Открытие Норильска

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО Норильский индустриальный институт

Уланова А.Н.

Проверил: Доцент

Дзюра А. И

План:

Введение…………………………………………………………………………..3

Открытие Норильска……………………………………………………………..4

Заключение……………………………………………………………………....18

Список литературы……………………………………………………………...19

Введение

Норильск — не “маленькая Москва” и не “маленький Ленинград”, что можно услышать из уст путешествующих по Северу, Большой Норильск, промышленная столица, самый крупный город сибирского Севера. Большим называют Норильск вместе с его спутниками­- городами Талнахом, Кайерканом и Оганером.

В общем, средний город, обыкновенный. И в то же время — пионер, первопроходец, испытатель. Он ответил на главный вопрос: быть ли городам на Крайнем Севере? И отвечает на следующий: какими им быть?

Городу дал жизнь Норильский комбинат, а заводам, фабрикам, шахтам и рудникам — Таймырская земля. Три “кита”, на которых стоит Норильск, — это Никель, Кобальт и Медь. Слава города, гордость и забота. Норильск — первооткрыватель рудных кладов Заполярья. Он стал самым северным горнорудным и металлургическим центром страны и одним из самых больших в мире.

Открытие Норильска

Русского человека почему-то всегда тянуло на север. Поводы были разные – от личных интересов до интересов государственных. Среди них были люди служивые и просто искатели приключений и наживы.

Как рассказывают старинные летописи и прочие грамоты, первые восточные славяне проникли на европейский север аж в VI веке. Спустя столетия новгородские купцы и бояре посылали отряды своих людей – смердов и вольных – в край вечных снегов и стылой воды для организации пушных и рыбных промыслов. Горные и рудные богатства мало интересовали первых русских землепроходцев. Их манила «мягкая рухлядь»: соболь, черно-бурая лиса, голубой песец.

После основания Соловецкого монастыря (1435 год) русские пошли дальше. На ладьях-кочках они стали ходить не только вдоль морского побережья на восток, но и пускались в открытое море на север и северо-восток, открывая новые земли и острова.

Так, один английский мореплаватель в XVI веке в поисках морского пути из Европы в Индию обнаружил у берегов Мурмана до 30 русских парусных ладей. А далее, у неизвестной ему земли, русские мореходы объяснили ему, что это Новая Земля.

Так, из года в год, от века к веку ходили русские морем вдоль полярного побережья до Карской губы, где по воде, а где волоком, и далее – на полуостров Ямал к водам Обско-Тазовской губы. Здесь и возник вначале торговый поселок, ставший затем при царе Борисе Федоровиче городом. И назван он был - Мангазея. К началу XVII века в городе этом более 500 жилых домов, гостиные дворы и таможня.

Четыре века назад на берегу реки Таз возник поморский городок. В 1601­м сюда прибыл стрелецкий отряд во главе с воеводой Мироном Шаховским, и развернулось строительство города за Полярным кругом. Поднялся над рекой кремль, издалека виднелась башня высотой в нынешний четырехэтажный дом. Крепостную стену венчали и другие башни, сторожившие посад и воеводский двор, соборную церковь и таможню, тюрьму и округу... Из глубины посада к реке шли улицы. На мостовые смотрели слюдяными окнами сруб! В них жили приказчики московских купцов и рыбаки, портные и пекари, моряки и речники, плотники и косторезы... И медеплавильщики. Да, Мангазея, средневековый город на вечной мерзлоте, златокипящий, по образному определению историка, была предшественницей Норильска.

Мангазейские металлурги пользовались норильским металлом, норильская земля входила в состав Мангазейского воеводства. Не погуби огонь (в 1643 году) городской архив, мы могли бы сегодня знать куда больше о первых... норильчанах. Добывал же кто­-то руду. Или, по крайней мере, искал и находил медь. Были рудознатцы, может быть, прошедшие уральскую или алтайскую школу. Были искусные плавильщики, литейщики с незаурядным художественным вкусом.

