Божественная
комедия. Данте Алигьери
БОЖЕСТВЕННАЯ
КОМЕДИЯ Поэма (1307-1321) АД
На полдороге жизни я - Данте - заблудился в дремучем лесу. Страшно,
кругом дикие звери - аллегории пороков; деться некуда. И тут является призрак,
оказавшийся тенью любимого мною древнеримского поэта Вергилия. Прошу его о
помощи. Он обещает увести меня отсюда в странствия по загробному миру, с тем
чтобы я увидел Ад, Чистилище и Рай. Я готов следовать за ним.
Да, но по силам
ли мне такое путешествие? Я оробел и заколебался. Вергилий укорил меня,
рассказав, что сама Беатриче (моя покойная возлюбленная) снизошла к нему из Рая
в Ад и просила быть моим проводником в странствиях по загро-бью. Если так, то
нельзя колебаться, нужна решимость. Веди меня, мой учитель и наставник! Над входом в Ад надпись, отнимающая всякую
надежду у входящих. Мы вошли. Здесь, прямо за входом, стонут жалкие души не
творивших при жизни ни добра, ни зла. Далее река Ахерон. Через нее свирепый
Харон перевозит на лодке мертвецов. Нам - с ними. "Но ты же не
мертвец!" - гневно кричит мне Харон. Вергилий усмирил его. Поплыли. Издали
слышен грохот, дует ветер, сверкнуло пламя. Я лишился чувств...
Первый круг Ада
- Лимб. Тут томятся души некрещеных младенцев и славных язычников - воителей,
мудрецов, поэтов (в их числе и Вергилия). Они не мучаются, а лишь скорбят, что
им как нехристианам нет места в Раю. Мы с Вергилием примкнули к великим поэтам
древности, первый из которых Гомер. Степенно шли и говорили о неземном.
У спуска во
второй круг подземного царства демон Минос определяет, какого грешника в какое
место Ада надлежит низвергнуть. На меня он отреагировал так же, как Харон, и
Вергилий также его усмирил. Мы увидели уносимые адским вихрем души
сладострастников (Клеопатра, Елена Прекрасная и др.). Среди них Франческа, и
здесь неразлучная со своим любовником. Безмерная взаимная страсть привела их к
трагической гибели.
Глубоко
сострадая им, я вновь лишился чувств.
В круге третьем
свирепствует звероподобный пес Цербер. Залаял было на нас, но Вергилий усмирил
и его.
Здесь валяются
в грязи, под тяжелым ливнем, души грешивших обжорством.
Среди них мой
земляк, флорентиец Чакко. Мы разговорились о судьбах родного города. Чакко
попросил меня напомнить о нем живым людям, когда вернусь на землю.
Демон,
охраняющий четвертый круг, где казнятся расточители и скупцы (среди последних
много духовных лиц - папы, кардиналы), - Плутос. Вергилию тоже пришлось его
осадить, чтобы отвязался. Из четвертого спустились в пятый круг, где мучаются
гневные и ленивые, погрязшие в болотах Стигийской низины. Подошли к некой
башне.
Это целая
крепость, вокруг нее обширный водоем, в челне - гребец, демон Флегий. После
очередной перебранки сели к нему, плывем. Какой-то грешник попытался уцепиться
за борт, я его обругал, а Вергилий отпихнул. Перед нами адский город Дит.
Всякая мертвая нечисть мешает нам в него войти. Вергилий, оставив меня (ох,
страшно одному!), пошел узнать, в чем дело, вернулся озабоченный, но
обнадеженный.
А тут еще и
адские фурии перед нами предстали, угрожая. Выручил внезапно явившийся небесный
посланник, обуздавший их злобу. Мы вошли в Дит. Всюду объятые пламенем
гробницы, из которых доносятся стоны еретиков. По узкой дороге пробираемся
между гробницами.
Из одной
гробницы вдруг выросла могучая фигура. Это Фарината, мои предки были его
политическими противниками.
