Репрессии против крестьян в 30-е годы

Репрессии против крестьян. 30-е годы

В 30-е г. сталинская репрессивная машина, словно гигантский каток по асфальту трижды прошлась по крестьянству. Первый заход был связан с раскулачиванием 1929-1931 гг., второй - с так называемым «законом о колосках» от 7 августа 1932 г. и деятельностью политотделов МТС в 1933-1934 гг. и третий - с «Большим террором 1937 года».

Наибольшее освещение в историографии получил вопрос о раскулачивании. Помимо серии работ Н.А. Ивницкого, книг и статей других авторов, в последние годы изданы ценные документальные сборники. В целом по этой проблеме накоплен достаточно большой фактический материал, при осмыслении которого раскрывается все новые и новые стороны. Что касается последующих волн сталинских репрессий против крестьянства, то здесь предстоит еще большая работа по первичному накоплению фактического материала в условиях продолжающегося ограничения доступа к архивным фондам НКВД. Одной из первых «ласточек» в этом плане можно считать публикацию новых документов и материалов М.А. Вылцана и В.П. Данилова из Центра хранения современной документации _-
ЦХСД, выявленных для международного проекта «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание» под редакцией профессоров В.Данилова (Россия), Р. Маннинг (США), Л.Виолы (Канада).

Цель настоящей статьи состоит не только в том, чтобы показать масштабы насилия, террора и беззакония по отношению к крестьянству в 30-е гг., но и в том, чтобы попытаться найти ответ на вопрос, почему такое стало возможным? Существующее объяснение, особенно в публицистической литературе, что во всем виноват Сталин, верно, но недостаточно. Необходимо показать и те объективные и субъективные факторы и условия, характерные черты исторической эпохи и социальной психологии масс, которые в немалой степени способствовали разгулу террора и насилия в рассматриваемые годы.

Раскулачивание.

Раскулачивание проводилось под лозунгом «ликвидации последнего эксплуататорского класса». Причем, не экономической ликвидации «на базе сплошной коллективизации», как утверждала официальная пропаганда, а физической: основная доля «раскулаченных» средств производства и имущества шла в пополнение неделимых фондов колхозов. В определенном смысле сама сплошная коллективизация проходила на базе ликвидации «кулачества», а не наоборот.

Сейчас вряд ли кто будет отрицать, что под эксплуататоров («капиталистических предпринимателей в земледелии», «мелких капиталистов») властями были подведены наиболее крепкие и «прижимистые» в хозяйственном отношении крестьяне. Считалось, что главным отличительным признаком кулацкого (эксплуататорского) хозяйства был наем рабочей силы. Но к найму рабочей силы, в силу специфики сельскохозяйственного производства, его сезонности, сплошь и рядом прибегали середняки и даже бедняки. Последующий опыт развития сельского хозяйства показал, что и колхозы, эти «социалистические предприятия», широко прибегали к найму рабочей силы со стороны. О повсеместном из года в год привлечении горожан на уборку колхозного урожая и говорить не приходится. Тем не менее никто из властей не говорил, что колхозы и колхозники - эксплуататоры.

Если уж кто эксплуатировал крестьян (и «кулаков», и середняков, и бедняков, а затем и колхозников), то это было государство.

Для проведения «социалистической индустриализации» (покупки импортного оборудования, оплаты труда иностранных инженеров-консультантов) нужна была валюта. Сталин считал, что ее можно получать за счет «дани» с крестьянства. Об этом он прямо заявил в своем докладе «Об индустриализации и хлебной проблеме» на Пленуме ЦК ВКП(б) в июле 1928 г. Самой удачной формой изъятия этой «дани» стали колхозы: весь урожай там сразу ссыпался в общий амбар и его вывоз не вызывал сопротивления, в то время как для изъятия хлеба у единоличников требовались мощные подразделения типа продармии времен «военного коммунизма». В этом заключалась одна из главных причин поспешной, насильственной коллективизации по-сталински.

Сталинская коллективизация обернулась для деревни трагедией раскулачивания. В 1927 г. в стране насчитывалось примерно 900 тыс. хозяйств, отнесенных финансовыми и статистическими органами к «кулацким». Это составляло 4 _-
5% от общей численности крестьянских хозяйств (середняцких хозяйств было 60%, бедняцких - 35%). К началу сплошной коллективизации в связи с осуществлением «политики ограничения и вытеснения кулачества» и применением чрезвычайных мер при хлебозаготовках число «кулацких» дворов сократилось до 600-700 тыс. Всего же за годы сплошной коллективизации было ликвидировано примерно 1,11,2 млн хозяйств (5,5-6 млн чел.), т.е. почти в два раза больше, официально признанных «кулацкими». Это данные, приводимые историками В.П.Даниловым, Н.А.Ивницким, И.Е.Зелениным. Называются и другие цифры (6-8 млн _-
Д.Волкогонов, до 20 млн _-
Н.Михайлов, Н.Тепцов).

На низовом уровне раскулачивание проводилось специальными комиссиями сельсоветов, в которые входили уполномоченные ОГПУ и представители от бедноты. Деревенские люмпены охотно откликались на клич «Грабь награбленное!». Часть конфискованного имущества «кулаков» передавалось организованным колхозам, часть продавалась по низким ценам. Этим не в последнюю очередь объясняется огромное количество раскулаченных, среди которых немало было «середняков» и бедняков, объявленных «подкулачниками», врагами советской власти.

Н. Ивницкий в своей книге «Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса» пишет, «что бедняцко-батрацкие массы, заинтересованные в экспроприации кулачества, стремились расширить круг хозяйств, подлежащих раскулачиванию, ибо конфискованное у кулака имущество передавалось в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. К тому же часть кулацкого имущества... распределялась среди бедняков и батраков. Это значит, что последние и лично были заинтересованы в возможно большем числе раскулаченных».

В крестьянском менталитете к «кулаку», «мироеду» изначально существовало негативное отношение. Официальная пропаганда с первых лет Советской власти усиленно проводила среди крестьянства антикулацкую пропаганду. Это еще больше вызывало неприязнь бедноты к «богатым» крестьянам. Приведем выдержку из открытого письма крестьянина Смердова (с. Даровское Вятской губернии) опубликованного еще в 1924 г.: «За последнее время в глушь деревни проникло слово "буржуй". На деревенском языке оно стало словом бранным и для многих прямо позорным. Оно употребляется везде, к месту и просто для насмешки, и бьет по всему, что попадает под язык, а именно: построил крестьянин себе новую избу, приобрел вторую корову, сани и пр., ему всюду сыплют в глаза: "Эй, буржуй, разжился при Советах-то. По тебе, небось, власть-то. Раньше, небось, и коровы не было, да и из землянки не вылезал, а ныне ишь как разжился"».