Известный историк М. И. Белов называет сороковые годы 17 века временем интенсивного развития мангазейского медеплавильного дела. Так и хочется привязать рождение мангазейского металла к 1642 году. Триста лет спустя, в 1942­ году, родился норильский металл.

Мангазея отстроилась после страшного пожара, но вот по указу царя Алексея Михайловича стрелецкий гарнизон перебрался в Туруханское зимовье (1672), и стало гаснуть солнце Мангазеи. Мангазейцы построили новый город у впадения Турухана в Енисей ­ Новую Мангазею. Оставил о себе добрую память мангазейский пятидесят ник Иван Сорокин. Это он в 1667 году сообщил мангазейскому воеводе Родиону Павлову, что ставит зимовье “с нагородней край (нагорной стороны) Енисея пониже верхныя Дудины реки”.

Все говорило о том, что русские люди пришли на Север раз и навсегда. Мангазея дала возможность постепенно проникать все дальше и дальше на восток, в пределы Таймырского края, по пути осваивая впадавшие в моря реки большие и реки малые. Землепроходцы расширяли районы поисков. Был создан рудный двор, где велась плавка медной руды на медь. Добывался уголь, которого в этих местах оказалось предостаточно.

Время выделило и оставило на скрижалях истории первые русские имена, без которых не было бы истории сегодняшней. Это стрелец Иван Сорокин, с чьим именем связывают основание селения Дудинка. Енисейский казак Михаил Стадухин «со товарищи» прошел по Енисею до Туруханска, затем по Нижней Тунгуски вплоть до верховьев, откуда волоком пробрался на реку Вилюй, по которой сплыл до реки Лена. А там спустя, два года казачий сотник Петр Бекетов основал Якутский острог. Их поиски, словно эстафету, продолжил якутский казак Семен Дежнев, который обогнал северо-восточную оконечность Азии, названную, в его честь мысом Дежнева. Так за неполные полвека, существования Мангазейского острога, русские люди прошли все северное побережье Сибири, протяженностью свыше 6000 километров, вплоть до Западных берегов Америки. Сибирь заселялась. Но экономическое ее развитие могло опираться только на богатства ее недр.

Природные же богатства этого района словно дразнили заезжих людей. В районе реки Норильской, которая пробила себе дорогу сквозь дико-романтические скалистые хребты, называемые Норильскими Камнями, склоны гор были изукрашены обнаженными угольными пластами.

26 ноября 1842 года из российской столицы выехал человек, которому суждено было ­ первому из ученых ­ стать открывателем Таймыра. Ему мы обязаны словом “Таймыр” и первыми фундаментальными сведениями о полуострове. Его звали Александр Миддендорф, петербуржец. Он в двадцать три года получил степень доктора медицины. Ко времени экспедиции на Таймыр ему исполнилось двадцать шесть. Ради путешествия в “землю неведомую” он отказался от кафедры в Киеве, где преподавал тогда зоологию. Будущий академик был призван ответить на вопрос, есть ли жизнь между Пясиной и Хатангой.

На путь из Москвы ­ без отвлечения и отдыха ­ ушло примерно 80 дней. Неблизкий путь. Он и сегодня, если не самолетом, а по железной дороге и енисейским зимникам, занял бы добрых дней восемь.

Ко времени экспедиции Миддендорфа целое столетие прошло “с тех пор, как Лаптеву с Челюскиным с невыразимыми трудами и опасностями... удалось снять берег Таймырского края”. Миддендорфу предстояло исследовать внутренний Таймыр. “Пройдет, может быть, еще столетие, прежде, нежели другой странствователь решится нарушить тишину этих пустынь с намерением приумножить сведения...” Он имел основания так думать. Его слова о “тупейших чиновниках в столице, тормозящих ход государственных дел заставляют вспомнить хрестоматийно­ показательный по своему невежеству ответ генерал­а адъютанта Н. В. Зиновьева на предложения другого патриота Севера М. К. Сидорова: “Так как на Севере вечные льды и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы не мыслимы, то... необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а Вы хлопочете наоборот и объясняете о каком - ­то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут проводить только помешанные”.

