Интерпретация произведения Оскара Уайльда Молодой король

Негосударственное образовательное частное учреждение

высшего профессионального образования

ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ, ПРАВА И ГУМАНИТАРНЫХ СПЕЦИАЛЬНОСТЕЙ

Переводческий факультет

Интерпретация произведения Оскара Уайльда «Молодой король»

Зачетная работа

Специальность 035700 «Лингвистика»

Выполнила студентка

очного отд. магистратуры, гр. 11М Пирог Д.С.

Научный руководитель

канд. филол.наук, профессор Кушнарева Л.И.

Краснодар 2010

Содержание

Введение ......................................................................................................... 3

1 Текст и текстовые категории ......................................................................... 4

1.1 Текст и художественный текст .................................................................... 6

1.2 Текстовые знаки............................................................................................ 7

1.3 Метатекст ..................................................................................................... 8

2 Интерпретация текста ................................................................................... 10

2.1 Герменевтический подход ......................................................................... 11

2.2 Семиотический подход............................................................................... 12

2.3 Лингвистический подход............................................................................ 13

3 Практический анализ текста ........................................................................ 14

Заключение ................................................................................................. 26

Библиографический список .............................................................. 27

Приложение 1............................................................................................... 29

Приложение 2 .............................................................................................. 46

ВВЕДЕНИЕ

Интерпретация художественного текста является сложной деятельностью, включающей в себя действия по восприятию, пониманию текста и его элементов, а также по продуцированию речевого высказывания, анализу и оценке его содержания.

Данная зачетная работа посвящена изучению некоторых подходов к интерпретации художественного прозаического текста.

Цель данной зачетной работы - познакомиться с основными направлениями и подходами к анализу художественного прозаического текста. Данная цель предопределила постановку следующих задач:

1. Рассмотреть определение понятия текст и его категории;

2. Изучить основные характеристики художественного текста;

3. Рассмотреть художественный текст в единстве содержания и формы;

4. Рассмотреть определение понятия интерпретации текста и ее задачи;

5. Ознакомиться с современными подходами и методикой интерпретации художественного прозаического текста;

Актуальность данного исследования заключается в важности умения проникнуть в глубинную сущность художественного произведения, умения найти в тексте объективные причины его идейно-эстетического, воспитательного, эмоционального воздействия, умения извлечь из произведения всю ту многообразную информацию, которая в нем заложена.

Теоретической основой исследования послужили достижения современной филологической науки, работы отечественных и зарубежных языковедов, посвященные проблемам интерпретации текста. В ходе исследования были изучены труды Новикова А.Н., Каменской О.Л., Лукина В.А. и др.

Материалом исследования послужила философская сказка О.Уайльда «Молодой король» (theYoungKing).

1 Текст и текстовые категории

Если многие лингвистические дисциплины имеют давнюю историю своего существования и развития, то лингвистика текста сформировалась совсем недавно. После бурных дискуссий о том,

нужна ли вообще эта

дисциплина - наука о текстах - и что именно является непосредственной областью ее анализа, исследования текстов в самых разных отношениях и аспектах заняли заметное место в работах по лингвистике.

Нельзя не согласиться с Л. Г. Бабенко и ее соавторами, которые в специальной работе о лингвистическом анализе художественного текста (2000) признают, что общепризнанного определения текста до сих пор не существует и что, отвечая на этот вопрос, разные авторы указывают на разные стороны этого явления: Д. С. Лихачев (2001) - на существование его создателя, реализующего в тексте некий замысел; О. Л. Каменская - на основополагающую роль текста как средства вербальной коммуникации (1990); А. А. Леонтьев (2001) - на функциональную завершенность этого речевого произведения и т. д.

В настоящее время можно встретить более трехсот определений текста, куда, в частности, входят семантически неполнозначные или не показывающие существенной разницы между текстом и словом.

«Лингвистический энциклопедический словарь» дает следующее определение текста: «Текст - это «объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность» (1998, с. 507). Однако это определение исключает возможность выхода за формально обусловленные рамки текста, исключает возможность исследования текста в его функциональном аспекте.

Определение текста, считавшееся одним из наиболее удачных в современной лингвистике, принадлежит И. Р. Гальперину: «Текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющей определенную направленность и прагматическую установку» (1981, с. 18).

Различные определения понятия «текст» продиктованы различными подходами к исследованию текста, который является объектом исследования сразу нескольких лингвистических дисциплин (социолингвистики, психолингвистики, прагматики, семантики, собственно лингвистики текста и т.д.).

Текст можно рассматривать с точки зрения заключенной в нем информации (текст - это, прежде всего, информационное единство); с точки зрения психологии его создания, как творческий акт автора, вызванный определенной целью (текст - это продукт речемыслительной деятельности субъекта); текст можно рассматривать с позиций прагматических (текст - это материал для восприятия, интерпретации); наконец, текст можно характеризовать со стороны его структуры, речевой организации, его стилистики (сейчас появляется все больше работ такого плана, например, стилистика текста, синтаксис текста, грамматика текста; шире - лингвистика текста).

Попытки определить понятие «текст» и описать его признаки поставили вопрос о текстовых категориях, который можно считать едва ли не самым дискуссионным.

Дефиниция текстовой категории Т. В. Романовой представляется одной из убедительных: категория текста — это совокупность языковых средств для выражения определенных инвариантных семантико-функциональных значений, коррелирующихся отношениями объективной действительности (или денотативной ситуацией) (2004, с. 14). Параметры, характеризующие текст, И. Р. Гальперин назвал текстообразующими грамматическими категориями и разделил их на содержательные и формально-структурные (1959, с. 24). Все эти категории получают свои конкретные формы реализации: категория информативности реализуется в повествовании, рассуждении, описании (обстановки, ситуации, действия, природы, личности); категория интеграции выражается а) в формах подчинения одних частей текста другим, б) в стилистических приемах, в) в синонимических повторах и др.; категория ретроспекции выявляется как композиционными, так и лексическими средствами. Этот путь во многом продолжен Л. Г. Бабенко, которая, кроме двух универсальных категорий — целостности и связности, дает список из 9 категорий, обеспечивающих целостность текста: информативность, интегративность, завершенность, хронотоп, категории образа автора и персонажа, модальность, эмотивность и экспрессивность; из двух категорий, определяющих связность текста, - ретроспекцию/проспекцию, членимость.

1.1 Текст и художественный текст

Типология текста до сих пор еще разработана недостаточно, а ее общие критерии не определены. Это объясняется многоаспектностью феномена текста и сравнительно небольшим периодом разработки проблем текста. Подавляющее большинство авторов, занимающихся проблемами текста, первоначально делят тексты на художественные и нехудожественные. Наша задача - рассмотреть основные характеристики художественного текста.

Художественный текст в отличие от текста вообще обладает рядом особых признаков. К ним относятся:

1) фикциональность, условность, вымышленность, опосредованность внутреннего мира текста;

2) синергетическая сложность; художественный текст - это сложная по организации система (с одной стороны, это частная система средств общенационального языка, с другой стороны, в художественном тексте возникает собственная кодовая система, которую читатель должен дешифровать, чтобы понять текст;

3) целостность художественного текста, образуемая за счет приобретенных дополнительных «приращений смысла»;

4) взаимосвязь всех элементов текста или изоморфизм всех его уровней;

5) рефлективность поэтического слова, оживление внутренней формы слов, усиленная актуализация элементов лексического уровня;

6) наличие имплицитных смыслов;

7) влияние на смысл художественного текста межтекстовых связей, интертекстуальность.

Художественный текст строится по законам ассоциативно-образного мышления. В художественном тексте за изображенными картинами жизни всегда присутствует подтекстный, интерпретационный функциональный план, «вторичная действительность». Образ - конечная цель творчества. Таким образом, для художественного текста форма сама по себе содержательна, исключительна и оригинальна, в ней сущность художественности, так как избираемая автором «форма жизнеподобия» служит материалом для выражения иного, другого содержания. Например, описание пейзажа может оказаться не нужным само по себе, это лишь форма для передачи внутреннего состояния автора, персонажей. За счет этого иного, другого содержания и создается «вторичная действительность». Внутренний образный план часто передается через внешний предметный план. Так создается двуплановость и многоплановость текста (Валгина, 2003).

1.2 Текстовые знаки

Текстовые знаки - знаки, из которых состоит текст, - по форме выражения могут совпадать с языковыми, но их значения и функции в тексте принципиально иные.

Определение знака содержит в себе 3 момента:

- форма знака всегда материальна;

- знак служит для представления о чем-то, для замещения чего-то;

- знак сообщает информацию.

Существует один текстовый знак, который присущ всем текстам и всегда занимает в них одно и то же место, образуя сильную позицию - это заголовок.