Что собой представляли «кулацкие» хозяйства в пик раскулачивания видно из следующих данных по Сибири. Даже по сравнению с 1929 г. в начале 1930 г. поголовье скота в них сократилось в 2 раза. Многие «самораскулачились». Стоимость конфискованного у «кулаков» имущества (в среднем 326 руб. на хозяйство) была крайне низка. По данным выборочного обследования весной 1930 г. 22,7% «кулаков» имели средства производства стоимостью до 400 руб., 57,3% _-
400-1000 руб., 20,5% _-
свыше 1000 руб. По существу, многие более или менее зажиточные в 20-е гг. хозяйства, в начале 30-х гг. представляли собой те же бедняцкие хозяйства. Но ярлык «кулака» с этих крестьян никто не снимал.

К июлю 1930 г. по данным Наркомфина СССР в 1269 районах из 2851 (без ЗСФСР, Средней Азии и Якутии) было экспроприировано 191035 хозяйств, или 58,1% хозяйств, обложенных индивидуальным налогом. Стоимость конфискованного имущества достигла 111364,4 тыс. руб., или 564,2 руб. на одно хозяйство. Из общей суммы конфискованного имущества колхозам было передано около 76% (84,5 млн руб.). Кроме того у «кулаков» было отобрано наличных денег, облигаций и вкладов на сумму, превышающую 2250 тыс. руб. По примерным подсчетам Наркомфина, общее количество экспроприированных «кулацких» хозяйств к лету 1930 г. в целом по СССР составило свыше 320 тыс., а сумма конфискованного имущества составила 180 млн руб.

Как отмечает Н. Я. Гущин, сотни постановлений батрацких, бедняцких и общекрестьянских собраний, проходивших зимой 1929/30 г., требовали экспроприации и выселения «кулаков». В решении бедняцко-батрацкого собрания села Покровки Люблинского района Омского округа говорилось: «Батрацко-бедняцкое собрание предлагает Покровскому сельсовету кулаков-индивидуалов лишать земельных наделов; конфисковать все имущество, средства производства, продуктивный скот и передать их колхозу». Из многих мест сообщалось о стремлении и требованиях бедноты к раскулачиванию и о сдерживающих мерах, принимаемых органами власти. Это дало основание М.И.Калинину заявить, что органам власти в 95 случаях из 100 приходится в области раскулачивания играть «сдерживающую роль». «Сдерживающая роль» проводилась, конечно, для видимости. На деле сталинское руководство всячески поддерживало и поощряло бедняцкую инициативу «снизу». Придерживаясь принципа «разделяй и властвуй», оно играло на таких низменных свойствах человеческой натуры, как зависть, месть, «шариковское» стремление «отнять и разделить», поживиться за чужой счет. В этом одна из причин «триумфального» хода сталинской коллективизации и раскулачивания, не получившая достаточной оценки в исторической литературе, но без чего нельзя разобраться в описываемых событиях.

Другая важнейшая причина астрономических цифр репрессированных в годы коллективизации связана с крестьянским сопротивлением. В январе-феврале 1930 г. на почве коллективизации и раскулачивания произошло 1682 массовых крестьянских выступлений, в которых участвовало около 350 тыс. чел., а в марте только в 13 регионах РСФСР, Белоруссии и Узбекистане было зарегистрировано около 1650 крестьянских выступлений и не менее 500 тыс. участников в них. Хотя сталинское руководство вынуждено было перед лицом фактически развертывающейся гражданской войны сманеврировать, осудив «перегибы» в коллективизации и раскулачивании, на деле изменения политики не произошло, менялись только формы принуждения. Раскулачивание и выселение продолжались и в 1931_-
1932 гг. От сталинской кары не ушли и наиболее активные участники крестьянских восстаний. Только за 4 месяца 1930 г. 140 тыс. чел. были осуждены «как контрреволюционера», враги Советской власти.

Крестьяне, из более чем миллиона раскулаченных хозяйств, в большом количестве разбежались, кто куда мог, преимущественно в города. Часть осталась на прежних местах жительства. Некоторые были переселены в соседние области и районы. Остальным была уготована «кулацкая» ссылка.

В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛага ОГПУ под названием «Сведения о выселенном кулачестве в 1930_-
1931 гг.» (введена в научный оборот В.Н.Земсковым), указывалось, что в это время было направлено на спецпоселение (Северный край, Западная и Восточная Сибирь, Урал, Дальневосточный край, Якутия, Казахстан и некоторые другие регионы) 391026 семей общей численностью 1803392 чел. До 1934 г. крестьяне, отправленные в «кулацкую» ссылку назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. - трудопоселенцами.

По неполным данным на июль 1938 г. трудопоселенцы («бывшие кулаки») были заняты в следующих отраслях народного хозяйства: в тяжелой промышленности - 354311, в лесной -165405, в артельном сельском хозяйстве - 162225, в системе Наркомзема - 32023, в Белбалткомбинате НКВД _-
28083, в системе Наркомпищепрома _-
20298, в системе Наркомата путей сообщения на лесе - 18196, в совхозах Наркомата совхозов и Наркомзема - 16505, в легкой и местной промышленности - 7886, в системе Главного управления Севморпути - 3076, в трудколониях НКВД _-
2691, в прочих организациях _-
44722; в детских и инвалидных домах находилось 3471 чел. Из всего этого количества на работах был занят 355301 чел. Кроме того, 59043 чел., считавшиеся трудоспособными по разным причинам не работали.

Положение репрессированных, особенно в первые годы ссылки было крайне тяжелым. В докладной записке руководства ГУЛага от 3 июля 1933 г. в ЦКК ВКП(б) и РКИ отмечалось: «С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т. е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев _-
с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки _-
9 кг, крупы _-
9 кг, рыбы - 1,5 кг, сахару - 0,9 кг. С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки - 5 кг, крупы - 0,5 кг, рыбы - 0,8 кг, сахару - 0,4 кг. Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось...

П
овсеместно в ЛПХах (Леспромхозах. - М.В.) Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедания кошек, собак и трупов падших животных... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность... Голодные с/переселенцы воруют хлеб у окружающего населения, в частности, у колхозников... Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХах до 25%*. Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ...».

Особенно велика была детская смертность. В докладной записке Г.Г.Ягоды от 26 октября 1931 г. на имя Я.Э.Рудзутака отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3-х лет умирало в месяц 8-12% этой группы, а в Магнитогорске - еще более, до 15% в месяц».