Миддендорф имел в виду и другое, когда писал, что, может быть, через столетие кто- ­нибудь нарушит тишину тундр: суровее Таймыра на планете Земля только Антарктида.

И во времена Челюскина, и во времена Миддендорфа на зимовку в районе Норильска отваживались лишь местные жители, которых насчитывалось несколько тысяч на весь полуостров ­ долган, ненцев, нганасан, эвенков и потомков мангазейских казаков. Но любая экспедиция грозила зимовкой...

В начале 1866 года енисейские золотопромышленники П. И. Кузнецов, И. А. Рябиков, Н. П. Токарев и И. А. Григорьев пожертвовали средства (1800 рублей) на изучение Севера губернии. Уточнить карту среднего и нижнего Енисея, нанести на нее полезные ископаемые ­ таков был социальный заказ. Руководить Туруханской экспедицией (так она звалась) было поручено горному инженеру И. А. Лопатину. В ее состав вошли П. А. Лопатин (фотограф, студент, младший брат начальника), И. Е. Андреев (топограф), Ф. П. Мерло (метеоролог, ссыльный поляк), А. П. Щапов (этнограф, остался работать в Туруханске). В Дудинке к экспедиции присоединились Ф. Б. Шмидт и сопровождавший его препаратор Савельев, которые прибыли на Таймыр еще по зимнику и дожидались экспедиционного парохода.

Геолог и географ Иннокентий Александрович Лопатин родился (2 февраля 1839) и умер (15 ноября 1909) в Красноярске. Он окончил Корпус горных инженеров в Петербурге (1860) и работал на Селенге, Витиме, Чулыме, Подкаменной Тунгуске, Ангаре, в Уссурийском крае и Сахалине (доказал промышленное значение угольных месторождений южного Сахалина).

И дудинский купец К. П. Сотников, побывав не один раз в Норильске, заявил месторождение угля и медной руды аж в 1865 году. Но, будучи в основном скупщиком пушнины, а не промышленником, так и не сумел наладить новое для себя дело. Хотя попытка была сделана основательная: у подножия горы "Рудная, в месте выхода медистых сланцев, были заложены две небольшие штольни да выстроена шахтная печь, благодаря которой было выплавлено около 200 пудов черновой меди...

Федор Богданович Шмидт ­ геолог, палеонтолог и ботаник ­ оказался в Дудинке раньше Лопатина, и Сотников его уговорил дождаться вскрытия Енисея, чтобы продолжать путешествие рекой, а пока, мол, ­ здесь близко, верст восемьдесят, ­ есть чем заняться: прошлой осенью заявку сделал...
И кликнул каюров.

Шмидт впервые в научной литературе сказал о богатствах Норильска. Ученый видел руду, содержащую, судя по его отчету, до пяти процентов меди. Кроме весенней, по снегу, поездки к Норильским горам, он отправился к ним еще раз, 4­6 сентября, т. е., по всей вероятности, до первого снега, и сумел лучше, чем в начале июня, рассмотреть угольный пласт горы (нынешней Шмидтихи) и выходы руды в непосредственной близости от нее.

И. А. Лопатин не ездил к Норильским горам, но и в Дудинке мог держать в руках образцы сланцев из сотниковской коллекции, пропитанные медной зеленью. Во всяком случае, за три года до выхода в свет шмидтовского отчета в отчете Сибирского отделения Географического общества (1869) сказано, что Лопатин посоветовал Сотникову организовать разработку медной руды Норильска.

Новый этап освоения правобережья Енисея начался в 1919 году. Время сложное, бедное, голодное. В изумительный ряд достославных имен первопроходцев встало еще одно - Николай Николаевич Урванцев.

В 1919 году к заявочному столбу на западном склоне горы, теперь именуемой Рудной, подошли Н. Н. Урванцев и его спутники. По следу сотниковского ножа на затесе легко читалось: “К. П. С. 1865 г. сент. 1 д.”. Надпись расшифровали так: поставил К. П. Сотников в 1865 году, сентября 1 дня.

