Индия. Государственное устройство маурийской империи
Существование
огромной разноплеменной империи в определенной степени зависело от создания
прочной системы государственного управления. Наиболее характерной особенностью
ее следует признать приспособление к новым условиям уже имевшихся органов
власти. Было бы заблуждением считать, что только при Маурьях появились все
основные институты центрального и провинциального аппарата: возникновение и
становление их — длительный и сложный процесс, не ограничивающийся одним
периодом, хотя оформление некоторых черт системы в целом действительно
относилось к изучаемой эпохе.
Наши
знания об этом опираются преимущественно на данные эпиграфики и сообщения
античных авторов. Ограниченность Документов, непосредственно связанных с
историей Маурьев, не позволяет с желаемой полнотой осветить весь круг вопросов.
Этим в значительной степени объясняется и явная неравномерность в изложении
материала: важные проблемы ставятся иногда лишь в самом общем виде, а более
частные рассматриваются подробнее.
Особенно
скудны сведения о власти маурийских царей, несмотря на то что вообще вопрос о
власти правителей нашел детальное отражение в различных древнеиндийских
источниках, начиная с ведийских текстов. Весьма обширна и научная литература, в
которой разбираются отдельные аспекты темы, однако специфика царской власти
именно в эпоху Маурьев почти не вскрыта.
Дошедшие
до нас материалы говорят о ее наследственном характере. Хорошо известно, что
после смерти Чандрагупты престол перешел к Биндусаре, а затем к Ашоке. Надписи
Дашаратхи, его внука, указывают на продолжение традиции и при последних
Маурьях. О том же свидетельствуют пураны и палийские хроники Ланки, сохранившие
список правителей этой династии.
Вступив
на престол, царь должен был совершить определенную церемонию — «абхишека»,
закреплявшую его право на трон. Этот обычай существовал и при Маурьях. Эдикты
Ашоки датируются, как правило, со времени абхишики.
Надписи
рисуют маурийского императора главой государственного аппарата управления, в
его руках сосредоточивались законодательная власть, армия, суд, фиск, от его
имени издавались указы и распоряжения, он мог лично назначать чиновников и
учреждать новые разряды их, освобождать от налогов целые деревни или уменьшать
размер обложений.
Материалы
эпиграфики о функциях маурийского правителя, безусловно, говорят о
монархическом характере его власти, однако вряд ли допустимо вслед за многими
учеными объявлять империю Маурьев типичной восточной деспотией. Чтобы правильно
решить этот вопрос, необходимо учесть ряд факторов, в том числе и роль других
органов центрального управления.
Анализ
титулатуры маурийских правителей, изучение взаимоотношений царской власти с
советом сановников и более представительным собранием (раджасабха) позволяют не
только сделать вывод о существовании в рассматриваемую эпоху значительных
пережитков старой политической организации, но и утверждать, что монархическая
власть здесь не приняла той формы деспотизма, которая известна по ряду других
стран древнего Востока.
Судя
по надписям, в государстве Маурьев функционировал специальный совет царских
сановников — паришад, которому принадлежала большая роль в государственном
управлении.
Этот
институт не был изобретением маурийских правителей, о нем упоминают
древнеиндийские сочинения и более раннего времени. В разные периоды истории
термином «паришад» обозначали различные социальные, политические и даже
религиозные институты. Довольно подробные сведения, касающиеся роли и функции
совета царских сановников, содержатся в «Артхашастре», где он назван
мантрипаришад. В политическом трактате Каутильи подчеркивалось, что «управление
государством осуществляется с помощниками: одно колесо не вертится» (I. 7). В
обязанности мантрипаришада входило установление срока начала какой-либо работы,
завершение уже ведущихся, улучшение выполненных работ и проверка исполнения
приказов царя. Совет собирался для рассмотрения важнейших дел, царских указов и
для приема послов: при чрезвычайных обстоятельствах члены его заседали вместе с
членами тайного царского совета.
Прямыми
сведениями о составе паришада в эпоху Маурьев мы не располагаем. На основании
материалов той же «Артхашастры» можно предположить, что в нем заседали главные
сановники, число которых, говоря словами Каутильи, «зависело от нужд и силы
государства».
Согласно
данным VI большого наскального эдикта, члены паришада могли собираться и
обсуждать распоряжения царя в его отсутствие. Ему должны были немедленно
докладывать, как только возникали споры среди сановников или выражалось
несогласие с указом царя. По всей вероятности, такие случаи бывали нередко,
коль скоро это нашло отражение в распоряжениях Ашоки: «Если по поводу того, что
устно приказываю [чиновникам] — "давателю" и "слушающему" —
или же даю чрезвычайное поручение махаматрам, в паришаде возникает спор или
несогласие, пусть немедленно мне будет доложено везде и в любое время».
Несмотря на усиление царской власти в эпоху Маурьев, паришад все же сохранял
некоторую независимость. Противоречия между царем и советом приобретали
особенно острые формы в периоды, когда складывалась напряженная политическая
ситуация. Более поздние источники свидетельствуют о столкновении Ашоки со
своими министрами в последние годы правления — в то время он фактически был
лишен власти и оставался царем только номинально.
