Северо-Восточная Россия XIII - XV веков

Колонизационное движение славян в глубь финского северо-востока, вследствие свойств колонизируемой страны, шло вперед весьма медленно. Лишь к XII веку замечаются осязательные результаты этого движения.

К более ранней эпохе можно отнести возникновение лишь четырех или пяти крупных колонизационных центров (Белоозеро, Ростов, Суздаль, Муром - город у Клещина озера). Дальнейшее заселение Окско-Волжского бассейна происходит уже на глазах истории, в течение XII и XIII веков. В связи с ходом и условиями этой колонизации в Северо-Восточной России возникает своеобразный политический порядок. Природные условия - сплошной лес и болото - разбивали колонистов на разрозненные небольшие кучки, терявшиеся в лесном лабиринте в виде отдельных поселков, починков, займищ. Пределы первоначальных колонизационных округов послужили политическими границами возникших здесь новых княжеств. Став во главе колонизационного движения, князья явились здесь вотчинниками новозаселенных пространств и, прочно осев на своих уделах, в качестве их безраздельных собственников, сосредоточили свою деятельность на их дальнейшем расширении и обогащении. Удельные княжества явились здесь с самого начала фамильным достоянием княжеских семейств, наследовались князьями по нисходящей линии и последовательно дробились между сонаследниками. Возникшая таким образом новая система северо-восточных княжеств состояла из нескольких великих княжений, постепенно разбивавшихся на более мелкие второстепенные уделы. В начале XIII века старейшее Владимирское княжение имело в своем составе четыре удела - ростовский, переяславский, юрьевский и стародубский. Ко второй половине XIII века оно выделило три новых удела: суздальский, костромской и московский. Ростовское княжество выделило уделы ярославский и углицкий; Переяславское - тверской и дмитрово-галицкий. В каждом из этих уделов безостановочно шло затем дальнейшее дробление (XIV и XV века); на особенно дробные доли разбились княжества Ярославское и Ростовское.

Тот же процесс совершался и в других княжествах - Рязанском, Нижегородском, Смоленском. Взаимные отношения всех этих крупных и мелких княжеств характеризуются полной разобщенностью владельческих интересов их князей. Союзы, которые заключались между князьями и закреплялись договорными грамотами, являлись не столько признаком политической солидарности, сколько попытками урегулирования обостренного взаимного соперничества, лежащего в основе междукняжеских отношений. Это соперничество возникало прежде всего на почве стремления каждого князя поднять возможно выше промышленную культуру своего удела, расширить ее площадь за счет окрестного дикого леса, и для этого привлечь себе возможно большее количество способного к труду населения. Состав и строй общества Северо-Восточной России удельной эпохи благоприятствовал обострению этой междукняжеской конкуренции в погоне за населением. Вследствие изменившихся условий народного труда, общество в Северо-Восточной России явилось более простым и более подвижным по своему составу, чем в южном Приднепровье. Сосредоточение народной деятельности на земледельческом хозяйстве и сельских промыслах, малоразвитость хозяйственных оборотов, скудость торгового капитала устраняли резкую дифференциацию между городскими и сельскими классами. Экономически общество делилось на класс землевладельцев (князья, бояре, слуги вольные, духовные учреждения) и класс земледельцев (вольные крестьяне-арендаторы чужих земель и рабы-страдники). Эти классы не составляли сплоченных земских союзов. Экстенсивный характер эксплуатации природных богатств обрекал население на подвижную, бродячую жизнь, так как и само земледельческое хозяйство с его отраслями носило кочевой характер.

