азиатской политике и давать почувствовать это присутствиеазиатским странам. Такой подход основывается на том, что баланс сил в Азииокончательно не сложился, а «в геополитическом плане для каждой крупнойазиатской державы… проблема состоит не столько в том, чтобы завоеватьсоседей, сколько в том, как помешать, соседям объединиться против нее».
Особое внимание уделяет автор двумобстоятельствам, принципиально важным для его анализа ситуации в Азии.
С одной стороны, это необходимостьвыступать в этом регионе, как и повсюду в мире, не только доминирующейгеополитической силой, но и носителем американских ценностей, важнейшей изкоторых является приверженность соблюдению прав человека. Данный тезис звучит вкниге предельно определенно и жестко. «Ни один серьезный диалог с азиатскимистранами, пишет Г.Киссинджер, — не может не затрагивать проблему прав человека.Даже самая «реалистичная» американская администрация должнапреследовать подобные цели, причем не для того, чтобы раздражатьпротивоположную сторону, но в силу того, что такой подход отражает важнейшиенравственные ценности и устои Америки. Ниодна администрация,отказавшаяся учитывать этот фактор, не сможет рассчитывать на общественнуюподдержку… Поэтому ни одно азиатское государство, которое понимаетамериканские интересы, не должно свысока относиться к этой проблеме». Авторподчеркивает, что внимание к проблемам прав человека, было, есть и будетнеотъемлемой частью американской политики; анализируя, в частности, обострениеотношений с Китаем после подавления его властями народных выступлений наплощади Тяньаньмынь, он указывает, что в этот момент «все остальные вопросыамерикано-китайских отношений отошли на второй план, уступив местообеспокоенности внутренними порядками Китая, поскольку разногласия, которыепрежде считались обычными издержками отношений между великими державами, сталирассматриваться большей частью американского общества как продуктпротивостояния тоталитарному злу».
С другой стороны, американскоеприсутствие в Азии не должно быть только латентным; поэтому непереоценима рольвоенного контингента, расположенного в Южной Корее, а следовательно, икорейской проблемы как таковой, коль скоро она вызвала размещение этих войсквдоль знаменитой 38-й параллели. Авторпоследовательно подчеркивает, что появление американцев в Корее былообусловлено тем, что США и их союзники стремились предотвратить захват южнойчасти полуострова северокорейскими коммунистами, действуя при этом на основаниирезолюций ООН. Сегодня, когда «Северная Корея превратилась в карикатурноесталинистское государство, став, по-видимому, наиболее полицейским государствомв мире» и «шантажирует Америку, Японию и Южную Корею возможностьюраспространения имеющихся у нее технологий создания ядерного оружия и ракетдальнего радиуса действия», Соединенные Штаты оказались в весьма щекотливомположении, так как, хотя у них «нет причин препятствовать воссоединению Кореи иесть веские основания его поддерживать,., в данном случае для Америки на картуставится гораздо больше, чем судьба Кореи, ибо будущее всей Азии во многомзависит от того, что случится с американскими вооруженными силами,расположенными вдоль 38-й параллели». При этом уверен Г.Киссинджер, «с уходомэтих войск окажется неопределенным будущее американских баз в Японии, а еслиамериканские войска оставят всю эту часть Азии, на континенте в целом возникнетновая система безопасности и, более того, новая политическая ситуация».
Такимобразом, политика США в Азии отличается некоторой двойственностью: стремясьукреплять ценности демократии, Соединенные Штаты вынуждены балансировать междуинтересами отдельных стран, порой предпочитая ориентироваться на сотрудничествос теми из них, которые никак не могут быть отнесены к категориидемократических; будучи привержены сохранению мира и стабильности в регионе,американцы, тем не менее, серьезно опасаются исчезновения наиболее опасногоочага противостояния, помня о том, насколько ослабли их позиции в Европе последостижения, казалось бы, самой заветной цели — победы в «холодной войне».«Соединенные Штаты, — отмечает автор, — должны присутствовать в Азии, но несоздавать впечатления доминирования; им надлежит играть решающую роль впреодолении различных опасностей, не ставя себя в центр каждого возникающегоконфликта». Тем не менее, подчеркнем еще раз, американская политика в Азииотносительно легко прогнозируема и преследует вполне достижимые цели.
РаботаГ.Киссинджера четко отражает сдвиги во внешнеполитическом курсе СоединенныхШтатов, представляя взгляды вернувшейся к власти политической элиты. Постановкаострых вопросов и пересмотр многих элементов клинтоновской внешней политикиможет действительно оказаться актуальным и необходимым. В конце концов,демократическая смена либеральных периодов истории США консервативными отражаетне недостатки политической системы, а ее достоинства. Проблема, однако, заключаетсяв том, что если и следует возвращаться к традиционной внешней политике, тоскорее к ее духу, чем к ее формам. Надо не реставрировать старое, а искать исоздавать новое. Величие Америки в восприятии ее граждан всегда базировалось наестественно складывавшемся в американском обществе духе сплоченности исолидарности. Нередко доводится слышать об иллюзорном характере этого духа, отом, что он искусственным образом поддерживается средствами внутреннейполитики; это не имеет значения, пока на данной основе достигаются впечатляющиерезультаты. Это же можно утверждать, говоря о величии Америки на международнойарене. Обеспечение сплоченности и солидарности мира демократий является сегоднянаиболее важной задачей, особенно на фоне той сегментированности современнойцивилизации, которая столь ясно и убедительно представлена в книгеГ.Киссинджера. И если Соединенные Штаты окажутся неспособными справиться с этойзадачей, то, как подчеркивает и сам автор, «очевидно проявляющееся намерениедоминировать постепенно объединит мир против США и заставит их ограничить своипретензии, что в конечном итоге приведет их к изоляции и истощению».
2.5 Немецкая геополитика
В первые послевоенныегоды развитие геополитической науки в Германии, потерпевшей сокрушительноепоражение, было серьезно затруднено: геополитика как часть официальнойидеологии Третьего рейха относилась к идеологическим инструментам тоталитарнойгосударственной машины. Многие геополитики после войны подпали под действиезакона о денацификации, запрещавший им занятие научной деятельностью. Ихглавные усилия были направлены отчасти на собственную реабилитацию, отчасти жена восстановление доброго имени геополитики и превращение ее вновь вакадемическую науку. Работа К. Хаусхофера «Апология немецкой геополитики»полностью отвечала задачам реанимации этого научного направления и освобожденияего от нацистского клейма. Главный акцент этой работы заключается в обоснованииважности применения геополитики для выработки внешнеполитической стратегии СШАи использовании полезного опыта немецкой научной школы.
В защиту «истинной»немецкой геополитики и ее теоретических основ выступили в то время такиеамериканские геополитики, как Николас Спикмен, Эдмунд Уолш, Страус-Хюпе, ТомасГринвуд и др. Многие из них отстаивали основные положения немецкой геополитики,высказывали о заслугах немцев в развитии геополитических идей, считая темсамым, что именно немцы впервые открыли и научно разработали формыгеографического детерминизма и геополитики, которые лежат в основе реалистическойполитики государства.
