Центральное и областное
управление при Саманидах в Мавераннахре в IX - X веках
С именем Исмаила
Самани связана организация центрального и областного управления в саманидском
государстве.
С точки зрения
аббасидов такого государства не существовало, и правителя его они рассматривали
лишь как своего наместника. Фактически же саманидское государство было для
своего времени крупнейшим на Востоке, превышавшим по своей территории и
богатству тогдашний халифат.
Саманиды именовали
себя всегда эмирами, никогда не претендуя на титул “эмира правоверных”, который
носили халифы. Однако некоторые восточные авторы, как например, Ауфи, титулуют
так представителей династии Саманидов, в том числе и Исмаила Самани.
Во времена аббасидов,
в период царствования халифов: Мансура (754 - 775 гг.), Махди (775 - 785 гг.),
Харун ар-Рашида (786 - 809 гг.), Мамуна (813 - 833 гг.) - в халифате сложилась
более или менее стройная система центральных ведомств (диванов) по управлению
государством. Система эта, оформившаяся не без влияния персидских традиций
сасанидской эпохи, имела немало недочетов, но в условиях малоразвитых
феодальных отношений вполне удовлетворяла потребностям государственного
управления обширными территориями халифата.
Проводя свои реформы,
стремясь к установлению твердой центральной власти, Исмаил Самани построил
государственный аппарат в духе упомянутой выше системы центральных диванов,
внеся в нее некоторое упрощение и усовершенствование.
По словам
В.В.Бартольда, “через всю систему восточномусульманской политической
организации красной нитью проходит деление всех органов управления на две большие категории: на
дергах (дворец) и диван (канцелярию)”.
В условиях феодального
общества деление это, однако, носило во многом формальный характер, так как
должностные лица дергаха вмешивались во многие стороны политической жизни.
Большую политическую
власть осуществлял сахиб харас, или
эмири харас, который был исполнителем всех приговоров саманидского эмира.
Функции этого должностного придворного лица выходили далеко за пределы двора. В
распоряжении сахиб хараса, согласно Низамульмульку, должна было быть 50
чубдаров (ликторов) - 20 с золотыми палицами, 20 - с серебряными и 10 - с
деревянными.
Как и при дворах
других феодальных государств Востока, а также и Запада, у Саманидов были
стольники, кравчие, конюшие и др.
Очень важным и
влиятельным лицом при дворе быль вакиль - заведующий всех хозяйством дергаха.
Центральное управление
состояло из 10 диванов. Наршахи приводит нам их названия при описании площади
Регистана, вокруг которой при Насре II (914 - 943 гг.) для них специально было выстроено десять зданий.
Главным из диваном был
диван везира, или ходжа-и-бузурга. Он возглавлял все центральное управление
государством, и ему были подчинены начальники остальных диванов. В условиях
феодального общества при саманидах право занимать должность везира фактически
закрепилось за тремя домами-династиями: Джейхани, Бал’ами и Утби. По
установившейся практике, в случае отстранения везира, его преемник приглашался
из другой фамилии.
Видное место в системе
центрального управления занимал диван мустауфи - высшего финансового чиновника,
ведавшего доходами и расходами государства. В распоряжении мустауфи, или, как
его иначе именовали, хазинадар, состоял штат особых счетчиков, которые
приводили в систему и ясность доходы и расходы
государства.
Большим влиянием
пользовался диван ар-расаил, или диван инша, называемый также диван
амид-аль-мульк. Это было специальное центральное ведомство по составлению
официальных документов. Через него проходили все важные государственные бумаги.
Кроме того, диван ведал и дипломатическими сношениями с другими государствами.
Не только при саманидах, но впоследствии и при газневидах, диван ар-расаил
играл весьма существенную роль в политической жизни.
Немалое значение в
системе управления, повидимому, имел диван шурат, возглавляемое сахиб шуратом.
