МОУ “СОШ№12”
РЕФЕРАТ
политературе на тему: «Тема антиутопии в произведениях Александра Громова»
Выполнилученик 11А класса
ИвановВладимир Анатольевич
Преподаватель:Мясоедова Лидия Николаевна
Новочебоксарск,2006 г.
План
Биография Заметки о прозе А.Н.Громова и о фантастике вообще Рецензия на роман А.Громова «МЕНУЭТ СВЯТОГО ВИТТА» Библиография
Биография
Александр Громов родился в 1959 году вМоскве, где живет и поныне. Собственно биография писателя пока не изобилуеткакими-то особенными событиями. Получил хорошее техническое образование в МЭИ — «классическое» образование научных фантастов 50-70-х г.г. (Если не вкурсе: 90% фантастов, творивших в означенный период — «технари» поспециальности, что несомненно отражалось и на самой фантастике). Работаетинженером-радиотехником, время от времени подрабатывая на стройках (мизернаязарплата рядового инженера давно стала притчей во языцах, благодатной темой дляписателей и рок-исполнителей: «Я инженер на 120 рублей, И больше я неполучу...»). Что еще? Давно и, похоже, основательно женат, раститкрасавицу-дочь. А в свободное от литературного труда и вынужденных приработковвремя — заядлый байдарочник, кажое лето с семьей и друзьями он отправляется вмногодневные походы по рекам Русского Севера.
Какни странно, фантастику Александр начал читать весьма поздно — уже встуденческие годы. По его собственному признанию, он вообще только тогда открылдля себя мир книг (в школьные годы художественная литература практически невходила в список его главных интересов), и очень быстро наверстал упущенное(Александр — один из самых разносторонне эрудированных в современной российскойфантастике авторов). Но больше всего его «захватили» книги братьевСтругацких. Неудивительно, что читатель Громов очень скоро стал писателемГромова, которого мы теперь имеем удовольствие читать.
Пишетдавно (с начала 80-х), но первая публикация увидела свет лишь в 1991 г., когда«молодому» писателю перевалило уже за тридцать. Что ж, РобертХайнлайн, например, в тридцать лет только начал писать. Зато потом…
Первой,замеченной читателями и критикой публикацией стал роман «Наработка наотказ», в сокращенном варианте опубликованный в 1994 г. журналом«Уральский следопыт». Уже тогда с именем еще незнакомого мне автора ясвязывал большие надежды на сохранение лучших традиций классической социальнойфантастики, отсупавшей под напором нарождающейся фэнтези-культуры. И, ксчастью, не ошибся. В творчестве Александра Громова переплелись действительнолучшие традиции советской НФ и современный подход к литературному материалу. Ис каждым новым произведением этого автора явственно наблюдается прогрессписательского таланта, отход от неизбежного в начале творческого пути влияниянаработок писателей старшего поколения (тех же братьев Стругацких, из«шинели» которых выпестовался целый поток талантливых авторов) иобретение самоценностности, формирование индивидуальной стилистики имировоззренческой платформы.
В1995 г.в нижегородском издательстве «Параллель» увидела свет первая книгаавтора — сборник «Мягкая посад- ка», куда вошло все лучшее,написанное писателем к тому времени. Книга эта по справедливости стала одним изсамых значительных, ярких дебютов в российской научной фантастике за последниепять лет. В 1996 г.она была удостоена прес- тижной литературной Премии им. А.Р.Беляева, а годспустя заглавный роман сборника обретает еще одну авторитетную награду — премию«ИНТЕРПРЕССКОН».
Награжден«Беляевской премией» за сборник «Мягкая посадка» в 1996году, премией «Интерпресскон» за роман «Мягкая посадка» ипремией «Фанкон» за «Менуэт святого Витта» в 1997 году.
Неплохознает астрономию. Один месяц в году бродяжничает. В основном, кактурист-водник.
Женат.Проживает в Москве.
