Проблемы совершенствования процессуальных гарантий
прав и интересов участников уголовного судопроизводства
Д. А. Солодов
Уголовное
судопроизводство является той областью юридической деятельности, в которой
права, свободы и законные интересы личности затрагиваются наиболее существенно.
Отметим, что вследствие недостатка достоверной информации, многие
процессуальные решения предварительного расследования, особенно на его
первоначальном этапе, основываются на вероятностных данных, что создает
реальную угрозу нарушения, необоснованного ущемления прав и основных свобод
личности, причинения вреда охраняемым законом интересам. Особую актуальность
вопрос об обеспечении (гарантиях) прав и законных интересов участников процесса
и иных лиц при принятии процессуальных и тактических решений лицом,
производящим расследование по уголовному делу, приобретает в связи с
реформированием отечественного уголовно-процессуального законодательства.
В
литературе отмечается, что «вся процедура расследования и ее регламентация –
это конкуренция прав и интересов потерпевших и преступников, интересов личности
и общества: любое положение (правило) процедуры расследования, любая мера,
предпринимаемая в процессе уголовного судопроизводства, либо защищает интересы
потерпевшего и тогда ограничивает права привлекаемого к ответственности, либо
обеспечивает защиту (увеличивает ее степень) прав виновного и соответственно
уменьшает меру защиты прав и интересов пострадавшего от преступления, интересов
общества»[1]
. В то же время нельзя не согласиться с тем,
что права обвиняемого представляют собой определенную социальную ценность,
благо. «Они служат обеспечению законных интересов личности (обвиняемого) и
содействуют обществу в его борьбе с преступностью, которая может быть успешной
при условии недопущения осуждения невиновных и справедливого в соответствии с
законом решения вопроса об ответственности виновных»[2]
.
То же можно сказать и в отношении обеспечения прав и интересов других
участников процесса. Представляется, что использование участниками процесса
своих процессуальных прав, реализация соответствующих процессуальных гарантий
дополнительно дисциплинирует правоприменителя, способствует устранению
произвола, субъективизма при принятии решений. Одной из причин принятия
незаконных и необоснованных процессуальных решений, нарушающих права личности и
наносящих вред (порой невосполнимый[3]
) охраняемым
законом интересам, является недостаточность процессуальных гарантий, отсутствие
отработанного механизма их реализации. Необходимо найти оптимальное соотношение
между интересами раскрытия и расследования преступлений и интересами обеспечения
прав и свобод участвующих в уголовном судопроизводстве лиц.
Новый
уголовно-процессуальный закон четко определяет приоритеты в этой области. В УПК
презюмируется, что защита прав и законных интересов лиц и организаций,
потерпевших от преступлений, защита личности от незаконного и необоснованного
обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод составляет основное
назначение уголовного судопроизводства. При этом уголовное преследование и
назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению
уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования
невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто
необоснованно подвергся уголовному преследованию (ст. 6 Кодекса). Обеспечению
законности и обоснованности решений предварительного расследования, защите прав
и интересов участников процесса, а также иных лиц, не являющихся его
непосредственными участниками и не наделенных вследствие этого определенным
процессуальным статусом, чьи права и интересы, так или иначе, затрагивают
принимаемые в ходе предварительного расследования решения, служит система
правовых (процессуальных) гарантий.
Под
гарантиями в уголовном процессе понимаются установленные законом средства и
способы, содействующие успешному осуществлению правосудия, защите прав и
законных интересов личности[4]
. При этом подчеркивается,
что процессуальные гарантии не могут быть сведены к единственному
процессуальному средству и выступают в виде целостной системы[5]
.
Можно
выделить следующие направления деятельности в рамках обеспечения
(гарантирования) прав и интересов участвующих в досудебном производстве лиц:
1.
создание условий, необходимых для реализации прав и осуществления интересов;
2.
охрана прав и интересов;
3.
возмещение вреда, причиненного нарушением прав и интересов названных лиц.
Указанным
направлениям соответствуют различные виды уголовно-процессуальных гарантий.