В соответствии со стереотипами сталинской пропаганды в рассматриваемые годы муссировался миф об экономической эффективности подневольного труда спецпереселенцев. Сведения о тысячах гектаров новых распаханных земель, тысячепудовых урожаях на них, тысячах кубометров заготовленной древесины и т.п. призваны были обосновать позитивную оценку и моральное оправдание государственной акции по депортации крестьян. Утверждалось, что госсредства, затраченные на депортацию, расселение и трудовое устройство спецпереселенцев, уже через несколько лет (примерно через пять) были возвращены в госбюджет.

В.П. Данилов и С.А.Красильников в Предисловии к книге «Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933_-
1938» пишут: «Хозяйственная деятельность спецпереселенцев в большинстве отраслей носила убыточный характер. Даже кустарные промыслы при наличии гигантской сырьевой базы являлись длительное время экономически нерентабельными. Победные реляции в деле освоения, скажем, Нарымского Севера призваны были скрыть реальность противоположного толка: долг неуставных артелей спецпереселенцев Нарыма государству не уменьшался, а возрастал (отсюда постоянные ходатайства в Центр с просьбой об отсрочке его погашения); те же неуставные артели, за редким исключением, год от года находились в порочном круге - выполнив осенью обязательные поставки зерна и других сельхозпродуктов, они уже через несколько месяцев нуждались в получении семенной ссуды, фуража и т. д. В результате грубых просчетов руководства поголовье лошадей в Нарымских комендатурах в первой половине 30-х гг. не только не росло, а снижалось в абсолютных показателях».

Единственно возможной формой протеста спецпоселенцев, их борьбой за выживание, являлись побеги. До половины бежавших органами ОГПУ и НКВД удавалось задерживать и возвращать в комендатуры. Участь остальных беглецов также была незавидной. Многие из них гибли в лесах и болотах, выбравшиеся на волю вынуждены были скрываться, жить в постоянном страхе перед разоблачением. «Противопобеговая» сеть агентов насаждалась не только в среде спецпоселенцев, но и среди местного населения. За поимку беглецов наводчикам выплачивалось денежное вознаграждение. Участие в осведомительстве развращало людей, превращало их в послушных исполнителей репрессивной машины. Администрация комендатур, поощряя стукачество, приравнивало его к хорошей работе при восстановлении ссыльных в гражданских правах.

Полностью несостоятельными явились попытки властей оправдать «кулацкую» ссылку интересами трудового перевоспитания «бывших эксплуататоров». Так как относились к крестьянскому труду эти «эксплуататоры», нужно было учиться как раз тем, кто помогал властям в раскулачивании хозяйственно сильных мужиков, т.е. деревенским люмпенам, в немалой степени состоявшим из нерадивых крестьян, лентяев, пьяниц, бесшабашных.

А каторжный, подневольный труд спецпереселенцев мог только отбить охоту работать даже у самого работящего и трудолюбивого крестьянина.

Сталинское раскулачивание и ссылка крестьян не могли быть оправданы никакими соображениями: ни политическими (обострили и без того сложную обстановку в стране), ни экономическими (подорвали производительные силы деревни). О моральной стороне акции и говорить не приходится. Раскулачивание - это миллионы исковерканных человеческих судеб, смерть от голода и холода в лагерях, самая трагическая страница в истории российского крестьянства.

«Закон о колосках» и «чрезвычайщина» 1933-1934 гг.

Когда под женское причитание и плач детей длинные обозы «классово-чуждых» двинулись из родных деревень в далекую ссылку, многие бедняки в душе злорадствовали. В район и область пошли победные реляции сельских активистов. Бедняки и активисты не предполагали, что вскоре они сами попадут под жернова сталинской репрессивной машины.

Коллективизация привела к значительному (в 2-3 раза) сокращению поголовья скота и снижению валового сбора зерна. Однако, несмотря на это государственные заготовки хлеба в начале 30-х гг. увеличились по сравнению с 1928 г. вдвое. Неизмеримо вырос экспорт зерна. А в колхозах хлеб выгребали до последнего зернышка. Тех местных руководителей, которые пытались сохранить в хозяйствах хотя бы семенные фонды, циркуляр от 7 декабря 1932 г., подписанный Сталиным, предлагал исключать из партии, немедленно арестовывать и подвергать тюремному заключению на срок от 5 до 10 лет. Такая политика привела к голоду, особенно свирепствовавшему на Украине, Северном Кавказе, Поволжье и Казахстане зимой 1932_-
1933 гг., хотя никаких стихийных бедствий в этих районах не было. Историки спорят по поводу числа умерших от голода. По мнению специалистов, наиболее вероятная цифра - 4 млн чел., хотя называются и более крупные цифры, вплоть до 7-8 млн Сам Сталин в 1940 г. говорил о том, что в начале 30-х гг. голодом было охвачено 30 млн чел.

Как только стали созревать хлеба урожая 1932 г., голодные крестьяне буквально набрасывались на них. Массовое распространение получили преждевременный и самочинный «покос», а также срезание колосьев. Власти жестоко и целенаправленно боролись с этим. В спецсводке ОГПУ № 42 от 22 июля 1932 г. приводится следующий факт: «Краснодарский район _-
в колхозе "Пролетарская диктатура" с. (станицы) Н.Машиновской группа объездчиков ночью 9.07 обнаружила на полях 5 женщин, срезавших колосья пшеницы. При попытке к задержанию женщины побежали в разные стороны. Охрана дважды выстрелила из дробовиков. Одна из бежавших колхозниц тяжело ранена (умерла через несколько часов), вторая единоличница получила легкое ранение. Белореченский район: на полях в колхозе станицы Октябрьской задержана толпа колхозников и единоличников... с мешками нарезанных колосьев в количестве 40 человек».

В спецсводке ОГПУ № 60 от 22 сентября 1932 г. отмечалось: «...Вновь выявлен ряд отказов сельсоветов и колхозов от принятия х/з (хлебозаготовительных. _-
М.В.) планов. На Украине, например, с начала хлебозаготовок отказы от принятия планов отмечены в 92-х районах по 446 сельсоветам... Особо следует подчеркнуть, что часть активистов, в т.ч. и коммунистов, оказывают прямое противодействие хлебозаготовкам, открыто ведут антихлебозаготовительную агитацию...

Укрытие и разбазаривание хлеба достигло в ряде районов значительных размеров. Вновь учтены многочисленные факты нарушения директив партии о выдаче натуральных авансов. В некоторых районах Украины колхозникам выдано до 50-75% обмолоченного хлеба... По ряду колхозов Прикумского, Курганского, Павловского районов СКК (Северо-Кавказского края. -М.В.) учтено свыше 65000 центнеров намолоченного товарного зерна, осевшего в колхозных амбарах и на токах...».