Во мне, услышав
мою беседу с Вергилием, он угадал по говору земляка. Гордец, казалось, он
презирает всю бездну Ада. Мы заспорили с ним, а тут из соседней гробницы
высунулась еще одна голова: да это же отец моего друга Гвидо! Ему померещилось,
что я мертвец и что сын его тоже умер, и он в отчаянии упал ниц. Фарината,
успокой его: жив Гвидо! Близ спуска из
шестого круга в седьмой, над могилой папы-еретика Анастасия, Вергилий объяснил
мне устройство оставшихся трех кругов Ада, сужающихся книзу (к центру земли), и
какие грехи в каком поясе какого круга караются.
Седьмой круг
сжат горами и охраняем демоном-полубыком Минотавром, грозно заревевшим на нас.
Вергилий прикрикнул на него, и мы поспешили отойти подальше. Увидели кипящий
кровью поток, в котором шпарятся тираны и разбойники, а с берега в них кентавры
стреляют из луков. Кентавр Несс стал нашим провожатым, рассказал о казнимых
насильниках и помог перейти кипящую реку вброд.
Кругом колючие
заросли без зелени. Я сломал какую-то ветку, а из нее заструилась черная
кровь,.и ствол застонал. Оказывается, эти кусты - души самоубийц (насильников
над собственной плотью). Их клюют адские птицы Гарпии, топчут мимо бегущие
мертвецы, причиняя им невыносимую боль. Один растоптанный куст попросил меня
собрать сломанные сучья и вернуть их ему. Выяснилось, что несчастный - мой
земляк. Я выполнил его просьбу, и мы пошли дальше. Видим - песок, на него
сверху слетают хлопья огня, опаляя грешников, которые кричат и стонут, - все,
кроме одного: тот лежит молча. Кто это? Царь Капаней, гордый и мрачный
безбожник, сраженный богами за свою строптивость. Он и сейчас верен себе: либо
молчит, либо громогласно клянет богов. "Ты сам себе мучитель!" -
перекричал его Вергилий...
А вот навстречу
нам, мучимые огнем, движутся души новых грешников. Среди них я с трудом узнал
моего высокочтимого учителя Бру-нетто Латини. Он среди тех, кто повинен в
склонности к однополой любви. Мы разговорились. Брунетто предсказал, что в мире
живых ждет меня слава, но будут и многие тяготы, перед которыми нужно устоять.
Учитель завещал
мне беречь его главное сочинение, в котором он жив, - "Клад".
И еще трое
грешников (грех - тот же) пляшут в огне. Все флорентийцы, бывшие уважаемые граждане.
Я поговорил с ними о злосчастиях нашего родного города. Они просили передать
живым землякам, что я видел их. Затем Вергилий повел меня к глубокому провалу в
восьмой круг. Нас спустит туда адский зверь. Он уже лезет к нам оттуда.
Это пестрый
хвостатый Герион.
Пока он
готовится к спуску, есть еще время посмотреть на последних мучеников седьмого
круга - ростовщиков, мающихся в вихре пылающей пыли. С их шей свисают
разноцветные кошельки с разными гербами. Разговаривать я с ними не стал. В
путь! Усаживаемся с Вергилием верхом на Гериона и - о ужас! - плавно летим в
провал, к новым мукам. Спустились. Герион тотчас же улетел.
Восьмой круг
разделен на десять рвов, называемых Злопазухами. В первом рву казнятся сводники
и соблазнители женщин, во втором - льстецы. Сводников зверски бичуют рогатые
бесы, льстецы сидят в жидкой массе смрадного кала - вонь нестерпимая. Кстати,
одна шлюха наказана здесь не за то, что блудила, а за то, что льстила
любовнику, говоря, что ей хорошо с ним.
Следующий ров
(третья пазуха) выложен камнем, пестреющим круглыми дырами, из которых торчат
горящие ноги высокопоставленных духовных лиц, торговавших церковными
должностями. Головы же и туловища их зажаты скважинами каменной стены. Их
преемники, когда умрут, будут так же на их месте дрыгать пылающими ногами,
полностью втеснив в камень своих предшественников. Так объяснил мне папа
Орсини, поначалу приняв меня за своего преемника.