Заметки о прозеА.Н.Громова и о фантастике вообще
Вопрекимрачным прогнозам старая добрая н а у ч н а я фантастика таки-да выжила в нашейлитературе. Творчество московского фантаста Александра Громова подтверждает,что эта область фантастической литературы отнюдь не изжила себя, НФ ещеспособна благополучно генерировать новые сюжеты и проблемно-тематические линии.На мой взгляд, научная фантастика по широте и уровню охватываемых проблем исвободы взглядов и тематики значительно продуктивнее модного ныне жанрафэнтези.
Любопытнаявещь: А.Громов при первом рассмотрении автор в общем-то глубоко традиционный,воспитанный на вполне угадываемых традициях от русской философской прозы досоветской НФ, от фантастики А. и Б.Стругацких до фантастики англичанинаГ.Уэллса и американца Р.Хайнлайна. Одним словом, наш герой пишет очень дажепривычную в русской литературе социальную НФ.
Новесь парадокс как раз и заключается в том, что внешняя — кажущаяся — традиционность, «неновизна» этого писателя практически не вписываетсяв с е г о д н я ш н и е представления о традициях в фантастике, так сказать всовременный канон, и уже тем самым претендует на оригинальность своей прозы.Факт остается фактом: в современной российской фантастике «новойволны» А.Громов занимает положение эдакого признанного аутсайдерства: онне пишет боевиков (хотя проза его динамична, не лишена острых сюжетов), нелюбит фэнтези. Его уважают как писателя, одобрительно цокают языком, но неспешат критики писать о его творчестве в журналы (а творчество А.Громова, правоже, заслуживает самого серьезного анализа).
Однако,прежде чем перейти к разговору о творчестве самого А.Громова, поговорим немногоо некоторых моментах современной российской фантастики в целом. Последниенесколько лет наша фантастическая литература представляет собой довольнолюбопытную картину.
Всвое время известный советский фантаст Кир Булычев, отвечая на вопросычитателей журнала «Уральский следопыт», сказал: «Фантастика, помоему убеждению, более точно, чем реалистическая литература, отражает состояниеобщества.» Меткое и справедливое замечание. Можно даже добавить, чтофантастика отражает не только состояние общества (здесь ведь могутподразумеваться и внешние — социальные факторы), но и его н а с т р о е н и е.В справедливости этой мысли легко убедиться, внимательно проследив эволюциюобразов, тем и проблематики фантастических произведений различных периодовсуществования жанра. Смена направленний в фантастике отражает смену взглядов вобществе. Когда-то, в 80-х г.г. XIX века, критик М.М.Антокольский, отвечая нанападки «сердитых критиков» на фантастическую повесть И.С.Тургенева«Песнь торжествующей любви», писал: «Большое спасибо Тургеневу:он первый показал, что нам теперь лучше всего забыться, спать, бредить вфантастическом сне». Собственно говря, цитату эту мы привели не случайно.Мы еще вспомним о ней.
Внимательноотследив историческую тропку российской фантастики, легко заметить однузакономерность: все в этом мире повторяется. Литература не исключение. Впериоды соци- альных катаклизмов, кардинальных перемен в обществе едва ли неглавенствующей линией литературы становилась утопия (чаще, правда, антиутопия).Поток произведений на тему «Идеальное государство» в 18 веке, всплескантиутопиий, порожденных кровавым 1905-м годом (вспомним несколько имен:«Скотский бунт» историка Н.Костомарова (кстати, повесть этапредвосхитила знаменитый «1984» Оруэлла), «Смерть планеты»В.Крыжановской-Рочестер, «Анархисты будущего» И.Морского, «Вечерв 2217 году» Н.Федорова и др.), неожиданно бурный взлет утопии после1917-го года и не меньший поток антиутопической литературы, когда однивдохновлялись романтикой революционных преобразований и видели светлое будущиеРоссии и всего мира, другие понимали, к чему это может привести на самом деле ипытались предупредить. Перестройка подарила народу гласность, а вместе с неюпонимание простой истины, что революции не есть панацея от всех болезней, ипоэтому на новые революционные преобразования конца 80-х — начала 90-хлитература откликнулась очередной обоймой антиутопических произведений(«Невозвращенец» А.Кабакова, «Москва 2042 г." В.Войновича,«Лаз» В.Маканина и др.).
