Кибальник С.А.
Явный пародийный характерповести Ф.М.Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» и его главногогероя Фомы Фомича Опискина побуждал исследователей, начиная с момента появленияее в печати, пытаться ответить на вопрос, на кого или на что направлена этапародия. Их ответы на него отличались весьма разительно. Ю.Н.Тынянов обосновалвысказанное еще А.А.Краевским [i] мнение, что это стильи личность позднего Гоголя, в особенности Гоголя времен «Выбранных мест изпереписки с друзьями». [ii] В.В.Виноградов полагал ееобъектом собирательный тип претенциозного беллетриста-рутинера 40-х годов ипроизведения не только Гоголя, но и Н.Полевого, Кукольника и др.[iii] Разделяя этот подход, В.Н.Захаров отмечал, чтопародийный свод романа «включает многие имена: тут и Н.Полевой, А.Писемский, Н.Карамзин,Барон Брамбеус, А.Дружинин, А.Афанасьев и др.» – и одновременно развивал мысльН.К.Михайловского [iv] о том, что это автопародия. [v] А.Левинсон и Л.П.Гроссман считали, что это пародия наВ.Г.Белинского, [vi] а Л.М.Лотман – на поведение«лишнего человека» рудинского типа». [vii]
Очевидно, что пародийныйплан «Села Степанчикова» имеет довольно непростую природу и не так легкоуловимый характер. Возможно, в нем следовало бы выделять конкретную и широкуюнаправленность, а также различать явный и скрытый планы. Так, например, еслиговорить о конкретной направленности, то пародийность по отношению к позднемутворчеству Гоголя бросается в глаза с первых страниц и в дальнейшемпреимущественно сохраняет этот открытый характер, а пародийность по отношению кБелинскому, если она присутствует в произведении, имеет своего родакриптографический характер. Впрочем, возникает вопрос, считать ли подобнуюпародийность криптографией или всего лишь отрывочными биографическими чертами идеталями из жизни тех или иных людей, лишь использованными для создания пародииболее широкого плана. И главное, что собой представляет этот более широкий план,как соотносится с ним план узкий и как в этом узком плане скоординированы егоскрытый и явный пародийный аспекты.
1
Прежде всего хотелось быотметить, что криптопародийный план «Села Степанчикова» не исчерпываетсяБелинским, а включает в себя также и пародию на М.В.Петрашевского ипетрашевцев. Н.Н.Мостовская обратила внимание на то, что в образе Опискина естьнекоторые детали, которые заставляют видеть в нем в какой-то степени и пародиюна петрашевцев. Уже во «Вступлении» к «Селу Степанчикову» посреди рассказа омногочисленных, в том числе и литературных неудачах Опискина, обращают на себявнимание следующие строки: «Фома Фомич был огорчен с первого литературного шагаи тогда же окончательно примкнул к той огромной фаланге огорченных, из которойвыходят потом все юродивые, все скитальцы и странники» (3, 12; курсив мой –С.К.).
Исследовательницасправедливо увидела в них реминисценцию из второго тома «Мертвых душ», где оТентетникове сказано: «Два философа из гусар, начитавшиеся всяких брошюр, да промотавшийся игрок затеяли какое-то филантропическое общество, подверховным распоряжением старого плута и масона и тоже карточного игрока, нокрасноречивейшего человека. Общество было устроено с обширной целью – доставитьпрочное счастие всему человечеству, от берегов Темзы до Камчатки Вобщество это затянули его два приятеля, принадлежавшие к классу огорченныхлюдей, добрые люди, но которые от частых тостов во имя науки, просвещенья и будущиходолжений человечеству сделались потом форменными пьяницами. Тентетников скороспохватился и выбыл из этого круга». [viii] Этигоголевские строки Мостовская верно квалифицировала как «иронический намекГоголя на самые злободневные события в общественной жизни России конца 40-хгодов, на деятельность многочисленных оппозиционно настроенных по отношению кправительству кружков – возможно, в том числе и на общество Петрашевского, вкоторое входил Достоевский». [ix]
В приведенном вышефрагменте «Села Степанчикова» обращает на себя внимание выражение «фалангаогорченных». Идущий вслед за этим текст: «С того же времени, я думаю, иразвилась в нем эта уродливая хвастливость, эта жажда похвал и отличий, поклоненийи удивлений. Он и в шутах составил себе кучку благоговевших перед ним идиотов.Только чтоб где-нибудь, как-нибудь первенствовать, прорицать, поковеркаться ипохвастаться – вот была главная потребность его!» (3, 12) – заставляет ещебольше задуматься о том, что за сообщество имеется в виду под «фалангойогорченных». И хотя ответить на этот вопрос однозначно вряд ли возможно, однакотак же вряд ли можно считать случайным употребление здесь слова «фаланга».
Как известно, это нетолько слово, означавшее построение тяжеловооруженной пехоты у греков иупотребляемое также в значении «ряд, шеренга», [x] но итермин Ш.Фурье, означавший производительно-потребительное товарищество илиассоциацию.[xi] Слово «фаланга» в языке Ш.Фурьевстречается гораздо чаще, чем «фаланстер». При этом выражение «фалангаогорченных» находит себе у Фурье такую, например, параллель, как «фалангаТибура» [xii] или «фаланга порядка согласованности». [xiii] В языке самого Достоевского как термин Фурье чащевстречается слово «фаланстер» или «фаланстера», нежели «фаланга». [xiv] Так же обстоит дело и в языке Петрашевского, которыйпостоянно писал о «фаланстере», [xv] а вместо слова«фаланга» [xvi] употреблял сочетание «фаланстерийскаяобщина». [xvii] Зато слово «фаланга» постоянноупотребляет, например, Н.Я.Данилевский в своем изложении «учения Фурье». [xviii]
«Если принять во вниманиесложившееся у Достоевского в конце 40-х годов скептическое отношение кразличного рода “пестрым кружкам”, о которых он писал в “Петербургскойлетописи” (18, 12-13) и упоминал в своих показаниях по делу петрашевцев (18, 121,133-134), – отмечала также Н.Н.Мостовская, – то можно предположить, что эпизодиз II тома “Мертвых душ” о “филантропическом обществе” и его членах, принадлежащихк “классу огорченных”, заинтересовал автора “Села Степанчикова” и нашелсвоеобразное преломление в контексте повести». Исследовательница усматривает впроизведении Достоевского еще одно место, которое, по ее мнению, «усиливаетскрытый намек на общественно-политические события в русской жизни(непосредственным участником которых был сам Достоевский), звучащий в строках о«фаланге огорченных». Это ироническое замечание Бахчеева о Фоме Опискине (вовторой главе): «За правду, говорит, где-то там пострадал в сорок не в нашемгоду» (3, 27; курсив наш, – Н.М.)».[xix]
Однако это неединственный образ, который подтверждает возможную пародийную направленностьповести против петрашевцев и социалистов вообще. Также этой цели служит образ«всеобщего счастья». «Тут польза, тут ум, тут всеобщее счастье!» (3, 33). –говорит Ростанев в III главе первой части по поводу «науки» и ученых людей, аглава Y второй части озаглавлена «Фома Фомич созидает всеобщее счастье» (3, 145).[xx] Причем Опискин говорит в ней Ростаневу: « – Остаюсь ипрощаю. Полковник, наградите Фалалея сахаром: пусть не плачет он в такой деньвсеобщего счастья» (3, 155; выделено мной – С.К.). [xxi]Любопытно, что этот образ также встречается во втором томе «Мертвых душ», идаже более того, в том же самом фрагменте, который Н.Н.Мостовская цитировала всвязи с «фалангой огорченных»: «Общество было устроено с обширной целью –доставить прочное счастие всему человечеству» (здесь и далее курсив мой –С.К.). [xxii]
Однако восходит он кФурье и его школе, а также к русским фурьеристам – к “bien-être generale”,которое обыкновенно переводили как «всеобщее благоденствие» или «счастиечеловечества». Например, у Н.Я.Данилевского мы находим первое, уИ.Л.Ястржембского второе, а у К.И.Тимковского сразу «счастие и благоденствиевсему роду человеческому». [xxiii] Близкие формулировки:«общее благо», «общая гармония», «благосостояние общественное» – встречаются иу самого Петрашевского. [xxiv] Формулировка «Фома Фомичсозидает всеобщее счастье» (3, 145) в особенности обнаруживает близость кнекоторым фурьеристским сочинениям. Так, например, одно из них, о знакомстве скоторым свидетельствовал Ф.Г.Толь, называлось “Sur l’organisation de laliberté et du bien-être general” [xxv](«Об установлении (организации, созидании) свободы и всеобщего благоденствия»).
Еще один пассаж изседьмой главы первой части также наводит на ассоциации с социалистами: «–Ученый! – завопил Фома, – так это он-то ученый? Либерте-эгалите-фратерните!Журналь де Деба! Нет, брат, врешь! в Саксонии не была! Здесь не Петербург, ненадуешь! Да плевать мне на твой де деба! У тебя де деба, а по-нашему выходит:“Нет, брат, слаба!”. Ученый! Да ты сколько знаешь, я всемеро столько забыл! воткакой ты ученый!» (3, 76). В академическом издании полного собрания сочиненийДостоевского к нему дан в общем-то верный комментарий: «Журналь де деба (франц.«Journal des Débats”) – французская политическая газета, основанная в 1789 г., имела большой литературный отдел. В 1850-е годы газета была органом, близким к правительству;поэтому Фома Опискин напрасно связывал с нею представления о вольномыслии» (3, 512).[xxvi] Однако этот комментарий нуждается в некоторыхдополнениях и уточнениях.
Во-первых, органом, близкимк правительству, газета была не только в 1850-е, но и в 1840-е годы. Тем неменее, она была довольно популярна не только среди французов, но и средирусских. Популярность эта была связана прежде всего с тем, что из нее, как и издругих газет, русские читатели узнавали новости о французской революции 1848года. [xxvii] Во-вторых, в “Journal des Débats”нередко заходила речь и о социалистах – разумеется, в отрицательном освещении, ночитатель обычно воспринимал эту газету с внутренней поправкой на «кривоезеркало». Так, например, Н.Г.Чернышевский в дневнике от 28 июля 1848 г. записал: «Дочитал “Débats” до 15 июля, особенного ничего не заметил, только все болееутверждаюсь в правилах социалистов». При этом регулярное на протяжении 1848года чтение этой газеты не только не мешало, но, напротив, способствовало егорадикализму: «2 августа. Кажется, я принадлежу к крайней партии, ультра;Луи Блан особенно, после Леру увлекают меня, противников их считаю людьми нижеих во сто раз по понятиям устаревшими, если не по летам, то по взглядам, скоторыми невозможно почти и спорить. В этом убеждают “Débats”, которыетолько голословно высказывают свои убеждения, не будучи в состоянии развить идоказать их».[xxviii]
Неоднократно «Journal desDébats” упоминают Петрашевский и петрашевцы – и главным образом внегативном контексте. Так, в «Кратком очерке основных начал системы (учения)Фурье» Петрашевский причисляет эту газету к тем источникам информации о ней, которым«не следует давать никакой веры»: «Те, кто обвиняет эту систему вбезнравственности и т.п., ясно сими утверждениями обнаруживают, что имнеизвестна система ни из одного настоящего изложения этой системы – или знаютее из тех нечестивых опровержений этой системы, которые в гг. опровергателяхобнаруживают отсутствие знания предмета, смысла или прямо в высочайшей степенинедобросовестность». [xxix] При этом Петрашевский былубежден, что антисоциалистическая пропаганда на страницах официальных изданий, такихкак «Journal des Débats”, будет больше способствовать пропаганде, чемразоблачению социалистических идей: «Либералы и банкиры суть властители(феодалы) в настоящее время в З. Европе. Одни господствуют влиянием на мнениеобщественное, другие же, через посредство биржи промышленности – по своемупроизволу распоряжаются явлениями жизни общественной. – Journal desdébats, Constitutionel, Presse, изъяснение действительной причиныгонению, воздвигнутом[у] Thiers et Co на социалистов, – его association de lapropagande antisocialiste, которая для социализма – в чем я не сомневаюсь, – даи все социалисты вероятно со мною согласны, принесет более пользы, чем вреда, –его распространит более» [xxx]
На собраниях петрашевцевэтот печатный орган неоднократно вызывал резкие отзывы о нем. Так, например, согласнодонесению Антонелли по делу И.Л.Ястржембского «в собрании 8 апреля (267)Ястржембский с Петрашевским разбирали сочинения Фуррие и Прудона. О сочиненияхФуррие оба они выражались с громкою похвалою, а Прудона и хвалили, и бранили, находяв нем недостатки. Наконец, они нападали на рассуждения в журнале “DesDébats”, говоря, что эти рассуждения до чрезвычайности пошлы и дажеподлы». [xxxi] То, что эти «нападки» относились именнок «отзывам об учении Фурье, которые казались» ему «пристрастными», подчеркиваети Н.С.Кашкин в ответ на вопрос «Почему вы рассуждения Journal des Débatsпризнавали пошлыми и даже подлыми?». [xxxii]
Сказать, что Опискин«связывал» с этой газетой «представления о вольномыслии», безусловно, означаетслишком вольно интерпретировать текст Достоевского. Соответственно, нельзя исказать, что он это делал «напрасно». Опискин всего лишь цитировал лозунгиВеликой французской революции в одном ряду с Journal des Débats, бывшейодним из основных источников сведений о французской революции 1848 года. Скорееон связывал вольнолюбивые настроения молодежи и интерес к французской революциис Петербургом. И в этом отношении в целом обнаруживал верное представление отом, чем жил в то время Петербург – кстати, вовсе не обязательно 1850-х, а, можетбыть, и 1840-х годов.