Междукняжеские договоры санкционировали, со своей стороны, полную свободу народного передвижения, так как отрицание этой свободы со стороны князя грозило бы ему прекращением притока свежих переселений в его княжество. Свобода переселений не распространялась лишь на те общественные слои, которые стояли вне нормального гражданского общежития: рабов и полусвободных слуг. Итак, одновременно с превращением на северо-востоке в оседлых вотчинников своих уделов, все прочее население, обреченное на постоянное скитальчество, утратило прежние общинные связи, и юридическое положение свободного лица в удельном княжестве стало определяться не принадлежностью к тому или другому местному миру, а личным "рядом" с местным князем, действие которого могло быть прекращаемо по усмотрению одной из договаривающихся сторон. Порядок управления, установившийся в северо-восточных княжествах, соответствовал указанным изменениям в характере княжеской власти и общественного строя. Вече, еще существовавшее в немногих древнейших городах северо-востока, исчезает в новых удельных княжествах. Управление сосредоточивается в руках князя и его слуг, получающих от князя в кормление отдельные административные округа. Земли разделяются на дворцовые, эксплуатируемые княжескими холопами или свободными крестьянами, обязанными ставить на дворец продукты натурой, черные, сдаваемые свободным земледельцам на оброк, и служилые, т. е. освоенные боярами и вольными слугами князя, а также духовными учреждениями. Население дворцовых и черных земель управлялось кормленщиками из состава княжих вольных слуг - боярами введенными и путниками, наместниками и волостелями; население вотчин привилегированных частных землевладельцев управлялось самими землевладельцами, на основании жалованных грамот, в которых князь передавал вотчинникам право обложения и суда над населением их вотчин.

Условия и размеры этих пожалований в отдельных случаях были различны. Обыкновенно важнейшие уголовные дела оставались все-таки подсудными местному областному кормленщику. Единственным объединяющим началом для всей этой дробной системы кормленных округов являлась власть князя, разрешавшего кормления и жалованные грамоты. При князе собиралась дума. Деятельность ее в этот период носит характер случайных собраний при князе тех введенных бояр, с которыми князь считал нужным посоветоваться по поводу отдельных случаев правительственной практики. Описанный порядок, общий всем северо-восточным княжествам XIII - XIV веков, не распространялся на обширную область, захваченную новгородской военно-промышленной колонизацией - озерный край, побережье Ледовитого океана с примыкающим к нему на юге Вологодским краем, северная часть Уральского хребта и Прикамье. Вместо княжеских уделов перед нами развертывается здесь мир новгородских пригородов и погостов, развивающихся по образцу своей метрополии - новгородской городской общины. Расширение тянувшейся к Новгороду территории и рост политических вольностей новгородского народоправства шли параллельно. Древнейшее ядро новгородской колонизации составили новгородские пятины. К половине XI века новгородская колонизация достигает бассейнов Онеги и Северной Двины (Земля Двинская, или Заволочье), к половине XII века бассейна Вычегды (Пермская земля), в XIII веке - бассейна Печоры, распространяясь к востоку от Урала на Югру и к северу от Ладожского озера - на всю область от Кольского полуострова (Тре, или Терский берег). Наконец, в XIV веке новгородцы достигают бассейна Камы и Вятки. Зачатки вечевого народоправства в Новгороде относятся еще к древнейшему периоду.

Свобода от внешних погромов, пресекших эволюцию вечевого уклада в Южной России, и участие в балтийской торговле обеспечили для Новгорода его дальнейшее развитие. С XII века устанавливаются правильные торговые связи Новгорода с готландскими и немецкими купцами; в то же время новгородское вече эмансипируется от подчинения князю и присваивает себе право избрания высшей светской и церковной администрации - посадника, тысяцкого, владыки. XIII век является эпохой высшего расцвета как заморской торговли Новгорода - он вступает в ганзейский союз, - так и его промышленной колонизации в глубь северо-востока, и политического авторитета его веча.

