Первый русский национальный поэт, родоначальник всей последующей русской литературы, начало всех начал ее — таково справедливо и точно признанное место и значение Александра Сергеевича Пушкина в развитии отечественного искусства слова. Пушкин также впервые — на достигнутом им высочайшем эстетическом уровне поднял свои творения на передовой уровень просвещения века, европейской духовной жизни XIX столетия и тем самым полноправно ввел литературу русскую в качестве еще одной и значительнейшей национально-самобытной литературы в семью наиболее развитых к тому времени западных литератур.
Читая Пушкина, слышишь его голос. Он был первым поэтом разрушившим условность авторского образа: в «Руслане и Людмиле», «Евгении Онегине», Пушкин говорит с читателем «на равных», как принято между близкими людьми, схватывающими все с полуслова. Поэт предстает перед нашим современником уникальной личностью, художником-новатором, мыслителем, историком, публицистом, фактическим участником борьбы с самодержавием, с крепостничеством, с основами феодально-абсолюстической идеологии.
Пушкин основал школу самобытного искусства, которую развивали, предлагая новые и новые пути, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Л. Толсто, Чехов, Горький, Маяковский, Пастернак, Твардовский и многие другие писатели. Пушкинская широта в познании и изображении действительности, философская глубина его творчества, историзм, и вместе с тем острое чувство современности — все оказало могучее воздействие на художников различных поколений, обогатила самые разные области искусства. Не только переводя сюжеты и мотивы Пушкина на язык музыки, но стремясь следовать самому духу его творчества, разножанровые музыкальные произведения создавали Глинка, Чайковский, Даргомыжский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Глазунов, Рахманинов, Прокофьев, Асафьев, Шостакович и Свиридов. С именем поэта связали свое творчество Кипренский, Тропинин, Айвазовский, Репин, Серов, Нестеров, Перов, Суриков, Бенца, Фаворский. В истории лучших драматических театров страны пушкинская драматургия заняла почетное место. Роли в пушкинских пьесах играли такие крупнейшие актеры как Картыгин, Давыдов, Варламов, Ермолова, Станиславский, Москвин, Качалов.
Тайна безмерного обаяния поэта, по мнению Д. С. Лихачева, в том, что он и по сей день является образцом доброты и таланта, смелости, простоты, демократичности, жизнелюбия, верности в дружбе, уважения к труду и людям труда. Он "… в каждое мгновение жизни в каждой ее песчинке видел, ощущал, переживал огромный, вечный вселенский смысл. И потому он не просто любил жизнь во всех ее проявлениях, жизнь была для него величайшим таинством, величайшим действом. И потому он был велик во всем: и в своих надеждах, и в своих заблуждениях, и в своих победах, и в своей любви к людям, к природе, в любви к Родине, к ее истории, ее будущему". Объясняя истоки неутолимого влечения к поэту в наши дни, Д. С. Лихачев говорит об открывшейся поэту ценности восприятия жизни вокруг него и в каждом человеке как величайшей тайны, требующей серьезного, глубокого ощущения, полной отдачи. Это залог ощущения счастья, гармонии, полноты существования. И если, в конечном счете, это идеал каждого человека, то в Пушкине он был воплощен в полной мере, поэтому он и есть наш идеал, вечно живой...
Художественно-аналитический тип поэтического мышления, величайшее достижение Пушкина, сложился не сразу. Путь к нему был труден. Лицейскую его поэзию еще отличает, противоречивое сочетание тем, мотивов, образов, выросших из наблюдений над окружающей действительностью и вместе с им хранящих отзвуки карамзинской поэзии. Особенно это проявилось в стихах о мечтательном уединении, о грусти и беспечных любовных наслаждениях. Сглаженность языка, ходовые поэтические определения не позволяли воспроизводить действительность в ее живой конкретности. Обилие мифологических образов и мотивов, причудливо сочетавшихся с бытовыми деталями, — тоже следствие стилевых влияний.