Явно более кПетрашевскому и петрашевцам, чем к кому бы то ни было из прочихпредположительных адресатов пародии, может относиться и следующий пассажРостанева: «Сочинение пишет! – говорил он, бывало, ходя на цыпочках еще за двекомнаты до кабинета Фомы Фомича. – Не знаю, что именно, – прибавлял он с гордыми таинственным видом, – но уж, верно, брат, такая бурда… то есть в благородномсмысле бурда. Для кого ясно, а для нас, брат, с тобой такая кувырколегия, что…Кажется, о производительных силах каких-то пишет – сам говорил» (3, 15). О«производительных силах» Петрашевский писал в «Карманном словаре иностранныхслов, вошедших в состав русского языка, издаваемом Н.Кирилловым», в статье«Организация производства или произведения»: «При настоящей организацииобщественной главными производительными силами, или началами во всякомпроизведении или производстве являются талант, капитал и работа». Петрашевскийвполне сознавал и даже подчеркивал, что его представление о «производительныхсилах» идет вразрез с общепринятым. После рассмотрения всех этих трех«производительных сил» по отдельности он замечал: «Вот коренные, существенные ижизненные вопросы политической экономии, которые вовсе не западают в головыпрежних экономистов, привыкших держаться своих экономических фактов, убитыхнесчастным формализмом и смешной генерализацией (см. эту статью в Приб. кСловарю) частного явления» [xxxiii]
«Некоторые поступки Фомы(обучение дворовых французскому языку, беседы с крестьянами об астрономии, электричествеи разделении труда), – верно отметила А.В.Архипова, опираясь на М.Гуса, –связаны с образом Кошкарева, который мечтал, чтобы “мужик его деревни, идя заплугом”, читал бы “в то же время книгу о громовых отводах Франклина, илиВер “Георгики”, или химическое исследование почв» (3, 501).Кошкарев же, в свою очередь, представляет собой, как известно, пародию насоциалистов. Однако беседы с крестьянами «об астрономии, электричестве иразделении труда», а, между прочим, также и «о министрах» (3, 15), возможно, связаныи с личными впечатлениями Достоевского от личности Петрашевского, который, посвидетельству К.Веселовского, «не довольствуясь приобретением себе адептов всреде интеллигентной», «пробовал проводить излюбленную им доктрину и в болеепростые души, полагая, по-видимому, что для восприятия его проповеди довольноиметь уши. Собрав однажды дворников домов своих и соседних, он прочитал имлекцию о фурьеризме и спросил: “поняли, ребята?”.
– Поняли, сударь, поняли,как не понять!
Довольный таким ответом, Петрашевскийдал им по двугривенному на брата и пригласил придти еще в другой раз и привестис собою и других своих товарищей». [xxxiv] Вподкрепление всего сказанного выше напомню, что в романе «Бесы» с Петрашевскимсоотнесен Петр Верховенский. «Придерживаться более типа Петрашевского», «Нечаевотчасти Петрашевский» (11, 106) – гласят авторские записи самого Достоевского к«Бесам». Наконец, призрак петрашевцев еще раз – причем снова в пародийном виде– мелькает в отзыве ультрарационального и одновременно наивного в своейдоверчивости приобретателя Мизинчикова о неудачном похищении Обноскиным ТатьяныИвановны: «– Дурак! дурак! Погубить такое превосходное дело, такую светлуюмысль! И как держат, как терпят таких людей в обществе! Как нессылают их в Сибирь, на поселение, на каторгу! (3, 129; выделено мной – С.К.)
Помимо этих более илименее конкретных деталей, в характере Опискина есть еще немало черт, которыесближают его с Петрашевским и петрашевцами. Это такая же, как и у ПетраВерховенского, склонность Петрашевского к эксцентрическим выходкам и позерство,не раз вызывавшие насмешки и отвращавшие от него, а также сама внутренняяпарадоксальность его деятельности, поскольку, направленная на словах наосвобождение человека, она, на деле была в значительной степени продиктованасамолюбием и вела к его более полному закрепощению. Все эти черты Петрашевскогоне раз отмечал сам Достоевский: «Петрашевский, мол, дурак, актер и болтун» (18,191), [xxxv] «Меня всегда поражало многоэксцентричности и странности в характере Петрашевского. Даже знакомство нашеначалось тем, что он с первого разу поразил мое любопытство своимистранностями» (18, 118), «Петрашевский известен почти всему Петербургу своимистранностями и эксцентричностями, а поэтому и вечера его известны хотя в людской молве было больше насмешки к вечерам Петрашевского, чемопасения» (18, 129-130). [xxxvi]
Побудительной причинойдеятельности Петрашевского Достоевский полагал самолюбие: «У меня было давнее, староеубеждение, что Петрашевский заражен некоторого рода самолюбием. Из самолюбия онсозывал к себе в пятницу, и из самолюбия же пятницы не надоедали ему» (18, 135).При этом он усматривал в Петрашевском и в других русских фурьеристах немалосмешного: «вреда серьезного, по моему мнению, от системы Фурье быть не может, иесли фурьерист нанесет кому вред, так разве только себе, в общем мнении у тех, вкоторых есть здравый смысл. Ибо самый высочайший комизм для меня – это ненужнаяникому деятельность. Деятельность фурьеристов была бы самая ненужная,след, самая комическая» (18, 134; курсив Достоевского – С.К.), «какни изящна она, она все же утопия самая несбыточная. Но вред, производимый этойутопией, если позволят мне так выразиться, более комический, чем приводящий вужас. Нет системы социальной, до такой степени осмеянной, до такой степенинепопулярной, освистанной, как система Фурье на Западе» » (18, 133; курсивДостоевского – С.К.).
Достоевский ясно видел иу сен-симонистов, и у фурьеристов начала деспотизма: «Он говорил, что жизнь вИкарийской коммуне или фаланстере представляется ему ужаснее и противнее всякойкаторги». [xxxvii] Между тем, как известно, «Петрашевскийсо своим окружением менее критически подошел к фурьеризму. Выступая противмелочной регламентации быта и фантастической космогонии Фурье, петрашевцымногие утопические идеи его, в том числе и “казарменные”, воспринимали вполнесочувственно». [xxxviii] Герцен в эпилоге к своейизвестной книге «О развитии революционных идей в России» (1850) писал озападных и русских фурьеристах и в первую очередь об «обществе Петрашевского»:«Фаланстер – не что иное, как русская община и рабочая казарма, военноепоселение на гражданский лад, полк фабричных. Замечено, что у оппозиции, котораяоткрыто борется с правительством, всегда есть что-то от его характера, но вобратном смысле. И я уверен, что существует известное основание для страха, которыйначинает испытывать русское правительство перед коммунизмом: коммунизм – эторусское самодержавие наоборот». [xxxix] В какой-тостепени аналогичную диалектику деспотизма и рабства – не наобщественно-политическом, а на социальном и бытовом уровне – Достоевскийвоплотил в «Селе Степанчикове».
Как известно, средипетрашевцев было немало поэтов демократического происхождения и романтическойнаправленности: А.Н.Плещеев, А.П.Пальм, А.П.Баласогло, Д.Д.Ашхарумов, С.Ф.Дуров. [xl] Уже в 1840-е сложилась прочная традициякритики их за туманность и фразерство, подобная той, которую Салтыков-Щедрин всвоей повести «Запутанное дело» продолжил в образе поэта Алексиса Звонского (внем усматриваются некоторые черты А.Н.Плещеева). [xli]В юности писал стихи и сам Петрашевский. [xlii] Приэтом многие из петрашевцев пытались во второй половине 1840-х годов создать«фаланстеры», хотя бы в виде коммун на паях в совместно снимаемых квартирах. [xliii] Так, членом подобной «ассоциации» вместе сбратьями Бекетовыми, Залюбецким и другими в 1846-1847 гг., как уже отмеченовыше, был и Достоевский.
И все же в какой мере всевыше сказанное позволяет говорить нам о том, что Опискин представляет собойпародию на Петрашевского и петрашевцев? Для того, чтобы ответить на этот вопрос,обратим внимание на то, что черты, роднящие Опискина с Петрашевским ипетрашевцами, одновременно сближают его, например, с Белинским и отчасти ссамим Достоевским. Как хорошо показал Л.П.Гроссман, перенесенные гонения, слабаялитературная одаренность, необъятное самолюбие, нетерпение и раздражительность– то есть практически те же, черты, которые сближают Опискина с Петрашевским ипетрашевцами – являются общими для героя Достоевского и Белинского (вновь кэтому добавляются некоторые конкретные вещи, вплоть до буквального совпадения вотзывах). [xliv] Демократическое происхождение Опискинаопределенно сближает его с Белинским, а не с Петрашевским. [xlv]
Совершенно аналогичныеприведенным выше упрекам в адрес Петрашевского Достоевский высказывал и в адресБелинского: «Письмо Белинского написано слишком странно, чтоб возбудить к себесочувствие. Ругательства отвращают сердце, а не привлекают его; а все письмоначинено ими и желчью написано. Наконец, вся статья образец бездоказательности– недостаток, от которого Белинский никогда не мог избавиться в своихкритических статьях болезнь, сведшая его в могилу, сломила в нем дажеи человека. Она ожесточила, очерствила его душу и залила желчью его сердце.Воображение его, расстроенное, напряженное, увеличивало все в колоссальныхразмерах и показывало ему такие вещи, которые один он и способен был видеть. Внем явились вдруг такие недостатки и пороки, которых и следа не было в здоровомсостоянии. Между прочим явилось самолюбие, крайне раздражительное и обидчивое»(18, 126-127). А если вспомнить, например, позднейший упрек Достоевского Гоголюв том, что он врал и паясничал, «да еще в своем завещании» (16, 330), то мыувидим, что и из Гоголя для создания образа Опискина берутся примерно те жечерты, что и из Петрашевского и Белинского. [xlvi]Учитывая же то обстоятельство, что, например, гражданская казнь петрашевцевбыла таким спектаклем, до которого далеко было и Петрашевскому, и Гоголю, уДостоевского было более чем достаточно оснований полагать фарсовуютеатральность едва ли не стилем эпохи. [xlvii]
В связи с этим возникаетболее общий вопрос: не представляет ли «Село Степанчиково» в каком-то смыслепародию на Петрашевского и на общество петрашевцев, а, возможно, также и наБелинского, написанную отчасти по лекалам второго тома «Мертвых душ»? [xlviii] С той лишь разницей, что второй том «Мертвых душ»местами представляет собой явную на них пародию, [xlix]а в «Селе Степанчикове» элементы такой пародийности глубоко скрыты. Совершенноочевидно, что после каторги и ссылки писателю было неудобно вернуться влитературу с произведением, которое слишком бы смахивало на декларациюотступничества от прежних взглядов, хотя это отступничество по многим, хотя ине по всем, пунктам было у писателя совершенно искренним.
Однако во втором томе«Мертвых душ» есть также и элементы криптопародийности по отношению кБелинскому – в частности, в приведенном выше гоголевском образе «огорченныхлюдей». И у Гоголя, и у Достоевского образ «огорченных людей» это в какой-тостепени реминисценция из переписки Белинского с Гоголем, за чтение которой вобществе петрашевцев Достоевский, как известно, и был главным образом осужден. [l] В своем первом письме к Белинскому (от 8 (20) июня 1847 г.) Гоголь называет его статью о «Выбранных местах…» «голосом человека, на меня рассердившегося»,далее варьирует этот оборот: «глазами рассерженного человека», затем упоминаето логике, которая «может присутствовать в голове только раздраженногочеловека». Он также пишет: «Я вовсе не имел в виду огорчить вас ни в какомместе моей книги. Как это вышло, что на меня рассердились все до единого вРоссии, этого я покуда еще не могу сам понять. Восточные, западные инеутральные – все огорчились». [li] И, между прочим, именнос фразы: «Вы только отчасти правы, увидав в моей статье рассерженного человека:этот эпитет слишком слаб и нежен для выражения того состояния, в какое привеломеня чтение Вашей книги» – начинается письмо Белинского к Гоголю. [lii]
Белинский в этом письмеиногда впадает в чрезмерную напыщенность и договаривается до забавных вещей: «Ив это-то время великий писатель, который своими дивно-художественными, глубокоистинными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давшией возможность взглянуть на себя самое как будто в зеркале, – является с книгою,в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьянбольше денег, ругая их неумытыми рылами!.. И это не должно было привести меня внегодование?.. Да если бы Вы обнаружили покушение на мою жизнь (курсив мой –С.К.), и тогда бы я не более возненавидел Вас за эти позорные строки…». [liii] Гоголь не мог отказать себе в удовольствии вложитьэто выражение «неистового Виссариона» в уста Чичикова: «Я также, если позволитезаметить, – сказал он, – не могу понять, как при такой наружности, какова ваша,скучать. Конечно, если недостача денег или враги, как есть иногда такие, которыеготовы покуситься даже на самую жизнь...». [liv] Болеетого, ту же самую формулу мы находим и в характеристике «бабы и дурака»приказчика Тентетникова: «И стал он (Тентетников – С.К.) хозяйничать ираспоряжаться не на шутку. На месте увидел тотчас, что приказчик был баба идурак, со всеми качествами дрянного приказчика, то есть вел аккуратно счет кури яиц, пряжи и полотна, приносимых бабами, но не знал ни бельмеса в уборкехлеба и посевах, а, в прибавленье ко всему, подозревал мужиков в покушеньи нажизнь свою». [lv] Таким образом, Достоевский в «СелеСтепанчикове» действительно в какой-то степени развивал криптопародийность, отчастиреализованную Гоголем во втором томе «Мертвых душ».