Определенную
роль в системе управления кроме паришада и тайного царского совета играла и
«раджасабха» — совещательный орган, тоже совет сановников, но более широкий и
репрезентативный. Материалы позднейших нарративных источников и свидетельства
античных авторов дают возможность наметить некоторые его черты. Комментируя
Панини, Патанджали (I. 177) Для иллюстрации деятельности раджасабхи ссылается
на сабху при Чандрагупте и Пушьямитре. О наличии ее в период правления Ашоки
сообщает Буддхагхоша. Видимо, этот институт был связан по происхождению с
сабхой ведийского периода, но к эпохе Маурьев превратился из собрания
соплеменников в совет крупных государственных чиновников, хотя традиции участия
в нем представителей народа, очевидно, полностью не исчезли. Мы располагаем
данными поздневедийской, эпической литературы и источников послемаурийской
эпохи об участии в сабхе не только государственных чиновников, но и
представителей горожан и жителей джанапады (здесь — сельской местности). В этой
связи любопытно сообщение «Дивья-аваданы» о том, что Ашока для решения ряда
важнейших вопросов созвал помимо сановников также и горожан (pauras).
Можно
сослаться и на свидетельства античных авторов. Страбон, привлекая материалы
Мегасфена, пишет: «Согласно ему (Мегасфену. — Авт.), все население Индии
делится на семь групп... Седьмые — это советники и помощники царя, которые
занимают высшие должности, ведают судопроизводством и всеми государственными
делами» (XV. 1.39.49). Наличие двух терминов отражает, по нашему мнению,
существование двух различных органов управления — раджасабхи и паришада, причем
члены второго охарактеризованы Мегасфеном как «сидящие при царе» — (ср. pari
sad, sidati — «сидеть около, вокруг»), что соответствует сведениям индийских
источников.
Образование
империи, включавшей разнородные по этническому составу и уровню социального и
экономического развития территории, требовало создания достаточно гибкого и
стройного аппарата провинциального управления, призванного учитывать различия в
языке, религии, общественном и политическом строе отдельных областей. Основная
задача заключалась в том, чтобы определить главное направление провинциальной
политики. Формирование единого для всей империи централизованного аппарата,
ломка местной системы администрации и замена ее новой могли бы привести к
столкновению с местными властями, в лице которых Маурьи получили бы опасного
противника. Материал, имеющийся в нашем распоряжении, показывает, что они пошли
по другому пути — сохранения традиционных форм управления, складывавшихся на
протяжении длительного времени, приспособления их к новым условиям, сочетания
старых институтов с некоторыми новыми.
Эдикты
Ашоки содержат сведения преимущественно об управлении в тех областях, которые
контролировались центральной властью. В надписях встречается ряд терминов,
служивших для обозначения империи и ее частей, — «виджита», «джанапада»»
«деша», «ахале», «анта» и др. Анализ этих терминов позволяет составить
представление об административной системе маурийской державы.
В
качестве особой единицы выделялась территория, находившаяся под
непосредственным управлением царя и его аппарата, — виджита (букв,
«завоеванное»). Вся империя была разбита на провинции, которые включали округа
(ахале), объединявшие по нескольку деревень, — гама (санскр. грама).
Наибольшей
властью император обладал в виджите, куда не входили полунезависимые области и
главные провинции, управляемые царевичами, — kumaras (кроме Калинги).
К
категории «главных» относились провинции с центрами в Таксиле (Северо-Западная
Индия), Уджаяни (Западная Индия), Тесали (Калинга, Восточная Индия) и
Суварнагири (Южная Индия). Особый статус указанных территорий определялся той
ролью, которую они сыграли в истории создания империи и которую продолжали
играть в системе государственного управления.
Столица
Северо-Западной Индии Таксила была крупным центром торговли, культуры и имела
немалое стратегическое значение, являясь как бы воротами в Индию. В течение
многих десятилетий город сохранял самостоятельность, и даже при Александре
правителем был оставлен местный царь. После победы Чандрагупты Северо-Западная
Индия вошла в империю, и верховная власть местных правителей была
ликвидирована, хотя город, очевидно, не потерял автономии. Нам известно о
столкновении маурийской администрации с населением провинции и, вероятно, со
здешней аристократией. Согласно «Ашока-аваданамале», в годы царствования Ашоки
в Таксиле вспыхнуло восстание, которым руководил Кунджаракарна. Недовольство
вызывалось скорее всего тем, что Таксила не желала примириться с потерей былой
независимости, а Маурьи в данном случае не сумели создать достаточно гибкую
систему управления новой провинцией. Присоединение этой области, почти не
связанной экономически с долиной Ганга и отличающейся от других территорий
политической организацией, обычаями, традициями, не могло исключить развитие
сепаратистских тенденций. Судя по арамейской надписи из Таксилы, здесь
проживало и ираноязычное население. И неудивительно, что при первом внешнем
толчке (вторжении греко-бактрийцев) единство распалось.
Уджаяни,
столица Аванти, была не только политическим, но и крупным торговым центром
Западной Индии. Аванти упорно сопротивлялось Магадхе, стремившейся к гегемонии,
чем и объяснялось, по-видимому, ее высокое положение.
Необходимость
учреждения южной провинции, управляемой царевичем, определялась, вероятно,
важностью «южного вопроса» в эпоху Маурьев. Четвертой главной провинцией была
Калинга, хотя она и входила в виджиту Ашоки. Можно предположить, что особый
статус ее обусловливался тем, что она была присоединена к империи лишь при
Ашоке.
Степень
самостоятельности каждой из четырех провинций была неодинаковой. Калинга,
например, находилась в большем подчинении у центральной власти. Это
проявлялось, в частности, в том, что инспектирующие поездки, которые устраивали
Маурьи, проводились здесь, как и на территории виджиты, через пять лет, а в
остальных главных провинциях — через три года.
