К истолкованию романа М. Ю. Лермонтова «Геройнашего времени»
Печорин: герой или антигерой времени?
Ранчин А. М.
Существуютбесспорные истины, аксиомы: «Волга впадает в Каспийское море»,«целое больше части», «вода кипит при температуре 100 градусовпо Цельсию»… Истины такого рода есть и в литературной науке и особенно вшкольном преподавании словесности; одна из них — утверждение, что центральныйперсонаж лермонтовского романа «Герой нашего времени» ГригорийАлександрович Печорин — незаурядная, неординарная натура, сильная личность,характер страдающий, глубоко разочарованный жизнью. Как принято считать, этанеординарность Печорина подчеркнута сравнением с Грушницким — его сниженным,пародийным двойником. Это мнение о Печорине восходит к статье В.Г.Белинского оромане Лермонтова. Высказано оно было Белинским с резкой настойчивостью итоном, не допускающим сомнений.
Мнениео Грушницком как «кривом зеркале» Печорина столь же распространено,как и восходящее к статье Белинского утверждение о незаурядности и глубинепечоринского характера. «Эта противоположность Печорина и Грушницкого,раскрытая Лермонтовым со всей полнотой психологической и исторической правды,доведена им до такой обобщающей показательности, что дает право в контрастемежду Печориным и Грушницким видеть противоположность личности и личины,индивидуальности и подражательности, свободной мысли и следованиятрафаретам», — писал, например, С.Н.Дурылин в своей книге"«Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова" (М., 1940. С. 120,курсив автора).
Вседоказательства в пользу этого мнения уже давно высказаны, и в убедительности имтрудно отказать. Грушницкий демонстрирует свое презрение к «чинам изванием», но будучи произведен в офицеры, спешит, надев новый мундир,показаться в обществе. О наигранности поведения Грушницкого говорится еще впервой печоринской дневниковой записи, открывающей повесть «КняжнаМери».
Таксвидетельствует о Грушницком главный герой. Но не менее красноречиво о об этомперсонаже говорят его собственные поступки. И прежде всего, конечно, участие вподлой интриге, согласие предложить Печорину на дуэли незаряженный пистолет —собственно, согласие на циничное убийство соперника.
Итак,все ясно, все решено? Многие годы казалось так. Но десять лет назад критик илитературовед А.М.Марченко опубликовала статью «Печорин: знакомый инезнакомый», в которой смело отвергла доселе неоспоримые оценки Печорина иГрушницкого. Статья А.М. Марченко напечатана в сборнике "«Столетья несотрут...»: Русские классики и их читатели". М., 1989. С. 161—222;далее при цитировании название статьи и сборника я не указываю, приводя толькостраницы этой книги.
Печоринничем не лучше Грушницкого, его разочарование наиграно, а глубина характераиллюзорна, — утверждает А.М. Марченко. Ее аргументы таковы.
Во-первых,это свидетельства чернового рукописного текста романа. Здесь Печорин назван«человеком толпы»; в рукописи предисловия к роману (опубликованномуво втором отдельном издании 1841 г.) более настойчиво, чем в печатном текстеподчеркивалось несходство автора и центрального персонажа и ироническиупоминалось о некоем журнале, смешавшем «имя сочинителя с именем героя егоповести». А.М. Марченко полагает, что Лермонтов вычеркнул эти слова,потому что они метили не только в таких недоброжелательных критиков, как С.О.Бурачок, но и в восторженно принявшего роман Белинского.
Во-вторых,это новая интерпретация ряда фрагментов окончательного, канонического текста«Героя нашего времени». Так, А.М.Марченко замечает, что в описаниивнешности Печорина, принадлежащем повествователю (обычно именуемомуисследователями «странствующим офицером») и содержащемуся в повести«Максим Максимыч», подчеркнуты «ослепительно чистое белье»,отсутствие «играющего воображения» в глазах и женственная слабость.Чистое белье героя, по мнению исследовательницы, говорит о его франтовстве,столь чуждом самому Лермонтову, который, по воспоминаниям современников,одевался на Кавказе подчеркнуто небрежно. Глаза Печорина свидетельствуют, чтоему чуждо поэтическое, творческое начало, и в этом отношении он такжепротивопоставлен сочинителю романа, — утверждает А.М. Марченко. Наконец,женственность Печорина, — доказывает автор статьи, — указывает наизбалованность, изнеженность, некую инфантильность «героя нашеговремени».