Рецепт подобнойкриптопародийности, как отчасти уже было отмечено, [lvi]Достоевский мог найти и в опубликованной лишь в 1855 году пушкинской «Заметке о“Графе Нулине”». В ней был вскрыт не только пародийный характер поэмыотносительно французской романтической историографии с ее культом детерминизма,но и созревший еще до восстания декабристов скептицизм Пушкина относительновозможности изменения истории посредством единичного исторического события. [lvii] Однако в первую очередь – и вдобавок в применении ктому же самому материалу – Достоевский нашел его во втором томе «Мертвых душ».
В.Алекин, в целомубедительно вскрывший черты А.Е.Врангеля в Ростаневе и отражения отношениймежду Достоевским и Врангелем в паре «Опискин – Ростанев», лишь отчасти показал,что некоторые из перечисленных выше черт отмечались современниками и в самомДостоевском по выходе его из острога. Примеры, доказывающие это, можноумножить. Так, например, о том, что Достоевский «страшно самолюбив и неуживчив,что он перессорился со всеми» (18, 194) упоминал в своих воспоминаниях и А.Н.Майков.О том, что Достоевский «сделался раздражительным до последней степени» и что«его обвиняли в чудовищном самолюбии, в зависти к Гоголю» писал Д.В.Григорович.[lviii] С.Д.Яновский вспоминал, что в конце 1848 года сДостоевским произошла резкая перемена, результате которой «он сделался каким-тоскучным, более раздражительным, более обидчивым и готовым придираться к самымничтожным мелочам», а «по возвращении из Сибири явно обнаруживал два свойства, которыемы все заметили в нем: беспримерное самолюбие и страсть порисоваться». [lix]
Таким образом, в облике, характеристикахи речах Опискина можно найти черты и Гоголя, и Белинского, и Петрашевского, и«лишнего человека» рудинского типа, и, наконец, самого Достоевского. При этомдовольно явное пародирование Гоголя, по-видимому, служит среди прочего также инекоторым прикрытием пародийности по отношению к Белинскому, Петрашевскому ипетрашевцам. Однако этот узкий, криптографический план пародии, будучи лишьедва намечен, так что он выявляется только с помощью скрупулезногофилологического анализа, вместе с явным гоголевским планом образует в повестиширокий план пародии, который, по нашему убеждению, и является в ней основным.
В этом-то и заключаетсяхудожественное новаторство Достоевского в «Селе Степанчикове», появившемся нафоне целой литературной традиции памфлетного пародирования Петрашевского, петрашевцеви других литературных и общественных деятелей 1840-х годов: драмыА.А.Григорьева «Два эгоизма», в которой пародийно выведены К.С.Аксаков иМ.В.Петрашевский, повести Салтыкова-Щедрина «Запутанное дело» с пародией наА.Н.Плещеева в образе Алексиса Звонского или позднейшего «романа с ключом»А.И.Пальма «Алексей Свободин». [lx] Объект этойтипизированной пародии, воспользовавшись выражением, которое часто употреблялсам Достоевский, можно определить следующим образом: люди сороковых годов, [lxi] то есть наивные мечтатели, пламенные романтики иодносторонние идеалисты, парадоксальным образом обнаруживавшие свою близостьдруг к другу в болезненном самолюбии, безграничном актерстве и крайнемдеспотизме, грубо пользовавшемся прекраснодушной уступчивостью, независимо отпринадлежности к тому или иному политическому лагерю и той или иной политическойплатформе или утопии. [lxii]
Криптопародийность «СелаСтепанчикова» заключается, однако, не только в скрытом шаржировании отдельныхчерт русских социалистов и «лишних людей» 1840-х годов, но и в травестированиии полемической интерпретации некоторых идей французского утопическогосоциализма и вольномыслия в самом широком смысле этого слова. В повести есть ипрямые выпады в адрес вольнодумства и атеизма. Так, в эту сторону направленоописание смерти генерала Крахоткина, «вольнодумца и атеиста старого покроя» (3,7): «Бывший вольнодумец, атеист струсил до невероятности. Он плакал, каялся, подымалобраза, призывал священников. Служили молебны, соборовали. Бедняк кричал, чтоне хочет умирать, и даже со слезами просил прощения у Фомы Фомича. Дочь генеральши от первого брака, тетушка моя, Прасковья Ильинична подошла к его постели, проливая горькие слезы, и хотела было поправить подушкупод головою страдальца; но страдалец успел-таки схватить ее за волосы и трираза дернуть их, чуть не пенясь от злости» (3, 8-9).
При гершензоновском«медленном чтении» в повести отчетливо ощущаются и далеко не явные отзвукиразмышлений Достоевского над идеями «социалистов и коммунистов». [lxiii] Разумеется, было бы некоторым преувеличениемвидеть в доме Ростанева пародию на фаланстер или сен-симонистскую «ассоциацию».[lxiv] Однако картина противоположных материальныхинтересов, бесчисленных противоречий и борьбы самолюбий между проживающими вдоме полковника Ростанева людьми, вызывающая недвусмысленную реакцию: «”Однакоздесь что-то похожее на бедлам”» (3, 42) – даже у готового ко многомугероя-рассказчика, в контексте социально-философской мысли эпохи не может невосприниматься как скептическая ремарка писателя по поводу благостности всякогорода «ассоциаций». [lxv] Тем более что у него самогобыл некоторый и, как мы знаем, далеко не во всем положительный опыт близкогообщения и даже совместного проживания в одной квартире с разными и, на первый взгляд,близкими ему людьми.
Другой аспектпроблематики романа также может восприниматься на фоне социалистических идей ив этом случае приобретает характер криптопародии на них. Так, имущественноенеравенство является одним из главных зол, а уменьшение или уничтожение егоосновной панацеей во всех социалистических утопиях. Значительное имущественноенеравенство в положении Опискина в доме сначала генерала Крахоткина, а затем иполковника Ростанева подчеркивается неоднократно: «Явился Фома Фомич к генералуКрахоткину как приживальщик из хлеба – ни более, ни менее. Откуда он взялся –покрыто мраком неизвестности» (3, 7). Ростанев с самого начала намеревается, азатем и делает попытку хотя бы отчасти исправить такое положение вещей.Вспомним¸ как его крестьянин Васильев изображает планы своего помещикапожертвовать Опискину Капитоновку: «На тебе, говорит, Фома! вот теперь у тебя, примерно,нет ничего; помещик ты небольшой А вот теперь, как запишу тебеКапитоновку, будешь и ты помещик, столбовой дворянин, и людей своих собственныхиметь будешь, и лежи себе на печи, на дворянской вакансии…» (3, 23). В сознаниикрестьян Ростанева замысел их помещика четко осознается как ни с чемнесообразная попытка сделать неимущего человека недворянского происхождения, приживала,ровней ему самому, дворянином и помещиком.
Вряд ли случайно и то, чтов главе, в которой Ростанев пытается осуществить это намерение, он начинает стого, что предлагает Опискину поговорить «братски» (3, 83). Сам Фома тут жеподхватывает слова Ростанева о «братстве» и, обращая их против него, обнаруживаетпри этом отчетливое сознание внутренней связи между понятиями «братство» и«равенство»: «А между тем я, в чистоте моего сердца, думал до сих пор, чтообитаю в вашем доме как друг и как брат! Не сами ль, не сами ль вы змеинымиречами вашими тысячу раз уверяли меня в этой дружбе, в этом братстве? разве платят другу иль брату деньгами – и за что же? Главное, за что же? «На, дескать,возлюбленный брат мой, я обязан тебе: ты даже спасал мне жизнь: на тебенесколько иудиных сребреников, но только убирайся от меня с глаз долой!» (3, 85:курсив мой – С.К.).
Более того, Опискин прямоназывает также и второй из трех лозунгов Французской революции «Свобода.Равенство. Братство»: «Вы слишком надменны со мной, полковник. Меня могутсчесть за вашего раба, за приживальщика. Ваше удовольствие унижать меня переднезнакомыми, тогда как я вам равен, слышите ли? равен во всех отношениях» (3, 74).[lxvi] Так, попытка имущего Ростанева обращаться «по-братски»и стремление сделать равным себе неимущего Опискина приводит лишь кбросающемуся в глаза унизительному положению хозяина в своем собственном доме(«я видел ясно, что дядю в его же доме считали ровно ни во что» – 3, 47), непомерномуросту самолюбия Опискина и возвышению его над Ростаневым. Характерно, что глава,в которой Ростанев «братски» предлагает Опискину деньги, чтобы тот купил себедом и жил отдельно, став ему ровней по положению, называется «Вашепревосходительство» и кончается тем, что он и в самом деле начинает обращатьсяк Опискину подобным образом, тем самым признавая его значительное превосходствонад самим собой.
Как известно, Достоевскийразвивал эту тему, внутренне отталкиваясь от интерпретации ее И.С.Тургеневым впьесе «Нахлебник» (). В особенности актуализирует это отталкиваниекак раз глава «Ваше превосходительство», которая находит зеркальноесоответствие в пьесе Тургенева и в которой герой Достоевского ведет себядиаметрально противоположным образом: «Кузовкин отказывается от предложенныхему Елецким десяти тысяч, движимый чувством собственного достоинства. ФомаОпискин, отказываясь от ростаневских пятнадцати тысяч, это чувство собственногодостоинства лишь симулирует, унижая и посрамляя своего благодетеля» (3, 515).Позаимствовав у Тургенева мотив денежного откупа от «приживала», Достоевскийпоказал ту бездну самолюбия, которая разрастается в человеке тем больше, чемменьше для этого имеется оснований, порвав тем самым с традициейсентиментально-сочувственной трактовки социальной темы, которую ранее самвоспринял от Гоголя.
Характерно, что Ростаневпочти ко всем обращается «брат», «братец», «друг мой» и по имени: « – Я, братец,сам виноват, – говорит он, бывало, кому-нибудь из своих собеседников, во всемвиноват!» (3, 14). «Брат» и «братец» у него не только племянник Сергей, но дажемужики («Ну, – продолжал он скороговоркой, обращаясь к мужикам, – теперь ступайте,друзья мои» – 3, 34) – и Видоплясов. Причем обращение Ростанева к последнему:«брат Григорий» (3, 102, 103) – приобретает наиболее причудливую форму, актуализирующуюассоциации с монашеской обителью, [lxvii] чему непротиворечит и то, что с Видоплясовым Ростанев прибегает и к болеепатриархальным формулам: «Ты не обижайся, Григорий, я тебе, как отец, говорю»(2, 104). Из других героев романа подобные обращения, причем также даже поотношению к Видоплясову: « – Ну, подожди же, брат, я и с тобой познакомлюсь» (3,42) – иногда использует только племянник Ростанева Сергей.
Разумеется, фамильярное«брат» и тем более «братец» вовсе не обязательно актуализирует идею «братства»,столь важную для французских социальных утопистов. Однако при невольномсопоставлении его с также встречающимся вариантом «братски» нечто подобное самособой происходит. Тем более на фоне исключительно патриархальных форм обращения,которые постоянно в романе демонстрируют Бахчеев: «Вы, батюшка, меня извините…»(3, 24), Ежевикин: «Позвольте, матушка барыня, ваше превосходительство, платьицеваше поцеловать…» (3, 50), Настя («А он мне все равно, что отец, – слышите, дажебольше, чем мой родной отец!» – 3, 80) и мужики: «Батюшка ты наш! Вы отцы, мываши дети!» (3, 34). Как ни комична эта деталь, но Опискин, возможно, был нетак уж неправ в своих ощущениях, приказав Ростаневу сбрить его «прекрасныетемно-русые бакенбарды»: «ему показалось, что с бакенбардами дядя похож нафранцуза и что поэтому в нем мало любви к отечеству» (3, 15; курсив мой –С.К.). [lxviii]
Саркастическая иронияДостоевского над идеями французских социалистов прочитывается в сопоставленииситуации, обрисованной в «Селе Степанчикове», с их трактовкой «равенства» и«братства». Теоретическое обоснование связи этих двух идей дали еще Бабёф ибабувисты. [lxix] Связаны они и у А.Сен-Симона, вообщене являвшегося сторонником полного равенства: «Совершенно очевидно, чтопреподанный богом своей церкви моральный принцип – в с е л ю д и д о л ж н ы от н о с и т ь с я д р у г к д р у г у к а к б р а т ь я – заключает в себе всеидеи, которые вы вкладываете в это наставление: к а ж д о е о б щ е с т в о д ол ж н о р а б о т а т ь н а д у л у ч ш е н и е м м о р а л ь н о г о и ф и з ич е с к о г о с у щ е с т в о в а н и я с а м о г о б е д н о г о к л а с с а;о б щ е с т в о д о л ж н о б ы т ь о р г а н и з о в а н о т а к, ч т о б ы на и л у ч ш и м о б р а з о м п р и т т и к э т о й в е л и к о й ц е л и.».[lxx] «Вопрос о том, как должна быть организованасобственность для наибольшего блага всего общества в отношении свободы и вотношении богатства» Сен-Симон полагал «наиболее важным вопросом, подлежащимразрешению», а «индивидуальное право собственности», с его точи зрения, «можетбыть основано лишь на общей пользе при осуществлении этого права». [lxxi] В «Литературных, философских и промышленныхрассуждениях» у него даже есть особый раздел, озаглавленный «Доказательстваспособности французских пролетариев хорошо управлять собственностью». [lxxii] Все это, безусловно, хотя и отдаленно, но все жекоррелирует с кругом идей, которые заграгиваются в самом сюжете «СелаСтепанчикова».