Первый этап возрождениянемецкой геополитики после Второй мировой войны, продолжавшийся практически дообразования Федеративной республики Германии в 1949 году, был периодомглубокого кризиса немецкой геополитики и характеризовался проамериканскойориентацией со стремлением всячески отмежеваться от нацизма. Причем, еслипервая особенность данного периода через некоторое время претерпеласущественное изменение, то стремление немецких геополитиков доказатьнепричастность к своим предшественникам продолжает и сейчас заниматьцентральное положение во многих современных геополитических теориях.
Немецкая геополитикауделяет особое место в возведении чисто географического фактора, то естьтерриториального расположения Германии в центре Европы, в«философско-историческую концепцию», на основании которой делалисьэкономические и военно-стратегические выводы, занимают немецкие геополитикиФридрих Ратцель и Карл Хаусхофер и их геополитические теории о так называемом«континентальном» и «островном» принципах государственного мышления. Впоследствии эти теории были детально разработаны такими ведущимипредставителями немецкого историзма нового времени, как Эрнст Трельч, ФридрихМайнике и прежде всего Герхард Риттер.
При ближайшем жерассмотрении данной теории не трудно заметить, что своими корнями она уходит втеорию географического «раздвоения мира». Существо данной теории сводилось в товремя к тому, что Германия находится «на рубеже двух миров», т.е. между«сухопутной силой» (Евразией, куда главным образом относили СССР идружественные с ним страны) и «морской милой» (США, Англия). Такоегеографическое положение Германии обуславливало и оправдывало якобы еевнутреннюю и прежде всего внешнюю политику. Фашистские идеологи пытались этимчисто географическим дуализмом «суши» и «моря» объяснить сущность «историческойструктуры напряженности», т.е. существование двух мировых систем, и представитьГерманию как одну из основных сил, от которой полностью зависит результат ихборьбы. О «миссии» Германии тогда писали как о главном «рычаге» историческогоразвития.
Одним из выдающихсягеополитиков, продолжавших развитие идей Хаусхофера, является Йордис фонЛохаузен. В своем труде «Мужество властвовать. Мыслить континентами» считает,что политическая власть только тогда имеет шансы стать долговечной иустойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальными категориями,но «тысячелетиями и континентами». Глобальные территориальные, цивилизационные,культурные и социальные процессы, по мнению Лохаузена, становятся понятнымитолько в том, случае если они видятся в «дальнозоркой» перспективе, которую онпротивопоставляет исторической «близорукости». Власть в человеческом обществе,от которой зависит выбор исторического пути и важнейшего решения, должна руководствоватьочень общими схемами, позволяющими найти место тому или иному государству илинароду в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дисциплиной,необходимой для определения стратегии власти, является геополитика в еетрадиционном смысле.
Лохаузен отделяет судьбуЕвропы от судьбы Запада, считая Европу континентальным образованием, временноподпавшим под контроль талассократии. Но для политического освобождения Европенеобходим пространственный минимум. Такой минимум обретается только через объединениеи интеграционные процессы в Европе, и дальнейшее складывание европейских державв новы самостоятельный блок, независимый от атлантизма.
Объединение Германииявилось бесспорным фактором ускорения интеграционного процесса и созданияЕвропейского Союза, в котором с тех пор наблюдаются решающие сдвиги. В течении90-х гг. в политических и научных трудах встает вопрос о конечной целиинтеграции, ее будущем, широко дискутируемый на различных уровнях. Данныйвопрос тесно связан с размышлениями о роли Германии в Европе и о будущемвнешней политике «Берлинской Республики». В цикле публичных лекций за 1997-1998года ведущие геополитики Германии – Й.Фишер, К.Кинкель, В.Шойбле, Р.Шарпинг,Г.Солмс и др. расширили тематику, предложенную исследовательским институтомГерманского общества внешней политики (DGAP). Многие из их имели настолько широкий резонанс вГермании и Европе, что несколько позже их концептуализация легла в основунемецких предложений относительно европейского конституционного проекта. КарлКайзер, ведущий немецкий политолог, выпустил специальный сборник выступленийпод названием «Речи о внешней политике Берлинской Республики», ставшей основойсовременной концепции внешней политики Германии.
В основе анализавысказываний немецких политиков лежит разнообразие партийных представлений обудущем Европы, своего рода современной политико-партийный ландшафт немецкой«идеи Европы». Вольфганг Шойбле, председатель фракции ХДС/ХСС Бундестага,указывая на глобализацию как «знаковые явления» современности: на динамикуразвития технологий и экономики, перешагнувшие национальные границы ифинансовые рынки как «сейсмографы политического развития», — выступает заактивизацию внешней политики как единой целой – ФРГ и ЕС. Будущее Европы Шойблевидит в гражданах, но никак не в институтах, который, по его мнению, не могутбыть «самоцелью». Европейский Союз в условиях глобализации может бытьдееспособным, если он будет базироваться на идее субсидиарности.
Среди внутреннихпобудительных причин немецкие политики однозначно отмечали происходившие тогдав Европе успешные процессы – введение единой валюты евро, начало расширение ЕСна Восток, разработка общей для ЕС внешней политики и политики в сферебезопасности, строительство общей обороны, а также проблемы: кризис Комиссии ЕС1999г., малая популярность Европарламента и европейских выборов, войны иконфликты на Балканах и др.
Таким образом, каквнешние, так и внутренние причины заставляли европолитиков интенсивнее братьсяза проблемы, касающиеся реформирования Сообщества в целом, его политик,организационных начал.
Й.Фишер представилнеобходимость преобразования Европейского Союза в Европейскую федерацию. Сучетом культурно-исторических условий Европы в проекте политического союзапредусмотрено многообразие проживающих на европейском континенте народов сосвоей культурой, языком и историей, также множество национальных государств.Немецкая сторона считает, что попытка завершить политическую интеграцию вопрекисуществующим национальным институтам и традициям, а не с их участием, стала бынепоправимой конструктивной ошибкой и обречена на неудачу. Только еслиевропейская интеграция объединит национальные государства в подобную федерацию,если их учреждения не исчезнут и не обесценятся, такой проект, по его мнению,несмотря на все огромные сложности, станет реальным.
Последним завершающимшагом в процессе интеграции станет создание Европейской Федерации. Методусиленного сотрудничества сам по себе не ведет к созданию федерации – всеравно, будь-то в форме центра тяготения ил же сразу со всеми или большинствомчленов Союза. Й.Фишер уверен, будущее Европы в осознанных действиях всемичленами ЕС через усиленные сотрудничество к общеевропейскому конституционномудоговору и осуществлению идей Р.Шумана о Европейской Федерации. Немецкий ракурсв этом плане особенно интересен, т.к. он доказывает, чем Германия на самом делеобязана идее мыслителей и политиков о единстве Европы и ее проведению в жизнь.
