Диспозитив
М.А. Можейко, А.А. Грицанов
Диспозитив
(франц. dispositif – порядок, расположение как «диспозиция», а также
устройство, механизм) – термин философской концепции Фуко, фиксирующий систему
стратегических ориентиров целеполагания, имплицитно задаваемую характерным для
того или иного социума комплексом «власти – знания», и выступающий матрицей
конфигурирования культивируемых этим обществом практик. Д. имплицитно
конституируется в качестве гештальтного инварианта типовых для соответствующей
культуры стратегий осуществления политической и когнитивной практик и может
быть выявлен при анализе фундирующего эту культуру комплекса «власти – знания».
Основой
Д. выступает, по Фуко, «стратегический императив», сохраняющий внутри каждой
конкретной культуры свою идентичность, несмотря на возможные «игры, перемены
позиций, изменения функций», которые в процессе функционирования Д. могут иметь
место. Статус Д. может быть представлен как принципиально амбивалентный, причем
это касается как способа его существования, так и связанных с ним отношений
детерминации. Во-первых, Д. конституируется в рамках комплекса «власти –
знания», являясь не столько отдельным его компонентом – наряду со знанием и
властью, – сколько основанием общности последних, делающим возможным их
объединение в системное целое, а именно: Д. объективирует собой
гештальтно-аксиологический изоморфизм принятых данной культурой стратегий
власти и знания.
Во-вторых,
система детерминационных связей, в которые погружен Д., также может быть
рассмотрена с точки зрения его амбивалентности: с одной стороны, Д.
воспроизводит в своем императиве сложившуюся в обществе конфигурацию
осуществления власти, с другой – сам, в свою очередь, выступает глубинной
матрицей конфигурирования властных отношений; аналогичными двусторонними
отношениями детерминации Д. связан и с базовой стратегией типовых для данного
социума когнитивных практик, которые «в связи с ним /Д. – М.М., А.Г./
возникают, но не в меньшей мере его и обусловливают» (Фуко). Иначе говоря, «вот
это и есть Д.: стратегии силовых отношений, которые и поддерживают различные
типы знаний /равно как и власти – М.М., А.Г./ и поддерживаются ими» (Фуко).
Власть,
таким образом, не конституируется в качестве «центрированного, субстанциального
феномена», но реализует себя именно посредством функционирования
соответствующего Д., пронизывающего собой все уровни и формы отношений: «на
самом деле власть – это... пучок – более или менее организованный, более или
менее пирамидальный, более или менее согласованный – отношений», силовой
характер которых отнюдь не предполагает «фокусировки... в определенное время и
в определенном месте на конкретном субъекте власти» (Фуко). Аналогично и
познавательные процессы (на уровне своих глубинных целеполаганий) обусловлены
выраженным в Д. изоморфизмом конфигураций властных и когнитивных полей
соответствующей культуры: «знание сплетено с властью... оно лишь тонкая маска,
наброшенная на структуры господства» (Фуко). (Ср. с анализом социокультурных и,
в частности, когнитивных аспектов феномена власти в «Диалектике Просвещения»
Хоркхаймера и Адорно.)
Так,
например, дедуктивизм как важнейшая характеристика античной культуры
оценивается Фуко именно в контексте его двойственных отношений детерминации с
соответствующим Д.: «Можно сказать, что в античности имеешь дело с волей к
правилу, с волей к форме, с поиском строгости. Как эта воля организовалась?
Является ли эта воля к строгости лишь выражением некоторого функционального
запрета? Или, напротив, она сама была матрицей, из которой затем выводились
некоторые общие формы запретов?». Именно в силу своей детерминированности со
стороны Д. культивируемые в конкретном обществе практики (как в сфере политики
и познания, так и в других сферах – не столь фундаментальных) реализуются в
русле вполне определенного, хотя и не рефлексируемого мышлением повседневности,
парадигмального контура. Не объективируясь в эксплицитно сформулированный
кодекс регламентаций, Д., тем не менее, обнаруживает себя фактически во всех
типичных для конкретного общества практиках, выступая в качестве
фундаментального регулятора последних и не допуская их выхода за пределы
заданной наличным комплексом «власти – знания» рамки.