«Братство» и «равенство»составляют неразрывную пару понятий в предисловии ко второму изданию романаЭ.Кабе «Путешествие в Икарию», содержание которого вызвало скептическую реакциюДостоевского и с которым, следовательно, он был знаком: «наше убеждениестановится неколебимым, когда мы видим, что почти все философы и все мудрецыпровозглашают равенство, когда мы видим, что Иисус Христос, провозвестниквеличайшей реформы, основатель новой религии, которому поклоняются как богу, провозгласилравенство, чтобы освободить род человеческий, когда мы видим, что все отцыцеркви, все христиане первых веков, реформация и бесчисленные партизаны, философыXYIII века, американская революция, французская революция, всеобщий прогресс –все провозглашают равенство и братство людей и народов. Итак, доктринаравенства и братства или демократии является ныне интеллектуальным завоеваниемчеловечества; осуществление этой доктрины представляет цель всех усилий, всехбоев, всех сражений на земле». [lxxiii]
При этом на вопрос оспособах их достижения Кабе отвечал, следуя уже не столько Сен-Симону, сколькоБабефу: «когда мы серьезно и страстно углубляемся в вопрос, каким путем обществоможет быть организовано как демократия, т. е. на основах равенства и братства, томы приходим к выводу, что эта организация требует и необходимо влечет общностьимущества. Все, во главе с Иисусом Христом, признают и провозглашают,что общность, основанная на воспитании и общем или публичном интересе, составляющаяобщее и взаимное обеспечение против всех несчастий и бед, гарантирующая каждомупищу, одежду, жилище, возможность вступить в брак и воспитать семью, при одномтолько условии умеренного труда, что эта общность представляет единственнуюсистему социальной организации, которая могла бы осуществить равенство ибратство, предупредить жадность и честолюбие, прекратить конкуренцию иантагонизм, уничтожить зависть и ненависть, сделать почти невозможными порок ипреступление, обеспечить согласие и мир, дать, наконец, счастье возрожденномучеловечеству». [lxxiv] Это теоретическое положениереализуется и в самом романе в описании «принципов социальной организацииИкарии»: «Глубоко убежденные опытом, что не может быть счастья без ассоциации иравенства, икарийцы составляют вместе общество, основанное на базисе самогополного равенства. Все – члены ассоциации, граждане, с равными правами иобязанностями; все в равной степени участвуют в тяготах и благах ассоциации;все таким образом составляют одну семью, члены которой связаны в одно целоеузами братства». [lxxv]
Кабе вслед за бабувистамибыл убежден в том, что «неравенство есть причина, порождающая нищету и богатство,все пороки, проистекающие из первой и второго, жадность и честолюбие, ненавистьи зависть, раздоры и войны всякого рода, одним словом – все зло, котороеугнетает отдельных людей и нации». Достоевский в «Селе Степанчикове» показывает,что жадность и честолюбие, ненависть и зависть в душе иного неимущего человекасуществуют сами по себе и попытка уменьшить их неравенство с богатыми не можетизбавить их от этих пороков. Эта независимая от имущественного состояния, а, возможно,даже лишь усугубляемая возросшим влиянием в доме Ростанева черта в Опискинеотмечается, как это обычно происходит у Достоевского послекаторжного периода, устамигероя из народа – в данном случае, устами слуги Гаврилы: «Нет, сударь, ФомаФомич, не один я, дурак, а уж и добрые люди начали говорить в один голос, чтовы как есть злющий человек теперь стали, а что барин наш перед вами все одно, чтомалый ребенок» (3, 75).
Полемизируя в этом с«натуральной школой», Достоевский рассматривает характер человека как величину,не зависящую от обстоятельств. Показательно, что убежденность Ростанева вприродной добродетельности человека: «ведь это, может быть, превосходнейший, добрейшийчеловек, но судьба… испытал несчастья…» (3, 160) – в финале передается его неменее наивному племяннику: «И я с жаром начал говорить о том, что в самомпадшем создании могут еще сохраниться высочайшие человеческие чувства; что неисследимаглубина души человеческой; что нельзя презирать падших, а, напротив, должноотыскивать и восстановлять; что неверна общепринятая мерка добра инравственности и проч. и проч., – словом, я воспламенился и рассказал даже онатуральной школе» (3, 161; выделено мной – С.К.). Тем более отрезвляюще звучат,например, финальные строки повествователя о Ежевикине: «Правда, ему ужаснохотелось тогда выдать Настеньку замуж; но корчил он из себя шута просто извнутренней потребности, чтоб дать выход накопившейся злости. Потребностьнасмешки и язычка была у него в крови (3, 166).
В характере Ростаневаподчеркивается как раз присущая «натуральной школе» вера в природную добротувсех окружающих его людей: «Душою он был чист как ребенок. Это былдействительно ребенок в сорок лет, экспансивный в высшей степени, всегдавеселый, предполагавший всех людей ангелами, обвинявший себя в чужихнедостатках и преувеличивавший добрые качества других до крайности, дажепредполагавший их там, где их и быть не могло» (3, 13). Несмотря на его ярковыраженную «русскость», в Ростаневе отчетливо ощущается «идеальный» типчеловека, воплощающего в себе представления о человеческой природе, характерныедля французских просветителей XYIII века и утопических социалистов: «– Эх, наладилодно! Добродушия в тебе мало, Сережа; простить не умеешь!..», «Забудь, брат, обиду,Сережа, ведь ты и сам его обидел… Наидостойнейший человек! (3, 107). Дажечиновники у него в местах, где он предлагает Опискину купить себе дом, «все доодного, благородные, радушные, бескорыстные» (3, 83). Такого рода героев, убежденныхв природной доброте человека и в том, что лишь сложные житейские обстоятельствамешают ему оставаться добродетельным, Достоевский мог найти, например, вовтором томе «Мертвых душ» – или в романе Кабе «Путешествие в Икарию».
Подобно им, Ростанев, несмотряни на что, продолжает удивляться проявлениям в человеке зла: «Господи! почемуэто зол человек? почему я так часто бываю зол, когда так хорошо, так прекраснобыть добрым?». Эта его убежденность в конце концов захватывает и племянника: «Ия с жаром начал говорить о том, что в самом падшем создании могут ещесохраниться высочайшие человеческие чувства; что неисследима глубина душичеловеческой; что нельзя презирать падших, а, напротив, должно отыскивать ивосстановлять; что неверна общепринятая мерка добра и нравственности и проч. ипроч.» (3, 161). И все же в «Селе Степанчикове» есть достаточно оснований длятого, чтобы считать эту убежденность Ростанева не совсем напрасной: «Видишь, Сережа,я, конечно, не философ, но я думаю, что во всяком человеке гораздо более добра,чем снаружи кажется. Так и Коровкин: он не вынес стыда...» (3, 163), «она всепростила Фоме, когда он соединил ее с дядей, и, кроме того, кажется, серьезно, всемсердцем вошла в идею дяди, что со «страдальца» и прежнего шута нельзямного спрашивать, а что надо, напротив, уврачевать сердце его. Бедная Настенькасама была из униженных, сама страдала и помнила это» (3, 164). Вера вчеловеческую доброту, какой бы наивной она ни казалась при сопоставлении собъектом этой веры, все же, по Достоевскому, способна выявить в нем лучшее, чтотолько есть.
Однако дажеповествователь с самого начала ясно видит, что не все обитатели Степанчикова всамом деле добры: «Впрочем, он никогда не верил, чтоб у него были враги; они, однакож, у него бывали, но он их как-то не замечал. Шуму и крику в доме он боялся какогня и тотчас же всем уступал и всему подчинялся» (3, 14). УступчивостьРостанева с самого начала объясняется его стремлением к «всеобщему счастью»:«Уступал он из какого-то застенчивого добродушия, “чтоб уж так”, говорил онскороговоркою, отдаляя от себя все посторонние упреки в потворстве и слабости –“чтоб уж так… чтоб уж все были счастливы!”» (3, 14). Между тем формула эта, какбыло показано выше, уже является явной отсылкой к философскому словарюутопических социалистов.
Аналогичной отсылкойпредставляется и то отношение к науке, которое проявляет Ростанев и некоторыедругие герои «Села Степанчикова». Разумеется, наибольшее благоговение перед нейиспытывает сам Ростанев; собственно именно с его отношением к науке, какподчеркивает с самого начала герой-рассказчик, связано и преклонение его передФомой: «В ученость же и в гениальность Фомы он верил беззаветно. Я и забылсказать, что перед словом “наука” или “литература” дядя благоговел самымнаивным и бескорыстнейшим образом, хотя сам никогда и ничему не учился» (3, 14).При этом Ростанев отнюдь не чурается новейших идей, то есть, очевидно, современныхвеяний в социальных и экономических науках: «– Как про железные дороги говорит!И знаешь, — прибавил дядя полушепотом, многозначительно прищуривая правый глаз,– немного, эдак, вольных идей! Я заметил, особенно когда про семейное счастьезаговорил...» (3, 33). Не меньше его преклонение и перед естественными науками:« – Занимался минералогией! – с гордостью подхватил неисправимый дядя. – Это, брат,что камушки там разные рассматривает, минералогия-то? – Да, дядюшка, камни… –Гм… Много есть наук, и всё полезных!» (3, 48).
Преклонение Ростаневаперед науками основано на его убежденности в том, что «тут польза, тут ум, тут всеобщеесчастье!» (3, 33). Более того, Ростанев верит, что человек, вооруженный науками,– даже неважно какими – способен вдруг разрешить и все те проблемы, с которымине может справиться он сам в собственной жизни: « – А как же я тебя ждал! Хотелизлить, так сказать… ты ученый, ты один у меня… ты и Коровкин» (3, 37). Этуего веру не способно омрачить никакое сомнение, которое невольно приходит на умгерою-рассказчику – даже несмотря на его молодость: « – Да чем же тут поможетКоровкин, дядюшка? – Поможет, друг мой, поможет, – это, брат, уж такой человек;одно слово: человек науки! Я на него как на каменную гору надеюсь: побеждающийчеловек! Про семейное счастье как говорит! Я, признаюсь, и на тебя тоженадеялся; думал: ты их урезонишь» (3, 39).
Однако именно такова рольнаук в представлении социальных утопистов – причем, в отличие от просветителейXYIII века, не только гуманитарных, но и естественных. Так, А.Сен-Симон еще в«Письмах женевского обитателя к современникам» (1802) обращался следующимобразом к «ученым, художникам, а также всем вам, употребляющим часть своих сили средств на развитие просвещения»: «вы – часть человечества, обладающаянаибольшей мозговой энергией и наиболее способная к восприятию новых идей – вы-то и должны преодолеть силу косности. Математики! Ведь вынаходитесь во главе, начинайте!» [lxxvi] По мыслиСен-Симона, «всеобщее счастье» достигается как раз за счет объединения междусобой ученых, представителей искусства и предпринимателей: «Эта обновленнаярелигия призвана связать между собой людей науки, художников ипромышленников и сделать их как общими руководителями человечества, так изащитниками специальных интересов всех отдельных народов, его составляющих». [lxxvii]
С одной стороны, такоеотношение к ученым он связывал с представлением о наибольшем влиянии ученых наобщественное мнение: «Ученые, художники, поглядите глазами гения на современноеположение человеческого духа; вы увидите, что скипетр общественного мнения вваших руках, держите же его крепче! Вы можете создать ваше счастье и счастьеваших современников; вы можете предохранить потомство от тех болезней, которымимы страдали раньше и которые мы терпим до сих пор: подписывайтесь все!». Сдругой, Сен-Симон объяснял его прогностической ролью науки: «Ученый, друзья мои,это человек, который предвидит. Наука полезна именно тем, что она даетвозможность предсказывать, и потому-то ученые стоят выше всех других людей»(выделено мной – С.К.). [lxxviii]
Под последними словами судовольствием подписался бы и Ростанев, который если и не исполняет полностью, топо мере своих возможностей действует в направлении, указанном Сен-Симоном:«людям науки, искусства и промышленности и следует вручить административнуювласть, т. е. заботы о руководстве национальными интересами, функции жеправительства следует свести к поддержанию общественного спокойствия». [lxxix] Именно к утопическим социалистам восходит изаветная мысль Ростанева о возможности созидания за счет наук и искусств«всеобщего счастья». У Сен-Симона эта мысль выглядит, например, так:«единственное действительно важное дело, которое может быть сейчас сделано дляусовершенствования общественного порядка, заключается в том, чтобы побудитьобщественное мнение ясно высказаться за организацию такой политической системы,которая имела бы целью труд для общественного благосостояния при помощи наук, искусстви ремесел». [lxxx] В какой-то степени в союзе Ростаневас Опискиным можно видеть пародию на идею Сен-Симона о благотворности союза«промышленников» с учеными: «Ученые оказывают очень крупные услугипромышленному классу, но получают от него еще более крупные: они получают отнего свое с у щ е с т в о в а н и е; промышленный класс удовлетворяет ихнасущные потребности и их физические склонности всякого рода». [lxxxi] Криптопародийный эффект здесь возникает из-за того,что у Сен-Симона это союз ради совместного труда, а Ростанев, которого, разумеется,лишь с некоторыми оговорками можно считать «промышленником», вступает в союз с псевдоученым,чтобы обеспечить ему условия для безделья. [lxxxii]
С крайне искаженнымпредставлением Ростанева о гениальности Опискина в науках и искусствах не впоследнюю очередь связано особое положение этого человека в его доме. При этомОпискин не стесняется выдавать себя за знатока не только в гуманитарных, но и вестественных науках: « – Кажется, о производительных силах каких-то пишет – самговорил. Это, верно, что-нибудь из политики. Тогда и мы с тобой через негопрославимся» (3, 15). Реплика Ростанева, на первый взгляд, производиткомическое впечатление как фраза человека, не понимающего даже, какие категориик каким наукам относятся. Однако любопытно, что Сен-Симон определял «политику»именно как «н а у к у о п р о и з в о д с т в е, т. е. науку, ставящую себецелью установление порядка вещей, наиболее благоприятного всем видампроизводства». [lxxxiii] О «промышленности» иоснованном на прогрессе наук «производстве», закладывающем основы всеобщегоблагоденствия, он писал постоянно. Развивая в своем романе эту идею утопическихсоциалистов, Кабе заявлял: «Мы придерживаемся убеждения, что прогресспромышленности сделает общность более осуществимой, чем когда-либо, чтонынешнее безграничное развитие производительной мощности посредством пара имашин может обеспечить равенство избытка и что никакая другая социальнаясистема не является более благоприятной для усовершенствования изящных искусстви всех разумных наслаждений цивилизации». [lxxxiv] Именнок миру естественных наук имеет прямое отношение приезжающий из Петербургагерой-рассказчик.
