Комиссия по уложению и Наказ Екатерины

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.. 3

Комиссия по Уложению... 6

Цель создания Уложенной комиссии. 7

«Наказ Екатерины». 8

Состав Уложенной комиссии. 10

Особенности Екатерининской комиссии. 12

Функционирование Комиссии. 12

Результаты деятельности комиссии. 27

Список литературы... 28

"Любить Богом врученных мне подданных

я за долг звания моего почитаю..."

Екатерина II

Долгое
царствование Екатерины II (1762—1796) наполнено значительными и весьма
противоречивыми событиями и процессами. «Золотой век русского дворянства» был
вместе с тем веком пугачевщины, «Наказ» и Уложенная комиссия соседствовали
с гонениями на Н. И. Новикова и А. Н. Радищева. И все-таки это была целостная
эпоха, имевшая свой стержень, свою логику, свою сверхзадачу. Это было время,
когда императорская власть пыталась осуществить одну из самых продуманных,
последовательных и успешных в истории России программ реформ (А. Б. Каменский).
Идейной основой реформ стала философия европейского Просвещения, с которой императрица
была хорошо знакома. В этом смысле ее правление нередко называют эпохой
просвещенного абсолютизма. Историки спорят о том, чем был просвещенный абсолютизм
— утопическим учением просветителей (Вольтер, Дидро и др.) об идеальном союзе
королей и философов или политическим феноменом, нашедшим свое реальное
воплощение в Пруссии (Фридрих II Великий), Австрии (Иосиф II), России
(Екатерина II) и др. Эти споры небеспочвенны. Они отражают ключевое
противоречие теории и практики просвещенного абсолютизма: между необходимостью
радикально менять сложившийся порядок вещей (сословный строй, деспотизм,
бесправие и др.) и недопустимостью потрясений, нуждой в стабильности, невозможностью
ущемить ту социальную силу, на которой этот порядок держится, — дворянство.
Екатерина II, как, быть может, никто другой, понимала трагическую непреодолимость
этого противоречия: «Вы, — пеняла она французскому философу Д. Дидро, — пишете
на бумаге, которая все стерпит, я же, бедная императрица, — на коже человеческой,
столь чувствительной и болезненной». Весьма показательна ее позиция в вопросе о
крепостном крестьянстве. Нет сомнений в отрицательном отношении императрицы к
крепостному праву. Она не раз задумывалась о способах его отмены. Но дальше
осторожных размышлений дело не пошло. Екатерина II ясно осознавала, что
ликвидация крепостничества с негодованием будет воспринята дворянами, а
крестьянская масса, невежественная и нуждающаяся в руководстве, не сумеет
использовать дарованную свободу себе во благо. Крепостническое законодательство
было расширено: помещикам разрешили на любой срок ссылать крестьян на каторгу,
а крестьянам запрещалось подавать жалобы на помещиков.

Наиболее значительными преобразованиями в духе
просвещенного абсолютизма были: — созыв и деятельность Уложенной комиссии
(1767—1768). Цель состояла в разработке нового свода законов, который был
призван заменить Соборное уложение 1649 г. В Уложенной комиссии работали представители дворянства, чиновничества, горожан, государственных крестьян. К
открытию комиссии Екатерина II написала знаменитый «Наказ», в котором
использовала труды Вольтера, Монтескье, Беккариа и других просветителей. В нем
говорилось о презумпции невиновности, об искоренении деспотизма, о распространении
просвещения, о народном благосостоянии. Деятельность комиссии не принесла
желаемого результата. Новый свод законов выработан не был, депутаты не сумели
подняться над узкими интересами сословий и особого рвения в выработке реформ не
проявили. В декабре 1768 г. императрица распустила Уложенную комиссию и более
подобных ей учреждений не создавала;

— реформа административно-территориального деления
Российской империи. Страна была поделена на 50 губерний (300—400 тыс. душ мужского
пола), каждая из которых состояла из 10—12 уездов (20—30 тыс. душ мужского пола).
Учреждалась единообразная система губернского управления: губернатор,
назначаемый императором, губернское правление, осуществлявшее исполнительную
власть, Казенная палата (сбор налогов, их расходование), Приказ общественного
призрения (школы, больницы, приюты и др.). Создавались суды, построенные по
строго сословному принципу, — для дворян, горожан, государственных крестьян.
Административные, финансовые и судебные функции, таким образом, были четко
разделены. Губернское деление, введенное Екатериной II, сохранилось до 1917 г.;

— принятие в 1785г. Жалованной грамоты дворянству, которая
закрепила все сословные права и привилегии дворян (освобождение от телесных наказаний,
исключительное право владеть крестьянами, передавать их по наследству,
продавать, покупать деревни и др.);

— принятие Жалованной грамоты городам, оформившей права и
привилегии «третьего сословия» — горожан. Городское сословие делилось на шесть
разрядов, получило ограниченные права самоуправления, избирало городского
голову и членов городской Думы;

— принятие в 1775г. манифеста о свободе предпринимательства,
согласно которому для открытия предприятия не требовалось разрешения правительственных
органов;

— реформы 1782—1786гг. в области школьного образования (см.
билет № 6).

Конечно, эти преобразования имели ограниченный характер.
Самодержавный принцип управления, крепостное право, сословный строй оставались
незыблемыми. Крестьянская война Пугачева (1773—1775), взятие Бастилии (1789) и
казнь короля Людовика XVI (1793) не способствовали углублению реформ. Они шли с
перерывами, в 90-е гг. и вовсе прекратились. Преследования А. Н. Радищева
(1790), арест Н. И. Новикова (1792) не были случайными эпизодами. Они
свидетельствуют о глубинных противоречиях просвещенного абсолютизма,
невозможности однозначных оценок «золотого века Екатерины II».

И, тем не менее, именно в эту эпоху появилось Вольное
экономическое общество (1765), работали вольные типографии, шла горячая
журнальная полемика, в которой лично участвовала императрица, были основаны
Эрмитаж (1764) и Публичная библиотека в Петербурге (1795), Смольный институт
благородных девиц (1764) и педагогические училища в обеих столицах. Историки
говорят и о том, что усилиями Екатерины II, направленными на поощрение
социальной активности сословий, прежде всего дворянства, заложены основы
гражданского общества в России.