Заголовок - это текстовый знак, являющийся обязательной частью текста и имеющий в нем фиксированное положение (Кожина 1986).

Как знак заголовок проявляет семантическую и семиотическую нестабильность:

- принадлежит тексту и предназначен к функционированию вне текста (Н. А. Веселова);

- представляет текст и одновременно замыкает его;

- по своему содержанию «стремится к тексту как к пределу, а по форме - к слову» (Н. А. Фатеева);

- проспективно выполняет по отношению к целому тексту тематическую функцию (номинация), ретроспективно - рематическую (предикация) (И. Р. Гальперин);

- именует текст, отсылая к нему, и вместе с тем является семантической сверткой всего текста (С. Кржижановский) и т. д.

Цитата - одно из основных понятий теории интертекстуальности. При отсутствии единства в понимании интертекстуальности, и учете того мнения, что «лингвистические механизмы интертекстуальных отношений по-прежнему неясны» (Ревзина 2001), приходится констатировать неопределенность и многозначность понятия цитаты.

Цитата понимается как такая часть текста, которая изначально является частью другого текста, интегрированная во заимствующий текст, в его структуру, выполняющая функции локально и, возможно, глобальной связности.

1.3 Метатекст

Несмотря на то, что понятие «метатекст» в последние десятилетия широко используется в лингвистике, семиотике, литературоведении и лингвокультурологии, до сих пор не существует его четкого научного определения как литературоведческого термина.

Метатекст в лингвистике - это элементы текста, соотносимые с ситуацией общения, описывающие и структурирующие речь, частью которой они являются.

Анализом метатекста занималась А.Вежбицка. В своей статье «Метатекст в тексте» она говорит о том, что «в высказывании переплетается текст с текстом метатекстовым. Эти метатекстовые нити могут выполнять самые различные функции. Они проясняют «семантический узор» основного текста, соединяют различные его элементы, усиливают, скрепляют» (Вежбицка 1978). «Метатекстовые нити» - слова и выражения, которые имеют своими референтами тему высказывания (Что касается..., Если речь идет о..., Насчет...), «дистанцию по отношению к отдельным элементам (словам) внутри предложения» (собственно говоря, довольно, почти, скорее), связь между фрагментами высказывания (кстати, notabene, между прочим, впрочем), части текста, предшествующие данной (это, то, там, ранее). Метатекстовые элементы являются средством связности текста, служат для переключения внимания получателя на наиболее существенные с точки зрения автора фрагменты текста, помогают ориентироваться в пространстве текста. Ни один текст без них обойтись не может, но, по Вежбицкой, во всяком тексте они «являются инородным телом» (Вежбицка 1978). Причина в том, что подобные слова и выражения нарушают однородность текста, который становится не только сообщением о своей референтной ситуации, но и сообщением о самом себе как еще об одном референте: «Представляет ли это один связный текст? Разумеется, нет. Это не текст, а двутекст» (Вежбицка 1978).

В художественном тексте метатекст выявляется на фоне целого. Получатель должен сначала прочесть весь текст, сформировать гипотезу о его общем содержании и лишь затем можно обнаружить метатекст. «Открытие» метатекста может стать предпосылкой для понимания и интерпретации.

2 Интерпретация текста

Интерпретация (лат. Interpretatio - истолкование, разъяснение) - в общенаучном смысле - истолкование.

Интерпретация текста обращается в первую очередь к плану содержания текста, а исследование плана выражения является для нее лишь промежуточным эталоном по пути к основной цели - истолкованию общего смысла произведения.

Единицей анализа считается законченное сообщение, связной, целый текст, как продукт выбора художником участка действительности и отражение индивидуального процесса его познания.

Основная задача интерпретации текста заключается в осмыслении текста как сложного структурного единства системы взаимодействующих и взаимообусловленных компонентов. Интерпретировать - это значит истолковать, объяснить литературное произведение, постичь его смысл, идею, концепт, извлечь из него максимум информации, как можно полнее познать не только то содержание, что заложено автором, но и то, которое потенциально содержится в нем, зачастую помимо авторской интенции. Логическим выводом такого толкования интерпретации является невозможность единственно правильного варианта интерпретации, поскольку каждый читатель в силу своего тезауруса извлекает из текста разную по объему информацию (смысловую, эстетическую). Нет никаких сомнений в том, что разные читатели с разной долей успешности интерпретируют текст, погружаясь в его культурное пространство. Можно предположить, что культурное пространство художественного текста формируется художественной картиной мира эпохи, визуализированной символами-образами и трансформированной в уникальную картину восприятия мира конкретным художником. Наивные (неподготовленные) и искушенные читатели имеют различные компетенции восприятия текста, сформированные на основе философских, лингвистических и экстралингвистических знаний.

Абсолютно адекватная интенциям текста интерпретация возможна тогда, когда картины мира автора и читателя совпадут, что, на наш взгляд, не представляется возможным, поскольку культурные диапазоны автора и читателя вряд ли могут совпасть не только из-за несовпадения энциклопедических компетенций адресата и адресанта, но и потому, что текст приобретает иные смыслы в восприятии читателя, живущего в ином историческом времени. Один и тот же текст обретает новые смыслы в восприятии читателя разных времен, и чем значимее текст, тем он более повторяем, переходя из эпохи в эпоху, реализуясь в переводах и интерпрета­циях. Чем искушеннее читатель, тем больше он слышит перекличку текстов, тем лучше он распознает аллюзии.

Существуют различные подходы к интерпретации текста. Мы будем рассматривать следующие из них: герменевтический, семиотический и лингвистический подходы.

2.1 Герменевтический подход

Герменевтическая традиция понимания текста, направленная на толкование текстов, знаков культуры. Конечной целью в этом случае является построение теории интерпретации. Герменевтическая традиция интерпретации является самой древней и наиболее разработанной методологически. Зародившись как прикладная дисциплина, направленная на толкование текстов религиозного содержания, она постепенно расширила сферу своего влияния, сначала распространившись на все тексты культуры, а потом претендуя стать фундаментом изучения гуманитарных и общественных наук.

Герменевтика - наука и искусство истолкования текстов - сосредоточивается на внутренней стороне обращения с миром языковых знаков, на тексте, постигает смысл диалогических отношений с целью проникновения через внешнее во внутреннее, через букву в сознание. Герменевтика - один из методов, при помощи которых возможно понимание. Понимание в герменевтическом определении - работа сознания, направленная на смысл, такой способ освоения мира, который ведёт к самопознанию, осмысленному проживанию своего собственного бытия, жизнетворчеству, приобретению внутренней свободы. Понимание связано с деятельностью, раскрывающей уникальную индивидуальность человека, и является его онтологической, а не логической характеристикой.

В герменевтике объяснение непонятного возможно только в диалоге - универсальном способе понимания в процессе интерпретации текста, т.к. истину не может познавать и сообщать кто-то один. Это основной методологический принцип герменевтики, дающий возможность эксплицировать подтекст, совмещая внешние и внутренние характеристики текста. Процессы порождения и восприятия смысла в диалоге одновременны, они основываются на предпонимании, предзнании, интуиции и умении вслушиваться в смысл чужого высказывания, умении фиксировать значение слова в контексте.

2.2 Семиотический анализ текста

В основу семиотического анализа произведения положены такие понятия семиотики как знак, знаковая система, мощность знаковой системы, виды знаковых систем, отношения между знаковыми системами и т.д. Ниже представлены основные положения семиотического анализа художественного текста:

1. Выделение и анализ отдельных знаков в произведении.

2. Рассмотрение взаимодействия знака(ов) и системы(м) в соответствии с сюжетной динамикой произведения.

3. Рассмотрение взаимодействия двух или более знаковых систем в соответствии с сюжетной динамикой произведения.

Семиотический анализ текста тем сложнее, чем сложнее и существенней прагматика текста - эмоциональное содержание, образность, стилистика и литературная форма.

Семиотический анализ можно представить как процедуру:

1. разделения текста на некоторые значимые фрагменты;

2. описания различий между этими фрагментами, т.е. их парадигматики;

3. описания отношений между этими фрагментами в тексте, т.е. их синтагматики.

На основании результатов анализа можно будет осуществлять синтез - определение смысла целого текста (http://www.repiev.ru/articles).

