Как любить ребенка
Он
- ничто, мы - всё
С
ранних лет мы растем в сознании, что большое - важнее, чем малое.
-
Я большой, - радуется ребенок, когда его ставят на стол.
-
Я выше тебя, - отмечает он с чувством гордости, меряясь с ровесником.
Неприятно
вставать на цыпочки и не дотянуться, трудно мелкими шажками поспевать за
взрослым, из крохотной ручонки выскальзывает стакан. Неловко и с трудом влезает
ребенок на стул, в коляску, на лестницу; не может достать дверную ручку,
посмотреть в окно, что-либо снять или повесить, потому что высоко. В толпе
заслоняют его, не заметят и толкнут. Неудобно, неприятно быть маленьким.
Уважение
и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же
повседневен, неинтересен. Маленькие люди - маленькие и потребности, радости и
печали.
Производят
впечатление - большой город, высокие горы, большие деревья. Мы говорим:
-
Великий подвиг, великий человек. А ребенок мал, легок, не чувствуешь его в
руках. Мы должны наклониться к нему, нагнуться.
А
что еще хуже, ребенок слаб.
Мы
можем его поднять, подбросить вверх, усадить против воли, можем насильно
остановить на бегу, свести на нет его усилия.
Всякий
раз, когда он не слушается, у меня про запас есть сила. Я говорю: "Не
уходи, не тронь, подвинься, отдай". И он знает, что обязан уступить; а
ведь сколько раз пытается ослушаться, прежде чем поймет, сдастся, покорится!
Кто
и когда, в каких исключительных условиях осмелится толкнуть, тряхнуть, ударить
взрослого? А какими обычными и невинными кажутся нам наши шлепки, волочения
ребенка за руку, грубые "ласковые" объятия!
Чувство
слабости вызывает почтение к силе; каждый, уже не только взрослый, но и ребенок
постарше, посильнее, может выразить в грубой форме неудовольствие, подкрепить требование
силой, заставить слушаться: может безнаказанно обидеть.
Мы
учим на собственном примере пренебрежительно относиться к тому, что слабее.
Плохая наука, мрачное предзнаменование.
Цветок
- предвестник будущего плода, цыпленок станет курицей-несушкой, телка будет
давать молоко. А до тех пор - старания, траты и забота - убережешь ли, не
подведет ли?
Все
растущее вызывает тревогу, долго ведь приходится ждать; может быть, и будет
опорой старости, и воздаст сторицею. Но жизнь знает засухи, заморозки и град,
которые побивают и губят жатву.
Мы
ждем предзнаменований, хотим предугадать, оградить: тревожное ожидание того,
что будет, усиливает пренебрежение к тому, что есть.
Мала
рыночная стоимость несозревшего. Лишь перед законом и богом цвет яблони стоит
столько же, что и плод, и зеленые всходы - сколько спелые нивы.
Мы
пестуем, заслоняем от бед, кормим и обучаем. Ребенок получает все без забот;
чем он был бы без нас, которым всем обязан?
Исключительно,
единственно и все - мы.
Зная
путь к успеху, мы указываем и советуем. Развиваем достоинства, подавляем
недостатки. Направляем, поправляем, приучаем. Он - ничто, мы - всё.
Мы
распоряжаемся и требуем послушания.
Морально
и юридически ответственные, знающие и предвидящие, мы единственные судьи
поступков, душевных движений, мыслей и намерений ребенка.
Мы
поручаем и проверяем выполнение по нашему хотению и разумению - наши дети, наша
собственность - руки прочь!
(Правда,
кое-что изменилось. Уже не только воля и исключительный авторитет семьи - еще
осторожный, но уже общественный контроль. Слегка, незаметно.)
Нищий
распоряжается милостыней как заблагорассудится, а у ребенка нет ничего своего,
он должен отчитываться за каждый даром полученный в личное пользование предмет.