В четвертой
пазухе мучаются прорицатели, звездочеты, колдуньи. У них скручены шеи так, что,
рыдая, они орошают себе слезами не грудь, а зад. Я и сам зарыдал, увидев такое
издевательство над людьми, а Вергилий пристыдил меня: грех жалеть грешников! Но
и он с сочувствием рассказал мне о своей землячке, прорицательнице Манто,
именем которой была названа Ман-туя - родина моего славного наставника.
Пятый ров залит
кипящей смолой, в которую черти Злохваты, черные, крылатые, бросают взяточников
и следят, чтобы те не высовывались, а не то подденут грешника крючьями и
отделают так, что хуже всякой смолы. У чертей клички: Злохвост, Косокрылый и
пр.
Часть
дальнейшего пути нам придется пройти в их жуткой компании. Они кривляются,
показывают языки, их шеф произвел задом оглушительный непристойный звук.
Ну и звук! Я
такого еще не слыхивал. Мы идем с ними вдоль канавы, грешники ныряют в смолу --
прячутся, а один замешкался, и его тут же вытащили крючьями, собираясь терзать,
но позволили прежде нам побеседовать с ним.
Бедняга
хитростью усыпил бдительность Злохватов и нырнул обратно - поймать его не
успели. Раздраженные черти подрались между собой, двое свалились в смолу. В
суматохе мы поспешили удалиться, но не тут-то было! Они летят за нами.
Вергилий, подхватив меня, еле-еле успел перебежать в шестую пазуху, где они не
хозяева. Здесь лицемеры изнывают под тяжестью свинцовых позолоченных одежд. А
вот распятый (прибитый к земле колами) иудейский первосвященник, настаивавший
на казни Христа. Его топчут ногами отяжеленные свинцом лицемеры.
Труден был
переход: скалистым путем- в седьмую пазуху. Тут обитают воры, кусаемые
чудовищными ядовитыми змеями ^ От этих укусов они рассыпаются в прах, но тут же
восстанавливаются в своем обличье. Среди них Ванни Фуччи, обокравший ризницу и
сваливший вину на другого. Человек грубый и богохульствую* щий: Бога послал
"на фиг", воздев кверху два кукиша. Тут же на него набросились змеи
(люблю их за это). Потом я наблюдал, как некий змей сливался воедино с одним из
воров, после чего принял его облик и встал на ноги, а вор уполз, став
пресмыкающимся гадом. Чудеса! Таких метаморфоз не отыщете и у Овидия.
Ликуй,
Флоренция: эти воры - твое отродье! Стыдно... А в восьмом рву обитают коварные
советчики. Среди них Улисс (Одиссей), его душа заточена в пламя, способное
говорить! Так, мы услышали рассказ Улисса о его гибели: жаждущий познать
неведомое, он уплыл с горсткой смельчаков на другой конец света, потерпел
кораблекрушение и вместе с друзьями утонул вдали от обитаемого людьми мира.
Другой
говорящий пламень, в котором скрыта душа не назвавшего себя по имени лукавого
советчика, рассказал мне о своем грехе: этот советчик помог римскому папе в
одном неправедном деле - в расчете на то, что папа отпустит ему его
прегрешение. К простодушному грешнику небеса терпимее, чем к заранее
рассчитывающему спастись покаянием.
Мы перешли в
девятый ров, где казнятся сеятели смуты.
Вот они,
зачинщики кровавых раздоров и религиозных смут. Дьявол увечит их тяжелым мечом,
отсекает носы и уши, дробит черепа. Тут и Магомет, и побуждавший Цезаря к
гражданской войне Курион, и обезглавленный воин-трубадур Бертран де Борн
(голову в руке несет, как фонарь, а та восклицает: "Горе!").
Далее я
встретил моего родича, сердитого на меня за то, что его насильственная смерть
осталась неотмщенной.
Затем мы
перешли в десятый ров, где алхимики страждут от вечного зуда.