2.3 Лингвистический анализ текста

Л. А. Новиков выделяет следующие приемы лингвистического анализа художественного текста:

1) лингвистический комментарий, главная задача и основной прием которого - словарное или подстрочное разъяснение непонятных, малоупотребительных, устарелых, специальных слов и выражений,

грамматических явлений и других подобных фактов языка (такой анализ

имеет своим объектом главным образом собственно языковой уровень текста, а также частично - экстралингвистический);

2) лингвостилистический анализ, изучающий изобразительные средства художественного текста, тот эстетический эффект, который дает их синтез (основной прием здесь - поиск синтезирующего начала в средствах речевой изобразительности), а объект - ключевые тропы и фигуры);

3) целостный лингвистический анализ, задача которого - комплексное многоаспектное филологическое изучение художественного текста. Основным приемом этого анализа является исследование текста путем раскрытия его образной поэтической структуры в тесном единстве с идейным содержанием и системой языковых изобразительных средств. В основу такого синтезирующего анализа кладется категория образа автора.

Этот анализ немыслим без раскрытия поэтической (композиционной) структуры текста, системы образов в их сюжетном развитии как выражения идейного замысла произведения, особенностей его жанра, эстетических функций словесных образов в их взаимной связи и обусловленности (Новиков 1988).

3 Практический анализ текста

Оскар Фингал О'Флаэрти Уиллс Уайльд (1854-1900) - известнейший английский писатель, автор поэзий, сказок, комедий, остросюжетных новел. Наиболее известное его произведение - «Портрет Дориана Грея» - ярчайший образец интеллектуального романа ХIX века. В творчестве О.Уайльда выражены как романтические традиции первой половины ХIX века, так и реалистические и модернистские эстетические принципы его второй половины. В истории мировой литературы писатель вошел как наиболее яркий представитель феномена в искусстве, известного под названием эстетизм. «Эстетизм - это художественное направление, возведшее в абсолют идею чистой Красоты возвышающейся над реальной жизнью, являющейся субстанцией рафинированного, изысканного искусства» [Т.Кривина]. Творчество Оскара Уайльда очень многогранно. Кроме ярких пъес, искусствоведческих статей и гениального романа «Портрет Дориана Грея», перу писателя принадлежат прекрасные сказки.

Некоторые исследователи творчества О. Уайльда акцентируют внимание на противоречии писателя, Но практически все сходятся на том, что противоречия (а так же имморализм) почти не встречаются в его сказках. В 1888 году О. Уайльд публикует сборник «Счастливый Принц» и другие сказки», в который вошло пять сказок: «Счастливый Принц», «Соловей и Роза», «Великан-эгоист», «Верный друг», «Чудесная ракета»; а в 1891 году выходит вторая книга сказок: «Гранатовый домик», состоящая из четырех сказок: «Молодой король», «День рождения Инфанты», «Рыбак и его душа», «Мальчик-звезда».

Для анализа мы выбрали одну из философских сказок, сказок-притч О.Уайльда, «молодой король» (theYoungKing).

Сказка «Молодой Король» («The Young King») открывает второй сказочный сборник Оскара Уайльда. Здесь рассказывается удивительная история юноши-пастуха, который оказывается единственным наследником умирающего короля. Мать мальчика умерла сразу после того, как ребенка забрали и отдали на воспитание бездетной крестьянской семье. Умирая король признает наследника, и молодого человека начинают готовить к коронации. В ночь накануне коронации, юноше снится три сна. В первом он видит изможденных и голодных ткачей, которые день и ночь, без отдыха, готовят ткань для праздничного одеяния будущего короля. Во втором, он видит измученных рабов, которые ценой своей жизни поднимают со дна морского жемчуг невероятной красоты. В третьем сне, он видит, как Смерть губит людей, которые собирают рубины для его короны. Эти видения ужасают молодого короля и на утро он отказывается от великолепного праздничного одеяния. Подданные недовольны, и пытаются убить короля. В итоге, молодой король получает благословение Бога, а все подданные падают на колени перед новым королем.

Это поистине удивительная история юноши, который постигает пленительный и манящий мир Прекрасного. Однако способность воспринимать Красоту, как пробуждение глубокого эстетического чувства, это лишь начальный этап в нравственном становлении героя. Далее юному Королю предстоит постичь сущность человеческих страданий. Только после этого ему откроется высший, божественный мир. Центральный конфликт «Молодого Короля» определяется характерным для творчества Уайльда столкновением языческой красоты с христианскими духовными ценностями, непростой выбор между которыми предстоит сделать юному герою. Все это позволяет исследователям воспринимать сказку в качестве одного из ключевых произведений писателя, свидетельствующего о непростой системе его нравственных и творческих приоритетов.

Философски окрашенное повествование о Молодом Короле отличает сложное сюжетное и композиционное построение, тонкие литературные аллюзии, а также межжанровые взаимовлияния.

Значительное место в сказке отводится красочному описанию дворцового пространства. Его образ, созданный с помощью перечисления значительного количества эстетически воспринимаемых объектов, уточнения деталей интерьера, особенностей декора, ориентирует на возможность разнообразных путей интерпретации.

Образы дворца и храма составляют оппозицию «материальное - духовное». Дворец, наполненный драгоценностями, аккумулирует материальную красоту, а храм - духовные ценности. Перемещение из дворца в храм воспринимается как путь духовного становления героя; локализация Короля в центре храмового (и сказочного) пространства подчеркивает его высокие нравственные качества, что подтверждается чудесным знамением.

Разнообразные описания - неотъемлемая черта стиля Уайльда; их особенность - в использовании античных образов, образов драгоценных камней, металлов.

Однако хотелось бы выделить одну знаковую деталь в описании, которая представляет особы интерес и позволяет прояснить некоторые нюансы содержательности и своеобразия произведения.

Дворец Молодого Короля в сказке получает французское наименование Joyeuse
, т.е. «Дворец Радости» («… the wonderful palace — Joyeuse
, as they called it»). В английском тексте слово выделено курсивом, что свидетельствует о его чрезвычайной семиотической значимости. Отечественные исследователи, комментируя этот фрагмент уайльдовской сказки, единодушно указывают на наличие аллюзий, связывающих «Молодого Короля» со знаменитым артуровским циклом, где «la Garden Joyeuse
» - «садом Радости» - называлось поместье рыцаря Ланселота. Также, есть некоторые смысловые переклички между Молодым Королем и самой фигурой легендарного короля Артура. В сказке молодой король видит пророческие сны, которые позволяют познать невероятные человеческие страдания, и, оказывается, образ «спящего короля», который, вернувшись после своего «пробуждения», принесет избавление простому народу. «Спящий Артур, - пишет А.Л.Мортон, - один из целой плеяды тех уснувших долгим сном героев, от Шарлеманя и Барбароссы до герцога Монмаута и лорда Эдуарда Фицджеральда, чьего пробуждения ждет народ» (Мортон).

С другой стороны, можно провести некоторые параллели и с судьбой другого известного рыцаря - Тристана. Это и трагическая история любви и смерти родителей с характерным мотивом гибели отца до рождения сына; и воспитание наследника вдали от двора, не соответствующее высокому происхождению ребенка; и признание героя старым королем.

На примере сказки «Молодой король» можно говорить о том, что автор воспевает благородных и справедливых людей, величие человеческих подвигов во имя справедливости.

В сказке «Молодой король» О.Уайльд рассматривает проблему соотношения героев и окружающего мира. Молодой Король уже в начале сказки показан нам человеком, чувствующим себя неуютно в объятиях действительности: «…wild-eyedandopen-mouthed, likeabrownwoodlandFaun, orsomeyounganimaloftheforestnewlysnaredbythehunters». Молодой Король ранее был простым пастухом, наслаждался беззаботной жизнью, и не догадывался о своем происхождении. Но, попав в замок, Король увлекается красотой и роскошью вокруг, пока во сне к нему не приходит понимание цены, а цена - это жизни многих и многих людей. Молодой Король отказывается от прекрасных одежд: «'Takethesethingsaway, andhidethemfromme. Though it be the day of my coronation, I will not wear them. For on the loom of Sorrow, and by the white hands of Pain, has this my robe been woven. There is Blood in the heart of the ruby, and Death in the heart of the pearl».

«… he opened a great painted chest, and from it he took the leathern tunic and rough sheepskin cloak that he had worn when he had watched on the hillside the shaggy goats of the goatherd. These he put on, and in his hand he took his rude shepherd's staff.

And the people laughed and said, 'It is the King's fool who is riding by,' and they mocked him.

В данном отрывке мы видим, что молодой король столкнулся с непониманием и открытым насмехательством над собой за его желание отказаться от внешнего богатства и изобилия, за его намерение быть королем по рождению, а не за счет богатых одежд.

И только великодушный герой, способный к состраданию, который не находит понимания в обществе, отвергается им, достигает истинного совершенства и божественного покровительства.