Просвещенный абсолютизм — политика, порожденная временем
разложения феодальной системы и вызреванием в ее недрах капиталистических
отношений, нацеленная на устранение мирными средствами устаревших феодальных
порядков. Просвещенный абсолютизм отличался от обычного деспотизма
декларированием соблюдения законов, одинаковых для всех подданных.
Теоретические основы просвещенного абсолютизма были разработаны выдающимися
деятелями французского просвещения Монтескье, Вольтером, Д'Аламбером, Дидро и
др. Эти просветители умеренного крыла призывали к эволюционной, без потрясений,
смене общественно-экономических отношений, что устраивало монархов Европы и
способствовало возникновению союза королей и философов, способного, как
полагали короли, предотвратить угрозу их тронам. Идеи просвещения разделяли
прусский король Фридрих II, шведский король Густав III) австрийский император
Иосиф II и др.

Особый восторг просветителей вызвала материальная помощь
нуждавшемуся Дидро: императрица купила у него библиотеку за 15 тыс. франков,
предоставив ему право держать ее у себя до смерти; более того, Екатерина
назначила Дидро хранителем его библиотеки, определив жалованье в 1000 франков в
год с выплатой его на 50 лет вперед.

Настала пора реализации широкомасштабных реформ в духе идей
Просвещения. Тому способствовали два благоприятных условия: Екатерина после
гибели Иоанна Антоновича почувствовала себя на троне увереннее, чем прежде;
уверенности, что справится с грандиозной по замыслу затеей, прибавила и
достаточная осведомленность о трудах просветителей. В конце 1766 г. она приступила к осуществлению важнейшей акции своего царствования —созыву комиссии для
составления нового Уложения. Уложенная комиссия, созванная Екатериной,
отличалась от пред шествующих по крайней мере тремя особенностями: более
широким представительством — право избирать депутатов было предоставлено
дворянам (по одному депутату от уезда) , горожанам (по одному депутату от
города) , государственным и экономическим крестьянам (по одному депутату от провинции
при трехступенчатых выборах: погост — уезд — провинция) , оседлым «инородцам»
(тоже по одному депутату) . Кроме того, каждое центральное учреждение посылало
в Комиссию по одному своему представителю. Таким образом, права избирать депутатов
были лишены крепостные крестьяне, составлявшие большинство населения страны, а
также духовенство.

Цель создания Уложенной комиссии

Вскоре после вступления на престол Екатерина II обнаружила,
что одним из существенных недостатков русской жизни является устарелость законодательства:
сборник законов был издан еще при Алексее Михайловиче, а жизнь с тех пор
изменилась до неузнаваемости. Императрица видела необходимость большой работы
по собранию и пересмотру законов. Екатерина II решила составить новое
«Уложение». Она читала множество сочинений иностранных ученых о государственном
устройстве и суде. Конечно, она понимала, что далеко не все применимо к русской
жизни.

В ходе подготовки к созданию новой Уложенной комиссии был
создан ряд  специальных комиссий, задачей которых было установление пределов
"законной  власти правительства". В 1763 г. создается комиссия о вольности дворянской  (позже ставшая советом при императрице), в 1762 г. - комиссия о коммерции,  в 1762 г. - комиссия о церковных имениях. Комиссии готовили проекты
законов,  определявших государственный строй: от фундаментальных законов
отличались

 законы текущие.

Императрица считала, что законы должны быть согласованы с
потребностями страны, с понятиями и обычаями народа. Для этого решено было созвать
выборных (депутатов) из различных сословий государства для выработки нового
«Уложения». Это собрание выборных было названо «Комиссией для составления
проекта нового Уложения». Комиссия должна была сообщить правительству о нуждах
и пожеланиях населения, а затем выработать проекты новых, лучших законов.

«Наказ Екатерины»

Широко заимствуя идеи передовых западных мыслителей,
Екатерина II составила для этой Комиссии “Наказ комиссии о составлении проекта
нового уложения”. Это были правила, на основании которых должно быть составлено
новое «Уложение» и которыми должны были руководствоваться депутаты. “Наказ” был
роздан всем депутатам. Но так как введение законов находится в юрисдикции царя,
то комиссия должна была составить предложения. Над “Наказом” Екатерина II
трудилась более двух лет. В “Наказе” Екатерина II говорит о государстве,
законах, наказаниях, производстве суда, воспитании и прочих вопросах. “Наказ”
показывал и знание дела, и любовь к людям. Императрица хотела внести в
законодательство больше мягкости и уважения к человеку. “Наказ” был встречен с
восторгом. В частности, Екатерина II требовала смягчения наказаний: “любовь
к отечеству, стыд и страх поношения суть средства укротительные и могущие воздержать
множество преступлений”. Также она потребовала отменить наказания, могущие
изуродовать человеческое тело. Екатерина II выступала против применения пыток.
Она считала пытку вредной, так как слабый может не выдержать пытки и сознаться
в том, чего не совершал, а крепкий, даже совершив преступление, сможет
перенести пытку и избежит наказания. Особенно большой осторожности она
требовала от судей -  “лучше оправдать 10 виноватых, чем обвинить одного
невиновного”. Еще одно мудрое изречение Екатерины: “гораздо лучше
предупреждать преступления, нежели их наказывать”. Но как это сделать?
Надо, чтобы люди чли законы и стремились к добродетели. “Самое надежное, но
и самое труднейшее средство сделать людей лучше есть приведение в совершенство
воспитания”. Хотите предупредить преступления  сделайте, чтобы
просвещение распространялось между людьми.

Текст "Наказа" состоял из 20 глав(526 статей),
разделенных на пять разделов:

а) общие принципы устройства государства;

б) основы государственного законодательства и общие формы
правовой политики;

в) уголовное право и судопроизводство;

г) основы сословно-правовой организации;

д) вопросы юридической техники, теории законодательства и
правовой реформы.