Проверкам
царь придавал серьезное значение: и в виджиту, и в главные провинции посылались
чиновники довольно высокого ранга. Но в первом случае их направлял сам Ашока,
во втором же — царевич, управлявший провинцией (исключение составляла Калинга,
где проверку организовывал император). Инспектирующим чиновникам приказывалось
помимо выполнения основных обязанностей контролировать действия местных властей
и следить за соблюдением норм дхармы. Данные «Ангуттараникаи» (I. 59 — 60) и
комментарий к ней Буддхагхоши позволяют детальнее осветить круг обязанностей
посланцев центральной власти.
Свидетельства
источников о положении джанапад, прадеш, ахале — различных
территориально-административных единиц — и их управлении весьма неоднородны:
данные о джанападах очень отрывочны, материалы же об ахале более подробны. Под
джанападой обычно понималась сельская местность (в отличие от города), а в
более широком смысле — провинция государства. В обоих смыслах этот термин
употребляется в надписях Ашоки.
Во
главе джанапад стояли чиновники — «раджуки», которых мы склонны отождествлять с
агораномами Мегасфена. В их функции, судя по надписям Ашоки, входило участие в
общественных работах — обмер земли, рытье колодцев и водоемов, строительство
дорог (IV и VII колонные эдикты, II малый наскальный эдикт), сбор налогов.
Любопытные материалы сохранились в арамейских надписях Ашоки из Лагмана. В
Лагмане II упомянут местный правитель, обязанностью которого было и наблюдение
за дорогами. Высказывалось предположение (на наш взгляд, справедливое), что
этот правитель соответствует раджуке, который стоял во главе джанапады, включавшей
долину Лагмана. Возможно, что эти надписи — своего рода дорожные итинерарии —
были высечены во время инспектирующих поездок по долине.
Выполняли
раджуки и судебные функции: в IV большом колонном эдикте есть строки,
подтверждающие это: «Я предоставил раджукам право награждения и наказания».
Очевидно,
более мелкой, чем джанапада, административной единицей были «прадеши»,
возглавляемые «прадешиками». Последние в эдиктах Ашоки идут вслед за раджуками
в списке чиновников, совершающих инспектирующие поездки по виджите. Согласно
«Артхашастре» (IV. 1), прадештры, которых можно идентифицировать с прадешиками
эдиктов, вели также уголовные дела («очищение государства от шипов») и наряду с
другими категориями чиновников были ответственны за сбор налогов (II. 35).
В
надписях мы находим еще один термин, связанный с административным делением
империи, — «ахале», причем его употребление в эдиктах, составленных в разное
время и предназначавшихся разным районам государства, показывает, что он
являлся общим для всей системы управления. Под «ахале» понимался округ,
управляемый местными чиновниками — махаматрами, призванными распространять
царские распоряжения по всему округу и посылать с этим указом специальных людей
в отдаленные области, где были расположены своего рода укрепленные заставы.
Специальный штат переписчиков (lipikara) трудился, видимо, над изготовлением
копий указов. Последние, судя по Сарнатхской надписи, помещались в специальные
канцелярии, чтобы окружные чиновники могли знакомиться с ними.
Одной
из особенностей системы управления Маурийской империи было сохранение в ее
пределах автономных объединений, многие из которых являлись республиками.
Античные авторы, в частности, опиравшиеся на «Индику» Мегасфена, сообщают об
«автономных полисах» и «автономных индийцах» в государстве Маурьев.
Говоря
о шестом классе населения — наблюдателях, селевкидский посол писал: «Они обо
всем доносят царю там, где живут под царской властью, или властям, где они
[индийцы] неподвластны» (Арриан. Индика XII. 5; у Диодора — II. 41 «[город], не
имеющий царской власти»). Любопытно и его замечание о том, что в Индии
земледельцы платят налоги царям или самоуправляющимся полисам (Индика XI.9).
Исследователи
по-разному интерпретировали эти данные. О. Штайн, например, считал, что под
«автономными индийцами» Мегасфен подразумевал лесные племена, которые сохраняли
известную самостоятельность. Б. Тиммер склонна была видеть в его сообщениях
указание на существование внутри империи полунезависимых городов наподобие
селевкидских. Иногда автономные полисы отождествлялись с индийской деревенской
общиной. Изучение свидетельств античных авторов в сопоставлении с индийскими
материалами позволяет утверждать, что под автономными областями и полисами
понимались сангхи и ганы, пользовавшиеся определенной самостоятельностью.
Проблема
республиканской власти в древней Индии представляет большой научный интерес,
хотя ей в индологии не уделялось должного внимания. Чтобы понять специфику
положения ган и сангх в государстве Маурьев, нужно подробнее рассмотреть сведения
источников домаурийского периода и тех, которые могут быть условно соотнесены с
маурийской эпохой (прежде всего буддийских и джайнских сочинений).
Ганы
и сангхи, упоминающиеся еще в самхитах, резко отличались от республиканских
государств более позднего времени, но сходство в их политической организации
нельзя не заметить. Возникновение последних служило примером того, как
республика «вырастает непосредственно из родового общества». Впрочем, был и
другой путь — появление ган в результате падения монархии (такова, например,
история Вайшали, где первоначально было монархическое правление).
В
эпосе, отразившем события довольно значительного по времени исторического
периода, а также в буддийской и джайнской литературе уже подробно
рассказывается о политических образованиях, противопоставляемых обычно
монархиям, но находившихся на разных уровнях общественного и политического
развития. В труде Панини, который может быть условно датирован V-IV вв. до н.