Доведенные до отчаяния люди слали в Москву уже не жалобы, а обличительные, гневные письма. Вот некоторые выдержки из писем в редакцию «Известий ЦИК СССР и ВЦИК», поступивших летом 1932 г.:

«...Краснодар. Рабочие и особенно крестьяне голодают, мрут с голоду массами. Виновники этому - Сталин и его вольные и невольные сподручники (Молотов, Калинин и прочие "вожди"). Они душат трудовой народ, исковеркали жизнь миллионам... »

«...Вот когда у Джугашвили должна закружиться голова. Колхозы разваливаются, крестьянские хозяйства разбиты... Зерно у людей забрали по 63 копейки за пуд, а хлеб в кооперативе продают по 2 рубля 20 копеек за фунт. Разве это не бандитизм?».

Укоренившаяся в колхозах система государственных заготовок представляла собой по существу продразверстку. Насильно объединенные в колхозы со своими «паями» крестьяне к обобществленным средствам производства, имуществу колхозов, относилось не как к своему, а как к чужому. Не удивительно, что голодные и полуголодные колхозники тащили из колхоза все, что плохо лежит. Для многих не прошла бесследно практика «кулацкой» экспроприации, развратив их души, привив вкус к любой возможности поживиться за чужой счет, в том числе и за счет общественного добра.

7 августа 1932 г. было принято Постановление (закон) ЦИК и СНК от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» ^-
печально знаменитый «закон о колосках». Хотя под ним стоят подписи Председателя ЦИК СССР М.И.Калинина и Секретаря ЦИК А.С.Енукидзе, его подлинным творцом был И.В.Сталин, о чем не преминули сообщить «технические исполнители» 13-го тома его сочинений.

За хищение всех упомянутых видов собственности устанавливалась смертная казнь с конфискацией имущества, лишь при смягчающих обстоятельствах - 10 лет лишения свободы с той же конфискацией. На VIII расширенном совещании работников юстиции РСФСР в марте 1933 г. народный комиссар юстиции РСФСР Н.В.Крыленко среди других привел такой факт: в Бурят-Монголии середняка-единоличника приговорили к расстрелу за кражу колхозного поросенка, а в Чеченской области за подобные же правонарушения было приговорено к высшей мере наказания _-
расстрелу _-
50 чел. 18-летний колхозник, ранее не судимый, попытался украсть колхозного вола. Он был задержан на месте кражи, и вол был возвращен колхозу. Преступление было предотвращено. Тем не менее колхозника предали суду по закону от 7 августа и осудили к 10 годам лишения свободы. По данным, приведенным В.П.Даниловым и Н.В. Тепцовым в статье «Коллективизация: как это было», только к началу 1933 г. (за неполные пять месяцев) по закону от 7 августа было осуждено 54645 чел., из них 2110 _-
к высшей мере наказания. Приговоры приведены в исполнение примерно в тысяче случаев».

Об этом «потоке» репрессированных в «Архипелаге Гулаге» А. Солженицын не без сарказма напишет:

«Ночная ручная стрижка колосков в поле! _-
совершенно новый вид сельского занятия и новый вид уборки урожая! Это был немалый поток, это были многие десятки тысяч крестьян, часто даже не взрослые мужики и бабы, а парни и девки, мальчишки и девчонки, которых старшие посылали ночами стричь, потому что не надеялись получить из колхоза за свою дневную работу».

В январе 1933 г., когда миллионы крестьян голодали и умирали от голода, Сталин собрал в Москве съезд «колхозников-ударников». Ни в речи Сталина на съезде, ни в выступлениях «ударников» и «товарищей» не найти ни одного слова о голоде и борьбе с ним. Зато Сталиным была пущена в оборот «теория тихой сапы», призванная свалить собственные преступления, ошибки и просчеты в колхозном строительстве на якобы пролезших в колхозы «кулаков», стремящихся-де развалить их изнутри. Досталось и местным партийным организациям, обвиненным в потере политической бдительности, запущенности хозяйственной и партийно-массовой работы.

Вскоре в деревне были созданы чрезвычайные партийные органы - политотделы МТС. На них возлагалась задача «организационно-хозяйственного и политического укрепления колхозов». В число заместителей начальника политотдела вводился уполномоченный от ОГПУ.

Деятельность политотделов МТС (1933_-
1934 гг.) ознаменовалась новой волной репрессий против крестьянства, квалифицированных сельскохозяйственных кадров.

По данным политотделов МТС 24 областей, краев и республик, в 1933 г. в результате чистки было снято с работы в колхозах: 14,2% председателей, 8,6% - бригадиров, 47,3% завхозов, 34,6% кладовщиков, 25% счетоводов, 23,7% учетчиков; в МТС: 45,6% заведующих производственными участками, 39,5% механиков и 27,1% бригадиров тракторных бригад, 30,6% агрономов, 36,8% работников бухгалтерии.

Многие политотделы ввели в повседневную практику приказные, командные методы руководства колхозами. Дело дошло до того, что, например, политотдел Вихляевской МТС регламентировал весь распорядок быта колхозников, а политотделы Самойловской (Н.Волга), Ореховской (Ср.Волга) МТС приказами снимали и назначали председателей колхозов.

Заместитель начальника политотдела по ОГПУ Туймазинской МТС (Башкирия) Салимгареев 23 июля 1933 г. в колхозе «Ик» арестовал председателя колхоза только за то, что тот был пьян. Когда председатель заявил, что «по рюмочке и т. Сталин пьет», он был посажен в баню. Впоследствии председателя осудили на 3 года.

В колхозе «Карлагаш-Куак» Салимгареев арестовал колхозника Шайахметова за то, что тот возразил ему во время беседы. Арест был произведен в присутствии колхозников. Судом арестованный был оправдан.

«С первого дня своей работы в политотделе, - писал начальник политотдела Кальчанской МТС Днепропетровской области, - мой зам. по ОГПУ т. Зайцев сводит свою роль исключительно к арестам, превратил политотдел в камеру следствия, угрожает арестами колхозникам и работникам МТС. Попытка исправить его со стороны политотдела ни к чему не привела».

«Наломав немало дров» в сельском хозяйстве, политотделы выполнили возложенную на них задачу. В конце 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) принимает решение об упразднении политотделов МТС. Пройдет немногим более двух лет и многие из тех, кто проводил чистку колхозов и МТС, сами подвергнутся чистке, пополнив число жертв «Большого террора» 1937 г.