Конфликт героя и окружающего мира достигает своего апогея, когда его приходят убить, но наивысшей точки достигает и обретенная душевная гармония Короля.And suddenly a wild tumult came from the street outside, and in entered the nobles with drawn swords and nodding plumes, and shields of polished steel. 'Where is this dreamer of dreams?' they cried. 'Where is this King, who is apparelled like a beggar - this boy who brings shame upon our state? Surely we will slay him, for he is unworthy to rule over us.'

Высшие силы награждают его. И конфликт разрешают высшие силы.

«He stood there in the raiment of a king, and the gates of the jewelled shrine flew open, and from the crystal of the many-rayed monstrance shone a marvellous and mystical light. He stood there in a king's raiment, and the Glory of God filled the place, and the saints in their carven niches seemed to move. In the fair raiment of a king he stood before them, and the organ pealed out its music, and the trumpeters blew upon their trumpets, and the singing boys sang. And the people fell upon their knees in awe, and the nobles sheathed their swords and did homage, and the Bishop's face grew pale, and his hands trembled. 'A greater than I hath crowned thee,' he cried, and he knelt before him. And the young King came down from the high altar, and passed home through the midst of the people. But no man dared look upon his face, for it was like the face of an angel».

Таков финал этой сказки и таков своеобразный вывод писателя. Суть его в том, что, внутренний мир героев не всегда может найти понимание в реальном мире, но есть иной мир - мир гармонии, справедливости, и он всегда становится на защиту чистых, искренних душ героев.

Можно предположить, что автор словно мечтает о прекрасном рае, где не будет ни богатых, ни бедных, и посредством своего героя заявляет о своих идеях.

А отвечает ему общество, устами тех простых людей, к которым вышел Молодой король: «Sir, knowestthounotthatoutoftheluxuryoftherichcomeththelifeofthepoor? By your pomp we are nurtured, and your vices give us bread. To toil for a hard master is bitter, but to have no master to toil for is more bitter still. Thinkest thou that the ravens will feed us? And what cure hast thou for these things? Wilt thou say to the buyer, "Thou shalt buy for so much," and to the seller, "Thou shalt sell at this price?" I trow not. Therefore go back to thy Palace and put on thy purple and fine linen. What hast thou to do with us, and what we suffer? »

Иепископотвечаетему: 'My son, I am an old man, and in the winter of my days, and I know that many evil things are done in the wide world. The fierce robbers come down from the mountains, and carry off the little children, and sell them to the Moors. The lions lie in wait for the caravans, and leap upon the camels. The wild boar roots up the corn in the valley, and the foxes gnaw the vines upon the hill. The pirates lay waste the sea-coast and burn the ships of the fishermen, and take their nets from them. In the salt-marshes live the lepers; they have houses of wattled reeds, and none may come nigh them. The beggars wander through the cities, and eat their food with the dogs. Canst thou make these things not to be? Wilt thou take the leper for thy bedfellow, and set the beggar at thy board? Shall the lion do thy bidding, and the wild boar obey thee? Is not He who made misery wiser than thou art? Wherefore I praise thee not for this that thou hast done, but I bid thee ride back to the Palace and make thy face glad, and put on the raiment that beseemeth a king, and with the crown of gold I will crown thee, and the sceptre of pearl will I place in thy hand. And as for thy dreams, think no more of them. The burden of this world is too great for one man to bear, and the world's sorrow too heavy for one heart to suffer.'

Общество отворачивается от таких «мечтателей» и «глупцов», не желая понимать, признавать и меняться. Для них легче принимать побои и унижения, голодать, ходить босыми и подчиняться, чем менять устоявшийся уклад жизни, идти и стремиться к неизвестности, которая их пугает.

Поэтому религиозная концовка сказки даёт автору возможность увести читателей от возможных и необходимых политико-экономических способов разрешения конфликтов. Иисус как живое воплощение возвышенного идеала привлекает его воображение; он есть образец для подражания, к которому и стремится главный герой сказок.

Тема Бога помогает писателю в развитии главной темы не только данного произведения, но и всего его творчества - темы Красоты и Искусства. В образе Иисуса соединились эстетическое и этическое.

Автор в своем произведении словно призывает к широте в поступках и суждениях: герою мало быть просто добрым, честным, щедрым, самоотверженным, ему необходимо трезво оценивать окружающих людей и обстоятельства, в противном случае исход событий не приведёт к положительному результату. Ведь после странного, по мнению королевского двора поведения юноши, они пытались его убить, и только истинное чудо спасло Короля и вразумило подданных.

В сказке мы видим выразительные и яркие картины изменений, происходящих в сфере этических чувств, во взаимоотношениях героев, в мотивах их поступков.

Молодой Король становится подлинно прекрасен, не только внешне, но и внутренне, лишь тогда, когда сознаёт, какие ужасные несчастья и бедствия творятся в мире. Уайльд проповедует любовь и сострадание, осуждает эгоизм и лицемерие, высказывает своё личное отношение к религии и искусству.

Выше мы уже упоминали о некоторых «артуровских аллюзиях», на основании которых, можно сделать вывод о тесной связи сказки Уайльда с романным жанром. А проблема взаимодействия сказки и романа имеет давнюю историю. Необходимо учитывать, что в процессе формирования романного и сказочного жанров имело место их взаимное влияние: сказка «во многих отношениях является фольклорным эквивалентом рыцарского романа… и поэтому широко с ним взаимодействует; неудивительно, что сказка, отчасти порождает его, а отчасти сама совершенствуется под его влиянием» (Мелетинский Е.М.). Е.М.Мелетинского утверждает, что молодой романный жанр появился в результате процесса более значительного, нежели простое механическое сведение романа к сказке. Это - «развертывание сказки в роман
в сопровождении качественной трансформации». По этому поводу Е.С.Куприянова пишет: «Думается, в творчестве Уайльда первоначальный процесс «развертывания сказки в роман» парадоксально оборачивается своей противоположностью. Поиски новых жанровых форм приводит к обратному процессу «свертывания
» романа во фрагмент, который оказывается вмонтированным в сказочное повествование». Иподтверждаетэто, приводявкачествепримератекстовыйфрагментизсказки «МолодойКороль»: «The child of the old King's only daughter by a secret marriage with one much beneath her in station - a stranger, some said, who, by the wonderful magic of his lute-playing, had made the young Princess love him; while others spoke of an artist from Rimini, to whom the Princess had shown much, perhaps too much honour, and who had suddenly disappeared from the city, leaving his work in the Cathedral unfinished - he had been, when but a week old, stolen away from his mother's side, as she slept, and given into the charge of a common peasant and his wife, who were without children of their own, and lived in a remote part of the forest, more than a day's ride from the town. Grief, or the plague, as the court physician stated, or, as some suggested, a swift Italian poison administered in a cup of spiced wine, slew, within an hour of her wakening, the white girl who had given him birth, and as the trusty messenger who bare the child across his saddle-bow, stooped from his weary horse and knocked at the rude door of the goatherd's hut, the body of the Princess was being lowered into an open grave that had been dug in a deserted churchyard, beyond the city gates, a grave where, it was said, that another body was also lying, that of a young man of marvellous and foreign beauty, whose hands were tied behind him with a knotted cord, and whose breast was stabbed with many red wounds. Such, at least, was the story that men whispered to each other».

И следом Е.С.Куприянова поясняет: «Думается, Уайльд намеренно воспроизводит основные ключевые события типичного (т.е. легко узнаваемого читателем) romance — авантюрно-приключенческого романа о любви, ведущего свою генеалогию от рыцарских романов. Однако событийная канва целого приключенческого романа в уайльдовской сказке сжимается до небольшого текстового фрагмента. Писатель создает сюжетный «макет» типичного romance, его уменьшенную «свернутую» модель».

Особый интерес представляет техника повествования автора, словно он указывает на «недостоверность» излагаемой истории:

— текст насыщен ремарками, сообщающими, что история излагается на основе слухов, пересудов, субъективных мнений — «some said», «while others spoke», «as the court physician stated», «as some sug-gested», «it was said»;

— втекствключаютсяпараллельныевариантывозможногоходасобытий — «…a stranger, some said, who, by the wonderful magic of his lute-playing, hade made the young Princess love him; while others spoke of an artist from Rimini, to whom the Princess had shown much, perhaps too much honour, and who had suddenly disappeared from the city, leaving his work in the Cathe-dral unfinished…», или «Grief, or the plague, as the court physician stated, or, as some suggested, a swift Ital-ian poison administered in a cap of spiced wine…», или «…the old King, when on his death-bed, whether moved by remorse for his great sin, or merely desiring that the kingdom should not pass away from his line, had had the lad sent for…»;

— итогподводитсяхарактернымзаключением — «Such, at least, was the story that men whispered to each other» .

