Генезис советской индустриализации
Гвоздецкий В. Л.
Индустриализация* или процесс создания крупного
машинного производства во всех отраслях народного хозяйства и прежде всего в
промышленности является одной из важнейших характеристик
социально-политического и экономического развития страны. Несмотря на
сложившуюся традицию отнесения индустриализации к периоду 1926–1940 гг., в
действительности она охватывает значительно более длительный период XIX и XX
столетий. Сам вопрос о факте и времени окончания индустриализации дискуссионен
и, начиная с девяностых годов XX века, стал предметом полемики ученых (См.,
например [2]). Если при оценке ее протекания исходить из двух наиболее
распространенных подходов – соотношения ручного и механизированного труда в
промышленности и сельском хозяйстве и удельного веса продукции машинного
производства в валовом национальном продукте, то вопрос о незавершенности и
продолжении индустриализации в настоящее время обретает, как минимум, очевидное
право на его изучение.
Процесс индустриализации в нашей стране заключает в
себе несколько исторических фаз повышенной активности, из которых наиболее
яркой и результативной явилось время первой, второй и незавершенной третьей
пятилеток. Период 1926–1940 гг. интегрировал в себе промышленное наследие
минувших десятилетий и хозяйственно-экономическую природу советского строя.
Отдельные очаги машинно-фабричного производства:
демидовские заводы, петровские судоверфи, горно-добывающие предприятия Урала и
Алтая –, стали возникать и развиваться еще в конце XVII – первой половины XVIII
веков. Но первые достаточно крупные шаги в направлении индустриализации России
относятся ко второй половине XIX века.
Реформирование Александром II основ государственного
устройства империи: раскрепощение крестьян и создание земства, введение
всеобщей воинской повинности, учреждение суда присяжных и судебных уставов и
др.,– стимулировали развитие производительных сил, создали
социально-экономические предпосылки для вступления страны на путь
индустриализации. За период 1861–1913 гг. Россия демонстрирует устойчивое
промышленно-экономическое развитие. Его наибольшая активность приходится на
последнее десятилетие XIX и начало XX веков. Важнейшей компонентой технического
развития страны было железнодорожное строительство.
К началу восьмидесятых годов протяженность железных
дорог превысила 20 тысяч километров; их среднегодовой прирост за 1865–1875 гг.
составил 1,5 тысяч километров. Во время промышленного подъема девяностых годов
в год строилось более 2,5 тысяч километров. С 1893 по 1902 гг. вступило в
действие 27 тысяч километров железных дорог, а их общая протяженность превысила
55 тысяч километров. В 1891 г. началось строительство Транссибирской
магистрали, которая в основном была закончена в начале XX века [3, с. 109.].
В целях форсированного развития железных дорог
государство берет на себя реализацию основной части программы строительства
транспортной сети. Во второй половине восьмидесятых и в девяностые годы XIX века
было огосударствлено около 2/3 железнодорожной сети; государство само строило
железные дороги, финансируя их за счет как заграничных займов, так и, главным
образом, общебюджетных поступлений. С 1893 по 1903 гг. в железнодорожное,
промышленное и городское строительство было вложено до 5,5 млрд рублей, что на
25 % превысило вложения за предшествующие 32 года [3, с. 109].
Важнейшим показателем развития промышленности, в
первую очередь машиностроения, являлось использование на производстве паровых
машин. С 1890 по 1900 гг. суммарная мощность паровых двигателей возросла с
125,1 тыс. л. с. до 1294,5 тыс. л. с. В 1913 г. по сравнению с 1900 г.
продукция машиностроения увеличилась на 50% [4, с. 23]. В годы промышленного
подъема возросла и концентрация производства. В 1894–1895 гг. крупные фабрики
(свыше 100 рабочих) производили 70,8 % промышленной продукции. На них было
занято 74 % всех фабрично-заводских рабочих. К 1903 г. этот показатель вырос до
76,6 % [3, с. 109].
Летопись развития железных дорог, машиностроения,
других отраслей индустрии показывает, что в России была смещена характерная для
развития Западной Европы последовательность формирования системы крупного
капиталистического производства – от легкой промышленности к отраслям,
производящим средства производства, а затем – к паровому транспорту.