Позже, сам Пушкин указал на недопустимость подобных слияний. В лицейскую пору подготавливалось вытеснение карамзинских стереотипов; таким образом, формировался новый этап поэтического развития, проявившийся уже в «Руслане и Людмиле» В поэме явственно прорывается стихия народного языка, освобождение от оков классицизма. Правда, метод еще достаточно противоречив. Когда Пушкин, в «Кавказском пленнике» (1821) стремился воспроизвести образ героя романтически-абстрактно, язык становился неточным, «туманным». О пленнике, к примеру, говорится: он «обнял грозное страданье...» В монологе обращенном к черкешенке -
Его любовь тебе заменит
Моей души печальный хлад.
Те же места поэмы, что явились отражением действительности в ее реалиях и определяем ости ( например описание быта горцев, которое Пушкин больше всего ценил в поэме), отличаются точностью и силой поэтического выражения. Так, Пушкин отстаивал эпитет «под влажной буркой „Бурка не промокает и влажна только сверху, следовательно можно спать под нею, когда нечем накрыться, а сушить нет надобности“.
Переломным моментом в развитии пушкинского таланта было начало 20-х годов, период южной ссылки, когда взгляды поэта достигли большой зрелости. Именно в это время он пересматривает свою поэтическую практику, активно ищет новые пути.
В ходе работы над „Евгением Онегиным“ определяются принципы нового метода, в основополагающих моментах реалистичного.
Следующий этап относится к 1825 году, когда создавался „Борис Годунов“. Затем закономерное обращение к прозе — »Арап Петра Великого", ибо именно проза позволяла довершить борьбу за реализм. Наконец в 30-е годы: Пушкин обратился к изображению героев из низов; его пристальное внимание привлечено к прошлой и современной истории народа (разрабатываются темы пугачевского восстания). Одновременно во всех жанрах Пушкин открывает новые пути, закладывает эстетические основы для последующего развития классического русского реализма.
Поэт глубоко впитал лучшие национальные традиции, особенности ума русского, оптимистического, широкого взгляда на жизнь, обусловленного героической многовековой борьбой народа с иноземными поработителями, условиями бытия, требовавшего стойкости и веры в будущее. Учась у народа, Пушкин возвращал ему исторический опыт обогащенным новыми достижениями мыслителя, художника.
У Пушкина есть очень важное самоопределение. В 1830 году в анонимной рецензии на альманах «Денница» он обобщил отрывистые замечания И. Киреевского о своей поэзии словами: «Пушкин — поэт действительности». Таким образом, определение, которое впоследствии оказалось исходным для Белинского в цикле его статей о поэте, принадлежит самому Пушкину.
Великим открытием Пушкина было освоение действительности во всем ее многообразии как источника и материала поэтического творчества. Говорят, Пушкин открыл в литературе окно в мир. Нет, это окно было открыто в русской поэзии до него. Он же разрушил все перегородки, все средостения, отделявшие поэзию от жизни; ничего не было с тех пор в мире, в обществе, в природе, в жизни человеческой души, что не стало бы предметом искусства. Он же открыл метод поэтического творчества, который позволил поэту не быть «эхом», повторяющим каждый звук (нет ничего более неверного такого плоского понимания глубокой и вдохновенной пушкинской декларации). Сферой поэзии при Пушкине стало самое существенное в жизни человека — гражданский и патриотический подвиг, мечты, горе народа, лирика природы и любви. Все осветил поэт великой мыслью. Вот почему поэзия Пушкина воспринимается нами как целостное жизненное единство, как своеобразная и грандиозная художественная картина мира.
Поэзия Пушкина отразила все «впечатленья бытия». В ней отозвались его героическое и трагическое время, отблески сражений национально-освободительной войны, чаяния восставших на Сенатской площади. Дух европейских революций, крестьянских бунтов — словом эпоха, о которой сам поэт сказал:
… кровь людей то славы, то свободы
То гордости багрила алтари.