«Большой террор» 1937 года.

Особенность сталинской репрессивной политики в деревне в 1935-1937 гг. заключалась в том, что она проводилась под аккомпанемент речей об укреплении колхозной и советской демократии. Это было связано с принятием Примерного Устава сельскохозяйственной артели (февраль 1935 г.) и Конституции СССР (декабрь 1936 г.). Оба эти документа декларировали основные демократические права колхозников и граждан страны.

Роковые последствия для советского общества имело выступление Сталина на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Пленум, с одной стороны, принял решение, направленное на развертывание партийной демократии, осудив такие нарушения демократии как несоблюдение сроков выборов парторганов, практику кооптации и т.д. С другой стороны, он призвал к широкому развитию критики и самокритики, что в условиях того времени вылилось в массовое шельмование и избиение кадров. Для этого была дана новая идеологическая установка. Свою «теорию тихой сапы» 1933 г., предназначенную для колхозного употребления, Сталин поднял на более высокий уровень - «Об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму». Тем самым Сталин, в который уже раз, пытался свалить собственные провалы в хозяйственном строительстве на «вредителей» и заодно устранить своих политических противников, объявив их «шпионами» и «контрреволюционерами», «реставраторами капитализма». Под колеса сталинской репрессивной машины попали и «левые» (Зиновьев, Каменев и др.) и «правые» (Бухарин, Рыков и др.), а также множество партийных, советских, хозяйственных, военных кадров, интеллигенции, вполне лояльных к Сталину и проводимой им политике. Таким был общий фон, на котором разворачивались репрессии против крестьянства в 1935-1937 гг.

О том, что в колхозах сплошь нарушались элементарные права колхозников, свидетельствуют многочисленные факты.

В одном из колхозов Мегатнянской МТС (Днепропетровская область) пала лошадь. Правление колхоза обвинило колхозника Дрозда во вредительском уходе за лошадьми, постановило исключить из колхоза и отдать под суд. Ветфельдшер, пришедший вскрыть павшую лошадь, набросился на него с угрозой. Между тем вскрытие показало, что лошадь была больна и у нее болезнь совершенно разрушила легкие. Колхозник Дрозд покушался на самоубийство.

В колхозе «Коммунар» Гуляйпольской МТС (Днепропетровская область) лучшая колхозница комсомолка Тимофеева Нина была доведена до самоубийства бригадиром, который оштрафовал ее на 25 трудодней за то, что она всего два раза не вышла на работу по уважительной причине. Бригадир и председатель колхоза Чучко, которые были непосредственными виновниками самоубийства колхозницы были отданы под суд.

Факты грубейшего произвола и насилия над колхозниками, избиения, всякого рода издевательств, незаконных штрафов и исключений из колхозов были вскрыты в ряде районов Азово-Черноморского края (Лабинский, Северский, Ново-Черкасский, Крымский и др.).

Заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) Я.А.Яковлев на собрании партактива Москвы и Ленинграда в марте 1935 г. говорил: «Факт, что за последние два года из колхозов исключены сотни тысяч колхозников».

Если к рядовым колхозникам произвол допускали председатели сельсоветов и колхозов, то к ним, в свою очередь, районное начальство. «Не секрет, - говорил Я.А.Яковлев, на том же активе, - что в ряде краев, областей и республик райкомы и райисполкомы снимают председателей колхозов без всякого спроса самих колхозников».

Взыскание налогов и обязательных поставок с единоличников и колхозников превращалось в бесконечную череду чрезвычайных мероприятий, «мобилизаций», «накачек», судов, конфискаций, штрафов, ссылок. Уполномоченный Комитета заготовок СНК СССР по ВосточноСибирскому краю Морецкий в письме от 16 октября 1935 г. сообщал председателю комитета И. Клейнеру: «На 10 октября колхозы зернопоставки выполнили (100,4%). За единоличниками осталось еще 200000 пудов, которые падают в основном на сбежавшие хозяйства. Продолжаем нажимать, штрафовать, но хлеба выжимаем мало. Единоличники продолжают разбегаться».

Мясопоставки государству достигали таких размеров, что многие единоличные хозяйства оставались без домашнего скота. В 1935 г. в Калининской области таких хозяйств было 44,4%, в Московской - 58,6, в Ивановской - 32,6, в Горьковском крае - 25,2%.

Доведенные до отчаяния крестьяне в ряде случаев прибегали к крайним мерам. П.А. Ступаченко (Темрюкский район Краснодарского края) вспоминает: «В 1936 году в двух населенных пунктах, соседних с нашим селом, было организовано какое-то восстание (если его можно назвать восстанием). Вооружившись вилами, косами, топорами, десятка два мужиков и полсотни женщин хотели ликвидировать колхозы, сельсоветы. Сообщили в округ, оттуда приехала команда комсомольцев, конный вооруженный отряд в количестве 15 человек. В селе Дорожанка был зарублен один человек, упорно бросавшийся на конника с вилами, а в селе Овсяники убили на колокольне церковного сторожа, звонившего тревогу. Кроме того, никаких политических выступлений и вредительств со стороны местного населения не было, все кричали: "Хай живе Сталин!".

Кажется, в том же году как "политически неблагонадежных" взяли тракториста, конюха, свинопаса неграмотного, учителя. Все погибли».

Подняться с вилами на вооруженный до зубов сталинский репрессивный режим могли решиться только доведенные до полного отчаяния люди. Таких случаев после проведения насильственной коллективизации было не так много. Зато получила широкое распространение такая скрытая форма сопротивления, как бегство мужика в город. Только в первые годы пятилетки в Москву и города Московской области переселилось из деревни 3,5 млн чел., в Ленинград и города области - 3,5 млн, в Горький и города области - 350 тыс. чел. и т.д. Значительное число сельского населения переехало в новые промышленные центры и города Урала, Сибири и Дальнего Востока. Бегство мужика из деревни приняло такие масштабы, что его смело можно назвать «великим сталинским переселением народов». Сам Сталин на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. вопреки очевидным фактам утверждал, что в СССР после появления колхозов «крестьянин стал оседать в деревне и у нас не стало больше ни "бегства мужика из деревни в город", ни самотока рабочей силы». Но ни введение паспортной системы в городах, ни использование других административных мер не могли сдержать мужика, готового бежать «хоть к черту на рога». В период так называемой социалистической реконструкции народного хозяйства из деревни в город перешло 18,5 млн чел. Об этом красноречиво свидетельствуют данные переписей населения 1926 и 1939 гг. За время между переписями общая численность сельскохозяйственного населения уменьшилась, несмотря на естественный прирост, с 120,7 млн до 114,5 млн (5,4%), а численность населения, работающего в сельском хозяйстве, - с 71,7 млн до 35 млн, или более чем вдвое, причем это были преимущественно колхозники, работники МТС и совхозов.