Немецкая концепция новойЕвропы стимулировала динамизм новых идей и способствовала уходу от евроскептицизма,преобладавшему в европейских кругах. Германия перестала быть, как выразилсяоднажды немецкий политолог Р.Хрбек, «толерантным ожидающим», терпеливоожидавшая конкретных результатов с тем, чтобы эффективней подключиться кинтеграционным мероприятиям. Инициативы германской стороны, последовавшие сконца 90-х годов, показали ее способность быть инициирующей силой, глубоковключенной в интеграционный процесс, а отнюдь не подключенной к нему.Одновременно Европа перешла к более интенсивному обсуждению своегополитического устройства и своих конституционных основ на федеративной основе.Европейский Союз приступил к разработке и обсуждению своей конституции.
2.6 Контрглобализм – будущее Хартленда
Как уже отмечалось, с разрушением СССР и Варшавского блокаизменилось геополитическое равновесие на планете. Бывшие восточные странысоциалистической системы исчезли: часть их вошла на правах бедных родственниковв первый мир — в систему развитых капиталистических государств, часть пополниластраны третьего мира — традиционных поставщиков сырья и дешевой рабочей силы.При этом и те и другие, как правило, растеряли былой политический иэкономический вес. Данный вывод в полной мере относится и к России. Третий мирпотерял возможность маневрировать между двумя блоками, двумя сверхдержавами —антагонистами, получая в былые годы экономическую, военную, техническуюподдержку то в одном блоке, то в другом.
В последние десятилетия XX в. политический язык межгосударственного общенияпостепенно менялся в сторону резкого ужесточения. Язык дипломатии сталпредваряться языком пушек, ракетных залпов. Во всех военных стычках страгической очевидностью была видна, предопределена развязка: будь то операция«Буря в пустыне» или Косовская операция. Предшествующие им локальные войны (вКорее, Вьетнаме, в Эфиопии и в других странах) были конфликтами двух глобальныхсистем. Окончание войн не было окончательным выяснением расстановкигеополитических сил. В последнем десятилетии XX в. войны с участием СШАи их союзников по НАТО приобрели разбойничий характер, носили однозначную,предопределенную развязку, напоминая по формату полноценную современную войну.
Такой метод самоутверждения в межгосударственных, геополитическихотношениях США и их западные партнеры позволяют себе в отношении стран-изгоев.С ними нет необходимости договариваться как с равным противником, и всевозникающие противоречия можно решить относительно кратковременной войсковойоперацией. Расходы на такую операцию оплатит проигравший войну, а лидеры этойстраны будут представлены в глазах мирового общественного мнения как диктаторы,узурпаторы демократии, прав и свобод человека, и потребуют, чтобы они предсталиперед марионеточным Международным трибуналом в Гааге.
По воле сверхдержавы США и их сателлитов страной-изгоем может бытьназвана любая страна мира. В начале 90-х гг. это был Ирак, в конце 90-х гг. —Югославия, Иран. В недалекой перспективе по воле США ею может стать Россия.Главный критерий для отнесения страны в число изгоев — несовпадение еегосударственных интересов с интересами атлантистской, мондиалистской структур.
У России, как и других странах бывшего Советского Союза очень маловозможностей противостоять этим структурам. США в первой четверти XXI в. в состоянии создатьглобальную систему контроля над планетой. Но ни Россия, ни Китай, ни Индия, атем более Иран и Ирак не самостоятельны в той степени, какая требуется дляформирования такого блока, участия в нем. Россия экономически,технологически, в еще большей степени финансово зависит от Запада. Китай в силуспецифики своей юго-восточной политики вынужден тщательно продумывать своидипломатические, военные, геополитические решения с учетом позиции США. Слишкоммного получает Китай от Вашингтона, чтобы решиться на резкие шаги по отношениюк Америке. Хотя случай с самолетом-шпионом говорит о том, что КНР выходит изряда региональной державы в державу «номер два». Индия по традиции находится взоне британского контроля. Иран и Ирак числятся в списках государств-изгоев.Кроме того, Китай и Индия, Иран и Ирак имеют между собой много нерешенныхпроблем, прежде всего территориальных, являются конкурентами в сфере азиатскогои ближневосточного влияния.
Потенциально реализуется другой антиглобалистский проект — союзРоссии и исламского мира. Либеральное лобби в Москве упорно видело Россиюисключительно как часть западного мира. Оно было готово заплатить любую цену зато, чтобы втащить ее за волосы в Европу. О несовместимости ценностей,исповедуемых в Европе и России, писал еще во второй половине XIX в. русский мыслитель Данилевский,а о различной, несовпадающей комплиментарности — в конце XX в. Гумилев. А проблемы,с которыми столкнулась Россия в финале XX в., и проблемы странисламской цивилизации имеют общую природу.
Исламские страны готовы многим поступиться «ради созданиядейственной силы, способной представлять их политические интересы». И проектсоздания новой геополитической структуры Россия — Казахстан — Таджикистан —Иран — Ирак с перспективой присоединения к ней со временем Афганистана и другихисламских государств предпочтительнее, нежели формирование оси Москва — Пекин —Дели. В подобном предложении есть большая привлекательность для российскихполитиков. Если рассматривать проект с точки зрения престижности, Россия,бесспорно, будет играть в этом союзе первую роль. Кроме того, такой союз приусловии заключения военного соглашения позволил бы контролировать евразийскоепространство. Далее, единая экономическая политика огромного«евразийско-ближневосточного» региона, располагающего гигантскими сырьевымиресурсами, прежде всего мировыми запасами энергоносителей, положила бы конецхождению по всему миру необеспеченного доллара США.
Но для того чтобы успешно реализовать этот проект, необходимаполитическая воля, желание поставить во главу угла государственные интересы, ане интересы либерально-демократического крыла политической элиты РФ, фактическипродолжающей печально знаменитую козыревско-ельцинскую линию уступок Западу.Здесь должны объединить свои усилия все субъекты политической элиты России;речь, безусловно, идет о политиках-государственниках, представляющих всеспектры политической системы общества. Проект очень велик и реализовывать егоотдельной группе сторонников просто не под силу, поэтому для «поддержкиконтрглобалистского союза необходимо новое структурирование партийногопространства России, должна сформироваться новая массовая политическая партия,которая осознает будущее России как часть единого евразийского будущего».
Для создания евразийского будущего союза в противовесАтлантическому союзу, блоку НАТО есть все предпосылки: политические, военные,экономические, в том числе связи с бывшими союзными республиками, входящими вТаможенный союз, представляющий, по сути, Евразийский экономический союз. Крометого, Иран и Ирак кровно заинтересованы прорвать блокаду США, отброситьотношение к ним как странам-изгоям. Далее, этот контрглобалистский союз долженвзять за основу, а затем расширить рамки Договора о коллективной безопасности,подписанный пока большинством среднеазиатских республик и Россией. Расширенныйвариант Договора (вплоть до договора о совместных военных действиях в случаенападения на одного из участников и создания единого командования) готовыподписать Иран и Ирак.