Один из них был
сожжен за то, что шутя хвастался, будто умеет летать; стал жертвой доноса. В Ад
же попал не за это, а как алхимик. Здесь же казнятся те, кто выдавал себя за
других людей, фальшивомонетчики и вообще лгуны.
Двое из них
подрались между собой и потом долго бранились (мастер Адам, подмешивавший медь
в золотые монеты, и древний грек Синон, обманувший троянцев).
Вергилий
упрекнул меня за любопытство, с которым я слушал их.
Наше
путешествие по Злопазухам заканчивается. Мы подошли к колодцу, ведущему из
восьмого круга Ада в девятый.
Там стоят
древние гиганты, титаны. В их числе Немврод, злобно крикнувший нам что-то на
непонятном языке, и Антей, который по просьбе Вергилия спустил на своей
огромной ладони нас на дно колодца, а сам тут же распрямился.
Итак, мы на дне
вселенной, близ центра земного шара. Перед нами ледяное озеро, в него вмерзли
предавшие своих родных. Одного я случайно задел ногою по голове, тот заор`ал, а
себя назвать отказался. Тогда я вцепился ему в волосы, а тут кто-то окликнул
его по имени. Все, негодяй, теперь я знаю, кто ты, и расскажу о тебе людям.
А он:
"Ври, что хочешь, про меня и про других!" А вот ледяная яма, в ней
один мертвец грызет череп другому. Спрашиваю: за что? Оторвавшись от своей
жертвы, он ответил мне. Он, граф Уголино, мстит предавшему его былому единомышленнику,
архиепископу Руджери, который уморил его и его детей голодом, заточив их в
Пизанскую башню. Нестерпимы были их страдания, дети умирали на глазах отца, он
умер последним. Позор Пизе! Идем далее. А это кто перед нами? Альбериго? Но он
же, насколько я знаю, не умирал, так как же оказался в Аду? Бывает и такое:
тело злодея еще живет, а душа уже.в преисподней.
В центре земли
вмерзший в лед властитель Ада Люцифер, низверженный с небес и продолбивший в
падении бездну преисподней, обезображенный, трехликий. Из первой его пасти
торчит Иуда, из второй Брут, из третьей Кассий. Он жует их и терзает когтями.
Хуже всех
приходится самому гнусному предателю - Иуде. От Люцифера тянется скважина,
ведущая к поверхности противоположного земного полушария. Мы протиснулись в
нее, поднялись на поверхность и увидели звезды.
Вергилий - один
из центральных персонажей поэмы. В. выступает в ней в роли проводника Данте в
его путешествии по Аду и Чистилищу. Доведя поэта до вершины Чистилища, В.
исчезает, и спутником Данте в путешествии по Раю становится Беатриче.
Поэт, он же
рассказчик, называет В. "благим отцом" и "наставником
знанья".
Постоянное
местопребывание В. - лимб, где он находится вместе с некрещеными младенцами и
теми праведниками, которые жили до пришествия Христа. Беатриче вызывает В. из
лимба, когда Данте угрожает опасность: на поэта нападают три зверя: рысь, лев и
волчица, которые символизируют сладострастие, гордость и алчность. Данте
заблудился на полдороге в дремучем лесу земного бытия, и эти чудовища преграждают
ему путь. В этот момент В. и приходит ему на помощь. Он становится его
наставником, оберегает от опасностей, разъясняет все, что встречается им на
пути. Данте видит в В. мудрого учителя и относится к нему с робостью и
благоговением ученика. Выбор В. в качестве проводника и наставника не случаен.
В средние века прославленного римского автора почитали не только как поэта, но
приписывали ему также пророческий дар, поскольку в четвертой эклоге его
"Буколик" видели предсказание пришествия в мир Христа, Сына Божия.
Данте -
центральный персонаж поэмы, повествующий обо всем увиденном от первого лица. Д.
в поэме принадлежит внешне пассивная роль, он словно выполняет повеление
грозного ангела из "Апокалипсиса": "Иди и смотри!"
Абсолютно доверившись Вергилию, Д. может лишь послушно следовать за ним,
смотреть на картины ужасных мучений и то и дело просить Вергилия, чтобы тот
истолковал ему смысл увиденного.