Обратная, в отличие от Запада, последовательность
этапов промышленного развития: вначале паровой транспорт, далее тяжелая, а
затем легкая промышленность,– явилась своего рода "ассоциативным
импульсом" для советского руководства, выдвинувшего, а затем постоянно
развивавшего тезис о специфике социалистической индустриализации и ее отличии
от капиталистической. В наиболее развернутой форме концепция социалистической
индустриализации была изложена в речи И. В. Сталина на предвыборном собрании
избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г.
"Советский метод индустриализации страны,– отметил он,– коренным образом
отличается от капиталистического метода индустриализации. В капиталистических странах
индустриализация обычно начинается с легкой промышленности. Так как в легкой
промышленности требуется меньше вложений и капитал оборачивается быстрее,
причем получение прибыли является более легким делом, чем в тяжелой
промышленности, то легкая промышленность становится там первым объектом
индустриализации. Только по истечении длительного срока, в течении которого
легкая промышленность накопляет прибыли и сосредотачивает их в банка, только
после этого наступает очередь тяжелой промышленности и начинается постепенная
перекачка накоплений в тяжелую индустрию для того, чтобы создать условия для ее
развертывания. Но это – процесс длительный, требующий большого срока в
несколько десятилетий, в течение которого приходится ждать развития легкой
промышленности и прозябать без тяжелой промышленности. Понятно, что
коммунистическая партия не могла стать на этот путь. Партия знала, что война
надвигается, что оборонять страну без тяжелой индустрии невозможно, что нужно
поскорее взяться за развитие тяжелой индустрии, что опоздать в этом деле –
значит проиграть. Партия помнила слова Ленина о том, что без тяжелой индустрии
невозможно отстоять независимость страны, что без нее может погибнуть советский
строй. Поэтому коммунистическая партия нашей страны отвергла "обычный"
путь индустриализации и начала дело индустриализации страны с развертывания
тяжелой индустрии" [5, с. 17].
Таким образом, сопоставляя периоды дореволюционной и
советской индустриализации, можно констатировать обратную для обоих этапов
последовательность протекания промышленного развития по сравнению с Западом и
обоснованно говорить о специфике не только социалистической, а в целом
отечественной индустриализации. Водораздел проходит не между социалистическим и
капиталистическим путями промышленного развития, а между индустриализацией
нашей страны и стран Запада в XIX и XX столетиях. Эта специфика сопряжена с
исторической уплотненностью отпущенного на индустриализацию времени, ситуацией
"догоняющей страны", более поздним началом промышленного прорыва как
Российской империи, так и Советского Союза.
Пореформенная Россия, приступившая к индустриализации
намного позже мировых промышленных лидеров, демонстрировала, во-первых, более
высокие темпы развития, чем САШ и страны Западной Европы, а во-вторых,
опережающий рост тяжелой промышленности. При увеличении производства в стране
всей промышленной продукции с 1890 по 1900 гг. в 2 раза производство продукции
тяжелой промышленности возросло в 2,8 раза, а легкой – в 1,6 раза [6]. В
1909–1913 гг. среднегодовой рост промышленной продукции составил 8,8 %: в
отраслях, производящих средства производства 13 %, предметы народного
потребления – 6,2 % [4, с. 33].
Форсированной индустриализации России содействовали:
использование производственно-экономического опыта зарубежных стран, высокая
обеспеченность природно-энергетическими ресурсами, дешевая рабочая сила,
активное инвестирование производства западными государствами (доля иностранного
капитала в российской промышленности составляла около 47 %), финансирование
государством промышленного строительства, целевые иностранные займы. Важным
фактором индустриализации являлась ее поддержка и протекционизм со стороны
политической, промышленной и научной элиты империи. Активными сторонниками
индустриализации были С. Ю. Витте, А. П. Столыпин, П. Б. Струве, М. И.
Туган-Барановский, И. Х. Озеров и др.
В то же время промышленное строительство России
испытывало и немалые трудности, в том числе: недостаточное развитие внутреннего
рынка, нехватка научно-инженерных кадров, земельно-патриархальный менталитет
населения, отрицательное отношение к индустриализации крупных землевладельцев.
