Mother Russia: гендерный аспект образа России в западной историософии

Mother Russia гендерный аспект образа России в западной историософии Своеобразной отправной точкой настоящего исследования служит историософема Матушка-Русь, примечательная тем, что в ней задается связь гендерной и национальной идентичностей. Этот термин, широко используемый в историософских спекуляциях и изысканиях культурологов, беллетристике и даже поп-музыке, давно стал на Западе неким литературным штампом.

Такая популярность термина МатушкаРусь заставляет предположить, что он фиксирует какие-то важные аспекты образа нашей страны за рубежом, а его исследование позволит пролить дополнительный свет и на проблему восприятия России на Западе, и на способы гендерного конструирования образа Другого в межнациональных отношениях1. Выявление логики гендерной составляющей национальных репрезентаций предполагает, на наш взгляд, анализ следующих проблем как представлена гендерная идентичность

России в западных текстах каков исторический и интеллектуальный контекст такого образа русскости как и почему именно так относились к нему в России. Сначала зафиксируем две идеи, заключенные в историософеме Матушка-Русь первая - русские относится к России как к матери вторая - сама Россия обладает качествами, скорее, женственными, в то время как противопоставляемый ей Запад - мужественными. Если первая идея характеризует динамический компонент национальной идентичности

русских механизм идентификации с нацией, то вторая - статический собственно образ нации. Русские представляют свою нацию как объединение не сограждан, но родственников, как одну большую семью Россию же они воспринимают как мать, а не как отца. Подобные суждения включаются в западные тексты о России как весьма принципиальная характеристика нашей страны. Преобладанием материнского начала обычно объясняют специфические черты русской души, ее достоинства

и недостатки. Так, В. Шубарт одним из основных свойств русского типа культуры считал доверие к бытию и связывал его с тем, что для русского родная земля не противник, у которого он вырывает плоды своего труда, а мать, которая и милостива, и щедра. Однако излишняя снисходительность к человеческим слабостям, беззаботность, расточительность - это также следствия такого доверия 2, с. 89, 90. Главные атрибуты матрифокальности - надежда на помощь и заступничество своей страны, что объясняется

определенной инфантильностью 3, с. 17 обостренное чувство долга перед Родиной-Матерью, если она нуждается в помощи 4, с. 237 3, с. 145 более сильная эмоциональная связь со своей страной и большая некритичность в оценке ее действий-мать всегда права 3, с. 111. Матрифокальностью объясняют и свойственную русским амбивалентность в восприятии России и вследствие этого отсутствие патриотизма и чувства национального достоинства 3, с.

140-144. Для характеристики статического компонента типична оценка России С. Грэхемом - страна-женщина, жена западного человека-мужчины. Чтобы выразить свое восприятие нашей страны, английский автор использует традиционные феминные образы Россия - это сердце, это церковь, это ночь 5, с. 330. Обосновывая подобные мысли, авторы обращаются к анализу элементов структуры национальной идентичности

России. Один из аргументов - это решающая роль женщины в жизни нашей страны Россия сильна женщинами 5, с. 326, 327. Женщина объявляется своеобразным воплощением русскости 2. Нередко она становится символом национального спасения3. Среди качеств, которые включаются в ее идеализированный образ, обычно называют нравственную и физическую силу4, заботу, жалость, верность, целомудрие. Несложно заметить, что перечисленные черты относятся к

материнскому архетипу. Женщина в России - это прежде всего женщина-мать. Иногда русская женщина, особенно на Западе, ассоциируется с бабушкой, в образе которой материнские черты выражены еще отчетливее. Говоря о гендерных характеристиках той или иной нации, мыслители обращают внимание и на специфику ее религиозности. В связи с этим, во-первых, высказывается убежденность в мистической связи России и мирового женственного начала 5 говорят, например, об особой чуткости русских к

Софии во-вторых, акцентируется внимание на различных формах сакрализации материнства на Руси исключительное место Богородицы в русском православии, поклонение Матери-сырой-земле, культ Премудрости Божией. Так, О. Шпенглер уверяет, что русский начисто лишен отношения к Богу-Отцу, и связывает с этим многие особенности русского культурного кода 7, 308 прим

В свои рассуждения о России-Женщине Шубарт включает анализ культа Марии как Богоматери, матери-сырой-земли в народной религиозности 8, с. 55. Следующий элемент структуры идентичности - национальный характер русскость маркируется как феминность. Западные авторы нередко прямо говорят, например, о женственной уступчивости 2, с. 181 или женственном непостоянстве 2, с. 85 русских.