Удивительно, что до сих пор называют К. П. Сотникова, хотя такого... не было. Был Киприян Михайлович Сотников, урядник, сын урядника, а “по совместительству” купец, и был его младший брат Петр Михайлович. Вот кто заложил штольни (наверняка руками здешних жителей, своих “должников”) на месте, возможно, старинных разработок мангазейских рудознатцев.

К. М. Сотников рудознатцем не был. Надо отдать ему должное, деятельность он развернул бурную: ездил в Енисейск, чтобы оформить заявку, в Барнаул, где знающие люди сделали анализ руды; уговорил енисейского золотопромышленника и пароходовладельца Кытманова войти с ним в компанию, а енисейского архиерея ­ дать согласие, чтобы разобрали на кирпичи дудинскую церковь (посулил новую, деревянную, и слово сдержал); Пригласил уральца ­ горного штейгера и организовал оленные аргиши для переброски к Норильским горам строительного материала с берега Енисея... Стены бывшей церкви пошли на кладку шахтной печи. Там их медленно “подтачивала” вечная мерзлота (дали неравномерную осадку), здесь их быстро спалил огонь: специальной футеровки не делали. Успели выплавить каких ­- нибудь три тонны черновой меди и не без труда продать металл в казну.

Этим закончилась первая попытка овладеть богатствами норильских недр. Н. Н. Урванцев застал у подножия Рудной такую картину: остатки фундамента печи (деревянный квадратный сруб, заполненный галькой); остатки срубов служебных помещений; остатки топлива и добытой руды, кирпичный лом, обломки самодельного лопастного вентилятора, служившего для дутья... Штольни сохранились, хотя устья кое­ где были завалены (крепь подгнила) и заплыли льдом... Па мятник дерзкому предпринимателю, которому и не могло хватить сил. Все было против него.

“Памятная книжка Енисейской губернии на 1890 год” содержит еще несколько крупиц сведений о районе. Впрочем, авторы пользуются слухами. Они называют озера “Нарымскими” и ссылаются лишь на “рассказы” жителей: есть несколько гор, залежи каменного угля и медной руды, “за разработку которой в 70­х годах принимался один из енисейских купцов... предприятие принесло только убытки. В 1888 году компания английского пароходства “Феникс” намеревалась заготовить... с вывозкой в Дудинку каменный уголь, но это также не имело успеха”.

Александр Киприянович Сотников, представитель следующего поколения некоронованных королей Таймыра, знал об этом и не понаслышке. В угле нуждались не только англичане. Оживилось судоходство. Морями и рекой доставляли грузы на строительство Сибирской железной дороги... “Вестник золотопромышленности” за 1895 год сообщает: “На Александро-Невской копи до отобрания ее от Кытманова самовольно добыто в 1894 году казаком Сотниковым до 2000 пудов каменного угля, из которого 1500 пудов приобретено... начальником гидрографической экспедиции...”

Остатки добытого в Норильске топлива забрал английский капитан Джозеф (Иосиф) Виггинс. Уголь доставили, как раньше кирпич и медь, на оленьих нартах местные жители­-кочевники.

Похоже, что личные качества Сотникова ­сына много уступали отцовским. Трудно представить мягкой натурой К. М. Сотникова, “заподозрить” его в гуманном отношении к землякам, ­ конечно же, обманывал и эксплуатировал. Но Александр Киприянович в этом отношении куда как превзошел отца. Долго смотревшее сквозь пальцы на произвол Сотникова губернское начальство начало штрафовать его. Впрочем, к административной ссылке самодура и насильника губерния прибегла по другому поводу, его уличили в поджоге своих застрахованных домов. В Якутске ­ коммерсант по крови ­ он снова занялся торговлей, скупил партию кяхтинского чая...