Далеко не все герои «СелаСтепанчикова», однако, разделяют энтузиазм Ростанева перед науками. Так, Бахчеев,напротив, с самого начала заявляет свою антипатию к науке. В первый раз оназвучит у него в связи с Опискиным и объясняется им самим амбициозной агрессиейпоследнего: «Да что ж, что ученый! Так из-за того, что ученый, уж такнепременно и надо заесть неученого?..» (3, 25). Далее, эта антипатияобъясняется Бахчевым как раз тем, что вызывает особую симпатию Ростанева –вольнодумством: «Не люблю я, батюшка, ученую часть; вот она у меня где сидит!Приходилось с вашими петербургскими сталкиваться – непотребный народ! Всефармазоны; неверие распространяют; рюмку водки выпить боится, точно она укуситего – тьфу!» (3, 26). Разумеется, вряд ли стоит считать эту реплику упрекомименно в адрес масонов – скорее в устах Бахчеева с его туманным представлениемо различных движениях в общественной жизни России середины XIX века проявляетсяименно общий скепсис, вызванный в первую очередь распространением атеизма, котороекак раз в значительной степени было связано с увлечением петербургской молодежифурьеризмом и другими социалистическими теориями. [lxxxv]
Особое возмущениеБахчеева вызывает королева всех наук, в представлении просветителей XYIII века– философия: «вы мне прямо, без всякого смыслу, отвечайте: обучались выфилософии или нет? – Признаюсь, я намерен изучать, но… – Ну, так и есть! –прервал господин Бахчеев, дав полную волю своему негодованию. – Я, батюшка, ещепрежде, чем вы рот растворили, догадался, что вы философии обучались! Меня ненадуешь! Морген-фри! За три версты чутьем услышу философа!». И дело оказываетсяне только в том, что герой-рассказчик, напустив на себя романтического тумана, предполагаетв Опискине разочарованного героя: «Поцелуйтесь вы с вашим Фомой Фомичом!Особенного человека нашел! Тьфу! Прокисай все на свете!» – но и в том, что это,с точки зрения Бахчеева, выдает в нем вольнодумца: «Я было думал, что вы тожеблагонамеренный человек, а вы… Подавай!» (3, 30). [lxxxvi]Стоит ли напоминать в этой связи, что увлечение философией в Петербургесороковых – пятидесятых годов было в первую очередь связано именно с увлечениемфранцузским утопическим социализмом?
В отличие от Ростанева иСергея, отношение Опискина к науке близко к бахчеевскому. Не случайно в финалеБахчеев совершенно соглашается с Опискиным, разглагольствующим: «– Для вас несуществует великих людей, кроме каких-то там Цезарей да Александров Македонских!А что сделали твои Цезари? Кого осчастливили? Что сделал твой хваленыйАлександр Македонский? Всю землю-то завоевал? Зато он убилдобродетельного Клита, а я не убивал добродетельного Клита...»(3, 159). «Нечегоих щадить! Все мошенники! Один только ты ученый, Фома!» (3, 159). – прославляеттеперь Опискина Бахчеев, и, конечно же, не последнюю роль в этом играет прочнаяблагонамеренность его нового идола. Опискин, как и все ученые самозванцы, уповаетне на сами познания¸ а на то, чтобы они были основаны на добродетели –разумеется, не в последнюю очередь из страха быть разоблаченным в отсутствиисколько-нибудь порядочных познаний хотя бы в одной области. [lxxxvii]Именно этим объясняется отзыв Опискина о Коровкине: «Вероятно, какой-нибудьсовременный осел, навьюченный книгами. Души в них нет, полковник, сердца в нихнет! А что и ученость без добродетели?» (3, 90).
Характерно, что идеяфранцузских революционеров и социалистов об уничтожении или хотя быприуменьшении неравенства между сословиями обретает в его устахблагонамеренно-сентиментальный характер: «Пусть изобразят этого мужика, пожалуй,обремененного семейством и сединою, в душной избе, пожалуй, еще голодного, но довольного,не ропщущего, но благословляющего свою бедность и равнодушного к золоту богача.Пусть сам богач, в умилении души, принесет ему наконец свое золото; пусть даже приэтом случае произойдет соединение добродетели мужика с добродетелями его баринаи, пожалуй, еще вельможи. Селянин и вельможа, столь разъединенные на ступеняхобщества, соединяются, наконец, в добродетелях – это высокая мысль!» (3, 68-69:выделено мной – С.К.).
Аллюзии на петербургское«вольнодумство» звучат в «Селе Степанчикове» еще не раз: « – Я уверена, – защебеталавдруг мадам Обноскина, – я совершенно уверена, monsieur Serge, – ведь так, кажется?– что вы, в вашем Петербурге, были небольшим обожателем дам. Я знаю, там много,очень много развелось теперь молодых людей, которые совершенно чуждаются дамскогообщества. Но, по-моему, это все вольнодумцы. Я не иначе соглашаюсь на этосмотреть, как на непростительное вольнодумство» (3, 47). Упрекает Сергея иРостанев, но, разумеется, не за само вольнодумство, а за чрезмерное егопроявление: « – Такие люди не имеют почтенных лет, дядюшка. – Ну уж это ты, брат,перескакнул! это уж вольнодумство! Я, брат, и сам от рассудительноговольнодумства не прочь, но уж это, брат, из мерки выскочило, то есть удивил тыменя, Сергей» (3, 107).
Еще один важный мотив, откоторого протягиваются нити в сторону утопического социализма, – это мотив«страсти». Все «Село Степанчиково» представляет собой постоянную игру и целую бурюстрастей. Между тем благонамеренный Опискин в заключительных главах непрестаннопредупреждает Ростанева: « – если в сердце вашем осталась хотя искранравственности, обуздайте стремление страстей своих! И если тлетворный яд ещене охватил всего здания, то, по возможности, потушите пожар!», « – Умерьтестрасти, – продолжал Фома тем же торжественным тоном, как будто и не слыхаввосклицания дяди, – побеждайте себя. Я молился за вас целые ночи итрепетал, стараясь отыскать ваше счастье. Я не нашел его, ибо счастьезаключается в добродетели...» (3, 137). Ростанев вполне соглашается с тем, чтоговорят о нем Опискин и «маменька» и надеется исправиться: « – Да, вы-такиэгоист! – замечает удовлетворенный Фома Фомич. – Да уж я и сам понимаю теперь, чтоэгоист! Нет, шабаш! исправлюсь и буду добрее» (3, 17), « – Нет, нет, брат, и неговори! А просто-запросто все это от испорченности моей природы, оттого, что ямрачный и сластолюбивый эгоист и без удержу отдаюсь страстям моим. Так и Фомаговорит» (3, 160; выделено мной – С.К.). При этом категория «страстей»оказывается связанной в представлении Ростанева с понятием «эгоизма».
Это еще раз доказываетчуждость Опискина кругу идей утопических социалистов и, напротив, обнаруживаетв Ростаневе человека, представляющего собой своего рода воплощение некоторых ихпредставлений. Так, например, фурьеристы были решительно убеждены в невозможностиподавить человеческие страсти: «Натолкнувшись на препятствие в одной точке, онипроизводят извержение в другой, идут к своей цели разрушительными путями вместотого, чтобы идти к ней путями благодетельными». [lxxxviii]«– Ты, быть может, полюбил бы ее тоже… но тогда я убил бы тебя!..» – восклицаетв романе Кабе Вальмор. И слышит в ответ ироническую ремарку героя-рассказчика:«Как однако икариец-мудрец, философ умеет укрощать свои страсти!». [lxxxix] Поскольку на практике это оказывается невозможным,задача заключается не в том, чтобы подавить, а чтобы использовать человеческиестрасти как движущую силу к развитию. «Привычки, созданные старыми учреждениями,– отмечал А.Сен-Симон, – представляют большие препятствия к установлениюдействительно нового строя. Подобное установление требует великих философскихтрудов и больших денежных жертв. Одна лишь страсть может побудить людей квеликим усилиям». [xc]
Страсть к собственномублагу из соображений выгоды или «самолюбия» — вот один из оселков, вокругкоторого все вращается в доме Ростанева. Она объясняет поведение и Мизинчикова,и Обноскина и Опискина, который в свою очередь приписывает все эти порокиРостаневу: « – Полковник! я, может быть, ошибался, но я знал ваш эгоизм, вашенеограниченное самолюбие…» (3, 147). Между тем этими же словами самого Опискинахарактеризует Мизинчиков: «Это, я вам скажу, такая кислятина, такая слезливаяразмазня, и все это при самом неограниченном самолюбии!» (3, 94). Дажеповедение Сергея Настя объясняет именно его самолюбием: «Я уверена, что вы идобрый, и милый, и умный, и, право, я искренно говорю это! Но… вы толькоочень самолюбивы» (3, 78; выделено мной – С.К.).
Рассуждая о том, что«Фома Фомич есть олицетворение самолюбия самого безграничного, но вместе с темсамолюбия особенного, именно: случающегося при самом полном ничтожестве, и, какобыкновенно бывает в таком случае, самолюбия оскорбленного, подавленноготяжкими прежними неудачами, загноившегося давно-давно и с тех порвыдавливающего из себя зависть и яд при каждой встрече, при каждой чужой удаче»(3, 11), повествователь задается вопросом: «Кто знает, может быть, этобезобразно вырастающее самолюбие есть только ложное, первоначально извращенноечувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз еще, может, вдетстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного в первый раз еще, может, вдетстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может быть, еще в лицеродителей будущего скитальца, на его же глазах?» (3, 12; выделено мной – С.К.).Мотив этот, как и «Село Степанчиково» в целом, также тесно связан с участиемДостоевского в собраниях Петрашевского, а именно с одним из двух выступленийписателя на них. Сам Достоевский в своих показаниях Следственной комиссиирассказывал об этом выступлении следующим образом: «Что же касается второйтемы: о личности и эгоизме, то в ней я хотел доказать, что между нами болееамбиции, чем настоящего человеческого достоинства, что мы сами впадаем всамоумаление, в размельчение личности от мелкого самолюбия, от эгоизма и отбесцельности занятий. Это тема чисто психологическая (18, 129).
На первый взгляд, сходнаямысль в ином виде ранее была вложена Достоевским в уста фельетониста в«Петербургской летописи» (1848): «Коль неудовлетворен человек, коль нет средствему высказаться и проявить то, что получше в нем (не из самолюбия, а вследствиесамой естественной необходимости человеческой сознать, осуществить и обусловитьсвое Я в действительной жизни), то сейчас же и впадет в какое-нибудь самоеневероятное событие; то, с позволения сказать, сопьется то, наконец, сума сойдет от амбиции, в то же самое время вполне про себя презирая амбицию идаже страдая тем, что пришлось страдать из-за таких пустяков, как амбиция. Исмотришь, — невольно дойдешь до заключения что в нас мало сознаниясобственного достоинства» (18, 31). В Опискине, однако, «более амбиции, чемнастоящего человеческого достоинства», несмотря на то, что все «средства высказаться» ему, казалось бы, предоставлены.
