ИЗ ИСТОРИИ ГРУЗИНСКОЙ АГИОГРАФИИ: "МУЧЕНИЧЕСТВО БИДЗИНЫ,
ШАЛВЫ И ЭЛИСБАРА"
Полное название
памятника грузинской агиографической литературы начала XVIII века, впервые
переведенного нами на русский язык, - "Похвальное слово святым мученикам
Бидзине, Шалве и Элисбару и сведения об их мученичестве". Его автор (уже
упоминавшийся в публикации "Мученичества царя Луарсаба" [Цулая Г.В.
Из истории грузинской агиографии "Мученичество царя
Луарсаба"//Этнографическое обозрение. 1998.№2]) - один из видных
грузинских иерархов и культурных деятелей конца XVII - начала XVIII века из
Лавры Давида Гареджи (Восточная Кахети) Виссарион Орбелишвили [Кавтариа М.Н.
Жизнь и творчество Виссариона Орбелишвили//"Моамбе" Института
рукописей. Тбилиси, 1959. На груз.яз.]
Как видим, в
самом названии памятника отмечена его особенность: перед нами мартирий не
только повествовательного, но и панегирического характера. Автор возносит
похвальное Слово своим героям, замученным персами грузинским аристократам, как
видно из самого текста, с церковного амвона к прихожанам с назидательной целью.
Виссарион Орбелишвили призывает их быть в предстоящих своих подвигах
бескорыстными, подобно героям "Слова..." Все начало слова-мартирия
пронизано назидательным смыслом. "И в том воля их, дабы и мы не остались
непричастными к благодеяниям их ... Ибо ежели будешь непрестанно славить
мучеников и вожделевать отваги их, то когда наступит пора, - и тебе быть ревнителем
подвигов их ... н ныне и присно предлежит нам подвиг венценосный ..." и
т.д.
Это обращение
не только напоминало о сравнительно недавнем прошлом, но делало
"Слово..." весьма актуальным и для времени его написания, "ибо
потому как насильники безбожные понуждали их к отречению, так и невидимые
насильники делами злыми денно и нощно понуждают нас к отречению.
Противостоянием дьяволу и наносимые им страдания в меру сил обратим вспять
..." и т.д. Таким образом, события, имевшие место почти за полвека до их описания,
все еще были живы в памяти людей, а назидания грузинского ученого иерарха в
контексте критической политической ситуации в Грузии в начале XVIII в. были
злободневны с точки зрения не одного только Виссариона и имели далеко не
отвлеченный характер.
В основе
произведения Виссариона Орбелишвили лежит исторический факт. Упомянутые в
"Похвальном Слове ..." персонажи - живые исторические лица,
засвидетельствованные и в других, собственно исторических писаниях грузин. Если
Виссарион и не был свидетелем описываемых им событий, то наверняка мог быть
знаком с представителями старшего поколения, очевидцами фактов тех трагических
дней в Кахети, и пользоваться их рассказами. Именно данный момент придает
"Мученичеству Бидзины, Шалвы и Элисбара" историчность, делает его
более ценным письменным источником, чем большинство сочинений агиографического
жанра, что, между прочим, составляет особенность грузинской житийной
литературы. Виссарион подчинил исторически реальный материал тому церковному
жанру, в котором он, как иерарх и писатель, подвизался. Кроме того, это
обстоятельство указывает на преемственность поздней грузинской агиографии с
древней, само название которой, по-грузински "Цховреба" -
"Жизнь", в грузинском изначально стало обозначать "Историю"
("историописание") [Джавахишвили И. А. История грузинской литературы.
Соч.Т.VIII. Тбилиси, 1973. На груз. яз.].