Печоринв повести «Княжна Мери» упоминает некую «историю», из-закоторой он был переведен на Кавказ. Обыкновенно утверждалось, что Лермонтовподразумевал причастность своего центрального персонажа к каким-то событиям,имевшим политический смысл (при этом судьба Печорина вольно или невольноуподоблялась судьбе самого автора). Но А.М. Марченко напоминает, что вчерновике «Княжны Мери» эта история была названа прямо —«дуэль» и что в окончательном тексте повести приятель главного героядоктор Вернер, передавая слова о нем княгини Лиговской, называет темную«историю» печоринского прошлого «похождениями». Уверенностьматери Мери в быстрой перемене судьбы Печорина к лучшему окончательно убеждаетА.М.Марченко в том, что Лермонтов имеет в виду некий неблаговидный, аморальныйпоступок персонажа: серьезные политические «истории» правительствоНиколая I так легко не прощало, напоминает исследовательница. Печорин же вскорепокидает Кавказ и возвращается в Россию, а спустя время беспрепятственно получаетразрешение на путешествие за границу, в Персию.
А.М.Марченко пишет о том, что Печорин явно проигрывает в сравнении и с прямодушными добросердечным Максимом Максимычем и с внимательным и пытливымпутешественником — повествователем, наделенным литературным даром. Подробноавтор статьи рассказывает о бесцеремонном и жестоком вторжении Печорина всудьбу несчастной Бэлы, о разыгрывании им «колониального романа»:«Как хищник, и притом коварный, ведет он себя с Бэлой: расплачивается занее с Азаматом не собственным, а чужим конем!»(с. 202). Сам же Лермонтов,хотя и участвовал в Кавказской войне, относился к горцам с уважением исимпатией. Напоминает исследовательница и о признании героя, что он испыталхорошо знакомое чувство — зависть, наблюдая участие и внимание княжны Мери кГрушницкому.
Особенноевнимание А.М. Марченко уделяет истолкованию свидетельства, что и Печорин, иГрушницкий служили на правом фланге Кавказской армии, куда обыкновенностремились ловцы званий и наград. Подлинные же «труженики войны» (асреди них и сам Лермонтов) находились на левом фланге. Сближая, а непротивопоставляя Печорина и Грушницкого, А.М.Марченко обращается к роману«Проделки на Кавказе», опубликованному в 1844 г. под псевдонимом«Е.Хамар-Дабанов» (вероятный автор этого произведения — кавказскаязнакомая Лермонтова генеральша Е.П. Лачинова); этот роман содержит явныепереклички с «Героем нашего времени». В «Проделках наКавказе» рассказывается о пустоватом малом Николаше, портрет которогонапоминает описание внешности Печорина, а также сообщается о… дальнейшейсудьбе Грушницкого, который, оказывается, не был убит: дуэль с Печориным былапредотвращена комендантом. Печорин, – говорит Грушницкий из «Проделок наКавказе», – «как герой нашего времени, должен быть и лгуни хвастун, поэтому-то он и поместил в своих записках поединок, которого небыло» (цитируется по статье А.М.Марченко, с. 200).
Нокак же быть с язвительной характеристикой, которая дается Грушницкому в«Княжне Мери»? Как быть с действительно подлой интригой Грушницкого идрагунского капитана против Печорина? А.М.Марченко отмечает, что «КняжнаМери» — самая «литературная» повесть в «Герое нашеговремени», ее сюжет состоит из набора традиционных мотивов и эпизодов —здесь и подслушивание и подглядывание за центральным персонажем, и адюльтер, иночное свидание, и связанные шали, по которым герой спускается из окна, икровавая дуэль (А.М. Марченко сопоставляет «Княжну Мери» со«светской повестью», уместнее было бы сравнить ее прежде всего сроманом приключений). Уж не сочинил ли Печорин всё это, — спрашиваетисследовательница, напоминая о свидетельстве повествователя-издателя, чтотексты из «Журнала» Печорина носят следы литературной обработки и,может быть, приготовлялись для печати. Затем автор статьи добавляет важныесоображения: «Конечно, Грушницкий смешон, а потом и жалок, да драгунскийкапитан отвратителен в своем наглом плебействе. Но как-то слишком ужотвратителен — карикатурно! И где гарантия, что и Максим Максимыч оказался быпохожим на этого пошлого армейца, если бы нам его представил иной офицер — нетот, что вез с собой записки о Грузии [то есть повествователь, которомупринадлежит обрамляющий рассказ в повести „Бэла“, повесть»Максим Максимыч" и предисловие к «Журналу» Печорина. — А.Р.],а тот, что, участвуя в трагической для обеих сторон войне и тоже ведя Журнал,заносит на его страницы лишь то, что касается его собственной персоны" (с.198—199).