Есть и другая точка зрения на новое мироустройство. В XXI в. в качестве геополитическогопротивовеса может выступить Китай. Для такого подхода есть много «за»:стремительный экономический рост КНР, огромная территория, не уступающаятерритории США, большой демографический потенциал, превосходящий более чем в 4раза потенциал США, активная динамичная внешняя политика, мощные быстромодернизирующиеся вооруженные силы и т.п. Но Китай на практике балансируетмежду атлантизмом и евразийством. И эта политика, по-видимому, будетпродолжаться и в первое десятилетие XXI в.
В научнойлитературе можно встретить еще одну точку зрения относительно судеб мира. Идеяевразийского геополитического «треугольника» — России, Индии и Китая,выдвинутая Е.М. Примаковым в 1998 г., долгое время считалась утопической ввидуопределенных противоречий между этими государствами, а также противодействияСША таким начинаниям. Однако в период после 11 сентября 2001 г. и появлениявойск НАТО в Афганистане и Средней Азии усилилась геополитическая роль ранеечисто региональной «Шанхайской пятерки»; она преобразовалась в Шанхайскуюорганизацию сотрудничества (ШОС). На правах наблюдателей началось присоединениек ней государств не только сопредельных России или Китаю (Монголия), но и несопредельных им (Узбекистан или Индия, находящиеся по разные стороныАфганистана).
Теме сближения России, Китая и Индии в единый геополитический«треугольник» были посвящены семинары в Пекине и Дели, за которымипоследовала трехсторонняя научная конференция в Москве 5-6 сентября 2001 г.Здесь — за неделю до 11 сентября — были обобщены пять важнейших предпосылоксближения трех крупнейших государств мира:
— ответственность за судьбы мирового развития;
— сходство задач внутреннего развития реформы с целью выхода на
современный цивилизационный уровень;
— необходимость противостоять угрозам этносепаратизма ирелигиозного экстремизма, подпитываемых извне;
— взаимопересекающиеся интересы региональной стабильности в ЦентральнойАзии;
— высокий уровень двусторонних российско-китайских и российско- индийскихотношений, что позволяет двусторонним связям стать прочной основойтрехстороннего сотрудничества.
Сближение трех держав облегчается и участием их в смежныхмеждународных организациях: Россия — член СНГ, ЕврАзЭС и ШОС, Россия и Китай — члены АТЭС и ШОС, Китай -активный участник диалога АСЕАН + 3 (КНР, Япония,Южная Корея), Индия — член региональной Ассоциации сотрудничества Южной Азии (SAARC). По мнению китайскойстороны, хотя три державы Азии существенно уступают государствам Запада вэкономическом и военном плане, несомненны их совокупные геополитические,ресурсные и чисто военные преимущества. Три пары двусторонних отношений междуними являются прочной основой трехсторонних отношений. Трехстороннеесотрудничество великих держав Азии стимулируется сходством их жизненно важныхинтересов прежде всего именно в Центральной Азии. По этой самой причине, какотмечает индийский автор Г.П. Дешпанде, страны региона «медленно, но верноначинают играть все более заметную роль в международных делах».
На этом фоне роль американского фактора в Центральной Азии неможет и не должна преувеличиваться. Конечно, в своих глобальных претензиях СШАделают ставку на так называемый управляемый кризис геополитических пространствЕвразии. Но неустойчивость американских же позиций в регионе объясняется нетолько неуспехами США в Афганистане и затем в Ираке (по Клаузевицу, в стратегиикотируется не военная победа, а конечный политический успех), но и причинамикуда более фундаментальными.
По этой и многим другим причинам заявления о «концеЕвразии» считаются даже на Западе, по меньшей мере, преждевременными.Напротив, признается ключевая роль центральной Евразии в лице государств ШОС вглобальной расстановке сил. Трудно согласиться и с тем, что США расширяют иукрепляют свой «плацдарм в центре Азии», если Китай способен контратаковатьАмерику как минимум в Восточной Азии посредством своего влияния в АСЕАН. В своюочередь, западные специалисты предвидят достаточно скорый закат США — привозвышении Китая. В этом контексте вступление Индии в ШОС делает последнююкрупнейшей межгосударственной организацией мира, охватывающей Евразию от центраЕвропы, Северной Атлантики и Ледовитого океана до Индийского и Тихого океанов.Соперничать с такой организацией на пространстве меж четырех океанов достаточносложно даже для НАТО и США. Последние хорошо понимают, что именно ЦентральнаяАзия — связующее звено ШОС, и делают все возможное для ее дестабилизации. Можносказать, что регион стал последней исторической ставкой США: здесь оживают хотяи иллюзорные, однако надежды стимулировать «глобальные тенденции—2015»в виде распада России на европейскую «Московию» до Волги,Заволжье—Урал—Сибирь и Дальний Восток. Ставка делается на «СердцеЗемли», север которого составляют именно Заволжье, Урал и Сибирь,центральную часть — Средняя Азия и Синьцзян (Туркестан Западный и Восточный), атакже Тибет, южную — Афганистан, Северный Пакистан, Северная Индия, а такжеИран в части, не прилегающей к океану.
Нельзя не признать, что события текущего 2006 г., как и всегоначала XXI в., делают планы США достаточно иллюзорными. Организационноеукрепление и расширение связей ШОС в совокупности со стабилизацией Узбекистана,исход президентских выборов в Иране срывают осуществление негласного проекта«ислам против Китая» (аналогичного — против России); более того,ухудшают положение США при любой попытке изменить ситуацию в свою пользу. Вовзаимодействии с ШОС в Средней Азии активизируется роль Организации договораколлективной безопасности (ОДКБ) во главе с Россией и участием не толькореспублик Средней Азии, но также Белоруссии и Армении.
В даннойсвязи представляется весьма логичным предположение, что пресловутыйсреднеазиатский «плацдарм» нужен США для отступления из центраназревающего регионального конфликта. Напротив, ШОС вполне по силам такогоконфликта не допустить, для чего желательно добиться ухода США из региона какможно скорее (меры к этому уже принимаются). Опыт Афганистана подтверждает, чтоАмерика вовсе не стремится к искоренению наркомафии и бандитизма, поскольку втом мало заинтересована. Нестабильность в этой стране вмешательством США нетолько не устранена, но, напротив, усугубляется. «Афганизация»Средней Азии под влиянием США представляется опасной и неприемлемой как самимрегиональным государствам, так и континентальным соседям (той же Индии).
Глобальный геополитический «треугольник» России, Китая иИндии реализуется несмотря на сомнения и скептицизм. Основных причин тому три —все они объективно-исторически обусловлены:
— три державы смыкаются своими границами;
— их рубежи: сходятся в Центральной Азии — глобальном и весьма
нестабильномрегионе, где сходятся жизненно важные интересы трех держав;
— Центральная Азия — срединная часть «Сердца Земли» –огромного континентального треугольника между Ледовитым океаном, Волгой, Ленойи бассейном Индийского океана.