В смелом стремлении изменить порядок жизни Пушкин жаждал соединить «слова» и «дела», искусство и действие. Его стихотворения «Вольность» (1817), «Деревня» (1819), «Кинжал» (1821) и другие сыграли огромную роль в борьбе с крепостничеством, деспотизмом, в формировании движения декабристов. Мы знаем, что если бы не михайловская ссылка, то 14 декабря 1825 года поэт был бы с теми, кого называл друзьями, братьями, товарищами, делу которых служил поэзией. В годы жесточайшей реакции, после разгрома восстания, когда брат боялся оплакивать брата, он сохранил «к судьбе презренье», вынес навстречу ей непреклонность, лучше всего выразив это в произведениях последних десяти лет жизни. В сознании передовой России героические черты облика поэта сливались с его стихами. В образе поэта доминировала «гордая совесть» и «лира непреклонная». Драгоценнейшие качества поэзии Пушкина позволили А. Герцену видеть в ней «залог будущего утешения» в самые трудные времена. Определяя связь пушкинской лирики с революционной эпохой, много позже А. Блок высоко оценил непреходящую роль поэта:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Как оценить в полной мере силу и мощь импульс данного Пушкиным развитию отечественной литературы, поэзии? Впервые именно Пушкин открыл в русской словесности человека в конкретности его исторического, национального, социального бытия. Вместе с тем поэт сумел постичь своеобразие национальных характеров других народов, раскрыл особенности быта и нравов жителей Италии, Англии, Франции, Испании.
Пушкин с уважением и сочувствием запечатлел жизнь народов, населявших Россию. Он писал о вольнолюбивых горцах («Кавказский пленник»), восхищался прекрасными печальными песнями Грузии. Широта охвата действительности была благотворной для развития нового поэтического метода, а художественный метод в свою очередь, способствовал расширению мира поэтического творчества.
Разнообразию пушкинской поэзии соответствовало разнообразие формы — отсюда интонации небывалого раньше диапазона: от торжественной ораторской речи в одах «Вольность» и «Клеветникам России» (1831) до шепота уединенной беседы в стихотворении «Ночь» (1823); разнообразие и гибкость ритма. В каждом стихотворении Пушкина все элементы формы кажутся единственно возможными, незаменимо точными для выражения мысли.
Важной стороной новаторства Пушкина явилось открытие такого способа художественного постижения жизни, при котором любые явления, всякая деталь изображения проникнуты могучей энергией оценки, отчетливо выраженным приятием или отрицанием автора. Какую бы тему ни разрабатывал поэт, он решает ее не как некую художественно отвлеченную идею, а как итог осмысления определенных жизненных реалий, ситуаций. Отсюда берут начало пушкинская символика, метафоризация — те элементы художественной формы, которые в субъективистской поэзии вели к погружению в мир иллюзий. Вот метафора Пушкина, внешне, казалось бы, напоминающая позднейшие образы поэтов «бесплотной», отвлеченной фантазии:
Изгнанник помнил звук мечей
И льдистый ужас полуночи.
Но в ней совершенно точный смысл: страшная для французских захватчиков русская зима 1812 года. Главной идеей Пушкина было прославление жизни героической, во имя будущего.
Вращается весь мир вкруг человека,
Ужель один недвижим будет он?
Противостояние реакции и застою — пафос поэта. С особой силой звучали эти мотивы и в пушкинское время — господства авторитарности, умерщвляющей плоть религии, — и в другие эпохи застоя, власти застарелых догм.
Пушкинская поэзия исполнена утверждения земных радостей как главной ценности вопреки идее счастья за пределами бытия.
Сила жизни в поэзии Пушкина настолько велика, что даже в стихах, написанных в минуты душевной усталости, разочарования, сомнения, она побеждает. Иногда, кажется, — вопреки замыслу стихотворения. В стихотворении «В степи мирской, печальной и безбрежной...» (1827) поэт утверждает, что не ключ юности или вдохновения, а только печальный и холодный ключ забвения «слаще всех жар сердца утолит». Но вопреки этому самую высокую эстетическую оценку получает ключ юности:
Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,
Кипит, бежит, сверкая и журча.
При чтении этого стихотворения чувствуется как убыстряется ритм, подобно переливам звонкого, чистого источника.
Мысль Пушкина живет в образе, а образ включается в цепь его общих представлений о смысле и цели жизни. Поэт говорил о себе, что он думает стихами. Мимоходом он сказал о своем творчестве: оно — итог
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
Эти слова точно определяют существо пушкинского метода, аналитическую ясность изображаемого, согретого живым биением сердца. Отсюда живописная четкость и скульптурность образов, которые ведут к мгновенным и глубоким обобщениям. Вспомним хоты бы только один образ из стихотворения «Румяный критик мой, насмешник толстопузый...» (1830) — русского крестьянина с гробом ребенка под мышкой:
Скорей! Ждать некогда! Давно бы схоронил!
С каким лаконизмом, психологической глубиной раскрывается беспросветное горе, забитость крепостного раба, который торопится схоронить своего ребенка, — «ждать некогда!»
Проникая в современность, Пушкин ставил в своем творчестве проблемы смысла жизни, утверждал такое понимание прекрасного, которое останется вечно дорогим для человечества; поэт выражал свои переживания так, что они становились близкими доля других людей. Обобщенность и индивидуализация образа открывали для читателя беспредельную возможность соотнесения изображаемого мира с миром собственных чувств и размышлений.
Как развивали пушкинские художественные принципы его продолжатели, последователи? Существовала ли «пушкинская школа»? По этому поводу высказываются порой полярные суждения. На одном полюсе мнение, быть может, наиболее четко сформулированное в свое время одним из видных советских поэтов Арсением Тарковским: "… у Пушкина были подражатели, но продолжателей, учеников не было. Литературную школу создают таланты. Пушкин «вобрал» в себя Жуковского и Батюшкова, ушел и запер за собой ворота на крепкий замок". В разных вариантах такое мнение бытовало в XIX веке, встречается оно и поныне. Противоположным является утверждение, что Пушкин своим творчеством открыл шлюзы для нового направления. По его пути развивалась русская романтическая, а затем и реалистическая лирика. О громадном воздействии Пушкина на поэтов разных поколений говорилось немало. Вспомним хотя бы яркие признания пушкинских современников. А. Дельвиг в письме к автору «Руслана и Людмилы» в 1824 году замечал: «Никто из писателей русских не поворачивал каменными сердцами нашими, как ты». Сколько подобных признаний! Спектр влияния Пушкина на поэтов — его современников — был широчайшим. В. И. Тумановский писал ему в 1827 году: «Твои связи, народность твоей славы, твоя голова… все дает тебе лестную возможность действовать на умы с успехом, гораздо обширнейшим против прочих литераторов. С высоты твоего положения должен ты все наблюдать, за всем надсматривать, сбивать головы похищенным репутациям и выводить в люди скромные таланты, которые за тебя же будут держаться».
Общие критерии оценки Пушкиным поэзии своего времени основаны были прежде всего на его собственном опыте. Если суммировать все суждения Пушкина о литературе, окажется, что именно единство «мысли» и творческого воображения, живописности, позволяющей воссоздать жизнь в ее истинности и вместе с тем в ярком образном выражении, было для него высочайшим критерием творчества. В 1822 году он замечает, что проза «требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат». В это время он еще склонен в какой-то мере соглашаться с общепринятым мнением, что стихи отличны в этом плане от прозы — «стихи дело другое». Здесь же, однако, Пушкин оговаривается: «Впрочем, в них не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительнее, чем у них обыкновенно водится. С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко не подвинется». В дальнейшем он полемически заострит эту мысль: «У нас употребляют прозу как стихотворство: не из необходимости житейской, не для выражения нужной мысли, а токмо для приятного проявления форм». Нарушение одного из условий совершенства художественного произведения — единства содержательности и формы — он определяет характерным словом — «бессмыслица». «Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая — от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения», — писал поэт.
Отсюда требование в самом ходе творчества руководствоваться главной целью, центральной идеей, соотношением целого и отдельных элементов произведения: «Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности». В «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях», где обобщение собственного творческого опыта соединено с раздумьями над опытом предшественников, Пушкин иллюстрирует свой критерий художественности — умение «сильно и необыкновенно» (то есть оригинально) передать «ясную мысль и картины поэтические».
С главным критерием — органическим единством «мысли» и образности — связано и другое определение Пушкиным величайшего достоинства поэзии: «гармоническая точность». «Точность» — верность действительности и опять-таки верное выражение значительной мысли. К критериям силы дарования относится также смелость изобретения, когда «план обширный объемлет творческой мыслью». Из этого исходил Пушкин, когда оценивал творчество разных поэтов. Например, о Е. Баратынском: "… он у нас оригинален", «мыслит по своему»; в сочинениях П. Катенина поэт выделяет: "… шел всегда своим путем.."; даже в стихах Ф. Глинки, поэта отнюдь не высокого уровня, Пушкин увидел то, что придает им своеобразие: "… обороты то смелые, то прозаические, простота соединенная с изысканностью"; «однообразие мыслей и свежесть живописи, все, что дает особенную печать его произведениям».