Конечно,А.М.Марченко предвидит возражения в свой адрес, но не выказывает особенногожелания защититься контраргументами. За одним исключением: следуя аргументам,высказанным Б.Т. Удодовым, она доказывает, что не только «Тамань»(как это принято считать), но и «Фаталист» создавались каксамостоятельные произведения, и лишь позднее, включив их в состав «Героянашего времени», Лермонтов отождествил их центрального персонажа сПечориным. Глубина и серьезность философских вопросов, которые задает сам себеПечорин в «Фаталисте», явно диссонируют с создаваемым А.М. Марченкообразом Печорина — светского хлыща и жуира.
Итак,попробуем разобраться в рассуждениях исследовательницы, разберем возможные«за» и «против».
Pro et contra: анализ свидетельств текста
Свидетельствачернового текста романа. Строго говоря, текст черновика важен для исследованиятворческой истории произведения, но на нем нельзя основываться при истолкованииокончательного, итогового текста: ведь замысел автора порой радикально меняетсяот черновика к печатной редакции. Могут серьезно измениться и характеристикиперсонажей. Но слова из черновика повести «Максим Максимыч»: "…в этом отношении Печорин принадлежал к толпе" — имеют совсем не тот смысл,какой в них вкладывает А.М. Марченко: повествователь всего лишь подчеркивает,что он боролся с «природными склонностями», но не победил их и потому«он не стал ни злодеем, ни святым».
Истолкованиеокончательного текста. Начнем с анализа портрета. Щепетильность Печорина вотношении одежды, некоторое франтовство несомненны и бесспорно сближают его сГрушницким. Но франтовство это — особенного рода. Грушницкий сначала разыгрываетроль человека, безразличного к чинам и званиям, «драпируясь» втолстую солдатскую шинель. Но затем он, получив офицерский чин, меняетдрапировку, рядясь в новенький мундир. В печоринской же одежде выраженыодновременно два противоположные стремления. С одной стороны, — любовь кизысканному платью, щегольство («бархатный сертучек его, застегнутыйтолько на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье,изобличавшее привычки порядочного человека»). С другой же стороны, — пренебрежениевнешним видом одежды, безразличие к ней («запачканные перчатки»).Одежда Печорина, если угодно, столь же «противоречива», как и чертыхарактера, о которых говорят лицо, телосложение и манеры персонажа. Но такаядеталь, как расстегнутые верхние пуговицы «сертучка», особенно важна.Печорин подчеркнуто демонстрирует чистоту и изысканность собственного белья, аэто значит, что рисовка и позерство, обнаруживаемые Грушницким, в какой-тостепени не чужды и ему.
Чтоже до печоринской женственной изнеженности, то А.М. Марченко как будто забылаочевидное: эта женственность (примеры которой — маленькая рука с худыми, оченьтонкими пальцами, «нервическая слабость» тела, «женскаянежность» кожи) сочетается с физической силой: "… стройный, тонкийстан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить всетрудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратомстоличной жизни, ни бурями душевными". Но и это свидетельствофизической силы Печорина в свой черед двусмысленно, внутренне противоречиво:выражение «стройный, тонкий стан» традиционно в современнойЛермонтову литературе применяется в описаниях женской, а не мужской внешности.Да и столь ли крепок и привычен к «переменам климатов» и к«трудностям кочевой жизни» Печорин на самом деле? Ведь ему вскоресуждено умереть, «возвращаясь из Персии»!
ГлазаПечорина, действительно, не отражают «играющего воображения». Ноговорит ли эта деталь об отсутствии у него самого дара воображения,художественной фантазии, как считает А.М. Марченко? Эпитет «играющее»придает словосочетанию «играющее воображение» особенный смысл: этонечто неглубокое, поверхностное. Подлинный же творческий дар лермонтовскомугерою, конечно, присущ: иначе он не смог бы столь блестящее написать свой «Журнал».Перечитаем описание печоринских глаз: «Из-за полуопущенных ресниц онисияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не былоотражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобныйблеску гладкой стали, ослепительный, но холодный, взгляд его непродолжительный,но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатлениенескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушноспокоен».
Впроизведениях Лермонтова сталь ассоциируется с силой воли и разящим поэтическимсловом: лирический герой уподобляется булатному, железному кинжалу(стихотворение «Кинжал»), ему «хочется бросить»в глаза «толпе людской» «железный стих» (стихотворение«Как часто, пестрою толпою окружен...»), слово поэта ныне — это «клинок,/ Покрытый ржавчиной презренья» (стихотворение «Поэт»).Соответственно, стальной блеск глаз Печорина не только свидетельствует о силеволи и об ожесточении, и об «охлаждении» души Печорина, но и сближаетего с лирическим героем лермонтовской поэзии.
ВнешностьПечорина свидетельствует о незаурядности его натуры. Но в то же время портретПечорина, принадлежащий повествователю — издателю «Журнала»,обнаруживает некоторое сходство с описанием внешности Грушницкого, составленнымсамим Печориным. Вот печоринский портрет: «С первого взгляда на лицо его ябы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать емутридцать». А вот печоринское впечатление от внешности Грушницкого:"…ему на вид можно дать двадцать пять, хотя ему едва ли двадцать одингод". Внешность обоих персонажей обманчива; скрывая их возраст, она этимнапоминает маску. Конечно, это чисто поверхностное сходство, и оно еще ничегоне говорит о подлинной похожести двух персонажей, но дополнительно соотноситих.
ПортретГрушницкого напоминает не только о Грушницком, но и самом Лермонтове. Иповествователь, и затем княжна Мери говорят о тяжелом взгляде героя. Вот чтопишут об этой детали В.А. Мануйлов и О.В. Миллер: «Автор придал своемугерою свою собственную черту. До нас дошло много воспоминаний о Лермонтове, вкоторых единогласно отмечается, что взгляд Лермонтова был весьма пронзителен итяжел и привыкнуть к нему было нелегко» (М.Ю. Лермонтов. Герой нашеговремени. Предисловие В.А. Мануйлова. Комментарии В.А. Мануйлова и О.В. Миллер.СПб., 1996. С. 308). Итак, Лермонтов настойчиво указывает, что образ Печорина —не портрет автора, а при этом наделяет героя особенностью своей собственнойвнешности. Этот случай свидетельствует, что в романе соседствуютвзаимоисключающие, противоречащие друг другу характеристики и что Лермонтовсознательно создавал такие противоречия.
Чтокасается загадочной «истории», за которую Печорин был переведен наКавказ, то Лермонтов, по-видимому, намеренно допускает возможность двоякоготолкования: может быть, это политическая «история», но столь жевозможно, что это какой-то аморальный поступок. Конечно, Печорин — не МихаилЮрьевич Лермонтов, и писатель в предисловии к роману подчеркивалнеправомерность отождествления героя и автора. Но всё же… Оба они офицеры, непо своей воле служащие на Кавказе, один — профессиональный литератор, другой,как сообщает повествователь и издатель, кажется, готовил свой«Журнал» для печати. В свете таких совпадений история Печоринаприобретает политический смысл. Княгиня Лиговская убеждена, что обстоятельствадля Печорина скоро переменятся к лучшему, и он, действительно, довольно быстропокидает Кавказскую армию. А.М.Марченко права: «неблагонадежный»человек едва ли мог рассчитывать на такую перемену участи. Но и уверенностьЛиговской, и краткий срок печоринской кавказской службы имеют, по-видимому,другое значение в лермонтовском произведении. Прежде всего, автор подчеркивалтаким образом, что княгиня не имеет оснований отвергнуть Печорина, если тотпопросит у нее руки дочери. Писатель также стремился изобразить судьбу героякак непостоянную, а его жизнь как странствия скитальца: Печорин недолгопрослужил на Кавказе, затем уехал в центральную Россию, потом, лет пять спустя,отправился в Персию, на обратном пути откуда умер.
Новсе-таки и подозрения, что Печорин переведен на Кавказ за «историю»аморальную, а не политическую, отвергнуть невозможно. А вот с утверждениемА.М.Марченко, что Печорин безнравствен, что он «хуже» МаксимаМаксимыча и повествователя («странствующего офицера»), а потому изауряден, и неоригинален, согласиться невозможно. Да, Григорий АлександровичПечорин эгоист до мозга костей, да, он может быть и циничным, и жестоким. Новедь Лермонтов и не утверждает, что его герой — образец добродетели. Сказано жев предисловии к роману: «Герой Нашего Времени — это портрет,составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».Впрочем, видеть в этих словах некое осуждение героя автором было быопрометчиво. Это заявление не лишено мистифицирующего смысла: Байрон впредисловии к поэме «Паломничество Чайльд-Гарольда» тоже писал о том,что его герой безнравствен и порочен, а на самом деле Чайльд-Гарольд —поэтический двойник самого автора. Отношения автора и персонажа в «Героенашего времени» далеко не столь просты, но и Лермонтов, и его читатели,воспитанные на произведениях английского поэта, не могли не сопоставлять этидва предисловия.