Страдая теми же проблемами, что и в Южной России, вечевая организация Новгорода Великого имела зато глубокие корни во всем строе местного быта, завершая собой целую систему крупных и мелких самоуправляющихся общественных союзов, которые имели свои веча и свои выборные исполнительные органы. Князь, призываемый вечем, занял в Новгороде второстепенное место наемного слуги, с точно ограниченной сферой деятельности, и был, кроме того, поставлен под постоянный контроль выборного посадника. Общественный строй Новгорода Великого также представлял собою дальнейшее развитие древнейших начал славяно-русской жизни. Как и в Киевской России, основой общественного деления явился здесь торговый капитал. Сосредоточение капитала создало новгородскую боярскую аристократию, в экономической зависимости от которой стояли капиталисты средней руки, - житги люди, - и второстепенные торговые агенты - купцы. Низшие слои населения состояли из черных людей - городского пролетариата, своеземцев - мелких земельных собственников, смердов и холопов, сидевших на землях Великого Новгорода и на обширных боярских вотчинах и занимавшихся отчасти земледелием, отчасти и преимущественно - промышленной разработкой различных угодий. Те же бытовые особенности повторялись и в новгородских пригородах и колониях, зависимость которых выражалась в финансовом обложении в пользу метрополии и в самом порядке управления: посадники присылались в пригороды из Новгорода, каждая пятина была приписана в административном отношении к одному из пяти концов Новгорода. Но эта связь не была крепкой; не раз автономические стремления пригородов доходили до окончательного отторжения от Новгорода. Так едва не случилось с Двинской землей, так действительно случилось с Псковом и Вяткой. С XIV века и удельный порядок северо-восточной России, и общинно-вечевой порядок северо-западной и северной России начинают сходить с своих оснований. Назревают процессы, подготовившие разрушение этих порядков и приведшие к собранию раздробленной России в единое Московское государство. С XIV века, наряду с продолжающимся дроблением северо-восточной России на новые уделы, намечается противоположное объединительное течение. Этому способствовало прежде всего внешнее влияние татарского ига: хан Золотой Орды, смотря на себя, как на верховного обладателя России, благоприятствует объединению князей в целях большего удобства управления своим русским "улусом"; так, сбор ордынской дани с различных княжеств поручается одному князю, за его личной ответственностью перед правительством Золотой Орды; тому же князю хан передает затем и судебную власть над прочими князьями. К тому же результату вело естественное разложение системы особых уделов. Возвышая одного из князей на счет прочих, ханы лишь утилизировали в своих целях начавшуюся переработку политических отношений внутри самой России. Основанная на междукняжеской конкуренции, система северо-восточных княжеств могла оказаться устойчивой лишь при полном равенстве местных условий во всех княжествах. В действительности, усиленный отлив населения из княжеств, обойденных благами природы, постоянно нарушал равновесие политических сил отдельных князей. Одно из княжеств - Московское - быстро возвысилось на счет прочих, благодаря своему положению вдали от областей, опустошавшихся татарскими и литовскими набегами, и на перекрестке двух важных торговых путей: с Волги к Западной Двине и из Новгорода в Рязанскую область. Эти условия обеспечили Московскому княжеству наиболее обильный приток населения, поднявший материальные ресурсы и политический авторитет московского удела. Опираясь на эти преимущества, московские князья выступили "собирателями Руси" не в качестве носителей отвлеченного принципа национального единства, а просто в качестве более счастливо обставленных князей-вотчинников, работавших, подобно всем другим князьям своей эпохи, над расширением и хозяйственным развитием своего удела. Отсюда объясняется полное сходство "собирательных" приемов московских князей с обычными приемами княжеской правительственной практики удельной эпохи. Образование Московского княжества относится к XIII веку, ко времени раздробления старой ростовской области между потомством Всеволода III, сыновьями Ярослава Всеволодовича . После кратковременного пребывании на московском княжении Михаила Ярославича