После разорения
Кахети шахом Аббасом I, "ежели где-либо сохранились люди, стали понемногу
обустраивать разоренные места кахетские". Восстановление Кахети, к тому же
силами местного населения, естественно, не могло входить в намерения преемников
шаха Аббаса I. С приходом к власти шаха Аббаса II (1642 - 1666) Кахети вновь
стала ареной кызылбашского засилья. Аббас II, очевидно, представлял, что
попытки покорения неподдающейся иноземной власти маленькой Кахети одними лишь
военными методами не дадут желаемых результатов, и потому решил омусульманить
ее иным способом. Он окончательно обратился к замыслам своих предшественников -
заселить Кахети иноверными туркменами, в публикуемом произведении часто
называемыми элиями (туркм. "народ"). Попытка персов реализовать этот
план имела место и в XVIII в.. [Бердзенишвили Н.А. Из прошлого Восточной
Кахети//Бердзенишвили Н.А. Вопросы истории грузии. Т. Ш. Тбилиси, 1966. С.269.
На груз. яз.] Вот почему, как мы уже сказали, идея написанного в начале XVIII
века произведения Виссариона Орбелишвили звучало для того времени злободневно.
В 1657 г. в
Кахети было поселено около 80.000 элиев (груз. также синоним скотоводов и
кочевников) или "татар", как часто их именует автор публикуемого
мартирия. В памятнике говорится, что персы "прислали бесчисленный улус
татарский (= туркменский) со всем их семейством и (пешим) воинством и со всем
их имуществом ... дабы сполна истребить христианство ... И переполнилась ими
область Кахетская, ибо никто не был в силах противостоять им, ввиду их
множества ... И стали поселяться ... по обе стороны берегов Алазани и во всех
местах Кахети ... Нигде не поминалось имя Христа, опричь некоторой малости в
горах среди тушов и хузов и окрестных тех местах". Все "Мученичество
Бидзины, Шалвы и Элисбара" (равно как и другие памятники житийной
литературы грузин) посвящено исключительно борьбе "за веру Христову".
Еще задолго до XVII в. на Кавказе этноним грузин был синонимом православного
христианина. В XVII в.; в эпоху глубокого кризиса христианства побывавший здесь
турецкий ученый, путешественник н современник описываемых в нашем памятнике
событий, Эвлия Челеби с иронией иноверца-османа писал, что грузины,
"приняв христианство и чванясь этим, руководствуются Евангелием".
[Эвлия Челеби. Книга путешествий. Т.3. М.,1983. С.184]
Туркменам,
враждебным и чуждым во всех отношениях местному населению, нужно было создать в
Кахети гарантии своей безопасности. С этой целью персы воздвигли здесь
несколько крепостей. Стратегически наиболее важная из них была расположена в
селе Бахтриони. Эта крепость давала персидскому гарнизону возможность особенно
надежно контролировать пути, ведущие из высокогорной части Кахети, населенной
воинственными горцами, весьма опасными для "татар" - туркменов.
Образ жизни и
хозяйствования элиев, кочевых скотоводов, был принципиально отличен от образа
жизни, обычаев и культурно-хозяйственного типа кахетин - в основном
виноградарей и хлеборобов. Туркмены вырубали леса, сады и виноградники и
повращали их в пастбища. Опасность нависла и над горцами Восточной Грузии,
которые традиционно содержали себя хлебом и вином, производимыми в равнинной
Кахети, а также исстари пользовались здесь зимними пастбищами. [Очерки истории
Грузии. Т.IV. Тбилиси, 1973. С.331. На груз.яз.]
Вожаки элиев
("татар" - туркменов) установили деспотический контроль над
населением Кахети. По словам персидского историка того времени Мухаммеда
Тахера, элии лишь к тому и стремились, чтобы господствовать над грузинами, и
потому между этими "двумя народами возникали распри и столкновения"
[Сведения Мухаммада Тахера о Грузии. Материалы по истории Грузии и Кавказа.
Тбилиси, 1954. С. 394. На груз.яз.]. Одним словом, причин для антииранского
восстания в Восточной Грузии было достаточно.
Народное
сопротивление захватчикам, как видно, началось сразу же после заселения Кахети
"татарами" - туркменами. По свидетельству источников, письменных и
фольклорных, застрельщиками народного восстания были горцы Восточной Грузии, в
частности тушины, развернувшие партизанскую войну против "татар" -
туркменов и созданных здесь кызылбашских гарнизонов [Очерки истории Грузии.