Можно сказать, что исторически «треугольник» державобусловлен и сформирован именно этим внутриконтинентальным макрорегионом с егопроблемами и запутанными взаимосвязями. Судя по всему, он объект не простоБольшой игры великих держав, но главный театр мирового противоборства XXI в.
Снесаревскаятеория гео[историо]политики как высшей стратегии позволяет не просторазобраться с прошлым и текущим историческим процессом в регионе Средней Азии имира в целом, но и что самое важное — практически делать историю, управлять ееходом. Эта теория в целом (как и понятие континентального «СердцаЗемли», в частности) позволяют верно, оценить роль и значение Средней Азиив глобальных процессах XXI в., сформировать на ее основе устойчивыйтреугольник великих держав Евразии.
2.7 Идея евразийства российской школы геополитической мысли
Современная Евразия, как и прежде, находиться в центрегеополитических и геоэкономических интересов. Однако Россия в этих планахтеперь выступает не равноправной державой, как это было во времена сотрудничестваРейгана, Буша с Горбачевым, а «нормальной» страной, какими для США являютсяВеликобритания, Германия, Япония, не помышляющие об отходе от американскогогеополитического кода.
Есть довольно устойчивое мнение, что ответом на вызовыглобализации является концепция современного евразийства и формирование единогоевразийского экономического пространства.
Евразийская идея появилась в 70-е годы XIX в. в послереформенныйпериод. Русская интеллигенция пыталась найти прочную и жизнеспособную основу,опираясь на которую Россия могла бы уверенно идти в будущее и знать, каковдолжен быть образ этого будущего. С новой силой евразийская мысль вспыхнула в20-е годы XX столетия — во время революций, великого перелома, крушениястарого мира. Евразийство стало оформляться как мощное социально-философскоедвижение русской эмиграции. В последнее десятилетие XX в. наступил третийпериод евразийства. Поиск пути к. достойному существованию для народов когда-тоединой страны — главная цель евразийства. Таким образом, евразийская идеявозрождается в критические, переломные для страны эпохи.
НынешняяЕвразийская концепция направлена на развенчание существующего и донынепредрассудка о том, что культура только одна (непрерывно развивающаяся), чтовсе прежние культуры являются не чем иным, как ступенями единой лестницы,вершина которой — западная (европейская или ее модификация — американская)цивилизация, и что стремление приблизиться к ней есть задача всегочеловечества.
Александр Дугин — один из самых известных представителей евразийствав современной России, придавший евразийской идее имперское звучание. Подходы А.Дугина к специфике геополитики как особой сфере знания и к методологическимпроблемам геополитики не отличаются последовательностью и строгой логикоймысли. Так, в нашумевшем учебнике «Основы геополитики» он определяетполитику как мировоззрение власти, науку о власти и для власти, т. е. какдисциплину политических элит. Далее, он отмечает, что политика — этомировоззрение, и ее лучше сравнивать не с науками, а с системами наук, соспособами интерпретации общества и истории, какими являются, к примеру,марксизм и либерализм.
По мнению А. Дугина, что геополитика — это "… методология,которая балансирует между чистой наукой и мировоззрением". Вполневозможно, что автор выразился не вполне удачно и корректно, но в любом случаенельзя отождествлять науку методологию той или иной науки. Далее, в учебникесказано о том, что геополитика — дисциплина синтетическая, использующая данныеразличных наук, и потому говорить о какой-то строгости и однозначности вполитике не приходится. Не претендуя на научную строгость, геополитика самаопределяет, что обладает ценностью, а что — нет.
А. Дугин немало трудов отвел основоположникам евразийства и ихидеям. Теперь же, без ложной скромности, автор заявляет, что евразийцы былиэмигрантами и оказали на российскую науку мало влияния. По мнению А. Дугина,геополитические тенденции «явно просматриваются в творчестве Льва Гумилева, ноу него методология остается за кадром, в основном — это этнополитика». Заметим,что именно Л.Гумилев испытал сильнейшее влияние евразийцев, и что основныетруды Л. Гумилева содержат изложение основ новой методологии. Другое дело — какпонимать эту методологию и как ее использовать. В любом случае, она выходит далекоза рамки этнополитики и позволяет достаточно последовательно интерпретироватьмногие исторические факты и события, а также решать труднейшие проблемыкультурологии, геополитики, исторической географии и т. д.
А. Дугин констатирует, что геополитика, будучи светской наукой,сохранила в себе наибольшую связь с традицией и с традиционными науками. Иначеговоря, современная геополитика есть продукт секуляризации другой традиционнойнауки — сакральной географии. По мнению А. Дугина, суть геополитики сводится к тому,что утверждается противоречие между двумя типами цивилизаций: между морской,или торговой, и сухопутной, или консервативной. Конфликт между сушей и морем,между атлантикой и евразийством служит на самом деле «как бы методологией».Существуют и спорные, береговые территории, в которых существуют иатлантические, и сухопутные тенденции (например, Китай). Границы междуевразийством и атлантизмом размыты и могут не совпадать с географическими: «Также Латинская Америка — в принципе, это проекция континентальной Испании на тотматерик, в то время как США — проекция атлантической островной Англии. Здесьдействуют не географические понятия, а методологические, сверхгеографическиепонятия».
Особое влияние на взгляды А. Дугина и его методологические подходыоказали классики немецкой геополитики, в том числе — Карл Шмидт с егорассуждениями о «номосе моря» и «номосе земли», о стихии огня, о новой фигуреистории — фигуре «партизма». Анализируя труды К. Шмидта, А. Дугин отмечает:«Мы, русские, должны научиться с тевтонской жесткостью отливать наши бездонныесверхценные интуиции в четкие интеллектуальные формы, в ясные идеологическиепроекты, в убедительные и неотразимые теории».
А. Дугин широко известен как автор одного из проектов для России XXI в. Этот проект базируетсяна анализе причин и геополитических последствий распада СССР.
А. Дугин отмечает, что причины распада СССР и крах Советскойимперии нуждаются в объективном анализе, который ни в коем случае не может бытьсведен к выявлению внешнего (враждебного) и внутреннего (подрывного) влияния,т. е. «теории заговора».
А. Дугин считает возможным выявить четыре важнейших фактора,приведших Советский Союз к геополитическому и социально-экономическому краху.
Во-первых, на идеологическом уровне сугубо национальные, традиционные,духовные элементы так и не были введены в общий комплекс коммунистическойидеологии, что подтачивало ясность и осознанность в осуществлениигеополитических и социально-политических проектов.
Во-вторых, нагеополитическом и стратегическом уровне СССР был не конкурентоспособен в долгойперспективе для сопротивления атлантическому Западному блоку. СССР былстратегически уязвим на западных и восточных рубежах, при этом США, контролируяRimland, оставались практическивне досягаемости для постоянных дестабилизационных акций Советского Союза.Военные, индустриальные и стратегические потенции СССР все больше изматывались,а помощь США все возрастала. Геополитическая модель Варшавского блока былаобречена и ее возрождение бессмысленно.