Близость идейных устремлений — одно из условий общности поэтов, принадлежащих к определенному направлению, но все-таки этим только не решается вопрос о принадлежности к «пушкинской школе».
Если ограничиваться только моментами идеологическими и исключить вопросы метода, то понятием «школа» могут быть объединены все поэты, которые занимали прогрессивные позиции в общественном движении, примыкали к борьбе с реакцией в жизни и литературе и разрабатывали гражданские темы. Тогда понятие «пушкинская школа» окажется вполне подходящим для того, чтобы включить в него, например, всех поэтов-декабристов. В известной мере это так. Но ведь в поэтической системе Рылеева содержались принципы и совершенно неприемлемые для Пушкина (вспомним его резкую критику рылеевских «дум»). А эволюция Пушкина от романтизма к реализму встретила не только непонимание, но и отрицательное отношение со стороны Рылеева, А. Бестужева. Не менее характерны принципиальные различия в позициях Пушкина и Кюхельбекера.
Для определения точных критериев принадлежности к пушкинскому направлению, нужно исходить из общности литературных позиций, но прежде всего из развития тем или иным поэтом конкретных сторон новаторской поэтической системы, открытой Пушкиным. Подражательность уже сама по себе вызывала у Пушкина отрицательную реакцию, независимо от того, кому именно подражатель следовал. «Вялые подражатели», «несносные подражатели» — характерные эпитеты, которые встречаются у Пушкина. Не делались исключения даже для начинающих поэтов. Об одном из них, Ф. Слепушкине, выкупленном из крепостного состояния, Пушкин писал Дельвигу: "… у него истинный, свой талант; пожалуйста, пошлите ему от меня экз. «Руслана» и моих «Стихотворений» — с тем, чтоб он мне не подражал, а продолжал идти своей дорогою".
Надо иметь ввиду, что писатели, которых принято считать спутниками Пушкина, в зависимости от собственных устремлений испытывали воздействие пушкинской художественной системы — разных этапов ее развития. Даже безусловно талантливый поэт не бог бы воплотить в своих произведениях целостную пушкинскую систему, и не только потому, что подобное воплощение означало бы подражание или копирование. Для своего времени творчество Пушкина с его беспримерной широтой и совершенством представляло собой неповторимый феномен. Как бы ни были велики творческие достижения поэтов его круга, можно говорить о развитии, хотя бы и новаторском, лишь тех или иных сторон пушкинской системы. Наряду с сознательным и бессознательным усвоением принципиальных элементов Пушкинской поэзии, творчество других поэтов могло воплощать сходные элементы и независимо от влияния Пушкина, а в силу объективной логики художественного метода, порожденного условиями социальной жизни и литературного развития эпохи.
Влияние Пушкина, если оно носило характер творческий, означало неподчинение его манере; прав был Катенин, утверждая: "… мы все современники, сотрудники, волей и неволей соперники".
Обстоятельное исследование М. П. Алексеева «Пушкин и наука» заключается утверждением, что поэт " зорко разглядел русский технический прогресс как сумму завоеваний цивилизации, которые неизбежно послужат ко благу родной страны и народа". В библиотеке Пушкина сохранились книги по самым различным отраслям знаний — не только по общественным наукам, но и по естественным, по астрономии, даже по математике. Здесь — широкое поле и перспектива изучения интересов поэта специалистами самых разных научных областей.
И в размышлениях о научном и художественном «исследовании истины» Пушкин намного опережал свое время. Поразительны строки незаконченного пушкинского наброска:
О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И Опыт, сын ошибок трудных,
И Гений, парадоксов друг,
И Случай, бог изобретатель
В эпоху научно-технической революции эти строчки стали крылатыми, они служат своеобразным девизом телепередачи Очевидное — невероятное", посвященной самым дерзким полетам мысли.
По словам академика С. И. Вавилова, этот отрывок Пушкина " гениален по своей глубине и значению для ученого"; все в этом наброске «свидетельствует о проникновенном понимании Пушкиным методов научного творчества». На редкость сжато, лаконично воплощены в этих строках представления поэта о важнейших чертах познания предвосхитивших современные трактовки стадий и факторов научного поиска.
Следующий аспект — влияние пушкинской художественной системы на развитие разных видов искусства. В свое время Белинский заметил по поводу стихотворения Пушкина «Ночной зефир»: «Что это — поэзия, живопись, музыка? Или то и другое и третье, слившееся в одно, где картина говорит звуками, звуки образуют картину, а слова блещут красками, вьются образами, звучат гармониею и выражают разумную речь?...». П. И. Чайковский, работай над оперой «Евгений Онегин», писал 3 июля 1877 года Н. Ф. Мекк о Пушкине: он "… силой гениального таланта очень часто врывается из тесных сфер стихотворчества в бесконечную область музыки. Это не пустая фраза. Независимо от сущности того, что он излагает в форме стихов, в самом стихе, в его звуковой последовательности есть что-то проникающее в глубину души. Это что-то и есть музыка".
Много десятилетий спустя, в наше время, выдающийся кинорежиссер С. Эйзенштейн признал огромное значение художественного метода, эстетического мышления Пушкина при формировании в России одного из наиболее динамичных видов искусства — кино. Анализирую «Полтаву» он наглядно показал, что Пушкин предвосхитил те живописно-изобразительные пластические, монтажные приемы, которые составляют основание кинопоэтики. Упоминая о композиторе Россини в «Евгении Онегине», Пушкин лаконично и точно определил феномен неисчерпаемости великого художника. Гений для потомков — "… вечно тот же, вечно новый". Это в полной мере справедливо и по отношению к самому поэту. Пушкин живет, развивается, изменяется в сознании людей многих поколений — в социальной и культурной памяти двух столетий.
Каждое поколение по своему прочитывало поэта, находило в нем то, что наиболее отвечало требованиям эпохи, и стремилось запечатлеть собственное истолкование его личности и творчества. В способах постижения облика творца, в закреплении интерпретаций образа Пушкина преломлялись социально-философские, мировоззрен-ческие установки общества, отражался общий потенциал знаний о человечестве, представления о художнике как таковом, о творчестве.
Особый интерес до сих пор привлекают оценки современников, близко знавших поэта. К одному из ранних упоминаний Пушкина в стихах относится обращение Кюхельбекера к другу: " Мой огненный, чувствительный певец..." Об этих отличительных чертах — огненности, пламенности взора, ума, душевных движений, темперамента, поэтического дара — писали многие современники поэта. Вяземский, знавший Пушкина с детства и многие годы поддерживающий с ним общение, так характеризовал друга: "… политической дружины // Смелый вождь и исполин! ". И далее:
Отрок с огненной печатью,
С тайным заревом лучей
Вдохновенья и признанья
На пророческом челе,
Полном думы и мечтанья...
В этих лаконичных определениях — лейтмотивы многих отзывов о Пушкине современников.
Об огненной, пылкой натуре Пушкина писали позже многие из его современников, так что не остается сомнений, что стихотворцы верно отразили эти особенности поэта. Один из ближайших друзей Пушкина, его помошник в издательских делах П. А. Плетнев (ему посвятил поэт четвертую и пятую главы «Евгения Онегина», а в 1837 году перенес это послание в полный текст романа) писал, что «пылкость его души в слиянии с ясностью ума образовала из него… необыкновенное, даже странное существо, в котором все качества приняли вид крайностей...» П. Л. Яковлев, брат одного из товарищей Пушкина по Лицею, встретив поэта после ссылки, отмечал в письме: "… впрочем, он все тот же, — так же жив, скор, и по прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению".
Сочетание несоединимых, несводимых на первый взгляд качеств и свойств в одном человеке удивляло современников, хорошо знавших поэта. При всей своей «огненной» организации он "… стать властелином жизни // Был способен, силой крепкой воли // Отрешиться от мечты порою // И взглянуть на вещи метким взором..."