Т.IV. С.331.]. Устное народное творчество восточных грузин соохранило имя вождя
этого сопротивления, народного героя Зезва Гаприндаули, фамилия которого,
скорее всего, прозвищного значения и в переводе означает "Летящий",
"Парящий", что может указывать на стремительный характер
возглавляемого им движения.
По данным
публикуемого сочинения видно, что борьба против иноземцев в Кахетии приняла
общенародный характер. Феодалы и подневольные крестьянские массы объединились,
на время "забыв" свой внутренний антагонизм. По словам Виссариона
Орбелишвили, инициатором восстания был, впоследствии замученный персами кахетский
стольник Бидзина Чолокашвили. Он "отправился к обоим эриставам картлийским
- арагвскому и ксанскому и поведал им обо всем" и просил помощи для
противостояния персам. Ксанский и арагвский эриставы выразили готовность к
восстанию. Однако Виссарион Орбелишвили ничего не пишет о возникшем поводе для
всеобщего антииранского выступления грузин. И это, как увидим ниже, весьма
понятно для него как церковного автора. Другие источники свидетельствуют, что
непосредственным поводом для восстания послужил противный закону Божиему
поступок, совершенный поселенными в Кахети туркменами. Об этом сообщают
историки первой половины XVIII в. Бери Эгнаташвили и Вахушти Багратиони.
Бери
Эгнаташвили (начало XVIII в.), хорошо осведомленный об описываемых Виссарионом
событиях, пишет: "Тогда неверные агаряне насильничали по всей Кахети и
нанесли много зла жителям Кахети, разорили и осквернили святые церкви. Тогда
некий путник - священник шел одиноко в Кахети по пути своему. И на пути том
встретились этому иерею несколько татар. И схватили его те враги неверные и
завистники веры Христовой. Насильно связали священника и произвели над ним
нечто мерзостное, которое суть грех содомский и отпустили. А священник тот
пошел и явился в Душети. Сидели вместе эристав Заал и супруга его. Склонил пред
ними священник колени и взмолился: "Ты Заал эристав и правитель Кахети, а
неверные агаряне разорили Кахети сполна и меня схватили в пути и произвели
надругательство надо мной, связанным по рукам, осрамили, свершив надо мной дело
несказанно срамное. И отныне ответ за это ты держи, ты должен ответствовать
Богу, ибо тебе вверена Кахетия. [Бери Эгниташвили. Новая история
Грузии//Картлис цховреба. Т.II. Тбилиси. 1959. С.438. На старогруз.яз.]
О
надругательстве персидскими насильниками над священником как поводе к
всенародному восстанию против поселенных в Восточной Грузии "татар"
говорит кратко и историк Вахушти Багратиони. Взамен престарелого царя Ростома,
говорит Вахушти, персы в 1657 г. посадили в Кахети правителем Салимхана.
Правление Кахети он делил с арагвским эриставом Заалом ("Салимхан правил
Кахети, советуясь с ним"). По Вахушти Багратиони, именно Салимхан
верховодил массовым заселением элиями (туркменами) Кахети, центром которых
стала, как свидетельствуют источники, возведенная ими в деревне Бахтриони
крепость. И стали они, пишет историк, "осквернять святые церкви и
превратили их в стойбище своих стад, было и горя премного от них в Кахети и от
воров леков". Но Салимхан, пишет Вахушти, в отношении всего производимого
врагами в Кахети был безразличен. "Но однажды некий священник шел по
центру Кахети, схватили его татары и осквернили (грехом) Содома и
отпустили". Оскверненный пастырь предстал "пред Заалом и говорил так:
"Тебе вверена почти вся Кахети. Ныне надо мной надругались татары, за что
ты же ответишь Христу в великий День Суда". Слыша это Заал взял клятву с
подданых и пшав-хевсур-тушов и Бидзины стольника и эристава Ксанского и Шалвы с
его братом Элисбаром ...Собрал их всех". "Вначале напали на Бахтриони
и сокрушили и истребили татар". Сам Заал, очевидно, по старости не
принимал непосредственного участия в восстании, возложив всю ответственность на
своего сына Зураба. "Затем (напали) на Алаверди и затем истребили элиев по
всей Кахети, ибо не оставили даже грудных младенцев в колыбели и освободили
Кахети. До Карагаджа не дошли, потому как Салимхан ушел оттуда, а там сидел
Муртазахан, и вернулись победно" [Вахушти Багратиони. Описание Царства
Грузинского. Тбилиси. 1973. С. 600. На старогруз.яз.]
