Своеобразие проблематики ранней прозы М.Горького на примере одного из рассказов («Челкаш»).Автор: Горький М.
Жизнь сера, а русская в особенности, но зоркий глаз М.Горького скрашивал тусклость обыденщины. Полный романтических порывов, Горький сумел найти живописную яркость там, где до него видели одну бесцветную грязь, и вывел перед изумленным читателем целую галерею типов, мимо которых прежде равнодушно проходили, не подозревая, что в них столько захватывающего интереса. Неизменно воодушевляла его природа. Почти в каждом из удачных рассказов есть прекрасные и чрезвычайно своеобразные описания природы. Это не обычный пейзаж, связанный с чисто эстетической эмоцией. Как только Горький прикасался к природе, он весь поддавался очарованию великого целого, которое ему всего менее казалось бесстрастным и равнодушно-холодным. В какой бы подвал судьба ни забросила героев Горького, они всегда подсмотрят «кусочек голубого неба». Чувство красоты природы захватывает Горького и его героев тем сильнее, что эта красота — самое светлое из доступных босяку наслаждений. Любовь к природе у Горького совершенно лишена сентиментальности; он изображал ее всегда мажорно, природа его подбодряла и давала смысл жизни. При таком глубоком отношении к красоте эстетизм Горького не может ограничиться сферой художественных эмоций. Как это ни удивительно для «босяка», но Горький через красоту приходит к правде. В пору почти бессознательного творчества, в самых ранних произведениях его — «Макаре Чудре», «Старухе Изергиль» — искренний порыв к красоте отнимает у «марлинизма» Горького главный недостаток всякой вычурности — искусственность. Конечно, Горький — романтик; но в этом главная причина, почему он завоевал такие бурные симпатии изнывавшего от гнета старой обыденщины русского читателя. Заражала его гордая и бодрая вера в силу и значение личности, отразившая в себе один из знаменательнейших переворотов русской общественной психологии.
Прилив общественной бодрости, которым ознаменовалась вторая половина 90-х годов, получил свое определенное выражение в марксизме. Горький — пророк его или, вернее, один из его создателей: основные типы Горького создавались тогда, когда теоретики русского марксизма только что формулировали его основные положения. Кардинальная черта марксизма — отказ от народнического благоговения пред крестьянством — красной нитью проходит через все первые рассказы Горького. Ему, певцу безграничной свободы, противна мелкобуржуазная привязанность к земле. Устами наиболее ярких героев своих — Пыляя, Челкаша, Сережки из «Мальвы» — он не стесняется даже говорить о мужике с прямым пренебрежением.
Один из наиболее удачных рассказов Горького, «Челкаш», построен на том, что романтичный контрабандист — весь порыв и размах широкой натуры, а добродетельный крестьянин — мелкая натуришка, вся трусливая добродетель которой исчезает при первой возможности поживиться.
Еще теснее связывает Горького с марксизмом полное отсутствие той барской сентиментальности, из которой исходило прежнее народолюбие. Если прежний демократизм русской литературы был порывом великодушного отказа от прав и привилегий, то в произведениях Горького перед нами яркая «борьба классов». Певец грядущего торжества пролетариата нимало не желает апеллировать к старонародническому чувству сострадания к униженным и оскорбленным. Перед нами настроение, которое собирается само добыть себе все, что ему нужно, а не выклянчить подачку. Существующий порядок горьковский босяк, как социальный тип, сознательно ненавидит всей душой.
Основные черты художественной и социально-политической физиономии Горького определенно и ярко сказались в его первых небольших рассказах. Они вылились без малейшей надуманности и потому свободно и не напряженно, то есть истинно-художественно, отразили сокровенную сущность нарождавшихся новых течений. Все, что писал Горький после того, как вошел в славу — за исключением драм, — ни в художественном, ни в социально-политическом отношениях ничего нового не дало, хотя многое в этих позднейших произведениях написано с тем же первоклассным мастерством.