По
субъекту инициативы процессуальные гарантии делятся на две группы:
1.
гарантии, касающиеся порядка процессуальной деятельности следователя, а также
прокурора и суда, в связи с осуществлением последними в ходе досудебного
производства по делу определенных надзорных и контрольных функций
(процессуальные права и обязанности, требования процессуальной формы,
соответствующие правовые санкции и т. д.);
2.
процессуальные гарантии, выступающие в виде средств защиты права (интереса),
предоставленные законом заинтересованным лицам, их защитникам, представителям и
используемые ими по собственной инициативе с соблюдением установленного порядка
(право на обжалование действий и решений следователя, право заявить отвод
заинтересованному лицу, право возражать (не давать согласие) на принятие
определенных процессуальных решений, право на возмещение вреда, причиненного
незаконными действиями и решениями должностных лиц и др.).
Процессуальные
гарантии можно также классифицировать на общие (обязанность следователя
обосновать, мотивировать принимаемое решение, соблюдать установленные законом
требования к форме и содержанию решения и т. д.) и специальные, направленные на
обеспечение прав отдельных участников процесса, прав и интересов лиц на уровне
конкретного правоотношения, при производстве определенных процессуальных
действий и принятии конкретных процессуальных решений.
По
сфере действия выделяются процессуальные гарантии прав и интересов участвующих
в деле лиц при принятии основных процессуальных решений (о возбуждении
уголовного дела, прекращении производства по делу и т. д.), при проведении
отдельных следственных действий, применении мер процессуального принуждения и
другие.
УПК
содержит ряд новаций в сфере обеспечения прав и законных интересов участников
процесса, а также иных заинтересованных лиц при принятии следователем, лицом,
осуществляющим расследование процессуальных решений. Рассмотрим некоторые
наиболее существенные в этом отношении положения закона.
Согласно
ч. 4 ст. 7 УПК, определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя и
дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными.
В
соответствии с ч. 2. ст. 7 УПК, суд, прокурор, следователь, орган дознания и
дознаватель не вправе применять федеральный закон, противоречащий Уголовно –
процессуальному кодексу. Вместе с тем, такая формулировка закона, на наш
взгляд, не в полной мере отвечает задаче всестороннего обеспечения прав и
свобод личности. Достаточно вспомнить положения Указа Президента РФ от 14 июня
1994 года № 1226 «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных
проявлений организованной преступности», которые в основе своей противоречили
Конституции РФ и нормам действовавшего тогда УПК РСФСР 1960 г. В этой связи
представляется необходимым ч. 2 ст. 7 УПК изложить в следующей редакции: «Суд,
прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель не вправе применять нормативный
правовой акт, противоречащий Конституции Российской Федерации и настоящему
Кодексу. Вопрос о соответствии нормативного правового акта Конституции
Российской Федерации разрешается в порядке, установленном законом».
Кроме
того, в целях обеспечения конструктивного единства уголовно-процессуального
закона целесообразно закрепить, что законы и иные нормативные акты,
регулирующие порядок уголовного судопроизводства, подлежат применению судом,
прокурором, следователем, дознавателем и другими участниками уголовного
судопроизводства только при условии включения их положений в УПК либо при
наличии прямой отсылки к ним в тексте Кодекса. Например, как это установлено
действующим УПК в отношении сроков, в течение которых реабилитированный вправе
обратиться с требованием о возмещении причиненного имущественного вреда (ст.
135 УПК). Предпосылки к этому заложены в самом Кодексе. Согласно ст. 1 УПК,
порядок уголовного судопроизводства на территории Российской Федерации
устанавливается УПК и является обязательным для судов, органов прокуратуры,
органов предварительного следствия и органов дознания, а также для иных
участников уголовного судопроизводства.
Надо
отметить, что новый закон может отменять, существенно ограничивать те или иные
процессуальные права (процессуальные гарантии прав) участников процесса или,
наоборот, улучшать их положение, устанавливая дополнительные процессуальные
гарантии, расширяя принадлежащие им процессуальные права. В этой связи
представляет интерес вопрос о пределах действия уголовно-процессуального закона
во времени.