В 1768 г. текст "Наказа" был дополнен двадцать
первой главой, содержащей основы административно-полицейского управления и
главой двадцать второй о регулировании государственных финансов.
"Наказ" обосновывает политические  принципы абсолютистского
государства: власть монарха, бюрократическая система  организации, сословное
деление общества. Эти признаки выводились из  "естественного"
положения России и обосновывались ссылками на русскую  политическую историю.
Девизом Уложенной комиссии называлось стремление  обеспечить "блаженство
каждого и всех" в обществе, однако никаких ограничений

 для верховной власти не предусматривалось. Сословная
структура общества  соотносилась с "естественным" делением на
профессиональные классы:  земледельцы, мещане, дворяне. Дворянству верховная
власть отводит особое  место, признавая тем самым особую важность его функций -
военную службу и  отправление правосудия. Попытки нарушить сословное неравенство
оцениваются  "Наказом" как гибельные для общества. Равенство видится
лишь в одинаковом  подчинении уголовным законам, хотя это и не означает
одинакового применения  этих законов к разным сословиям. Законодательная деятельность
комиссии была  направлена не просто на пересмотр старых законов, но и на выработку
единого  уложения на новых началах. Закон должен обеспечивать полное и сознательное 
повиновение.

В "Наказе" была разработана юридическая техника,
ранее не известная  российскому праву, выработаны новые представления о системе
законодательства:

 а) законов должно быть немного и они должны оставаться
неизменными;

 б) временные учреждения определяют порядок деятельности
органов и лиц,  регламентируя его посредством наказов и уставов;

в) указы являются актами подзаконными, могут быть
краткосрочными и отменяемыми.

Также Екатерине II казалось необходимым предоставить
дворянству и городскому сословию самоуправление. Екатерина II думала и об
освобождении крестьян от крепостной зависимости. Но отмена крепостного права не
состоялась. В “Наказе” говорится о том, как помещики должны обращаться с
крестьянами: не обременять налогами, взимать такие налоги, которые не заставляют
крестьян уходить из дому и прочее. В то же время она распространила мысли о
том, что для блага государства крестьянам нужно дать свободу.

Состав Уложенной комиссии

Манифест о создании проекта нового Уложения и о созыве для
этой цели специальной Комиссии появился 14 декабря 1766 года. Основной мотив:
страна не может дальше жить по средневековому кодексу законов - Соборному
Уложению 1649 года. В Комиссию был избран 571 депутат от дворян, горожан,
однодворцев, казачества, государственных крестьян, нерусских народов Поволжья,
Приуралья и Сибири. По одному депутату выделили центральные учреждения - Сенат,
Синод, канцелярии. Лишь крепостные крестьяне, составлявшие большинство жителей
страны, были лишены права выбирать своих депутатов. Нет депутатов и от духовенства,
ибо затеянное дело носило сугубо мирской характер. Социальный состав Комиссии
выглядел так: дворянство было представлено 205 депутатами, купечество - 167.
Вместе они составили 65% всех избранников, хотя за ними стояло менее 4% населения
страны! Представители других сословий "погоды" в Комиссии явно не
делали: от казачества их 44, от однодворцев - 42, от государственных крестьян -
29, от промышленников - 7, от канцелярских чиновников и прочих - 19, от
"инородцев" - 54 (почти никто из последних русским языком не владел,
и их участие в работе Комиссии ограничилось лишь эффектным - благодаря
экзотическим одеждам - присутствием на заседаниях).

Всем депутатам гарантировались льготы и привилегии. Они
навсегда освобождались от смертной казни, пыток, телесного наказания,
конфискации имущества. Полагалось им и жалованье сверх получаемого по службе:
дворянам - по 400 рублей, горожанам - по 122, всем прочим - по 37. Имения депутатов
не подлежали конфискации за исключением случаев, когда надлежало расплатиться
за долги; решение суда относительно депутатов не приводилось в исполнение без
благословения императрицы; за оскорбление депутата взыскивался двойной штраф;
депутатам вы давался особый знак с девизом: «Блаженство каждого и всех».

В итоге в Уложенную комиссию было избрано около 450
депутатов, из коих 33% составляли выборные от дворянства, 36% — выборные от
горожан, около 20% — выборные от сельского населения, 5%—правительственные
чиновники. Если учесть, что чиновники являлись дворянами, а некоторые города и
государственные крестьяне избирали депутатами дворян, то удельный вес
дворянства в Уложенной комиссии, составлявшего 0,6% населения страны,
значительно повысится.

Особенности Екатерининской комиссии

Первая особенность екатерининской комиссии состояла в новшестве,
неведомом предшествовавшим комиссиям: императрица составила «Наказ» с
изложением своих взглядов на задачи Уложенной комиссии, которыми должны
руководствоваться депутаты.

Вторая особенность Уложенной комиссии 1767—1769 гг. состояла
в наличии наказов депутатам, составленных участниками их выборов, — в наказах
отражены сословные требования избирателей. Дворянские наказы требовали принятия
строгих мер против побегов крестьян, в них были жалобы на обременительность
рекрутской и постойной повинностей, разорявших крестьян и тем самым наносивших
ущерб благополучию помещиков.

Многие наказы содержали жалобы на мздоимство канцелярских
служителей, волокиту в правительственных учреждениях, предлагали вместо назначаемых
правительством чиновников заполнять административные должности дворянами,
избранными на уездных и провинциальных собраниях.

Важнейшая особенность городских наказов состояла в
отсутствии требований отменить крепостнический режим или заменить самодержавный
строй более демократическим: напротив, горожане претендовали на дворянские
привилегии — освобождение от телесных наказаний, предоставление права владеть
крепостными, восстановление указа, разрешавшего промышленникам покупать
крестьян к мануфактурам. Городские наказы требовали монополии горожан на занятия
торговлей и лишения или ограничения этих прав для дворян и крестьян. Наказы
горожан, как видим, не выходили за рамки существовавших социальных и политических
порядков.