Н.М.Цибин (Горьковская область) рассказывает о том времени: «Жить становилось все труднее и труднее. Как же многие крестьяне выходили из положения? К счастью, не отняли огороды. У кого была сила, держали корову, сами молоко не ели, продавали его на рынке, а в городе покупали буханку хлеба. Совсем худо приходилось немощной бедноте, но концы с концами кое-как сводили. Хоть и не давали крестьянам паспорта, но правдами и неправдами многие уходили в города (наши деревенские - в Богородск на кожевенные фабрики).

...Что же сталось с нашей деревней? Числится она за колхозом "Мир", но колхозников в ней нет, а живут в ней рабочие богородских фабрик и дачники из Горького. Земли вокруг 200 гектаров, вроде что-то на ней сеют».

Грянул страшный 1937 г. _-
год сталинского «большого террора». А.С.Базаров (Беломорский район Карельской АССР) рассказывает: «В 1937 году в феврале месяце к нам в дом пришли три человека в милицейской форме и забрали отца... Да разве только нас постигла эта страшная беда? В зиму 1937 года у нас в Сумском Посаде были арестованы 20 мужчин и пятеро женщин, и никто из них не вернулся домой. Михаил Рохмистров, Василий Пипин, Андрей Ехменин, Николай Мартынов, Иван Софронов, Павел Истомин, Константин Черницын, Семен Ехменин, Павел Галкин, Павел Черницын, Иван Попов, Матвей Калистратов, Петр Шуттиев, Игнат Куриков, Александр Махильков и другие канули в неизвестность. А за что пострадали поморские женки Наталия Падерина, Настасья Клименталь, Екатерина Григоева, Варвара Дурова, Наталья Костина? За то, что слишком рьяно отстаивали от порухи церкви. Одну из них, деревянную, разобрали на дрова, а каменную по кирпичику вывозили на шоссейную дорогу».

О том, как репрессировали ни в чем не повинных крестьян, рассказывает Л. И.Рутковский (Изяславский район Хмельницкой области). Он в 1938 г. пожаловался председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И.Калинину на притеснение местных властей. «Прошел почти месяц, приехали четыре человека из НКВД и начали вызывать наших односельчан, стали спрашивать про нашу семью. Вечером приехали на машине, забрали меня... Начали спрашивать, а я им сказал: "Ничего вам отвечать не буду, дайте мне ответ на мое письмо, которое я написал Калинину". Говорят: "Вы писали?". Я говорю: "Да, и вас не боюсь. У меня душа чиста". Тогда вынули лист бумаги, на котором было написано, что мои два брата, Иван и Казимир, занимались контрабандой в Польше. Иван родился в 1915 г., прожил восемь месяцев и умер, Казимир родился в 1917 г., прожил десять месяцев. Могли ли дети, которые еще не умели ходить, заниматься контрабандой? А эту ложь, между прочим, подписали три человека, в том числе председатель колхоза. Я думаю, наверное, их заставили. Были указания сверху, а на местах рады стараться и, чтобы самим не попасть под репрессии, писали всякую чепуху».

Сталинская репрессивная машина, набирая обороты, поглощала все новые жертвы, а нередко и их проводников. Часто тот, кто еще в 1933_-
1936 гг. толкал в эту машину несчастных крестьян, в 1937 г. сам в нее попадал. Некто Кочетов был председателем одного из сельсоветов бывшей

Центрально-Черноземной области. Тогда журнал «Советская юстиция» следующим образом описал «художества» этого «унтер-Пришибеева»: «Перед ним трепетали, его боялись, его ненавидели. Население звало его не иначе как "разбойник"; люди норовили обойти его стороной, чтобы не попадаться ему лишний раз на глаза. А когда он исчезал за поворотом, вся улица с облегчением вздыхала.

Он любил свою страшную славу, он чванился ею. Блистал своей неведомо откуда почерпнутой "образованностью", он часто изрекал с мрачной самодовольной ухмылкой: "Где я пройду, там трава десять лет не вырастет".

Председатель сельского совета Кочетов держал себя с гражданами поистине как завоеватель с побежденными. Он облагал их данью и называл эти поборы "штрафом в пользу государства". И люди платили. Люди предпочитали платить, ибо это было выгоднее, чем не платить: к тому кто дерзал усомниться в этом, являлся сам Кочетов со своими "активистами" - тогда трещали полы, звенела посуда, плакали дети. "А не дашь - изуродую тебя как бог черепаху"».

Кочетов сам стал жертвой массовых чисток 1937 г. Вместе со своим непосредственным начальником, председателем районного Совета, и группой других начальников местного масштаба он был обвинен в «контрреволюции» и предстал перед судом в с. Алешки, административном центре одного из районов Воронежской области.

Суд в Алешках был одним из сотен подобных, прокатившихся по всей стране, начиная с марта 1937 г. Американская исследовательница Ш.Фицпатрик, проанализировав сообщения местной и центральной печати о 35 показательных судебных процессах, посвятила им весьма интересную статью. Еще раньше, одну-две страницы, посвятил этим процессам Р. Медведев в работе «О Сталине и сталинизме. Исторические очерки», опубликованной в журнале «Знамя» в 1989 г.

«Генеральный сценарий» всех этих процессов сводился к следующему: все случаи беззакония и насилия со стороны советских органов в отношении колхозников совершались-де на районном уровне. На этом был сделан главный акцент в более чем 30 судебных показательных процессах. Выстраивалась общая версия: враги народа, создав целую систему круговой поруки в районах, проникли на руководящие посты и, пользуясь служебным положением, беззастенчиво грабили крестьян. Большой вред колхозам нанесли систематическое вмешательство и некомпетентные, а часто и просто глупые указания районного начальства. Стандартный список действующих лиц, привлекавшихся к суду в сельских районах, обычно включал бывшего секретаря районного комитета партии, председателя районного Совета, начальника земельного отдела, иногда еще и финотдела, уполномоченного комитета заготовок, председателей сельсоветов, председателей правлений колхозов.

В первую очередь судебные процессы устраивались в тех районах, где показатели колхозного производства были ниже средних по области. Все недостатки работы колхозов и совхозов -запоздалый сбор урожая, плохая обработка земли, падеж скота, отсутствие кормов для скота -рассматривали как результат вредительской и контрреволюционной деятельности с целью вызвать недовольство колхозников и рабочих Советской властью.