Кончил Сотников плохо: его ограбили лодочники и выбросили в Лену.
Видимо, того же Сотникова имел в виду Ф. Нансен когда писал: “Он (имя купца автор не указывает, А. Л.) всячески прижимал инородцев, а подчас и давал волю рукам. С должников своих, которых сам же ввёл в долги, драл, что называется, три шкуры, а, высосав их, являлся к ним в становище, забирал последнее имущество и безжалостно бросал в тундре без ничего, обрекая на голодную смерть. Наконец, он настолько зарвался, что в дело вмешались власти...”

Намеревался продолжать норильское “дело” представитель следующего поколения семьи, студент Томского технологического института Александр Сотников младший, сын и внук первых предпринимателей. В летние каникулы 1915 года он собрал коллекцию минералов, установил новые заявочные столбы. С именем А. А. Сотникова связана последняя перед революцией попытка обратить внимание на богатства норильских гор. В 1919 году в Томске вышла брошюра “К вопросу об эксплуатации Норильского (Дудинского) месторождения каменного угля и медной руды”.В этом же году А.А.Сотников еще раз побывал в “своих” местах. Он представлял в экспедиции колчаковское военное ведомство, а горный инженер Н. Н. Урванцев ­ Сибирский геологический комитет”

Дни Сотниковых уже были сочтены. Трагедия последнего владельца Норильских месторождений в том, что он не верил в революцию, не верил в свой народ и его будущее. Он считал, что Норильск можно “поднять” только капиталами и техникой Запада. Это человек был способный, толковый, энергичный, но, увы, сын своего отца, делец, предприниматель.

В новой России он не видел для себя места. Сотников бежал на восток с колчаковской армией. В Иркутске его опознали, привезли в Красноярск, где он был расстрелян в 1920 году.

Из воспоминаний Николая Николаевича Александрова

В начале учебного 1918/19 года на урок горного искусства (так назывался курс горного дела) в 8­ класс Томского политехнического училища пришел новый преподаватель ­ молодой, высокий, несколько неуклюжий, в пенсне. Сопровождавший его заведующий горным отделом училища Стрельников (впоследствии профессор Томского технологического института имени С. М. Кирова) отрекомендовал: “Вот вам, друзья, новый преподаватель, который будет вести уроки вместо меня, Николай Николаевич Урванцев, питомец Томского института. Прошу любить и жаловать”.

В конце апреля 1920 года мой одноклассник Женя Орлов сообщил, что Николай Николаевич предлагает нас обоих включить в состав первой советской экспедиции в район Норильска, которая вернется в Томск в октябре... Я был назначен помощником топографа и, кроме того, получил специальное задание: выехать в село Казачинское и купить там, у крестьян лошадей. В конце мая я уже был в Казачинском. Решение о завозе лошадей в Норильск многие считали неразумным, полагая, что животные не вынесут стокилометрового “перегона” по оттаявшей тундре, тем более ­ с грузом. Поэтому предстояло выбрать только крепких, выносливых и молодых.

Экспедиция прибыла в Казачинское пароходом. Кроме двух металлических лихтеров, он вел на буксире деревянную баржу с экспедиционным имуществом. Сюда же были водворены лошади и погружено сено.

Наша экспедиция состояла из четырнадцати человек, очень разных по возрасту и квалификации. В руководящую группу, кроме начальника экспедиции, входили еще двое. Евгений Михайлович Ольховский преподавал в нашем училище геодезию. Чудесный по натуре человек, деликатный и доброжелательный, талантливый специалист, художник и музыкант. Андрей Иванович Левкович, завхоз и помощник начальника экспедиции, специальности, видимо, не имел, но был, как говорят, испытанным хозяйственником, честным и энергичным.

Рабочим костяком служила “великолепная семерка” учеников­ политехников: Н. Александров, Е. Орлов, А. Назаров, М. Орлов, П. Кузнецов, К. Лукша. Во время горной практики на Анжеро­-Судженских угольных копях почти все работали каталями, погрузчиками, на креплении горных выработок, а на летней геодезической практике производили инструментальную топографическую съемку пригородов Томска... Если учесть молодость и неплохую физическую подготовку, то можно сказать, что Н. Н. знал, что делает, приглашая нас в экспедицию.