Хоробрита здесь утверждается линия младшего сына Александра Невского , Даниила Александровича , родоначальника московских князей-собирателей. Уже Даниил расширяет московский удел приобретением Переяславля от племянника князя Ивана Дмитриевича по духовному завещанию последнего. Преемник Даниила, Юрий, удачным набегом на Смоленскую область захватывает Можайск, а от Рязанского княжества насильственно отнимает Коломну. Начиная с Юрия, московские князья, по-прежнему раздвигая фамильный удел осторожными приобретениями, обнаруживают вместе с тем притязания на великое владимирское княжение. В возникшей по этому поводу борьбе с Тверью московские князья действуют не столько оружием, сколько подкупом и интригами при дворе хана. Юрий получил ярлык на великое княжение, добившись в Орде смерти своего соперника, тверского князя Михаила . Мстя за отца, сын Михаила, Димитрий , убил Юрия, но брат последнего, Иван Данилович Калита , продолжал борьбу с Тверью теми же средствами и с тем же успехом. После двухлетнего пребывания на великом княжении тверского князя Александра Михайловича , Иван Калита, по поручению хана, произвел во главе татарских войск страшную экзекуцию над Тверью, Новгородом и Рязанью за попытки неповиновения ханским чиновникам и получил великокняжеский ярлык. Александр Михайлович удалился в Псков, откуда его принудили бежать в Литву, наложением на псковичей церковного интердикта за принятие ослушника ханской воли. Через несколько лет он вернул себе милость хана и великокняжеский стол, но ненадолго: достаточно было одной поездки Ивана Калиты в Орду, чтобы окончательно погубить Александра. Великокняжеское достоинство прочно усваивается с этого времени московскими князьями. Калита переносит в Москву великокняжескую и митрополичью резиденцию. Приток населения в Московское княжество увеличивается, размеры удела быстро растут. Со времени Калиты будущее московское единовластие исподволь подготовляется двумя параллельными процессами: 1) московский удел раздвигается новыми промыслами; 2) при разделах его между князьями-сонаследниками старшему из них всегда выделяется большая часть, и этот так называемый "излишек на старейший путь" с течением времени становится все значительнее. Калита прикупает к своей вотчине ряд сел в Новгородской, Владимирской, Ростовской областях и других местностях и три города (Галич, Белоозеро, Углич). Умирая, он завещает Москву на общее владение всем трем своим сыновьям, предоставляя им пользоваться доходами с Москвы поочередно и разделяет прочие владения между женой и сыновьями: Симеоном , Иваном и Андреем, с заметным перевесом доли старшего сына. Симеон Иванович опять прикупает к Московскому княжеству ряд сел в Переяславле, Юрьеве, Владимире, Костроме и Дмитрове. Все эти собственные промыслы, вместе с полученным от отца уделом, Симеон завещает жене, но вскоре бывшие его владения сосредоточиваются в руках его брата и преемника на великокняжеском столе Ивана Ивановича . Шестилетнее княжение предприимчивого Ивана не ознаменовалось территориальными приобретениями, а по смерти его сосредоточившиеся в его руках владения раздвоились: старый удел брат Симеона, Иван, завещал сыну своему Дмитрию, а свой собственный удел, полученный от отца, - второму сыну Ивану, удел Андрея Ивановича перешел к его сыну Владимиру. При Дмитрии Донском могущество Московского княжества подверглось разнообразным испытаниям и с успехом выдержало их. Пользуясь малолетством Дмитрия и усобицей, поднявшейся в самой Орде между ханами Авдулом и Муратом, суздальские князья на время вырывают великокняжеский стол из рук московского княжеского дома, но энергичная политика московских бояр заставляет суздальского князя Дмитрия Константиновича отказаться от своих притязаний. Дмитрий Иванович утверждает за собой великое княжение и женится на дочери недавнего врага, суздальского князя Дмитрия. Затем последовала борьба с Тверью и Рязанью. Тверской князь Михаил Александрович поднимает на Москву литовского князя Ольгерда и временно заручается от хана ярлыком на великое княжение. Но московский князь уже не боится ни Литвы, ни Орды. После военной неудачи под Москвой Ольгерд разрывает с Михаилом, а Дмитрий, не обращая внимания на ханский ярлык, осаждает Тверь - и Михаил сдается "на всю волю" его. Так же удачно для Москвы окончилась борьба с Рязанью: рязанский князь Олег был разбит московским войском, согнан с рязанского стола и замещен пронским князем Владимиром Дмитриевичем. Лишь помирившись с Дмитрием, Олег вернулся на рязанское княжение. Кроме того, Дмитрий подчиняет себе князя ростовского и сгоняет с княжений князей галицких и стародубских. Территория Московского княжества увеличивается при нем приобретением Вереи, Мещеры, Калуги, Дмитрова, Владимира. Сильно выдвинув значение своего княжества в среде прочих, Дмитрий делает крупный шаг и к сокращению его внутреннего дробления на уделы: все великое княжение владимирское он завещает в безраздельное владение старшему сыну Василию . Прочие владения распределяются по-прежнему между всеми сыновьями и вдовой-княгиней, но доля старшего сына подавляет своими размерами все остальные. При Василии Дмитриевиче "собирание" России делает крупные успехи. Василий "добыл" Муром с волостями и присоединил Суздаль, Нижний Новгород, Городец, Тарусу, Боровск. Василий Дмитриевич оставил после себя единственным наследником сына Василия, к которому и перешло безраздельно все его княжество. Княжение Василия II ознаменовалось продолжительной, кровавой усобицей между великим князем и дядей его, князем галицким Юрием, искавшим великокняжеского стола. Воспользовавшись помощью рязанского князя и князей можайских, Юрий, вопреки воле хана, ссадил племянника с Москвы на Коломну и сам занял московский стол. Разлад с детьми заставил его временно возвратить великокняжеский стол Василию, но скоро он пожалел об уступке, вновь разбил Василия и умер великим князем. Борьба продолжалась сыновьями Юрия, Василием Косым и Дмитрием Шемякой , и сопровождалась тяжелыми последствиями - ослеплением двух князей, отравлением третьего, татарским нашествием на Нижний Новгород и саму Москву. Из периода смут великое княжение вышло, однако, в полной целости, и в два последующих княжения "собирание России" быстро было доведено до благополучного окончания. Иван III Васильевич присоединяет целый ряд уделов, большей частью без особенных усилий. Верейское княжество в несколько приемов, по частям, отходит к великому княжению в силу договоров, пока, наконец, Михаил Андреевич не отказал Ивану III в духовной и все остальные части своей вотчины. С этого времени Иван III начинает проводить мысль о праве великого князя на все вымороченные владения московских удельных князей. В 1472 г. он овладевает, на основании этого притязания, дмитровским уделом, по смерти дмитровского князя Юрия, своего брата, что вызывает протест других братьев, Андрея Углицкого и Бориса Волоцкого, настаивавших на разделе выморочного удела, но скоро удовольствовавшихся выделом в их пользу немногих волостей. Впоследствии Андрей Углицкий, часто возбуждавший подозрения в крамольных замыслах, был схвачен и заточен Иваном III, его удел присоединен к великому княжению. Борис Волоцкий мирно дождался смерти на своем уделе и, умирая, разделил его между двумя сыновьями, Федором и Иваном. Вскоре вся доля Ивана, по его духовной, перешла к Ивану III. Уничтожая особые уделы внутри московского княжения, Иван III усердно раздвигал и внешние пределы последнего. Большая половина Рязанского княжества отошла к Москве по духовной местного князя; присоединение другой половины оставалось лишь вопросом времени: Иван III привел в полное послушание сидевшего там малолетнего наследника рязанских князей. В 1463 г. князья ярославские уступили ему свою вотчину. В 1474 г. князья ростовские продали Ивану оставшуюся еще за ними половину Ростова. В 1485 г. было присоединено Тверское княжество, после того как тверской князь Михаил бежал в Литву, а тверские бояре толпами эмигрировали к московскому князю, ожидая от него более надежной охраны своих интересов. Преемнику Ивана III, Василию , оставалось уже немного дела по части уничтожения самостоятельных княжеств низовой России. Неосторожное поведение подросшего рязанского князя дало повод покончить с Рязанью. Выданный своими боярами, рязанский князь был заточен в Москве, но спасся бегством в Литву. По случаю бездетной смерти волоцкого князя присоединился к Москве удел волоцкий; за ним последовали уделы двух бездетных братьев Василия III - Семена Калужского и Дмитрия Углицкого - и двух князей северских, стародубского и новгород-северского. Уничтожение низовых уделов не сопровождалось борьбой местного