ВерсияАвтор: Шукшин В.М.
Санька Журавлев рассказал диковинную историю. Был он в городе (мотоцикл ездил покупать), зашел там в ресто покушать. Зашел, снял плащ в гардеробе, направился в зал… А не заметил, что зал отделяет стеклянная стена — по на эту стенку. И высадил ее. Она прямо так стоймя и упала перед Санькой и со звоном разлетелась в куски. Ну, сбежались. Санька был совершенно трезв, поэтому мили вызывать не стали, а повели его к директору ресторана на второй этаж. Человек, который вел его по мягкой лест, подсчитал:
— Зарплаты две выложишь. А то и три.
— Я же не нарочно.
— Мало ли что!
Зашли в кабинет директора… И тут-то и начинается дико, тут сельские люди слушали и переглядывались — не верили. Санька рассказывал так:
— Заходим — сидит молодая женщина. Пышная, глаза маленько навыкате, губки бантиком, при золотых часиках. «Что случилось?» Товарищ этот начинает ей докладывать, что вот, мол, стенку решили… А эта на меня смотрит, — тут Санька всякий раз хотел показать, как она на него смотре: делал губы куриной гузкой и выпучивал глаза. И смот на всех. Люди смеялись и продолжали не верить.
— Ну-ну?
— Она этому товарищу говорит: «Ну хорошо, говорит, идите. Мы разберемся». А кабинет!.. Ну, е-мое, наверно, у министров такие: кругом мягкие креслы, диваны, на стенах картины… «Вы откуда?» — спрашивает. Я объяснил. «Так, так, — говорит. — Как же это вы так?» А сама на меня смо-отрит, смо-отрит… До-олго смотрела.
Еще потому не верили земляки Саньке, что смотреть-то на него, да еще, как он уверяет, долго, да еще городской женщине — зачем, господи?! Чего там высматривать-то? Длинный, носатый, весь в морщинах раньше времени… Догадывались, что Саня потому и выдумал эту историю, чтобы хоть так отыграться за то, что деревенские девки его не любили.
— Ну-ну, Саня? Дальше?
Дальше Санька бил в самое дыхало; история начинала звенеть и искриться, как та стенка в ресторане…
— Дальше мы едем с ней в ее трехкомнатную квартиру и гужуемся. Три дня! Я просыпаюсь, от так от шарю возле кро, нахожу бутылку шампанского — буль-буль-буль!.. Она мне: «Ты бы хоть из фужера, Санек, вон же фужеров пол!» Я говорю: «Имел я в виду эти фужеры!» Гужуемся три дня и три ночи! Как во сне жил. Она на работу вечером схо, я пока один в квартире. Ванну принимаю, в туалете си… Ванна отделана голубым кафелем, туалет — желтым. Все блестит, мебель вся лакирована. Я сперва с осторожностью относился, она заметила, подняла на смех. «Брось ты, гово, Санек! Надо, чтоб вещи тебе служили, а не ты вещам. Что же, говорит, я все это с собой, что ли, возьму?» Што такие зеленые, с листочками… Задернешь — полумрак такой в комнатах. Кто-нибудь спал из вас в спальне из карельской березы? Мы же фраера! Мы думаем, что спать на панцирной сетке — это мечта жизни. Счас я себе делаю кро из простой березы… город давно уже перешел на дере кровати. Если ты каждый день получаешь гигантский стресс, то выспаться-то ты должен!
— Ну-ну, Сань?
— Так проходят эти три дня. Вечером она привозит на такси курочек, разные заливные… Они мне сигналют, я спускаюсь, беру переносной такой холодильничек, несу… И мы опять гужуемся. Включаем радиолу на малую громкость, попиваем шампанское… Чего только моя левая нога захочет, я то немедленно получаю. Один раз я говорю: «А вот я видел в кино: наливает человек немного виски в стакан, потом ту из сифончика… Ты можешь так?» «Это, говорит, называ виски с содовой. Сифон у меня есть, виски счас при». Точно, минут через пятнадцать привезли виски. Они мне кстати не поглянулись. Я пил водку с содовой. От так от нажимаешь курочек на сифончике, оттуда как даст в ста… Прелесть.
— А как со стеклом-то?
— С каким стеклом?
— Ну, разбил-то…
— А-а. А никак. Она меня потом разглядывала всего и удивлялась: «Как ты, говорит, не порезался-то?» А мотоцикл — я ей деньги отдал, мне его прямо к подъезду подка…
Вот такая история случилась будто бы с Санькой Журав. Из всего этого несомненной правдой было: Санька в самом деле ездил в город; не было его три дня; мотоцикл привез именно такой, какой хотел и на какой брал деньги; лишних денег у него с собой не было. Это все правда. В остально односельчане никак не могли поверить. Санька нервничал, злился… Говорил мужикам про такие поганые подробности, каких со зла не выдумаешь. Но считали, что всего этого Санька где-то наслышался.