Современников поражало то, как быстро менялось настроение поэта, как сочетались в нем детская непосредственность с проницательностью, умудренностью. Поэт А. Подолинский свои впечатления об этих особенностях пушкинской натуры передал в лирическом диалоге поэта с проводником-татрином (описывается путешествие в Крым): "… Бывало с ним в такую глушь заедем… // Зато тебе и не приснятся виды // Какие нам встречалися порой… // И как он был доволен, весел, // Он тешился от сердца, как дитя! // То погружен глубоко, долго в думу // Терялся весь в забвеньи, в созерцаньи, // То звал меня и заводил со мною // Душевную и умную беседу..." Завершается рассказ проводника заключением: «С улыбкою не соглашалось свежей // Чело его, наморщенное мыслью»,
В стихах поэт изображен в разные моменты жизни. Они порой напоминают мгновенные фотоснимки, принадлежащие людям с более или менее проницательным взглядом и художественным талантом. Нам интересна любая подробность. Которая попав в печать, оказывалась в поле внимания публики, была отмечена современниками при жизни Пушкина. Разве не любопытно признание М. Маркова в «Думе о Пушкине»:
.Везде, всегда себе достойный,
Ты нас, волшебник, изумлял:
Пленял ли ты картиной стройной,
Язвил ли ты, иль тосковал;
Являлся ли в беседе шумной
И, с видом шутки, речью умной
Лжемудрость варварски казнил,
Иль молньей быстрого ответа
Сжигал недоуменья света
А после как дитя был мил!
Опубликованная после гибели поэта приведенная стихотворная портретная зарисовка интересна проницательным охватом противоречивых сторон Пушкинской натуры. Как ни удивительно, но именно стихотворцы-современники делали первые попытки передать представление о характере поэта в его сложности, противоречивости, естественной жизненной подвижности, в смене настроений, в динамике. К числу оригинальных и удачных относится стихотворная зарисовка В. Бенедиктова. Он хорошо знал Пушкина, встречался с ним на субботах в доме Жуковского. («Субботами» называли литературные вечера, где собирались чаще всего знакомые между собой люди, преимущественно литераторы.) Там велись беседы о художественных новинках, обсуждались события литературной и общественной жизни. На таких вечерах в доме Жуковского нередко появлялся Пушкин...
… веселый, громкий хохот
Часто был его шагов предтечей;
Меткий ум сверкал в его рассказе;
Быстродвижные черты лица
Изменялись непрерывно; губы
И в молчаньи, жизненным движеньем
Обличали вечную кипучесть
Зоркой мысли. Часто едкой злостью
Острие играющего слова
Оправлял он; но в этой злости
Благородство творческой души,
Мучимой, тревожной, язвимой
Низкими явленьями сей жизни...
Это стихотворение опубликованное в 1857 году, описывает со слов очевидца события второй половины 20-х — начала 30-х годов.
Интересно и важно сопоставить различные этапы жизни образа Пушкина в культурной памяти. Это поможет понять, чем были вызваны нападки на поэта в последние годы его жизни, почему размежевались суждения о нем после трагической гибели, отчего на разных витках истории культуры порой ставилось под сомнение само право Пушкина влиять на духовную жизнь потомков.
В нынешнем подходе к интерпретации образа поэта учитывается весь опыт изучений и толкований его личности и наследия. Причем опыт этот не ограничивается рамками только нашей страны. Расширяются исследования интернациональных восприятий и интерпретаций Пушкина. Западных ученых, биографов и читателей поэта все больше привлекают особенности пушкинского исторического мышления, философские мотивы его творчества, неисчерпаемость гения, его удивительный протеизм. При однозначности и спорности ряда трактовок, предлагаемых западными исследователями и комментаторами творчества, их влечет тайна пушкинского духа. Внимание к художественному наследию, к отдельным произведениям сочетается со все более явным тяготением к постижению поэта как личности. В уникальности гения западный мир открывает особенности русского характера, пример творческого и нравственного совершенства.
"… за два столетия Пушкин не сделался прошлым, вчерашним поэтом, не превратился в «литературное наследие» По определению Ю. М. Лотмана, Пушкин сохраняет свойства живого собеседника: отвечает на вопросы тех, кто вступает с ним в контакт. По настоящему великие художники, замечает ученый, подобны тени отца Гамлета: они «идут впереди и зовут за собой. Пушкин всегда таков, каким он нужен новому поколению читателей, но не исчерпывается этим, остается чем-то большим, имеющим свои тайны, чем-то загадочным и зовущим» .