Нельзя
порвать, сломать, запачкать, нельзя подарить, нельзя с пренебрежением
отвергнуть. Ребенок должен принять и быть довольным. Все в назначенное время и
в назначенном месте, благоразумно и согласно предназначению.
Может
быть, поэтому он так ценит ничего не стоящие пустячки, которые вызывают у нас
удивление и жалость: разный хлам - единственная по-настоящему собственность и
богатство - шнурок, коробок, бусинки.
Взамен
за эти блага ребенок должен уступать, заслуживать хорошим поведением - выпроси
или вымани, но только не требуй! Ничто ему не причитается, мы даем добровольно.
(Возникает печальная аналогия: подруга богача.)
Из-за
нищеты ребенка и милости материальной зависимости отношение взрослых к детям
аморально.
Мы
пренебрегаем ребенком, ибо он не знает, не догадывается, не предчувствует. Не
знает трудностей и сложности жизни взрослых, не знает, откуда наши подъемы и
упадки и усталость, что нас лишает покоя и портит нам настроение; не знает
зрелых поражений и банкротств. Легко отвлечь внимание наивного ребенка,
обмануть, утаить от него.
Он
думает, что жизнь проста и легка. Есть папа, есть мама; отец зарабатывает, мама
покупает. Ребенок не знает ни измены долгу, ни приемов борьбы взрослых за свое
и не свое.
Свободный
от материальных забот, от соблазнов и от сильных потрясений, он не может о них
и судить. Мы его разгадываем моментально, пронзаем насквозь небрежным взглядом,
без предварительного следствия раскрываем неуклюжие хитрости.
А
быть может, мы обманываемся, видя в ребенке лишь то, что хотим видеть?
Быть
может, он прячется от нас, быть может, втайне страдает?
Мы
опустошаем горы, вырубаем деревья, истребляем диких зверей. Там, где раньше
были дебри и топи, все многочисленнее селения. Мы насаждаем человека на новых
землях.
Нами
покорен мир, нам служат и зверь, и железо; порабощены цветные расы, определены
в общих чертах взаимоотношения наций и задобрены массы. Далеко еще до
справедливых порядков, больше на свете обид и мытарств.
Несерьезными
кажутся ребячьи сомнения и протесты.
Светлый
ребячий демократизм не знает иерархии. Прежде времени печалит ребенка пот батрака
и голодный ровесник, злая доля Савраски и зарезанной курицы. Близки ему собака
и птица, ровня - бабочка и цветок, в камушке и ракушке он видит брата. Чуждый
высокомерию выскочки, ребенок не знает, что душа только у человека.
Мы
пренебрегаем ребенком, ведь впереди у него много часов жизни.
Чувствуем
тяжесть наших шагов, неповоротливость корыстных движений, скупость восприятий и
переживаний. А ребенок бегает и прыгает, смотрит на что попало, удивляется и
расспрашивает; легкомысленно льет слезы и щедро радуется.
Ценен
погожий осенний день, когда солнце редкость, а весной и так зелено. Хватит и
кое-как, мало ему для счастья надо, стараться не к чему. Мы поспешно и небрежно
отделываемся от ребенка. Презираем многообразие его жизни и радость, которую
ему легко дать.
Это
у нас убегают важные минуты и годы; у него время терпит, успеет еще, подождет.
Ребенок
не солдат, не обороняет родину, хотя вместе с ней и страдает.
С
его мнением нет нужды считаться, не избиратель: не заявляет, не требует, не
грозит.
Слабый,
маленький, бедный, зависящий - ему еще только быть гражданином.
Снисходительное
ли, резкое ли, грубое ли, а все - пренебрежение.
Сопляк,
еще ребенок - будущий человек, не сегодняшний. По-настоящему он еще только
будет.
Присматривать,
ни на минуту не сводить глаз. Присматривать, не оставлять одного.
Присматривать, не отходить ни на шаг.
Упадет,
ударится, порежется, испачкается, прольет, порвет, сломает, испортит, засунет
куда-нибудь, потеряет, подожжет, впустит в дом вора. Повредит себе, нам,
покалечит себя, нас, товарища по игре.