Несмотря на технико-экономический подъем, Россия не
смогла достичь паритета со странами Запада по абсолютным показателям
промышленного развития. Увеличив к началу XX в. более, чем в 2,5 раза добычу
угля, страна, тем не менее, добывала угля в 20 раз меньше, чем САШ, в 14 раз
меньше, чем Англия, в 6 раз меньше, чем Германия, в 6 раз меньше, чем Франция.
В 1900 г. в России производилось в расчете на одного жителя почти в 4 раза
меньше чугуна, чем во Франции, в 10 раз меньше, чем в САШ, в 13 раз меньше, чем
в Англии [6]. В 1913 г. в России на душу населения вырабатывалось 13 кВт-ч
электроэнергии, а в САШ – 236 кВт-ч.
В целом Российская империя отставала от наиболее
промышленно развитых стран Запада, но ее никак нельзя считать отсталой страной,
поскольку она входила в группу индустриальных государств-лидеров. Об этом
свидетельствуют следующие данные: в 1913 г. Россия по производству всей
промышленной продукции занимала в мире пятое место, а в Европе – четвертое, по
добыче угля – соответственно шестое и пятое, нефти – второе и первое, торфа –
первое и первое, по выплавке чугуна – пятое и четвертое, стали – пятое и по
совокупному показателю машиностроения – четвертое и третье места [7, с. 111].
Подавляющее большинство общественно-политических сил
позитивно оценивало индустриализацию пореформенной России. Достаточно
объективную позицию в этом вопросе занимала и РСДРП. В 1899 г. В. И. Ленин
опубликовал фундаментальный труд "Развитие капитализма в России" –
аргументированную апологию успехов отечественной промышленности. Этой же линии
вождь большевиков придерживался и в последующих публикациях: всячески развивал
тезис о высоких темпах и уровне индустриализации, а следовательно, и капитализации
Российской империи. "Если,– писал он,– сравнивать докапиталистическую
эпоху в России с капиталистической.., то развитие общественного хозяйства при
капитализме придется признать чрезвычайно быстрым" [8, с. 601]. Адекватная
оценка Лениным промышленных успехов страны и его незамедлительная реакция на
важнейшие производственно-технические достижения объяснялась партийными
интересами большевиков и их чаяниями прихода к власти.
Чем полезна индустриализация и как можно на нее
опереться в ниспровержении царизма и пролетарской революции?– вот главный
политический пафос интеллектуальных усилий Ленина. В соответствии с
разработанной им доктриной возникновения революционной ситуации, когда
"верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому", он не без
основания полагал, что быстро развивающиеся в рамках индустриализации
производительные силы, трансформирующие капиталистическую действительность в
высшую стадию – империализм, приходят в противоречие с производственными
отношениями, формируется критическая масса недовольного пролетариата,
стимулирующая развитие революционного процесса, и все это в конечном счете
заканчивается приходом к власти рабочего класса и его авангарда – партии
большевиков. Таким образом, можно утверждать, что заинтересованное отношение В.
И. Ленина к индустриализации Российской империи обуславливалось прежде всего
партийно-политическими интересами и властными амбициями.
Приход к власти большевиков в октябре 1917 г.
объясняется не пролетаризацией России, в которой общее число рабочих составляло
на 1913 г. лишь 14,6% населения [3, с. 18], а стечением ряда крайне
неблагоприятных для политического режима империи обстоятельств: 1.
развязыванием капиталистическим миром первой мировой войны; 2.
безынициативностью, инертностью и коррумпированностью высшей власти; 3.
неспособностью Государственной думы проводить консолидированную внешнюю и
внутреннюю политику; 4. отсутствием общественного согласия и подорванностью
национальных основ духовности и жизнеустройства; 5. хорошо организованными
дестабилизирующими ситуацию действиями радикально-революционных объединений, в
том числе и финансируемых кайзеровской Германией большевиков; 6. материальной
поддержкой западными банкирами Я. Шиффом, Ротшильдами, Варбургами и др.
антигосударственных сил внутри России. Тяжелая для российской государственности
ситуация была использована большевиками профессионально и в высшей степени
результативно. Великолепное чувство исторического момента – знаменитое
ленинское "Завтра будет поздно" – позволило им менее чем за сутки
абсолютно бескровно взять в руки власть и стать хозяевами и Зимнего и
Смольного. Но это была не революция рабочего класса, а переворот фанатически
жаждавшей власти группы интеллектуалов, увлекших за собой зажигательной
революционной риторикой балтийских матросов и солдат петроградского гарнизона.