Это было ведомство по управлению саманидской гвардией. При скудности имеющихся
у нас письменных известий затруднительно выяснить его отношение к
хаджиб-и-бузургу, который, ведая дергахом, состоял при дворе и в какой-то мере
являлся главой всей тюркской гвардии. Помощник сахиб шурата по хозяйственной
части - ариз - производил выплату саманидскому войску жалования, которое
выдавалось четыре раза в год, через каждый три месяца. Однако ариз не только
ведал войсковой казной, но и следил за состоянием войсковой дисциплины,
снаряжением, провиантом и фуражом. При аризе работала специальная канцелярия -
диван-и-арз. Ее значение особенно возросло при газневидах.
Диван берид - почта -
при саманидах обслуживала правительственные государственные нужды. В
распоряжение сахиб берида, то есть главы почтового ведомства, в отдельных
городах находились местные почтовые чиновники с целым штатом гонцов и большим
количеством почтовых лошадей. Почтовые чиновники на местах не подчинялись
местным властям - хакимам, а целиком зависели от своего центрального ведомства.
В обязанности чиновников берида входила
не только быстрая доставка правительственных сообщений и известий, но и
отправка их личных секретных донесений о поведении того или иного представителя
местной власти.
На жизнь городов при
саманидах особенно существенное влияние оказывал диван мухтасиба. В обязанности
его входило, прежде всего, наблюдение за весами и гирями торговцев. Кроме того,
мухтасиб и его помощники должны были наблюдать за точным выполнением норм
продукции, выпускаемого городскими ремесленниками. Мухтасиб имел право
протестовать против выпуска товаров пониженного качества, мог также запретить
продавать по повышенной цене мясо, хлеб и другие продукты первой необходимости.
В дальнейшем
установилась практика, согласно которой мухтасибы получили право следить за общественной
нравственностью горожан, наблюдать, чтобы они посещали мечети, не пили вина и
т.д.
Должность мухтасиба
была широко распространена на мусульманском феодальном Востоке; они имелись в каждом, даже небольшом городе.
Мухтасибов с одними и теми же функциями мы встречаем одинаково и на отдаленном
востоке халифата - в Самарканде и Бинкенте (Ташкенте).
Общий контроль и,
главным образом, контроль над расходованием казны в саманидском государстве
осуществлял диван мушрифов, то есть наблюдателей. Ввиду того, что в условиях
феодального общества трудно было отделить казну государя от казны государства,
причем больше всего поглощал денег и других средств дергах, - наблюдение
мушрифов касалось главным образом расходования сумм, идущих на содержание двора
правителя.
Меньшее значение
имели: диван аз-зия, то есть государевых поместий, диван казия, возглавляемое
главным казием, и диван вакфов, то есть дарственных и других имуществ
мусульманских учреждений.
Система центральных
диванов находилась в тесной связи с местным управлением. В областных центрах,
которые в арабской географической литературе носят названия касаба, имелись
если не все, то во всяком случае большинство из перечисленных диванов.
Областные диваны подчинялись, с одной стороны, местному хакиму, иногда именуемое везиром, а с другой
стороны, - центральным диванам соответствующих ведомств.
Наряду с хакимом,
который иногда назывался староиранским термином кедхуда[1]
,
управлением города ведал раис. Впоследствии, например, в XVIII в. этим термином
обозначали мухтасибов; при саманидах же раис был главой города,
назначаемое непосредственно самим
правителем, но из среды местной знати или, чаще, местного высшего
мусульманского духовенства.
Мусульманское
духовенство пользовалось в X в. в саманидском государстве особенно большим
влиянием. В Средней Азии был широко распространен ханифитский толк, один из двух
наиболее ортодоксальных в мусульманском мире. Только в Хорезме при саманидах, и
даже позже, значительное распространение получило мутазилитское направление[2]
— культурное наследие лучших времен
аббасидского халифата первой половины IX в. В Бухаре и Самарканде, однако,
мутазилиты имели очень мало сторонников и влияние на политическую жизнь не
оказывали.
Глубокий след в Бухаре
оставило более радикальное учение —
карматское, одно время имевшее последователей даже в правительственных и
придворных кругах. В общем же, в религиозной жизни при саманидах господствовали
ханифиты, занимавшие все высшие духовные должности. Главой местного духовенства
при саманидах в Бухаре являлось лицо, носившее титул “устад” (учитель);
впоследствии это наименование было вытеснено другим — “шейх ул-ислам”. Самани приводит имя одного из устадов,
занимавшего эту должность еще при Исмаиле.
Второй по значению
после устада (шейх ул-ислама) в среде высшего мусульманского духовенство была
должность хатиба — официального лица,
имевшего право произносить хутбу (проповедь) во время пятничной молитвы в
соборной мечети.
Поступить на службу в
какой-нибудь диван и особенно сделаться ответственным чиновником было нелегко.
Требовалось не только принадлежность к среде дехкан или духовенства, не только
связи, но и определенные знания. В X в. в больших городах имелось довольно
много людей, которых современники называли “ахл-ал-калам”, то есть люди пера.
Они обычно не только владели арабским, таджикским и персидским языками, хорошо
знали коран, основные нормы шариата, но были начитаны в литературе и даже имели
кое-какие сведения в разных науках. Только с такой подготовкой и обязательно из
Среды людей “благородного” происхождения вербовались чиновники на разные
должности в правительственных диванах и других учреждениях. Это была своеобразная
феодально-чиновничья культура, которая на Переднем и Среднеазиатском Востоке
имела давние традиции, более всего
обогащенные опытом сасанидского государства.
При аббасидах эти
традиция развились и окрепли, а при дворе и в диванах Саманидов достигли своего
высшего расцвета. В таджикском языке того времени широко распространен был
термин “дабир”, который в широком понимании этого слова обозначал личного
секретаря, а в узком (в XII в.) — финансового чиновника. Из числа дабиров,
понимая это слово в его широком значении, и набирались высшие кадры
саманидского чиновничества.
В книге “Чахар
Макала”, написанной на таджикском языке в XII в. Арузи ас-Самарканди, имеются
главы о дабирах.. По его словам, профессия дабира основывается, прежде всего,
на умении обращаться с людьми. Дабир должен в совершенстве владеть искусством
похвалы, осуждения, дипломатии и даже тонкой провокации. Во всякой обстановке
он должен быстро найти наилучший способ выразить нужное в письменном виде.
Более всего дабир
должен заботиться о чести своего господина, которым мог быть начальник
центрального или местного дивана, правитель какого-нибудь вилойета или просто
знатный дехкан, живущий в своем замке. Главная обязанность дабира — вести переписку своего господина.
Саманидское чиновничество,
как чиновничество аббасидского государства, отличаясь знанием канцелярского
дела, обладало и характерными пороками — процветали взяточничество и незаконные
поборы в личную пользу, которые тяжело отражались на положении народа.
Большую роль в жизни
саманидского правителя, дергаха и государства играла гвардия из тюркских
гулямов. Хотя Туркестан и Мавераннахр были давними и постоянными поставщиками
тюркской, вышколенной в военном отношении молодежи, однако только Саманиды
привлекли ее впервые ко дворцу в качестве личной гвардии.
Низамульмульк в своем
замечательном сочинении “Сиасет-намэ” — “Книге об управлении” — подробно
рассказывает о дворцовой гвардии Саманидов. Купленный на рынке гулям (отрок), по большей части из гузов
(туркмен), попадая в гвардейский отряд при саманидском дворе, проходил первый
год службы пешим, не имея права, под страхом наказания, даже сесть на лошадь.
Носил он в то время простое платье из хлопчатобумажной ткани зандани. На второй
год гулям получал лошадь с простой сбруей; на третий — на нем в качестве
отличительного признака его состояния уже появлялся пояс-карачур, на пятый год
гулям получал лучшую одежду и уздечку со звездами, а на седьмой — в случае,
если за ним не было никаких проступков, — чин висак-баши, то есть “начальника
палатки”, команда которой состояла вместе с ним из четырех человек. В качестве
знака своего чина гулям носил высокую черную войлочную шапку, шитую серебром, и
дорогую гянджийскую обувь.
Наиболее способные и
заслуженные из гулямов могли достигнуть должности хайль-баши — начальник
конного отряда, а затем и хаджиба.
В халифате термином
“хаджиб” обозначали важный придворный чин, нечто вроде камергера. Повидимому,
впоследствии этот чин стали давать и начальникам из тюркской гвардии, поскольку
последние несли в самом дворце, кроме функций охраны, еще и обязанности
хаджибов. При саманидах и вслед за ними при газневидах, караханидах и
сельджукидах термин “хаджиб” прочно
установился за придворным “военачальником” над тюркскими гулямами. Главный
среди хаджибов носил арабский титул “хаджиб ул хаджиб” (хаджиб хаджибов) или
персидский — “хаджиб-и-бузург” (великий хаджиб). Это был один из самых высших
придворных чинов саманидского государства.
Нечего и говорить,
какое огромное влияние при дворе имели хаджибы, особенно хаджиб-и-бузург. Начав
свою карьеру с низов, такой тюркский гулям в какой то момент своей военной
карьеры переходил на положение вольноотпущенного и становился в ряды
привилегированных подданных.
Основной задачей
тюркских гулямов была охрана власти правителя и его дома внутри самого
феодального государства. Однако гвардии приходилось участвовать и в военных
действиях против внешних врагов.
Наряду с гвардией,
существовал другой род войск. По словам Ибн Хаукаля, это войско составлялось
“из свободных дехкан (из тех, кто знает свое дом (дар), свое место, свою семью
и своих соседей”. Из этих слов ясно, что речь идет об ополчении, которое
приводили с собой местные владетели, сохранившиеся еще во многих областях
Мавераннахра. Ибн Хаукаль подчеркивает боевые качества этого ополчения, так как
оно, по его мнению, состояло не из черни (салики) и не случайных людей.
Во время несения
военной службы, пишет Ибн Хаукаль, ополчение получало хорошее довольствие и
видело много забот о себе со стороны правительства. Ополчение созывалась в
случае грозившей стране военной опасности или предпринимаемого похода, причем
как говорит Ибн Хаукаль, кроме получаемого ополченцами правительственного
снабжения, они содержались в какой-то мере и на собственные средства. Макдиси,
описывая большую полунезависимую область саманидского государства — Чаганиан,
говорит, что “оно поставляла около 10 тысяч воинов на своем содержании и на
своих лошадях”. Повидимому, все зависело от конкретной обстановки: в одних
областях доля местного снабжения была больше, а в других — меньше. В походе же,
надо думать, снабжение шло главным образом за счет государства.
Такова в кратких
чертах система центрального и областного управления в Мавераннахре при
саманидах. Нельзя забывать, что централизация власти происходила в обстановки
феодального общества и государства, в состав которого входил ряд
полунезависимых владений. Макдиси пишет: “В том климате (здесь: в той стране)
все подчинены дому Саманидов и платят (ему) харадж, за исключением эмира
Седжестана (Сеистана), Хорезма, Гардж аш-Шара (Гарчистана), Джузджана, Реста
(Решта), Газны и Хутталяна”. Если к этому прибавить, что харадж не платили
также владетели Чаганиана и Исфиджаба, то получится большая группа областей,
числившихся в составе саманидского государства, но фактически в весьма малой
степени зависевших от его правительства. Это обстоятельство очень подрывало
авторитет центральной власти и часто осложняло положение и в других городах и
областях. Разные местные владетели хотели видеть себя полными хозяевами своей земли. Центробежные тенденции в конце
концов оказались настолько значительными, что подорвали, как мы увидим ниже,
политическую мощь саманидского государства. Это произошло как раз в тот период,
когда военачальники тюркской гвардии, сами ставшие к середине X в. крупными
земельными собственниками, перестали быть надежной опорой саманидской династии
и начали принимать активное участие в мятежах, направленные против нее.
При подготовке данной работы были использованы материалы с
сайта http://www.studentu.ru
[1]
В ту эпоху
термин “кедхуду” имел несколько узких значений: он употреблялся и в значение
“хорошего хозяина”, каковым должен был быть хаким в своей области.
[2]
Это
рационалистическое направление в исламе стремилось связать философию с
мусульманским богословием и хотело рационалистически осмыслить то, что
ортодоксальные толки требовали принять на веру, без всякого объяснения.