Надзирать
- никаких самостоятельных начинаний - полное право контроля и критики.
Не
знает, сколько и чего ему есть, сколько и когда ему пить, не знает границ своих
сил. Стало быть, стоять на страже диеты, сна, отдыха.
Как
долго? С какого времени? Всегда. С возрастом недоверие к ребенку принимает иной
характер, но не уменьшается, а даже возрастает.
Ребенок
не различает, что важно, а что неважно. Чужды ему порядок, систематический
труд. Рассеянный, он забудет, пренебрежет, упустит. Не знает, что своим будущим
за все ответит.
Мы
должны наставлять, направлять, приучать, подавлять, сдерживать, исправлять,
предостерегать, предотвращать, прививать, преодолевать.
Преодолевать
капризы, прихоти, упрямство.
Прививать
осторожность, осмотрительность, опасения и беспокойство, умение предвидеть и
даже предчувствовать.
Мы,
опытные, знаем, сколько вокруг опасностей, засад, ловушек, роковых случайностей
и катастроф.
Знаем,
что и величайшая осторожность не дает полной гарантии - и тем более мы
подозрительны: чтобы иметь чистую совесть, и случись беда, так хоть не в чем
было себя упрекнуть.
Мил
ему азарт шалостей, удивительно, как он льнет именно к дурному. Охотно слушает
дурные нашептывания, следует самым плохим примерам.
Портится
легко, а исправить трудно.
Мы
ему желаем добра, хотим облегчить; весь свой опыт отдаем без остатка: протяни
только руку - готовое! Знаем, что вредно детям, помним, что повредило нам
самим, пусть хоть он избежит этого, не узнает, не испытает.
"Помни,
знай, пойми".
"Сам
убедишься, сам увидишь".
Не
слушает! Словно нарочно, словно назло.
Приходится
следить, чтобы послушался, приходится следить, чтобы выполнил. Сам он явно
стремится ко всему дурному, выбирает худший, опасный путь.
Право
на уважение
Есть
как бы две жизни: одна - важная и почтенная, а другая - снисходительно нами
допускаемая, менее ценная. Мы говорим: будущий человек, будущий работник,
будущий гражданин. Что они еще только будут, что потом начнут по-настоящему,
что всерьез это лишь в будущем. А пока милостиво позволяем им путаться под
ногами, но удобнее нам без них.
Нет!
Дети были, и дети будут. Дети не захватили нас врасплох и ненадолго. Дети - не
мимоходом встреченный знакомый, которого можно наспех обойти, отделавшись
улыбкой и поклоном.
Дети
составляют большой процент человечества, населения, нации, жителей, сограждан -
они наши верные друзья. Есть, были и будут.
Существует
ли жизнь в шутку? Нет, детский возраст - долгие, важные годы в жизни человека.
Жестокие
законы Древней Греции и Рима позволяют убить ребенка. В средние века рыбаки
вылавливают из рек неводом тела утопленных младенцев. В XVII веке в Париже
детей постарше продают нищим, а малышей у собора Парижской Богоматери раздают
даром. Это еще очень недавно! И по сей день ребенка бросают, когда он помеха.
Растет
число внебрачных, подкинутых, беспризорных, эксплуатируемых, развращаемых,
истязуемых детей. Закон защищает их, но в достаточной ли мере? Многое
изменилось на свете; старые законы требуют пересмотра.
Мы
разбогатели. Мы пользуемся уже плодами не только своего труда. Мы наследники,
акционеры, совладельцы громадного состояния. Сколько у нас городов, зданий,
фабрик, копей, гостиниц, театров! Сколько на рынках товаров, сколько кораблей
их перевозит. Налетают потребители и просят продать.
Подведем
баланс, сколько из общей суммы причитается ребенку, сколько падает на его долю
не из милости, не как подаяние. Проверим на совесть, сколько мы выделяем в
пользование ребячьему народу, малорослой нации, закрепощенному классу. Чему
равно наследство и каким обязан быть дележ; не лишили ли мы, нечестные опекуны,
детей их законной доли - не экспроприировали ли?