Функционирование Комиссии

Уложенная комиссия открылась 30 июля 1767 года торжественным
богослужением в Успенском соборе Кремля. Первоначальным местом ее работы стала
Грановитая палата (в последующем общие собрания Комиссии происходили в
Петербурге). На первом же собрании депутатам зачитали с любопытством ожидаемый
ими екатерининский "Наказ". И тут выяснилось, что не выходившие за
пределы интересов отдельного сословия, города, уезда наказы с мест, коими
должны были руководствоваться депутаты, своей приземленностью резко
контрастируют с "Наказом" Екатерины, наполненным чудными для собравшихся
суждениями о том, "что есть вольность", "равенство всех
граждан", и Бог знает чем еще!

Однако чрезвычайно тронутые пышным открытием работы Комиссии
депутаты, не сумевшие на слух понять действительно мудреный для них
"Наказ", стали думать, "что сделать для государыни, благодеющей
своим подданным". Ничего путного в их головы не пришло, и потому они
решили поднести ей титул "Великой, Премудрой Матери Отечества". Но
дальновидная Екатерина, дабы не дразнить гусей, "скромно" приняла
лишь титул "Матери Отечества", сказав, что "любить Богом
врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них
есть мое желание". Так неожиданно (а скорее всего, по заранее
заготовленному сценарию) был снят самый неприятный и щекотливый для Екатерины
вопрос о незаконности ее восшествия на трон. Отныне после публичного
подтверждения столь представительным собранием законности ее власти положение
Екатерины Алексеевны на престоле стало куда прочнее.

Относительно спокойно прошло избрание 18 частных комиссий для
сочинения законов, и начались рабочие будни депутатов, окончательно отрезвившие
Екатерину. Она из-за портьеры скрытно наблюдала за всем происходящим в зале и
время от времени посылала записочки с наставлениями порой терявшемуся
председателю, генерал-аншефу А. И. Бибикову. Вместо ожидаемого ею делового
обмена мнениями начались бурные дебаты представителей разных сословий, когда ни
одна из сторон ни в чем не хотела уступать другой. Дворяне с тупым упрямством
отстаивали свое монопольное право на владение крестьянами, а купечество - на
занятие торговлей и промышленностью. Более того, едва ли не в первую очередь
купцы ставили вопрос о возврате недавно отнятого у них права покупать крестьян
к заводам. Но здесь императрица была тверда и неуступчива: "Невольные руки
хуже работают, нежель вольные, и покупки фабрикантами деревень - прямое
истребление земледелия", являющегося главным, по ее убеждению, источником
существования человечества. Столь же истово купечество выступало и против торговой
деятельности крестьян, руководствуясь исключительно своими узкосословными,
корыстными интересами.

Не было единства и среди представителей господствующего
класса: дворяне с национальных окраин желали уравняться в правах с дворянством
центральных губерний, а депутаты от родовитого дворянства во главе со своим
лидером - прирожденным оратором и полемистом князем М. М. Щербатовым -
высокомерно противопоставляли себя мелкому дворянству и выступали за
решительную отмену тех положений петровской Табели о рангах, по которым
дворянское звание могли получать за заслуги представители других сословий...

Но все это были цветочки. Наибольший гнев
дворян-крепостников, из которых в основном и состояли дворянские избранники,
вызвали робкие призывы некоторых их же собратьев ограничить произвол помещиков.
Слова депутата от города Козлова Г. С. Коробьина, что крестьяне являются
основой благополучия государства и с их разорением "разоряется и все
прочее в государстве", а потому их надо беречь, потонули в хоре голосов
крепостников, возмущенных "наглым" призывом к изменению
"освященных Богом" порядков. Дворянство, пользуясь своим
большинством, все смелее требовало расширения помещичьего права на личность
крестьянина и плоды его труда. Раздались голоса и о применении смертной казни к
наиболее непокорным из крестьян.

Но росло количество выступлений и противоположного
характера, особенно после того, как в июле 1768 года на общее обсуждение был
вынесен подготовленный в частной комиссии законопроект о правах дворян. Почти
60 депутатов, в том числе и "своих", дворянских, подвергли острой
критике предложенный документ. Это не могло не обеспокоить императрицу, вовсе
не желавшую продолжать прения в подобном неконструктивном духе: депутаты ни на
йоту не смогли приблизиться к единому решению вопроса о дворянских правах.

Некомпетентность депутатов, их неспособность подняться до
понимания провозглашенных в "Наказе" идей произвели на императрицу
столь угнетающее впечатление, что для "просвещения" депутатов
прибегли к необычной мере: день за днем им стали громко и внятно читать все
принятые с 1740 по 1766 год законы об имущественных правах, а также Соборное
Уложение 1649 года и еще около 600 разнообразных указов. Трижды подряд вновь и
вновь оглашали екатерининский "Наказ". Работа Комиссии была фактически
парализована, и в конце 1768 года с началом русско-турецкой войны ее "временно"
(а как оказалось, навсегда) распустили. Хотя некоторые частные комиссии
продолжали работать вплоть до 1774 года.

Обстоятельно изучив работу Комиссии, С. М. Соловьев четко
определил главное ее назначение: ее созвали с целью "познакомиться с
умоначертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что
возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать". Это -
заключение историка, основанное на объективном анализе большого количества
документальных материалов. А вот мнение самой императрицы относительно задач
Комиссии: "Мысль - созвать нотаблей была чудесная. Если удалось мое собрание
депутатов, так это от того, что я сказала: "Слушайте, вот мои начала;
выскажите, чем вы недовольны, где и что у вас болит? Давайте пособлять горю; у
меня нет никакой предвзятой системы; я желаю одного общего блага: в нем полагаю
мое собственное. Извольте же работать, составлять проекты; постарайтесь
вникнуть в свои нужды". И вот они принялись исследовать, собирать
материалы, говорили, фантазировали, спорили; а ваша покорная услужница слушала,
оставаясь очень равнодушной ко всему, что не относилось до общественной пользы
и общественного блага".