О. Мандельштам
в "Разговоре о Данте" пишет: "Внутреннее беспокойство и тяжелая,
смутная неловкость, сопровождающая на каждом шагу неуверенного в себе,
измученного и загнанного человека, - они-то и придают поэме всю прелесть, всю
драматичность, они-то и работают над созданием ее фона".
Д. - истинный
сын своей эпохи, того сложного переломного периода, когда в недрах средневекового
мироощущения вызревали всходы нового понимания жизни и ее ценностей. В его душе
еще живы аскетические идеалы, поэтому свободную, разрушающую узы брака любовь
Франчески к Паоло, младшему брату своего мужа, он считает тяжким грехом. Когда
во втором круге Ада (песнь 5-я) поэт слышит от Франчески рассказ об их
"злосчастной любви", он, глубоко сочувствуя возлюбленным, не ропщет
против постигшей их жестокой кары небес.
Однако любовь,
свободная от всякой чувственности, - это для Д. великая мировая сила, которая
"движет солнце и светила". Такая любовь с юных лет связывает его с
Беатриче, образ которой освещает всю его жизнь, подобно путеводной звезде. В
конце "Новой жизни", подробно рассказывающей историю его любви к
Беатриче, любви, которая постепенно восходит от бессловесного восхищения к
благоговейному и возвышенному почитанию, поэт выражает надежду на то, что в
будущем сможет "сказать о ней то, что никогда еще не говорилось ни об
одной". Действительно, в "Божественной комедии" Беатриче
предстает перед рассказчиком в образе святой, обитающей в Раю, в "небесной
розе", местопребывании блаженных душ.
Уголино делла
Герардеска, граф - один из самых трагических персонажей "Божественной
комедии", пребывающий в девятом круге Ада среди предателей. Он предстает перед
Данте вмерзшим в ледяное болото и яростно грызущим затылок своему врагу,
архиепископу Руд-жери дельи Убальдини, ставшему причиной его ужасной гибели.
Рассказ У. о своей судьбе принадлежит к числу наиболее страшных историй,
услышанных Данте от обитателей Ада. У. был правителем Пизы. Архиепископ
Руджери, воспользовавшись внутренними интригами, поднял против него народный
мятеж, обманом заманил его вместе с его четырьмя сыновьями (на самом деле с
двумя сыновьями и двумя внуками) в башню и наглухо заколотил ее, обрекая их на
голодную смерть.
У., накануне
видевший во сне затравленного волка с волчатами, осознает ожидающую его участь
и в горе кусает себе пальцы. Его дети, считая этот жест признаком голода,
предлагают отцу насытиться их мясом. Тогда У. замолкает и в окаменении
наблюдает, как погибают от го*-лода один за другим все его дети. Но вскоре
отчаяние обезумевшего отца побеждается голодом и (согласно интерпретации
большинства комментаторов) он съедает их мертвые тела.
Франческа да
Римини и Паоло Малатеста - герои одного из самых известных и драматических
эпизодов "Божественной комедии". Они появляются во втором круге Ада
среди сладострастников.
В ответ на
призыв Данте они выступают из вихря несущихся дущ и рассказывают поэту историю
своей любви и смерти (говорит Ф., а П. рыдает). Ф., будучи женой Джанчотто
Малатесты, полюбила младшего брата своего мужа, П., в ответ на его любовь к
ней, причем решающую роль в развитии их чувства сыграло совместное чтение
романа о Ланселоте.
Узнав об
измене, Джанчотто убил Ф. и П., и теперь они мучаются вместе в Аду. Этот
рассказ вызывает у Данте столь глубокое сострадание, что он бездыханным падает
на землю: "...и мука их сердец / Мое чело покрыла смертным потом; / И я
упал, как падает мертвец". Реминисценции этой истории неоднократно
встречаются в литературе разных стран и эпох (ср., например, романтическую
трагедию Сильвио Пеллико "Франческа да Римини").
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://lib.rin.ru/cgi-bin/index.pl