населения за самостоятельность удельных княжеств. Подвергаясь ударам Москвы, удельные князья не находили поддержки в управляемых: напротив, нередко руководители местных дружин устраивали выдачу своего князя московскому правительству. Право переходить от князя к князю, по соображениям практической выгоды, было характерной чертой удельного строя, - и эта-то черта сделалась одной из причин разрушения удельной системы, когда один из князей оказался обладателем наиболее безопасного и наиболее выгодно расположенного удела. Другой ряд условий подтачивал крепость волынских городских общин Новгорода и Пскова и подготовил падение их автономии. В Новгороде главной причиной упадка была социальная рознь между крупными капиталистами-боярами, сомкнувшимися в настоящую олигархию, и низшим черным населением, порабощаемым экономически и отстраняемым от участия в политических вольностях городской республики. Олигархический характер новгородского народоправства выражался: 1) в монополизации выборных магистратур тесным кружком боярских фамилий и 2) в появлении бок о бок с вечем боярского "совета", который, явившись оплотом боярской аристократии, быстро подавлял своим авторитетом значение веча. Одновременно с развитием этой социальной розни усиливались партикуляристические стремления в некоторых областях новгородской державы. Этим двойным антагонизмом - социальным и областным - искусно пользуется московское правительство в своих объединительных целях. При Василии I вся Двинская земля едва не отложилась от Новгорода, чтобы перейти под власть Москвы: Новгород силой сдержал крамольные стремления двинских бояр. Внутренний социальный разлад в новгородском обществе дошел до образования двух враждебных партий - черных людей, тянувшихся к Москве и не видевших основания дорожить новгородской автономией, и боярской партии, искавшей опоры в Польше. Союз Новгорода с Польшей позволил Ивану III придать борьбе с Новгородом характер национально-религиозного подвига. После первого удачного похода на Новгород (1471) великий князь удовольствовался казнью вожаков боярской партии Борецких, уничтожением договора между Новгородом и Казимиром, принуждением новгородцев ставить архиепископа на Москве и взятием большого окупа. Непрекращающаяся борьба классов привела к окончательной гибели новгородского народоправства. Выждав полного развития этой борьбы, Иван придрался к обмолвке новгородских послов, назвавших его "господарем", и, после отказа новгородского веча санкционировать этот титул, вновь осадил Новгород (1479). На этот раз Новгород должен был покориться великому князю на всей его воле и войти в состав Великого княжества Московского. Уничтожение новгородского народоправства сопровождалось выселением многих местных жителей в центральные области московского княжества и водворением вместо них в Новгороде московских "переведенцев". Через 10 лет (1489) та же мера была применена к новгородской колонии Вятке, окончательно порабощенной московскими воеводами. Что касается до Пскова, то московское правительство исподволь утвердило свое влияние на внутреннюю жизнь его, пользуясь его опасным положением между Новгородом и Литвой. По отложении Пскова от Новгорода (1348), Псков признает московского князя своим главой и соглашается избирать на псковское княжение лиц, угодных великому князю. В 1399 г. эти князья принимают название московских наместников, и постепенно расширение их власти приводит к ниспровержению псковской автономии. Василий II добивается права назначать псковских князей-наместников по своему усмотрению, причем они приносят присягу не только Пскову, но и великому князю. При Иване III псковичи отказываются от права смещать назначенных к ним князей. Все это ставит московских князей в полную независимость от веча и открывает московскому князю широкую возможность под любым предлогом вмешиваться во внутреннюю жизнь псковской общины. Разгром Новгорода отвлек на время внимание московских князей от Пскова и отсрочил его падение, но при Василии III московское правительство воспользовалось первым же столкновением псковичей с их наместником, чтобы под видом отправления верховного великокняжеского суда отнять у Пскова его автономные учреждения. Это совершилось без особенных потрясений, так как самостоятельность Пскова была уже подточена предшествующим управлением наместников.