Созыв Комиссии имел, таким образом, для императрицы интерес
прежде всего практический. А что же было ответом? "От дворянства,
купечества и духовенства послышался этот дружный и страшно печальный крик:
"Рабов!" - пишет С. М. Соловьев. Такое решение вопроса о крепостном
состоянии, полагает историк, "происходило от неразвитости нравственной,
политической и экономической. Владеть людьми, иметь рабов считалось высшим
правом, считалось царственным положением, искупавшим всякие другие политические
и общественные неудобства".

Для того чтобы основательно подорвать "представление о
высокости права владеть рабами", как известно, понадобилось еще почти
целое столетие. Работа Комиссии ясно показала, что для ликвидации рабства почва
оказалась совершенно неподготовленной. Разочарованная и обескураженная, но
сохранившая трезвость ума, Екатерина вынуждена была "предоставить времени
удобрение почвы посредством нравственно-политического развития народа".

Какие-то сомнения относительно способности дворянства
подняться над реалиями повседневной жизни и проявить государственный подход,
видимо, одолевали Екатерину и ранее. Иначе трудно объяснить, зачем еще только готовившийся
"Наказ" она давала для ознакомления особо доверенным людям. На
завершающем этапе документ был зачитан и ceнaтopaм с предложением внести
вoзмoжные поправки. Однако императрица явно переоценила степень
"просвещенности" и тех и других (да и общества в целом). Много
позднее она в своих "Записках" с досадой напишет: "Я думаю, не
было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как
люди <...> я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг
существовало другое состояние, кроме рабства".

Другая выдержка из тех же "Записок" полна еще
большим чувством горечи, которое оставили у Екатерины не только депутаты
Уложенной комиссии, но и ее ближайшее окружение, ознакомившиеся с
"Наказом": "Едва посмеешь сказать, что они (крепостные
крестьяне. - М. Р.) такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я
рискую тем, что в меня станут бросать каменьями; чего только я не выстрадала от
такого безрассудного и жестокого общества, когда в Комиссии для составления
нового Уложения стали обсуждать некоторые вопросы, относящиеся к этому
предмету, и когда невежественные дворяне, число которых неизмеримо больше, чем
я когда-либо могла предполагать, ибо слишком высоко оценивала тех, которые меня
ежедневно окружали, стали догадываться, что эти вопросы могут привести к
некоторому улучшению в настоящем положении земледельцев. Даже граф А. С. Строганов,
человек самый мягкий и в сущности самый гуманный, у которого доброта сердца
граничит со слабостью, даже этот человек с негодованием и страстью защищал дело
рабства". Наиболее близкий в ту пору к Екатерине Г. Орлов вообще уклонился
от прямых оценок "Наказа". Самым же решительным критиком "Наказа"
оказался "первейший человек" граф Н. И. Панин, сказавший: "Это
аксиомы, способные разрушить стены".

После негласного обсуждения, как писала Екатерина, она еще
до начала работы Комиссии дала своим советчикам "волю чернить и вымарать
все, что хотели. Они более половины тово, что написано мною было,
помарали". Но и после такой "редактуры" причин для критики
"Наказа" со стороны депутатов осталось достаточно. Взять хотя бы вот
это положение: "Всякий человек имеет больше попечения о своем собственном
и никакого не прилагает старания о том, в чем опасаться может, что другой у
него отымет". Позже эту мысль Екатерина развила в более четких положениях,
далеко выходящих за рамки общепринятых тогда представлений: "Чем больше
над крестьянином притеснителей, тем хуже для него и для земледелия. Великий
двигатель земледелия - свобода и собственность".

Аналогичные размышления мы находим и в записке Екатерины на
сильно занимавшую ее тему "земледелие и финансы". Видимо, отвечая
своим многочисленным оппонентам, императрица прямо утверждала, что "когда
каждый крестьянин будет уверен, что то, что принадлежит ему, не принадлежит
другому, он будет улучшать это <...> лишь бы имели они свободу и
собственность". Понимание этого пришло к Екатерине не вдруг. Уже в одной
из ранних своих заметок она особой строкой выделила явно крамольное для России
середины ХVIII столетия утверждение: "Рабство есть политическая ошибка,
которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и
благоденствие".

Ну и что же, скажут иные, императрица, хорошо понимая, где
лежит корень зла, сдерживающий развитие страны, просто спасовала перед неожиданно
возникшим препятствием и опустила руки. И будут отчасти правы. Действительно,
на примере судьбы собственного супруга она хорошо знала, как легко и быстро
делаются в России дворцовые перевороты. Но главное все же в другом. Екатерина
четко понимала, что курс на реформы в политике и экономике всегда предполагает
необходимый уровень общественного сознания, который и делает возможным их
проведение в жизнь. В реальной же ситуации той эпохи, при явном противодействии
дворянства было бы безумием рубить сук, на котором держалась самодержавная
власть. И это говорит о реалистичности государственной политики Екатерины - она
ее сознательно отделила от собственных радикальных взглядов.

При этом эволюция представлений императрицы об общественном
строе России несомненна. Никому из исследователей еще не удалось опровергнуть
утверждение Екатерины о том, что писала она свой "Наказ",
"последуя единственно уму и сердцу своему, с ревностнейшим желанием
пользы, чести и щастия, [и с желанием] довести империю до вышней степени
благополучия всякого рода людей и вещей, вообще всех и каждого особенно".
Все это, однако, было неосуществимо при сохранении в стране
"рабства". И очень скоро императрица поняла, что российская
действительность сильнее ее.