э., сангхи подразделялись на несколько групп, и среди них назывались «сангхи,
живущие оружием», которые, очевидно, в своем большинстве были объединениями
периода военной демократии. Но Панини знал о сангхах — государствах с
немонархической формой правления. Он различал джанапады под властью одного
правителя (ekaraja, raja-adhina) и под властью ганы (gana-adhina). Сходное
деление проводится и в буддийских «Аваданашатаке» и «Чиваравасту». Здесь первая
категория стран (со столицами в Раджагрихе, Шравасти, Варанаси, Чампе)
противопоставляется странам с властью ганы, где «то, что принято десятью,
[может быть] отвергнуто двадцатью» (речь идет о Вайшали). Примечательно, что
последние рассматриваются не как государства, переживающие состояние анархии в
связи с временным отсутствием единодержавного правителя, а как особый тип
государства, вполне естественный и законный, но с иной, чем в монархии, формой
правления. Согласно источникам, республики представляли собой процветающие
страны с развитым ремеслом и оживленной торговлей. В городах, главным образом в
столицах, проживали ремесленники со значительной степенью специализации
(Махавасту III. 112, 113). Они, вероятно, объединялись в особые организации —
шрени — во главе со старейшинами — шрештхинами. Такие же корпорации были и у
торговцев. Торговля приносила, видимо, большие доходы, если ею занимались даже
кшатрии-раджи, снаряжавшие большие караваны и отправлявшие их в отдаленные
области Индии. Торговые пути связывали столицы отдельных республик, скажем
Кушинару, Паву, Вайшали и Капилавасту.
Основным
занятием населения было земледелие. Некоторые земли находились в собственности
ганы как носителя верховной власти. Любопытно, что, когда между шакьями и их
соседями колиями (тоже республиканским объединением) возникла ссора из-за
распределения воды для орошения, рабы и кармакары обоих государств обратились к
должностным лицам и кшатриям-раджам, стоявшим во главе республик (джатака №
536, V. 413). Речь тут идет, очевидно, не о частных хозяйствах, а о
государственных полях, на которых работало зависимое население. Тот же вывод
позволяют сделать и данные комментария Буддхагхоши к «Дигха-пикае», где
говорится об этом конфликте. Судя по тексту, и кшатрии-раджи, и должностные
лица были связаны не с частными поместьями, а с землей, принадлежавшей всему
объединению (Samantapasadika И. 672-673). По есть материалы, которые
свидетельствуют о существовании и частных владений. В «Махавасту» (III.
176-178) рассказывается о хозяйстве кшатрия из ганы шакьев, следившего за
рабами, рабынями и слугами и заботившегося о том, чтобы земля и имущество хорошо
сохранялись. Упомянутые в этом случае земли были, вероятно, частными.
Аналогичную картину рисует и «Виная-питака» (II. 180).
В
отличие от монархии, где кроме значительного царского фонда имелись владения
брахманов и земли, пожалованные сановникам, в ганах земли принадлежали
преимущественно кшатриям, что делало их более независимыми и составляло основу
их могущества.
Доступные
нам источники свидетельствуют о четко выраженных классовых различиях и
имущественном неравенстве в развитых ганах и сангхах (прежде всего личчхавы,
маллы), хотя данные о классовой структуре этих обществ немногочисленны.
Комментарий Патанджали (II. 269) к одной из сутр Панини (IV. 168), гласящий,
что в сангхах маллавов и кшудраков (в Пенджабе) только кшатрии называются
«малавья» и «кшаудракья», но не рабы и кармакары, указывает на то, что
последние стояли вне ганы и были отгорожены от остального населения, в первую
очередь, конечно, от правящего сословия. Сведения джатаки о столкновении шакьев
с копиями из-за воды позволяют прийти к заключению, что главные земледельческие
работы в этих объединениях выполняли рабы и кармакары. Другие свидетельства
джатак (№ 465, IV. 92-93) демонстрируют наличие государственных рабов, например
выполняющих работу в сангхагаре — зале заседаний кшатриев. Факт социального
расслоения подтверждается сообщением «Чиваравасту» о том, что город личчхавов
Вайшали состоял из трех частей — высшей, средней и низшей, — где проживали три
разряда населения в зависимости от их общественного положения. Несмотря на это,
в некоторых ганах и сангхах отмечались значительные пережитки родо-племенных
отношений, что проявлялось в сохранении готр (родов). Вместе о тем в наиболее
развитых немонархических объединениях — республиках — роль готр падала.
Комментатор Панини Катьяяна основным подразделением здесь считал кулу
(очевидно, большую патриархальную семью). О том же говорит и «Артхашастра».
Особенностью
политической организации ган и сангх было отсутствие наследственного правителя,
обладающего единодержавной властью. Глава избирался и мог быть при определенных
условиях смещен. В «Чиваравасту» рассказывается о том, что после смерти
руководителя личчхавов на этот пост был избран Кханда, бывший сановник
магадхского царя Бимбисары, проживавший в Вайшали. Когда же скончался и он, было
внесено предложение назначить вместо него его сына, причем это мотивировалось
не обычаем наследования, а заслугами умершего перед объединением. Судя по
тексту, гана могла решить вопрос о главе и в отсутствие кандидата, лишь
поставив его в известность о своем решении.
