Созвучие и
перекличка в поэзии и прозе И. А. Бунина
Когда
открываешь наугад книжку бунинских стихотворений, лениво перебирая глазами
строчки, и знакомые образы как всегда хороши и свежи, будто впервые встречаешь
их: и грусть, разлитая на закате, и “лес, точно терем расписной”, и простые, но
глубокие и звучные рифмы — “весна — грустна”, “день — деревень”, “подвода —
свобода”, кажется, что ничего уже лучше не может быть. Разве способна проза
выразить подобное?
И цветы, и
шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и
полуденный зной...
Срок настанет —
Господь сына блудного спросит:
“Был ли
счастлив ты в жизни земной?”
И забудется все
— вспомню только вот эти
Полевые пути
меж колосьев и трав —
И от сладостных
слез не успею ответить,
К милосердным
коленям припав.
Откуда ей,
прозе, набрать столько музыки и колдовства. Она — другой жанр искусства. В ней
и дышится и думается по-другому. И было бы все верно, когда бы не поэт ее
сочинял, когда бы не одни и те же образы и знаки щедро развеял он по страницам.
Часто говорят о
неповторимой бунинской интонации, о музыке в его рассказах, говорят так, как
принято говорить о стихах. А разве можно по-другому, когда такое написано:
“Помню большой, весь золотой подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи,
тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней
свежести”.
Конечно — это
проза, очень хорошо и красиво написанная проза, но вот та же тема:
В соломе, возле
печки, на полу
Лежала груда
яблок, паутины
Под образом
качалися в углу,
А у стены
темнели клавесины.
Не приходит в
голову говорить: “Это написано так, а не по-другому, лучше или хуже”.
“Антоновские яблоки” и “Запустение” сделаны одинаково прекрасно, и понятно, что
это не главное. Важнее то, что у Бунина стирается понятие жанровой
принадлежности. Могучая и меланхолическая энергия гения создает собственную
бунинскую литературу. В ней, кроме зримо ощутимой личности автора, присутствует
ограниченный набор образов; и чаще всего это ветшающая усадьба, в заросшем саду
кленовая, липовая или березовая аллея, она ведет к реке или пруду, две-три
скамейки, а на заднике — время года. Чаще всего осень, реже — весна или лето. И
еще: деревня, поле за нею и лес.
Вспомним, как в
“Антоновских яблоках” герой проживает в своих воспоминаниях длинную и
трогательную усадебную осень. С охотами, обедами, библейскими образами крестьян
из богатых Выселок. А какие красивые, загорелые, с обветренными лицами люди
собираются у Арсения Семеныча: в поддевках и длинных сапогах, раскрасневшиеся
после обеда и “шумных разговоров”. А сад после дождя: “Но зато как красив он
был, когда снова наступила ясная погода, прозрачные и холодные дни начала
октября, прощальный праздник осени!” А вот те же образы, то же настроение, та
же музыка:
Я в холодный
обнаженный сад пойду
Весь рассеян по
земле его наряд,
Бирюзой сияет
небо, а в саду
Красным
пламенем настурции горят.
Складывается
впечатление, что Бунину было несущественно, в какой форме реализовать эстетическое
чувство, пережитое им. Стихи и проза у него не соперники. Как андрогин: они
единое, абсолютное и совершенное. Содержательной и значимой для Бунина была не
проблема: поэзия — проза, а то, что и поэзия и проза не хотят иметь ничего
общего с реальностью как историей. Его повести и рассказы, его стихи — все это
лишь воспоминание о “золотом веке”, где прожить осень — прожить жизнь. Где все
хорошо. И то, что было, и то, что есть: “Запах антоновских яблок исчезает из
помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с той
поры прошло чуть не целое столетие. Перемерли старики в Выселках, умерла Анна
Герасимовна, застрелился Арсений Се-меныч... Наступает царство мелкопоместных,
обедневших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместная жизнь. Уже
кончается осень. Зазимок, первый снег!” А вот поэтическая ипостась образа:
Первый утренник
— предвестник зимних дней,
Но сияет небо
ярче с высоты,
Сердце стало и
трезвей и холодней.
Но как пламя
рдеют поздние цветы.
Эстетика Бунина
неотделима от прозы. Их жанровое своеобразие выполняет исключительно служебную
задачу: сделать абсолютной достоверность той духовной реальности, с которой
имеет дело автор. Они, как два зеркала, отражают некий мысленный образ мира,
его события и его собственную историю. Изображения эти дополняют друг друга,
испытывают взаимное влияние, подчиняясь при этом законам собственного жанра.
Для Бунина такой тип отношения к литературе естествен, как дыхание. Его
произведения — воспоминания, его знаковая система однородны и стабильны на
протяжении жизни. Его первый рассказ так же хорош, как и последний, и так же
хорошо их объединяют и дополняют, доводя до предельной красоты звучания, стихи,
писавшиеся им всю жизнь.
Опять холодные
седые небеса,
Пустынные поля,
набитые дороги,
На рыжие ковры
похожие леса,
И тройка у
крыльца, и слуги на пороге...
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/