Как уже отмечалось, мысльДостоевского о том, что «при существующем порядке вещей чувство собственногодостоинства подменяет и замещает амбиция – дурное искажение благих начал вдурно устроенном обществе» напоминает идею извращения страстей у Фурье. [xci] Разве что в «Селе Степанчикове» дело обстоит именнотак не столько «при существующем порядке вещей», сколько независимо от него –просто потому что такова психологическая природа этого человека. Еще в «Бедныхлюдях» Достоевский показал, что «амбиция любого человека (его честь идостоинство) на любой социальной ступени ведет его к желанию быть абсолютносвободным – т. е. только властвовать и никому не подчиняться согласноубеждению Достоевского, стремление к деспотизму – отнюдь не природное свойство.Оно воспитывается определенным порядком, и вопреки расхожему представлению, разводящемув разные стороны деспотизм (вершина пирамиды) и рабство (ее основание), Достоевскийполагал, что они, как это ни кажется парадоксальным, спокойно уживаются (и дажеобязаны уживаться) на любом социальном уровне и в каждой человеческой душе, добросовестноусвоившей уроки этого порядка. Уже в самых тесных рамках всего лишь одной“восприимчивой” души, где бы на социальной лестнице она ни обреталась, деспотизмв такой же мере называет рабство, в какой рабство вынашивает деспотизм, так каквластолюбие – лишь извращенная (именно рабская) форма желания свободы». [xcii]
Эта «чистопсихологическая тема», выражаясь словами самого Достоевского, в «СелеСтепанчикове» также развивается не только и даже не столько в чистоимущественном аспекте, сколько связывается – в том числе и самими героями – спсихологией отношений и с борьбой самолюбий: « – Но равны ли мы теперь между собою?Неужели вы не понимаете, что я, так сказать, раздавил вас своим благородством, авы раздавили сами себя своим унизительным поступком? Вы раздавлены, а явознесен. Где же равенство? А разве можно быть друзьями без такого равенства?»(3, 86). Парадоксальным образом именно Опискин учит Ростанева демократизму вобщении с людьми, стоящими ниже его по общественной лестнице: « – Я именнохотел, чтоб вы не почитали впредь генералов самыми высшими светилами на всемземном шаре; хотел доказать вам, что чин – ничто без великодушия и что нечегорадоваться приезду вашего генерала, когда, может быть, и возле вас стоят люди, озаренныедобродетелью! Но вы так постоянно чванились передо мною своим чином полковника,что вам уже трудно было сказать мне «вашепревосходительство». Вся причина в том, что вы полковник, а япросто Фома...» (3, 87). Более того, он утверждает ущербность Ростанева нетолько по сравнению с ним самим, но и по сравнению со всеми другими обитателямиСтепанчикова: «– Полковник, – сказал он, – нельзя ли вас попросить – конечно, совсевозможною деликатностью — не мешать нам и позволить нам в покое докончитьнаш разговор. Вы не можете судить в нашем разговоре, не можете! Нерасстроивайте же нашей приятной литературной беседы. Занимайтесь хозяйством, пейтечай, но… оставьте литературу в покое. Она от этого не проиграет, уверяю вас!»(3, 70).
Бесконечная уступчивостьРостанева приводит к тому, что и положение других близких ему людей в его домеоказывается ущемленным: «Что ж делать! Фома Фомич немножко… ну уж и маменька,вслед за ним. Вообще будь осторожен, почтителен, не противоречь, а главное, почтителен...»(3, 37), «Можешь делать все, что тебе угодно, ходить по всем комнатам и в саду,и даже при гостях, – словом, все, что угодно; но только под одним условием, чтоты ничего не будешь завтра сам говорить при маменьке и при Фоме Фомиче, – этонепременное условие, то есть решительно ни полслова, – я уж обещался за тебя, –а только будешь слушать, что старшие… то есть я хотел сказать, что другие будутговорить» (3, 106). Эгоизм, крайнее самолюбие и даже деспотизм Опискина такжеизображены Достоевским с оглядкой на французских утопических социалистов. Так, Сен-Симонв «Письмах к американцу» указывал, что «пролетарии», то есть несобственники, вдохновляемыестрастью к равенству, захватив в свои руки власть, показали, что может бытьнечто худшее, чем старый режим». [xciii] Не отсюда ли –в ряду других источников – и главная мысль «Села Степанчикова»? [xciv]
Подводя итог всему вышесказанному, важно подчеркнуть, что криптопародийная сторона «Села Степанчикова»,которая выражается в ряде довольно конкретных черт личного облика и конкретныхэлементов из круга идей русских и французских социалистов, отразившихся вповести преимущественно в образах Ростанева и Сергея, имеет в основном такой жетипизированный характер, как и явная и даже бросающаяся в глаза пародия наГоголя и других консервативных литераторов сороковых годов, которую мы ощущаемв образе Опискина. Наделив в то же время Опискина некоторыми – впрочем, второстепенными– деталями личного облика Петрашевского, Белинского и, следовательно, социалиставообще, а также Рудина и «лишнего человека», Достоевский вскрыл в нем то общее,что было свойственно «людям сороковых годов» в целом, независимо от ихполитических убеждений. Это позволило писателю выразить все своеобразие своейобщественной и литературной позиции 1850-х годов, обнаруживавшее себя в егосущественных расхождениях как с либеральными и социалистическими, так и сконсервативными кругами, через выявление эстетических, социально-политических иморальных противоречий как тех, так и других. />
[i] Ф.М.Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1935.С.525.
[ii] Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии)// Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 198-226.
[iii] Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русскойлитературы. М., 1976. С.239-240.
[iv] Михайловский Н.К. Жестокий талант // Ф.М.Достоевскийв русской критике. М., 1956. С. 327.
[v] Захаров В.Н. Провинциальная хроника // ДостоевскийФ.М. Полн. собр. соч. М., 1991. Т. II. С. 751. См. также: Захаров В.Н. Комический шедевр Достоевского // Достоевский Ф.М. Село Степанчиково иего обитатели. Петрозаводск, 1981. С.206-213. Автопародийность «СелаСтепанчикова» впоследствии отстаивал В.Алекин (Алекин В. Об одном из прототиповФомы Опискина // Достоевский и мировая культура. Альманах № 10. М., 1998. С. 243-247).
[vi] Левинсон А. О Достоевском. Париж, 1931; Гроссман Л.П.История создания и публикации “Села Степанчикова” // Достоевский Ф.М. СелоСтепанчиково и его обитатели. Из записок неизвестного. Ред. Л.П.Гроссмана. М., 1935.С. 221-222. В характере и поведении Фомы Опискина усматривались даже чертыИвана Грозного и других самодержцев. См.: Виролайнен М.Н. Фома Опискин и ИванГрозный // Pro memoria. Памяти академика Георгия Михайловича Фридлендера(1915-1995). СПб., 2003. С. 136-144. Высказывалась также мысль о том, что в неммогли отразиться некоторые черты П.Я.Чаадаева. См.: Волгин И.П. Возвращениебилета. Парадоксы национального самосознания. М., 2004. С. 335. Впрочем, все, чтокасается Ивана Грозного, Наполеона, П.Я.Чаадаева и т.п., можно считать лишьотрывочными биографическими чертами и деталями, которые, возможно, такжеотозвались в образе Опискина.
[vii] Лотман Л.М. «Село Степанчиково» в контекстелитературы второй половины XIX в. // Достоевский. Материалы и исследования. Л.,1987. Вып. 7. С. 161.
[viii] Гоголь Н.В. Соч. и письма. СПб., 1857. Т. IY. С.420.Н.Н.Мостовская привела также – частично в собственном изложении и, к сожалению,по современному академическому изданию (поскольку в четвертом томе «Сочинений иписем» Гоголя его нет) – и другой фрагмент из второго тома «Мертвых душ», которыйтоже мог отразиться в «Селе Степанчикове…». Приведем его полностью и по другомуизданию, которое, однако, также было доступно Достоевскому: «В числе друзейАндрея Ивановича, которых у него было довольно, попалось два человека, которыебыли то, что называется огорченные люди. Это были те беспокойно странныехарактеры, которые не могут переносить равнодушно не только несправедливостей, нодаже и всего того, что кажется в их глазах несправедливостью» (ПохожденияЧичикова, или Мертвые души. Поэма Н.В.Гоголя. Том второй (5 глав). М., 1855. С.18; см. также: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. YII. C. 16).
[ix] Мостовская Н.Н. Уточнения и дополнения к комментариюПолного собрания сочинений Ф.М.Достоевского. Село Степанчиково и его обитатели// Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1983. Т. 5. С. 226-227.
[x] В «Селе Степанчикове» слово «фаланга» употребляетсяеще только раз и в другом значении. Опискин восклицает: «Что сделал твойхваленый Александр Македонский? Всю землю-то завоевал? Да ты дай мне такую жефалангу, так и я завоюю, и ты завоюешь, и он завоюет…» (3, 159). Возможно, этоупотребление было призвано приглушить фурьеристское значение этого слова вначале произведения, во избежание цензурных проблем. В других сочиненияхДостоевского слово «фаланга» упоминается несколько раз. В чисто фурьеристскомзначении употребляет его Аркадий в «Подростке»: «Вы говорите: “Разумноеотношение к человечеству есть же моя выгода”; а если я нахожу все этиразумности неразумными, все эти казармы, фаланги?» (13, 49). Несколько раз, ужескорее в значении «ряда» это слово употреблено в публицистике Достоевского, вчастности, в статье «Два лагеря теоретиков» (1862): «Одна фаланга нынешнихтеоретиков не только отрицает существование русского земства…». Кроме того, совсемв другом значении эту же лексему несколько раз употребляет Дмитрий Карамазов:«Раз, брат, меня фаланга укусила…» (14, 105).
[xi] Фурье Ш. Избр. соч. Пер с франц. И.И.Зильберфарба.М.; Л., 1951. Т. II. С.250, 271, 286 и др.
[xii] Тибур – город в древнем Лациуме (Италия), ныне Тиволи(Там же. С. 391).
[xiii] Там же. С. 236, 294. Существовал даже фурьеристскийжурнал “La Phalange”, в котором печатались неизданные при жизни сочинения Фурьеи который читали петрашевцы и молодой Чернышевский. См.: Ляцкий Е.Н.Г.Чернышевский и Ш.Фурье // Современный мир. 1909. № XI. С.161-162, 175. Обэтом журнале как об одном из сведений о фурьеризме упоминает в своих оказанияхследственной комиссии К.И.Тимковский: «хотя сочинения Фурье довольно обширны, номногие вопросы у него не вполне развиты: дальнейшие из них пояснения осталисьпосле него в рукописях, из которых некоторые напечатаны, другие постояннопечатаются в журнале “La Phalange”, издаваемом (от общества) школы фурьеристовв Париже» (Дело петрашевцев. Т. II. М.; Л., 1941. С.434).
[xiv] См., например: «в мечтах о будущей красотефаланстеры» (18, 133).
[xv] Петрашевский М.В. Краткий очерк основных началсистемы (учения) Фурье // Дело петрашевцев. М.; Л., 1937. Т. I. С. 75-85.
[xvi] Это французское слово использовал также в своемстихотворении «Безумцы» П.-Ж.Беранже, которое И.М.Дебу процитировал в своем«Наброске письма о теории Фурье»: «И во главе их стоит величественный генийФурье, Фурье, qui dit
… sort de lafange,
Peuple enproie aux déceptions!
Travaille,groupe par phalange,
Dans uncércle d’attractions.
(который говорит: «…выходит из ничтожества народ, бывший жертвой заблуждений, работает, соединившисьфалангами, окруженный притяжениями – Беранже. Безумцы) (Дело петрашевцев. М.;Л., 1951. Т.III. С. 47).
[xvii] Петрашевский М.В. Краткий очерк основных началсистемы (учения) Фурье. С. 79, 80. Фурьеристский смысл, несколько схожий сосмыслом слова «фаланга», имеет в языке Достоевского слово «ассоциация»: «Я многообязан в этом деле моим добрым друзьям Бекетовым, Залюбецкому и другим, скоторыми я живу Нашлась квартира большая, все издержки, по всемчастям хозяйства, все не превышает 1200 рублей ассигнациями с человека в год.Так велики благодеяния ассоциации!» (28/1, 134). Ср. у Петрашевского: «чем вышеи совершеннее общественное развитие, тем более предметов о б щ е г о
п о л ь з о в а н и я, об щ е г о в л а д е н и я(коммунистических учреждений), или тем дешевлепользованье ими с к л а д ч и н н о (par association, как, например, плата заместа в театре)» (Там же. С.95), «коммунизм – есть общее владение илипользование собственностью. Ассоциация – договор товарищества» (Делопетрашевцев. Т. I. С.27), «Петрашевский сказал, что так как он фурьерист, то ужпо одному этому знает пользу всякой ассоциации» (Там же. С.347).
[xviii] Дело петрашевцев. Т. II. С.308, 313, 314, 317, 322.Встречается оно и у Герцена, причем даже применительно к самим петрашевцам: «В1849 году новая фаланга героических молодых людей отправилась в тюрьму, аоттуда на каторжные работы в Сибирь» (Герцен А.И. О развитии революционных идейв России // Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т.7. С.253, 123). Посколькупо-французски это сочинение Герцена было напечатано еще в 1851 и 1853 годах, ономогло быть известно Достоевскому в период работы над «Селом Степанчиковым».
[xix] Мостовская Н.Н. Село Степанчиково и его обитатели. С.226.
[xx] Если в этой главе слова о «всеобщем счастьи», разумеется,иронический эвфемизм, а в действительности Опискин всего лишь благословляет набрак Ростанева и Настеньку, то во «Вступлении» к первой части «СелаСтепанчикова» говорится о том, как Фома, прославившись, наконец, «пойдет вмонастырь и будет молиться день и ночь в киевских пещерах о счастии отечества»(3, 13),
[xxi] Мотив «всеобщегосчастья» обыгрывается в этой главе неоднократно: «Но еще и пяти минут не прошлопосле всеобщего счастья, как вдруг между нами явилась Татьяна Ивановна. Какимобразом, каким чутьем могла она так скоро, сидя у себя наверху, узнать пролюбовь и про свадьбу? Она впорхнула с сияющим лицом, со слезами радости на глазах,в обольстительно изящном туалете (наверху она-таки успела переодеться) и прямо,с громкими криками, бросилась обнимать Настеньку» (3, 151), «- Ничего, ничего!- благосклонно проговорил Фома, — пригласите и Коровкина; пусть и он участвуетво всеобщем счастье» (3, 156).
[xxii] Гоголь Н.В. Соч. и письма. СПб., 1857. Т. IY. С.420.
[xxiii] Ср.: «Многим казалось несбыточною мысль, чтобы опыт вмалом виде мог привести к цели распространения всеобщего благоденствия», «ненужно подражать заговорщикам Западной Европы. А стараться мирным изучениемсистемы Фурье содействовать счастию человечества»), «он (Фурье – С.К.) возбудилво мне какой-то энтузиазм именно потому что обещает счастие и благоденствиевсему роду человеческому» » (Дело петрашевцев. Т.II. С.216, 329, 440).