В-третьих, административное устройство СССР основывалось наигнорировании региональных, этнических и религиозных особенностей внутреннихтерриторий. Чрезмерная централизация и унификация стали порождать естественныепротест и недовольство.
В-четвертых, экономическая система в СССР основывалась на таком«длинном» производственном цикле, что постепенно отдача общества конкретномучеловеку перестала ощущаться.
А. Дугин не отрицает, что имели место и внешнее давление на СССРлиберально-демократического Запада, и деятельность подрывных элементов внутристраны, однако эти факторы стали решающими только в ситуации, когда созреливышеназванные причины. А.Дугин рассматривает крушение СССР и Восточного блока и вконтексте глобального изменения сил между талассократией и теллурократией иописывает это глобальное изменение в библейских терминах, подчеркивая, чтораспад СССР означает реальную глобализацию Моря, которое от роли судьи иконтролера переходит к роли автократора (самодержца): «Это — мондиализм,цивилизованная интеграция планеты под эгидой Запада. В религиозном языке дляэтого события есть только одно название — Всемирный потоп, конец номоса Земли иуниверсальная доминация номоса Моря… Можно сказать, что это — начало«универсального мира». Левиафан побеждает Бегемота, Кит — Медведя. ТриумфМобиДика над Русским Медведем».
Тезис о фактическом установлении Pax Americana комментируется А.Дугиным с позиции крайнего американизма. Нет сомнений, считает А. Дугин, чтомиром правит полноценная единственная сверхдержава — США. Америка — гегемонсовременного мира, гигантская геополитическая, стратегическая и экономическаяимперия, которая контролирует все важнейшие процессы на планете, причем нетолько как мощное государство, а как идеологическая модель, как путь развития,как судья и пастырь человечества, навязывающий ему определенную системуидеологических, мировоззренческих и политических ценностей.
Анализируя последствия распада СССР, А. Дугин обращает особоевнимание на неопределенность современной геополитической роли РоссийскойФедерации. В какой-то момент — это государство с претензией на особую роль вмировой политике, в другой — это второстепенная региональная держава, в третий- поле для сепаратистских экспериментов. Если одно и то жетерриториально-политическое образование выступает одновременно во всех этихролях, очевидно, что речь идет о какой-то условной категории, о некоейпеременной величине, а не о том завершенном и стабильном политическом феномене,который можно назвать государством в полном смысле этого слова. В этихусловиях, по мнению А. Дугина, практически невозможно строить планыотносительно «интересов государства». В то же время, уверен А.Дугин, многоеможет измениться, если Россия всерьез возьмет курс на создание многополярногомира. В свою очередь, многополярный мир станет возможным только в случае победынад атлантизмом. Для этого Россия просто обязана взять на себя функциисоздателя Новой империи. Ядром этой империи должна стать Россия, а ееближайшими союзниками — Германия, Япония и Иран.
Для создания оси «Москва — Берлин» и умиротворенияГермании А. Дугин предлагает вернуть последней Калининградскую область.
С целью сближения с Японией Россия, по мнению А. Дугина, должнавернуть ей Южные Курилы, а с целью сближения с Ираном было бы целесообразноскорректировать политику в отношении «Русского Юга». Напомним, что, сточки зрения А. Дугина, Средняя Азия, включая Казахстан, Киргизию иТаджикистан, входит в так называемый «Русский Юг» (в который входяттакже Балканы от Сербии, Молдавия, Южная и Восточная Украина, Кавказ, Туркменияи т. д.). Северный Казахстан — от Актюбинска до Семипалатинска, т. е.приблизительно по 50-й широте, А. Дугин включает в так называемый «внутреннийроссийский Восток». Средняя Азия в широком смысле включает также Иран,Афганистан и даже Пакистан и Индию. По мнению А. Дугина, в отношении«Русского Юга» у России есть только один императив — геополитическаяэкспансия вплоть до берегов Индийского океана. Rimland должен быть сведен кнулю. Как пишет сам А. Дугин, континентальный стратегический контроль надбольшей частью «Русского Юга» установлен, но все его зоны должнырассматриваться «… как базы дальнейшей геополитической эксплуатации на юг, ане как «вечные» границы России».
В Средней Азии должен быть основан «новый евразийскийпорядок», который должен стянуть все эти пространства жесткойгеополитической и стратегической осью и структурировать их исключительно вмеридиональном направлении. Средняя Азия должна быть «растянута» по вертикалимежду русскими и персами, которым Москва должна делегировать право наустановление «Pax Persica» на территории почти всей Средней Азии — кроме территорий,компактно населенных русскими.
При этом А. Дугин рекомендует «… всячески стремиться к тому,чтобы выделить во всем тюркском пространстве локальные автоматическиекультурные тенденции, поддержать регионалистские силы в автономных областях,усугубив трения между кланами, племенами, «улусами» и т. д. Повсюду в этойобласти следует стараться замкнуть территории, округа, промышленные комплексы,экономические циклы, стратегические объекты — на территории, расположенные внетюркского ареала, либо в строго меридиональном направлении». Что же касаетсятерриторий, компактно населенных русскими, то они должны перейти под«прямую юрисдикцию Москвы». Территории, этнический состав которыхспорен, получат особые права на основании русско-иранских проектов в пределахтой или иной Империи. Ось Москва — Тегеран позволит получить доступ к теплымморям и обеспечить геополитические интересы Москвы. При этом интересы Турции наКавказе и в Средней Азии в расчет приниматься не будут.
А. Дугин со скептицизмом смотрит на перспективы создания оси«Москва — Пекин». Он отмечает, что определенное сближениегеополитических позиций между Россией и Китаем в последние годы действительнозаметно, но это временный, а не долговечный альянс. Китай, по его мнению, нетолько хочет, но и может, как часть римленда, вписаться в мировой рынок, ватлантическую геополитическую систему. Он лишь настаивает на определенныхльготных условиях, шантажируя своих западных партнеров перспективами болеетесного союза с Москвой и возвратом к социализму. Именно Китай, а не Япония, помнению А. Дугина, геополитически являлся важнейшей базой англосаксонских сил наевразийском континенте, тогда как Япония, напротив, поддерживала союз сцентральноевропейскими странами противоположной ориентации. Китай никогда неучаствовал в евразийском континентальном строительстве. Для него выгоднееконтакты с Западом, нежели с Россией, которая не сможет способствоватьтехнологическому прогрессу Поднебесной, и своей дружбой лишь свяжет свободугеополитических манипуляций Китая на Дальнем Востоке. Китай — опасен дляРоссии, делает вывод А. Дугин. Опасен как база атлантизма и как странаповышенной демографической плотности, находящаяся в поиске «ничейныхпространств». Россия же при всем желании не может стать частьюатлантического мира, и обречена, быть номосом евразийства по самой своейгеографии. Поэтому ось Москва — Пекин непрочна, условна, исторически случайна.