В
соответствии со ст. 4 УПК, при производстве по уголовному делу применяется
уголовно-процессуальный закон, действующий во время производства
соответствующего процессуального действия или принятия процессуального решения.
Аналогичное предписание содержал и УПК РСФСР 1960 г. (ст. 1). Вместе с тем,
такая регламентация представляется недостаточной. Как отмечает З. А. Николаева,
прямое действие уголовно-процессуального закона, устраняющего либо
ограничивающего те или иные права подозреваемого, обвиняемого, вступает в
коллизию с нормами, обеспечивающими всестороннюю защиту их прав в уголовном
процессе. «В соответствии с общепринятыми нормами международного права данная
коллизия должна разрешаться в пользу норм, обеспечивающих право на защиту в
уголовном процессе всех прав его участников. Отсутствие подобной коллизионной
нормы в действующем уголовно-процессуальном законодательстве следует отнести к
его недостаткам»[6]
. Особенно наглядно это проявляется
относительно показаний обвиняемого, полученных следователем в отсутствие
защитника по УПК РСФСР 1960 г. по делам, рассматриваемым судом по УПК 2001 г.
По смыслу закона, в случае, если обвиняемый не подтверждает ранее данные
показания в суде, доказательство должно признаваться недопустимым в
соответствии со ст. 75 УПК. Состоявшиеся ранее судебные решения в установленном
законом порядке могут быть пересмотрены с учетом действующих правил о
допустимости доказательств.
Практическое
приложение принцип законности находит в установленном Кодексом запрете на
использование доказательств, полученных с нарушением закона (ст. 75 УПК).
Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены
в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств,
предусмотренных ст. 73 УПК. Согласно ст. 88 УПК, прокурор, следователь,
дознаватель вправе признать доказательство недопустимым по ходатайству
подозреваемого, обвиняемого или по собственной инициативе. Доказательство,
признанное недопустимым, не подлежит включению в обвинительное заключение или
обвинительный акт.
Правило
о допустимости доказательств выступает важной гарантией прав и интересов
участников уголовного судопроизводства. Вместе с тем, представляется, что
действующая редакция ч. 3 ст. 88 УПК нуждается в изменении. Прежде всего, в
законе не определен четко порядок принятия решения о недопустимости
доказательства. На наш взгляд, данное решение должно оформляться письменно в
виде специального постановления прокурора, следователя, дознавателя,
содержащего указание на обстоятельства, в силу которых доказательство следует
признать недопустимым, последствия такого признания и порядок обжалования
решения. Кроме того, ч. 3 ст. 88 УПК необоснованно ограничивает право других
лиц (помимо подозреваемого и обвиняемого), в частности потерпевшего,
гражданского истца и их представителей, ходатайствовать о признании
доказательства недопустимым. С учетом сказанного, предлагается уточнить ст. 88
УПК, изложив ч. 3 указанной статьи в следующей редакции:
«3.
Прокурор, следователь, дознаватель вправе признать доказательство недопустимым
по собственной инициативе или по ходатайству одной из сторон, о чем выносится
соответствующее постановление. В постановлении указываются обстоятельства, в
силу которых доказательство следует считать недопустимым. Данное постановление
может быть обжаловано в порядке, установленном главой 16 настоящего Кодекса».
Требование
законности относится в равной мере ко всем решениям (как к основным, итоговым,
так и к текущим, функциональным), принимаемым следователем в ходе производства
по уголовному делу. Законность процессуальных решений предварительного
расследования предполагает соблюдение установленных уголовно-процессуальным
законом требований:
1.
к содержанию и форме принимаемого решения;
2.
к порядку принятия решения (по основаниям, субъектам, процедуре, сроках
принятия).
По
содержанию процессуальные решения следователя должны быть обоснованными и
мотивированными.
Обоснованность
решения тесно связана с законностью. Обоснованность – один из аспектов
законности, имеющий, тем не менее, самостоятельное значение. Законным может
быть только обоснованное решение. Недопустимо противопоставление законности и
целесообразности. Вместе с тем, возможна ситуация, когда решение является
формально законным, однако по существу нарушает права и интересы участников
процесса.