В
«Махабхарате» (XII. 81.5) подчеркивается, что глава ганы являлся ее слугой,
обязанным, как сказано в «Артхашастре» (XI. 1), действовать в соответствии с
интересами и намерениями всех других членов объединения. Видимо, он обладал
только исполнительной властью. Постановления, согласно «Чиваравасту»,
издавались от лица ганы, хотя и с указанием имени ее руководителя, например:
«Гана, возглавляемая Кхандой, приказывает следующее». Глава немонархических
образований должен был, очевидно, принадлежать к кшатрийскому сословию, на что
указывают конкретные факты, зафиксированные в источниках, и общий характер
классовой структуры этих образований.
Под
ганой понималось не только государство с особой формой правления, но и высший
орган власти, который, судя по «Маджхима-никае» (I. 230-231), обладает в своих
странах такими полномочиями, что человек по его приказу может быть убит,
наказан и изгнан. Именно гана принимала решения, выполнение которых считалось
обязательным. «Чиваравасту» и «Махавасту» сообщают об издании ганой Вайшали
ряда постановлений, в частности касающихся брака; с ней нужно было
согласовывать все вопросы, связанные с порядком в стране. Даже глава личчхавов
Синха без ее утверждения не мог выдать свою дочь за магадхского царя Бимбисару,
ибо существовало положение, запрещавшее девушкам выходить замуж вне Вайшали.
Гана разбирала, очевидно, не только государственные дела, но и дела отдельных
граждан.
На
собрании ее, своего рода народном собрании, могли присутствовать все
полноправные, свободные жители. Из буддийских текстов мы узнаем об участии в
ней помимо кшатриев также брахманов и вайшьев и об обсуждении ими там различных
проблем.
Важным
является вопрос о том, кто обладал фактической властью в республиках. Степень
их демократичности определялась в немалой мере тем, кого представлял их
верховный орган — народ или небольшую группу аристократии. Источники, которыми
мы располагаем, позволяют предположить, что в одних республиканских
государствах власть принадлежала народному собранию, в других — аристократическому
совету. У личчхавов, например, собрание рассматривалось как высший
законодательный орган. Правда, и здесь господствующую роль начинают играть
кшатрии-раджи, составившие свой совет. Такую форму правления с известными
оговорками можно охарактеризовать как переходную от демократической к
аристократической. Государства же, где народные собрания во многом утрачивали
свою роль и власть находилась уже в руках привилегированной прослойки кшатриев,
правильней всего называть аристократическими республиками (шакьи). Остается
недостаточно ясной связь собрания ганы с советом раджей, который, как
говорилось, приобретал особое значение в аристократических республиках.
Возможно, что обсуждение тех или иных вопросов проходило в гане, а
окончательное решение принимал совет. В сантхагаре, где разбирались различные
вопросы внутренней жизни и управления, по словам Буддхагхоши, заседали 500
кшатриев-раджей. Эта цифра, скорее традиционная, чем указывающая на
действительное число членов совета, встречается во многих источниках и связана
преимущественно с кшатриями-раджами шакьев. Он включал, очевидно, не всех
кшатриев, а небольшую их часть, самых знатных и влиятельных.
Скудость
материала не дает возможности в полной мере судить о системе управления в
республиках. Однако факт существования штата государственных служащих не
вызывает сомнений. Известно, например, о махаматрах и аматьях у маллов. Джатаки
сохранили данные о многочисленной группе чиновников, ведавших казной, —
«бхандагариков».
Благодаря
комментарию Буддхагхоши до нас дошли некоторые сведения, касающиеся системы
судопроизводства у личчхавов. Обвиняемый направлялся к специальным судебным
чиновникам, призванным решать вопрос о его виновности. В случае признания
таковым дело его передавалось на рассмотрение чиновникам более высокого ранга.
Если и они не выносили оправдательного приговора, то к разбирательству
привлекались высшие чиновники — «сутрадхары». Та же процедура повторялась и в
следующих инстанциях, коими являлись «аттхакулака» (очевидно, совет восьми),
сенапати, упараджа и раджа. Коль скоро и раджа (вероятно, глава ганы) считал
обвиняемого виновным, последнего наказывали в соответствии с «павеникаттхака»,
своего рода «книгой традиций».
Трудно
сказать, насколько точно описывал комментатор практику судебного дела у
личчхавов: слишком сложной и многоступенчатой выглядит эта система, но общий
демократизм и стремление избежать судебной ошибки согласуются со структурой
политической организации. Сообщение Буддхагхоши о «книге традиций» указывает на
довольно развитую систему судопроизводства и управления в целом.
Материалы
о сословной организации в древнеиндийских республиках крайне немногочисленны,
но все же удается проследить и в них деление общества на четыре варны —
брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. В отличие от монархии, где при фактическом
господствующем положении военной знати за брахманами пусть формально, но
признавалось сословное верховенство, здесь, как говорилось, высшую
привилегированную группу полноправных жителей составляли кшатрии. Весьма примечательны
в этой связи данные упоминавшегося уже комментария Патанджали (II. 269).
Источники
сообщают, что особым влиянием в сангхах пользовались кшатрии, носившие титул
«раджа», который они получали после обряда посвящения. У личчхавов, например,
был специальный водоем для совершения этого обряда, и кшатрии-раджи зорко
следили за его неприкосновенностью. Согласно Панини (VI. 2.34) и его
комментаторам, лишь потомки определенных кшатрийских родов назывались
«раджанья».