О том, как изменились прежние представления императрицы о
границах возможных преобразований, говорят и ее многочисленные беседы в неформальной
обстановке в 1773 году с философом Д. Дидро, взявшим на себя роль советника по
проведению в России необходимых, на его взгляд, реформ в духе Просвещения.
"Я долго с ним беседовала, - пишет Екатерина, - но более из любопытства,
чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою
империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы и
заменить их несбыточными мечтами. Я ему откровенно сказала: "Г. Дидро, я с
большим удовольствием выслушала все, что вам внушал ваш блестящий ум. Но вашими
высокими идеями хорошо наполнять книги, действовать же по ним плохо. Составляя
планы разных преобразований, вы забываете различие наших положений. Вы
трудитесь на бумаге, которая все терпит: она гладкая, мягкая и не представляет
затруднений ни воображению, ни перу вашему, между тем как я, несчастная императрица,
тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы".
(Не намек ли это на свой опыт написания "Наказа" и на фарс с его
обсуждением в Уложенной комиссии?) По другому поводу Екатерина II как-то мудро
заметила: "Нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие
намерения и власть для исполнения их".

Чтобы составить адекватное представление о взглядах на
проблему "рабства наших крестьян" наиболее образованной части
общества, которая, казалось бы, должна была понимать всю невыгоду сохранения
существующего положения, приведем типичное для этой среды суждение одного из самых
просвещенных представителей той эпохи. Речь идет о будущем президенте
Российской академии, разносторонне и широко образованной княгине Екатерине
Романовне Дашковой. В беседе с тем же Дидро она привела свои доводы против
ликвидации "рабства", сводившиеся к тому, что только "просвещение
ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и
беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда
они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют воспользоваться ею
без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка и отношений, неизбежных
при всяком образе правления". И это убеждение разделяли тогда многие.

После всех перипетий с "Наказом" Екатерина более
не пыталась возбуждать общественный интерес к вопросу о рабстве владельческих
крестьян и испытывать судьбу. Увы! Очередной (после Петра I) опыт скрещивания европейских
моделей общественного развития с российской действительностью - на этот раз с
идеями Просвещения - не удался. Екатерина II отступила перед виртуальной
угрозой, едва услышав ропот далеко не большей части своих подданных - депутатов
от дворян в Уложенной комиссии.

В дальнейшем намеченные императрицей цели в сфере
государственного и общественного устройства сводились, как можно судить по
сохранившемуся в ее бумагах наброску, к пяти основным, эклектическим по своей сути
пунктам, не выходившим за пределы традиционно провозглашаемых в "век
Просвещения" установок:

"1. Нужно просвещать нацию, которой должно управлять.

2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать
общество и заставить соблюдать законы.

3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.

4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его
изобильным.

5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и
внушающим уважение соседям".

Согласимся, что все эти задачи носят достаточно общий
характер и имеют вневременную ценность.

Но зато четко и ясно были определены способы и средства их
воплощения в жизнь: "Спешить не нужно, но нужно трудиться без отдыха и
всякий день стараться понемногу устранять препятствия по мере того, как они
будут появляться; выслушивать всех терпеливо и дружелюбно, во всем выказывать
чистосердечие и усердие к делу, заслужить всеобщее доверие справедливостью и
непоколебимою твердостью в применении правил, которые признаны необходимыми для
восстановления порядка, спокойствия, личной безопасности и законного
пользования собственностью; все споры и процессы передать на рассмотрение
судебных палат, оказывать покровительство всем угнетенным, не иметь ни злобы на
врагов, ни пристрастия к друзьям. Если карманы пусты, то прямо так и говорить:
"Я бы рад вам дать, но у меня нет ни гроша". Если же есть деньги, то
не мешает при случае быть щедрым".

Екатерина II была уверена, что при неукоснительном
соблюдении этих условий успех будет обеспечен. Здесь небезынтересно привести
ответ императрицы на вопрос французского посланника Л. Ф. Сегюра, как ей
удается так спокойно царствовать? "Средства к тому самые обыкновенные, -
сказала Екатерина. - Я установила себе правила и начертала план: по ним я
действую, управляю и никогда не отступаю. Воля моя, раз выраженная, остается
неизменною. Таким образом все определено, каждый день походит на предыдущий.
Всякий знает, на что он может рассчитывать, и не тревожится по-пустому".

И действительно, средства достижения намеченных целей у
"собирательницы русских земель", как называл Екатерину II историк С.
М. Соловьев, довольно просты. По словам статс-секретаря императрицы графа Н. П.
Румянцева, Екатерина считала, что для успешного управления государством нужно
"делать так, чтоб люди думали, будто они сами именно хотят этого". И
она владела этим приемом в совершенст ве, и вся Россия была уверена, что
императрица во всех своих делах только исполняет желание народа.

Правитель канцелярии светлейшего князя Г. А. Потемкина В. С.
Попов в беседе с императрицей выразил однажды удивление, как слепо повинуются и
стремятся угодить ей люди, исполняющие ее приказы. "Это не так легко, как
ты думаешь, - пояснила она. - Во-первых, повеления мои, конечно, не исполнялись
бы с точностию, если бы не были удобны к исполнению; ты сам знаешь, с какою
осмотрительностию, с какою осторожностию поступаю я в издании моих узаконений.
Я разбираю обстоятельства, советуюсь, уведываю мысли просвещенной части народа,
и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. И когда уж
наперед я уверена в общем одобрении, тогда выпускаю я мое повеление и имею
удовольствием то, что ты называешь слепым повиновением <...> Во-вторых,
ты обманываешься, когда думаешь, что вокруг меня все делается только мне
угодное. Напротив того, это я, которая, принуждая себя, стараюсь угождать
каждому, сообразно с их заслугами, с достоинствами, со склонностями и
привычками, и поверь мне, что гораздо легче делать приятное для всех, нежели
чтоб все тебе угодили <...> Может быть, сначала и трудно было себя к тому
приучать, но теперь с удовольствием я чувствую, что, не имея прихотей, капризов
и вспыльчивости, не могу я быть в тягость".

Императрица ничуть не преувеличивала. Даже швейцарский
мемуарист К. Массон - автор желчных, но в целом правдивых записок (по этой
причине запрещенных в России), долгое время находившийся на российской службе в
годы правления Екатерины II, отмечал, что она "царствовала над русскими
менее деспотически, нежели над самой собой; никогда не видали ее ни взорвавшейся
от гнева, ни погрузившейся в бездонную печаль, ни предавшейся непомерной
радости. Капризы, раздражение, мелочность совсем не имели места в ее характере
и еще менее в ее действиях". Напомним и слова А. С. Пушкина: "Если
царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем
отношении Екатерина заслуживает удивление потомства". Эти заложенные от
природы качества были развиты Екатериной в зрелые годы и принесли свои плоды.