Но еще более принципиальным, чем такая, эксплицированная, маркировка, представляется то, что практически все качества, составляющие традиционный образ русскости это качества феминные если опрокинуть их на гендерную сетку координат, то они однозначно ассоциируются с различными гранями женского начала и восходят еще к гендерным оппозициям античной культуры форма и материя, предел и беспредельное. Единица и Двоица. Среди традиционных свойств русскости называют бесформенность и связанные с ней склонность

к анархии, стремление во всем доходить до крайностей, противоречивость, пассивность, упование на авось, своеобразную открытость и незавершенность русского бытия потому в нашей стране возможно все, и сама вера в ее будущее проистекает из образа России как чистого листа, как потенциальности. Русскость - это природность и обусловливаемые ею преобладание эмоционального над рациональным, размытость границы, отделяющей одну личность от другой вследствие этого сострадание, устремленность к братству

между людьми и отрицание персональной ответственности и долга. Это приоритет моральных оценок над правовыми такое искание абсолютного добра оборачивается неуважением к праву, как к добру относительному пластичность, которая интерпретируется и как всечеловечность, и как отсутствие оригинальности. Постоянная феминная характеристика русских и славян вообще - это мягкость в отношении ближнего она проявляется как доброта, в отношении других народов - как миролюбие и уживчивость,

в отношении власти - как покорность, в отношении жизненных обстоятельств - как смирение и терпение. Это, наконец, интуитивное познание и религиозность. Совокупность обозначенных предикатов русскости в западных текстах получает название женственности. Однако русскость награждается и другими маркерами один из них - детскость. Еще в начале XVIII века в своих Анекдотах о Российской

Империи англичанин В. Ричардсон написал Русские - это бородатые дети 9, с. 174. Другой маркер России - это восточность многие грани русскости объясняют влиянием азиатского начала. Наконец, русскость соотносят с прошлым - со средневековьем и варварством. Все эти маркеры характеризуют Россию как Иное по отношению к Западу в возрастном, культурно-типологическом и историческом смыслах и тем объединяются с маркером феминности,

которая есть Иное в смысле гендерном. Воспринимая Россию как некую Периферию по отношению к ЗападуЦентру, западные авторы равно как и отечественные не могли не атрибутировать ей тех качеств, которые в бинарных оппозициях занимают место периферийное и потому традиционно маркируются как феминные. Таким образом, Россия обречена быть названной женственной. Подобное восприятие

России в западной историографии безусловно, не единственное, но доминирующее получает отражение и в суждениях об уникальности нашей страны. Шпенглер в работе Прусская идея и социализм пишет Россия - это не другой народ, а другой мир Разницу между русским и западным духом необходимо подчеркивать самым решительным образом. Как бы глубоко ни было душевное и, следовательно, религиозное, политическое и хозяйственное противоречие

между англичанами, немцами, американцами и французами, но пред русским началом они немедленно смыкаются в один замкнутый мир Настоящий русский нам внутренне чужд Он сам это все время сознавал, проводя разграничительную черту между Матушкой Россией и Европой 10, с. 151, 152. Представление о России как Ином фокусируется в столь популярном на

Западе образе таинственной русской души. Редкая публикация о нашей стране обходится без упоминания о тютчевском умом Россию не понять о загадке России, о России-Сфинксе 11. Что касается контекста, в который помещаются гендерные характеристики России, то для него свойственны общие закономерности отношения к Иному феминная инаковость способствует возникновению как русофильских, так и русофобских представлений.

Женственная Россия вызывает симпатию благодаря своей близости к природе, открытости, душевности, приоритету любви над законом, братству, преодолевающему западный эгоизм. Особое значение в секулярный, прагматический век Европа придавала русской религиозности. Так, Грэхем пишет, что Святая Русь - это душа Европы, это наш союз с Богом 5, с. 329-331, и уподобляет Запад библейской

Марфе, которая печется о многом, Россию же - Марии, которая думает о Боге 12, с. 252, 253. Идея комплементарности России и Запада, воплощающих различные ценности, нашла выражение в тезисе Р. Штайнера о грядущем духовном браке между германством и славянством причем первое символизирует, разумеется, мужское начало, тогда как второе - женское 13, с. 310.

Еще более значительной миссия России выглядит в тех концепциях, где ей отводится роль спасительницы Европы Именно Россия обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе Россия - единственная страна, которая способна спасти Европу и спасет ее 2, с. 33, 34. Причины симпатий к женственной России - как и сама потребность западной культуры в таком образе - в какой-то степени проясняются при

более внимательном рассмотрении мифа о русской женщине, который прочно вписан в историософский нарратив не только в России, но и на Западе. Приведем несколько характерных суждений Никакая другая женщина, по сравнению с русской, не может быть одновременно возлюбленной, матерью и спутницей жизни курсив мой О. Р. 2, с. 184 она объединяет в себе все преимущества своих западных сестер, не имея их недостатков 2, с. 184 она разделяет все интересы любимого мужчины, но при этом сохраняет свою женственность