Автор вводит большое количество вставных эпизодов, которые вводят в произведение дополнительные сюжетные ряды, увеличивая ее объем, усложняя персонажный строй. Они служат мотивировкой последующих событий и создают условия для перерождения персонажа. Также перерождение героя отмечено мотивом чудесного цветения: «Thedeadstaffblossomed, andbareliliesthatwerewhiterthanpearls. The dry thorn blossomed, and bare roses that were redder than rubies. Whiter than fine pearls were the lilies, and their stems were of bright silver. Redder than male rubies were the roses, and their leaves were of beaten gold». Это одна из характерных особенностей творчества Уайльда.

Естественно, не только техника повествования автора, но и выбор языковых средств, представляют огромный интерес.

Например, вотрывке: «From the darkness of a cavern Death and Avarice watched them, and Death said, 'I am weary; give me a third of them and let me go.'

But Avarice shook her head. 'They are my servants,' she answered.

And Death said to her, 'What hast thou in thy hand?'

And Death laughed, and took a cup, and dipped it into a pool of water, and out of the cup rose Ague.

And when Avarice saw that a third of the multitude was dead she beat her breast and wept. She beat her barren bosom and cried aloud.

And Death laughed, and took up a black stone, and threw it into the forest, and out of a thicket of wild hemlock came Fever in a robe of flame.

And Avarice fled shrieking through the forest, and Death leaped upon his red horse and galloped away, and his galloping was faster than the wind».

Здесь, мы можем наблюдать персонифицирование сил природы, которые сочетают в себе одновременно стихийные и человеческие качества, а абстрактные понятия предстают в виде символических фигур.

Языкавтораоченьяркий, спомощьюмногочисленныхсравненийонописываетвнешностьглавногогероя: «…wild-eyed and open-mouthed, like a brown woodland Faun, or some young animal of the forest newly snared by the hunters», «But no man dared look upon his face, for it was like the face of an angel», убранствокомнат «…tall reeds of fluted ivory bare up the velvet canopy, from which great tufts of ostrich plumes sprang, like white foam…», видсоборанафонедомов «Outside he could see the huge dome of the cathedral, looming like a bubble over the shadowy houses…», красотуиуникальностьдрагоценныхкамней: «Then the diver came up for the last time, and the pearl that he brought with him was fairer than all the pearls of Ormuz, for it was shaped like the full moon, and whiter than the morning star…», людей: «On and on he went, till he reached the outskirts of the wood, and there he saw an immense multitude of men toiling in the bed of a dried-up river. They swarmed up the crag like ants».

Спомощьюолицетворений, автор «оживляет» убранствокомнат: «Pale poppies were broidered on the silk coverlet of the bed, as though they had fallen from the tired hands of sleep…», агиперболыдополняютволшебныеобразы: «And Avarice fled shrieking through the forest, and Death leaped upon his red horse and galloped away, and his galloping was faster than the wind…». Используяметонимию, онсоздаетнезабываемыйбожественныйиперерожденныйобразглавногогероя: «The dead staff blossomed, and bare lilies that were whiter than pearls. The dry thorn blossomed, and bare roses that were redder than rubies. Whiter than fine pearls were the lilies, and their stems were of bright silver. Redder than male rubies were the roses, and their leaves were of beaten gold», аэпитетыделаютвсеповествованиеещеболеекрасочным: «…the delicate raiment and rich jewels that had been prepared for him, and of the almost fierce joy with which he flung aside his rough leathern tunic and coarse sheepskin cloak».

Таким образом, в таком маленьком по объему произведении, казалось бы, не столь серьезного жанра, как сказка, скрыт столь глубокий философский смысл. Мы наблюдаем за перерождением героя, за его внутренним «усовершенствованием», его приходом к Богу и вере, его осознанием несправедливости мира, жестокости и глупости общества. Простые, на первый взгляд образы, раскрываются с необычных сторон, а аллюзии на других известных героев, таких как король Артур и рыцарь Тристан, не сразу бросаются в глаза читателю. И только детальное изучение и полное погружение в историю произведения и его образы помогает раскрыть глубинный смысл, философию и посыл автора. Мы видим четкую разницу между добром и злом, красотой внутренней и внешней.

Заключение

Нет никаких сомнений в важности и необходимости интерпретации текста и, конечно, художественное произведение - идеальный объект для анализа. При помощи интерпретации происходит субъективное познание объективного мира.

Импульсом к толкованию текста с точки зрения интерпретатора и читателя служит вопрос «Что же хотел сказать писатель этим произведением?». Общее впечатление от прочитанного является основой толкования художественного произведения. Но только произведение, которое заинтересовало и нашло эмоциональный отклик, подвергается толкованию.

В нашей зачетной работе, мы уделили внимание, как теоретическим сторонам этого вопроса, так и практическому анализу художественного произведения. Мы рассмотрели основные понятия и определения, такие как текст, его категории, художественный текст, текстовые знаки, метатекст, а также некоторые подходы к интерпретации текста (герменевтический, семиотический и лингвистический подходы).

А выбор произведения для практического анализа обусловлен интересом к работам одного из величайших писателей - язык, философия, образы, манера повествования которого необычайно ярки и многогранны.

Библиографический список

1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов [Текст] / О.С. Ахманова. - М.: Советская энциклопедия, 1969. - 609 с.

2. Бабенко, Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста [Текст] / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 496 с.

3. Валгина Н.С. Теория текста [Текст] / Н.С. Валгина. - М.: Логос, 2003. - 250 с.

4. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып VIII. - Лингвистика текста. - М.: Прогресс, 1978. - С. 402-424.

5. Гальперин Ю. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / Ю. Гальперин // Лингвистическое наследие ХХ века. - Изд.4. М.: УРСС, 2006, 144 с.

6. Каменская О.Л. Текст и коммуникация [Текст] / О.Л. Валгина. - М.: Высшая школа, 1990. - 152 c.

7. Кожина Н. А. Заглавие художественного произведения: онтология, функции, типология // Проблемы структурной лингвистики. 1984. - М.: Наука, 1986.

8. Кржижановский С. Поэтика заглавий [Текст] / С. Кржижановский. - М., 1931.

9. Леонтьев А.А. Бессознательное и архетипы как основа интертекстуальности (Текст. Структура и семантика) [Текст] / А.А.Леонтьев. – М., 2001

10.Лихачев Д.С. Текстология (на материале русской литературы Х-ХVIІ вв) [Текст] / Д.С.Лихачев. - СПб.: Алетейя, 2001. - 759 с.

11.Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа [Текст] / В.А.Лукин. - М., 1999.

12.Мелетенский Е.М. Герой волшебной сказки. - М., 1958

13.Мортон А.Л. От Мэлори до Элиота. М., 1970.

14.Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь [Текст] / Л.Л. Нелюбин. - М.: Наука, 2003. - 318 с.

15.Новиков, Л. А. Художественный текст и его анализ [Текст] / Л. А. Новиков. - М., 1988.

16.Ревзина О. Г. Лингвистические основы интертекстуальности // Текст. Интертекст. Культура. Материалы международной научной конференции. - М.: Азбуковник, 2001.

17.Топоров В. Н. Об анаграммах в загадках // Исследования в области балто-славянской духовой культуры: Загадка как текст. 2. - М.: Индрик, 1999.

18.Фатеева Н. А. О лингвопоэтическом и семиотическом статусе заглавий художественных произведений // Поэтика и стилистика. 1988-1990. - М.: Наука, 1991.

19.Фатеева Н. А. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. - М.: Агар, 2000. - 280 с.

20.Свободная энциклопедия. Материал о синхронном и последовательном переводе [Электронный ресурс] / Режим доступа http://ru.wikipedia.org - 25.02.2010.

21.Свободная Энциклопедия. Материал о тропах и фигурах речи [Электронный ресурс] / Режим доступа http://en.wikipedia.org/wiki - 03.12.2010.

22.Бюро технических переводов. Устный последовательный и синхронный перевод [Электронный ресурс] / Режим доступа http://www.trpub.ru - 26.02.2010.

23.Агентство «Московский переводчик». Синхронный перевод [Электронный ресурс] / Режим доступа http://www.simtrans.ru - 27.02.2010.

24.Глоссарий [Электронный ресурс] / Режим доступа http://www.glossary.ru - 27.02.2010.

25.Словари [Электронный ресурс] / Режим доступа http://dictionnaire.sensagent.com - 28.02.2010.

26.Школа Александра Репьева [Электронный ресурс] / Режим доступа http://www.repiev.ru/articles) – 12.03.2009.

Приложение 1

Oscar Wilde

The Young King

It was the night before the day fixed for his coronation, and the young King was sitting alone in his beautiful chamber. His courtiers had all taken their leave of him, bowing their heads to the ground, according to the ceremonious usage of the day, and had retired to the Great Hall of the Palace, to receive a few last lessons from the Professor of Etiquette; there being some of them who had still quite natural manners, which in a courtier is, I need hardly say, a very grave offence.