С установлением советской власти ленинский объективизм
в отношении индустриализации вытесняется одним из главных пропагандистских
обрамлений идеологической работы партии – тезисом об "отсталости и нищете
крестьянско-патриархальной России". Агитационный штамп вышлифовывался и
совершенствовался в течение нескольких десятилетий как доказательство
прогрессивности советского строя. Тем самым партийное руководство страны, само
того не желая, постоянно в опосредованной форме проводило идею
преждевременности октябрьских событий 1917 г.: в отстало-патриархальной стране
не может быть хорошо организованного и многочисленного рабочего класса, а,
следовательно, нет социальной среды и предпосылок для пролетарской революции*.
Концепция исторического забегания в будущее,
преждевременность советской власти, возникшей не в результате исторического
процесса объективного развития, а установленной путем революционного
экстремизма, всегда активно разрабатывалась западными советологами. В начале девяностых
годов XX столетия она становится предметом анализа и отечественных ученых. Так,
известный специалист в области социальной истории А. П. Бутенко утверждает, что
"одной из главных отличительных черт XX века, которая лучше всего
объясняет события столетия, логику и смысл их развития, было огромное
историческое забегание – забегание в будущее, начатое в 1917 году в
послеоктябрьской России" [9]. Принять данную точку зрения – значит
признать, что октябрьское и послеоктябрьское опережение "кремлевскими мечтателями"
объективного хода истории стало причиной огромных трудностей и потрясений,
пережитых страной и народом. Это полностью относится и к индустриализации,
которая капиталистической интервенцией против Советской республики и
братоубийственной гражданской войной была ввергнута в состояние полной
стагнации.
Промышленное производство за период 1918–1921 гг.
сократилось в четыре раза. Падение объема валовой продукции в ежегодном
процентном выражении выглядит следующим образом: в 1917 г. объем составил 77 % от
уровня 1913 г., в 1918 г. – 35 %, в 1919 г. – 26 % и в 1920 г. – лишь 18 %. В
1920 г. выплавка чугуна составила 2,4 % от уровня 1913 г., добыча руды – 1,7 %,
выплавка меди – 0 %, азотной кислоты было получено 4,4 %, производство
паровозов – 14,8 %, вагонов – 4,2 %, плугов – 13,3 %, сахара – 6,7 %,
хлопчатобумажной пряжи – 5,1 %. За три года войны и внутренней смуты было
разрушено около 4 тысяч мостов. В целом события 1918–1921 гг. нанесли стране
несравнимо больший урон, чем Первая мировая война [10, с. 25].
Четырехлетнее военно-революционное лихолетье повергло
страну в состояние хаоса и полной стагнации, в состояние, которое можно
определить лишь как системную хозяйственно-экономическую катастрофу.
Революционный эксперимент с Россией загнал ее в историческую ловушку: внутри
страны – полная разруха, снаружи – враждебное капиталистическое окружение,
назад в прошлое пути нет, поскольку нет прошлого, выход один – пробираться
вперед сквозь тернии, полные неизвестности, и естественно, что вся тяжесть
грядущего похода ложилась на плечи многострадального народа, того самого
народа, которого четыре года назад никто не спросил, а хочет ли он того, что
уже случилось и что его ждет впереди.
Ситуация, в которой оказались и страна, и ее лидеры,
представляла собой реальную и большую угрозу. Исходившая от капиталистических
государств потенциальная опасность не являлась мифом, плодом больного
воображения, жупелом для непосвященных. Поведение новой советской власти и
внутри страны, и на международной арене (чего стоят лишь ее отказы от
соблюдения финансовых договорных обязательств царской России!) позволило
иностранным державам сформировать достаточно цельное и ясное представление о
советском руководстве. Западная дипломатия не питала иллюзий в отношении
устремленности государства рабочих и крестьян к мировой революции и экспансии
им "классовой солидарности" с пролетариатом крупнейших
капиталистических стран.