Следователь обязан соблюдать установленные
законом требования к форме процессуального решения. Несоблюдение формы
процессуального решения следует рассматривать как нарушение требований
уголовно-процессуального закона. Согласно ст. 75 УПК, доказательства,
полученные с нарушением закона, являются недопустимыми.
Одновременно
с введением в действие УПК вступили в юридическую силу Приложения к Кодексу
(ст. 476), содержащие типовые формы процессуальных документов, в том числе и
важнейших процессуальных решений. Приложение к закону является его составной
частью. Закон четко оговаривает, какие отступления от формы вправе сделать
следователь при использовании бланка процессуального документа. При
необходимости, если это не противоречит требованиям уголовно-процессуального
закона, допускается изменение наименования должности лица, осуществляющего
процессуальное действие или принимающего процессуальное решение, а также
внесение дополнительных граф, строк, ссылок на статьи УПК (474 УПК).
Анализ
ст. 476 УПК показывает наличие в некоторых случаях несоответствий между нормами
УПК и содержанием прилагаемых бланков документов. Так, в соответствии с ч. 2
ст. 176 УПК, в случаях, не терпящих отлагательства, осмотр места происшествия
может быть произведен до возбуждения уголовного дела. Результаты осмотра и
других проверочных действий служат основаниями к принятию решения о возбуждении
или отказе в возбуждении уголовного дела. Между тем, в постановлении о возбуждении
перед судом ходатайства о разрешении производства осмотра жилища, типовая форма
которого установлена Приложением № 6, требуется указывать номер уголовного
дела.
В
литературе также обращалось внимание на некорректность употребления в тексте
Кодекса в отношении понятых термина «участие». Участвовать значит принимать
участие в чем-либо, в совместной с другими деятельности[7]
.
Понятые именно присутствуют при производстве следственных действий. Их главная
задача – удостоверить факт производства следственного действия, а также его
содержание, ход и результаты (ч. 1 ст. 60 УПК). Именно о присутствии понятых
упоминается в тексте Приложений (см. приложения 4, 5 и другие).
В
соответствии со ст. 134 УПК, следователь в постановлении признает за лицом, в
отношении которого прекращено уголовное преследование, право на реабилитацию.
Одновременно реабилитированному направляется извещение с разъяснением порядка
возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием. Между тем, бланк
постановления о прекращении уголовного дела (уголовного преследования),
предусмотренный приложением № 135, не предусматривает сведения о направлении
следователем такого извещения. Указанные Приложения нуждаются в изменении.
Гарантиями
прав и интересов участвующих в уголовном процессе лиц выступают содержащиеся в
законе указания на основания принятия конкретных процессуальных решений.
Заметим, что новый УПК в этом плане содержит ряд положительных изменений. Так,
устранена неясность в вопросе о том, что следует понимать под фактическими
основаниями производства обыска. Напомним, что в УПК РСФСР 1960 г. под ними
понималось «наличие достаточных оснований», что порождало дискуссии как в
уголовно – процессуальной и криминалистической литературе, так и в практике
расследовании преступлений при интерпретации указанной нормы. Отсутствие
определенности в данном вопросе отрицательно сказывалось на ситуации с охраной
прав и законных интересов лиц, вовлекаемых в сферу уголовного судопроизводства.
По
уголовному делу, возбужденному в 2000 году по факту обнаружения у М. автомата и
двух пистолетов, в одну ночь следователь и оперативные работники произвели
обыски у 17 лиц, большинство из которых с М. вообще знакомы не были. Во всех
постановлениях о производстве обысков указывалось, что они осуществляются по
делу по обвинению М. и что имеются основания полагать наличие у них
огнестрельного оружия. Обыски осуществлялись без санкции, как случаи, не
терпящие отлагательства, и не дали никаких положительных результатов (оружия ни
у кого обнаружено не было). В материалах дела находится справка прокурора
района о том, что он проверил факты производства у данных лиц обысков, и
признал их производство обоснованным, при этом мотивы такого вывода из справки
не усматривались[8]
.