и не оставляет дом 14, с. 275 она ни в коем случае не синий чулок 2, с. 184. Для патриархальной культуры такой вариант решения женского вопроса представляется, пожалуй, идеальным, поскольку снимает одно из основных противоречий - как совместить все милые сердцу мужчины женственные добродетели мягкость, нежность, такт с женской потребностью в достижениях, с интеллектуальным развитием, с ориентацией на успех в политике или бизнесе В андроцентрической картине мира женщина представлена

либо как восточная со всеми ее плюсами и минусами, либо как западная - tertium поп datur. России же как Востоко-Западу и здесь дан третий путь, синтезирующий все преимущества и Востока, и Запада ход мысли, который типичен для логики русской идеи 6. Вопрос же о том, почему бы русской женщине не совмещать в себе не преимущества, а недостатки и Востока, и Запада подобно тому как Россия может быть не только

Евразией, но и Азиопой, просто не ставится. Поскольку Иное - это место, где возможно нигде и никогда, постольку оно является на редкость удобным ментальным пространством для конструирования самых произвольных схем. Подтекст рассуждений западных авторов о русской женщине таков наши, европейские, феминистки требуют изменения статус-кво, мотивируя это высоким уровнем своего личностного развития.

А вот есть такая женщина - русская, есть такое место на земле - Россия, где женщины нисколько не уступают западным сестрам, но при этом остаются женственными и милыми существами и не стремятся к равноправию пофеминистски. Однако Иное вызывает не только восхищение и упования на преображение неправедной реальности, но также непонимание, страх и неприязнь. Женщина как Иное - и святая, и блудница и

Мария, и Ева и надежда на спасение, и грехопадение. Подобный дуализм заметен и в облике феминной России П русофобские умопостроения коррелируются с женофобиеи. России инкриминируются феминные же непредсказуемость, нестабильность, иррациональность, неспособность к самоконтролю, неумеренность во всем доброта и милосердие и те вызывают опасения - ведь даже с самыми

благими намерениями Россия может задушить в своих медвежьих объятиях. Россия как империя зла - это рабье смирение, отсутствие уважения к праву, поглощение личности безликим коллективом. В таком контексте идея необходимости контроля над Россией - подобно тому как каждой женщине необходим контроль со стороны мужчины выглядит на Западе вполне разумной и естественной. Эти сентенции обретают особую эффективность еще и потому, что

отношения между мужчиной и женщиной традиционно воспринимаются как едва ли не наиболее легитимный, естественный и не подлежащий сомнению вид социальных связей и социальной иерархии. И если проанализировать, например, гендерную нагруженность норманнской теории в широком смысле, то обнаружится все та же модель взаимодействия - славянская бесформенная стихия оформляется германским маскулинным элементом. Так, А. Розенберг в Мифе XX века пишет, что в основе арийской культуры лежат

мужественные ценности, аполлоническое начало, в то время как в основе культуры неарийской - женственное, дионисийское 15, с. 48-50 ярким примером арийской маскулинной активности он называет культуртрегерскую деятельность варягов на Руси 15, с. 102-104. И по мнению А. Гитлера, организующее, оформляющее начало в России - это всегда немцы 16, с. 556, в его речах мужественные германцы противопоставлены женственным славянам 17, с.

25 18, с. 137. В таком ракурсе становится понятнее динамика отношения отечественных авторов к идее женственности России. В дни мира ее могли принимать с безразличием, с благосклонностью, с восторгом в феминности России видели возможность особого пути для нее см. 19. Однако в периоды обострения международной обстановки русские мыслители воспринимали подобную гендерную трактовку оппозиции РоссияЗапад как некую идеологическую диверсию.

Показателен пример изменений в воззрениях В. Розанова. В одной из статей 1911 года он предлагает свой комментарий к распространенному в Германии мнению о женственности русских, которые в сочетании с мужественной тевтонской расой дадут чудесный материал для истории 20, с. 322. Мыслитель соглашается с тем, что Россия - женщина, вечно ищущая жениха, главу и мужа 20, с.

329, но вместе с тем подчеркивает, что женская уступчивость и мягкость оказываются силой. Жена входит в дом мужа как ласка и нежность в первый миг, но уже во второй она делается госпожой 20, с. 329. Так и европейцы оказываются побежденными русской женственностью они сами отдаются русскому началу, отрекаются от самой сущности европейского начала - начала гордыни, захвата, господства 20, с. 329. Однако в годы Первой мировой войны означенный способ аргументации представляется

Розанову явно недостаточным и неубедительным. В работе 1915 года мыслитель решительно возражает против идеи женственности русских, усматривая в ней оправдание германского империализма с его тезисом, что славяне - это прирожденно рабская нация. Розанов подчеркивает, что ныне поднялся этот бесхарактерный и женственный русский мужик, чтобы показать соседям, что не такая уж он баба, как рассчитывает его сиятельство прусский юнкер 21, с. 30, 31. Похожие оговорки в различные периоды своего творчества сочли необходимым

сделать Н. Бердяев, И. Ильин, Н. Лосский, М. Меньшиков, В. Эрн и другие отечественные авторы 22, 23, 12, 24, 19. Критике подверглась не только идея женственности России, но и сам расхожий образ русской души, который и позволял соотносить русскость с феминностью. Один из наиболее убедительных вариантов альтернативного образа России принадлежит перу И. Солоневича, возлагавшего значительную долю вины за феминизированный

пассивность, мягкость, любовь к страданию, неспособность к государственному строительству образ русского мужчины на русскую же литературу и философию, которые, по его оценке, фактически и провоцировали немцев на агрессию 25. Подобные атаки отечественных авторов на идею женственности России могут показаться слишком резкими ведь, как было отмечено, симпатии к русской культуре, убежденность в ее мировом значении также коррелируются с образом

России-женщины. Однако обратим внимание на то, какое место в мире отводится женственной России в работах авторов, настроенных вполне русофильски. Так, Грэхем называет Россию женой западного человека, так как она ближе к земле и дает нам хлеб 5, с. 327. Гендерное разделение труда оказало влияние и на другой аргумент этого английского автора Святая Русь мрлится за нас и поддерживает огонь домашнего очага, в то время как мы отправляемся в мир 5,

с. 329, т. е. России-женщине отводится приватная сфера, в то время как Англии-мужчине - публичная. Англии необходима Россия, живущая по принципам святости и простоты, как каждому мужчине необходима женщина - из-за пищи, которую она ему готовит, и из-за молитв, которые она возносит за него 5, с. 328. Всех ли россиян устроит такое понимание комплементарности маскулинного Запада и феминной России А вот как видится миссия России другому русофилу,

Шубарту Россия не стремится ни к завоеванию Запада, ни к обогащению за его счет - она хочет его спасти. Русская душа ощущает себя наиболее счастливой в состоянии самоотдачи и жертвенности. Она переливается через край - на Запад. Она намерена не брать, а давать. Она настроена по-мессиански 2, с. 29. Русь потому Святая, что готова пожертвовать собой, пренебречь своими интересами ради спасения

Запада Еще Дж. С. Милль когда-то обратил внимание на то, что сакрализация женщины в европейской культуре всегда включала представления о ее жертвенности и альтруизме см. 19, с. 115. И не удивительно, что тот же Солоневич откровенно смеется над шубартовским пониманием смысла бытия России 25, с. 386, 387. Здесь вполне уместны параллели с феминистской критикой культа женственности как известно, тот оценивается как своеобразная идеологическая ловушка, при посредстве которой женщины

вытесняются из публичной сферы и лишаются возможности развивать свои общечеловеческие способности. И вслед за Мистикой женственности Б. Фридан впору писать о Мистике русскости быть может, женственной России с ее всечеловечностью, смирением, загадочностью, соборностью, милосердием и любовью, России как радикально Иному позволено включаться в мировой контекст только как империи Зла или как заботливой женушке и жертвенной матери

В заключение еще раз подчеркнем значимость изучения проблемы гендерного аспекта образа России и потому, что это расширяет круг источников анализа стереотипов маскулинности и феминности, и потому, что позволяет открыть новые грани в исследовании одной из самых иррациональных сфер человеческого бытия - национальной. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Mosse G. L. Nationalism and Sexuality Middle-Class Morality and

Sexual Norms in Modern Europe. London, 1985. 2. Шубарт В. Европа и душа Востока. М 1997. 3. Rancour-Laferriere D. The Slave Soul of Russia Moral Masochism and the Cult of Suffering. New York-London, 1995. 4. HuhhsJ. Mother Russia The Feminine Myth in Russian Culture.

Bloomington, 1988. 5. Graham S. Undiscovered Russia. London, 1912. 6. Matthews С. Sophia, Goddess of Wisdom The Divine Feminine from Black Goddess to World Soul. London, 1991. 7. Шпенглер О. Закат Европы. В 2 т. М 1998. Т. 2. 8. Schubart W. Religion und Eros. Munchen,

1966. 9. Richardson W. Anecdotes of the Russian Empire Seven Britons in Imperial Russia, 1698-1812. Princeton, 1952. 10. Шпенглер О. Прусская идея и социализм. Берлин, бг. 11. Рябов О. В. Умом Россию не понять гендерный аспект русской загадки Женщина в российском обществе. 1998. 1. М. Лосский

И. О. Характер русского народа Лосский Н. О. Условия абсолютного добра основы этики. Характер русского народа. М 1991.