— Ну, е-мое! — психовал Санька. — Да где же я эти три дня был-то?! Где?!
— Может, в вытрезвителе.
— Да как я в вытрезвитель-то попаду?! Как? У меня лиш рубля не было!
— Ну, это… Свинья грязи найдет.
— Иди найди! Иди хоть пятак найди за так-то. На что же бы я жил-то три дня?
Этого не могли объяснить. Но и в пышного директора ресторана, и в ее трехкомнатную квартиру — тоже не могли поверить. Это уж черт знает что такое — таких дур и на све-то не бывает.
— Дистрофики! — обзывал всех Санька. — Жуки навоз, Что вы понимаете-то? Ну, что вы можете понимать в современной жизни?
Слушал как-то эту историю Егорка Юрлов, мрачнова, бесстрашный парень, шофер совхозный. Дослушал до конца, усмехнулся ядовито. К нему все повернулись, пото что его мнение — как-то так повелось — уважали. И, на сказать, он и вправду был парень неглупый.
— Что скажешь, Егорка?
— Версия, — кратко сказал Егорка.
— Какая версия? — не понял Санька.
— Что ты дурачка-то из себя строишь? — прямо спросил Егорка. — Чего ты людей в заблуждение вводишь?
Санька аж побелел… Думали, что они подерутся. Но Санька прищемил обиду зубами. И тоже прямо спросил:
— У тебя машина на ходу?
— Зачем?
— Я спрашиваю: у тебя машина на ходу? — Санька угро придвинулся к Егорке. — Ну?
Егорка подождал, не кинется ли на него Санька; подож и ответил:
— На ходу.
— Поедем, — приказным голосом сказал Санька. — На мне эта комедия: им рассказываешь как добрым, а они, стерва, хаханьки строют. Поедем к ней, я покажу те, как живут люди в двадцатом веке. Предупреждаю: без моего разрешения никого не лапать и не пить дорогое вино стаканами. Возможно, там соберется общество — может, подруги ее придут. Кто еще хочет ехать, фраера? — Саньку повело на спектакль — он любил иногда «выступить», но при всем том… При всем том он предлагал проверить, прав ли он говорит или врет. Это серьезно.
Егорка, не долго думая, сказал:
— Поехали.
— Кто еще хочет? — еще раз спросил Санька.
Никто больше не пожелал ехать. История сама по себе довольно темная, да еще два таких едут… Недолго и того… угореть.
А Санька с Егоркой поехали.
Дорогой еще раз ругнулись. Санька опять начал учить Егорку, чтоб никого не лапал в городе и не пил дорогое ви стаканами.
— А то я ж вас знаю…
— Да пошел ты к такой-то матери! — обозлился Егор. — Строит из себя, сидит… «Я — ва-ас...» Кого это «вас»-то? А ты-то кто такой?
— Я тебя учу, как лучше ориентироваться в новой обста, понял?
— Научи лучше себя — как не трепаться. Не врать. А то звону наделал… Счас, если приедем и там никакой трех квартиры не окажется, — Егорка постучал паль по рулю, — обратно пойдешь пешком.
— Ладно. Но если все будет, как я говорил, я те… Ты при, в клубе, скажешь, со сцены: «Товарищи, зря мы не верили Саньке Журавлеву — он не врал». Идет?
— Едет, — буркнул мрачный Егорка.
— Черти! — в сердцах сказал Санька. — Сами живут… как при царе Горохе, и других не пускают.
Приехали в город засветло.
«Направо», «Налево», «Прямо!» — командовал Санька. Он весь подсобрался, в глазах появилась решимость: он слегка трусил. Егорка искоса взглядывал на него, послушно поворачивал «влево», «вправо»… Он видел, что Санька виб, но помалкивал. У него у самого сердце раза два сжа в недобром предчувствии.
— Узнаю ресторан «Колос», — торжественно сказал Сань. — Тут, по-моему, опять налево. Да, иди налево.
— Адрес-то не знаешь, что ли?
— Адресов я никогда не помнил — на глаз лучше всего. Еще покрутились меж высоких спичечных коробков, по стоймя… И подъехали к одному, и остановились.
— Вот он, подъездик, — негромко сказал Санька. — Го, с
козырьком.
Посидели немного в кабине.
— Ну? — спросил Егорка.
— Счас… Она, наверно, на работе, — неуверенно сказал Санька. — Сколько счас?
— Без двадцати девять.
— У нее самый разгар работы…
— Ну-у… начинается. Уже очко работает?
— Пошли! — скомандовал Санька. — Пошли, телено, пошли. Если дома нет, поедем в ресторан.
Поднялись на четвертый этаж пешком.
— Так, — сказал Санька. Он волновался. — Следи за мной: как я, так и ты, но малость скромнее. Как будто ты мой бед родственник… Фу! Волнуюсь, стерва. А чего волнуюсь? Упэред! — и он нажал беленький пупочек звонка.
За дверью из тишины послышались остренькие шажочки…
— Паркет, знаешь, какой!.. — успел шепнуть Санька.
В двери очень долго поворачивался и поворачивался ключ — может, не один?
Санька нервно подмигнул Егорке.
Наконец дверь приоткрылась… Санька растянул большой рот в улыбке, хотел двинуть дверь, чтоб она распахнулась приветливее, но она оказалась на цепочке.
— Кто это? — тревожно и недовольно спросили из-за двери. Женщина спросила.
— Ира… это я! — сказал Санька ненатуральным голосом. И улыбку растянул еще шире. Можно сказать, что на лице его в эту минуту были — нос и улыбка, остальное — морщи.
— Боже мой! — зло и насмешливо сказал голос за дверью (Егорка не видел из-за Саньки лица женщины), и дверь захлопнулась и резко, сухо щелкнула.
Санька ошалел… Посмотрел растерянно на Егорку.
— Ё-мое! — сказал он. — Она что, озверела?
— Может, не узнала? — без всякого ехидства подсказал Егорка.
Санька еще раз нажал на белый пупочек. За дверью мол. Санька давил и давил на кнопочку. Наконец послы шаги — тяжелые, мужские. Дверь опять открылась, но опять мешал цепок. Выглянуло розовое мужское лицо. Мужчина боднул строгим взглядом Саньку… Потом глаза его обнаружили мрачноватого Егорку и — быстро-быстро — поискали, нет ли еще кого? И, стараясь, чтоб вышло зло и страшно, спросил:
— В чем дело?
— Позови Ирину, — сказал Санька.
Мужчина мгновенье решал, как поступить… Из глубины квартиры ему что-то сказали. Мужчина резко захлопнул дверь. Санька тут же нажал на кнопку звонка и не отпускал. Дверь опять раскрылась.
— Что, выйти накостылять, что ли?! — уже всерьез злоб сказал мужчина.
Санька подставил ногу под дверь, чтобы мужчина не су ее закрыть.
— Выйди на минутку, — сказал он. — Я спрошу кое-что.
Мужчина чуть отступил и всем телом ринулся на дверь… Санька взвыл. Егорка с этой стороны — точно так, как тот за дверью, — откачнулся и саданул дверь плечом. Санька выдернул ногу и тоже навалился плечом на дверь.
— Семен! — заполошно крикнул мужчина.
Пока Семен бежал в тапочках на зов товарища, молодые деревенские бычки поднатужились тут… Цепочка лопнула.
— Руки вверх! — заорал Санька, ввалившись в коридор.
Мужчина с розовым лицом попятился от них… Мужчина в тапочках тоже резко осадил бег. Но тут вперед с визгом вы коротконогая женщина с могучим торсом.
— Вон-он!-- странно, до чего она была легкая при своей тучности, и до чего же пронзительно она визжала. — Вон от, сволочи!!! Звоните в милицию! Я звоню в милицию! — женщина так же легко ускакала звонить.
— Пошли, Санька, — сказал Егорка.
Санька не знал, как подумать про все это.
— Пошли, — еще сказал Егор.
— Нет, не пошли-и, — свирепо сказал розоволицый. И стал надвигаться на Саньку. — Нет, не пошли-и… Так про, да? Семен, заходи-ка с той стороны. Окружай хулига!
Человек в тапочках пошел было окружать. Но тут вернул от двери Егор…
… Из «окружения» наши орлы вышли, но получили по пятнадцать суток. А у Егорки еще и права на полгода отня — за своевольную поездку в город. Странно, однако, что деревенские после всего этого в Санькину историю полно поверили. И часто просили рассказать, как он гужевался в городе три дня и три ночи. И смеялись.
Не смеялся только Егорка: без машины стал меньше зарабатывать.
— Дурак — поперся, — ворчал он, — На кой черт?
— Егор, а как баба-то? Правда, что ли, шибко красивая?
— Да я и разглядеть-то не успел как следует: прыгал ка-то буфет по квартире…
— А квартира-то, правда, что ли, такая шикарная?
— Квартира шикарная. Квартиру успел разглядеть. Квар шикарная.
Санька долго еще ходил по деревне героем.