Действующий
УПК данную проблему разрешил, закрепив в ст. 182, что основанием для
производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в
каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия преступления,
предметы, документы и ценности, могущие иметь значение для дела. Такие данные
могут быть получены как процессуальным (показания подозреваемого, обвиняемого,
потерпевшего или свидетеля, результаты других следственных действий), так и
непроцессуальным путем - в ходе проведения розыскных и оперативно-розыскных
мероприятий по делу, результаты которых изложены оперативными работниками в
соответствующих документах. Именно они должны предоставляться в суд (прокурору)
для решения последним вопроса о санкционировании производства этого следственного
действия в установленных законом случаях. По этой же причине, необходимо
изменить в законе формулировку оснований для избрания меры пресечения (ст. 95
УПК), закрепив, что в качестве таковых могут выступать «достаточные данные,
дающие основание полагать». Более четко в сравнении с ранее действовавшим УПК
1960 г. в новом УПК обозначены условия принятия решения о производстве контроля
и записи переговоров как действия, существенно ограничивающего конституционные
права граждан. Закон требует в каждом конкретном случае наличия достаточных
оснований полагать, что переговоры подозреваемого, обвиняемого и других лиц
могут содержать сведения, имеющие значение для дела[9]
.
Изменена формулировка статьи, регламентирующей основания принятия решения о применении
заключения под стражу в качестве меры пресечения. Заключение под стражу теперь
допускается только при невозможности применения иной, более мягкой, меры
пресечения (ст. 108 УПК). Тем самым законодатель подчеркнул исключительный
характер данной меры пресечения[10]
.
Вместе
с тем, УПК содержит и ряд недостатков. В частности, в качестве основания
принятия решения о производстве проверки показаний на месте в законе названа
специальная цель – установление новых обстоятельств, имеющих значение для
уголовного дела (ст.194 УПК). Как отмечают О. Я. Баев и Л. А. Суворова,
возникает вопрос, будут ли иметь допустимый характер результаты данного
действия, в ходе которого каких-либо новых обстоятельств не выявлено, а
подтверждены обстоятельства, ранее установленные по уголовному делу. В такой
ситуации «сторона защиты может вполне обоснованно поставить вопрос о признании
протокола таковой проверки на месте недопустимым доказательством»[11]
.
Законом
установлен особый порядок принятия следователем процессуальных решений,
непосредственно затрагивающих, ограничивающих конституционные права и свободы
участвующих в уголовном судопроизводстве лиц. В этих случаях процессуальное
решение подлежит санкционированию прокурором и судом.
Надо
отметить, что вопрос о судебном контроле на предварительном расследовании, его
формах является дискуссионным.
В
литературе высказывалось опасение, что наделение суда широкими контрольными
полномочиями в сфере предварительного расследования, включая право санкционировать
следственные и процессуальные действия, связанные с ограничением
конституционных прав и свобод личности, приведет к смешению процессуальных
функций и может отрицательно сказаться на правосудии и предварительном
следствии. «Следователи потеряют свою самостоятельность, окажутся связанными в
своих действиях решениями судебных органов и не смогут самостоятельно,
ответственно осуществлять расследование преступлений. Если судьи будут
вмешиваться в ход расследования, фактически управлять им, они потеряют свою
объективность, и это отрицательно отразится на последующем судебном
разбирательстве… То, что одни судьи будут направлять следствие, а другие проводить
судебное разбирательство, не устранит зависимость последних от первых: общие
корпоративные интересы возьмут верх решения судей на стадии предварительного
расследования будут предопределять приговор суда»[12]
.
Отметим, что законодатель снял запрет на повторное участие судьи в рассмотрении
дела, если в ходе досудебного производства принимал решение о применении к
подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде заключения под стражу либо
продлении срока содержания под стражей, а также по результатам проверки
законности и обоснованности задержания, заключения под стражу и продлении срока
содержания под стражей (ст. 63 УПК). Данное изменение обусловлено явно
недостаточным числом судей. Между тем, представляется, что принятие судьей
указанных решений не может не отразиться на его объективности. Указание на
недопустимость возложения полномочий, предусмотренных ст. 108 УПК, на одного и
того же судью на постоянной основе, на наш взгляд, не решает проблемы в
отношении малосоставных судов, где работают всего 2 – 3 судей[13]
.