Функционирование
Д. в конкретных культурных сферах определяется такими его параметрами, как:
1)
стратегическая природа;
2)
векторная направленность действия;
3)
силовой характер.
Д.
реализуется в «определенного рода отношениях силы... рациональном и
координированном вмешательстве в эти отношения силы, чтобы либо развернуть их в
определенном направлении, либо блокировать их, либо стабилизировать» (Фуко).
Специфика осуществления этого регулирования зависит от конкретной ситуации и
может безгранично варьироваться с точки зрения механизма своей реализации.
Сущность Д., однако, не может быть понята через эти его ситуативно плюральные
воплощения и исчерпывающе сведена к ним – Д. конституирует себя за ними – как
неочевидный инвариант их нормативно-ригористического потенциала, почерпнутого
из комплекса «власти – знания» (см. Фуко.)
В
целом, творческий метод Фуко правомерно сводим к движению от публичных
дискурсов-знаний к скрытым, подлежащим реконструированию, дискурсам-практикам и
от них обоих к таким социальным практикам, которые позволяют понять, как
интересующее исследователя явление (например, сексуальность или безумие)
конституируется, существует, трансформируется, вступает во взаимоотношения с
другими явлениями. И, наоборот, этот метод реконструирует движение от
соответствующих социальных практик к скрытым и публичным дискурсам: «что я
пытаюсь ухватить под этим именем, – писал Ф., – так это, во-первых, некий
ансамбль – радикально гетерогенный, – включающий в себя дискурсы, интуиции,
архитектурные планировки, регламентирующие решения, законы, административные
меры, научные высказывания, философские, но также моральные и филантропические
положения, – стало быть: сказанное, точно так же, как и не-сказанное, – вот
элементы диспозитива.
Собственно
диспозитив – это сеть, которая может быть установлена между этими элементами.
Во-вторых, что я хотел бы выделить в понятии диспозитива – это как раз природа
связи между этими гетерогенными явлениями. Так, некий дискурс может представать
то в качестве программы некой институции, то, напротив, в качестве элемента,
позволяющего оправдать и прикрыть практику, которая сама по себе остается
немой, или же, наконец, функционировать как переосмыление этой практики, давать
ей доступ в новое поле рациональности. Под диспозитивом, в-третьих, я понимаю
некоторого рода – скажем так – образование, важнейшей функцией которого в
данный исторический момент оказывалось: ответить на некоторую неотложность.
Диспозитив имеет, стало быть, преимущественно стратегическую функцию».
Употребление Фуко терминов «дискурс» и «Д.» именно в таком значении и в рамках
такого подхода позволило связать в единое целое эпистемологические планы
осмысления мира (дискурсы-знания), анализ деятельностных и общественных
контекстов и условий (дискурсы-властные отношения и дискурсы-практики), а также
дескриптивное и компаративное описание текстов (дискурсы-правила).
Тем
самым Фуко закладывает основания для иной, новаторской схемы организации
социально-гуманитарных дисциплин. Следует отметить, что идея вертикальной
трансляции в культурном пространстве доминантных гештально-аксиологических форм
организации смысла может быть обнаружена далеко не только у Фуко и в этом
отношении является универсальной для постмодернизма. Так, в исходных
методологических основаниях шизоанализа заложена презумпция соподчинения
«работы» всех «социальных машин», основанная на их тотально всеобщем подчинении
единому стереотипу, продуцируемому особой – так называемой «абстрактной
машиной» (см. Машины желания).
И
хотя бытие последней фактически виртуально (оно проявляет себя лишь в
изоморфном совпадении гештальтно-аксиологических параметров реализуемых всеми
«социальными машинами» семантических стереотипов), тем не менее, эта
«абстрактная машина», по оценке Делеза и Гваттари, реально «осуществляет связь
языка с семантическими содержаниями и прагматикой высказывания, с коллективными
механизмами речи, со всей микрополитикой социального поля» (так, например,
Делез и Гваттари задаются вопросом, «в каком отношении соизмерима книга, будучи
малым устройством – литературной машиной, с машиной войны, машиной любви,
машиной ревовлюции и т.д., а также с абстрактной машиной, которая всех их
порождает»). Иными словами, функционирование этой «абстрактной машины»,
собственно, и заключается в обеспечении функционирования Д.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ariom.ru/