Почти пунктуальное следование провозглашенным принципам
управления дало впечатляющие результаты уже к концу второго десятилетия ее царствования.
Из записки руководителя Коллегии иностранных дел А. А. Безбородко от 1781 года
следует, что за 19 лет царствования "стало 29 устроенных на новый
лад" губерний, построено 144 города, заключено 30 конвенций и трактатов,
одержано 78 побед в войнах, издано 88 "замечательных указов законодательных
и учредительных" и 123 указа "для всенародного облегчения".

К этому нужно прибавить, что, по подсчетам В. О.
Ключевского, Екатерина "отвоевала у Польши и Турции земли с населением до
7 млн. душ обоего пола, так что число жителей империи с 19 млн. в 1762 г. возросло к 1796 г. до 36 млн., армия со 162 тыс. человек усилена до 312 тыс., флот, в 1757 г. состоявший из 21 линейного корабля и 6 фрегатов, в 1790 г. считал в своем составе 67 линейных кораблей и 40 фрегатов, сумма государственных доходов с 16 млн. руб.
поднялась до 69 млн., то есть увеличилась более чем вчетверо, успехи
промышленности выразились в умножении числа фабрик с 500 до 2 тыс., успехи
внешней торговли балтийской - в увеличении ввоза и вывоза с 9 млн. до 44 млн.
руб., черноморской, Екатериною и созданной, - с 390 тыс. в 1776 г. до 1900 тыс. руб. в 1796 г., рост внутреннего оборота обозначился выпуском монеты в 34 года
царствования на 148 млн. руб., тогда как в 62 предшествовавших года ее выпущено
было только на 97 млн.".

Стоит привести и собственные впечатления Екатерины о
состоянии страны после неожиданного для ее окружения сухопутного путешествия из
Петербурга в Москву и обратно водным путем (по реке Мсте, озеру Ильмень, рекам
Волхов и Нева) в 1785 году: "Я нашла удивительную перемену во всем крае,
который частию видела прежде. Там, где были убогие деревни, мне представились
прекрасные города с кирпичными и каменными постройками; где не было и деревушек,
там я встретила большие села и вообще благосостояние и торговое движение,
далеко превысившие мои ожидания. Мне говорят, что это последствия сделанных
мною распоряжений, которые уже 10 лет как исполняются буквально: а я, глядя на
это, говорю: "Очень рада"". Приведенные свидетельства императрицы
об "удивительных переменах" подтверждает и Л. Ф. Сегюр,
сопровождавший императрицу в этом путешествии.

И еще об одном из результатов царствования Екатерины II.
Жестко и последовательно проводимая ею экспансионистская политика в отстаивании
национальных интересов Российской империи стала основой для окончательного
формирования имперского сознания общества. С годами оно настолько прочно
утвердилось в головах россиян, что даже А. С. Пушкин, только на одно поколение
отстоявший от "золотого века" Екатерины, упрекал ее за то, что она не
установила границу между Турцией и Россией по Дунаю, и, не задумываясь об
этической стороне вопроса, риторически восклицал: "Зачем Екатерина не
совершила сего важного плана в начале Фр[анцузской] рев[олюции], когда Европа
не могла обратить деятельного внимания на воинские наши предприятия, а
изнуренная Турция нам упорствовать? Это избавило бы нас от будущих
хлопот".

Правление Екатерины II - это и начало бурного расцвета
литературы, искусств и наук. Вот один лишь конкретный пример непосредственного
влияния просвещенной императрицы на развитие интеллектуальной жизни страны. 15
января 1783 года был обнародован указ, разрешавший всем желающим открывать
типографии, для чего необходимо было только поставить в известность полицию. И
с января 1783 года по сентябрь 1796-го в обеих столицах открылось по 13
типографий и еще 11 были учреждены в провинции и даже в далеком Тобольске.
Именно с появлением этого указа в России наступила "эра интеллектуальной
жизни", когда интеллигенция стала превращаться "в независимую,
творческую, влиятельную силу". Начало этому процессу тоже положила сама
императрица: в 1767 году она перевела со своими помощниками осужденную во
Франции по цензурным соображениям книгу Мармонтеля "Велизарий". И
после того стала активно поощрять переводы иностранной художественной
литературы, научных и философских трудов. Например, в 60-70-е годы на русский
язык было переведено все созданное Ж.-Ж. Руссо (кроме работы "Об
общественном договоре").

Екатерина II, начавшая в 1769 году выпускать журнал
"Всякая всячина", призвала литераторов подхватить ее начинание. В
ответ очень скоро появилось множество сатирических журналов, которые вопреки
благому намерению императрицы стали исподволь формировать в обществе
критический взгляд и на самодержавную форму правления, и даже на саму
"Северную Семирамиду". Так неожиданно для себя Екатерина II увидела,
что учения философов, которыми она так восхищалась и духу которых так старалась
следовать в cвоей политике, не столь безобидны и представляют реальную опасность
для абсолютной монархии. Внезапное, как казалось многим, "прозрение"
Екатерины!

А между тем с самого начала между теорией просвещенного
абсолютизма, созданной Вольтером, Руссо и французскими энциклопедистами, и
попыткой Екатерины II реализовать ее на практике лежала огромная, обусловленная
российской действительностью дистанция. С годами она увеличивалась и по
политическим мотивам. Так что в конце концов императрица отказалась от
воплощения в жизнь идей Просвещения в том виде, в каком они были осуществлены в
странах Европы, - через создание гражданского общества и ломку сословных
преград. Реалии российской действительности убедили Екатерину в том, что
предоставление свободы всему обществу чревато неуправляемым хаосом...

Два решающих события повлияли на ее сознание: восстание
Пугачева и Французская революция. По справедливому замечанию историков,
"просвещенный" либерализм Екатерины II не выдержал этого двойного
испытания. В радужные 60-е годы XVIII века и в самом начале следующего
десятилетия императрица, пропагандируя идеи европейских просветителей, не
уставала повторять: "благо народа и справедливость неразлучны друг с
другом" и что "свобода - душа всего" и без нее "все мертво".
Но с началом революционных событий во Франции, представлявших реальную угрозу
для всей Европы, она решительно отвергает право этого народа (теперь
презрительно называемого ею "толпой") на свободу волеизъявления:
"Что же касается до толпы и до ее мнения, то им нечего придавать большого
значения".

Отход от ранее пропагандируемых принципов просвещенного
абсолютизма ускорило и появление книги А. Н. Радищева "Путешествие из Петербурга
в Москву", услужливо доставленной ей для ознакомления 25 июня 1790 года.
Гнев императрицы был неописуем, она - в ярости (крайне нехарактерное для нее
состояние) и напрочь забыла о своем недавнем утверждении, что нельзя наказывать
людей за убеждения, за несовпадающие с ее взглядами суждения. Она готова на сей
раз применить самые суровые меры к автору - "бунтовщику хуже
Пугачева". Екатерина, видимо, искренне не понимала, что творение Радищева
есть следствие распространения в России идей Просвещения, начало которому было
положено по ее собственной инициативе. Как заметил С. М. Соловьев, "мудрая
мамаша Екатерина II, которая писала такие прекрасные правила для воспитания
граждан, на старости лет заметила вредные следствия своих уроков и сильно
гневалась на непокорных детей, заразившихся правилами так любимых ею прежде
учителей".

Доброжелательно и объективно настроенные современники
екатерининского века подчеркивают, что в основе желаний и действий императрицы
была забота об "общем благе", путь к которому, в ее представлении,
лежал через торжество разумных законов, просвещение общества, воспитание добрых
нравов и законопослушание. Стремление к созданию такого общества не осталось
лишь декларацией, а нашло отражение в законодательстве и практических делах
Екатерины II (об этом же говорят и повседневные записи ее статс-секретарей и
обширная переписка императрицы). Главное же средство и надежная гарантия успеха
реформаторских начинаний виделись Екатерине II в неограниченной самодержавной
власти монарха, который всегда, повсюду и во всем направляет общество на
разумный путь, но направляет не силой, не угрозами, не чередой жестоких
наказаний (как это делал Петр I), a убеждением, внедрением в сознание каждого
необходимости объединить усилия всех сословий для достижения "общего
блага", общественного спокойствия, прочной стабильности.

Именно она впервые в России четко определила такое
"просвещенное" понимание этой основной функции самодержца. При этом
она последовательно руководствовалась сформулированным ею важнейшим принципом:
"Никогда ничего не делать без правил и без причины, не руководствоваться
предрассудками, уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные
дела, изгонять из совета все, что отзывается фанатизмом, извлекать наибольшую
по возможности выгоду из всякого положения для блага общественного".
Достичь последнего невозможно без должного порядка, благодаря которому
"государство стоит на прочных основаниях и не может пасть". Екатерина
II в своих практических действиях особое значение придавала именно порядку,
постоянно подчеркивая: "Мы любим порядок, добиваемся порядка, обретаем и
утверждаем порядок".

Однако невероятно инертное российское общество через своих
представителей власти на местах (по мысли императрицы, первых и главных ее помощников),
на деле не блиставших умом и дальновидностью, а главное, не желавших никаких
перемен, вносило свои коррективы в обширные планы и намерения Екатерины II.
Чтобы преодолеть эту умственную заскорузлость, а нередко и прямое
противодействие, императрице надо было обладать особой твердостью. И она это
осознавала: "Может быть, я добра, обыкновенно кротка, но по своему званию
я должна крепко хотеть, когда чего хочу". Как показывают исторические
реалии, "кротость" Екатерины имела все же четко очерченные пределы -
незыблемость самодержавной власти и соблюдение интересов ее опоры - дворянства.
При любом посягательстве на них кротость императрицы сменялась беспощадной
решимостью. Свидетельство тому трагические судьбы Емельяна Пугачева, А. И.
Радищева, Н. И. Новикова (правда, в судьбе последнего сыграли свою роль и
издание им запрещенной масонской литературы, и обнаружившиеся по ходу следствия
тайные связи с цесаревичем Павлом).

Результаты деятельности комиссии

Надо отметить три позитивных результата деятельности
Уложенной комиссии. Одна из задач Уложенной комиссии, обозначенная в Манифесте
16 декабря, состояла в том, «дабы лучше нам узнать быть можно нужды и чувствительные
недостатки нашего народа» . Наказы депутатам, а также прения в Уложенной
комиссии дали на этот счет достаточный материал — они выполнили такую же роль
во внутренней политике Екатерины II, какая выпала на долю шляхетских проектов в
1730 г., ставших программой действий правительства Анны Иоанновны.

Деятельность Уложенной комиссии способствовала
распространению в России идей французского Просвещения. Роль распространителя
этих идей, хотела того императрица или нет, выпала на долю ее «Наказа» : с 1767
по 1796 г. он издавался не менее семи раз общим тиражом до пяти тысяч экземпляров.
Указ требовал, чтобы «Наказ» читали в правительственных учреждениях наравне с
«Зерцалом правосудия» петровского времени.

Третий итог деятельности Уложенной комиссии состоял в
укреплении положения Екатерины на троне — она остро нуждалась в опровержении репутации
узурпатора престола.

1.     А.Б. Каменский. Жизнь и Судьба императрицы
Екатерины II.

2.     Н.И. Павленко. Екатерина Великая.

3.     О. А. Омельченко. Екатерина II.

4.     Записки императрицы Екатерины II.

5.     Чельцов-Бебутов М.А Курс
уголовно-процессуального права, очерки по истории суда и уголовного процесса в
рабовладельческих, феодальных буржуазных государств. Санкт-Петербург; 1995.