В этих рассуждениях А. Дугина есть определенный резон. Однакореализм покидает его, когда он начинает строить план Новой империи,предполагающей создание оси Москва — Токио, превращение Пекина в «Козлаотпущения». Чтобы в длительной перспективе обезопасить себя от Китая,являющегося потенциальным противником России на Юге и на Востоке, Россия должнасделать подконтрольными себе Тибет, Синьцзян, Монголию — Манчжурию,составляющие пояс безопасности России. А. Дугин предполагает сделать это спомощью потенциальных геополитических союзников России — Индии и Японии, атакже местного населения «пояса безопасности». Для Китая же этатерритория является стратегическим плацдармом для «рывка на Север», вКазахстан и Сибирь. Поэтому, считает А. Дугин, «… Россия геополитически прямозаинтересована в активной поддержке сепаратизма в этих сферах и началеантикитайской национально-освободительной борьбы во всей этой области».
Таким образом, А. Дугин, по сути дела, предлагает бороться противпотенциальной опасности средствами, которые могут обернуться реальнойопасностью для самой России, подтачиваемой внутренним сепаратизмом. План А.Дугина по возрождению Империи, будь, предпринята попытка его реализации напрактике, мог бы поставить под вопрос даже нынешнюю российскуюгосударственность и сильно осложнить положение новых центральноазиатскихгосударств.
С легкостью необыкновенной А. Дугин распоряжается и территориейРоссии, и территорией Китая. В то же время, он не может смириться с фактомсуверенности Украины и передачи ей Крыма. Практически все работы А. Дугинаносят откровенно антиукраинский характер, он утверждает, что «Украина какгосударство не имеет никакого геополитического смысла. У нее нет ни особеннойкультурной вести универсального значения, ни географической уникальности, ниэтнической исключительности». Безусловно, говорит он несколько ниже, украинскиекультура и язык своеобразны и уникальны, но какого бы то ни было универсальногозначения они лишены. Исторический смысл Украины, по его мнению, отражен в самомее названии – «Украина», т. е. «окраина», «пограничные территории». Самосуществование Украины как самостоятельного государства для А. Дугина — этононсенс, угрожающий России: «Сам факт существования «Суверенной Украины»является на геополитическом уровне объявлением России геополитической войны».
Таким образом, заключает А. Дугин, в случае создания Империи, вгеополитическом выигрыше окажутся Россия, Германия, Япония и Иран. В проигрышеокажутся США, Великобритания, Турция и Китай.
Какизлагалось выше, рецепты А. Дугина предусматривают следующее: разделять ивластвовать, играть на внутренних противоречиях, реанимировать архаическиечерты обществ, провоцировать межэтнические трения и т. д. При этом интересынародов, населяющих постсоветское пространство, игнорируется начисто. В этомплане проект А. Дугина воспринимается как пародия, к сожалению, на не намногоболее желательный, но более реалистичный проект 3. Бжезинского, отводящийгосударствам Евразии и Центральной Азии роль разменных фигур в чужой шахматнойпартии, где на кон поставлено мировое господство. И тот, и другой проектывоспринимают Центральную Азию лишь как объект, как средство для достиженияимперских целей. План А. Дугина носит фантастический, даже сюрреалистическийхарактер и отдает явной авантюрой, учитывая состояние российской экономики иармии. Вместе с тем, он дает реальное представление о настроениях, характерныхдля отдельных слоев российского общества, воспринимающих ближнее зарубежье лишькак объект геополитики, который можно безнаказанно кроить и перекраивать посвоему произволу, и жаждущих имперского реванша.
По иному евразийский дискурс звучит в Казахстане. По мнению одногоиз экспертов вопроса евразийства (в большей мере критического) Мерлин Ларюэль,наша страна должна одновременно выработать государственную идентичность, найтисвое место в Центральной Азии и создать более широкое региональное объединениев масштабах континента. Евразийство — по крайней мере, идеологически — отвечаетрешению этих задач. В России сторонники евразийства не находятся у власти,казахское же евразийство — это в основном государственная идеология,проповедуемая Президентом Нурсултаном Назарбаевым. В том виде, в каком оноформируется в Казахстане, евразийство отличается от других его вариантов,прежде всего по форме. Евразийство в Казахстане, говорит М.Ларюэль, — почтиполная противоположность евразийству в России. Оно подчеркивает европейскиесоставляющие страны и уделяет сравнительно мало внимания исламу и Востоку.Чтобы имидж Казахстана не оказался слишком «тюркским» или «мусульманским», приходитсяразыгрывать карту национального многообразия, напоминать об аккультурациититульного казахского населения в ходе его соприкосновения с русским миром.
Не желая, чтобы страна затерялась в классическом мусульманскоммире, в оседло-земледельческом мире Средней Азии, казахские руководителиподчеркивают номадический, степной характер культуры Казахстана. Н.Назарбаевподходит к евразийству прагматически. Он надеется преодолеть последствияраспада СССР посредством многосторонней экономической, а затем и политическойинтеграции постсоветского пространства. На саммите стран СНГ, состоявшемся воктябре 1994 года, он выдвинул проект «Евразийского Союза», который заложил быосновы нового сообщества. Мода на цивилизационный поход, приходит к заключениюМ.Ларюэль, широко распространена в современной России, Казахстане и вообще впостсоветском пространстве. Она тесно связана с развитием культурологии —(пост)советской научной дисциплины, которая после крушения марксистскойфилософской системы претендует на новое объяснение мира во всей его полноте.
Однако евразийскую идею нельзя назвать надуманной, особенно напостсоветском пространстве, где от 60 до 75% населения бывшего Союза и более80% казахстанцев с глубокой симпатией относятся к интеграционным идеямевразийства в области экономики, культуры, политики и международных отношений.Мы все неизбежно взаимосвязаны друг с другом многовековой историей, общимдуховным, культурным и экономическим пространством и самое главное — хорошопонимаем друг друга.
Как отметилпредседатель Политсовета Общероссийского политического движения «Евразия»Александр Дугин, в наши дни евразийская идея переживает настоящий бум.«Президент Казахстана, — сказал он, — опередил время, выдвинув 29 марта 1994года на встрече в МГУ идею Евразийского союза», и не случайно последняя работаДугина называется «Евразийская миссия Нурсултана Назарбаева», где четкопрослеживается, что многие казахстанские инициативы из идей теоретическихпереходят в плоскость практическую: сегодня сформированы или формируются такиеинтеграционные модели, как ЕврАзЭС, СВМДА, ШОС, ОДКБ, ЕЭП...
