ВАКХАНАЛИЯ
ЗЛА
(ТОТАЛИТАРИЗМ В ИЗОБРАЖЕНИИ Ю. ДОМБРОВСКОГО:
«ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ», «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»)
Юрий
Домбровский — автор романов «Хранитель древностей» (1964) и «Факультет ненужных
вещей» (1978), которые часто называют «дилогией свободы».
В самом
деле, в образе внешне незаметного, но внутренне несгибаемого музейного
работника Георгия Зыбина писатель показал личность, бесстрашно бросившую вызов
тоталитарной системе и сумевшей отстоять свое человеческое достоинство. Более
того, Ю. Домбровскому удалось воссоздать широкомасштабную, многомерную,
объемную картину деспотии, изнутри вскрыть изощренный механизм бытования зла,
обнажить его изнаночную потаенную мерзость.
В его дилогии государственная машина насилия и
подавления имеет четкую структуру. Наверху этой гигантской пирамиды находится
сам «хозяин», чей образ непосредственно включен в романное действие. Именно к
нему — Сталину — устремляются волнующие Зыбина мысли, именно с ним хранитель
музея, ставший зэком, ведет во сне до предела накаленный страстями спор о добре
и зле, о правде и несправедливости, о прекрасных целях и средствах их
достижения.
Писатель в
деталях воссоздает атмосферу невиданного страха, нагнетаемого сталинской
машиной насилия, охватившего всю страну, проникшего в общественную и в личную
жизнь людей. «В мире сейчас ходит великий страх. Все всею боятся. Всем важно
только одно:
высидеть и
переждать».
В романе
«Хранитель древностей» Домбровский сравнивает
давление
страха с силой невиданного по размерам удава, которыи становится символом
удушения народа. В романе «Факультет ненужных вещей» возникает такой же
выразительный образ мертвой рощи с бесчисленными «трупами деревьев», задушенных
«гибкой, хваткой, хлесткой змеей-повиликой»: «В этом лесу было что-то сродное
избушке на курьих ножках, или кладу Кощея, или полю, усеянному мертвыми
костями».
По мере
развития повествования зло все более сгущается и вместе с тем конкретизируется.
И вот перед нами здание управления НКВД — сумрачное строение на площади,
убивающее «своей однотонностью, безысходностью и мертвой хваткой», намертво
зажимающее собой «целый квартал».
Так
постепенно писатель подводит читателя к описанию гигантской машины
тоталитаризма, в своей смертоносной утробе перемалывающей миллионы безвинных
людей, таких, например, как главный герой дилогии Зыбин. «Вот он попал в
машину, колесо завертелось, загудело, заработало, и нет уже ни входа, ни
исхода. И ничего больше не имеет значения. Ни ложь, ни правда, ни стойкость, ни
мужество — ничего! Нелепый случай его отметил, а остальное доделают люди, к
этому призванные и приставленные».
Запущенный
Сталиным зловещий механизм функционирует во всем обществе, действует на разных
уровнях, даже на уровне детского сознания. Писатель вводит в повествование
фигуру Георгия Эйдинова, школьника-подростка, стукача и доносчика, которого
«бедные педагоги» боялись больше, чем ученики.
Воплощением
зла и разрушения на более высокой стадии выступает в «Факультете ненужных
вещей» машина ОСО (Особого совешания), демонстрирующего правовой произвол,
несправедливость и безответственность. «... Человек там осуждается без судей,
без статей, без свидетелей, без следствия, без приговора, без обжалования.
Слушали — постановили! Литера ему в зубы! И все!»
На службу
тоталитаризму была поставлена даже самая гуманная наука — медицина. Ее
«блестящим» завоеванием явился научный метод переливания трупной крови. Суть
его заключалась в выкачивании крови из, погибших зэков, приобретшем
организованный, массовый характер. Тоталитарная система, таким образом,
становилась вампиром, вурдалаком, высасывающим кровь из собственного народа. И
самое страшное здесь заключается в том, что государственный вампиризм
осуществлялся под маской невинности, милосердия и добродетели. Автором идеи
переливания трупной крови стала женщина-врач, которую Зыбин мысленно окрестил
«Березка»: «У нее были прозрачные голубые глаза и белые, коротко остриженные
волосы. Она была проста, скромна, никогда не говорил а ни о чем постороннем» и
ассоциировалась в воображении зэка с невинным «солнечным зайчиком».
Как уже
было сказано, машина подавления и уничтожения направлялась опытной рукой. Но в
отличие от многих писателей и публицистов Ю. Домбровский не сосредоточивает
внимание на отрицательных качествах Сталина, а пишет об общем понижении уровня
«мирового добра», о массовом «оподлении» людей. Концепция Домбровского созвучна
позиции А. Твардовского:
О людях
речь идет, а люди Богов не сами ли творят!
Эта,
казалось бы, бесхитростная в своей простоте мысль поэта во многом определила
пути правдивого, объемного, неупрощенного художественного постижения эпохи
правления «вождя всех народов».
В
трагических событиях той поры повинны не только личность Сталина — человека, «с
короткой памятью на. все доброе и с великолепной, истинно творческой на все
злое и страшное», но и само общество с его нравственной глухотой. Ведь
репрессивный конвейер «не Иван Грозный нам оставил, не татары занесли, а мы
сами на себя выдумали и взлелеяли».
Воспроизводя
обстановку всеобщего страха, захлестнувшего страну в 1930-е годы, Ю.
Домбровский намеренно подчеркивает важную и многозначительную деталь: если
выяснялось, что у арестованного «хотя бы на самых далеких развилках родства
были репрессированные (а по совести говоря, у кого их тогда не было?), то в
меморандуме он назывался не иначе как «близкий родственник ныне разоблаченного
врага народа». Отсюда — поражающий своей трагической парадоксальностью
результат: фактически весь народ состоял в родстве со своими «врагами». При
этом в «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» писатель
акцентирует внимание на саморазрушительности доносительства, ставшего массовым
зловещим явлением, приводившего к замкнутому кругу: у Аюповой «забрали» мужа,
она, в свою очередь, преследует бывшего ссыльного Корнилова, Корнилов же,
которого защищает Зыбин, в конце концов предает своего товарища. Таким образом,
зло порождает новое зло, которое разрастается, множится и дробится.
И все же
как бы ни были велики потери в результате массовых репрессий, народ уничтожить
невозможно — таково убеждение Ю. Домбровского. Вот почему писатель
воспроизводит в своем повествовании былину, рассказывающую о том, «как
перевелись богатыри на святой Руси». Три богатыря встретили в степи
«старикашечку—калику перехожего», символизирующего народную силу, и «развалили»
его до пояса. Но тем самым старичков «стало двое», и с каждым ударом меча их
становилось все больше и больше. «И наконец как сомкнулась эта несметная рать!
Как гаркнула она! Как двинулась — и побежали богатьфи».
Вера в
мудрую красоту мира, в человека, в способность духовного возрождения народа
определяет позицию Ю. Домбровского и сближает ее с гуманистической традицией
русской классики XIX века.