Томич К. П. Паршин, орнитолог, имел по этому профилю соответствующее задание общества охотников и поражал своей влюбленностью во все живое, ­ будь то птица или зверь. Были среди нас и два очень непохожих, но симпатичных всем красноярца Н. К. Ауэрбах, лет 26, интеллигент “до мозга костей”, притом чеховского облика, которого трудно было себе представить на работе. Однако никто не услышал от него жалоб, трудился он, как и все, с полной отдачей сил... А. В. Кудрявцев, лет сорока. Практичный, цепкий, настойчивый, он держался стороной, молчаливо. Четырнадцатый ­ товарищ Семен ­ присоединился в Дудинке. Местный житель, крепко сбитый, физически очень сильный человек. Питание в пути более чем скромное, физическое состояние на требуемом уровне все же обеспечивало. Дежурное блюдо­ - каша с растительным маслом. Редко ­ кусочек соленой рыбы. Сахар ­ 200 граммов на месяц (30 стандартных кусочков). Сухари (размокаемые за сутки). Вот и весь рацион.

Н.Н. Урванцев пишет: “Партия состояла из нескольких групп: разведочной­ 7 человек, топографической­ 4 человека, геологической ­ 2 и хозяйственной ­ 2”. Всего получается 15. Возможно, в это число вошел проводник по имени Михаил. На 12­14 нарт, в каждую из которых впрягали 2­3, иногда 4 оленя, и на лошадей (вьюками до 70 кг) погрузили все имущество. Одеты были во все свое. Собственные и “казенные” (кому достались) сапоги не годились для 100­ километрового перехода по оттаявшей тундре. Особенно тяжел путь был из - за несметного полчища “поющих” комаров и беззвучной мошки. От комаров в какой­-то мере спасали плохие накомарники, от мошки ничто не спасало ­ ни застегнутая на все пуговицы одежда, ни перевязанные рукава и затянутые воротники. Стали дегтем смазывать лицо, руки, грудь и т. д. За 3­4 часа деготь высыхал, и все начиналось сначала.

Мокрую одежду и обувь просушивали у костров, разводимых из малопригодного для этой цели ерника. В дождливые дни промокали “глубже, чем насквозь”, одежду досушивали на себе во время короткого сна. Перед сном раскладывали в палатках дымокуры из ерника и мха.

Спешили, долгих дневных привалов не делали. Лошади за десять дней перехода были изнурены.

Изнурительный 10­дневный переход закончился 18 (или 19) июля. Экспедиция встала лагерем. Руководители облюбовали заброшенную избушку, остальные поселились в двух палатках с настилом из жердовника и кустарника.

На обустройство и подготовку к работам ушло два дня. 22 июля 1920 года экспедиция приступила к съемке поверхности и разведке Норильского месторождения угля.

Группой была принята ежедневная норма топографической съемки: один квадратный километр. Для выполнения такого задания приходилось сменить не менее трех точек стоянки, карабкаться с инструментами (мензулой и кипрегелем) за плечами, пройти с рейкой 25­30 километров по осыпям траппов горы Шмидта. Но горнякам-­разведчикам было тяжелее. Били шурфы, а гнус лез в глаза, нос, рот, уши. Даже деготь мало помогал. Периодически опускали в шурф ­ в продырявленном ведре на веревке ­ дымокур. Работали без перерыва на обед, “морили червячка” на ходу хлебом и водой, которой было кругом в избытке.

Неутомимым, неугомонным и неунывающим был Н. Н. Урванцев. Длинноногий, шагающий метровками, он успевал везде. Его маршруты (часто с К. П. Паршиным) начинались ранним утром, а кончались вечером. При свете свечей или коптилок он обрабатывал каменный материал, ­ отбирал, сортировал образцы (всего собранного увезти не представлялось возможным)...