Свободные,
не входившие в варну кшатриев, имели право присутствовать на заседаниях ганы,
но, по-видимому, не могли быть избранными на руководящие посты. По
свидетельству «Махабхараты» (XII. 107.23), именно «главные» (мукхья, прадхана)
обладали в гане наибольшей властью и решали самые важные дела. Только в их
присутствии разрешалось произносить мантру (XII. 107.24). Комментарий
Буддхагхоши к «Дигха-никае» помогает установить, что «главными в гане» были
представители кшатриев — раджи. В «Лалитавистаре» (I. 21) говорится, что между
последними шла борьба за этот титул и каждый старался заявить: «Я — раджа».
Статус
брахманов в аристократических республиках был менее высок, чем в монархиях,
хотя они и старались отстаивать свои традиционные привилегии. Как показывают
материалы комментария Кангаки, в сангхах лишь кшатрии (раджанья) носили
отличный от других титул, а брахманы только в исключительных случаях (к
сожалению, неизвестно в каких) могли получить его (II. 217), т. е., вероятно,
достичь равного с кшатриями положения. В «Дигха-никае» (III. 1.9-16) содержится
рассказ одного брахмана о посещении им ганы шакьев. Он жалуется Будде на
недостаточно почтительное отношение тех к брахманам, несмотря на та что именно
они, по мнению недовольного, — высшая варна, а все остальные — кшатрии, вайшьи
и шудры — их слуги. Когда он был в Капилавасту и присутствовал в сангхагаре,
шакьи не оказали ему должного уважения и даже не предложили места.
Многочисленные
сообщения о вайшьях (торговцах, земледельцах) в ганах и сангхах позволяют
сделать вывод, что им принадлежала довольно значительная роль. Об этом
свидетельствует, например, факт участия их наряду с брахманами в собраниях ганы
(Чиваравасту II. 1.13-14). В монархиях в этот период вайшьи были почти
отстранены от решения государственных вопросов.
Сведения
о положении шудр в республиках крайне скудны, но данные Патанджали (II. 269)
дают основания думать, что некоторые группы их по своему статусу приближались к
рабам: Шудрамп, по-видимому, были неоднократно упоминаемые карма-кары, которые
вместе с рабами использовались на ирригационных работах у шакьев и колиев.
Наверное, выполнение работ, связанных с непосредственным услужением, также было
их уделом. Не исключено, что их положение здесь было хуже, чем в монархиях,
вследствие более сильных пережитков родо-племенных отношений.
Сравнение
материалов о сословной организации в государствах с разной формой правления
показывает, что если в монархиях водораздел проходил между свободными и рабами,
а кроме того, между дваждырожденными и однорожденными, то в республиках
(преимущественно аристократических), где в основе тоже лежало деление на
свободных и рабов, противопоставление определялось главным образом
принадлежностью или непринадлежностыо к кшатриям.
В
истории Северной Индии VI-IV вв. до н. э. ганы и сангхи играли весьма заметную
роль. Когда Маурьи объединили значительную часть этого региона, многие
республиканские образования, вошедшие в состав империи, сумели сохранить свою
автономию.
В
XIII большом наскальном эдикте говорится о необходимости распространять дхарму
не только в странах, где правят эллинистические цари, но и в областях, где нет
власти государя. Среди последних упоминаются территории, населенные
камбоджийцами, бходжами, питиниками и известные в древнеиндийских источниках, в
частности, как сангхи и ганы.
Чем
же объяснить, что немонархические образования смогли сохранить автономию в
рамках империи? Прежде всего многие из них помогли Чандрагупте одержать победу
над греческими гарнизонами и династией Нандов, что, по всей вероятности,
повлияло на их статус в созданном Чандрагуптой государстве. Кроме того, Маурьи,
преемники его, по-видимому, не хотели открытого столкновения с сангхами, ибо
привлечение их на свою сторону было, по словам Каутильи, «более существенным,
чем приобретение войск или союзников». Едва ли справедливо мнение индийской
исследовательницы Р. Тхапар, утверждавшей, что положение «независимых племен»
при Чандрагупте (им разрешалось сохранять многие древние институты) отличалось
от их положения в годы царствования Ашоки, когда они якобы лишились прежней
независимости и были «полностью растворены». Конечно, в период заметного
укрепления государства при Ашоке контроль центральной власти над областями
страны усилился, однако политика Маурьев по отношению к немонархическим
образованиям не претерпела коренных изменений.
Эпоха
Маурьев отмечена быстрым ростом городов — центров торговли, ремесла, культуры.
Неудивительно, что источники уделяют столь большое внимание их внутреннему
статусу и вопросам регулирования всех сторон их жизни. Городскому управлению
посвящена специальная глава «Артхашастры» (хотя ее материалы лишь условно могут
быть отнесены к этому периоду). Довольно подробное описание устройства городов
сохранилось у античных авторов, опиравшихся на записки Мегасфена. Его
свидетельства, очевидно, касались преимущественно столицы империи Паталипутры,
где он жил в качестве посла. Некоторые сведения содержат эдикты Ашоки: они не
только упоминают отдельные города (Паталипутра, Таксила, Уджаяни, Тосали,
Самапа, Каушамби), но и сообщают данные об их статусе. Так, в надписях имеется
указание, что города подразделялись на внутренние (hida), расположенные,
наверное, на территории вид-житы, и на внешние (bahira). Первые — к ним
принадлежала Паталипутра — управлялись чиновниками центрального аппарата,
вторые попадали в сферу управления провинциальных властей.