Заметим,
что по тексту Кодекса суд принимает соответствующие процессуальные решения в
случаях, предусмотренных ч. 2 ст. 29 УПК. Такая формулировка представляется не
совсем корректной, поскольку противоречит содержанию возлагаемой на суд
процессуальной функции Согласно ч. 3 ст. 15 УПК, суд не является органом
уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или на стороне
защиты. Суд только создает необходимые условия для исполнения их процессуальных
обязанностей и осуществления предоставленных им прав. Кроме того, анализ норм
УПК показывает, что суд не является непосредственным инициатором принятия
указанных решений. Суд в каждом конкретном случае оценивает законность и
обоснованность решения, принятого прокурором, следователем или дознавателем, и
по итогам всестороннего и объективного рассмотрения вопроса выражает свое
согласие или несогласие с ним. Неслучайно, именно о даче судом разрешения на
производство следственного действия говорится в ст. 165 УПК. В этой связи
необходимо внести соответствующие изменения в нормы действующего УПК,
регламентирующие полномочия суда на стадии досудебного разбирательства
уголовного дела.
Реализация
судом контрольных полномочий в области предварительного расследования не должно
приводить к смешению процессуальных функций суда и прокуратуры, органов
расследования. Задачей суда является осуществление правосудия (разрешения
дела). На недопустимость возложения на суд иной функции, не согласующейся с
положением органа правосудия, неоднократно указывал Конституционный Суд РФ в
своих решениях[14]
. Данное обстоятельство нашло
отражение и в действующем УПК (ст. 15).
Кроме
этого, Конституционный Суд РФ в своем определении от 27 декабря 2002 года по
делу о проверке конституционности отдельных положений ст. ст. 116, 211, 218,
219 и 220 УПК РСФСР указал на возможность судебного обжалования постановления о
возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица, как ограничивающего
конституционные права и свободы граждан. При этом суд, рассматривающий жалобу
не должен предрешать вопросы, могущие стать предметом судебного разбирательства
при рассмотрении уголовного дела по существу[15]
.
Действующий УПК такой нормы не содержит.
Возникает
вопрос, вправе ли заинтересованное лицо в таком случае обжаловать в суд решение
следователя о квалификации и фабуле обвинения, а если да, то, как суд может
рассмотреть указанные обращения. Очевидно, что проверить обоснованность
доводов, приведенных в жалобе, не исследовав материалы дела, суд не в
состоянии. Однако в этом случае существует опасность того, что суд возьмет на
себя выполнение функции обвинения, будет решать вопросы, которые впоследствии
могут стать предметом судебного разбирательства по делу. В этой связи
представляется необходимым дополнить ст. 125 УПК ч. 8 следующего содержания:
«Суд, рассматривающий жалобу, не вправе при этом предрешать вопросы, которые
могут стать предметом судебного разбирательства при рассмотрении уголовного
дела по существу».
В
заключение отметим, что установленная законом правовая процедура должна
обеспечивать наиболее эффективное выполнение назначения уголовного
судопроизводства, заключающегося в защите прав и законных интересов лиц и
организаций, потерпевших от преступлений, защите личности от незаконного и
необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (ст. 6 УПК).
В этой связи, работа по совершенствованию законодательства, несомненно, должна
продолжаться. И одним из наиболее важных ее направлений следует считать
дальнейшее развитие системы процессуальных гарантий прав и интересов участников
уголовного судопроизводства и иных лиц на стадии досудебного производства по
уголовному делу.
Список литературы
[1]
Бахин В. П., Карпов Н. С. Проблемы соотношения прав
личности и методов борьбы с преступностью // 50 лет в криминалистике. К
80-летию со дня рождения Р. С. Белкина // Материалы международной научной
конференции. Воронеж. 2002. С. 301. См. также: Бахин В. П. Криминалистика.