The lad - for he was only a lad, being but sixteen years of age - was not sorry at their departure, and had flung himself back with a deep sigh of relief on the soft cushions of his embroidered couch, lying there, wild-eyed and open-mouthed, like a brown woodland Faun, or some young animal of the forest newly snared by the hunters.

And, indeed, it was the hunters who had found him, coming upon him almost by chance as, bare-limbed and pipe in hand, he was following the flock of the poor goatherd who had brought him up, and whose son he had always fancied himself to be. The child of the old King's only daughter by a secret marriage with one much beneath her in station - a stranger, some said, who, by the wonderful magic of his lute-playing, had made the young Princess love him; while others spoke of an artist from Rimini, to whom the Princess had shown much, perhaps too much honour, and who had suddenly disappeared from the city, leaving his work in the Cathedral unfinished - he had been, when but a week old, stolen away from his mother's side, as she slept, and given into the charge of a common peasant and his wife, who were without children of their own, and lived in a remote part of the forest, more than a day's ride from the town. Grief, or the plague, as the court physician stated, or, as some suggested, a swift Italian poison administered in a cup of spiced wine, slew, within an hour of her wakening, the white girl who had given him birth, and as the trusty messenger who bare the child across his saddle-bow, stooped from his weary horse and knocked at the rude door of the goatherd's hut, the body of the Princess was being lowered into an open grave that had been dug in a deserted churchyard, beyond the city gates, a grave where, it was said, that another body was also lying, that of a young man of marvellous and foreign beauty, whose hands were tied behind him with a knotted cord, and whose breast was stabbed with many red wounds.

Such, at least, was the story that men whispered to each other. Certain it was that the old King, when on his death-bed, whether moved by remorse for his great sin, or merely desiring that the kingdom should not pass away from his line, had had the lad sent for, and, in the presence of the Council, had acknowledged him as his heir.

And it seems that from the very first moment of his recognition he had shown signs of that strange passion for beauty that was destined to have so great an influence over his life. Those who accompanied him to the suite of rooms set apart for his service, often spoke of the cry of pleasure that broke from his lips when he saw the delicate raiment and rich jewels that had been prepared for him, and of the almost fierce joy with which he flung aside his rough leathern tunic and coarse sheepskin cloak. He missed, indeed, at times the fine freedom of his forest life, and was always apt to chafe at the tedious Court ceremonies that occupied so much of each day, but the wonderful palace - Joyeuse, as they called it - of which he now found himself lord, seemed to him to be a new world fresh-fashioned for his delight; and as soon as he could escape from the council-board or audience-chamber, he would run down the great staircase, with its lions of gilt bronze and its steps of bright porphyry, and wander from room to room, and from corridor to corridor, like one who was seeking to find in beauty an anodyne from pain, a sort of restoration from sickness.

Upon these journeys of discovery, as he would call them - and, indeed, they were to him real voyages through a marvellous land, he would sometimes be accompanied by the slim, fair-haired Court pages, with their floating mantles, and gay fluttering ribands; but more often he would be alone, feeling through a certain quick instinct, which was almost a divination, that the secrets of art are best learned in secret, and that Beauty, like Wisdom, loves the lonely worshipper.

Many curious stories were related about him at this period. It was said that a stout Burgomaster, who had come to deliver a florid oratorical address on behalf of the citizens of the town, had caught sight of him kneeling in real adoration before a great picture that had just been brought from Venice, and that seemed to herald the worship of some new gods. On another occasion he had been missed for several hours, and after a lengthened search had been discovered in a little chamber in one of the northern turrets of the palace gazing, as one in a trance, at a Greek gem carved with the figure of Adonis. He had been seen, so the tale ran, pressing his warm lips to the marble brow of an antique statue that had been discovered in the bed of the river on the occasion of the building of the stone bridge, and was inscribed with the name of the Bithynian slave of Hadrian. He had passed a whole night in noting the effect of the moonlight on a silver image of Endymion.

All rare and costly materials had certainly a great fascination for him, and in his eagerness to procure them he had sent away many merchants, some to traffic for amber with the rough fisher-folk of the north seas, some to Egypt to look for that curious green turquoise which is found only in the tombs of kings, and is said to possess magical properties, some to Persia for silken carpets and painted pottery, and others to India to buy gauze and stained ivory, moonstones and bracelets of jade, sandalwood and blue enamel and shawls of fine wool.

But what had occupied him most was the robe he was to wear at his coronation, the robe of tissued gold, and the ruby-studded crown, and the sceptre with its rows and rings of pearls. Indeed, it was of this that he was thinking to-night, as he lay back on his luxurious couch, watching the great pinewood log that was burning itself out on the open hearth. The designs, which were from the hands of the most famous artists of the time, had been submitted to him many months before, and he had given orders that the artificers were to toil night and day to carry them out, and that the whole world was to be searched for jewels that would be worthy of their work. He saw himself in fancy standing at the high altar of the cathedral in the fair raiment of a King, and a smile played and lingered about his boyish lips, and lit up with a bright lustre his dark woodland eyes.

After some time he rose from his seat, and leaning against the carved penthouse of the chimney, looked round at the dimly-lit room. The walls were hung with rich tapestries representing the Triumph of Beauty. A large press, inlaid with agate and lapis-lazuli, filled one corner, and facing the window stood a curiously wrought cabinet with lacquer panels of powdered and mosaiced gold, on which were placed some delicate goblets of Venetian glass, and a cup of dark-veined onyx. Pale poppies were broidered on the silk coverlet of the bed, as though they had fallen from the tired hands of sleep, and tall reeds of fluted ivory bare up the velvet canopy, from which great tufts of ostrich plumes sprang, like white foam, to the pallid silver of the fretted ceiling. A laughing Narcissus in green bronze held a polished mirror above its head. On the table stood a flat bowl of amethyst.

Outside he could see the huge dome of the cathedral, looming like a bubble over the shadowy houses, and the weary sentinels pacing up and down on the misty terrace by the river. Far away, in an orchard, a nightingale was singing. A faint perfume of jasmine came through the open window. He brushed his brown curls back from his forehead, and taking up a lute, let his fingers stray across the cords. His heavy eyelids drooped, and a strange languor came over him. Never before had he felt so keenly, or with such exquisite joy, the magic and the mystery of beautiful things.

When midnight sounded from the clock-tower he touched a bell, and his pages entered and disrobed him with much ceremony, pouring rose-water over his hands, and strewing flowers on his pillow. A few moments after that they had left the room, he fell asleep.

And as he slept he dreamed a dream, and this was his dream. He thought that he was standing in a long, low attic, amidst the whirr and clatter of many looms. The meagre daylight peered in through the grated windows, and showed him the gaunt figures of the weavers bending over their cases. Pale, sickly-looking children were crouched on the huge cross-beams. As the shuttles dashed through the warp they lifted up the heavy battens, and when the shuttles stopped they let the battens fall and pressed the threads together. Their faces were pinched with famine, and their thin hands shook and trembled. Some haggard women were seated at a table sewing. A horrible odour filled the place. The air was foul and heavy, and the walls dripped and streamed with damp.

The young King went over to one of the weavers, and stood by him and watched him.

And the weaver looked at him angrily, and said, 'Why art thou watching me? Art thou a spy set on us by our master?'

'Who is thy master?' asked the young King.

'Our master!' cried the weaver, bitterly. 'He is a man like myself. Indeed, 'there is but this difference between us that he wears fine clothes while I go in rags, and that while I am weak from hunger he suffers not a little from overfeeding.'

'The land is free,' said the young King, 'and thou art no man's slave.'

'In war,' answered the weaver, 'the strong make slaves of the weak, and in peace the rich make slaves of the poor. We must work to live, and they give us such mean wages that we die. We toil for them all day long, and they heap up gold in their coffers, and our children fade away before their time, and the faces of those we love become hard and evil. We tread out the grapes, and another drinks the wine. We sow the corn, and our own board is empty. We have chains, though no eye beholds them; and are slaves, though men call us free.'

'Is it so with all?' he asked.

'It is so with all,' answered the weaver, 'with the young as well as with the old, with the women as well as with the men, with the little children as well as with those who are stricken in years. The merchants grind us down, and we must needs do their bidding. The priest rides by and tells his beads, and no man has care of us. Through our sunless lanes creeps Poverty with her hungry eyes, and Sin with his sodden face follows close behind her. Misery wakes us in the morning, and Shame sits with us at night. But what are these things to thee? Thou art not one of us. Thy face is too happy.' And he turned away scowling, and threw the shuttle across the loom, and the young King saw that it was threaded with a thread of gold.

