Второе
пришествие либерализма в Россию
Одним из
наиболее сенсационных явлений истории России конца XX в. стало возвращение в
нее принадлежащего к числу ведущих мировых идеологий, а в странах Запада вообще
определяющего общественно-политические устои либерализма. Второе его пришествие
после 70-летнего изгнания исполнено поразительных перипетий. Воспринятый
российским обществом сначала (в 1987-1988 гг.) в качестве своего рода дополнения
к социализму, либерализм затем стремительно обретает самостоятельность и в
течение трех лет одерживает триумфальную победу над коммунистическим режимом. В
1991 г. политические силы. выступившие под либерально-демократическим знаменем,
фактически -мирным путем взяли в свои руки политическую власть в стране. О
таком триумфе либералы в дооктябрьской России не могли даже мечтать! Но не
менее поразителен последующий исторический поворот: не прошло и года после
начала чисто либеральных реформ, как. массы россиян разочаровались и в них, и в
своих прежних политических кумирах. В дальнейшем влияние этой идеологии в
России неуклонно снижалось, и сегодня она пребывает в состоянии глубокого
кризиса. Анализу перипетий развития современного российского либерализма посвящена
настоящая статья, в которой автор попытался соединить исторический и
политологический подходы.
В отечественной
историографии пока еще нет исследований на эту тему. Представители
отечественной общественно-политической мысли оценивают либерализм и его судьбу
в России в зависимости от своей партийно-политической позиции:
национал-патриоты и коммунисты считают его чужеродным явлением, продуктом
иностранного влияния; представители противоположного,
"демократического" лагеря в последние годы озабочены по преимуществу
выяснением причин стремительного падения его влияния в России после 1991 г. При
этом "разочаровавшиеся" демократы объясняют неожиданный для них
поворот реформ "перерождением" или "предательством" своих
политических соратников, оказавшихся после 1991 г. у власти, а также тем, что
те действовали не в строгом соответствии с. заветами
либерально-демократического движения оппозиционного периода. Явная
растерянность и противоречивость в объяснении резкого падения авторитета
либеральной демократии заключены в оценках Л. Тимофеева, являющегося одним из
видных идеологов современного российского либерализма. В 1993 г. он объявил
роковой ошибкой демократов из диссидентского лагеря их вступление в альянс в
конце 80-х гг. с "демократами" из КПСС и помощь этим "двуличным
политикам" в обретении власти. Стремительное нравственное падение
последних, по его заключению, дискредитировало либеральную демократию в целом В
1995 г. Л. Тимофеев высказывался уже в том духе, что в России вообще не было и
нет условий для либерально-демократического общества, причем главными его
противниками объявляются уже не эгоистичные "верхи", а консервативные
"низы", в первую очередь патриархальное в своей массе крестьянство-.
Приведу, наконец, и оценки, исходящие от Е. Гайдара, "отца"
российских либеральных реформ. Они также явно противоречивы: в одной из них
утверждается, что реформы не были воплощены в том виде и в той мере, как это
было задумано, из-за сопротивления со стороны промышленных и аграрных
"генералов", в другой - что эти реформы и не могли дать никаких иных
результатов, кроме тех, которые дали (из второй оценки следует, что отнюдь не
номенклатурные круги, а сам Гайдар проторил дорогу номенклатурному
кaпитaлизму)''.
В настоящей
статье ставится задача выявить объективную историческую обусловленность как
успехов либерализма в России на рубеже 80-90-х гг., так и его упадка после 1992
г.
Исторические
условия распространения либерализма в России на рубеже 80-90-х гг. обладали
существенными отличиями от условий его развития в дооктябрьской России. В 80-х
гг. в России, казалось бы, вообще отсутствовала "естественная среда"
для его распространения (частная собственность, рынок и экономическая
конкуренция, гражданское общество и политические свободы). По воспринятым
многими современными российскими политиками и обществоведами меркам западных
советологов Россия была тоталитарно-коммунистическим обществом, с либерализмом
вообще несовместимым. Тем более актуален и закономерен вопрос: почему переход
этого общества в либерально-демократический режим осуществлялся эволюционным
путем и так стремительно? Том) есть несколько причин, и одна из них, на мой
взгляд, имеет прямое отношение к характер) советского общества 60-80-х гг.
Согласно выводу
ряда исследователей, разделяемому и автором данной статьи, в этом обществе
происходила неуклонная эрозия тоталитарных принципов и формировались внутренние
механизмы и предпосылки преодоления тоталитаризма и перехода в фаз)
либерально-демократической модернизации. Среди исследований, содержащих данньи
вывод, одним из наиболее весомых является монография американского профессор;
М. Левина "Феномен Горбачева", в которой доказывается, что процессы
индустриализацш и урбанизации советского общества бО-80-х гг., атономизации в
нем личности, рост; грамотности, особенно среднего и высшего образования,
трансформации рабочего класса интеллигенции, партийно-государственной элиты и
их ментальности вплотную подвел» советское общество к радикальным реформам. К
выводам Левина можно добавить поло жение о распространении в СССР 60-80-х гг.
своеобразного советского либерализма: её родоначальниками и главными
проводниками были "шестидесятники", которые во второй половине 80-х
гг. не случайно выступили в качестве инициаторов модернизаций, преобразовавших
советский "либерализм" сначала в либерально-демократический
социализм, затем в "нормальную" либеральную демократию. При этом под
"советскими либералами" : имею в виду не только и не столько узкий
круг диссидентов, сколько достаточно широки слой творческой, научной,
технической интеллигенции, как и часть хозяйственных государственных
управленцев, так или иначе преодолевавших советскую идеологическу1 ортодоксию.
Но все же,
совершенно очевидно, и к середине 1980-х гг., т.е. к началу горбачевских реформ
"естественная среда" либерализма в России отсутствовала. Его
восприятия российским обществом подготавливалось в первую очередь воздействием
субъективны факторов, среди которых поначалу решающую роль играла деятельность
М. Горбачев. Будучи избранным в 1985 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС,
Горбачев, по его собственному признанию, сделанному позднее, сосредоточил в
своих руках власть, равну монаршей, и сознательно стал на путь реформирования
советского общества. Оценив; политику Горбачева и сравнивая ее с возможными
действиями других реальных претендентов на пост Генерального секретаря ЦК КПСС,
можно утверждать, что никто i них не был способен на столь радикальные реформы.