Типичный в этом отношении процесс состоялся в конце 1937 г. в Красногвардейском районе Ленинградской области. Спецколлегия областного суда с участием прокурора Б.П.Позерна судила секретаря райкома Н.В.Васильева, председателя райисполкома А.И.Дмитриченко, директора МТС С.А.Семенова, старшего землеустроителя А.И.Портнова и некоторых других районных работников. Они обвинялись в развале колхозного производства «в целях вредительства», в задолженности местных колхозов государству, в крайне низкой оплате труда колхозников. Как утверждалось в обвинительном заключении, все это делалось для «реставрации капитализма в СССР». Секретарь райкома Васильев признал факты тяжелого положения колхозов района, однако решительно отрицал какое-либо сознательное вредительство или участие в антисоветской организации. Но другие подсудимые полностью «признались» в своей контрреволюционной деятельности. После речи прокурора был объявлен приговор: всех ожидал расстрел.

Иногда устраивался показательный суд в столице союзной или автономной республики. Так, в Минске, в клубе пищевиков, судили «вредителей», из конторы «Заготзерно». В Орджоникидзе специальная сессия Верховного суда Северной Осетии судила за «вредительство» и создание «кулацкой повстанческой организации» тринадцать колхозников и колхозных активистов из села Даргавс. Шесть из них были приговорены к расстрелу. Такого же рода судилища прошли в Куйбышеве, Архангельске, Воронеже, Ярославле, других городах.

Документальные материалы свидетельствуют, что Сталин не только внимательно следил за этими судилищами, но и нередко «советовал», какую меру наказания (чаще - расстрел) применить к осужденным.

«Строго секретно. Шифром. Саратов, т. Андрееву.

ЦК согласен с Вашими предложениями на счет привлечения к суду и расстрела бывших работников МТС. Сталин. 28.VII.37 г.».

Шифровка.

Из Смоленска отправлена 26.VIII.1937 г.

Москва ЦК ВКП(б).

тов. Сталину.

«24-го августа в Андреевском районе Выездная сессия Спецколлегии облсуда приступила к слушанию дела контрреволюционной банды вредителей, орудовавшей в сельском хозяйстве Андреевского района. Интерес к процессу большой. В зале суда присутствует свыше 500 человек колхозников из всех сельсоветов и колхозов района. 24 августа во всех сельсоветах района и большинстве колхозов проведены митинги, собрания и читки материалов о процессе. Ежедневно выпускается газета многотиражка. Для массовой работы в сельсоветы и колхозы направлен районный актив. В колхозах выделены чтецы и беседчики о процессе. Поступает много резолюций от трудящихся районов с требованием применения к вредителям высшей меры наказания. Колхозники берут конкретные обязательства - повышение революционной бдительности, досрочная сдача хлебозаготовок и госпоставок, быстрейшее окончание озимого сева, обработки льна, усиление подписки на заем и т.д. 26-го вечером ожидается приговор.

И.О. секретаря Запобкома Коротченков».

«Смоленск, обком, Коротченкову

Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин».

Д. Волкогонов в своей известной работе о Сталине пишет: «В ежедневных сводках послушные исполнители, точно уловив адрес классового врага, указанный вождем, докладывали ему. Вот, например, небольшая выдержка из сводки за 19 октября 1937 г.:

"ЦК, товарищу Сталину СНК, товарищу Молотову Секретарю ЦК тов. Ежову.

- На Урале, в с. Таборы за развал колхоза приговорено к расстрелу 5 человек (в том числе пред. Таборинского РИКа Мотылев А.Л., пред. райзо Мешавкин Н.Л.).

Минск. За умышленное засорение муки расстреляно 5 человек (в том числе зав. заготконторой Чудновский Р.Л., зав. конторой "Заготзерно" Левченко В.М., директор элеватора Капланский В.Н."».

Подобные перечни длинны, отмечает Д.Волкогонов. В конце перед подписью «В.Ульрих», лаконичная приписка: «Все приговоры приведены в исполнение». Часто на этих чудовищных сводках в углу торопливая подпись:

«Товарищу Сталину доложено. Поскребышев».

На октябрьском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б), Пескарев из Курской области рисовал такую картину:

«В связи с тем, что в руководстве областной прокуратурой и областного суда у нас долго орудовали мерзавцы, вредители, враги народа, то оказалось, что они центр тяжести карательной политики перенесли на ни в чем не повинных людей: за три года в области было осуждено 18 тысяч колхозного и сельского актива (часть за то, что лошадь захромала или были опоздания на работу)».

Вернемся к статье Ш. Фицпатрик. В ней есть небольшой раздел «Кулаки в почете». Автор пишет: «К концу 30-х годов часть сосланных кулаков вернулась из лагерей (депортированным возвращаться не разрешалось). Те, кого не сослали, в большинстве покинули деревню и переселились в город, а некоторые все еще жили в деревне и даже вступили в колхоз. Официальная политика в отношении последней группы несколько смягчилась к 1936 г., когда Конституция восстановила бывших кулаков и прочих "классовых врагов" в правах, гарантировав им гражданство и право голоса». Это, как говорится, одна сторона медали. Была и другая -«второе раскулачивание».

Комиссией по рассекречиванию архивов в газете «Труд» (1992. 4 июня) был обнародован ряд документов, изобличающих Сталина и его ближайших подручных в организации «расстрелов по разнарядке» бывших кулаков. Приведем выдержки из некоторых документов, опубликованных в газете «Труд» (1992, 4 июня):

«Строго секретно. Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков), Центральный комитет, № П51/94. 4 июля 1937 г. Тов. Ежову, секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.VII.37 г....94/- Об антисоветских элементах. Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке.

Секретарь ЦК И.Сталин».

Спустя шесть дней решением от 9.VII.1937 г. политбюро утверждает «тройки» и количество подлежащих расстрелу и высылки по областям, краям и республикам.

«1) По Северо-Осетинской АССР в составе тт. Маурера, Тогоева и Иванова.

Утвердить намеченных к расстрелу 169 чел. и высылке 200 чел.

...3) По Омской области в составе тт. Салынь, Нелипа и Фомина.

Утвердить намеченных к расстрелу 479 чел. и высылке 1959 чел.

...5) По Чувашской АССР в составе тт. Петрова, Розанова и Эпифанова.

Утвердить намеченных к расстрелу кулаков 56 чел., уголовников 54 чел. и высылке кулаков 676 чел., уголовников 201.

6) По Западно-Сибирскому краю в составе тт. Миронова (председатель), Эйхе и Баркова. Утвердить намеченных к расстрелу 6600 кулаков и 4200 уголовников».