События в
Кахети, судя по мартирию, не привели шаха Аббаса II в замешательство, хотя
персы были раздражены и происшедшее "великим для себя позором и потерей
сочли". Шах велел главарю Гандзийскому возглавить Кахети, но тот "в
страхе не дерзнул войти в нее".
Правитель велел
грузинскому царю, Вахтангу, притворно омусульманившемуся и потому носившему
второе имя Шахнаваз "дабы тот выдал ему отважных сих христианских
ратников" и, как уверяет Виссарион Орбелишвили, "царь схватил троих
блаженных и представил их шаху Аббасу в Персии". Шах в свою очередь выдал
их тому самому хану Ардаланскому, который со всеми своими "татарами"
был изгнан из Кахети.
Далее
происходит типичный и исторический вполне реальный факт в отношениях персов к
грузинам. Персы не собирались физически уничтожить грузин и даже высоко ценили
их как известных в то время воинов. Они требовали от последних лишь одного -
отречения от христианства и принятия ислама, что, собственно, и предопределяло
полное этническое вырождение народа. Поэтому-то и в борьбе "за
христианство" как бы аккумулировалось освободительное движение грузин в
течение всего средневековья.
Автор
мученичества грузинских эриставов передает слова, с которыми шах якобы
обратился к хану Ардаланскому (важна не их аутентичность или неаутентичность, а
вполне реальный смысл):"Я не желаю смерти их, ибо они весьма полезны
против врагов и супротивников наших. Вынуди их отречься от веры их: ежели они
отринут веру свою и станут мусульманами, они будут удостоены нами великой
почести и множества даров". И это, надо сказать, были не просто слова, но
вполне возможная перспектива закованных в кандалы грузинских аристократов.
[Вообще участие грузин на службе у персидских шахов - тема особая, но, по
нашему мнению, до сих пор недостаточно изученная. Из ряда фактов можно
упомянуть историю Алаверди-хана, одного из видных военных и государственных
деятелей периода правления шаха Аббаса I. Его подлинная фамилия Уедиладзе; по
словам европейских авторов, подвизавшихся при персидском дворе, шах говорил о
нем: "Вся Персия повинуется мне, а я повинуюсь Алаверди-хану" (Гиоргадзе
Б.Г. Реаляция Дона Антонио де Говеа "Война между Шах Аббасом и султаном
Мухмудом и его сыном Ахмедом")// Вопросы истории феодальной Грузии. Кн.1
(Сборник). С.90.На груз.яз. )] И такие люди среди грузин встречались даже в
окружении Элисбара и его близких соратников. Автор мартирия сообщает факт,
пусть даже с нарочитой гиперболизацией (прием, типичный для агиографа), ужасов
пыток героев: когда палачи "словно пашню, бороздили тело Эристава
Бидзины", то бывшие при нем немногочисленные слуги "стали уговаривать
их подчиниться воле" персов, но истязаемые "глянули глазами гневными
на них ..." и т.д.
Предательство
грузин в данном случае, как и прежде, имеет свое историческое объяснение. Оно
связано главным образом с местом Ирана в этом регионе как цивилизованной
страны. Несмотря на нашествия иноверных врагов - "арабов, персов, турок и
лезгин, смотревших на свои вторжения в христианскую землю, как святое
дело" [Марр Н.Я. Возникновение и расцвет древнегрузинской светской
литературы// Журн.Министерства народного просвещения. 1899, декабрь.
Ч.CCCCXVI.С.230], грузины были всегда готовы, в силу своего развития,
воспринять культурные элементы даже тех иноверных государств, которые считали
завоевание Грузии "святым делом".