Романтизмопоэтизировал и отчасти оправдал порок. Для Печорина — литературного наследникаромантических персонажей опасна не порочность как таковая, а«мелочность» в пороках. Но герой, заявляющий о своем демонизме, о«вампирическом» наслаждении, испытываемом при мысли о страданияхкняжны Мери, — этот герой может заставить содрогнуться, но едва ли будет укоренв заурядности, в пошлости натуры. «Я, как матрос, рожденный и выросший напалубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенныйна берег, он скучает и томится» — в этих строках, завершающихповесть «Княжна Мери», трудно усмотреть свидетельство ограниченности,неглубины Печорина. Доказать же, что эти и подобные слова лермонтовскогоперсонажа — игра, рисовка, практически невозможно. Впрочем, и полностьюопровергнуть такие подозрения тоже не удастся...
Конечно,Печорин лишен простоты и душевной незамутненности Максима Максимыча. Но он не«хуже» этого персонажа, «естественного человека», просто ондругой. Что же касается повествователя, то его преимущества перед Печоринымвовсе не очевидны. Да, он любопытствующий путешественник, интересующийся историейКавказского края; да, он литератор; да, ему симпатичен простодушный МаксимМаксимыч. Но и Печорин, быть может, не совсем безразличен кдостопримечательностям Кавказа; и он ведет свой «Журнал» и думает опубликации некоторых фрагментов; он холоден при встрече с Максимом Максимычем —но что поделать, он не ощущает в бедном штабс-капитане своего друга. Но«Печорин и повествователь» — это отдельная тема, и подробнее о нейбудет сказано чуть позже.
ВыборПечориным для службы правого фланга, где воевали «золотая молодежь» иискатели приключений и наград, конечно, знаменателен. Но одна эта деталь не всостоянии перевесить всех аргументов «за» Печорина. Кроме того,Лермонтов не говорит прямо, что Печорин до отпуска в Пятигорске был в делеименно на Правом фланге: это лишь предположение, хотя и вероятное. Пример же сроманом «Проделки на Кавказе» ничего не решает. Он говорит лишь овосприятии Печорина автором этого романа, максимум — о том, что лермонтовскоесочинение и образ Печорина в частности допускают такую трактовку. Но не о том,что эта трактовка обязательна и что только она истинна.
Существеннее,по-моему, другая мысль А.М.Марченко: о Грушницком мы знаем только то, что пишетПечорин. Иными словами, мы знакомимся не с Грушницким, но с его образом,созданным свидетелем пристрастным и недоброжелательным. При этом Грушницкого втом виде, как он представлен в печоринском дневнике, отличает явно, почти дошаржированности театрализованное поведение в духе ультраромантических героевМарлинского; Печорин же, напротив, не раз «нарушает» этиромантические стереотипы (см. об этом подробнее в статье В.Э. Вацуро«Лермонтов и Марлинский» // Творчество М.Ю. Лермонтова: 150 лет содня рождения. 1814—1964. М., 1964. С. 356—357).
Печоринязвительно говорит о Грушницком: «Его цель — сделаться героемромана». Но ведь и Печорин оказывается «героем романа»:во-первых, попадая в ситуации, напоминающие трафаретные эпизоды многочисленныхроманов и повестей (не только в «Княжне Мери», но и в«Бэле», и в «Тамани»); во-вторых, становясь центральнымперсонажем лермонтовского произведения. Так, Лермонтов отмечает некотороеформальное сходство Печорина и Грушницкого, которое, однако, не являетсябесспорным свидетельством сходства характеров.
Яне рискнул бы утверждать, что вся история, рассказанная в «КняжнеМери», выдумана автором «Журнала». По обилию трафаретныхлитературных мотивов «Бэла», например, не уступает «КняжнеМери»: здесь и любовь русского к черкешенке, и похищение женщины, и местьгорца. Однако историю Белы рассказывает не Печорин, которого А.М.Марченкоподозревает в «сочинительстве», а простодушный и совсем не склонный кфантазированию Максим Максимыч.
Невозможноотрицать способность Грушницкого не только ко злу (здесь он уступает главномугерою), но и к совершению подлого поступка. Таких поступков, как согласие научастие в дуэли, когда противнику подается незаряженный пистолет, за Печоринымне числится. Так что хотя бы в этом одном он отличается от Грушницкого в лучшуюсторону.
«КняжнаМери», действительно, напоминает светскую повесть, но сходство этоисключительно внешнее, призванное обратить внимание на разительныенесоответствия. Название перекликается с заглавиями светских повестей ВладимираОдоевского «Княжна Мими»(1834) и «Княжна Зизи» (1837). В «КняжнеМими» есть и интриги, и роковая дуэль. Но в повести Владимира Одоевскогоглавные герои оказываются жертвами светской сплетни, которая разрушает счастьевлюбленных и губит на поединке невиновного. Печорин же, хоть и говорит о своемпрезрении к пятигорскому свету (к «водяному обществу»), принят ивращается в этом обществе. Княгиня Лиговская готова дать согласие на бракдочери с Печориным, Мери его по-настоящему любит. Против героя затевают«заговор» Грушницкий и драгунский капитан, но он легко побеждает ихкозни. В итоге, любовному и семейному счастью Печорина ничто не препятствует;но такое счастье ему не нужно. В конечном счете, не Печорину наносит зло свет,а он несет страдания и даже смерть окружающим — терзая княжну Мери (да и Веру),убивая Грушницкого...
Такоенесовпадение сюжета «Княжны Мери» и светских повестей может иметьдвоякий смысл. Во-первых, на фоне светских повестей ярче, резче видны теневые,темные стороны характера героя и его непохожесть на персонажей, страдающих поволе жестокого и завистливого общества. Во-вторых, Лермонтов, вероятно,стремился показать одиночество и трагедию разочарования Печорина как внутреннеесостояние персонажа, а отнюдь не как следствие чьих-то злых интриг. Светскаяповесть часто остросюжетна. «Княжна Мери», невзирая на все сюжетныеперипетии, — нет. Читатель из предисловия к «Журналу Печорина» знает,что лермонтовскому герою суждено прозаически-заурядно умереть на обратном путииз Персии, и потому ему более интересны психологические подробности, чем судьбаПечорина: ведь на дуэли с Грушницким он не погибнет.
Вполневозможно, что «Фаталист» был написан независимо от замысла«Героя нашего времени» и первоначально не входил в состав романа. Новедь не случайно же Лермонтов включил эту повесть в его текст. Печорин«Княжны Мери» и Печорин «Фаталиста», на мой взгляд,различаются не столь сильно, как представляется А.М. Марченко. Да, в«Княжне Мери» он праздно проводит время, влюбляя в себя молоденькуюдевушку и убивая на дуэли бывшего приятеля, а в «Фаталисте» задает себевопрос о существовании судьбы и рискует собственной жизнью в надежде найти наэтот вопрос ответ. Но в «Княжне Мери» в ночь накануне смертельноопасной дуэли он размышляет о другом, не менее серьезном философском вопросе —о смысле собственного существования.
Итак,приведенные А.М.Марченко соображения не доказывают заурядности Печорина, егосходства с Грушницким, но, действительно, порождают некоторые сомнения всправедливости традиционного мнения о главном герое лермонтовского романа. Привнимательном чтении в произведении обнаруживаются еще некоторые свидетельстванамеренной неоднозначности в авторской характеристике Печорина.
Никем не понятый Печорин, или «Уж не пародия лион?»
Начнемс фамилии героя. Еще Белинский обратил внимание на похожесть фамилий Печорина иОнегина. Обыкновенно выбор фамилии Печорина Лермонтовым истолковывался так:«Печорин задуман как прямое возражение против Онегина — как своего родаапология или реабилитация „современного человека“, страдающего не отдушевной пустоты, не от своего „характера“, а от невозможности найтидействительно применение своим могучим силам, своим бурным страстям» (Б.М.Эйхенбаум. «Герой нашего времени» // Б.М. Эйхенбаум. О прозе. Л.,1969. С. 269; исследователь развивает мысль Д.Д. Благого из статьи«Лермонтов и Пушкин», опубликованной в сборнике «Жизнь итворчество М.Ю. Лермонтова», сб. 1, М., 1941). Но возможно и иноетолкование: Лермонтову важно указать на намеренную противоречивость образаОнегина, унаследованную Печориным как литературным потомком пушкинского героя. Ю.Н.Тынянов и Ю.М. Лотман в работах о «Евгении Онегине» показали этупротиворечивость Онегина, наделенного Пушкиным взаимоисключающими признаками.Так, в начале первой главы Онегин — обычный молодой дворянин, принадлежащий кстоличному свету; ближе к концу главы это «озлобленный ум», с которымсолидарен автор; в седьмой главе Татьяна задает оставленный без ответа вопрос:«Уж не пародия ли он?». Примеры можно продолжить. Итак, не указываетли Лермонтов, называя своего героя Печориным, на возможность различных, дажевзаимоисключающих толкований его образа?
Некоторыепротиворечия очень заметны. Фразеология самого Печорина рисует егоромантическим героем. Примеры — то же сравнение себя с Вампиром — персонажемультраромантического произведения Полидори, в основе которого лежит устныйрассказ Байрона; подчеркивание собственного демонизма, уподобление Печоринымсебя пирату, ждущему на пустынном острове желанного корабля; саркастическоеотношение к обществу и сильное чувство превосходства над ним. И многое, многоедругое. А рядом… Вот Печорин в повести «Тамань». Его не толькоотвергла, но и едва не утопила (сильного, крепкого мужчину!) девушка. Он неумеет плавать! А ведь благодаря Байрону, переплывавшему Геллеспонт, способностьбыть хорошим пловцом сделалась почти что правилом хорошего тона. ПушкинскийОнегин, подражая английскому поэту, переплывал деревенскую речку; создательромана в стихах приписал Евгению собственные поступки: Пушкин переплывал речку,будучи в Михайловской ссылке. Конечно, небольшая река — это не пролив междуЕвропой и Азией. Но все-таки ни Онегин, ни автор «свободного романа»не боялись бы утонуть в море невдалеке от берега. Сколь сильно проигрываетГригорий Александрович в сравнении с возлюбленным «ундины» Янко,приплывающим к ней по неспокойному морю! В «Тамани» подлиннымромантическим героем представлен скорее именно этот «честныйконтрабандист», а не скучающий офицер, путешествующий «по казеннойнадобности».
Печоринмного говорит о своей независимости. И вот — его принимают за шпиона! Есть либольшее унижение для романтического персонажа?!
Приглядимсяк тем мыслям, которые вызывают Печорин и обстоятельства его жизни уповествователя — «странствующего офицера». Прослушав рассказ МаксимаМаксимыча о Печорине и Бэле и изложенный штабс-капитаном монолог, в которомПечорин объясняет причины своего разочарования в жизни, повествовательреагирует так: «Я отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое;что есть, вероятно, и такие, которые говорят правду; что, впрочем,разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустились книзшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех в самомделе скучают, стараются скрыть это несчастие, как порок».
Итак,повествователь откровенно сомневается в глубине и в серьезности печоринскойскуки. Иными словами, он подозревает Печорина в «игре вразочарование» — в том, что сам «герой нашего времени»безапелляционно приписывает Грушницкому. Правда, далее, увидев Печорина иознакомившись с его «Журналом», повествователь уже больше так неотзывается о нем. Однако же, он нигде и не опровергает эти подозрения. Но неисключено, что «странствующий офицер» не очень доброжелательнонастроен по отношению к Печорину, поскольку ощущает в нем в чем-то сходнуюнатуру, так же, как и сам Печорин не может любить Грушницкого, видя в нем«пародию», «карикатуру» на себя. В таком случаесоблазнитель Бэлы может ему казаться именно такой «пародией». Этолишь одна из возможных интерпретаций отношения повествователя к главному герою— не бесспорная, но вполне возможная.
Вообще,«странствующий офицер» напоминает Печорина не только настороженнымотношением к романтическому позерству. И не только тем, что оказывается наКавказе не по своей воле (о чем говорит мысленное обращение к метели:«изгнанница»). Дважды он выказывает циническое отношение кокружающим, вполне в духе Печорина. В первый раз — по поводу истории Печорина иБэлы. В ответ на слова Максима Максимыча: «Да, они были счастливы!»повествователь замечает: «Как это скучно! — воскликнул я невольно. В самомделе, я ожидал трагической развязки, и вдруг так неожиданно обмануть моинадежды!..» Оживляется он, только когда слышит об убийстве отца Бэлы.История чужих горестей и смертей для него не более чем предмет эстетическогоинтереса и любопытства, причем радуют его именно несчастья ближних. Такоеотношение «странствующего офицера» к бедствиям ближних не столь уждалеко отстоит от печоринского «вампиризма».
Поповоду смерти главного героя повествователь с завидной откровенностью заявляет:«Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известиеменя очень обрадовало: оно давало мне право печатать этизаписки».
Неслучайна и еще одна черта, сближающая «странствующего офицера» савтором «Журнала». Грушницкий замечает о характеристике, которую даетПечорин внешности княжны Мери: «Ты говоришь об хорошенькой женщине, как обанглинской лошади». Повествователь в свой черед, говоря о светлых волосахи черных усах и бровях Печорина, добавляет: «признак породы в человеке,так, как черная грива и черный хвост в белой лошади».
Всеэти сходные черты соотносят Печорина и повествователя, но смысл этойсоотнесенности остается неясным: двойники, духовные близнецы, оригинал ибледная копия? И кто именно «оригинал» и кто «копия»? Илихолодный эгоист (Печорин) и благожелательный и тонко чувствующий человек(повествователь) — вспомним, как тепло отзывается «странствующийофицер» о Максиме Максимыче, который Печорину, кажется, глубокобезразличен.