Во
главе города, согласно Мегасфену, стоял специальный комитет государственных
чиновников (Страбон XV. 1.51), включавший шесть групп по пять человек. По его
словам, одни из них наблюдали за ремеслами, другие — за приемом чужеземцев,
третьи фиксировали случаи рождения и смерти, четвертые занимались мелочной
торговлей и товарообменом, пятые приставлены следить за качеством изделий
ремесленников, шестые собирали десятину с продаваемых товаров, а все вместе
ведали частными и государственными делами, наблюдали за ремонтом общественных
зданий, за ценами на товары, за рынками, гаванями и святилищами.
Это
сообщение о существовании коллективных органов управления, хотя и не находит
точных соответствий в древнеиндийских источниках, до известной степени
подтверждается материалами «Артхашастры». Там говорится о делении города на
четыре части, каждой из которых руководили чиновники — стханики, подчинявшиеся
главному городскому чиновнику — нагараке. От стхаников зависели гопы, следившие
за 10, 20 или 40 семействами города. Не исключено, что группы астиномов
Мегасфена в какой-то мере связаны с системой городского управления, описанной в
«Артхашастре». Селевкидский посол мог за комитет принять четырех чиновников,
управлявших одной частью города, и их главу.
Сведениям
Мегасфена о чиновниках шестой группы, собиравших десятину, возможно,
соответствуют данные «Артхашастры» о стханиках, следивших за сбором налогов. В
сочинении Каутильи есть немало указаний на контроль городских властей за
торговлей, жизнью купцов. Градоначальник обязан был постоянно заботиться об
охране дорог, площадей, крепостных стен, что также увязывается со
свидетельствами Мегасфена.
В
буддийских источниках имеются некоторые сведения о жизни городов, в частности
древней столицы Магадхи — Раджагрихи. Согласно комментарию Буддхагхоши к
«Маджхима-никае», здесь был специальный зал, где останавливались
путешественники, прибывавшие из отдаленных мест. Вечером ворота закрывали, и
никто не мог войти в город. Сохранились данные и о регулярных празднествах,
отмечавшихся в Раджагрихе.
Объединение
в рамках одного государства множества племен и народов, потерявших
самостоятельность, но стремившихся вернуть свободу, частые проявления
недовольства со стороны населения провинций и активная внешняя политика
центральной власти — все это заставляло Маурьев содержать большую армию. И
индийские и античные источники сообщают о хорошей организации военного дела в
империи и о значительном числе боеспособных воинов. По Плинию (VI. 21—22), очевидно
опиравшемуся на Мегасфена, армия Чандрагупты состояла из 600 тыс. пехотинцев,
30 тыс. всадников, 9 тыс. слонов. Эти цифры, возможно и несколько завышенные,
поскольку в данном случае речь идет об армии, приведенной в состояние боевой
готовности, в целом верно характеризуют военный потенциал Маурьев. Страбон (XV.
1.53), ссылаясь на Мегасфена, писал, что в лагере Чандрагупты было 400 тыс.
солдат.
Для
управления армией существовал специальный штат военных чиновников, которые,
если верить Мегасфену, были, подобно астиномам, разделены на шесть групп
(комитетов) по пять человек. «Члены первой группы приставлены к наварху, другие
к начальнику воловьих упряжек, на которых перевозят военные машины,
продовольствие для людей и вьючного скота и все необходимое для войска... В
ведении третьих находится пехота, четвертых — лошади, пятых — колесницы, шестых
— слоны» (Страбон XV. 1.52). Эти свидетельства имеют параллели в индийских
источниках, прежде всего в «Артхашастре», где определены обязанности
начальников, ведающих судоходством, скотом, лощадьми, слонами, колесницами,
пехотой.
В
рассматриваемый период армия строилась еще по традиционной схеме, известной в
древней Индии под названием «чатуранга» — «четырехчленная» (пехота, конница,
колесницы, боевые слоны). Главной силой были боевые слоны, наводившие страх на
противника, прежде всего на неиндийцев.
На
основании данных «Артхашастры» и античных авторов можно судить и о характере
войска, включавшего кшатрийскую дружину царя, наемных солдат и лиц, которые
набирались среди ремесленников и в военных объединениях. Ядро его составляли
кшатрии, искусные, хорошо обученные, а порой и потомственные воины,
содержавшиеся «на царские деньги» (Страбон XV. 1.47). Наемные войска были менее
надежны, так как они, говоря словами автора «Артхашастры», могли поддаться на
уговоры неприятеля (IX. 2). Согласно тому же источнику (II. 2), в армию
призывались вайшьи и шудры, хотя Мегасфен сообщал, что земледельцы не имеют
оружия и не участвуют в битвах: это является обязанностью воинов (очевидно,
кшатриев). Небезынтересно в данной связи свидетельство Страбона (XV. 1.52) о
том, что «каждый воин возвращает в арсенал (царский. — Авт.) свое оружие».
Вероятно, земледельцы и ремесленники получали оружие лишь на время войны.
Вооружение
пешего воина состояло из лука, иногда в рост стрелка (Арриан. Индика XVI. 6),
меча и часто щита. Индийские лучники были очень искусны в стрельбе. Всадники
снабжались копьями (Арриан). При раскопках маурийского слоя в Таксиле были
найдены кинжалы, тяжелые металлические копья, дротики, наконечники стрел и др.
Античные авторы (в частности, Курций Руф) описывали тяжелые колесницы,
запряженные четырьмя лошадьми, с двумя возничими и четырьмя воинами. Такого
рода колесницы изображены и на барельефах Санчи. Они полностью вытеснили легкие
повозки с двумя лошадьми, с одним возницей и лучником, характерные, судя по
текстам, для ведийской эпохи.