Цветущее
состояние литературы и художеств как в домонгольском Иране, так и в эпоху
пришедших к власти в XVI в. сефевидов "не могло пройти без следа для
Грузни, которой, благодаря духовным писателям, давно были привиты литературные
интересы". [Марр Н.Я. Указ соч. С. 239] Влияние Ирана на грузинскую
культуру, а через нее даже на устное творчество грузин было столь значительным,
что сами грузинские деятели во все времена признавали факт "жизненной
необходимости для грузин в знании персидского языка" [Марр Н.Я. Указ соч.
С. 232], как параллельно с этим греческого (грузинские "западники") и
уже в XVIII - XIX вв. - русского".
В таких
условиях определенная категории грузин, свободно владевшая персидским языком,
либо из страха перед грубой силой, либо из карьерных соображений принимала
ислам, уходила на службу к персам. Там ренегаты находили вполне благополучную
жизнь и даже нередко достигали высокого общественного статуса.
Сведения о
выдаче картлийским царем Вахтангом - Шахнавазом Бидзины, Шалвы и Элисбара
персидскому шаху повторяет и ученый - католикос из рода Багратидов Антоний I
(1720 - 1788), явно следуя в данном случае епископу Виссариону, которого он
неоднократно с почтением упоминает и цитирует. Но в отличие от своего источника
Антоний дает этому факту объяснение, особо подчеркивая свое отрицательное
отношение к грузинским царям, как известно, формально принимавшим
мусульманство, чтобы удержаться на троне.
Узнав о
результатах Бахтрионского восстания, пишет Антоний, "царь Аббас почел это
за позор для себя, (а также) равных себе и подданных своих и написал царский
указ Вахтангу Четвертому (в оригинале так назван Шахнаваз-Вахтанг V.-Г.Ц.), ибо
тогда из-за грехов наших грузины пребывали под персидским ярмом рабства, а
после царя Теймураза Первого и цари грузинские, чтобы царствовать в Грузии,
отрекались от Христа. Повелел (шах Аббас) схватить их и отправить к царю в
Испагань, царствующий город персов, всех троих тех воинов
Христовых".[Памятники древнегрузинской агиографической литературы. Т.VI.
(Изд. Э.Габидзашвил и М.Н.Кавтариа) Тбилиси, 1980. С. 178. На древнегруз.яз.] И
далее: "Ведомо нам, как цари были закованы в оковы безбожия и сии славные
наши добродетели были ими закованы в железные оковы за Христа".
[Памятники... Т.VI. С. 179-180.]
Таким образом,
высший иерарх Грузии, сам из рода правящей династии, видел в данном поступке не
только свидетельство тяжести персидского ига в Грузии, но и, с его точки
зрения, покорное вероотступничество грузинских царей.
Но, как
выясняется, Католикос Грузии был недостаточно корректен. Это подтверждается
авторами исторических повествовании и сведениями публикуемой нами одной из
синаксарных версий "Мученичества Бидзины, Шалвы и Элисбара". Сведению
пространной версии о причастности Вахтарга-Шахнаваза к выдаче персидскому
правителю всех трех мучеников противоречат, что особенно важно, сочинения таких
признанных авторов первой половины XVIII в., как уже упомянутые Бери
Эгнаташвили и Вахушти Багратиони
После того,
говорится в обеих синаксарных редакциях мартирия, одну из которых мы публикуем
ниже, как грузины освободили Кахети "от татар шаха Аббаса",
"тогда главарь Кахоти, коего звали Менфеикархан, хитростью схватил сих
святых и отправил к царю персидскому шаху Аббасу Малому. Он же выдал их султану
Ардаланскому, который прежде был обращен в бегство во время истребления татар
(в Кахети)".
Бери
Эгнаташвили о тех же событиях пишет более обстоятельно, приводя дополнительные
факты. Согласно этому историку, Аббас II требовал от Вахтанга V не выдачи ему
Элисбара, Шалвы и Бидзины, а самому наказать зачинщика восстания Заала (который,
как мы уже говорили, хоть и не принимал личного участия в восстании против
туркмен в Кахети, но был главным его зачинщиком), а также, между прочим,
"истребить и тех ереванских татар, которые были (замешаны) в крови"
[Вахушти Багратиони. Указ соч. С. 447-448]. Вполне логично, что
Вахтанг-Шахнаваз пошел на это с готовностью, будучи врагом арагвских эриставов,
этих вечных оппозиционеров центральной власти Грузин. [Картлис Цховреба. Т.Н.
С. 438] Воля шаха была удовлетворена. Вахтанг-Шахнаваз дал указание племянникам
(детям брата) Заала и своим племянникам (детям сестры), которые были озлоблены
Заалом, убить его, что они н исполнили. [Вахушти Багратиони. Указ соч. С.448]
После этого,
как пишет Бери Эгнаташвили, сыновья Заала Зураб и Наберал бежали в Самцхе, но
были схвачены людьми Вахтанга-Шахнаваза, отправившего их, откровенных своих
врагов, "к каэну" (шаху). "Но эристав Шалва и Элисбар, сын его,
и стольник Бидзина Чолокашвили не явились к царю Шахнавазу, но отправились в
Караджу к Муртузалкулихану (которого авторы синаксарных версиий, очевидно, по
ошибке именуют Манфекаханом. - Г.Ц.). Он их схватил и отправил к казну.
[Картлис Цховреба. Т.Н. С. 439]
Аналогичные
сведения имеются и в сочинении Вахушти Багратиони. "А после смерти
эристава Заала, - пишет историк, - Бидзина, Шалва с братом Элисбаром оробели и
не явились к царю Вахтангу, но пришли к Муртуззалихану в Караджу. Тогда хан
схватил их и отправил к каэну. А каэн же выдал их кровоместникам, за то, что
они истребили их элиев и их замучили за Христа", и Вахушти тут же
ссылается: "Как писано их метафрастом" [Вахушти Багратиони. Указ соч.
С.600], т.е. Виссарионом Орбелишвили.
И тем не менее,
как установлено в специальной литературе [Памятники древнегрузинской
агиографической литературы. Т.IV (Изд. Э.Габидзашвили). Тбилиси, 1968
(исследования). С. 314. На груз яз.], сведения Вахушти Багратиони, ссылавшегося
на Виссариона, должны соответствовать истинному положению вещей. Хотя историк
дает лишь общее описание событий, в то время как Бери Эгнаташвили детализирует
события всей этой истории, приводит дополнительные сведения, очевидно,
заимствованные им из курсировавших в тогдашнем обществе устных рассказов.
Исследователи
заметили, что Вахушти, хотя и ссылается на "метафраста", но в своих
описаниях опирается на синаксарные версии мартирия [Памятники... Т.IV. С. 313].
Кроме уже приведенного случая это видно и по данным о родстве ксанского
эристава Элисбара и Шалвы. В пространной версии мы читаем: "Элизбар был
бездетен и стар днями и святого Шалву, племянника (сына брата) своего усыновил
и так они эриставствовали в Ксани". Согласно Вахушти Багратиони, Ксанский
эристав Элисбар был братом Шалвы. [Вахушти Багратиони. Указ соч. С.600]
В отличие от
пространной редакции в синаксарных версиях дано более реалистичное описание внешности
трех святых мучеников. Если для автора первой все они были одинаково богатырски
рослые и статью хороши (палачи не могли дотянуться до их выи), то в синаксарных
версиях они выглядят как обычные физически нормальные люди, без признаков
идеализации их облика. Так, говоря о внешности Элисбара, старшего по возрасту
из героев жития, автор синаксари пишет, что он был "статью мерный, с
волосами каштановыми, бровями и бородой красен, глаза карие и с прекрасными
румянцем"; о Шалве сказано, что он "статью был высок, внешностью бел
и румян, волосами, глазами, бровями и бородой черен"; а святой Бидзина,
наоборот, "был ростом невелик, внешностью румян, голубоглазый, бородой и
бровями красен..." и т.д.