Н. Н. Урванцев об итогах экспедиции 1920 года писал:

 “Широкое развитие угленосной толщи... указывало на наличие крупного каменноугольного района; подсчитанные запасы на разведанной площади (72 млн. тонн) обеспечивали потребность Северного морского пути на многие десятки лет; на северном склоне горы Рудной... выявлена крупная шлира сплошных сульфидных руд и вторая ­ меньшего размера (возможные запасы 320 тыс. тонн)...!

...Шаг за шагом проследить геологические работы в районе Норильска ­ дело специального исследования. Поэтому ограничимся краткой сводкой, которую желающие дополнят чтением книг Н. Н. Урванцева “Норильск” и “Открытие Норильска”.

Экспедицию 1919 года норильской можно назвать лишь условно: ее целью был поиск месторождений каменного угля в непосредственной близости к Енисею между Потапово и Усть­-Портом. Лишь треть рабочего времени ­ две недели ­ партия из семи человек провела в районе Норильска.

Первая советская медь была получена 5 мая 1922 года. Пленум ЦК ВКП(б) в январе 1925­го принял решение о развитии медного производства. 1 мая того же года “Известия” опубликовали доклад председателя ВСНХ Ф. Э. Дзержинского на 19 Всесоюзной партконференции. Из этого доклада: “Вопрос о цветных металлах... является самым основным вопросом в нашей промышленности”. Были названы цифры необходимой годового производства меди и еще нескольких металлов. О никеле еще не сказано ни слова.

В 1926­ году были предприняты попытки пробиться по воздуху из Красноярска на Таймыр. Это удалось летом в 1929 году. Но и еще через пять лет самолет потратил на маршрут до Дудинки... две недели. В 1931­ году в глубину полуострова, можно было попасть только с ноября до мая, ­ без риска провалиться с оленями под лед. В 1932­ году экипаж самолета Н­У (командир А. Д. Алексеев, второй пилот М. И. Козлов, бортмеханик Г. Т. Побежимов) открыл южно­ таймырский водный путь и доставил в Волочанку первый лодочный мотор.

Заключение

Норильск входит в пятерку самых северных городов планеты. В состав единого муниципального образования «Город Норильск», кроме самого Норильска, входят города-спутники Талнах, Кайеркан, поселки Снежногорск, Оганер, и Алыкель.

В 1936 году заложен первый рудник, вступила в строй железная дорога от реки Норильской, в 1937 году — от реки Енисей для вывоза богатых полиметаллических руд и концентратов. В 1942 году на основе руд Норильского месторождения был получен первый электролитный никель, в 1949 году вступил в строй Медный завод.

В 60-х годах были открыты Талнахское и Октябрьское месторождения, ставшие новой сырьевой базой Норильского комбината. В 1969 году создана энергосистема, в 1970 году начат переход на газовое топливо.

В 1978 году открылась круглогодичная морская навигация. За внедрение высокоэффективных технологий, освоение мощностей новых крупных производств комбинат награжден в 1965 году Орденом Ленина, в 1976 году Орденом Трудового Красного Знамени и в 1985 году Орденом Октябрьской революции.

В 1994 году Норильский комбинат вошел в состав Российского акционерного общества по производству цветных и драгоценных металлов “Норильский никель”.

Когда-то, говоря о Норильском промышленном районе, прежде всего, обращали внимание на его исключительно неблагоприятные климатические условия и географическое положение. «Город у мира на окраине» - так справедливо называли Норильск.

Список литературы:

Урванцев, Н. Н. История открытия и усвоения медно- никелевых руд Сибирского Севера / Н. Н. Урванцев. – М.: Недра, 1969

Урванцев, Н. Н. Таймыр – край мой северный / Н. Н.Урванцев. - М.: Мысль,1978

Урванцев Н. Н. Открытие Норильска/Н. Н. Урванцев. – М.: Наука, 1981

Львов, А. Л. Норильск / А. Л. Львов. – Красноярск, 1985

Львов, А. Л. Норильские судьбы / А. Л. Львов. – М.: ПРЕСТО,1995