Тесно
детям, душно, скучно, бедная у них, суровая жизнь.
Мы
ввели всеобщее обучение, принудительную умственную работу; существует запись и
школьная рекрутчина. Мы взвалили на ребенка труд согласования противоположных
интересов двух параллельных авторитетов.
Школа
требует, а родители дают неохотно. Конфликты между семьей и школой ложатся всей
тяжестью на ребенка. Родители солидаризуются с не всегда справедливыми
обвинениями ребенка школой, чтобы избавить себя от навязываемой ею над ним
опеки.
Солдатская
учеба тоже лишь подготовка ко дню, когда призовут солдата к подвигу; но ведь
государство солдата обеспечивает всем. Государство дает ему крышу над головой и
пищу; мундир, карабин и денежное довольствие являются правом его, не
милостыней.
А
ребенок, подлежа обязательному всеобщему обучению, должен просить подаяния у
родителей или общины.
Женевские
законодатели спутали обязанности и права; тон декларации не требование, а
увещание: воззвание к доброй воле, просьба о благосклонности.
Школа
создает ритм часов, дней и лет. Школьные работники должны удовлетворять
сегодняшние нужды юных граждан. Ребе-нок - существо разумное, он хорошо знает
потребности, трудности и помехи своей жизни. Не деспотичные распоряжения, не
на-вязанная дисциплина, не недоверчивый контроль, а тактичная договоренность,
вера в опыт, сотрудничество и совместная жизнь!
Ребенок
не глуп; дураков среди них не больше, чем среди взрослых! Облаченные в
пурпурную мантию лет, как часто мы навязываем бессмысленные, не-критичные,
невыполнимые предписания! В изумлении останавливается подчас разумный ребе-нок
перед агрессией язвительной седовласой глупости.
У
ребенка есть будущее, но есть и прошлое: памятные события, воспоминания и много
часов самых доподлинных одиноких размышлений. Так же как и мы - не иначе - он
помнит и забывает, ценит и недооценивает, логично рассуждает и ошибается, если
не знает. Осмотрительно верит и сомневается.
Ребенок
- иностранец, он не понимает языка, не знает направления улиц, не знает законов
и обычаев. Порой предпочитает осмотреться сам; трудно - попросит указания и
совета. Необходим гид, который вежливо ответит на вопросы.
Уважайте
его незнание!
Человек
злой, аферист, негодяй воспользуется незнанием иностранца и ответит
невразумительно, умышленно вводя в заблуждение. Грубиян буркнет себе под нос.
Нет, мы не доброжелательно осведомляем, а грыземся и лаемся с детьми -
отчитываем, выговариваем, наказываем.
Как
плачевно убоги были бы знания ребенка, не приобрети он их от ровесников, не
подслушай, не выкради из слов и разговоров взрослых.
Уважайте
труд познания!
Уважайте
неудачи и слезы!
Не
только порванный чулок, но и поцарапанное колено, не только разбитый стакан, но
и порезанный палец, синяк, шишку - а значит, боль.
Клякса
в тетрадке - это несчастный случай, неприятность, неудача.
"Когда
папа прольет чай, мамочка говорит: "Ничего", а мне всегда
попадает".
Непривычные
к боли, обиде, несправедливости, дети глубоко страдают и потому чаще плачут, но
даже слезы ребенка вызывают шутливые замечания, кажутся менее важными, сердят.
"Ишь,
распищался, ревет, скулит, нюни распустил".
(Букет
слов из словаря взрослых, изобретенный для детского пользования.)
Слезы
упрямства и каприза - это слезы бессилия и бунта, отчаянная попытка протеста,
призыв на помощь, жалобы на халатность опеки, свидетельство того, что детей
неразумно стесняют и принуждают, проявление плохого самочувствия и всегда
-страдание.
Уважайте
собственность ребенка и его бюджет. Ребенок де-лит с взрослыми материальные
заботы семьи, болезненно чувствует нехватки, сравнивает свою бедность с
обеспеченностью соученика, беспокоится из-за несчастных грошей, на которые
разоряет семью. Он не желает быть обузой.
А
что делать, когда нужно и шапку, и книжку, и на кино; тетрадку, если она
исписалась, и карандаш, если его взяли или потерялся; а ведь хотелось бы и дать
что-либо на память близкому другу, и купить пирожное, и одолжить соученику.
Столько существенных нужд, желаний и искушений - и нет!
Не
вопиет ли факт, что в судах для малолетних преобладают именно дела о кражах?
Недооценка бюджета ребенка мстит за себя - и наказания не помогут.
Собственность ребенка - это не хлам, а нищенски убогие материал и орудие труда,
надежды и воспоминания.
Не
мнимые, а подлинные сегодняшние заботы и беспокойства, горечь и разочарования
юных лет.
Ребенок
растет. Интенсивнее жизнь, чаще дыхание, живее пульс, ребенок строит себя - его
все больше и больше; глубже врастает в жизнь. Растет днем и ночью, и когда
спит, и когда бодрствует, и когда весел и когда печален, когда шалит и когда
стоит перед тобой и кается.
Бывают
весны удвоенного труда развития и затишья осени. Вот разрастается костяк, и
сердце не поспевает; то недостаток, то избыток; иной химизм угасающих и
развивающихся желез, иные неожиданности и беспокойство.
То
ему надо бегать - так, как дышать, - бороться, поднимать тяжести, добывать; то
затаиться, грезить, предаться грустным воспоминаниям. Попеременно то закалка,
то жажда покоя, тепла и удобства. То сильное стремление действовать, то апатия.
Усталость,
недомогание (боль, простуда), жарко, холодно, сонливость, голод, жажда,
недостаток чего-либо или избыток, плохое самочувствие - все это не каприз и не
школьная отговорка.
Уважайте
тайны и отклонения тяжелой работы роста!
Уважайте
текущий час и сегодняшний день! Как ребенок сумеет жить завтра, если мы не да-
ем ему жить сегодня сознательной, ответственной жизнью?
Не
топтать, не помыкать, не отдавать в рабство завтрашнему дню, не остужать, не
спешить и не гнать.
Уважайте
каждую отдельную минуту, ибо умрет она и никогда не повторится, и это всегда
всерьез; раненая - станет кровоточить, убитая - тревожить призраком дурных
воспоминаний.
Позволим
детям упиваться радостью утра и верить. Именно так хочет ребенок. Ему не жаль
времени на сказку, на беседу с собакой, на игру в мяч, на подробное
рассматривание картинки, на перерисовку буквы, и все это любовно. Он прав.
Мы
наивно боимся смерти, не сознавая, что жизнь - это хоровод умирающих и вновь
рождающихся мгновений. Год - это лишь попытка понять вечность по-будничному.
Мир длится столько, сколько улыбка или вздох. Мать хочет воспитать ребенка. Не
дождется! Снова и снова иная женщина иного встречает и провожает человека.
Мы
неумело делим годы на более зрелые и менее зрелые; а ведь нет незрелого
сегодня, нет никакой возрастной иерархии, никаких низших и высших рангов боли и
радости, надежды и разочарований.
Играю
ли я или говорю с ребенком - переплелись две одинаково зрелые минуты моей и его
жизни; и в толпе детей я всегда на мгновение встречаю и провожаю взглядом и
улыбкой какого-нибудь ребенка. Сержусь ли, мы опять вместе - только моя злая
мстительная минута насилует его важную и зрелую минуту жизни.
Отрекаться
во имя завтра? А чем оно так заманчиво? Мы всегда расписываем его слишком
яркими красками. Сбывается предсказание: валится крыша, ибо не уделено должного
внимания фундаменту здания.
Список литературы
Журнал
"Основы безопасности жизнедеятельности" №6 2000 г.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.school-obz.org/