Преобразовательная
деятельность Горбачева может быть разделена на два период Первый охватывал
1985-1986 гг. и укладывался в целом в рамки традиционных команды
административных мер по "ускорению" строительства социализма, провал
которого объективно свидетельствовал о том, что возможности модернизации
общества и традиционной социалистической основе исчерпаны. Второй период, начало
которому положил январский 1987 г. Пленум ЦК КПСС, означал коренное изменение в
стратегии реформ. Командно-административные методы были осуждены и отвергнуты,
а вместо на вооружение была взята идея соединения социализма с демократией, С
этого момента начинается укоренение в СССР как демократических, так и
классических либеральных ценностей.
Здесь
необходимо теоретическое отступление в связи с использованием в российском
общественном мнении понятий "демократия" и "либерализм",
выступающих не только как однородные, но, по сути, как тождественные. В
действительности же между ними существуют важные различия. Либерализм по своему
историческому происхождению буржуазен: в эпоху формирования в XVII-XVIII вв.
провозглашенные им приоритет и самоценность индивидуума, личности, ее
"естественных и неотчуждаемых" экономических (в первую очередь на
собственность), политических и духовных прав означали защиту интересов именно
буржуа, стесненных оковами феодально-монархических обществ. Этого не скажешь о
демократии: ее приоритетом является не личность, а большинство, его воля, а
главными ее заповедями являются народный суверенитет, равенство всех граждан в
политическом волеизъявлении, правление, как отчеканил в свое время американский
президент А. Линкольн, "народа, для народа, посредством народа". В
странах Запада вплоть до первой половины XIX в. либерализм был или враждебен
или автономен по отношению к демократии. Исповедовавшаяся им доктрина
неравенства естественных способностей людей санкционировала их имущественное неравенство
и вытекавшее отсюда неравенство в доступе к политической власти. В демократии,
особенно в ее "чистых", "прямых" формах, либералы видели
угрозу интересам и правам индивидуума, прежде всего праву на собственность. В
XIX в. либерализм в значительной мере под давлением средних и низших
общественных слоев интегрировал концепцию демократии. В XX в. произошла его
дальнейшая качественная эволюция: либерализм становится не только
демократическим, но и социально ориентированным, т.е. признающим права широких
масс на социальную защиту и обеспеченность. В связи с этим укоренилось и
понятие "либеральная демократия". Но и в XX в. либерализм и
демократия не стали тождественны друг другу, находясь в достаточно сложных,
подчас противоречивых отношениях.
В современном
российском общественном сознании диалектика взаимоотношений либерализма и
демократии не подвергалась специальному рассмотрению, в результате чего
происходила аберрация, порой существенная, каждого из этих понятий. Результатом
было теоретическое и идеологическое упрощение и искажение этих ценностей и их
взаимодействия, что отразилось и в политической практике. Например, для
современного демократического движения России было характерно утверждение, что
частная собственность, рынок, индивидуализм, конкуренция (отмечу, что все это -
ценности либерализма) есть самодостаточная база демократии. На практике же
демократия и тем более социальная справедливость из этих либеральных ценностей
автоматически никогда не вытекали и не вытекают. Их соединение, нахождение той
модели "либеральной демократии", которая бы не нанесла ущерба ни
либерализму, ни демократии, потребовали от западных обществ длительного
исторического периода. Россияне, обнаюужившие после 1991 г. неприятные для них
следствия либеральных реформ, серьезно разочаровались и в либерализме, и в
демократии, не учитывая, что подобные следствия реформ вытекали не из самих
либерализма и демократии, а из того варианта их усвоения и скрещивания, который
укоренился в России.
Замечу, что
ценности либерализма и демократии, воспринятые в России как единое целое,
обозначались в первые годы их освоения только как "демократические" и
ни разу как "либеральные". Источники дают возможность установить, что
понятие "либерализм" и "либеральный" вошли в обиход не
ранее 1990 г. В этом можно увидеть свою логику: до 1990 г. в обществе
доминировало убеждение в возможности успеха реформ на основе соединения
социализма с демократией, но с 1990 г.. когда это убеждение стало стремительно
рушиться, в России восторжествовало желание "обустроиться" по
западной, т.е. либерально-демократической модели. Именно в 1991 г. либеральная
демократия окончательно сменила демократический социализм в качестве кредо
модернизации в России. В контексте этой перемены укоренилось и обрело
популярность понятие "либерализм".
Но освоению
либеральных принципов существенно способствовал уже горбачевский курс реформ
образца 1987-1988 гг. Концепция демократизации включила тогда не только
собственно демократические меры (введение альтернативных выборов, разделение
властей, отмена цензуры), но и ряд идей из арсенала либерализма (естественные и
неотъемлемые права человека, рынок и рыночная конкуренция, гражданское
общество). В целом идейно-политическая концепция Горбачева становилась во все
большей степени не просто демократической, а именно либерально-демократической,
прокладывавшей путь вестернизации российского общества, т.е. внедрения в него
моделей и механизмов, характерных для западных стран.
Правда, сам
Горбачев и его окружение отвергали наличие в реформаторском курсе каких-либо
"буржуазных" (в марксистско-ленинской трактовке тождественных
либеральным) ценностей, доказывая, что провозглашенная ими демократическая
модель социализма восходит к идеалам Маркса и Ленина. Но в действительности
новая идеология и стратегия означали либерально-демократическую ревизию
"марксизма-ленинизма", ибо многие из включенных в них ценностей, в
первую очередь гражданское общество, парламентаризм, разделение властей,
естественные и неотъемлемые права человека, без всяких экивоков характеризовались
Марксом и Лениным как буржуазные и резко осуждались. Постепенно Горбачев и его
окружение стали называть эти ценности "общечеловеческими" и
"универсальными", имея в виду, что они должны быть восприняты любым
обществом, рассчитывающим на прогрессивное развитие.