Кроме того, что
это описание дает нам реальное представление о соматическом типе грузин того
времени, оно может косвенно указывать на реалистичность сведений синаксарных
версий вообще.
Автор
"Похвального Слова ..." столь благоговел перед своими святыми
героями, что не преминул сравнить их с мучениками раннего христианства -
Сергием и Вакхом, а также с мучеником христианского движения в самой Персии.
Так, описывая отсечение палачами частей тела живого Элисбара, епископ
Виссарион, обращаясь к пастве, говорит: "Так помалу стали его рассекать и
резать по членам и суставам, как слышали вы то и о посечении Иакова, который
воссиял среди тех же персов" (Иаков - персидский христианин, вместе с
другими единоверцами замученный в Персии ок. 380 г.)
Не преминул
автор указать и на реакцию сочувствовавших на случившееся иноверцев и иноверных
христиан. "И те, которые зрели это, - пишет Виссарион, - славили Бога и
говорили: "Велик Бог христиан, во имя которых сии убиенны". В течение
ночи, когда все уснули, пришли бывшие там христиане армяне и подняли и выкрали
тела сих святых, забрали и тайно упокоили их в своей церкви".
Об этом же, но
более пространно говорится и в публикуемой нами одной из синаксарных версий. По
прошествии некоторого времени после казни мучеников "по Промыслу Божьему,
некий татарин, уроженец той страны, в которой испытали меч скончании сии святые
мученики, позвал некоего армянина, который знавал при жизни сих святых,
эристава Элисбара и Шалву, армянин тот. Поведал ему оный татарин, а именно:
"Очами моими видел я странный и ужасно дивный свет там, где лежат сии
святые люди Божьи". И был оный сарацин малость веровавшим в виденное
сияние". Затем названный армянин пошел "и поведал (о том) супругам
оных мучеников". Возрадованные вдовы "отправили обратно того же
армянина и двух своих слуг ... и забрали они святые оные мощи, тайно, из-за
страха перед безбожниками" и немного сопровождаемые упомянутым татарином,
армянин и слуги вдов убиенных принесли святые мощи в епископскую церковь в
Никози.
Грузинские
писатели и историки - аристократы-феодалы и феодалы-иерархи - хоть и оставили
нам письменные памятники непреходящей ценности, были замкнуты а пределах своего
социального мира. Ими зафиксированы подвиги людей собственного круга, которых
благодарные миряне-простолюдины благоговейно хранили в своей памяти. Кто же эти
герои? Эриставы-князья и азнауры-дворяне. А герои из народа и его вожди
растворялись в безликой массе "подданных". В лучшем случае о них
говорили не упоминая даже имени их, как, например, о священнике, обесчещенном
вторгшимися варварами и др. Да и сама идея антииранского восстания в Кахети в
1659г., как выше было сказано и как свидетельствуют приведенные источники,
зародилась и зрела в народных низах. У горцев Восточной Грузни - пшавов, хевсур
и их порубежных хузов, которые сыграли едва ли не ключевую роль в Кахетском восстании,
были собственные вожди и герои. Один из них - Зезва Гаприндаули, как уже было
сказано, стал героем народных песен, отразивших события этого восстания. И
после его затухания, когда местные высшие феодалы выдавали друг друга
персидским властям, он продолжал партизанское движение против иноземных
поработителей. Грузинская церковь не причислила его и его соратников к лику
святых, но слава их столь же вечнопамятна в народе, как и сановных святых
мучеников.
В заключение
считаем нужным принести слова С.Поляковой, современного ученого, переводчика
византийской житийной литературы, оказавшей неизгладимое влияние на
литературный процесс народов христианского мира: "Помимо
культурно-исторической роли житийных текстов, в наше смутное время оживает и приобретает
великую ценность их первоначальное значение - давать образцы жизненною
поведения и высоких духовных чувств". [Полякова С. От переводчика// Жития
византийских святых. СПб., 1995, С. 37]
Список
литературы
Из истории грузинской агиографии: "Мученичество Бидзины,
Шалвы и Элисбара". Комментарии и перевод Гиви Цулая