[xxiv] «Не находя ничего достойным своей привязанности – нииз женщин, ни из мужчин, – я обрек себя на служение человечеству, и стремлениик общему благу заменило во мне эгоизм и чувство самосохранения…»; «необходимо, чтобывсякое существо выполняло его назначение – для сохранения общей гармонии» (Делопетрашевцев. Т. I. С. 540-546, 119). Первая цитата взята из статьиПетрашевского «О значении образования в отношении благосостояния общественного»(курсив мой – С.К.)…
[xxv] Дело петрашевцев. Т.II. С. 164.
[xxvi] Эта газета упоминается в «Селе Степанчикове» еще раз.О нотациях Опискина Ростаневу по поводу вступления последнего в брак сказано:«представьте себе десять страниц формата “Journal des Débats”, самоймелкой печати, наполненных самым диким вздором, в котором не было ровно ничегооб обязанностях, а были только самые бесстыдные похвалы уму, кротости, великодушиюи бескорыстию его самого, Фомы Фомича» (3, 158).
[xxvii] «В кофейняхИзлера и Доминика, – рассказывал А.И.Герцен, — публика вырывала друг у другагазеты; собирались в группы и кто-нибудь громко читал известия, потому что нехватало терпения ждать своей очереди» (Герцен А.И. Петрашевский // Полн. собр.соч. и писем. Под ред. М.К. Лемке. М., 1926. Т.6. С. 511).
[xxviii] ЧернышевскийН.Г. Собр. соч.: В 15 т. М., 1939. Т.1. С. 59, 66. Подробнее на эту тему см.:Ляцкий Е. Н.Г.Чернышевский и Ш.Фурье // Современная мысль. 1909. Т. XI. С.147-187.
[xxix] Дело петрашевцев. Т. I. C.82-83.
[xxx] Там же. С.92-93.
[xxxi] Дело петрашевцев. Т. II. С.212.
[xxxii] Дело петрашевцев. Т. III. С. 169. Аналогичным образомоб этой газете отзывался и Сен-Симон еще в «Письмах к американцу» (1817): «Естьодин факт, доказывающий, что эти ретроградные взгляды имеют большое значение вобщественном мнении, что они играют более важную роль, чем воображают те, ктопридерживается либеральных взглядов. Journal des Débats, взглядыкоторого имеют, несомненно, ретроградное направление, располагает во Франциинаибольшим числом подписчиков» (Сен-Симон А. Избр. соч. Т. 1. С.320).
[xxxiii] Карманный словарь иностранных слов, вошедших в составрусского языка, издаваемый Н.Кирилловым. СПб., 1846. Вып. 2. С. 212-215.
[xxxiv] Петрашевцы в воспоминаниях современников. Сборникматериалов. Сост. П.Е.Щеголев. М.; Л., 1926. С. 105. ВоспоминанияК.Веселовского были напечатаны только в 1900 г. (Веселовский К. Воспоминания о некоторых лицейских товарищах (Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский) //Русская старина. 1900. Сентябрь. С.449-456). Однако эта «пропагандистская»деятельность Петрашевского, давшая Веселовскому основание заключить, что«Петрашевский в роли пропагандиста фурьеризма осуществил в себе, в иной рамке иtoute proportion gardee, комический тип, сродный тому, какой создан Сервантесомв его бессмертном “Дон-Кихоте” (Петрашевцы в воспоминаниях современников. Сб.материалов. М.; Л., 1926. С.105), могла быть известна Достоевскомунепосредственно от Петрашевского или других петрашевцев. Например, о пропагандеперед петербургскими дворниками «равноправия их с господами» свидетельствовалтакже и князь Д.А.Оболенский (Оболенский Д.А. Наброски из прошлого//Исторический вестник. 1893. № 12. С.660). Во всяком случае Достоевский точнознал о такой «пропагандистской» деятельности Петрашевского. В черновыхнабросках к предполагавшейся переработке «Двойника» читаем: «На другой день г-нГолядкин идет к . Застает, что тот человек читает дворникуи мужикам своим систему Фурье, и уведомляет его, что тот донесет» (1, 435).
[xxxv] А.Н.Майков восклицает по поводу Петрашевского: “vivefarceur” (о, лицедей! – фр.) за то, что тот «придавал своим пятницам видкаких-то заседаний» и даже председательствовал с колокольчиком, а Майков сбратом «часто смеялись над ними» (18, 193). Перевод французского выраженияисправлен по: Ф.М.Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1990.Т. 1. С. 256.
[xxxvi] Такое же отношение Достоевского к Петрашевскомузафиксировали и современники – например, С.Д.Яновский: «Бывая постоянно у Петрашевского,он не стеснялся высказывать многим из близких своих приятелей его неуважение кПетрашевскому, причем обыкновенно называл его агитатором и интриганом» (Там же.Т. 1. С. 250).
[xxxvii] Миллер О.Ф. Материалы для жизнеописания Ф.М.Достоевского.Биография, письма и т.д. Пб., 1883. С.89. Под «Икарийской коммуной», очевидно, имеласьв виду коммуна, описанная в книге Этьена Кабе “Voyage en Icarie” (Paris, 1840),вышедшая в 1848 г. пятым изданием и тогда же запрещенная цензурой. Роман этотнеоднократно упоминается Петрашевским и петрашевцами. См.: Дело петрашевцев. Т.I. С. 89, 370, 563; Т. III. С.143.
[xxxviii] Егоров Б.Ф. Петрашевцы. Л., 1988. С. 26.
[xxxix] Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т.7. С.253 (пер.; фр.подлинник – с. 123).
[xl] См.: Поэты-петрашевцы. Вступ. ст., подг. текста ипримеч. В.В.Жданова. М.; Л., 1966.
[xli] А.И.Пальм вспоминал позднее, что Львов критиковал егоабстрактно-романтические стихи: «…он строго порицал неточность моих выражений, осмеивалпоэтические вольности и туманность мысли, преследовал даже такие излюбленныетогдашними поэтами словечки, как “сны”, “грезы”, “мечты”, советуя заменять ихпросто словом “мысли” или, пожалуй, “думы”» (Пальм Ал. Федор Николаевич Львов.Из старых воспоминаний // Новое время. 1885. 4 июня. С.2).
[xlii] Егоров Б.Ф. Петрашевцы. С. 54.
[xliii] Там же. С. 57. Иногда такое совместное проживание вкругах, близких к петрашевцам, называли «фаланстерами»: «Я был приятелем сдвумя товарищами – Барановским Н.И. и Головинским-старшим, которые только чтоокончили курс и поселились в 16-й линии В.О., в особом помещении, которое ониназывали фаланстером, потому что они хотели проводить фурьеристские тенденции вжизнь. В фаланстере я видел некоторых петрашевцев; помню Филиппова, Достоевского Фаланстер Головинского и Барановского был нечто подобное коммунам, устраивавшимсявпоследствии в шестидесятых годах. Это был дом коммунаров на шесть или восемьчеловек» (Петрашевцы и их время в воспоминаниях Н.П.Балина // Каторга и ссылка.1930. № 2. С.87-88).
[xliv] В качестве одного из самых ярких доказательствГроссман указал на следующее совпадение характеристик Фомы в «СелеСтепанчикове» и Белинского в письмах Достоевского: «”Какое у него лицо, у п а рш и в и к а”, — говорит о Фоме Опискине помещик Бахчеев (см. стр. 56). Терминэтот буквально повторен Достоевским в его характеристике Белинского: “Это былтолько п а р ш и в и к – и больше ничего” (письмо А.Н.Майкову 11/23 декабря 1868 г.)» — 28 2, 328 (Гроссман Л.П. История создания и публикации “Села Степанчикова”. C.221).
[xlv] Ср.: «потому что родитель твой был столбовой дворянин,неведомо откуда, неведомо кто» (3, 24) и «Белинский был вовсе не gentilhomme, — о, нет! (Он бог знает от кого происходил. Отец его был, кажется, военнымлекарем)» (21, 9-10.)
[xlvi] Чтобы понять, как пародия на Гоголя моглаодновременно быть и пародией на Петрашевского и петрашевцев вспомним, что, например,устойчивую ассоциацию с поздним Гоголем вызывало у Н.Г.Чернышевского чтениеФурье: «Притязания его (Фурье) так ограничены, явно случайны и несамостоятельны,и многое в этих томах так отзывается рассуждениями сумасшедшего Гоголя», «Фурьесвоими странностями и чудным беспрестанным повторением одного и того же как-тоотвращает, но между тем виден во всем ум решительно во всем новый, вездеделающий не то, что другие – если можно с чем сравнить это его свойство, что обовсем говорит не так и не то, как другие, и так спокойно, так это с «Запискамисумасшедшего» Гоголя – вещи бог знает какие и высказывает их человек такуверенно», «II том (Фурье – С.К.) так отзывается рассуждениями сумасшедшего уГоголя (Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1939. Т. 1. С. 111, 189,195).
[xlvii] «Наконец, становится известно, что все это былопростым фарсом, декорацией, лишним парадом, устроенным государем». –рассказывал о казни петрашевцев А.И.Герцен (Герцен А.И. Петрашевский. С. 517).
[xlviii] Впрочем, Достоевскому, несомненно, был известенрецепт прямого и явного пародирования Петрашевского и фурьеризма – драмаА.А.Григорьева «Два эгоизма» (1845).
[xlix] В тексте второго тома «Мертвых душ» обнаруживаютсяследы прямой полемики с критиком, в том числе и с его «зальцбруннским» письмомк Гоголю. Ее можно, в частности, видеть в речах Костанжогло о том, насколькокрестьянским детям нужна грамотность (см.: YII, 199). Это ответ Гоголя, вчастности, на слова Белинского из письма к нему: «в Вашей книге Вы утверждаетекак великую и неоспоримую истину, будто простому народу грамота не только неполезна, но положительно вредна» (Белинский В.Г. //Полн. собр. соч. М., 1956. Т. X. С.216). Что касается социалистических идейвообще, то в образе Кошкарева Гоголь, как известно, дал их прямое развенчание.
[l] Именно за чтение переписки, а не только письмаБелинского к Гоголю, как указывали многие исследователи. Достоевский ранеечитал эту переписку на одном из вечеров С.Ф.Дурова, причем дважды в один день.См.: 18, 126, 146, 158, 178, 180, 181 186; Дело петрашевцев. Т. II. С.203, 226;Т.III. С.201, 246. 249, 274). Согласно «Показаниям А.Н.Плещеева по вопроснымпунктам» 1849 г., июня 17, в присланной им Достоевскому «переписке» «вместе списьмом был и ответ Гоголя Белинскому» (Дело петрашевцев. Т. III. С.313).Н.А.Момбелли, сознавшийся на следствии в том, что «Переписку Гоголя с Белинскимотдал переписывать военному писарю» свидетельствует, что полученный им «на одинтолько день» список представлял собой «тетрадь, в которой помещены были дваписьма Гоголя и одно Белинского» (Дело петрашевцев. Т. I. C. 230).
Список литературы
[li] Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. XIII. C.326-328.
[lii] Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. X. С.212.
[liii] Там же. С. 214. Криптопародийность по отношению кБелинскому отчасти, по-видимому, смыкается с тем «воспроизведением в сниженном,шаржированном виде образа идейного искателя, “скитальца” “лишнегочеловека” рудинского типа», о котором писала Л.М.Лотман («Село Степанчиково»Достоевского в контексте литературы второй половины XIX века. С. 161).
[liv] Похождения Чичикова, или Мертвые души. ПоэмаН.В.Гоголя. Том второй (5 глав). С. 87-88; см. также: Гоголь Н.В. Полн. собр.соч. Т. YII. C. 51.
[lv] Похождения Чичикова, или Мертвые души. С. 24. В этомиздании между страницами 24 и 25 имеется иллюстрация, на которой изображен«Приказчик-баба», а под этой подписью приведен текст Гоголя: «Тентетниковувидел на месте, что приказчик был точно баба и дурак…».
[lvi] Виролайнен М.Н. Фома Опискин и Иван Грозный. С. 142
[lvii] См. подробнее: Кибальник С.А Художественная философияПушкина. СПб., 1998. С. 112-122.
[lviii] Ф.М.Достоевский в воспоминаниях современников. Т.1.Там же. С.210.
[lix] Там же. С.248, 251.
[lx] Альминский П. Алексей Свободин. Семейная история впяти частях. СПб., 1873.
[lxi] У Достоевского было четкое ощущение того, что «людисороковых годов» отличались от деятелей последующих десятилетий. Этоподтверждается следующими примерами употребления этого понятия: «это лишь мечтаодного из русских людей нашего времени, сороковых годов, бывшихпомещиков-прогрессистов, страстных и благородных мечтателей рядом с самоювеликорусскою широкостью жизни на практике» (22, 111); «по симпатиям я вовсе не60-х и даже не сороковых годов» (30 1, 400); «какой это герой: это идеалистсороковых годов, даже, может быть, смешной, неумелый, ибо думал, что одниммельчайшим частным случаем может побороть всю беду» (22, 25); «я ненавидел егокрасивое, но глупенькое лицо и развязно-офицерские приемы сороковыхгодов» (5, 136). Из этого становится ясным, что в выражение «люди сороковыхгодов» Достоевский вкладывал в первую очередь понятие «благородные мечтатели, наивныеромантики и односторонние идеалисты».