СудьбаРоссии — тема беспокойная, даже болезненная. И во все века являлась главной внашей литературе. Велико стремление нашего народа заглянуть в будущее,распознать там признаки «Царствия Божьего». Однако подобные заглядыни к чему, кроме как к пессиместической убежденности, что будущее России весьмасомнительно, или в лучшем случае — очень невразумительно и, главное, н е п р ед с к а з у е м о, не приводили. Рано или поздно человечество отказывается отутопий.
«Утопическийроман потому не нужен, что снимает двойственность, отказываясь от настоящего впользу будуще- го, он тем и опасен, что прямо вторгается в запретную зону,рисуя конкретный облик грядущего» (Л.Геллер. «Вселенная за пределамидогмы». Лондон,1980).
Ноне все так просто, как кажется. Мы начинаем бояться «предугаданного»будущего (тем более, что антиутописты в большинстве своем оказались на редкость- к сожалению — прозорливы).
Невразумительность,неясность, непредугадываемость социальных процессов, имевших когда-либо место внашем государстве, рождало в писателе (в данном случае будем подразумеватьфантастов) стремление иного порядка — стремление искать желаемое «ЦарствиеБожие» (а у каждого оно свое) в мирах альтернативных, в миретаинственного, сакрального. Писатель стремится уйти от пугающей объективнойреальности, реальных проблем реального мира. Русские романтики XIX века,пришедшие на смену «засоциаленным» просветителям XYIII века,разделили искусство и действительность «как совершенно различныесферы» (Т.А.Чернышева), резко противопоставив их. «Романтики любилиописывать превращения, разрушающие вещи и обнажающие жизнь»(Н.Берковский). Романтики напрочь отвергли основной принцип эстетики Аристотеля- принцип подражания природе. «Раз действительность противоположнаискусству, то следует ли ей подражать? Ее нужно пересоз- дать, улучшить итолько в таком виде допустить в искусство!» (Т.А.Чернышева). Именнопересоздание действительности лежит в основе романтического искусства.
Этотже принцип лежит в основе российских фантастов, пришедших в литературу в конце80-х — начале 90-х годов нашего столетия: С.Лукьяненко, Г.Л.Олди, Н.Перумов,С.Иванов и целый ряд «неосознанных» приверженцев романтическоговзгляда на жизнь — авторов фэнтези.
Абсолютноправ московский литератор А.Щербак-Жуков, определив новое поколение российскихфантастов (поколение 25-30-летних) поколением инфоромантиков, т.е. романтиковэпохи информации. Наша фантастика вернулась к пониманию мира и задач искусстваXIX века: искусство лучше действительности, преобразование, а не подражание,вымысел, а не реальность, человек, а не социум. Даже герои новых произведений — это глубоко романтические типажи, как правило это герои-одиночки,противостоящие всему остальному миру, Человек-С-Оружием, воплощающийнеистребимую мечту о возможности в этом страшном мире Добра, противостоящемперсонифицированному Злу. Культ фэнтези (по крайней мере в нашем обществе) — это нормальная защитная реакция на неподдающееся пониманию общество, стремлениеоградиться стеной от социальных проблем, защититься от Страха. Очень сладок ипленителен тот, другой мир, он затягивает, ты начинаешь верить в то, что и тысможешь превратиться из простого, забитого дрянной жизнью в «совке»«костолома» Сергея в космического Лорда с паленты Земля (СергейЛукьяненко «Лорд с планеты Земля»), авторы ассоциируют себя со своимигероями. Явление сублимации, перевоплощения очевиден в российской фантастике90-х как ясный день.
Внедрениена нашу литературную почву фэнтези, на мой взгляд, имеет под собой глубокосоциальную и психологическую почву. «Расшторивание» ЖелезногоЗанавеса, повлекшее за собой прорыв западной фантастики, сыграло ролькатализатора давно зреющего процесса. Слова Антокольского, приведенные выше,смело можно переадресовать каждому третьему автору 90-х: «Большое спасибоПерумову...», «Большое спасибо Олди...», «Большое спасибоЛукьяненко...». Уж очень похожи настроения авторов XIX и фантастов ХХв.в.: "… нам теперь лучше всего забыться, спать, бредить в фантастическомсне."