Печоринсоотнесен не только с Грушницким, со «странствующим офицером», но и сдоктором Вернером, который в полной мере может быть назван двойником главногогероя. Как «человек цивилизации», европеец и русский офицер, онпротивопоставлен горцам Казбичу и Азамату. Но в какой-то момент и ему придаютсячерты поведения чеченцев: преследуя Казбича, «взвизгнул не хуже любогочеченца». В сознании Азамата и Казбича лошадь и женщина как бы приравнены:Азамат похищает сестру для Печорина в обмен на Казбичева коня Карагеза, Казбич,мстя за похищение коня, убивает Бэлу. Но и в отношении Печорина к лошади и кженщине есть нечто общее (об этом ему и говорит с негодованием Грушницкий). И всудьбе Печорина лошади и женщины неразрывно связаны. Ведь это он сам заключаетс Азаматом договор о похищении Бэлы в обмен на Карагеза. А преследуя уезжающуюВеру, он загоняет насмерть своего коня: потеря женщины происходит вместе спотерей скакуна.
Такимобразом, образ Печорина как бы собирает, втягивает в себя характеристики,признаки, присущие другим персонажам романа. Контрасты между Печориным ипрочими героями постоянно и подчеркиваются, и стираются, а сам «геройнашего времени» как бы ускользает от определенных, очевидных читательскихи авторских оценок. Эпизоды с участием Печорина поддаются одновременновзаимоисключающим истолкованиям. История отношений Печорина и Бэлысвидетельствует, что герой очень быстро разлюбил похищенную девушку. Но вот онабыла смертельно ранена, и Печорин «целовал ее бледные губы», — несвидетельство ли это таящейся в глубине его души любви к Бэле? Он холодноподает руку Максиму Максимычу и зевает при разговоре с ним, — и мы, вслед заповествователем (в других случаях, напомню, выказывающим вполне печоринское«бездушие»), готовы с возмущением укорять его в черствости. Но ведь сдорогим ему доктором Вернером (который духовно автору «Журнала» несравнимоближе, чем Максим Максимыч) Печорин прощается еще куда как холоднее. А вот сГрушницким они обнимаются, хотя друг друга и не любят. Печорин привык скрыватьсвои истинные чувства, и его поведение порой разительно противоречит чувствам.
Скачаза Верой, Печорин чувствует, что «при возможности потерять ее навеки Верастала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья!». Чтоэто — любовь, вспыхнувшая, осознавшая себя в предчувствии неизбежной потериединственно нужной герою женщины? И неутолимая жажда удержать эту женщину всвоей власти? И что означают горькие слезы Печорина: он плачет из-за утратыВеры или потому, что гордыне его нанесен тяжелый удар? Его сильные страданиясвидетельствуют о любви, но быстрое успокоение — нет: «Впрочем, можетбыть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минутыпротив дула пистолета и пустой желудок.
Всек лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мнесчастливую диверсию. Плакать здорово, и потом, вероятно, если б я не проехалсяверхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и этуночь сон не сомкнул бы глаз моих».
Ностоль ли быстро на самом деле пришел в себя Печорин. Ведь эти полные ирониислова могут скрывать глубокое отчаяние.
Печориннеординарен и незауряден. Он не «второй Грушницкий». Но поэтика егообраза такова, что допускает различные и даже взаимоисключающие интерпретации ипозволяет обнаруживать в нем и романтическую тайну и глубину, и иронию надромантическими штампами; позволяет даже порой усомниться в искренности, вненаигранности его страданий. Такое «сосуществование» противоположныхтолкований характерно для лермонтовского творчества в целом. Обычно оновыражается в противоположном осмыслении одних и тех же антитез, контрастов.Так, для Лермонтова обычно противопоставление лирического героя —исключительной личности «толпе», свету. Но вот в стихотворении«И скучно и грустно» лирический герой говорит о«ничтожности» уже не чьих-то, а своих собственных чувств, а в«Думе» Лермонтов жестоко судит все нынешнее поколение, и себя в томчисле. В «Пророке» он пишет о поэте, непонятом и гонимом толпой, а встихотворении «Не верь себе» о поэте, выставляющем на всеобщееобозрение «гной душевных ран» и проигрывающим в сравнении с людьми«толпы», едва ли не каждый из которых испытал подлинно глубокиестрадания.
Чтоже до Печорина, то наиболее точно о нем сказал сам «герой нашеговремени»: «И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ниодного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже,другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие —мерзавец!.. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а всеживешь — из любопытства, ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!»
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/