Секретарь МК ВКП(б) Н.Хрущев в письме от 10 июля 1937 г. сообщал в «ЦК ВКП(б) -товарищу Сталину И.В.», что «кулаков, отбывших наказание и осевших в г. Москве и районах области, учтено 7869 человек. Имеющийся материал дает основание отнести из этой группы к 1-й категории 2000 человек и ко 2-й - 5869 человек».

В «совершенно секретном» оперативном приказе народного комиссара внутренних дел Союза ССР Н.Ежова от 30 июля 1937 г. «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» был утвержден общий по областям, краям и республикам список подлежащих репрессиям, в том числе по первой категории (расстрелу) свыше 72 тыс. чел. и второй категории (высылке) свыше 180 тыс. чел. Даже названия разделов этого чудовищного приказа говорят о многом: 1. Контингенты, подлежащие репрессии; II. О мерах наказания репрессируемых и количестве подлежащих репрессии; III. Порядок проведения операции; IV. Порядок ведения следствия; V. Организация и работа троек; VI. Порядок приведения приговоров в исполнение; VII. Организация руководства операцией и отчетность.

Как пишет А.Солженицын, в 1937 г. в «зэков» сплошь и рядом обращались «спецпереселенцы»: «Это был отжёв коллективизации и раскулачивания, те, кто смогли выжить и в тайге и в тундре, разоренные, без крова, без обзавода, без инструмента... И вот это многомиллионное добавление - снова крестьянское! - и было главным приливом на Архипелаг в 1937. Хотя в самой деревне в тот год не было таких массовых посадок, как в городе (впрочем, тоже заметали заметно), - все в целом население Архипелага стало обильно крестьянским, как помнят свидетели».

Всего за 1937-1938 гг. численность вновь репрессированного «кулацкого и антисоветского элемента» составила по 1-й категории - к расстрелу 350 тыс. чел., по 2-й категории - лагеря или тюрьмы - 450 тыс. чел.

Такова самая общая картина сталинских репрессий против крестьянства в 30-е гг.

Теперь попытаемся найти ответ, пожалуй, на самый трудный вопрос: почему такое стало возможным?

Начать придется издалека. На протяжении веков в российском крестьянстве, придавленном государственно-помещичьим гнетом, формировались такие черты характера и поведения как трудолюбие и лень, психология «раба» и бунтаря, христианское смирение и «пугачевщина», вера в «хорошего царя». В начале XX в. крестьянский гнев против угнетателей всех мастей выплеснулся в многочисленные восстания, бушевавшие по всей стране с 1902 по 1922 гг. Вначале громились помещичьи усадьбы, а в 1920-1922 гг. - ревкомы. И Столыпин, и большевики подавляли эти восстания с небывалой жестокостью. Гражданская война расколола страну на «белых» и «красных», а деревню на «кулаков» и бедняков. Все оказались по колено в крови. Классовая вражда и нетерпимость, всячески разжигаемые большевиками, достигли апогея. Люди потеряли нравственный иммунитет к насилию и жестокости. Когда 8-9 лет спустя, сталинское руководство, «в интересах социализма», решило ликвидировать «последний эксплуататорский класс - кулачество», деревенские бедняки не только не возмутились, не запротестовали, а активно поддержали эту преступную акцию.

Социалистическая Революция и социалистическое строительство предпринимались в крестьянской стране, не имевшей для этого достаточных объективных, материальных предпосылок. Решиться на это могла лишь партия фанатиков, какими оказались большевики. Упор ими был сделан на насилие, на борьбу за власть, на «субъективный фактор» («Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики»). Все не согласные с «генеральной линией партии», а в большинстве это были те, кто совершал Октябрьскую революцию, Сталиным были объявлены «контрреволюционерами», «врагами народа», «реставраторами капитализма», репрессированы, расстреляны, отправлены в лагеря в 30-е гг. Подтвердилось известное выражение Дантона: революция пожирает своих детей.

Под каток репрессивной машины попали не только бывшие оппозиционеры, но и далекие от большой политики люди, такие как крестьяне. Пущенная в 30-е гг. на полные обороты, эта машина уже не могла остановиться, требуя все новых и новых жертв.

Генеральным Конструктором репрессивной машины был Сталин, сосредоточивший в своих руках необъятную власть, готовый пойти на любые преступления для ее удержания. Сталину удалось убедить не только большинство членов партии, но и часть простого народа в своей непогрешимости, в том, что в стране орудуют враги. Многие находились в состоянии эйфории от «успехов социализма». Видя беззакония и произвол, творящиеся на местах, они думали, что Сталин об этом ничего не знает, что в органы НКВД пробрались враги, которых Сталин вот-вот выведет на чистую воду. Другие находились в состоянии страха, парализовавшего их волю. Мало кто мог заступиться за человека, в невиновности которого он был уверен. «Шпиономанией» переболело значительное количество людей. особенно большую опасность эта болезнь представляла тогда, когда она распространялась на партийные кадры и сотрудников репрессивных органов. Получила широкое распространение позорная практика стукачества и доносительства, или оглупленных, или бесчестных людей. Они поощрялись по службе. А Павлик Морозов, донесший на своего отца, был превращен в легенду, в пионерского героя № 1, которому должны были подражать все дети. Не отреагировать даже на анонимный донос, означало для работника НКВД самому быть обвиненному «врагом народа». Узаконенное применение пыток для «признания» обвиняемым своей «вины», практически не оставляло никаких шансов быть оправданным.

Сталин, как опытный механик этой страшной репрессивной машины, время от времени заменял ее части и целые узлы, списывая их «в расход». Тем самым заметались следы его собственных преступлений. Чекистские кадры первых лет Советской власти, в 30-е гг. были полностью перемолоты. Взамен их в органы НКВД пришли новые кадры, готовые выполнить любое указание «вождя». Среди них находились и крестьянские парни, прошедшие армейскую и комсомольскую школу, чьи родственники были раскулачены. Одни из них «выслуживались», другие садистски мстили партийным и советским работникам, проводившим раскулачивание.

Не все жертвы сталинских репрессий 30-х гг. могут вызывать сострадание. Нельзя не видеть, что многие из них, до того как попасть под жернова террора, сами являлись его организаторами. Большинство партийных руководящих работников высшего и среднего звена, до того как быть расстрелянными, руководили в разные годы репрессиями. Низовой колхозный и партийно-советский актив, подвергшийся чистке в 1933_-
1937 гг., приложил руку к раскулачиванию. Репрессии 30-х гг. останутся в памяти людей как самая трагическая страница советской истории.