And a great terror seized upon him, and he said to the weaver, 'What robe is this that thou art weaving?'

'It is the robe for the coronation of the young King,' he answered; 'what is that to thee?'

And the young King gave a loud cry and woke, and lo! he was in his own chamber, and through the window he saw the great honey-coloured moon hanging in the dusky air.

And he fell asleep again and dreamed, and this was his dream.

He thought that he was lying on the deck of a huge galley that was being rowed by a hundred slaves. On a carpet by his side the master of the galley was seated. He was black as ebony, and his turban was of crimson silk. Great earrings of silver dragged down the thick lobes of his ears, and in his hands he had a pair of ivory scales.

The slaves were naked, but for a ragged loincloth, and each man was chained to his neighbour. The hot sun 'beat brightly upon them, and the negroes ran up and down the gangway and lashed them with whips of hide. They stretched out their lean arms and pulled the heavy oars through the water. The salt spray flew from the blades.

At last they reached a little bay, and began to take soundings. A light wind blew from the shore, and covered the deck and the great lateen sail with a fine red dust. Three Arabs mounted on wild asses rode out and threw spears at them. The master of the galley took a painted bow in his hand and shot one of them in the throat. He fell heavily into the surf, and his companions galloped away. A woman wrapped in a yellow veil followed slowly on a camel, looking back now and then at the dead body.

As soon as they had cast anchor and hauled down the sail, the negroes went into the hold and brought up a long rope-ladder, heavily weighted with lead. The master of the galley threw it over the side, making the ends fast to two iron stanchions. Then the negroes seized the youngest of the slaves, and knocked his gyves oil, and filled his nostrils and his ears with wax, and tied a big stone round his waist. He crept wearily down the ladder, and disappeared into the sea. A few bubbles rose where he sank. Some of the other slaves peered curiously over the side. At the prow of the galley sat a shark-charmer, beating monotonously upon a drum.

After some time the diver rose up out of the water, and clung panting to the ladder with a pearl in his right hand. The negroes seized it from him, and thrust him back. The slaves fell asleep over their oars.

Again and again he came up, and each time that he did so he brought with him a beautiful pearl. The master of the galley weighed them, and put them into a little bag of green leather.

The young King tried to speak, but his tongue seemed to cleave to the roof of his mouth, and his lips refused to move. The negroes chattered to each other, and began to quarrel over a string of bright beads. Two cranes flew round and round the vessel.

Then the diver came up for the last time, and the pearl that he brought with him was fairer than all the pearls of Ormuz, for it was shaped like the full moon, and whiter than the morning star. But his face was strangely pale, and as he fell upon the deck the blood gushed from his ears and nostrils. He quivered for a little, and then he was still. The negroes shrugged their shoulders, and threw the body overboard.

And the master of the galley laughed, and, reaching out, he took the pearl, and when he saw it he pressed it to his forehead and bowed. 'It shall be,' he said, 'for the sceptre of the young King,' and he made a sign to the negroes to draw up the anchor.

And when the young King heard this he gave a great cry, and woke, and through the window he saw the long grey fingers of the dawn clutching at the fading stars.

And he fell asleep again, and dreamed, and this was his dream.

He thought that he was wandering through a dim wood, hung with strange fruits and with beautiful poisonous flowers. The adders hissed at him as he went by, and the bright parrots flew screaming from branch to branch. Huge tortoises lay asleep upon the hot mud. The trees were full of apes and peacocks.

On and on he went, till he reached the outskirts of the wood, and there he saw an immense multitude of men toiling in the bed of a dried-up river. They swarmed up the crag like ants. They dug deep pits in the ground and went down into them. Some of them cleft the rocks with great axes; others grabbled in the sand. They tore up the cactus by its roots, and trampled on the scarlet blossoms. They hurried about, calling to each other, and no man was idle.

From the darkness of a cavern Death and Avarice watched them, and Death said, 'I am weary; give me a third of them and let me go.'

But Avarice shook her head. 'They are my servants,' she answered.

And Death said to her, 'What hast thou in thy hand?'

'I have three grains of corn,' she answered; 'what is that to thee?'

'Give me one of them,' cried Death, 'to plant in my garden; only one of them, and I will go away.'

'I will not give thee anything,' said Avarice, and she hid her hand in the fold of her raiment.

And Death laughed, and took a cup, and dipped it into a pool of water, and out of the cup rose Ague. She passed through the great multitude, and a third of them lay dead. A cold mist followed her, and the water-snakes ran by her side.

And when Avarice saw that a third of the multitude was dead she beat her breast and wept. She beat her barren bosom and cried aloud. 'Thou hast slain a third of my servants,' she cried, 'get thee gone. There is war in the mountains of Tartary, and the kings of each side are calling to thee. The Afghans have slain the black ox, and are marching to battle. They have beaten upon their shields with their spears, and have put on their helmets of iron. What is my valley to thee, that thou should'st tarry in it? Get thee gone, and come here no more.

'Nay,' answered Death, 'but till thou hast given me a grain of corn I will not go.'

But Avarice shut her hand, and clenched her teeth. 'I will not give thee anything,' she muttered.

And Death laughed, and took up a black stone, and threw it into the forest, and out of a thicket of wild hemlock came Fever in a robe of flame. She passed through the multitude, and touched them, and each man that she touched died. The grass withered beneath her feet as she walked.

And Avarice shuddered, and put ashes on her head. 'Thou art cruel,' she cried; 'thou art cruel. There is famine in the walled cities of India, and the cisterns of Samarcand have run dry. There is famine in the walled cities of Egypt, and the locusts have come up from the desert. The Nile has not overflowed its banks, and the priests have cursed Isis and Osiris. Get thee gone to those who need thee, and leave me my servants.'

'Nay,' answered Death, 'but till thou hast given me a grain of corn I will not go.'

'I will not give thee anything,' said Avarice.

And Death laughed again, and he whistled through his fingers, and a woman came flying through the air. Plague was written upon her forehead, and a crowd of lean vultures wheeled round her. She covered the valley with her wings, and no man was left alive.

And Avarice fled shrieking through the forest, and Death leaped upon his red horse and galloped away, and his galloping was faster than the wind.

And out of the slime at the bottom of the valley crept dragons and horrible things with scales, and the jackals came trotting along the sand, sniffing up the air with their nostrils.

And the young King wept, and said: 'Who were these men and for what were they seeking?'

'For rubies for a king's crown,' answered one who stood behind him.

And the young King started, and, turning round, he saw a man habited as a pilgrim and holding in his hand a mirror of silver.

And he grew pale, and said: 'For what king?'

And the pilgrim answered: 'Look in this mirror, and thou shalt see him.'

And he looked in the mirror, and, seeing his own face, he gave a great cry and woke, and the bright sunlight was streaming into the room, and from the trees of the garden and pleasaunce the birds were singing.

And the Chamberlain and the high officers of State came in and made obeisance to him, and the pages brought him the robe of tissued gold, and set the crown and the sceptre before him.

And the young King looked at them, and they were beautiful. More beautiful were they than aught that he had ever seen. But he remembered his dreams, and he said to his lords: 'Take these things away, for I will not wear them.'

And the courtiers were amazed, and some of them laughed, for they thought that he was jesting.

But he spake sternly to them again, and said: 'Take these things away, and hide them from me. Though it be the day of my coronation, I will not wear them. For on the loom of Sorrow, and by the white hands of Pain, has this my robe been woven. There is Blood in the heart of the ruby, and Death in the heart of the pearl.' And he told them his three dreams.

And when the courtiers heard them they looked at each other and whispered, saying: 'Surely he is mad; for what is a dream but a dream, and a vision but a vision? They are not real things that one should heed them. And what have we to do with the lives of those who toil for us? Shall a man not eat bread till he has seen the sower, nor drink wine till he has talked with the vinedresser?'

And the Chamberlain spake to the young King, and said, 'My lord, I pray thee set aside these black thoughts of thine, and put on this fair robe, and set this crown upon thy head. For how shall the people know that thou art a king, if thou hast not a king's raiment?'

And the young King looked at him. 'Is it so, indeed?' he questioned. 'Will they not know me for a king if I have not a king's raiment?'

'They will not know thee, my lord,' cried the Chamberlain.

'I had thought that there had been men who were kinglike,' he answered, 'but it may be as thou sayest. And yet I will not wear this robe, nor will I be crowned with this crown, but even as I came to the palace so will I go forth from it.'

And he bade them all leave him, save one page whom he kept as his companion, a lad a year younger than himself. Him he kept for his service, and when he had bathed himself in clear water, he opened a great painted chest, and from it he took the leathern tunic and rough sheepskin cloak that he had worn when he had watched on the hillside the shaggy goats of the goatherd. These he put on, and in his hand he took his rude shepherd's staff.