Заключение
Как уже было вышеупомянуто то, что неожиданные перемены конца
1980-х – начала 1990-х годов,приведшие к крушению биполярности и ознаменовавшие переход к качественно новойсистеме международных отношений, вызвали одновременно и шок, в том числе вакадемических кругах Запада, и совершенно необоснованную эйфорию. Афористичныйтезис Ф.Фукуямы, принесшего в мир «благую весть» о «конце истории», былподхвачен и исследователями, подвизающимися на ниве геополитического анализа.Коррелятом конца истории выступала здесь гегемония эталонной во всех отношенияхдемократической державы, обладавшей – на момент крушения биполярности –внушительным военно-силовым и экономическим превосходством. Высказыванием вэтой связи было следующее: «Наиболее поразительной чертой мира после холоднойвойны стала его однополярность…В грядущие времена, возможно, и появятсядержавы, равные Соединенным Штатам, но не сейчас, не в ближайшее десятилетие».Этому вторил один из немногих западных исследователей, действительно мыслящих вкатегориях геополитики, — З.Бжезинский. Он делал акцент на уникальностисовременного положения США в мировой политике и экономике, указывая, что те«стали первой и единственной действительно мировой державой».
Мессианский запалзападных аналитиков и эйфория от победы в холодной войне были столь велики, чтона первых порах искушению дать ясное, но вместе с тем очевидноидеологизированное объяснение закономерности возникновения феномена однополярногомира, поддались не только либералы. С.Хантингтон, например, утверждал, что,поскольку США – «самая свободная, самая либеральная, самая демократическаястрана в мире», увеличение их мощи и влияния на международной арене историческипрогресивно и, следовательно, абсолютно оправдано, ибо способствуетутверждению свободы, плюрализма и демократии во всем мире. Более идеалистическинастроенные наблюдатели видели главную задачу Америки в том, чтобы вестичеловечество к новой морали и политическому порядку, основанному на принципахсправедливости и защиты прав человека, на поиске нового равновесия междунациональным самоопределением и глобальной взаимозависимостью.
Изучив даннуюпроблематику, мы считаем, что ответом на вызовы проамериканских идей являетсяядро евразийской системы безопасности, основу которой составляют ОДКБ и ШОС.Ведь возникновение в 1996 г. той же самой Шанхайской организации сотрудничествас сопредельными государствами центральной Евразии (включая Казахстан) выглядитболее чем естественно и логично. Нельзя не согласиться, что американский факторсоставляет для ШОС определенную проблему ввиду присутствия США в регионе и ихособых отношений со среднеазиатским членами ШОС и Казахстаном. Что же касаетсяпопыток США – внерегиональной державы в каком-либо виде войти в ШОС, то здесьКитай безусловно против: он стремится, наоборот, создать в центре Азии «зону,свободную от американского влияния».
«Восточно-азиатский ироссийский векторы» внешней политики становится для Казахстана не менее важными,чем западный, европейский, Казахстан может и должен реализовать свое положениедержавы Хартленда («Сердца земли») в сотрудничестве с Россией и Китаем в рамкахШОС. Данная идея может и близка к абсурду в виде концепции балансированияКазахстана между глобальными центрами силы (США, Россия, Китай), но формулойбезопасности центра Евразии по праву признана ШОС, где Казахстан – равноправныйучастник. Без Шанхайской организации сотрудничества Средняя Азия может бытьлишь пресловутой «Балказией» — азиатскими макро Балканами.
Совместимость интересовстран-участников ШОС в центральной Евразии объясняется тем, что территориирегиона являются их неотъемлемыми компонентами, своего рода несущимиконструкциями, а стабильность национальных территорий непосредственно зависитот стабильности сопредельных стран Азии. Напротив, Америка – страна иной частисвета – жизненно важных интересов в центре Евразии не имеет, не должна и неможет иметь.
С развитием идейевразийства, можно сказать, что у евразийской интеграции, с каких позиций непонимать этот процесс, есть будущее. Об этом свидетельствует тот интерес, скоторым проходит Евразийский саммит. Основной вывод, заключается в том, что натаких саммитах четко определяются проблемы, которые необходимо решить странамЕвразии для успешного экономического развития. И проблемы эти не только и нестолько находятся в чисто экономической сфере или диктуются факторамигеографическими и геополитическими, то есть категориями объективными и независящими от нашей воли, сколько касаются таких областей нашей жизни, какдебюрократизация, разумное налогообложение, четкое выполнение контрактов,обеспечение социальной стабильности и т.д., то есть максимальное снижениерисков. А это и есть центральный вопрос успешного экономического развития в рамкахмеждународной и мировой интеграции, для которой в последние годы выдумалимодный термин – глобализация.
Таким образом, предЕвразией не стоит дилемма автаркии или интеграции, а дальнейшая перспективаразвития лежит лишь в выборе оптимальных путей и поиске естественных партнеровдля интеграции. Но интеграции такой, которая позволит Евразии остаться самойсобой, то есть цельным геополитическим феноменом, а не аморфной конфигурациейизолированных друг от друга и зависящих от соседних, более успешных интеграционныхсоюзов, регионов.
Список использованных источников
1.Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и еёгеостратегические императивы. Москва. Международные отношения. 1999.
2 Бжезинский З.Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство. Москва. Международныеотношения. 2003.
3 Гаджиев К.С.Введение в геополитику. Москва. Логос. 2000.
4 Гаджиев К.С.Геополитика. Москва. Международные отношения. 1997.
5 Дергачёв В.А.Геополитика. Москва. Юнити. 2004.
6 Дугин А. Основыгеополитики. Геополитическое будущее России. Москва. Арктогея. 1997.
7 Киссинджер Г.Дипломатия. Москва. Ладомир. 1997.
8 Киссинджер Г.Нужна ли Америке внешняя политика? Москва. Ладомир. 2002.
9 Лаумулин М.Центральная Азия в классической и прикладной геополитике // Евразийскоесообщество. 2003. №3. с.5.
10 Лаумулин М. Новыесроки конца истории // Континент. 1999.
№5. с.49.
11 Лаумулин М.Начало геополитической эры// Континент. 2005. №9. с. 26-28.
12 Лаумулин М.Большие планы [Геополитика]//Континент. 2005. №1. с. 20-22.
13 Лаумулин М.Рецензия// Казахстан-спектр. 2005. №2. с. 104-109.
14 Зотов О.В.Средняя Азия в геополитических реалиях XXI века. //Восток. 2005. №5. с. 211-221.
15 Курманов О.Глобализация и новый мировой порядок// Саясат-Policy. 2005. №1. с.8-13.
16 Кыстаубаев С.Казахстан: новый лидер в сердце Евразии//Известия. 2005. 30 июня. С.10.
17 Королев К.Классика геополитики, XXвек.Москва. АСТ. 2003
18 Дергачев В.А.Цивилизационная геополитика. Киев. Вира-Р. 2004
19 Чжен Кун Фу.Геополитика Казахстана. Алматы. Жеті жарғы. 1999.
20 КолосовВ.А.Геополитика и политическая география. Москва. Аспект пресс. 2005.
21 Лебедева М.М.Мировая политика. Москва. Аспект пресс. 2004.
22 Панарин А.С.Философия политики.
23 Панарин А.С.Политология. Москва. Проспект. 1997.
24 Фукуяма Ф. Конецистории // Вопросы философии. 1990. №3.
25 Хантингтон С.Столкновение цивилизации // Полис. 1994. №1.
26 Хантингтон С.Столкновение цивилизации. Москва. АСТ. 2003.