По-моему,сегодня в нашей фантастике вызрело два основных взгляда на мир: отрешенныйидеалистическо-романтический (это, главным образом армия авторов фэнтези) иматериалистический пессимизм (Э.Геворкян, А.Столяров, Л.Вершинин, А.Громов иряд других авторов). Две главенствующих тематических линии: построениеальтернативных — почти пасторальных — миров-утопий, обращенных в мифологическоепрошлое (фэнтези) и прогрессирующая тема «Мир Земли послекатастрофы», восходящая к традициям антиутопии («Временанегодяев» Э.Геворкяна, «Мягкая посадка» А.Громова). Темавыживаемости человечества сегодня вновь стала актуальной. 90-е годы нас малорадуют. Развал страны, две «провальных», но от этого не менееужасных, кровавых, революции, межнациональные конфликты, экономическаянеразбериха, разгул бандитизма и мафии… Выживем ли? Куда мы идем? И что снами будет?
Наэти вопросы пытается найти ответы писатель Александр Громов.
Романыи повести Александра Громова, по большому счету, это экстраполяциянежелательных, рискованных, но вполне вероятных путей эволюции человечества.Писатель словно бы экзаменует нашу цивилизацию на моральную состоятельность.Порой может показаться, что он через чур суров по отношению к нам — людям. Приповерхностном прочтении его произведений вырисовывается угнетающая своейбеспросветностью, пессиместичностью картинка: человечество по А.Громову просто-такивознамерилось извести себя с лица Вселенной.
…В романе «Мягкая посадка», действие которого разворачивается внедалеком будущем (первая четверть XXI века), на Землю обрушивается новыйЛедниковый период. Сама по себе тема не нова и не столь фантастична (идеявосходит к гипотезе о «незавершенности» Ледникового периода и овозможности его повторения в начале XXI в.), но А.Громов разрабатывает темупо-своему: «Александр Громов, кажется, впервые, объединил „новоеолединение“ с сюжетом о тотальном вырождении и перерождениичеловечества» (В.Черных. Из послесловия к первой книге А.Громова«Мягкая посадка»). Изменения климата вполне логично повлекли за собойи определенные трансформации в обществе — на социальном и даже генетическом уровне.Человечество поделилось на «нормальных» и «выродков»(мутантов). Остается вопрос: что считать Нормой в вырождающемся обществе? Вобществе, где единственным вариантом спасения от полного вымиранияоказывается… установление жесткой диктатуры…
Действиеромана «Наработка на отказ» отнесено в глубокий космос, гдечеловечество осваивает новые планеты. Добротная космическая приключенческаяфантастика неожиданно превращается в мрачную антиутопию: вполне утвердившаясякак самостоятельный социум колония людей на одной из планет в конце концовприходит к утверждению концепции тоталитаризма. Все возвращается на круги своя,человечество обречено повторять прошлые ошибки.
Попыткасоздать утопию, идеальное общество идеальных людей оборачивается в небольшой,но очень содержательной повести «Такой же как вы» страшной трагедиейдля Всех. Ситуация страшна и абсурдна изначально. Из благих намерений людизаселяют планету клонами, созданными на основе генотипа одного человека.Представляете себе картинку: общество людей, как две капли воды похожих друг надруга… по характеру, поведению, поступкам. Общество, состоящее из одногочеловека, многократно размноженного. Человек и зеркальные отражения. Результатзакономерен: идеальное общество не может строиться по принципу похожести, «Каквсе». Такое общество не принимает в стаю непохожих. Ущербность, недостатокпревращается в культ. Культ похожести.
«Унас не было идеологии, у них уже есть. Идеология похожести: „А я такой же,как все!“ Кто-то конечно, не такой, гены берут свое, — ему же хуже, нетакому. „А знаешь, папа, у Марго, оказывается, шрам на руке,синий-пресиний, а она скрывала, так мы ее теперь каждый деньдразним...“»
Стараяистина: «Благими намерениями вымощена дорога в Ад». Расплачиватьсявсем. Высокая идея повести: ответственность человека (человечества) запретворяемые в жизнь «благие намерения»…
Мрачныи пугающи, казалось бы, картины будущего человечества, создаваемые А.Громовым.Но автора трудно обвинить в мелкотемье, он не стремится запугать читателя,живописанием тотальной гибели человечества. В любом его произведении краснойлинией просвечивается искренняя вера в разум человека, неистребимая вера в то,что в сотый раз пройдя по дорогам прошлых ошибок, человечество выкарабкается ксвету. И так будет всегда. Свое творческое кредо фантаста, взгляд на будущеечеловечества Александр не без иронии выразил в первых строках романа«Властелин пустоты», вынесенных в эпиграф данного очерка.
Чтокасается мрачности прозы А.Громова. Как это не парадоксально, эмоциональноевоздействие мрачных тонов значительно сильнее радостно-розовых бликов. А.Громоваппелирует к сознанию, его проза побуждает думать, размышлять, спорить. Думатьне только о Завтра. Думать о Сегодня, которое формирует день завтрашний.
Истинныйталант мыслит категориями глобальными. Хороший фантаст в полетах своей фантазиивсегда обращен в сегодня, он стремится прогнозировать возможные последствия вбудущем конкретных процессов, происходящих в сегодняшнем обществе. Писательпытается предупредить неверные шаги цивилизации. Но и этого мало. Произведениетолько тогда талантливо — а особенно произведение фантастическое — когда онодостоверно, объективно и логично, когда веришь в «вымысел» фантаста.Произведения Александра Громова — достоверны. Есть у этого писателя особый дар- сочинять убедительно. Зачастую, читая его мрачные повести, забываешь о«придуманности» мира повести или романа. Быть может, потому, чтоА.Громов пишет о вполне реальных проблемах, трансформировавшихся ввероятностном Будущем. Фантастика лишь усугубляет эмоциональное воздействие.
«Писательскоерасследование», в конечном итоге, превращается, по существу, в социальныйэксперимент. Схема проверена не одним поколением фантастов: человечество илимикросоциум в экстремальной обстановке. Одна из главных тем, разрабатываемыхАлександром Громовым — тема Власти. Практически в любом его произведении (дажев блестящей пародии на штампы приключенческой НФ «Всяк сверчок...»)он исследует сложный механизм самого главного изобретения нашего общества,именуемого Властью. По существу, писатель раскрывает анатомию этого… явления.От седых времен детства человечества и до наших дней Власть — в разных еепроявлениях оказывается главным действующим лицом Истории. Она неизменныйспутник любой эпохи. Сама история человечества оказывается историей Власти,историей ее рождений, смертей и возрождений.Одни повеливают, другие повинуются.Так устроен мир. Так устроен человек.
Вовсе времена писатели обращались к мотиву: Свобода-Несвобода, зависимостьчеловека от машины государства, Власти. Примеров сколько угодно: отДостоевского и Салтыкова-Щедрина до Платонова и Булгакова, от Замятина доОруэлла и Хаксли, от Стругацких до Хайнлайна. Не обходят стороной тему и авторыпосттоталитарной эпохи.
Наиболееярко, на мой взгляд, мотив «природа Власти» разработан в романах«Властелин Пустоты» и «Менуэт святого Витта» (оба — 1997).Об этих двух произведениях мы и поговорим несколько подробнее.
Всвое время, отвечая на нападаки со стороны ангажированных большевистскихкритиков, Евгений Замятин пытался объяснить главную суть своей антиутопии«Мы»: «Этот роман — сигнал об опасности, угрожающей человечествуот гипертрофированной власти машины и власти государства — все равнокакого». Такова, на мой взгляд, главная суть не только романа Е.Замятина,но и большенства произведений А. и Б.Стругацких. Методами иносказания, главныморужием фантастики, они, впрочем, весьма прозрачно и точно направляли критику вадрес института тоталитарной власти — власти государства, подавляющей личность,индивидуальное начало. Они очень метко и разносторонне раскрывали механизмыгосударственной машины. Однако взгляды и оценки, логичные и справедливые вэпоху тоталитаризма, оказываются не то что бы устаревшими, но требуютопределенной корректировки сегодня — в эпоху неприкрытой политической анархии.Сместились критерии Власти. Хотя суть осталась прежней. Александр Громов,являясь несомненно достойным учеником братьев Стругацких, исследует природуВласти в соответствии с новыми представлениями о реальности, которая и самаподверглась существенной трансформации.
ДляСтругацких и Замятина вполне естественным было неприятие тоталитарной системы.Александр Громов, чье становление как писателя приходится на эпоху такназываемой гласности, самой судьбой предоставлена возможность объективно,беспристрастно и вдумчиво выявить оттенки Черного и Белого. Но не станемзабегать вперед.
Роман«Властелин пустоты» — роман сложный, многоярусный, во многомнеоднозначный, и для действительно серьезного анализа его потребовалось бынаписание отдельной статьи. Мы же ограничимся лишь беглыми пометами на полях.Одной из существенных сторон «Властелина пустоты» являетсямалозадействованный по крайней мере в отечественной фантастике мотив «изгрязи да в князи», мотив «сотворения» Диктатора, иначе — рецептустановления Власти в условиях абсолютной Утопии.
АлександруГромову удалось создать не просто глубоко философское, но и по-настоящемуувлекательное повествование, полное захватывающих приключений. В романеобнаруживаются два самоценных уровня, между которыми пролегает четкая, но почтинезримая для читающего граница: текст — с одной стороны — воспринимается в рамкахконкретики приключенческого романа о локальной войне, отражении поселенцамиПростора вторжения «инопланетчиков» с Земли, прибывших спустястолетия, дабы очистить планету от «вредного» и подготовить к новомузаселению. С другой стороны текст воспринимается как самостоятельнаяфилософская псевдопритча, восходящая к библейскому мотиву об искушении Властью.
Любопытенсам литературный метод, использованный писателем для решения генеральнойзадачи: в рамках одного художественного текста он демонстрирует сразу двеантогонистичных модели мира/общества — антиутопию и утопию. При этом сделаноэто не схематично — обе модели показаны в действии и столкновении друг сдругом.
Перваямодель представлена почти фрагментарно (на примере микроклимата космическогокорвета-очистильщика землян «Основа Основ», впрочем отражающегосоциальные, общественные отношения всего земного общества), но достаточно четкои красноречиво: ярко-выраженная концепция тоталитарной власти, густо замешаннойна генетическом шовинизме (градация на ограниченно ценных граждан, т.е. людейлишенных телепатических и прочих аномальных способностей, и полноценных,являющих собой, судя по основному составу «Основы Основ»разнообразные образцы мутантов, судя по всему занявших главную социальную нишу вземном обществе).
Подругую сторону идеологического фронтира — очаровательная пасторальная утопия:общество Простора, забытой и затерянной колонии тех же землян, образованной ещедо Всеобщей Войны, очередного вырождения и возрождения человечества.
Допоры до времени обе идеологические системы образуют в романе четкую оппозицию ивведение в повествование сюжета о вторжении на Простор «новыхземлян», озабоченных «постренессанской» идеей космическойэкспансии, служит, вроде бы, главным образом для развертывания собственносюжетной интриги, как некий условный механизм раскрутки главной идеи(превращении Иванушки-Дурачка (Леона) в красавца-царевича (диктатора)). Послепервого прочтения рукописи я не сразу «схватил» философскую подоплекувведения в текст «второй силы» — антиутопии. Понимание пришло позже:на оппозиции «Земля-Простор» выстраивается не просто сюжет, а всяидеология романа.
Однакона антиутопической модели земного общества мы не задержимся, поскольку основнойкорпус идей и сюжетных конструкций располагается все же в утопии Простора.
… Внезапамятные времена, еще до того, как человечество в который раз пришло к идеетотального суицида и в которй раз скатилось почти к подножию эволюционнойлестници, эту планету заселили выходцы с Земли. Судя по всему, про нее скорозабыли. А тем временем в колонии формировалось в меру самодостаточное общество.То ли в результате эволюции социально-общественной системы Простора, то ли вследствии каких-то особый климатических условий планеты (во всяком случае этопервые вероятные гипотезы, возникающие при первой встрече с этим миром)представители высокотехнологической цивилизации вдруг возвращаются едва ли не кэдемовскому варианту общественного уклада, основаному на единении с природой иотторжении атрибутов высокоразвитой цивилизации (включая огнестрельное оружие идаже большую часть предметов из металла). И в то же время подобный шаг назадприводит не к одичанию и последовательной деградации, а к процветаниюпасторально-матриархальной утопии, основанной на тотальном пацифизме. Авторнарочито-прямолинейно (впрочем, не без явной иронии) подчеркивает пасторальнуюоснову новой утопии через имена героев, позаимствованных из классикипасторальной литературы (Дафнис, Хлоя, Аконтий, Кифа и пр. Сравните с именамиэкипажа корвета — Й-Фрон, Нбонг-2А-Мбонг — в которых мало красоты, как малокрасоты в тоталитарной системе). В мире Простора напрочь отсутствуют междулюдьми любые проявления насилия. Однако такое неприятие вражды по отношениюдруг к другу отнюдь не параграф законодательства, а естественный образ жизни.Да и с чего им воевать? — земли навалом, зверье безобидно и само напрашиваетсяна кухню, прочие продукты питания растут на деревьях. Благодать! Молочных рек икисельных берегов для полноты картины не хватает. Рай, возрожденный за сотнисветовых лет от Земли. Так кажется по началу. Сказка пленит. НО!..
Ноутопия естествена лишь как мечта, миф. Утопические отношения не естественны длячеловека. Поголовное отсутствие хоть малейшего намека на агрессию, на «нетакость»практически невозможны. Это понимает Умнейший — бывший космический десантник,волей драматических обстоятельств оказавшийся «пленником» этого мира.Эту мысль утверждает и сам автор.
«Войны- двигатель прогресса»… Печально, но факт.
А.Громовбезжалостно разрушает сказку. Утопия оказалась фальшивой — всего лишь результаттой самой высокой технологии, которую отвергли обитатели утопии (первыепоселенцы установили генератор, излучающий некие волны, подавляющиеагрессивность во всем живом). Утопия — пассивна, ее нетрудно разрушить. ИА.Громов убедительно продемонстрировал, как легко утопия превращается вантиутопию. Для этого вполне достаточно устроить небольшое вмешательство ИнойЛогики — агрессии. Инстинкт самосохранения присущ всем живым существам. Дажетотальным пацифистам. Если люди не желают спасать свою шкуру, то им необходимов этом помочь. Даже против их воли. Нарушая традиции и этические нормы.Зигмунд-Умнейший — самый яркий персонаж романа. Он готов совершить подлость — что бы спасти. Не утопию. Людей. Обманом, хитростью. Породив Леона. Но ведь нети не могло быть иного пути. Если вождя, способного сплотить народ для обороныне существует, то его необходимо придумать. И на эту роль в критической дляобщества ситуации сойдет любой. Призвание? Способности? Чушь! Умнейшийподскажет верный шаг.
«Героиприходят в неспокойное время» (Г.Л.Олди). Больше: герои приходят в нужныймомент. Порой еще не зная о том, что они герои.
Статьгероем несложно. Леон не был отличным стрелком, никогда не славился ихрабростью. То, что его стрела поразила «детеныша Железного Зверя» — зауряд-очиститель землян — банальная случайность. Случай «превращает»клинического мазилу Леона в Великого Стрелка. В неспокойное время людинуждаются в герое. За ним пойдут. Мифология рождается произвольно. Люди самисоздали миф о Великом Стрелке. И они поверили в свою мечту.
НоВласть и начинается с создания и утверждения в сознании масс мифа о величиивождя. Любая власть, любая модель государства опутана сетью особой — государственной — мифологии. Александр Громов великолепно продемонстрировалдействие этого механизм, изобразил, как под прикрытием мифа безобидный прыщикпревращается в гнойный чирий.
Леон- безнадежный неудачник с ярко выраженными симптомами «тюфяка». Чтож, диктаторами не рождаются, диктаторами становятся. Их пестуют, их направляютпо нужной дорожке Умнейшие: те, кто остается в тени. Кукловоды.
"-Плечи расправь, — шептал Умнейший