And the little page opened his big blue eyes in wonder, and said smiling to him, 'My lord, I see thy robe and thy sceptre, but where is thy crown?'

And the young King plucked a spray of wild briar that was climbing over the balcony, and bent it, and made a circlet of it, and set it on his own head.

'This shall be my crown,' he answered.

And thus attired he passed out of his chamber into the Great Hall, where the nobles were waiting for him.

And the nobles made merry, and some of them cried out to him, 'My lord, the people wait for their king, and thou showest them a beggar,' and others were wroth and said, 'He brings shame upon our state, and is unworthy to be our master.' But he answered them not a word, but passed on, and went down the bright porphyry staircase, and out through the gates of bronze, and mounted upon his horse, and rode towards the cathedral, the little page running beside him.

And the people laughed and said, 'It is the King's fool who is riding by,' and they mocked him.

And he drew rein and said, 'Nay, but I am the King.' And he told them his three dreams.

And a man came out of the crowd and spake bitterly to him, and said, 'Sir, knowest thou not that out of the luxury of the rich cometh the life of the poor? By your pomp we are nurtured, and your vices give us bread. To toil for a hard master is bitter, but to have no master to toil for is more bitter still. Thinkest thou that the ravens will feed us? And what cure hast thou for these things? Wilt thou say to the buyer, "Thou shalt buy for so much," and to the seller, "Thou shalt sell at this price?" I trow not. Therefore go back to thy Palace and put on thy purple and fine linen. What hast thou to do with us, and what we suffer?'

'Are not the rich and the poor brothers?' asked the young King.

'Aye,' answered the man, 'and the name of the rich brother is Cain.'

And the young King's eyes filled with tears, and he rode on through the murmurs of the people, and the little page grew afraid and left him.

And when he reached the great portal of the cathedral, the soldiers thrust their halberts out and said, 'What dost thou seek here? None enters by this door but the King.'

And his face flushed with anger, and he said to them, 'I am the King,' and waved their halberts aside and passed in.

And when the old Bishop saw him coming in his goatherd's dress, he rose up in wonder from his throne, and went to meet him, and said to him, 'My son, is this a king's apparel? And with what crown shall I crown thee, and what sceptre shall I place in thy hand? Surely this should be to thee a day of joy, and not a day of abasement.'

'Shall Joy wear what Grief has fashioned?' said the young King. And he told him his three dreams.

And when the Bishop had heard them he knit his brows, and said, 'My son, I am an old man, and in the winter of my days, and I know that many evil things are done in the wide world. The fierce robbers come down from the mountains, and carry off the little children, and sell them to the Moors. The lions lie in wait for the caravans, and leap upon the camels. The wild boar roots up the corn in the valley, and the foxes gnaw the vines upon the hill. The pirates lay waste the sea-coast and burn the ships of the fishermen, and take their nets from them. In the salt-marshes live the lepers; they have houses of wattled reeds, and none may come nigh them. The beggars wander through the cities, and eat their food with the dogs. Canst thou make these things not to be? Wilt thou take the leper for thy bedfellow, and set the beggar at thy board? Shall the lion do thy bidding, and the wild boar obey thee? Is not He who made misery wiser than thou art? Wherefore I praise thee not for this that thou hast done, but I bid thee ride back to the Palace and make thy face glad, and put on the raiment that beseemeth a king, and with the crown of gold I will crown thee, and the sceptre of pearl will I place in thy hand. And as for thy dreams, think no more of them. The burden of this world is too great for one man to bear, and the world's sorrow too heavy for one heart to suffer.

'Sayest thou that in this house?' said the young King, and he strode past the Bishop, and climbed up the steps of the altar, and stood before the image of Christ.

He stood before the image of Christ, and on his right hand and on his left were the marvellous vessels of gold, the chalice with the yellow wine, and the vial with the holy oil. He knelt before the image of Christ, and the great candles burned brightly by the jewelled shrine, and the smoke of the incense curled in thin blue wreaths through the dome. He bowed his head in prayer, and the priests in their stiff copes crept away from the altar.

And suddenly a wild tumult came from the street outside, and in entered the nobles with drawn swords and nodding plumes, and shields of polished steel. 'Where is this dreamer of dreams?' they cried. 'Where is this King, who is apparelled like a beggar - this boy who brings shame upon our state? Surely we will slay him, for he is unworthy to rule over us.'

And the young King bowed his head again, and prayed, and when he had finished his prayer he rose up, and turning round he looked at them sadly.

And lo! through the painted windows came the sunlight streaming upon him, and the sunbeams wove round him a tissued robe that was fairer than the robe that had been fashioned for his pleasure. The dead staff blossomed, and bare lilies that were whiter than pearls. The dry thorn blossomed, and bare roses that were redder than rubies. Whiter than fine pearls were the lilies, and their stems were of bright silver. Redder than male rubies were the roses, and their leaves were of beaten gold.

He stood there in the raiment of a king, and the gates of the jewelled shrine flew open, and from the crystal of the many-rayed monstrance shone a marvellous and mystical light. He stood there in a king's raiment, and the Glory of God filled the place, and the saints in their carven niches seemed to move. In the fair raiment of a king he stood before them, and the organ pealed out its music, and the trumpeters blew upon their trumpets, and the singing boys sang.

And the people fell upon their knees in awe, and the nobles sheathed their swords and did homage, and the Bishop's face grew pale, and his hands trembled. 'A greater than I hath crowned thee,' he cried, and he knelt before him.

And the young King came down from the high altar, and passed home through the midst of the people. But no man dared look upon his face, for it was like the face of an angel.

Vocabulary

adder – n. гадюка

ague – n. 1) малярия, болотная лихорадка 2) лихорадочный озноб

anodyne – n. утешение, успокоение; отвлечение

avarice – n. алчность; жадность, скупость

bare-limbed – adj. босоногий

chafe – v. сердиться, раздражаться, нервничать; роптать, стонать

clatter – n. 1) стук; звон; лязг, громыхание 2) громкий разговор, болтовня, шум (голосов)

cleave – v. прилипать, приклеиваться

courtier - n. придворный

heap (up)on – v. бросать в кучу, складывать в кучу, нагромождать

herald – v. книжн. 1) возвещать; извещать, объявлять, уведомлять; 2) предвещать, предрекать, предсказывать

lustre – n. а) глянец, блеск; отражённый свет б) лоск, блеск, великолепие

oar – n. весло

odour – n. запах (обычно неприятный)

plague – n. мор, эпидемия; чума

procure – v. доставать, доставлять; добывать, раздобывать; обеспечивать

raiment – n. книжн. одежда, наряд, одеяние

saddle-bow - n. седельная лука

sheathe – v. вкладывать в ножны, в футляр

shuttle – n. ящичек (комода для хранения мелких предметов)

slime – n. 1) липкий ил; тина; муть 2) слизь 3) омерзительный, отталкивающий тип б) нечто омерзительное, противное

snare – v. 1) поймать в ловушку, силки (птицу, небольшого зверька) 2) поймать в ловушку; запутать, обмануть, завлечь

sower – n. сеятель, сеяльщик (тот, кто сеет семена, засевает землю)

spake - книжн., уст.; от speak

stout – adj. 1) крепкий, прочный, плотный 2) отважный, решительный, смелый, храбрый

turret – n. башенка

whirr – n. 1) шум (машин, крыльев) 2) жужжание

Приложение 2

Alliteration
- series of words that begin with the same consonant or sound alike

and thus may build a coherent mental model of the text's content.

Archaism
- use of an obsolete, archaic, word(a word used in olden language, e.g. Shakespeare's language)

Coherence
- is a key concept of text linguistics. Many definitions of "text" include

coherence as a necessary feature. Coherence is especially relevant to the research

Discourse
- any unit of connected speech or writing longer than a sentence.

Hyperbole
- exaggeration of a statement

Irony
- use of word in a way that conveys a meaning opposite to its usual meaning

Metaphor
- is the concept of understanding one thing in terms of another. A metaphor is a figure of speech that constructs an analogy between two things or ideas; the analogy is conveyed by the use of a metaphorical word in place of some other word.

Metonymy
- a figure of speech used in rhetoric in which a thing or concept is not called by its own name, but by the name of something intimately associated with that thing or concept.

on text comprehension and text clarity: Authors should design a text in such a way that the addressee may detect the relationships linking individual text constituents

Personification
- attributing or applying human qualities to inanimate objects, animals, or natural phenomena

Simile
- comparison between two things using like or as

Text
- a unit of connected speech or writing, esp. composed of more than one sentence, that forms a cohesive whole