Проблемы и мнения (1962 – 2002). Киев, 2002. С. 68 - 69.
[2]
Куцова Э. Ф. Гарантии прав личности в советском уголовном
процессе (предмет, цель, содержание). М., 1973. С. 17.
[3]
Достаточно вспомнить известные случаи осуждения невиновных
к исключительной мере наказания (с приведением приговора в исполнение в
отношении некоторых из незаконно осужденных), как результат допущенных
следствием и судом ошибок: дела Чикатило, Стороженко, Михасевича и многие
другие (См. об этом: Китаев Н. Н. Неправосудные приговоры к смертной казни:
системный анализ допущенных ошибок. Иркутск. 2000).
[4]
См.: Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокорев Л. Д. Очерки
развития науки советского уголовного процесса. Воронеж. 1980. С. 59; Мартынчик
Е. Г. Субъективные права обвиняемого и их процессуальные гарантии // Сов.
государство и право. 1976. № 7. С. 88.
[5]
Там же. С. 58-59; Кокорев Л. Д., Кузнецов Н. П. Уголовный
процесс: доказательства и доказывание. Воронеж. 1995. С. 240.
[6]
Николаева З. А. Защита прав обвиняемого и действие
уголовно-процессуального закона во времени // Охрана прав и интересов
обвиняемого в свете правовой реформы. Кемерово. 1993. С. 37.
[7]
См.: Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С.
А. Кузнецова. СПб. 1998. С. 991.
[8]
См.: Баев М. О., Баев О. Я. УПК РФ 2001 г.: достижения,
лакуны, коллизии; возможные пути заполнения и разрешения последних. Воронеж.
2002. С. 34.
[9]
Такая неопределенная формулировка, по сути, очень опасна,
поскольку, как справедливо отмечает О. Я. Баев, позволяет «испросить судебное
постановление на контроль и запись переговоров в отношении любого человека,
лишь подобрав для того любое уголовное дело о тяжком или особо тяжком
преступлении» (Баев О. Я. Об уголовно-процессуальной регламентации контроля и
записи переговоров // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 3 / Под ред.
О. Я. Баева. Воронеж. 2002. С. 13).
[10]
Заметим, что на практике данная мера пресечения,
существенно ограничивающая конституционные права граждан, наряду с подпиской о
невыезде избирается наиболее часто. В литературе предлагалось выделить
заключение под стражу из общего перечня мер пресечения в отдельную статью,
подчеркнув тем самым исключительный характер данной меры пресечения (См.: Попов
А. М., Грошов Н. А., Геркасов А. Д. Совершенствование правового порядка ареста
как меры пресечения // Российская юстиция. 2001. № 5. С. 16).
[11]
Баев О. Я., Суворова Л. А. Особенности производства
допросов по УПК РФ 2001 г. // Южно-уральские криминалистические чтения. Сборник
научных статей. Вып. 10 / Под ред. И. А. Макаренко. Уфа. 2002. С. 22.
[12]
Кокорев Л. Д. О некоторых принципиальных положениях УПК
России // Служенье истине: Научное наследие Л. Д, Кокорева: Сб. статей.
Воронеж. 1997. С. 252. В литературе высказываются и иные мнения по данной
проблеме (См., например: Лазарева В. А. Теория и практика судебной зашиты в
уголовном процессе. Самара, 2000. С. 83).
[13]
В России около одной трети судов односоставные (См.:
Петрухин И. Л. Прокурорский надзор и судебная власть: Учебное пособие. М.,
2001. С. 34).
[14]
См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от
28 ноября 1996 года № 19-П «По делу о проверки конституционности ст. 418 УПК
РСФСР в связи с запросом Каратузовского районного суда Краснодарского края»;
Постановление Конституционного суда РФ от 14 января 2000 г. №-П «По делу о
проверке конституционности отдельных положений УПК РСФСР, регулирующих
полномочия суда по возбуждению уголовного дела, в связи с жалобой гражданки И. П.
Смирновой и запросом Верховного Суда РФ».
[15]
Российская газета. 14 января 2003 года.