Содержание
Введение
1. Проблема времени и пространства в философии
1.1 Время
1.2 Пространство
1.3 Время в литературном произведении
2. Время в творчестве С.Д.Кржижановского
2.1 «Я живу в далеком будущем»
2.2 Пространство в языке прозы Кржижановского
2.3 Время в языке и прозе Кржижановского
2.4 «Человек-Хронотоп» в повестях Кржижановского «Воспоминания о будущем» и «Возвращение Мюнхгаузена»
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Время относится к категориям, наиболее активно разрабатываемым и в науке, и в философии, и в художественной культуре. Человек не мыслит себя вне времени, за исключением описанных в религиозной литературе состояний сознания, когда счет минут прекращается и абсолютную значимость обретает контакт с Богом. Литература как искусство слова моделирует свои миры, которые строятся по заданным объективной реальностью координатам – пространственным и временным. Писатели формируют свои вымышленные миры, исходя из личных концепций смысла жизни человека, видения окружающего мира, понимания истины, добра, вечности…
С.Кржижановский – неизвестный широкому кругу читателей, творчество которого является интересной ступенью развития мировой литературы, представляет нам свои идеи о человеке и Времени.
Цель работы.
Исследовать художественные особенности прозы Сигизмунда Доминиковича Кржижановского. Найти связь концептов времени–пространства, человека-героя.
Задача.
На примере повестей «Воспоминания о будущем» и «Возвращение Мюнхгаузена» С.Д.Кржижановского найти основные философские взгляды на тему проблемы концепта времени и пространства в самосознании человека, а также проследить особенности художественного воплощение данной темы в текстах произведений.
Актуальность.
С древних времен и по сегодняшний день одним из самых актуальных вопросов человечества является «Что такое Время?», «Что есть человек в этом времени?», «Можно ли управлять временем?». При всей фундаментальности данного вопроса концепт времени масштабно используется в киноиндустрии, литературе, искусстве и других областях нашей повседневной жизни, становится привычной парадоксальной сферой, проникнуть в которую удаётся все же не каждому.
Значимость в практике.
Использовать материалы данной исследовательской работы возможно при изучении курса русской литературы, курса философии и культурологии, а также для подготовки к различным семинарам и т.п.
1. Проблема времени и пространства в философии
Пространство и время считались то объективными характеристиками бытия, то субъективными понятиями, характеризующими наш способ восприятия мира. Две точки зрения об отношении пространства и времени к материи считаются основными: субстанциональная концепция (Демокрит, Платон), реляционная концепция (Аристотель).
Субстанциональная теория, согласно которой пространство – порядок взаиморасположения тел, а время – порядок последовательности сменяющих друг друга событий, была доминирующей до конца 19 века.
Реляционная теория пространства и времени получила подтверждение своей правильности в общей теории относительности. Пространство и время выражают определенные способы координации материальных объектов и их состояний. Современные ученые склоняются к представлению о едином и объективном пространственно-временном континууме. Всеобщность пространства и времени означает, что они существуют, пронизывая все структуры универсума.
Несмотря на то, что время и пространство изучаются человечеством на протяжении 2 500 лет, мы не можем сегодня сказать, что знаем эти категории лучше, чем ранее. Мы изобрели часы, измеряем пространство в ставших привычными единицах измерения, но все же не знаем сути…
Парадокс и первая сложность состоит в том, что категории времени и пространства принадлежат к фундаментальным, т. е. неопределяемым категориям, и употребляют их обычно так, как будто они имеют очевидный смысл.
1.1Время
Первый и старый как мир вопрос: «что есть Время?». Литература, посвященная этой проблеме необъятна: начиная с трудов Платона, Аристотеля, Плотина и других неоплатоников, или, скажем, с древнеиндийских («Мокша-дхарма») или древнекитайских («И-цзин») трактатов, через новаторские, уже почти феноменологические по духу и методу размышления Августина в XI книге «Confessionum» вплоть до исследований о природе времени у Канта, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра, Мерло-Понти, Бахтина, на другом полюсе — Вернадского, основоположника хронософии Д. Т. Фрейзера, И.Пригожина.
Мы вечно будем желать решения и вслед за Святым Августином сможем сказать: «Что такое время? Пока меня не спрашивают, я это знаю. А если спросят, я теряюсь». От пространства, считал Хорхе Луис Борхес, мы можем абстрагироваться, но не от времени. Анри Бергсон сказал, что время является главной проблемой метафизики. Разрешив эту проблему, человечество разрешит все загадки.
Однако выразившиеся в системе языка поиски объективных координат – местоимения «где», «когда» — могут объективироваться исходя из определения конкретного уровня, своеобразной аксиомы, позволяющей построить более менее четкие контуры понятий.
Мы и поныне, писал Борхес, испытываем смущение, которое поразило Гераклита: никто не войдет дважды в одну и ту же реку… Воды реки текучи, мы сами подобны реке – также текучи. Время проходит. Изобретение понятия вечности позволяет нам рассуждать с позиций пространства – вечность вмещает (место) время. Но время неподвластно статике. Платон говорил, что время – текучий образ вечности. Метафора реки неизбежна, если мы говорим о времени. Дар вечности, вечность позволяет нам жить в последовательностях. Длительность, одномерность, необратимость, однородность – свойства времени. Один из ярких пространственных образов времени – песочные часы:
Песчинки убегают в бесконечность,
Одни и те же, сколько б ни стекали:
Так за твоей отрадой и печалью
Покоится нетронутая вечность.
Х.Л.Борхес
1.2 Пространство
Говоря о времени, стоит несколько слов сказать и о пространстве. Человеческое сознание не может оперировать мыслью о времени без привязки к категории пространства: в языке время для нас существует в лексике, традиционно принадлежащей пространственным категориям. Вспомним образ реки.
Приборы для измерения времени подчеркнуто о-пространствленны – песочные часы, клепсидра, механические часы. Либо перетекание одного в другое, либо путешествие по кругу циферблата… "Но чем-то великим и трудноуловимым кажется топос — т. е. место-пространство" (Аристотель).
Мартин Хайдеггер же призывает нас прислушаться к языку. О чем он говорит в слове «пространство»? В этом слове говорит простирание. Оно значит: нечто просторное, свободное от преград. Простор несет с собой свободу, открытость для человеческого поселения и обитания. Простирание простора несет с собой местность, готовую для того или иного обитания. Философ отрицает пустоту, как ничто. Пустота – высвобожденное, собранное пространство, готовое пустить нечто. Вновь язык подсказывает направление мысли…
1.3 Время в литературном произведении
Разделив виды искусства на пространственные и временные, Михаил Бахтин обобщил многолетний опыт восприятия шедевров. Но, при всей очевидности, почему литературе и музыке отказано в пространственном выражении? Слово и в дописьменную эпоху натягивалось на пространство, чтобы в то же время оказаться стрелой времени, пущенной из лука фольклорного текста (бытовавшего в устной (!) форме).
Возьмем, к примеру, сказки. Раздорожье, вечные перекрестки, время от рождения до свадьбы или подвига проходит мгновенно – «долго ли, коротко ли». Бинарный мир фольклорных текстов прорастает и в литературе, но заявившему о себе, открывшемуся автору, необходимо уже нечто неизмеримо большее. Соблазн испытать себя в роли демиурга велик, и писатель, ваяя первую строку, уже строит свою «систему координат».
Фактически искусство проектирует мир воображаемых реалий (или наблюдаемых, но подвергнутых субъективной авторской интерпретации), выстроенных таким образом, чтобы акцентировать внимание людей на тех нравственных, этических, эстетических и иных проблемах, которые актуализируются в данном произведении. При этом поднимаемые проблемы подаются в яркой, эмоционально окрашенной форме, пробуждая ответное эмоциональное переживание читателя, его осознанное или скрытое соотнесение самого себя с предметом переживания, и при этом «обучают» его на этом примере, вызывают в нем стремление присвоить опыт чужого понимания.
В отличие от других форм познания мира, аналитически расчленяющих его на отдельные познаваемые фрагменты, сегменты и объекты, искусство вообще, а литература в частности стремится к познанию и образному отображению действительности в ее целостном, синтезированном виде через создание ее комплексных моделей. Русский философ и литературовед М.М.Бахтин отмечал, что автор не может стать одним из образов романа, ибо является «природой творящей», а не «природой сотворенной». Автор должен сохранить свою позицию вненаходимости и связанный с нею избыток видения и понимания. Метафора кукловода, у которого куклы оживают, подобно Пиноккио, и вступают с автором в живой диалог…
Подход к изучению пространственно-временных структур в литературоведении формируется в контексте развития научного мышления в ХХ веке. Психология личности уже не обходится без исследования пространственно-временных отношений. Сам термин – «ХРОНОТОП» — был введен в научный язык А.Ухтомским, позже этот синтетический термин использовал М.Бахтин: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом… Хронотоп – формально-содержательная категория литературы». М. М. Бахтин под влиянием идей Эйнштейна ввел в литературоведческий обиход данный термин (время-пространство), именно он впервые показал, что хронотопы разных авторов и разных жанров существенно отличаются друг от друга.
Взаимодействие двух процессов (двойной активности: текста и читателя) позволяет читателю на основе повествовательной структуры текста сформировать модель собственного бытия, означаемым которой является определённый глубинный вопрос человеческого бытия, а означающим – само сообщение (сюжет, повествование) в его художественном своеобразии.
Тексту же это взаимодействие позволяет реализоваться в качестве носителя информации, т.е. быть прочитанным, осмысленным и живым, реализовать вневременную сущность книги. По Гадамеру, понимание означает в первую очередь не идентификацию, а способность поставить себя на место другого и рассмотреть оттуда себя самого. Таким образом, читательское сознание присваивает миры, созданные автором. Концепт времени, реализуемый литературными произведениями, служит пониманию бытия.
Сам термин «концепт» восходит к латинскому conception – способность понимания. В русском языке слово «концепт» употребляется преимущественно в смысле понятия. Философы часто определяют концепт и концепцию как понятие об отсутствующем предмете восприятия.--PAGE_BREAK--
2. Время в творчестве С. Кржижановского
2.1 «Я живу в далеком будущем»
Писатель, о творчестве которого пойдет речь, был «одновременно и субъектом и объектом иррационального „минус“-пространства: он творил по неким собственным „внутренним“ матрицам, в которых „природное“, психоментальное почти неотделимо от „культурного“, но и оно, это „минус“-пространство, создавало его по своему образцу». Так отмечает изоморфизм творца и творения Кржижановского В.Топоров.
Имя Кржижановского, писателя, которого сейчас по праву ставят на одну ступень с Кафкой и Борхесом, Булгаковым и Платоновым, стало известно массовому читателю в основном благодаря созидательным усилиям В. Перельмутера, вступительные статьи которого предваряют сборники сочинений писателя. Исследователь пишет: «Кржижановский знал, что пришелся русской литературе не ко времени: „Я живу на полях книги, называемой “Общество». Знал и то, что «промах судьбы» небезнадежен: «Я живу в таком далеком будущем, что мое будущее мне кажется прошлым, отжитым и истлевшим»
На протяжении жизни писатель пытался издать книгу, но все попытки были безуспешны. Кржижановский постоянно находился в «читательском вакууме», при жизни автора читатель не увидел его книг. Правда, кое-кому из наиболее начитанных редакторов имя автора все же было знакомо. Но круг этих лиц был предельно узок, и писателю не удавалось его расширить.
Одна из отличительных черт прозы Кржижановского — стержневое значение сюжета, собственно сюжетная техника, генетически связанная с изобретенной им «поэтикой заглавия». По мнению писателя, «мир есть сюжет. Несюжетно создавать нельзя». Конструируемые писателем для создания эффекта особой реальности слова («неты», «ести», «локтизм», «Здесевск») продолжают традицию пространственно-языковой экспериментации (В.Подорога) в русской литературе, при этом тексты произведений Кржижановского не вполне соотносимы с оформленными литературно-художественными направлениями.
Феномен прозы Кржижановского прежде всего языковой. С.Кржижановский выстраивает особую нравственно-этическую горизонталь, вдоль (вглубь) которой поселяет псевдореальные и заведомо вымышленные локусы. Кржижановский последовательно реализует свойственный русской литературе дидактизм, для этого писатель привлекает целый «арсенал» игровых «потенциалов» языка, используемых им нарочито опосредованно.
Метафоры и сравнения, используемые в текстах его произведений, преимущественно интеллектуально-ассоциативные, зачастую «сыгранные» на грамматической деформации слова, его мгновенного превращения, например, из существительного в глагол и обратно (новелла «Пни»). Шахматные координаты, графические метафоры китайской книги перемен, пропущенные слоги становятся своего рода «говорящими» интервалами в дискурсивном потоке. Художественная система писателя занимает особое место и в отдельно взятом периоде русской литературы — 20-30-е гг,- и в общем историко-литературном контексте отечественной словесности.
2.2 Пространство в языке прозы Кржижановского
Мир, моделируемый писателем, обладает постоянно смещаемыми в область нравственного пространственно-временными координатами. Писатель вводит нас, действительно, в странный мир. Мир, способный удивить и самого повествователя, и, разумеется, читателя.
И в самом деле, сначала повествователь удивляется весьма загадочному незнакомцу, нелепо сверяющему (!) свои карманные часы по намалеванному (то есть явно ненастоящему!) циферблату на вывеске часового магазина, потом он,, повествователь, стал недоумевать по поводу самого факта существования в городе безмерно огромного количества таких нарисованных часов («Собиратель щелей»). Причем, от взгляда повествователя не ускользает самая главная странность: стрелки на многих из них почему-то «показывают» одно и то же время — двадцать семь минут второго. Эти циферблаты имеют свой тайный, пока недоступный пониманию повествователя и читателя смысл.
Рассказ построен по принципу своеобразной «матрешки»: повествование вставлено в другое повествование. Личный повествователь, от лица которого ведется рассказ, по профессии писатель, читает собравшимся друзьям свою сказку «Собиратель щелей» — о странном коллекционере, интересовавшемся только всеми возможными в этом мире щелями, которые избороздили поверхность камней, досок, печей, мебели и других материальных объектов. Эти щели — свидетельство неуклонно надвигающегося старения, гибели вещи. Мир, увы, непрочен, пока есть склонные к распространению и росту коварные щели.
И именно они, захватывающие и вездесущие, разрывают наш мир, приводя пространство в состояние дисбаланса, полнейшего уничтожения.
Само по себе пространство поддается легким изменениям даже со стороны человека – мы легко можем переместить предметы в комнате, видим и анализируем новое для нас помещение, свободно ориентируемся в данной нам реальности… Мы с рождения приучены к тому, что пространство организовано, что оно разделено. Преобразования пространства обусловлены желанием человека окружить себя лишь необходимым, функциональным и удобным.
Как отмечается в исследовании Е.Федосеевой по игровому компоненту в прозе С.Кржижановского, чувство меры часто изменяет нам и мы оказываемся или в разреженном просторе вращающихся на непересекающихся орбитах одиночеств, или в скученном вещном мирке пушкинского гробовщика, где вещи теряют свою «настоящесть» и пространство становится враждебным человеку. Каждый новый день мы путешествуем в пространстве, не замечая материи, пронизывающей данную степень реальности. Пространство лишь внешняя оболочка более сильной энергии. И кажущаяся нам однородность реальности легко трансформируется и перестраивается в неоднородную вязкую систему зависимостей координат. Координат времени и пространства…
2.3 Время в языке прозы Кржижановского
Время гораздо настойчивее пространства. Тоненькая секундная стрелка толкает весь массив жизни вперед и вперед. Воспротивиться ей — то же, что умереть. Тяга пространства гораздо слабее. Пространство терпит бытие мягких, приглашающих в неподвижность кресел, ночные туфли, походку с развальцей.… Время — сангвиник, пространство — флегматик; время ни на долю секунды не приседает, оно живет на ходу, пространство же — как его обычно описывают — «разлеглось» за горизонтным увальнем… /«Салыр — Гюль»/
Время и пространство предстают у Кржижановского субъектами действия. Значимость и того и другого — бесспорна. Но можем ли мы воздействовать на время так же легко, как и на пространство? Время организует нас под себя. С наступлением ночи мы привыкли ложиться спать, но ведь ночь не наступает по щелчку пальцев. Эксперименты по семи страстным пятницам в неделе Макса Штерера не увенчались успехом. Скорее время привыкло щелкать налево и направо, преобразовывая жизнь человека в соответствии с некими произвольными периодами.
Пространство, в большей своей части, вещественно, материально. Оно реально и зримо. Время же неосязаемо, оно убегает вперед нас, человеку не под силу догнать его. Пространство и время выступают у Кржижановского как индивидуальные психотипы. Время сильно и мобильно. Учитывая ссылку Кржижановского на психологический тип, время социально наиболее адаптировано.
В поединке «время – человек», безусловно, наибольшей силой обладает время, однако и человеку предоставлен некоторый потенциал, позволяющий замысливать борьбу с непобедимым временем. В большинстве текстов Кржижановского прослеживается явное преобладание взаимодействия (борьбы) со временем как субъектом (субъектами).
И как раз тут к связке время-пространство примыкает новая переменная, новый фактор, способный, возможно, победить устоявшееся мнение о непобедимости времени, как основополагающего фактора бытия, и пространства – внешнего щита данной материи.
2.4 «Человек – Хронотоп» в повестях С.Д.Кржижановского «Вспоминания о будущем» и «Возвращение Мюнхгаузена»
У Кржижановского сюжетным двигателем в «Воспоминаниях о будущем» становится изобретение Штерером Машины времени, как некоего нематериального устройства, позволяющего путем механических манипуляций добиться прямого взаимодействия (поединка, войны) со временем. «Мы нуждаемся в пространстве для того, чтобы конструировать время, и, таким образом, определять последнее посредством первого». (Кант. Трактаты и письма – М:1980г. –с.629). «Меня интересует не арифметика, а алгебра жизни»,- писал Кржижановский.
Писатель считал свои произведения близко передающими действительность. Значительная часть его рассказов носит проблемный характер. Это персонифицированные процессы мышления, осуществляемые действующими лицами. Главный герой в «Воспоминаниях о будущем» лишен ярких личностных характеристик: нет портретной характеристики, отсутствует круг общения, сведены к минимуму контакты с людьми. Единственный персонаж, который пробуждает человеческие чувства у Штерера – это сосед по комнате в пансионе, больной, медленно угасающий Ихиль Тапчан.
Уму исследователя времени хилый еврейский мальчик из Гомеля представлялся, вероятно, сосудом, дающим высокую утечку времени, быстро падающего к дну, механизмом с нарушенным статусом регулятора, чрезмерно быстро освобождающим завод спирали.
Главное, что подчеркивается автором в герое – это стремление решить проблемы времени.
Бросая вызов времени, Штерер оказывается вне зоны действия общепринятой морали: он не поддерживает связь с отцом, как только погружается в работу над созданием машины, он вступает в связь с женщиной только по необходимости получения материальной помощи – опять же для разработки изобретения.
Видишь ли, тут дело не в том, чтобы нравиться людям. А в том, чтоб напасть на время, ударить и опрокинуть его. Стрельба в тире — это еще не война. И после, в моей проблеме, как и в музыке: ошибка на пять тонов дает меньший диссонанс, чем ошибка на полутон.
Следует отметить что у Кржижановского используется третьеличная форма повествования – с позиции всезнающего автора. Авторское сознание дистанцируется по отношению к проблемам, решаемым героями. В «Воспоминаниях о будущем» повествователь даже использует своеобразный «переходник» — биографический источник (биография Штерера, написанная Иосифом Стынским).
Достоверность подчеркивается использованием документальных свидетельств самого героя (дневник Ихи, рукопись Штерера «Воспоминание о будущем»). Материал самой рукописи – непосредственное свидетельство о содержании будущего времени – некий фантом, собравшемуся послушать о будущем обществу Штерер так ничего и не рассказывает – отсутствует физическая возможность описать увиденное, используя речь. Герой отчасти приравнивается к ВРЕМЕНИ, перестает существовать для мира людей и растворяется во времени.
Время Кржижановского – это не застывшее время ньютоновской физики и лишь отчасти абстрактное время Канта. В повести Кржижановского категория времени дана в динамичных координатах Эйнштейна, а само время рассматривается, как феномен человеческого сознания. Множественность времени – вот идея, объединяющая философию Эйнштейна и творчество Кржижановского. Время = Жизнь = Сознание – вот формула времени у Кржижановского. Таким образом, концепт времени неразрывно связан с самосознанием человеческой личности.
Кржижановский использует культурный опыт человечества для новых сценариев своих идей. Использование в качестве фундамента приземленного, бытового, которое соседствует с бытийным и реальным мистическим прорывом – вот формула успеха писателя. Его внимание не могла обойти фигуру Мюнхгаузен, прочно закрепившуюся в литературном мире. И в «Возвращении Мюнхгаузена» проявляется комичность человеческого бытия, где вымысел приравнивается к реальности.
Создается некий баланс, где в качестве балласта уже выступает барон Иеронимус фон Мюнхгаузен. Данный персонаж и является пиковым для понимания диффузии время и пространства в человеке, создания новой двойственной псевдореальности, происшедшей через «больное» сознание и неописуемую фантазию. Именно Барон Иеронемус фон Мюнхгаузен — персонажа, максимально синхронизировавшегося со временем.
Наверное, многие из нас в детстве читали сказку «Возвращение Мюнхгаузена». В ней мы видим те небылицы, ту фантазию, в которой мог бы разобраться даже ребенок. Полет на ядре, спасение из болота, лошадь, привязанная к флюгеру – это все лишь вымысел. Однако в произведении Кржижановского к этому же вымыслу, этой достаточно больной фантазии мы относимся уже через философский контекст, через просмотр истины за данной писателем ложью. продолжение
--PAGE_BREAK--
Пространственное представление мира в «Возвращении Мюнхгаузена» представлено чередующимися сменами мест и сцен действий. Постоянные поездки барона то в одну страну, то в другую создают эффект присутствия Мюнхгаузена везде и сразу. И видимо так и есть! Барон, свободно мог проехать пол мира всего за пару дней, собрать все сразу. Кажется, он был гоним ветром. Полет дыма может лишь с ним сравнится..
Слово «дым» и его различные лексические формы в произведении С.Д.Кржижановского «Возвращение Мюнхгаузена» встречается 40 раз. Слово туман – 14 раз. Образ, модель Дыма является доминантой в произведении. Ведь если часы – символ времени, бытия – тоника, тогда только связь Дыма, как «мгновенного», секундного явления может говорить о ценности единицы времени. Туман – пелена неизвестности как самого барона, так и того «времени», где он существует.
ДЫМ — летучее вещество, отделяющееся при горении тела; улетающие остатки горючего тела, при разложении его на воздухе, огнем. (Словарь Даля)
Действительно, главный герой подобен дыму. Он, в постоянном «соединении со временем» становится чахлым, выгорает изнутри, умирает от каждого нового мгновения, несмотря на свой возраст.
"…лицо Мюнхгаузена: небритые щеки втянуло, кадык острым треугольником прорывал линию, шеи, из-под судорожного росчерка бровей смотрели провалившиеся к дну глазниц столетия; рука, охватившая колючее колено, выпадала из рукава шлафрока изжелклым ссохшимся листом, одетым в сеть костей-прожилок; лунный камень на указательном пальце потерял игру и потух…"
Печальная картина. Некогда известный, «живой» и «неживой» барон Мюнхгаузен «потух». Теперь для него нет ни смысла жизни, ни желания к фантазии.
Но на жизнь героев произведений постоянно влияет очень важный аспект человеческого бытия – Время. И на ряду с исследованием героев, очень интересным является вопрос проявленности времени, как особого героя обоих произведений, в пространстве.
Кржижановский в «Воспоминаниях о будущем» представляет пространство «России» и в примере каждой отдельной «точки» внутри страны показывается влияние времени на «ровность» хода времени. Героем формулируется мысль о «разрыве» времени, когда при расхождении прошлого и настоящего происходят катаклизмы, революции…
В данном произведении писатель представляет нам утопию совершенно личного плана, в котором решения формул победы над временем даёт возможность человеку создать «свою реальность».
Всё это, а также «война времени» позволяет герою вступить в эту битву и найти в ней ответы на все свои вопросы. Фамилия Штерер (с нем. stein – стоять, sterbe – умирать) даёт динамическую окраску герою, как «умирающему» внутри себя, останавливающему время. Смерть «преследует» героя по пятам, понемногу уничтожая как сознание Штерера, так и близких ему людей. Со смертью Ихи Макс «пересекает» черту «ожидания» и начинает активные действия для победы над временем. Имя Максимилиан (с латин. maximum — наибольшее) даёт даже до завершения произведения уверенность в том, что мы узнаем максимум о времени и получим ещё больше вопросов о нем.
Максимилиан мстит времени, и время «нападает» в ответ своей ловкостью, скоростью… Он не связан с социумом, уходит туда, где есть достойный противник – ВРЕМЯ… Альтер эго Штерера – смерть, читаемая в фамилии героя, есть некая точка сборки, указывающая на не вмещаемое сознанием человека пространство ВРЕМЕНИ как чистой энергии, абсолютной субстанции.
Как мы знаем, барон всю жизнь жил в иллюзиях и сказаниях, являясь автором оных… Merdace veritas (из лжи – истина) – вот девиз Мюнхгаузена. Это даже не его позиция в жизни… Это его работа! Дипломат, у которого правда и ложь проникают в друг друга безвозвратно. Диффузия истины и лжи заставляет читателей, как и немецкого поэта Уидинга задать себе вопрос: «А сам барон Иеронимус фон Мюнхгаузен не новый вымысел барона Иеронимуса фон Мюнхгаузена???». Вроде бы получается парадокс, но ведь люди не могут того, что нам демонстрировал почтейнейший барон. Его трюк с книгой заставляет восхищаться и бояться в один момент. Неужели время и пространство настолько легко преодолеть? Неужели ключ рядом? Хочется его найти, но что потом?
Конец света? Разруха? Уничтожение? Дальше то, что «видел» С.Д.Кржижановский в «Воспоминаниях о будущем» — пустота, разряженность отдельных дней и лет… Барон понял суть «этого ключа», который носил с собой в кармане, и, не желая оставаться, уходит на страницы книг, в «точку высшей безопасности».
Так же в произведении есть небольшая ссылка на новеллу «Собиратель щелей», написанная самим Кржижановским.
… на этом мое знакомство с научным и художественным миром Москвы не закончилось… Я посетил скромного коллекционера, собирающего щели, присутствовал на парадном заседании «Ассоциации по изучению прошлогоднего снега»…
В контексте «Возвращения Мюнхгаузена» этот эпизод подает новую мысль. А не врёт ли нам сам Кржижановский? И тотчас возвращаемся к священным словам Иеронимуса фон Мюнхгаузена – merdace veritas.
Исповедь перед человеком, с которым расходятся и мнения, и возможности – странный шаг. Видимо барон устал от «мышьей беготни», хочет уйти на покой, найти себя в «правде». Теперь «Лож» и «Правда» меняются местами – тандем доминирования Лжи над правдой разрушился.
…Мог ли я думать, что буду когда-нибудь исповедоваться, рассказывать себя, как старая шлюха в решетку конфессионале, пущу правду к себе на язык. Ведь знаете, еще в детстве любимой моей книгой был ваш немецкий сборник чудес и легенд, который средневековье приписывало некоему святому Никто...
В будущем Мюнхгаузена ждет ещё большее испытание «огнем». Человек, презирающий злополучные «длина-ширина-высота», чувствующий нить времени, живущий в ногу с ним на стрелках часов, становиться осужденным рабом… Рабом собственного плода фантазии… Рабом своей «Работы», заключенным на страницах старой книги…
Здесь под сафьяновым покровом
ждет суда живых вплющенный в двумерье
нарушитель мира мер
барон Иеронимус фон Мюнхгаузен.
Человек этот, как истинный боец,
ни разу не уклонялся от истины:
всю жизнь он фехтовал против нее,
парируя факты фантазмами, -
и когда, в ответ на удары,
сделал решающий выпад –
свидетельствую – сама Истина
уклонилась от человека.
О душе его молитесь святому Никто.
Человек – это не просто тело. Альтер эго самого себя постоянно влияет на нас вне зависимости от желания. И тут парадокс – мы можем себя «укусить за локоть», «видеть свою спину». Но иногда именно Второе Я становится Первым Я. И тут вспоминается восточная мудрость: «Лучше ожидать удара врага спереди, чем друга сзади».
…Нельзя повернуться лицом к своему «я», не показав спину своему «не-я». И конечно, я не был бы Мюнхгаузеном, если б задумал искать Москву… в Москве. Ясно, что, приняв задание «СССР», я тем самым получал моральную визу на все страны мира, кроме СССР… и построил свою МССР…
Внутренне несуществование и потеря времени, потеря человеческой сущности приводит барона к единственно верному выходу – покинуть этот мир, не его мир, и уйти на страницы книг, где дальше он может продолжать свое беспечное существование, ожидая новой МССР, нового дыма в своей голове, нового поворота стрелок на циферблате…
Сигизмунд Кржижановский начинает удваивать данную нам реальность. И делает это через вкрапление ментального в материальное. Суть проста — топография мира удваивается в лабиринте мышлении. Остаться реальное и сабреальное.
И отсюда привычное понимание слова ЛОЖ уходит на много пунктов назад. Читая текст происходит не столько смена понятий, сколько переоценка ценностей как самого автора, так и читателя.
Рефракция, которая создается бароном приводит в «ход» механизм временно-пространственного отождествления. Теперь уже никогда точно не понять смесь человека-времени-пространства. Так искусно сделать мир для себя невозможно пожалуй никому… Никому нормальному.
Рефракция, (астрон.), уклонение от первоначального направления луча света, идущего от светила, при проникании его в земную атмосферу, вследствие чего светило кажется выше действительного положения своего…
Уидинг – писатель, который единственный имел «высшую квоту доступа» к сознанию Мюнхгаузена, к его мыслям, его действиям – свободно пользовался властью на бароном. Как он это делал? – все просто! Он и был создателем барона. Но в действительность создание псевдо-эго, которое, зациклившись на себе, будет дальше эволюционировать в новые псевдо-эго, ведёт только к одному неизбежному финалу — полному уничтожению!
В конце обоих повестей мы видим ужасающую картину. Барон творит последнее свое чудо, которое является смещением временно-пространственных рамок мира. Растворение Мюнхгаузена приведёт в последующем Ундинга в пустоту, разряженность времени. Потере себя в этом пространстве-времени. Картина, схожая с Штерером из повести «Воспоминания о будущем». Время — всепоглощающая машина, но лишь немногие вступают в прямую схватку с этим противником.
Системность создания сценария для произведения, видения начала и конца на 100% автором – вот отличительная черта прозы С.Д.Кржижановского.
Реверсный разворот персонажей в пространстве, схождение с гонок на магистрали с заранее более сильным противником является последним шансом остаться в живых в игре со временем.
Сигизмунд Доминикович подводит читателя к осознанию частности, аутентичности жизни человека. Он легко ставит человека – время – пространство на одну ступень. Он их приравнивает и создает новое художественное существо – "человекопространствовремя".
Заключение
«Нельзя вживаться в жизнь, если позади нежизнь, пробел в бытии… Навстречу мне шло само время, то вот реальное, астрономическое и общегражданское, к которому, как стрелки компасов к полюсу, протянуты стрелки наших часов. Наши скорости ударились друг о друга, мы сшиблись лбами, машина времени и самое время, яркий блеск в тысячу солнц заслепил мне глаза… Машина моя погибла в пути. Ожоги на пальцах и поперек лобной кости – единственный след, оставленный ею в пространстве» («Воспоминания о будущем»).
На основе наших исследований мы можем с уверенностью определить некоторые основные черты прозы Кржижановского.
Особая художественная модель мира создается при помощи пространственно-временных организующих особенностей («Собиратель щелей» и «Воспоминания о будущем»);
Бинарный код прозы Кржижановского — стержневое значение сюжета, собственно сюжетная техника, генетически связанная с изобретенной им «поэтикой заглавия;
Также мы видим ещё один феномен прозы Кржижановского — языковой. Конструируемые писателем для создания эффекта особой реальности слова (»неты", «ести», «локтизм», «Здесевск») продолжают пространственно-языковой эксперимент.
Смещение реалий пространственно-временного характера позволяют увидеть мир сквозь призму разложения реальности на единичные сегменты, окрашенные в ментальную цветовую палитру.
Вливание времени-пространства в модель человека на примерах Штерера и, особенно, Мюнхгаузена создает личную теорию писателя о существовании сведенной воедино пространственно-временной модели четырехмерного измерения, в которой управляющим звеном должен стать человек.
Философия «я», возникшая в начале 19 века, вызвала первый научный вариант филологии «я». Спустя сто лет «я» философия и «я» филология вновь обнаруживают свою актуальность (правда уже в «я» и «другом») в работах М.Бахтина и других философов. В этот круг с полной уверенностью может быть включено имя Сигизмунда Кржижановского, привлекшего к себе «любовь пространства», «приблизившего будущего зов.
А визитной карточкой писателя могут стать такие слова:
Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Поставка фантазмов и сенсаций.
Мировыми масштабами не стесняюсь.
Список использованной литературы
Барт P. S/Z.-M., 1994
Бахтин М.М. Под маской. — М., 1996
Борхес Хорхе Луис Сочинения в трех томах. Том I, Том II. — Рига: Полярис,1994
Брудный А.А. Психологическая герменевтика. — М., 1998
Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX — XX вв.). 2-е издание. — М., 2001
Кржижановский С.Д. Пьеса и ее заглавие// РГАЛИ
Кржижановский С.Д. Сказки для вундеркиндов. — М., 1991
Кржижановский С.Д. Собрание сочинений в пяти томах. Том I,II,III, IV — Санкт-Петербург// Symposium, 2001
Лосев А.Ф. Из ранних произведений. Диалектика мифа. — М., 1990
Малинов А., Серегин С. Рассуждения о пространстве и времени сцены// Метафизические исследования. Выпуск 4. Культура. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при Философском факультете СПбГУ, 1997. C. 111–121
Нанси Жан-Люк. Corpus. — М, 1999
Ортега-и- Гассет Х. Время, расстояние и форма в искусстве Пруста
Подорога В. Выражение и смысл. М., 1995
Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада оместе культуры в современном обществе. — М., 1991
Твардовский К. Лекция во Львовском университете 15 ноября 1895 года
Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики/ Сборник статей. — М., 2001
Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Н.Ушакова
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М., 1995
Тюпа В.И. Аналитика художественного. – М., 2001
Философский словарь. /Под ред. И.Т. Фролова. — 6-е изд. — М., 1991
Хайдеггер Мартин. Бытие и время. М., „Республика“, 1993
Шкловский В.Б. О теории прозы. — М., 1983