Знаковой идеологической доктриной молодого советского
руководства являлась постоянно озвучиваемая им концепция мировой революции. Ее
разработчик и проводник Л. Д. Троцкий полагал, что только с помощью
"перманентной революции" можно добиться устойчивого поступательного
движения. Иначе – крах, одним не вытянуть затеянного. Однако уже к 1924 г.
волюнтаристичность идеи "всемирного революционного костра" начала
становиться все более очевидной, а рабочие и коммунистические партии как
реальный в понимании Кремля фактор его поддержки и буферная сила между старым и
новым миром оказались слабыми, мало что могущими реально сделать в пользу
"русских собратьев по классу" объединениями. Как правило, они сами
ждали помощи.
Произведенная идеологическая рокировка в пользу
построения социализма в одной отдельно взятой стране, что политически было
закреплено на XIV конференции РКП(б), состоявшейся в апреле 1925 г., лишь
усиливала чувство уязвимости и незащищенности. Следствием этого было постоянное
"разогревание" тезиса о капиталистической угрозе, являвшееся
достаточно результативным средством поддержания в стране, прежде всего среди
молодежи, состояния мобилизационной готовности.
Оказавшись один на один со всеми опасностями, как и
всегда в таких случаях, руководство Советской республики обращает свой взор к
единственной реальной опоре – Красной Армии. Концепция взаимоотношения власти и
главной военной силы была лаконично и четко сформулирована В. И. Лениным на XI
съезде партии: "Мы действительно должны быть начеку, и в пользу Красной
Армии мы должны идти на известные тяжелые жертвы… Перед нами весь мир
буржуазии, которая ищет только формы, чтобы нас задушить" [11, с. 112]. В
дальнейшем тезис о капиталистической опасности стал важнейшим обоснованием
многих крупных внутри- и внешнеполитических акций, предпринятых руководством
Советского Союза.
Высказанная Лениным мысль о жертвах в пользу Красной
Армии обернулась для военных вполне реальными мерами по улучшению условий их
службы и быта. Внимание к содержанию армии и флота проявлялось и прежде,
начиная с 1918 г. Удовлетворение их потребностей было для государства
приоритетной задачей. О том, какое внимание уделялось снабжению Красной Армии,
свидетельствуют следующие цифры. В соответствии с планом государственного
распределения товаров и продуктов на 1920 г., тяжелейший среди всего лихолетья,
Красной Армии было выделено: муки 25 % от общего количества, которым
располагало государство, фуражного зерна, жиров, мыла и хлопчатобумажных тканей
– 40 %, крупы – 50 %, мяса, рыбы и сахара – 60 %, мужской обуви – 90 %, табака
– 100 % [10, с. 25]. При этом снабжение городов и особенно деревень
промышленными товарами в ряде случаев упало до нуля.
Достойное обеспечение Красной Армии было необходимо,
но без принятия созидательных мер оно становилось лишь дополнительной
экономической нагрузкой. Нужно было срочно выходить из экономического кризиса,
и единственный путь к этому пролегал через восстановление народного хозяйства.
Программы восстановления и последующего промышленно-экономического развития
были объединены в единый первый в истории страны и мира общегосударственный
план, известный как план ГОЭЛРО (Подробнее см. [6, 12]).
Рассчитанный на десять лет, план предусматривал
восстановление и развитие экономики, важнейших отраслей промышленности и, в
первую очередь, тяжелой индустрии, как необходимые предпосылки и условия
успешного строительства социализма. Как общегосударственная программа план
ГОЭЛРО носил директивный характер для всех промышленных комиссариатов и
ведомств. В законодательном порядке определялись тенденции, структура и
пропорции развития народного хозяйства, важнейших отраслей тяжелой индустрии,
крупнейших экономических регионов страны.
План представлял собой пример системного подхода к
восстановлению (Программа А) и последующему развитию (Программа Б) всей
индустрии страны, а не только ее энергетического потенциала. Обе части плана
были выполнены в намеченные сроки – в 1926 и 1931 гг. соответственно. По ряду
важнейших характеристик задания были перевыполнены.
Общепризнанный успех плана ГОЭЛРО свидетельствовал о
серьезных политических и экономических достоинствах советской системы.