Из
трактата Каутильи мы узнаем, что во главе войска стоял военачальник, носивший
титул сенапати, которому подчинялись «начальники» над колесницами, пехотой,
слонами. Его жалованье (48 тыс. пан), равное жалованью наследника-соправителя,
свидетельствует, что статус сенапати был весьма высоким (Артх. V. 3). Возможно,
что он был таким же и при Маурьях. Мегасфен сообщает о специальных военных чиновниках,
ведавших флотом, но у нас нет достаточно материалов, чтобы утверждать, что суда
при Ашоке использовались для военных операций, — они применялись
преимущественно для перевозки людей и продовольствия, обычно по рекам.
Опираясь
на «Артхашастру», можно сделать вывод о значительном развитии теории военного
искусства. Были подробно разработаны методы ведения войны, фортификационная
техника, применение различных видов вооружения, в том числе таких, как машина
для метания стрел.
Большое
внимание в империи уделялось организации судебного дела. Надписи Ашоки
свидетельствуют, что Маурьи стремились к созданию единообразной системы
судопроизводства. Эта идея ясно выражена в IV большом колонном эдикте.
Император,
возглавлявший судебную администрацию и являвшийся как бы верховным судьей,
контролировал соответствующие органы. Борясь с злоупотреблениями, он приказывал
инспектирующим чиновникам проверять действия судебных властей как в
центральных, так и в отдаленных провинциях.
Ашока
провел ряд мероприятий, связанных с практикой судопроизводства. Родственники
лиц, закованных в кандалы и приговоренных к смерти, получили разрешение в
течение трех дней хлопотать о помиловании (IV колонный эдикт). Он же, очевидно,
ежегодно объявлял амнистии заключенным (V колонный эдикт). Более подробные
сведения о судопроизводстве содержатся в «Артхашастре», но эти материалы не
могут пока быть подтверждены данными маурийской эпиграфики.
Существенное
место в системе государственного управления занимало специальное налоговое
ведомство. Каутилья считая казну (kosa) одной из семи главных «частей
государства», даже более важной, чем армия.
В
надписях Ашоки упоминаются два вида обложения — бали и бхага. Эдикт из
Румминдеи устанавливал, что деревня Лумбини, где родился Будда, освобождалась
от бали и должна была уплачивать восьмую часть продукции (atha-bhaga, санскр.
asta-bhaga) — явно меньше обычной доли. Это свидетельство эдикта может быть
соотнесено с сообщением «Артхашастры» об освобождении от налогов селений,
поставлявших воинов (II. 35), а также местностей с невысокой урожайностью и
территорий, важных в стратегическом отношении (V. 2). Согласно индийским
источникам, обычный налог царю составляет шестую часть урожая, но иногда эта
цифра менялась в зависимости от того, кому принадлежала земля, и от ее
качества. Интерес представляют сведения Диодора (II. 40.5), по которым
земледельцы платят четвертую часть урожая. Совсем иные данные приводит Страбон
(XV. 1.40) — земледельцы получают лишь четвертую часть урожая. Вероятно, он
имел в виду царские земли, ибо писал, что «вся земля там принадлежит царю». У
Диодора (II. 40.5) встречается еще одно любопытное сообщение: земледельцы кроме
внесения в казну четвертой части продукции платят царю за землю, причем
античный автор, ссылаясь на свидетельства Мегасфена, утверждал, подобно
Страбону, что вся Индия — собственность царя. Последнее сообщение Диодора не
подкрепляется источниками, и мы не можем пока судить, насколько оно
соответствовало действительности; высказывалось мнение, что в некоторых
областях существовали две формы налога — основной за пользование землей и налог
в четвертую часть продукции, взимавшийся с определенного вида злаков.
В
«Артхашастре» подробно перечисляются все типы обложения и обязанности
чиновников фиска. Налоги взимались с пахотных земель, рудников, лесов, торговли
и т. д. Во главе соответствующего ведомства стоял главный сборщик,
устанавливавшим единицы обложения, проводивший полную регистрацию и
подразделявший селения по различным категориям. В его подчинении находился
многочисленный штат чиновников. Квартальный инспектор контролировал поступления
с пяти или десяти деревень (Артх. II. 35). Туда направлялись специальные
агенты, призванные собирать сведения о землях, домах, семействах.
Некоторые
данные можно почерпнуть из буддийских сочинений. Буддхагхоша, например,
сообщает, что Ашока ежедневно от сборов с городских ворот столицы имел 400 тыс.
каршапан, а его совет, сабха, еще 100 тыс. каршапан. Возможность такого рода
обложений подтверждается «Артхашастрой», в которой среди источников дохода
упоминается налог за вход (II. 6), а среди доходов, получаемых от укрепленных
пунктов (durga), — поступления от ворот (II. 6). Патанджали рассказывает, что
Маурьи, желая получить золото, изготовляли изваяния (богов) (Mauryair
hiranyarthibhir arcah prakalpitah). Мы не знаем, в чем заключался смысл
мероприятия, но ясно, что Маурьи испытывали финансовые затруднения. Можно
предполагать, что изображения (очевидно, богов) устанавливались в специальных
местах, а плата, взимавшаяся с лиц, посещавших эти места, шла в царскую казну
(возможна и иная интерпретация).
Список литературы
1.
Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности; СПб.: Алетейя, 2001
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru/