Сюжетные особенности в романе А.П. Платонова «Чевенгур»Автор: Платонов А.П.
Роман Андрея Платонова «Чевенгур» можно назвать антиутопией. Жанр во многом определяет язык произведения, далекий от литературной правильности и сочетающий в себе разговорную речь малообразованных рабочих и крестьян с канцелярско-бюрократическими оборотами. Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский очень точно заметил, что Платонов «писал на языке данной утопии, на языке своей эпохи». В романе описана фантастическая Чевенгурская коммуна, где коммунизм уже наступил. Здесь главный герой романа Александр Дванов нашел общество, состоящее, включая его самого, только из одиннадцати полноправных членов — единственных оставшихся в живых и годных для коммунизма жителей города, да еще «прочих» — пришедших в коммуну бродяг «Буржуев» и «полубуржуев», то есть практически все прежнее население города, коммунары истребили в результате двух массовых расстрелов. В храме заседает ревком, Солнце объявлено всемирным пролетарием, доставляющим все необходимое для жизни (тут можно вспомнить утопический «Город солнца» Томаса Кампанеллы), труд упразднен как пережиток жадности и эксплуатации. На субботниках жители не создают никаких новых материальных ценностей, а только перемещают, сдвигая воедино, уже существующие, оставшиеся в наследство от истребленной буржуазии. Коммунизм для обитателей Чевенгура самоочевиден и самоосуществим, поскольку «когда пролетариат живет себе один, то коммунизм у него сам выходит». «Прочие» же, хотя и «распоследние пролетарии», но, по мнению чевенгурского диктатора Прошки Дванова, брата Саши, «хуже пролетариата», так как — «безотцовщина», «не русские, не армяне, не татары, а — никто», потому что «они нигде не жили, они бредут». Согласно авторской характеристики, эти люди «были подобны черным ветхим костям из рассыпавшегося скелета чьей-то огромной и погибшей жизни». В этом образе — реальная трагедия гражданской войны, во время которой была выбита значительная часть населения, и в России появилось очень много «прочих» — беспризорных сирот, бродяг, нищих, словом, тех,
кого именуют «деклассированные элементы». Здесь проявились пагубные следствия политики «военного коммунизма» — первоначальной попытки построить коммунизм в условиях военного времени на принципах строгой, казарменной регламентации жизни общества и с широким применением террора как средства избавления от «классово чуждых» лиц. В «Чевенгуре» Платонов попытался понять, каким может быть социализм и коммунизм, построенный руками самых последних и обездоленных пролетариев в экономически отсталой, потрясенной и разрушенной гражданской войной стране. И получил ту же модель «военного коммунизма», но уже в предельной, доведенной до абсурда форме.
Мощь «прочих», по определению писателя, — в их «кажущейся немощи», которая в действительности «была равнодушием их силы». Все чевенгурцы свободны от собственности, от морали, от истории, и потому их легко могут использовать для коммунистического эксперимента вождь-фанатик Чепурный, готовый «поправить» Маркса, Ленина или Троцкого, хотя их сочинений никогда в жизни не читал, и расчетливый инквизитор Прошка Дванов. Они выбрасывают лозунг «равенства в нищете»: «… Лучше будет разрушить весь благоустроенный мир, но приобрести в голом виде друг друга, а посему, пролетарии всех стран, соединяйтесь скорее всего!» Однако беда в том, что «жизнь прочих была безотцовщиной — она продолжалась на пустой земле без того первого товарища, который вывел бы их за руку к людям, чтобы после своей смерти оставить людей детям в наследство — для замены себя».
Чевенгурцы несут в себе надежду, «уверенную и удачную, но грустную как утрата. Эта надежда имела свою точность в том, что если главное — сделаться живым и целым — удалось, то удастся все остальное и любое, хотя бы потребовалось довести весь мир до его последней могилы». Эта программа реализуется в Чевенгуре закономерным финалом, когда почти все члены коммуны, кроме братьев Двановых, гибнут от сабель и пуль белогвардейцев. Созданный в Чевенгуре революционный заповедник «военного коммунизма» оказался нежизнеспособным Тем самым писатель утверждает, что социализм и коммунизм нельзя построить на нищете, на полном отрицании культурной традиции, начиная с «голого человека на голой земле». Он показал утопичность мечты о «чистом коммунизме», основанном только на единении «пролетариев» и «прочих» между собой и с природой при полном отказе от какой-либо трудовой деятельности. А ведь именно такие представления о будущем «коммунистическом рае» действительно были широко распространены в народе Чевенгурская коммуна — это утопия, но утопия, составленная из реальных черт России эпохи «военного коммунизма» и начала нэпа. Платонов демонстрировал читателям несостоятельность взглядов на революцию как универсальный способ последнего и окончательного разрешения всех вопросов бытия. Он доказывал, что нельзя подогнать живую жизнь под готовый коммунистический идеал, выведенный чисто умозрительно и не опирающийся на конкретную действительность.
В финале «Чевенгура» Саша Дванов на коне. Пролетарская Сила скрывается на дне озера, чтобы, подобно былинному богатырю Святогору, в недрах земли ждать часа, когда он вновь будет призван своим народом. А брат Саши Прошка из озабоченного материальным преуспеянием начетчика-коммуниста превращается в бескорыстного искателя своего пропавшего брата, раскаявшись в прежнем корыстолюбии. Однако время, когда писатель кончал роман, 1929 г, не располагало к оптимизму и давало мало шансов на то, что чистая душа Саши Дванова будет востребована обществом, а многочисленные Прошки Двановы, сформировавшие костяк нового господствующего класса, переродятся к лучшему. В «Чевенгуре» Платонов запечатлел реальность не только начала, но и конца 20-х годов, с насильственной коллективизацией и раскулачиванием, с выколачиванием хлебозаготовок продотрядевскими методами. Вполне актуально звучали тогда слова кузнеца Сотых, предрекавшие и будущую гибель чевенгурской коммуны, и неудачу попыток построить справедливое социалистическое общество на костях крестьян! «Оттого вы и кончитесь, что сначала стреляете, а потом спрашиваете… Мудреное дело землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете; да подавись ты сам такой землей. Мужику от земли один горизонт. Кого вы обманываете-то?». Так в романе сливается воедино реальность «военного коммунизма» и сталинской коллективизации, а утопия как бы обретает черты современной писателю действительности.