Сформулированная
Горбачевым и его окружением на втором, демократическом этапе перестройки
концепция "универсальных" "общечеловеческих" ценностей
может быть вполне рассмотрена и охарактеризована как своего рода отечественный
вариант теории конвергенции капитализма и социализма (теория конвергенции была
выдвинута западными либералами еще в 1960-х гг. и провозглашала, что в
перспективе капитализм усвоит лучшие черты социализма, а социализм -
капитализма и в результате обе системы трансформируются в "новое
индустриальное общество" - образец для мировой цивилизации). В июне 1990
г. Горбачев и сам дал положительную оценку этой теории: в ходе своего визита в
Соединенные Штаты во время встречи с интеллигенцией, на которой присутствовал
автор теории конвергенции известный экономист Д.К. Гэлбрейт, он объявил о
признании им справедливости идей американского мыслителя и назвал СССР и США
"одной цивилизацией". Первой же открытой попыткой Горбачева соединить
коммунистические, социал-демократические и либеральные ценности стала его
программная статья конца 1989 г. В ней он впервые признал теоретические ошибки
К. Маркса (в частности, недооценку возможностей саморазвития капитализма),
призвал к использованию опыта социал-демократии и, что особенно важно, объявил общечеловеческими
классические либеральные ценности
Эволюционируя в
направлении восприятия либерально-демократических принципов, Горбачев и его
окружение добились успехов и во внесении их в массовое сознание, как и в их
практической реализации, вехами в которой стали XIX Всесоюзная конференция КПСС
в июне-июле 1988 г. (одобрено введение альтернативных выборов, разделение
властей, правовое государство, воспринята идея гражданского общества), III
Съезд народных депутатов СССР в марте 1990 г. (отменена 6-я Статья Конституции
СССР и создана легальная почва для политического плюрализма и
многопартийности), законы, создавшие условия для введения рыночных отношений,
конкуренции, частной собственности.
Деятельность
Горбачева способствовала также возникновению главного выразителя современного
российского либерализма - политического движения, названного радикальным, равно
как и демократическим. XIX партконференция своим решением о введении . в СССР
альтернативных выборов стимулировала создание политической конкуренции и
политического рынка, на котором в качестве "продавцов" могли
выступать кандидаты с разнообразными и различающимися программами. Другое дело,
что этот "рынок" стал развиваться не в соответствии с замыслами XIX
партконференции и самого Горбачева, а по правилам либерально-демократического
политического процесса. Вместо "отбраковывания" консервативных
оппонентов "перестройки" на практике сработала благосклонность к
кандидатам, которые были радикальнее самого Горбачева и посягнули на позицию не
только партийных ортодоксов, но и руководства КПСС и СССР в целом. Это
соответствовало закономерности свободного функционирования политического рынка,
наказывающего представителей власти, которые не выполняют обещаний перед
гражданами, а тем более тех, которые оказываются банкротами, и вознаграждающего
тех, кто предлагает свежий "товар" - программы, способные, на взгляд
избирателей, улучшить их положение. Горбачев, реформы которого в экономике не
только не улучшили, но ухудшили положение граждан, все более представал в их
глазах в качестве банкрота. Политическая свобода, дарованная Горбачевым
избирателям, первым делом ударила по нему самому.
Политический
радикализм, оформляющийся во второй половине 1988 - начале 1989 г., сразу же
перехватил у Горбачева лидерство в выдвижении новых и все более смелых
либерально-демократических требований. В частности, "родовым криком"
российского радикализма стали требования введения многопартийности и частной
собственности, возмутившие Горбачева и названные им "популистскими".
В дальнейшем Горбачев использовал в отношении требований радикалов гибкую
тактику: пытался перехватить и обнародовать от своего имени предложения,
которые прочно усваивались обществом, и отвергать требования, которые не были
столь популярны или создавали непосредственную угрозу его политической власти.
Но все же лидерство в развитии либеральной идеологии с конца 1988 - начала 1989
г. прочно удерживали радикалы.
В восприятии и
развитии российскими радикалами либеральной идеологии различимы два этапа,
разграниченных летом 1990 г. До этого времени понятие "либерализм"
ими практически не использовалось: в целом они оставались верны доктрине
"демократического социализма", после - они становятся
"чистыми" либералами. Термин "либерализм" в их идеологии
теперь используется так же часто, как и термин "демократия", понятие
же "социализм" из нее изгоняется. Можно сказать, что исповедовавшийся
ими либерал-социализм уступил место антисоциалистическому либерализму.
Российский
радикализм с момента своего возникновения был явлением весьма эклектичным,
причем как в теоретико-идеологическом плане, так и по социальному составу его
выразителей, в число которых входили: во-первых, относительно небольшая группа
бывших диссидентов во главе с академиком А. Сахаровым; во-вторых, большая часть
научной и творческой интеллигенции, ядро которой составили
"шестидесятники" (Е. Евтушенко, Ю. Черниченко, В. Селюнин, Г.
Бакланов, О. Адамович и др.), но все большую роль играла молодежь (О.
Кудрявцев, А. Мурашов, И. Заславский, Л. Пияшева и др.); в-третьих, часть
советского партийно-идеологического истеблишмента (Б. Ельцин, Ю. Афанасьев, Р.
Хасбулатов, Г. Попов, Г. Бурбулис и др.), по разным мотивам перешедшая в
радикальную оппозицию Горбачеву. Достаточно пестрый состав радикального
движения предопределил и пестроту мотивов, которыми руководствовались его
участники, от искренне демократических, как у бывших диссидентов, до
замаскированно карьерных, как у большинства представителей
партийно-идеологического истеблишмента. Пестрота социального состава радикального
движения предопределила и его внутренние противоречия, расколы и
"перерожденчество", наиболее полно проявившиеся после утверждения
радикалов у власти в России, когда выходцы из советско-партийного истеблишмента
заняли ключевые позиции в государственном управлении, решительно потеснив от
него своих союзников.
При всей
неоднородности радикального движения ему в оппозиционный период было присуще
очевидное идеологическое единство. На этапе 1988-1990 гг. для всех его течений
была характерна вера в идеалы демократического социализма, в
"универсальные ценности" на основе конвергенции
либерально-демократических и социалистических принципов. Правда, радикалы более
решительно в сравнении с Горбачевым включали в "универсальные
ценности" классические либеральные установления, в первую очередь частную
собственность, но делали это не в ущерб социалистическому идеалу. В январском
1990 г. обращении к избирателям тогда еще единого радикального ядра (Т. Гдлян,
И. Заславский, Г. Попов, С. Станкевич, Г. Старовойтова) по сути провозглашалась
несколько модернизированная программа Октября 1917 г.: "Власть народу!
Предприятия - трудовым коллективам! Земля - крестьянам! Собственность - всем и
каждому!"'" Объявляя о своей приверженности Октябрю 1917 г., радикалы
обвиняли в забвении и предательстве его заветов большевиков, которые вместо
общенародной создали государственную собственность, федерализм заменили
унитаризмом, а вместо обещанной демократии утвердили всевластие КПСС.
Политический лидер радикалов Б. Ельцин в декабре 1989 г. на II Съезде народных
депутатов СССР заявил, что у него нет разногласий с М. Горбачевым в понимании
магистрального пути: "Путь тот же социалистический, путь обновления нашего
общества"". И даже в выступлении на XXVIII съезде КПСС в июле 1990 г.
Б.Ельцин подчеркнул, правда, уже в последний раз, приверженность
демократическому социализму,
Но и на этапе
1988-1990 гг. различия между горбачевцами, с одной стороны, и радикалами - с
другой, постоянно углублялись. Одно из них выразилось, как уже отмечалось, в
том, что модель развития общества у радикалов включала больше чисто либеральных
ценностей. Кроме того, они выступили за решительное ускорение
"перестройки". В этом состоял главный смысл понятия
"радикализм", который первым ввел в политический оборот и раскрыл академик
А. Сахаров весной 1989 г.: "Единственный путь, единственная возможность
эволюционного пути - это радикализация перестройки". В конце 1989 г. эта
концепция обрела черты конкретной программы, которая в ретроспективе предстает
как предтеча гайдаровской "шокотерапии". В документах Межрегиональной
депутатской группы, созданной радикалами, правительственному плану поэтапной
реформы экономики в течение шести лет противопоставлялся лозунг "Реформы и
рынок немедленно!" В частности, радикальная программа утверждала, что
"весенний сев 1990 года должен быть непременно проведен уже в новых
условиях землевладения". Это означало, что "крестьяне повсюду должны
иметь право выйти из колхозов и совхозов с землей, причем необходимо
обеспечить, чтобы участки им были нарезаны справедливо, с учетом качества полей
и расстояния до них". Далее говорилось, что "на протяжении 1990 г.
должна быть подготовлена ликвидация экономических министерств и передача
предприятий в собственность коллективов, заключающих контракты с менеджерами".
Эта "народная приватизация" должна была быть дополнена созданием
частной торговли и предпринимательства, введением твердой конвертируемой
валюты. Столь же быстро предполагалось преобразовать СССР в конфедерацию.
Радикалы
отличались от горбачевцев и тем, что для создания новой общественной модели
считали необходимым ликвидировать некоторые основы СССР. Наиболее резко эту
идею выразил один из сопредседателей Межригиональной группы депутатов Ю.
Афанасьев: "А эта система ремонту не подлежит! Три ее кита: имперская
сущность СССР как нейтралистского, с вяло выраженной автономизацией
государства; государственный социализм с нерыночной экономикой; партийная
монополия. Эти три кита подлежат демонтажу, да, постепенному, да, бескровному,
на основе консенсуса, а не путем очередного насилия"'. Из наследия СССР
радикалы соглашались взять в "демократический социализм" в первую
очередь систему Советов. Их приверженность лозунгу "Вся власть
Советам!" объяснялась тем, что именно в Советах они надеялись завоевать
большинство, необходимое для отстранения от государственной власти КПСС.
Для эволюции
радикального движения в либеральном направлении важное значение имело еще одно
его отличие от горбачевцев: твердая ориентация на западную модель общественного
развития при сохраняющейся приверженности "истинному" социализму, что
приводило их к немыслимым прежде, фантастиччским идеологизмам: образцами такого
социализма были объявлены Швеция, Австрия и даже Соединенные Штаты Америки! Уже
в 1989-1990 гг. радикалы по сути признали именно западную цивилизацию
воплощением "общечеловеческих ценностей".
Первый этап
российского радикального движения завершился двумя важными политическими
событиями, серьезно повлиявшими на перемену его стратегии и идеологии. Первое
было связано с весенними 1990 г. выборами депутатов законодательных органов
власти в России. Добившись серьезных успехов, сумев избрать Б. Ельцина
председателем Верховного Совета РСФСР и создать подвластное ему правительство,
наконец, проведя Закон о государственном суверенитете России, радикалы получили
реальный шанс для практической реализации своей программы. Вторым важным
событием был их массовый выход из КПСС и полный разрыв с нею. Ещё в начале 1990
г. радикалы, сохранявшие членство в КПСС, поставили целью добиться ее
расчленения, образования на основе демократической ее части новой политической
организации с разделом имущества компартии. Попытка "взрыва" КПСС
"изнутри" была предпринята на XXVIII съезде КПСС в начале июля. После
того, как ряд требований Ельцина, в частности предложение о переименовании КПСС
в партию демократического социализма, был отвергнут подавляющим большинством
съезда, лидер радикалов и его сторонники заявили о выходе из Компартии.
Утверждение их на ведущих позициях во властных структурах РСФСР и выход из КПСС
подвели итог первому, "социалистическому", этапу российского
радикализма. На смену ему пришел новый - антикоммунистический. Эта перемена
была предельно четко выражена в «Обращении Оргкомитета по созданию движения
"Демократическая Россия"», принятом в августе 1990 г.: «Замена модели
"демократы в КПСС + демократы вне КПСС против консерваторов в
КПСС"... на куда более естественную модель "демократы вне КПСС, с
одной стороны, КПСС - с другой стороны", неизбежна для начинающейся
многопартийной реальности».
На втором этапе
радикалы отвергли социализм в любом его виде и твердо присягнули идеалу
"чистого либерализма", освобожденному от социалистической
"примеси". Понятие "либерализм" было теперь воспринято
радикальным движением, как основополагающее в его идеологии. А народившиеся
весной-летом 1990 г. партии радикального толка стали соперничать между собой
под лозунгом "Больше либерализма!" Соединение радикализма с
"чистым либерализмом" означало и утверждение в качестве
господствующего в России идейно-политического течения радикал-либерализма.
Одна из новых
партий, Социал-демократическая, вопреки своему названию и опыту западной
социал-демократии, объявила основой своей идеологии не социализм, а
"либерализм плюс гуманное решение социальных проблем"'. Другая
влиятельная новая партия - Демократическая партия России - декларировала
приверженность чистому либерализму еще более решительно. Ее лидер, бывший член
ЦК КПСС Н. Травкин, объявил коммунизм и социализм явлениями одного порядка и из
двух моделей капитализма - шведской и американской - отдал предпочтение
последней: "Наша партия - партия однозначно демократического толка. При
этом она весьма отличается от партий коммунистического, социал-демократического
направлений. Они ставят своей целью социальную справедливость, а методом [ее]
достижения - прежде всего распределение. Этот путь уже пройден до конца нашей
страной, и, когда ссылаются на опыт Швеции, я отвечаю, что и она на полпути к
этому. Справедливое распределение приводит в тупик". В американском же
опыте Травкина особенно привлекала "рейганомика" - именно ее рецепты
воспринимались им в качестве образцовых при рассмотрении вопросов о формах и
пределах государственного регулирования, налоговых ставках и т.п.
Республиканская
партия, сформированная на основе "Демократической платформы в КПСС",
рассматривая себя прозападной и пролиберальной, отвергала социализм в любом
виде. И уже, безусловно, чисто либеральными объявили себя
Конституционно-демократическая и Христианско-демократическая партии,
образованные людьми, прежде в КПСС не состоявшими (один из лидеров
конституционных демократов заявил, что его партия, безусловно, либеральнее
партии Травкина)'. Чемпион среди российских популистов В. Жириновский поставил
слово "либерализм" на первое место в названии созданной им Либерально-демократической
партии.
Резкий уклон
российского радикализма в сторону чистого либерализма проявился в 1990 г. и в
том, что наиболее популярными авторами демократических средств массовой
информации стали публицисты, отстаивавшие ценность свободного рынка в духе М.
Тэтчер и Р. Рейгана. Их западным кумиром был уже не Дж. Гэлбрейт с его теорией
конвергенции капитализма и социализма, а Ф. Хайек и М. Фридман - сторонники
"чистого капитализма". Радикалы продолжали рассматривать западную
модель как образец для России, но теперь эта модель трактовалась как идеально
капиталистическая и антисоциалистическая.
На первый
взгляд разъединение социалистических и либеральных идеалов может показаться
вполне естественным, логичным преодолением прежней "болезни роста"
радикального движения. Однако обращение к опыту западной цивилизации
опровергает такой взгляд: там либерализм в XX в. не отвергал социализм, а
развивался на основе собственной социализации. Так что следование этому опыту
отнюдь не предполагало столь категоричного отбрасывания социалистического
идеала. Это произошло по иной причине -в силу логики и особенностей
общественно-политических процессов в России.
Фактический
провал двух реформаторских моделей Горбачева, обозначавшихся одинаково как
социалистические, явился причиной массового разочарования в социализме разных
социальных слоев. КПСС обнаружила неспособность перестроиться сама, а тем более
воплотить провозглашенные ею "общечеловеческие ценности" в жизнь.
Доверие к ней стремительно падало. В обществе широко рапространилось убеждение,
что серьезные экономиччские реформы на социалистической основе и под
руководством КПСС вообще невозможны и что надежды должны быть возложены на
"чистые" либеральные образцы экономического и политического развития.
В 1989-1990 гг. произошел взрыв прозападных и пролиберальных настроений в
обществе: согласно опросам Всесоюзного центра исследования общественного мнения
(ВЦИОМ) в 1990 г., 96% опрошенных одобряли западную модель. Радикалы чутко
отреагировали на "глас" народа.
Еще одной
причиной резкого "поправения" российских радикалов в 1990 г. стали
прокатившиеся в конце 1989 г. антикоммунистические революции в Восточной
Европе. Они показали, что антикоммунизм пользуется широкой поддержкой и что
политические победы может принести не "половинчатая"
либерально-социалистическая позиция, а бескомпромиссное отрицание
"реального социализма". Этот урок и воплотился в политической
стратегии радикалов, получивших возможность реализовать ее. в наиболее полной
мере после прихода к власти в РСФСР.
В 1990-1991 гг.
либерализм достиг наибольшего распространения и влияния в России. Но в тот же
период в нем сложились и те характерные черты, которые при ретроспективном
рассмотрении выступают как основа его кризиса в последующие годы. Главными
среди них оказались подражательство и умозрительность, игнорирование вопроса о
возможностях и способах совмещения принципов либерализма с российской
национальной почвой.
Важной причиной
укоренения в российском либерализме названных черт следует признать отсутствие
сколько-нибудь длительного периода философско-теоретического и идеологического
его вызревания. Уничтожение дооктябрьской либеральной традиции сопровождалось
семидесятилетним "провалом" в ее пестовании и развитии. Ее идеология
не получила развития также в российской эмигрантской и диссидентской мысли. В
1980-х гг. ни в России, ни в российской эмиграции не было ни одного крупного
философа, экономиста или политолога, а тем более сколько-нибудь заметного
теоретического течения этого направления. Освоение либеральной идеологии в
России в конце 80-х - начале 90-х гг. осуществлялось в форме яростной
политико-публицистической атаки. Это определило и специфические черты
современного российского либерализма, в котором обращает на себя внимание
полное игнорирование российской дооктябрьской либеральной традиции. При
ознакомлении с идеологией современных российских политиков этого толка
создается впечатление, что они не были знакомы не только с идеями, но даже с
именами Б.Н. Чичерина, К.Д. Кавелина, П.Н. Милюкова, других выдающихся
либералов дооктябрьской России, чья эволюция заключала в себе очень важные
уроки, которые помогли бы нашим современникам избежать многих просчетов и
пройти этап ученичества с меньшими потерями.
Одной из
главных тенденций дооктябрьского российского либерализма являлось то, что он
последовательно оформлялся в социаллиберализм, отвергавший доктрину
"государственного невмешательства" в общественное развитие и
пестовавший концепцию взаимных обязательств индивидуумов, классов, государства
по отношению друг к другу. Эта концепция либерализма стала в российских
условиях, по сути, безальтернативной.
Максимой же
современного российского либерализма стало утверждение о том, что модернизация
в России может копировать только западный опыт. Но и в его освоении обозначились
свои особенности, главная из которых заключалась в восприятии образца,
вышедшего на первый план в странах Запада в 1980-х гг. в силу конкретно
исторических перипетий и ассоциировавшегося с именами премьер-министра
Великобритании М. Тэтчер и президента США Р. Рейгана. Этот образец можно
определить как буржуазно-индивидуалистический либерализм. По иронии судьбы,
отстаивая полную свободу рыночных связей и сводя роль государства до минимума,
в самих странах Запада этот образец уже давно и прочно выполнял функцию
консерватизма и чаще всего выступал под этим именем. (В устах Р. Рейгана и
ведомой им Республиканской партии США понятие "либерализм" вообще
являлось бранным.) Ведущее же течение западного либерализма XX в,,
ассоциирующееся с именами Д. Кейнса, Ф.Д. Рузвельта, Дж. Гэлбрейта и
синтезирующее в себе индивидуализм, демократию и социалреформизм, было
современными российскими либералами или проигнорировано, или объявлено
несостоятельным.
Подобное
понимание западного либерализма его российскими последователями обернулось
игнорированием важнейших уроков ведущей западной идеологии, которые в XX в.
восприняты большинством представителей либерального направления. Один из таких
уроков касается фундаментальной для либерализма проблемы взаимоотношений между
индивидуумом и обществом. Представители ведущих течений западного либерализма
XX в. отвергли постулат либерализма предшествующих веков о том, что
индивидуальные интересы, получив полную свободу, автоматически удовлетворяют
общий интерес. На самом деле, по мнению большинства западных либералов XX в..
индивидуумы эгоистичны, в режиме "естественной свободы" обуздать
врожденный эгоизм не в состоянии даже лучшие представители рода человеческого.
Поэтому гражданское общество и государство обязаны, исходя из интересов всех
классов и принципов гуманизма, разрабатывать и поддерживать "правила
игры" в экономике и социальных отношениях. Государственное
законодательство, социальные и моральные нормы, этика признаны важнейшей опорой
либеральной политической экономии.
Следующий урок
западного либерализма касается взаимоотношений свободы и демократии.
Современные российские либералы в подходе к этой проблеме демонстрировали, по
сути, экономический детерминизм, когда доказывали, что экономическая свобода,
рыночная конкуренция и частная собственность являются главными условиями и
гарантами политической демократии. По меркам западного либерализма XX в., это
-крайне упрощенное представление, ибо демократия автоматически из свободы
частной собственности и рынка не вытекает. В действительности свобода и
демократия - сложная диалектическая пара: чрезмерное возвышение экономической
свободы наносит ущерб демократии и наоборот. Западный либерализм XX в.
рассматривает их как самостоятельные ценности и нацелен на поиск той меры в их
взаимоотношениях, которая позволяла бы им сосуществовать, а не враждовать.
Современные
российские либералы, единодушно осудив искусственное уравнительство
социалистической системы, противопоставили ей в качестве либерально образцовой
идею "равенства стартовых возможностей", утверждая, что любое
государственное вмешательство, направленное на выравнивание условий
существования индивидуумов, порочно и антилиберально. Каждый должен получать
то, что он заслуживает в силу своих индивидуальных способностей. Однако с позиций
западного либерализма XX в. подобное представление является анахронизмом.
Простое отстранение государства от участия в развитии социальных
взаимоотношений отнюдь не обеспечивает "равенства возможностей", ибо
в этом случае "стартовые возможности" индивидуумов зависят от их
семейного происхождения: выходцы из богатых семей автоматически приобретают
шанс получить гораздо лучшее образование, воспитание, медицинское обслуживание,
не говоря уже о явных преимуществах в виде наследуемых недвижимости и финансов.
По этой причине государство, стремясь обеспечить возможности для полной
реализации индивидуальных способностей представителям разных классов, обязано
обеспечить доступ к образованию, медицинскому обслуживанию, иным жизненно
важным сферам для тех социальных слоев, которые вследствие своего происхождения
и материального положения не в состоянии сделать это самостоятельно, В свете
этого образцовыми выглядят действия тех западных государств, которые ввели в
своих странах бесплатное образование, медицинское обслуживание, гарантированный
прожиточный минимум для бедных семей. Этот, как и другие уроки западного
либерализма XX в., были проигнорированы российскими радикал-либералами,
отказавшимися, по сути, от осмысления важнейших дилемм и противоречий западной
цивилизации.
Одной из
особенностей российского радикаллиберализма, тесно связанной с уже
охарактеризованными, является утопизм, выразившийся в игнорировании реальных
органических характеристик российского общества и цивилизации, как и реальных
возможностей России рубежа 80-90-х гг. в деле воплощения западных образцов.
Органические и цивилизационные характеристики России воспринимались, если
воспользоваться определением Н. Травкина, как "идеологическое
лицемерие". Вслед за М. Горбачевым радикаллибералы главным в своей
идеологии сделали положение о единой мировой цивилизации, неотъемлемая часть
которой - Россия - могла и должна была быть обустроена в соответствии с
"универсальными ценностями". При этом игнорировались факты весьма
серьезного ее отставания от западного идеала по основным экономическим
показателям. Одним из наиболее популярных положений либеральной идеологии
провозглашалась необходимость и возможность быстрого создания в России
"среднего класса", который в странах Запада составляет не менее двух
третей общества, являясь прочной основой и социальной стабильности, и
политической демократии. Упускалось из виду, однако, важное обстоятельство:
материальные основы формирования такого класса в стране, где производство
валового национального продукта на душу населения было в 3-5 раз меньше, чем в
странах Запада, отсутствовали.
Другой
популярной идеей был перевод сельского хозяйства на фермерский путь, который
позволил бы не только быстро накормить Россию, но и начать экспорт зерна. Но ни
разу не были приведены экономические и иные расчеты и выкладки, призванные
ответить на вопросы: как можно было совершить этот "большой скачок",
если Россия по урожайности зерна отставала от Вьетнама, Замбии, Пакистана,
Бангладеш и Никарагуа, и как можно было осуществить массовую фермеризацию, если
отсутствовали необходимые для этого производственно-техническая база и
социокультурные предпосылки?
Для
либерально-радикальной идеологии было характерно утверждение о возможности
быстрого и без ухудшения положения народа перевода всей экономики на рыночные
рельсы. Согласно плану "500 дней", разработанному весной-летом 1990
г. группой либеральных экономистов во главе с Г. Явлинским, предполагалось уже
в течение первой половины названного срока провести широкомасштабную приватизацию
экономики, а также ее демонополизацию. В течение второй половины планировалось
снятие в основном государственного контроля за ценами, допущение глубокого
спада в базовых отраслях экономики, регулируемой безработицы и инфляции в целях
резкой структурной перестройки экономики. К окончанию 500-дневного срока
разработчики программы обещали экономическую стабилизацию по всем основным
показателям. При ретроспективном рассмотрении утопические черты этой программы
очевидны.
Столь же
оптимистичными были рассуждения радикал-либералов о политическом переустройстве
России: у них не возникало никаких сомнений, что многопартийность, политический
плюрализм, разделение властей и правовое государство утвердятся в России быстро
и безболезненно. Утопические черты идеологии и конкретных обещаний
радикал-либералов выявились уже в первые месяцы их практической деятельности в
1991 г., а в полной мере раскрылись к концу 1992 г., когда стали ясны
результаты реформ, связываемых с именем Е. Гайдара. Отмечу, что многие лидеры и
участники российского радикального движения, не вошедшие во властные структуры,
подвергли изъяны гайдаровских реформ острой критике, пытаясь доказывать, что
они не соответствуют радикально-либеральным заповедям. По моему же заключению,
объективное сравнение реформ Гайдара и радикально-либеральной программы
1989-1991 гг. обнаруживает, что при определенных различиях (например, вопреки
радикально-либеральной программе Гайдар в силу объективных причин вынужден был
"освободить цены" на несколько месяцев раньше запуска процесса
приватизации) им присуще безусловное теоретическое единство.
В рамках
журнальной статьи нет возможности раскрыть содержание гайдаровских реформ, как
и показать реализацию либерально-радикальных схем в период после 1991 г., их
минусы и плюсы (а такие тоже имелись). Укажу только на наиболее важные
несовпадения между идеологическими обещаниями радикал-либералов и практическими
результатами их деятельности.
Уже первая
гайдаровская реформа - освобождение цен с января 1992 г. - привела к
неожиданным и драматическим результатам, похоронив главное обещание
радикал-либералов - провести реформы без серьезного ухудшения положения народа.
Вместо прогнозировавшегося реформаторами роста цен примерно в 3 раза их
увеличение на основные потребительские товары составило 10-12 раз, так что
запланированное увеличение зарплаты и пенсий на 70%, оказавшееся мизерным в
сравнении с реальным ростом цен, привело к тому, что большинство населения
оказалось за чертой бедности. В последующие годы разрыв между ростом цен и
доходами не только сохранился, но, как это имело место в 1995 г.. даже
усилился.
Другая крупная
реформа Гайдара и радикал-либералов - введение экономической свободы в
промышленности - должна была стать основой структурных изменений. Свободная
конкуренция призвана была отобрать те товары (и товаропроизводителей), которые
удовлетворяли потребности общества, и отторгнуть те, которые были ему не нужны.
Но в действительности в силу целого ряда причин экономическая свобода привела к
жесточайшему кризису большинства предприятий, погрязших во взаимных долгах.
Проблема взаимных долгов осталась дамокловым мечом российской промышленности и
в последующем, парализовав инвестиционный процесс и возможность какого-либо
роста производства. В самом тяжелом положении, фактически ненужными рынку
оказались наукоемкие отрасли. Экономическая свобода вместо ожидавшейся
структурной перестройки породила процесс деиндустриализации страны.
Особые надежды
либеральные реформаторы возлагали на ваучерную приватизацию, которая, согласно
их обещаниям, должна была обратить массы россиян в средний класс -собственников
и акционеров. Исходя из оценки российских предприятий на 1 января 1992 г. в
1,4трлн. руб., каждому россиянину на приобретение акций был выделен
приватизационный чек стоимостью в 10 тыс. руб. Но вследствие инфляции и кризиса
сбыта только взаимные долги предприятий к середине 1992 г., т.е. еще до начала
раздачи ваучеров, в полтора раза превысили эту сумму, что лишало большинство
россиян шансов на приобретение доходных акций и вхождения в средний класс. Так
рухнула идея о быстром создании в России среднего класса и построении народного
капитализма. Вместо этого восторжествовала обозначившаяся еще во времена
Горбачева тенденция "трансформации власти в собственность", т.е.
присвоения собственности советской промышленно-чиновничьей и партийной
бюрократией. В результате номенклатурный социализм уступил место
номенклатурному капитализму.
Не выдержали
испытания на прочность и политические обещания демократов. "Разделение
властей" рухнуло в сентябре-октябре 1993 г., уступив место президентскому
режиму, обставленному демократическими учреждениями. Вместо обещанного
правового государства стал утверждаться чиновничий произвол. В целом вместо
планировавшейся радикальными либералами североамериканской или западноевропейской
модели стала утверждаться смесь раннекапиталистической и латиноамериканской.
Подобные результаты реформ имели одним из главных следствий "кризис
доверия" со стороны масс россиян не только к новой власти, но и к
либерализму, под знаменем которого осуществлялись реформы. Драматическим
следствием кризиса реформ и либерализма стала и реанимация коммунистических и
державно-националистических идей и движений, которые стремительно набирали
силу, поставив под угрозу весь процесс преобразования России в демократическое
общество. 114
Неудивительно,
что среди самих радикал-либералов возникли дискуссии по поводу непредвиденных
результатов реформ. Одна из наиболее распространенных точек зрения заключалась
в утверждении (с ним выступили Ю. Афанасьев, Ю. Буртин, Г. Попов), что роковую
роль сыграло нравственное "перерождение" и "предательство"
либералов у власти, как и то, что они действовали не в строгом соответствии с
заветами демократического движения оппозиционного периода. На мой взгляд,
такая, оценка - образец идеологической наивности, к тому же явно призванной
снять с самих критиков ответственность за последствия преобразований. Конечно,
отрицать морально-нравственное перерождение властвующих радикал-либералов не
приходится: современный российский термидор оказался одним из самых циничных в
истории. Но гораздо более важная причина резкого разрыва между идеологическими
обещаниями радикал-либералов и практическими результатами их реформ заключена в
изначальном утопизме этих обещаний. Радикально-либеральная модель
социально-экономических и политических реформ, выдвинутая в 1989-1991 гг., при
ее реализации в российских условиях могла дать жизнь именно номенклатурному
капитализму, а не западноевропейской или североамериканской модели.
Многие активные
сторонники радикально-либеральных преобразований России вынуждены были признать
утопизм поддерживаемых ими программ (например, один из создателей
Социал-демократической партии России - О. Румянцев - в 1993 г. открыто и резко
осудил свою прежнюю позицию как утопию, а поэт Е. Евтушенко, активно
выступавший в 1989-1991 гг. в качестве яркого оратора-публициста
радикал-либералов, в 1993 г. заявил: "Поскольку мы не знали, так сказать,
что такое свобода вообще, мы идеализировали свободу. Нам представлялось,
например, свобода слова волшебным ключом к процветанию. А оказалось, что это
совсем не так, потому что свободу слова нельзя есть, в свободу слова нельзя
одеваться, свободой слова нельзя отопить дома во время холодной зимы").
Еще больше политиков, выступавших в 1989-1991 гг. с позиций "чистого
либерализма", практически отреклись от нее. Некоторые из них - Н. Травкин,
С. Глазьев, С. Говорухин, Т. Карягина, Ю. Власов - вообще совершили поворот на
180%, перейдя в ряды жестких "государственников".
Показателем
резкого упадка влияния либерализма образца 1989-1991 гг. является то. что
большинство его представителей на современном этапе оказались отброшенными на
обочину российской политики и отвергнуты массами в качестве лидеров,
заслуживающих доверия. Начиная с 1993 г. в российском либерализме происходит
важная качественная перемена: радикал-либерализм утрачивает роль доминирующего
его течения, а на ведущую позицию выходит течение социал-либерализма.
Политическое
выражение размежевание либерализма получило впервые в декабре 1993 г. в ходе
выборов в Федеральное собрание. Радикал-либерализм был тогда представлен
движением "Выбор России" во главе с Е. Гайдаром, а социал-либерализм
сразу несколькими движениями, главным из которых оказалось "ЯБЛоко"
во главе с Г. Явлинским. Соотношение сил между двумя течениями в последующем
менялось неизменно в пользу социал-либерализма, который стал выступать в
качестве демократической альтернативы радикал-либерализму. На декабрьских
выборах 1995 г. "ЯБЛоко" вошло в четверку политических объединений,
победивших на выборах в Государственную думу по партийным спискам, в то время
как гайдаровский "Демократический выбор России" не смог преодолеть
5-процентныы рубеж, необходимый для вхождения в законодательный орган. Наряду с
"яблоком" среди социал-либеральных групп стало заметно также движение
"Вперед, Россия!" во главе с Б. Федоровым и объединение "Общее
дело" во главе с И. Хакамадой.
Обращает на
себя внимание, что в социал-либерализме образца 1993-1996 гг. практически нет
деятелей либерального движения 1989-1991 гг. Он представлен политиками,
вышедшими на авансцену уже после 1992 г. и выступившими за
либерально-демократическую альтернативу правительственному курсу. По мере
развития событий все более обозначались идеологические и программные отличия
социал-либерализма от радикал-либерализма. Приведу основные из них.
Исходный
постулат социал-либерализма состоит в осуждении курса радикал-либералов как
реформ в интересах меньшинства или, если воспользоваться определением И.
Хакамады, как "нового издания классовой политики". Тезису Е. Гайдара
о том, что сначала нужно заложить основы капитализма, а уж потом размышлять о
его оптимальной модели, противопоставляется положение о необходимости
проведения реформ на основе «завоевания социального большинства в реально существующем
"переходном" обществе». То есть социал-либералы признают мифом
радикально-либеральную идею о возможности быстрого создания по типу западного
образца среднего класса в России и использования его как социальной опоры
реформ.
Своей опорой
социал-либералы избрали коалицию, в которую входят широкие слои промышленного и
сельского предпринимательства, интеллигенции, трудящиеся, предлагая прежде
всего увеличение в два раза бюджетных расходов на образование, науку и
культуру. Б. Федоров в программе движения "Вперед, Россия!" обещает в
течение трех лет увеличить расходы на образование до 10% бюджета (в настоящее
время - около 3,5%) и на науку до 7% (в настоящее время - около 2,6%).
Отвергается принцип остаточного финансирования социальной сферы. Наиболее радикальная
программа ее реформирования выдвинута Б. Федоровым, предложившим программу
помощи "забытым россиянам". Она обещает повысить минимальные пенсии
по труду в течение 4 лет до 60% средней зарплаты, реализовать президентскую
программу строительства жилья для малоимущих, расширить льготы инвалидам и
ветеранам.
В сфере бизнеса
приоритетной объявлена цель ослабления "номенклатурного капитализма"
и активной помощи независимому предпринимательству, в первую очередь фермерам и
мелкому бизнесу. Среди антимонополистических мер выделяется требование
государственного регулирования цен на продукцию естественных монополий (газ,
нефть, электроэнергия, коммунальные платежи, транспорт). В сфере приватизации
предполагается исключительно аукционная продажа госпакетов с тем, чтобы пресечь
процесс узурпации госсобственности номенклатурой.
Социал-либералы
возродили знаменитое ельцинское требование борьбы с привилегиями бюрократии,
направив его теперь против самого Ельцина и его окружения, которые вместо
обещанной отмены привилегий госпартноменклатуры осуществили их присвоение в
собственных интересах.
В отличие от
радикал-либералов социал-либералы ввели в свои программы специальные разделы по
поддержанию общественного порядка и морали (запрет сквернословия в общественных
местах, борьба с порнографией и проституцией, соблюдение возрастных ограничений
при демонстрации фильмов, спектаклей, концертов и т.д.). Так же в отличие от
радикал-либералов они выступают сторонниками "цивилизованного
национализма", означающего пестование патриотических чувств, осознание
цивилизационных и национальных интересов России, их защиту.
В целом
социал-либерализм нацелен на преодоление разрыва между либерализмом и
демократией, который образовался в результате деятельности радикал-либералов.
Казалось бы, его программа должна быть весьма привлекательной в глазах масс,
завоевать их широкую поддержку. Тем не менее на протяжении вот уже трехлетней
активной политической деятельности социал-либералам не удалось добиться такого
понимания общества, которая была у либерального движения в 1990-1991 гг. Более
того, в борьбе за массы на современном этапе большего успеха добились левые
силы во главе с КПРФ, которые в 1991 г., казалось бы, вообще сошли с
политической арены. Причина этого, на мой взгляд, заключается отнюдь не в том,
что современный российский социал-либерализм хуже либерализма образца 1991 г.
Напротив, он более гуманен и демократичен. Но радикально-либеральные реформы
нанесли чувствительный удар по имиджу либерализма в целом, так что политические
силы, продолжающие выступать под именем либералов, наталкиваются и будут
наталкиваться на недоверчивое и настороженное отношение масс. Не случайно
образовавшееся в 1995 г. движение "Наш дом Россия", выражающее
правительственную линию, а, следовательно, приверженное либеральным реформам,
сочло за благо в своем программном документе не пугать россиян более
либеральными намерениями. "Либеральный этап реформирования российской
экономики закончен", -говорится в нем. Второе пришествие либерализма в
Россию, столь удачное в начале, представляет менее чем десять лет спустя
грустную картину. Очевидна историческая вина в этом самих его выразителей:
своим эпигонством и утопизмом они завели либерализм в состояние глубокого
кризиса, выход из которого сегодня представляется проблематичным.
Список
литературы
Согрин Владимир
Викторович. доктор исторических наук, профессор, главный редактор журнала
"Общественные науки и современность". Второе пришествие либерализма в
Россию.