Предпосылки к развертыванию подобной программы существовали и прежде, но в
условиях развития Российской империи по капиталистическому пути сдерживающие
факторы оказались сильнее. Ими были: а) противоречие между общегосударственной
стратегией отраслевого строительства и существовавшими механизмами
хозяйствования (рыночные отношения, частная собственность на землю и т. д.); б)
отсутствие общегосударственного органа, который обеспечил бы разработку и
реализацию программы развития в масштабах всей страны; в) безынициативность и
инертность государственной власти, что усугублялось объективными трудностями,
связанными с событиями Первой мировой войны.
Выполнение плана ГОЭЛРО показало, что:
1. Максимальный эффект в достижении поставленной в
масштабах государства цели (в данном случае разработка и реализация плана)
обеспечивается в случае единства политических, социально-экономических,
научно-технических и идеологических интересов руководства страны, широких
народных масс и тех специалистов, которые генерируют и претворяют в жизнь
объединяющую всех идею.
2. Индустриальный прорыв в рамках программы ГОЭЛРО
стал возможен благодаря наличию и включенности в ее реализацию таких
объективных и субъективных факторов, как: организационно-политический ресурс,
и, прежде всего, сила и воля большевистского руководства страны; отечественный
промышленно-экономический потенциал; самодостаточная материально-ресурсная
база; территориальная уникальность страны как по занимаемой площади, так и по
климатическому и рельефному многообразию; российская научно-техническая школа;
объединение высококвалифицированных специалистов-единомышленников, русский
национальный менталитет, несущий в себе соборно-общинное начало и
послушно-доверительное отношение к верховной власти.
3. На крутых поворотах истории тоталитарно-централизованное
начало в деле государственно-хозяйственного строительства дает результаты,
которые нельзя получить в условиях политических и экономических свобод.
4. Реалии, связанные с планом ГОЭЛРО, свидетельствуют
об уязвимости и дискуссионности важнейшего постулата марксизма о народе как
главном творце истории. Определяющая роль в разработке и реализации первой
программы социально-экономического строительства Советской России принадлежит
конкретным политическим и научно-техническим лидерам, прежде всего В.И Ленину и
Г.М. Кржижановскому, сумевшим четко сформулировать цели и задачи плана,
выработать методы их решения, мобилизовать все имеющиеся ресурсы на реализацию
намеченного, обеспечить повседневную бесперебойную работу руководимых ими
коллективов.
С выполнением в 1925–1926 гг. Программы А в основном
завершилось восстановление разрушенной индустрии. В 1926 г. по отношению к 1913
г. валовая продукция промышленности достигла 98 %, добыча нефти составила 90 %,
а угля 89 %. Спустя год валовая продукция промышленности уже на 11 % превзошла
уровень 1913 г.; машиностроение дало продукции на 1/3 больше довоенного
показателя; в 1,5 раза возросла мощность электростанций [3, с. 137-138].
Успехи восстановительного периода необходимо
рассматривать в контексте курса на ускоренную социалистическую
индустриализацию. В советском руководстве не существовало разногласий по
вопросу о необходимости ее проведения. Ленинская концепция капиталистического
окружения и исходящей от него угрозы постоянно озвучивалась наследниками вождя
как аргумент в пользу скорейшего развития страны. "Мы не можем длительно
существовать в качестве самостоятельной, в хозяйственном отношении, страны, не
превращающейся в колонию мирового капитала, уклонившись от решительной и
быстрейшей индустриализации и реконструкции всего нашего хозяйства",–
отмечал друг и соратник Ленина, председатель комиссии ГОЭЛРО и созданного на ее
основе Госплана академик Г. М. Кржижановский [13, с. 18–19].
Если необходимость индустриализации никем не
оспаривалась, то методы ее проведения стали предметом бурных дискуссий.
Существовало три главных концепции промышленного развития Советского Союза.
Первая предполагала проведение так называемой "сверхиндустриализации"
с использованием трудовых армий, формируемых путем мобилизации рабочих, установлением
на производстве жесткой военной дисциплины, финансированием промышленных
программ в ущерб населению, и прежде всего крестьянству, итак находившемуся в
бедственном положении. Главный идеолог казарменной индустриализации Л. Д.
Троцкий отмечал, что никакая другая организация, кроме армии, не охватывала в
прошлом человека такой суровой принудительностью, как государственная
организация рабочего класса в тягчайшую переходную эпоху. Именно поэтому он
делал ставку на милитаризацию труда.
Сторонники принципиально иного подхода – Н. И. Бухарин
и др. – ратовали за минимизацию государственного принуждения, ослабление нажима
на частника и вовлечение его капиталов в социалистическое строительство через
рыночные механизмы, соответствие целей индустриализации и возможностей их
достижения, выравнивание темпов развития тяжелой и легкой промышленности,
активизацию экспорта товаров и сырья и закупки на вырученные средства техники.
Третий подход, интегрировавший в себе ряд положений
двух первых в смягченном варианте и занимавший как бы промежуточное положение
между ними, политически был институционализирован на XIV съезде ВКП(б) в
декабре 1925 г. и после этого стал официальной государственной программой
индустриализации страны. Концепция ее развития была сформулирована И. В.
Сталиным следующим образом: "Существо индустриализации состоит не в
простом росте промышленности, а в развитии тяжелой индустрии и прежде всего ее
сердцевины – машиностроения, ибо только создание тяжелой индустрии и собственно
машиностроения обеспечивает материальную базу социализма и ставит страну
социализма в независимое от капиталистического мира положение" [14, с.
107].
В рамках программы индустриализации предстояло
"переоборудовать на основе новой техники старые заводы и фабрики; создать
отрасли индустрии, которых в стране не было; построить металлургические,
машиностроительные, станкостроительные, автомобильные, тракторные и химические
заводы; наладить собственное производство двигателей и оборудования для
электростанций; увеличить добычу металла и угля; создать новую военную
промышленность; построить заводы современных сельскохозяйственных машин и тем
подвести материально-техническую базу под сельское хозяйство; обеспечить
переход миллионов мелких единоличных крестьянских хозяйств к крупному колхозному
производству" [3, с. 137-138].
Программа индустриализации была полностью выполнена в
период первого, второго и третьего пятилетних планов. Главным историческим
достижением стал выход СССР к концу второй пятилетки по суммарному производству
промышленной продукции на первое место в Европе и второе в мире. Маховик
индустриального могущества Советского Союза, раскрученный в первую, вторую и
третью пятилетки, обеспечил победу в войне с фашистской Германией, послевоенное
ракетно-ядерное равенство с Западом, возможность сохранения в период
семидесятых – конца восьмидесятых годов всего достигнутого прежде.
Список литературы
1. Козлов Б. И. Академия наук СССР и индустриализация
России. М.: Akademia. 2003. 270 с.
2. Лельчук В. С. 1926–1940 годы: завершенная индустриализация
или промышленный рывок // История СССР. 1990. № 3. С. 3-25.
3. СССР. Энциклопедический справочник. М.: Советская
энциклопедия. 1982. 607 с.
4. Соловьева А. М. Развитие паровой энергетики в
промышленности России в XIX в. // История СССР. 1978. № 2.
5. Речь товарища И. В. Сталина на предвыборном
собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946
года // И. Сталин. Речи на предвыборных собраниях избирателей Сталинского
избирательного округа г. Москвы 11 декабря 1937 г. и 9 февраля 1946 г.
Челябинск: ОГИЗ. 1946.
6. Дьяков А. Ф., Гвоздецкий В. Л. План ГОЭЛРО в
отечественной энергетике XX столетия // Строители России. XX век.
Электроэнергетика. М.: Мастер. 2003. С. 12-28.
7. Шершов С. Ф. Ленинско-сталинская электрификация
СССР. М.-Л.: ГЭИ. 1951. 272 с.
8. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3.
9. Бутенко А. Цена страха // Независимая газета. 1999.
27 августа.
10. Гражданская война 1918–1921. Т. 1. Боевая жизнь
Красной Армии. М.: Изд-во "Военный вестник". 1928. 376 с.
11. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45.
12. Гвоздецкий В. Л. Вопросы теории планирования
народного хозяйства в плане ГОЭЛРО // ВИЕТ. 1980. № 4. С. 11-20.
13. Кржижановский Г. М., Горев А. А. и Есин В. З.
Четыре года электрификации СССР. М. 1925.
14. Краткая биография И. В. Сталина. М.:
Госполитиздат. 1947.
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/