[lxii] Внутренним эпиграфом к повести, возможно, дляДостоевского служили слова Гоголя из его письма к Белинскому, написанные вответ на его обвинительное письмо: «Наступающий век есть век разумногосознания: не горячась он взвешивает все, приемля все стороны к сведенью, без чегоне узнать разумной середины вещей. Он велит нам оглядывать многостороннимвзглядом старца, а не показывать горячую прыткость рыцаря прошедших времен; мыребенки перед этим веком. Поверьте мне, что и вы, и я виновны равномерно передним. И вы, и я перешли в излишество» (Гоголь Н.В. Письмо В.Г.Белинскому. 10августа 1847 г. // Полн. собр. соч. М., 1952. Т. XIII. С.361). О пагубностиодносторонности и несовместимости ее с подлинным христианством Гоголь писал и в«Выбранных местах…». См.: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 8. С.297.
[lxiii] Именно так определяли господствующие направления вофранцузском утопическом социализме некоторые из петрашевцев. См., например:Изложение социалистических систем, сделанное Ястржембским по требованияСледственной комиссии // Дело петрашевцев. Т. II. C. 207-208. Увлекавшиеся впервую очередь идеями Фурье, петрашевцы нередко выделяли его теорию в особоенаправление. Так, Н.С.Кашкин показывал, что «считал идеи Фурье противоположнымиидеям социалистов и коммунистов» (Показания Н.С.Кашкина по вопросным пунктам //Дело петрашевцев. Т. III. С.171), а К.И.Тимковский «предлагал разделить мир надве части, отдав одну часть на опыт фурьеристам, а другую коммунистам» (Делопетрашевцев. Т. I. C. 334).
[lxiv] А.Сен-Симон понимал под «ассоциацией» новуюсоциальную структуру, построенную на основе взаимной выручки и услуг, согласованияинтересов богатых и бедных к выгоде всех и для обеспечения материального идуховного благосостояния наиболее многочисленного и необеспеченного класса, ивидел в ней, следовательно, основу будущего общественного строя. См.: ВолгинВ.П. Социальное учение Сен-Симона // Сен-Симон А. Избр. соч. Т. 1. С. 54.
[lxv] Ср., например, оставшиеся нереализованными планыПетрашевского, Н.А.Спешнева и Н.А.Момбелли «о соединении в товариществовзаимной помощи противу неудач и несчастий в общественной жизни», в ходеобсуждения которых Петрашевский говорил, что «так как он фурьрист, то уж поодному этому знает пользу всякой ассоциации» (Дело петрашевцев. Т. I. C. 347).
[lxvi] Между прочим, Ростанев – лишь слегка усеченная полнаяанаграмма слова «равенство» (в женском варианте – в случае, например, Настеньки,если бы она, как это было тогда принято, взяла фамилию мужа, – эта анаграммастановится полной).
[lxvii] Это наблюдение стоит поставить в один ряд сутверждением Л.М.Лотман: «Поклонение семейства Ростанева Фоме Опискину носитхарактер культа, и весь быт Степанчикова напоминает быт своего рода обители, монастыря:застольные “благочестивые” беседы, проповеди, «послушание», котороенакладывается на того или другого “провинившегося” домочадца и самого хозяина»(Лотман Л.М. «Село Степанчиково» Достоевского в контексте литературы второйполовины XIX в. С. 161).
[lxviii] Ср. небезосновательное утверждение Петрашевского отом, что «социализм есть доктрина космополитическая, стоящая вышенациональностей – для социалиста различие народностей исчезает, есть тольколюди» (Дело петрашевцев. Т. I. С. 95).
[lxix] «Строй, провозглашенный экономистами, назван строемэгоизма, или аристократическим, строй, провозглашенный Руссо, — строемравенства Неравенство в распределении собственности и властипорождает всевозможного рода беспорядки, на которые резонно жалуются девятьдесятых населения цивилизованных стран. Из этих наблюдений следовалозаключить, что только неравенство является постоянно действующей причинойпорабощения народов и что до тех пор, пока это неравенство существует, длямногих людей, человеческое достоинство которых унижено нашей цивилизацией, осуществлениеих прав будет оставаться почти иллюзорным. Таким образом, уничтожение этогонеравенства – задача добродетельного законодателя – вот принцип, вытекавший изразмышлений Комитета. вся собственность, сосредоточенная нанациональной территории, едина; она неизменно принадлежит народу, который одинтолько вправе распределять пользование ею и ее плодами. Такаямногочисленная ассоциация людей, рассеянных по столь обширной территории, требуетиного рода функций, без которых братский союз, крепко сплачивающий все частиреспублики, был бы нарушен, и излишек одного округа оказался бы бесполезным длянего и не приносил бы пользы другим», “Собственность, — заявил он (Бабеф –С.К.), — является причиной всех бедствий на земле. Проповедью этой доктрины, давнопровозглашенной мудрецами, я хотел снова привязать к республике населениеПарижа, уставшее от революций, павшее духом вследствие несчастий и почти р о ял и з и р о в а н н о е вследствие происков врагов свободы» (Буонаротти Ф.Заговор во имя равенства. М., 1963. Т. 1. С.78, 81, 163, 295, 304. Т. 2. С.59).Ср. также заголовки некоторых разделов: «Законодательство равенства и законыпереходного периода», «Вся собственность имеет одного владельца: онапринадлежит народу», «Равенство в пользовании благами», «Равное распределениебогатств», «Бабеф защищает общность имуществ» (Там же. Т.1. С. 294, 295, 301, 304.Т. 2. С.59).
[lxx] Сен-Симон А. Новое христианство // Избр. соч. М.; Л.,1948. Т. 2. С. 419.
[lxxi] Сен-Симон А. Взгляд на собственность изаконодательство // Избр. соч. М.; Л., 1948. Т. 1. С. 355, 361. Говоря оповести Достоевского «Бедные люди», В.Е.Ветловская отметила: ««Главное злосуществующих обществ Достоевский видел не в бедности, а в неравенствесостояний. В этом смысле ему были ближе коммунистические системы, а не системыСен-Симона и Фурье, сохранявших неравенство в планах будущей всеобщей гармонии»(Ветловская В.Е. Идеи Великой Французской революции в социальных воззренияхмолодого Достоевского // Великая Французская революция и русская литература.Отв. ред. Г.М.Фридлендер. Л., 1990. С.299). По всей видимости, применительно кпериоду создания «Села Степанчикова» справедливым было бы скореепротивоположное утверждение.
[lxxii] Сен-Симон А. Об общественной организации // Избр.соч. Т. 2. С. 318.
[lxxiii] Кабе Э. Путешествие в Икарию. Философский исоциальный роман. М.; Л., 1935. Т. 1. С. 4.
[lxxiv] Там же. С.5.
[lxxv] Там же. С.74. Эти теоретические представления былираспространены и среди русских социалистов. Так, например, В.Г.Белинский вписьме к В.П.Боткину от 8 сентября 1841 г. восклицал: «Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда большая часть и не подозревает о еговозможности? Не хочу я его, если оно у меня не общее с меньшимибратьями моими!» (Полн. собр. соч. Т. 9. С.482, 483; выделено мной – С.К.).
[lxxvi] Сен-Симон А. Избр. соч. Т. 1. С. 119.
[lxxvii] Сен-Симон А. Новое христианство // Избр. соч. Т. 2.С. 411.
[lxxviii] Сен-Симон А. Письма женевского обитателя // Там же.Т.1. С. 126.
[lxxix] Сен-Симон А. Рассуждения литературные, философские ипромышленные // Там же. Т. 2. С. 329.
[lxxx] Сен-Симон А. Отеории общественной организации // Там же. Т. 1. С. 452.
[lxxxi] Сен-Симон А. Катехизис промышленников // Сен-Симон А.Избр. соч. Т. 2. С.255.
[lxxxii] Повествователь сообщает о Ростаневе: «онвоспламенился до крайности и уже совсем потерял способность хоть как-нибудьзаметить, что новый друг его – сластолюбивая, капризная тварь, эгоист, лентяй, лежебок– и больше ничего» (3, 15). Это место кажется как будто направленным противутопических социалистов. Ср., его, например, со следующим фрагментом романаКабе: « – А лентяи? – Лентяи? – Мы таких не знаем… Как могут они быть, когдатруд так приятен, когда праздность и леность у нас в такой же степени позорны, какворовство в других местах? – Следовательно, не правы те, кто говорит, как яслышал, что всегда будут пьяницы, воры и лентяи? – Они правы по отношению ксоциальной организации этих стран; но это неверно по отношению к организацииИкарии» (Кабе Э. Путешествие в Икарию. С.192).
[lxxxiii] Сен-Симон А. Письма к американцу // Избр. соч. Т.1.С.333. Любопытно, что, потеряв свое состояние, Сен-Симон сам в течение двух летжил за счет своего бывшего слуги, приобретшего во время службы у него некотороесостояние. Об этом сам Сен-Симон писал во фрагментах своей автобиографии: «Япринял предложение этого честного человека и переехал к нему; я жил у него двагода, и в течение этого времени он с полной готовностью удовлетворял все моипотребности и покрывал значительные издержки на печатание моей работы»(Сен-Симон А. Жизнь Сен-Симона, описанная им самим // Избр. соч. Т. 2. С. 98). Впервые: Oeuvres de Saint-Simon…. publiees en1832, par Olinde Rodriguez. Paris, 1841. См. также: Сен-Симон А. Избр. соч. Т. 1. С. 455-456 (комментарии Л.С.Цетлина). Фигураразбогатевшего слуги Сен-Симона Диара могла послужить отдаленным прототипом дляобраза Мизинчикова (ср. финал повести).
[lxxxiv] Кабе Э. Путешествие в Икарию. С.6.
[lxxxv] Герцен полагал, что в то время как «неясный, религиозныйи в то же время аналитический сен-симонизм удивительно хорошо подходил кмосквичам. Изучив его, они совершенно естественно переходили к Прудону, так же,как от Гегеля – к Фейербаху», «петербургской учащейся молодежи больше подходитфурьеризм, нежели сен-симонизм. Фурьеризм, который стремился к немедленномупретворению в жизнь, требовал практического приложения, который тоже мечтал, ноосновывал свои мечты на арифметических выкладках и скрывал свою поэзию подименем промышленности, а любовь к свободе – под объединением рабочих в бригады,– фурьеризм должен был найти отклик в Петербурге (Герцен А.И. О развитииреволюционных идей в России // Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 253).
[lxxxvi] Скепсис этот, следовательно, совсем другой природы, чемтот, который Гоголь выразил в заключительной главе первого тома «Мертвых душ» вобразе Кифы Мокиевича и был связан, в частности, со склонностью московскихславянофилов к абстрактной философии и одновременно к порой чересчур ревнивомупатриотизму.
[lxxxvii] Реплику Опискина: « – Ученый! – завопил Фома, – такэто он-то ученый? Да ты сколько знаешь, я всемерно столько забыл! воткакой ты ученый!» – нужно рассматривать в контексте романа, то есть в связипрежде всего со словами Ростанева Сергею: «Про тебя услыхал, что ученый, – этоя виноват: погорячился, разболтал! – так сказал, что нога его в доме не будет, еслиты в дом войдешь. “Значит, говорит, уж я теперь для вас не ученый”. Вот бедабудет, как узнает теперь про Коровкина!» (3, 56).
[lxxxviii] Фурье Ш. Новыйхозяйственный и социетарный мир // Избр. соч. М., 1954. Т. 4. С.177-178.
[lxxxix] Кабе Э.Путешествие в Икарию С. 230.
[xc] Сен-Симон А. Письмак американцу // Избр. соч. Т. 1. С.313. Между прочим, Сен-Симон полагал, что«Французскую революцию вызвала определенная страсть. Революцию может окончитьлишь другая страсть». Под этой первой страстью он имел в виду «страсть кравенству», «и люди, принадлежащие к последнему классу, были склонны большевсех в силу своего невежества, как и в силу своего интереса неистово отдатьсяей» (Там же. С. 312).
[xci] Ветловская В.Е. Идеи Великой Французской революции всоциальных воззрениях молодого Достоевского // Великая Французская революция ирусская литература. Отв. ред. Г.М.Фридлендер. Л., 1990. С.302.
[xcii] Там же. С.305.
[xciii] Oeuvres de S.-Simon et d’Enfantin. V. XIII (I). P. 178. Как о лучшем способеантиреволюционной агитации некоторые петрашевцы писали и о сочинениях Фурье.Так, К.М.Дебу называл его «нравственным утопистом, до которого никто такубедительно, так красноречиво, с таким благородным негодованием не доказал всехпагубных результатов всех возможных революций или идей, ведущим к оным» (Делопетрашевцев. Т. II. С. 72).
[xciv] В критике социалистов как в «Селе Степанчикове», таки в «Бесах» Достоевский мог не только отталкиваться, но и опираться нафранцузских утопических социалистов. Так, например, Сен-Симон, в частности, писал:«Представьте себе многочисленный караван, который говорит своим начальникам:“ведите нас туда, где нам будет лучше всего”. С этого момента начальникикаравана – всё, а караван – ничто, он идет вслепую, так как для того, чтобытакого рода путешествие могло продолжаться хотя бы только 24 часа, необходимо, чтобыкараван имел неограниченное доверие к своим начальникам, оказывал им совершеннопассивное повиновение. Поэтому он всецело находится во власти ихнедобросовестности и невежества. Он оставляет за собой лишь право заявить, чтотакая-то пустыня, куда его приведут, ему не нравится и что его нужно вести вдругое место, но это право может повести только к тому, что он подвергнетсяцелому ряду экспериментов, которые не принесут ему никакой пользы до тех пор, покаон будет предоставлять своим начальникам определять цель путешествия»(Сен-Симон А. О теории общественной организации // Избр. соч. Т. 1. С. 443).
Для подготовки даннойработы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru