Реферат
на тему: «Тема ГУЛАГа в русскойлитературе
и литература 50-90-х годов»
ТЕМА ГУЛАГа В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
После победы Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны в России набирало обороты истребление свободной мысли, продолжалиськазни, изгнания из страны, слежка, засилье чиновников и канцелярий, смолкнул«веселия глас», закатилось «солнце разума», человек (независимо от положения вгосударственной пирамиде) стал послушным орудием в руках чьей-то беспощаднойволи для насилия над другими рабами. Ситуация беспредела, тоталитаризмаохватила все сферы жизни страны.
Насильственная коллективизация уничтожила русскую деревню,превратила крестьян в рабов (М. Шолохов, А. Платонов, Б. Можаев, С. Залыгин).Под сенью мертвого древа тоталитарного режима жила и умерла Настя («Котлован»),вынашивал свои скорбные мысли маленький человек («Сокровенный человек»), рукамипослушных Шариковых и Латунских истреблялась наука, поэтическое слово. «Вихорьчерный» раскидывал нации, семьи в разные стороны. К 30-м гг. страна приняластрашный облик всеобщей казармы, где все регламентировалось: как жить, кактрудиться, что петь, что говорить, о чем думать. О.Мандельштам назвал эти годы веком-властелином, веком-зверем, веком-волкодавом,веком ночи и неправды. Идеологом века-волкодава, его вдохновителем и страшныморудием был И. В. Сталин.
Еще в начале XX в. Блок написалпророческие строки:
Дремлют гражданские страсти:
Слышно, что кто-то идет.
— Кто ж он, народный смиритель?
— Темен, и зол, и свиреп:
Инок у входа в обитель
Видел его — и ослеп.
Он к неизведанным безднам
Гонит людей, как стада...
Посохом гонит железным.
— Боже! Бежим от суда!
Режим Сталина действительно оказался «темен, и зол, исвиреп»: раздавил оппозиционные группы внутри партии, уничтожил инакомыслящуюинтеллигенцию, разрушил церковь, посадил за решетку несколько миллионовчеловек, наладил механизм фальсификации исторических документов, организовал повсей стране спецлагерь (ГУЛАГ) для своих соотечественников, перед «которыммеркнут все Освенцимы и Бухенвальды»… (Д. Л. Андреев, книга «Роза мира».)
Как реакция на тоталитаризм и сталинизм в нашем отечествесложилась великая литература, написанная кровью и продиктованная совестью.
Поэма А.Т. Твардовского «По праву памяти». Александр Трифонович Твардовский(1910— 1971) родился на Смоленщине в семье крестьянина. В 14 лет комсомолец иселькор, позже — студент Смоленского педагогического института, он, когда еговызвали по делу раскулачивания отца, заявил, что с «семьей не проживает иидейно с ней не связан». Отказавшись от отца и братьев, Твардовский всю жизньочень тяжело переживал свое предательство. Написанная в конце 60-х гг. поэма«По праву памяти» — исповедь, покаяние, суд не над Временем, а над своимиошибками юности и неспособностью противостоять веку-волкодаву. Остраясопричастность национальной жизни — всегда признак настоящей поэзии, особенноесли она пропущена через суд совести и личной ответственности запроисходящее. Он, поэт, считал своим долгом вернуть народу память о том,что было: ведь если лишить народ памяти, оборвется связь поколений, возникнетвражда внуков и детей к дедам и отцам («забыть, забыть велят безмолвно, хотят взабвенье утопить живую быль...»).
Лирический герой поэмы вюности мечтал «не лгать, не трусить, верным быть народу», «а если — то и жизньотдать» и не предполагал, что за его спиной уже начиналась «метелица сплошная».«Детям» предлагалась анкета о родственниках («Кем был до вас еще на свете отецваш, мертвый иль живой?»). И дети отрекались от отцов («То был отец, то вдругон — враг»), совершая отцеубийство словом. Страшна и участь детей, такназываемых кулаков, которым предстояло жить с клеймом «кулацкого отродья»,«кулацкого сынка». И в этом — одна из причин лжесвидетельства на «отцов», имякоторой страх. Кто виноват в трагедии народа, по Твардовскому? Не толькоСталин, но и сами люди, загипнотизированные страхом и собственным конформизмом.Основная идея поэмы «По праву памяти», обращенной к современникам и потомкам, —не дать убаюкать свою память, ибо, не зная уроков прошлого и не поклонившисьпраху его жертв, мы не готовы к будущему. Не смещайте интересы с гражданскойоси и не давайте невозмутимому спокойствию проникнуть в вас: «Без нас, мол,обойдутся» — вот завет Твардовского — великого поэта и гражданина.
Поэма А.А. Ахматовой «Реквием». В середине 30-х гг. в лирике Ахматовой все громче звучит мотивосиротевшей матери, который достиг своей вершины в поэме «Реквием». ЛидияГинзбург вспоминает, что после ареста сына Ахматова «жила как завороженнаязастенком», читая шепотом стихи из «Реквиема». Она просила запомнить их, аклочок бумаги, на котором они были записаны, тут же сжигала. «Это был обряд:рука, спичка, пепельница — обряд прекрасный и горестный». Поэма писалась в1934— 1940 гг. и в начале 60-х. Кажущаяся нецельность объясняется не толькоразорванным во времени написанием, но и многообразием ритмов, в художественныхцелях использованных Ахматовой. Но тема поэмы одна — судьба многихматерей России, изо дня в день простаивавших перед тюрьмами в многочасовыхочередях с передачами для детей, арестованных носителями режима. В «Посвящении»к поэме Россия предстает длинной очередью перед «каторжными норами» тюрем с ихпостылым скрежетом ключей и тяжелыми шагами охранников:
Подымались, как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
«Вступление» в поэму рисует образ смерти, нависшей надкорчившейся «под кровавыми сапогами и под шинами черных марусь» Русью.Возникает образ «темной горницы» с плачущими детьми, а вся главка ритмом стиховнапоминает народный плач («Уводили тебя на рассвете, // За тобой, как навыносе, шла...»). Вторая главка — как колыбельная сыну — добрая, ласковая позвучанию, но с трагической развязкой:
Тихо льется тихий Дон, Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень. Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна, Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне.
Кульминация поэмы — главка «Распятие», эпиграфом к нейАхматова взяла слова из канона, читаемые на утрене Великой Субботы, — обращениеИисуса Христа к деве Марии — своей матери: «Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи».
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Эти строки как бы воспроизводят композицию иконы «Распятие»:крест с распятым Христом, Мария Магдалина, из которой Иисус изгнал семь бесов,любимый ученик Иоанн Богослов, единственный из апостолов свидетель казни;скорбная, молчащая мать. Здесь личное (арест сына) соединяется собщенациональным (трагическая история России) и вечным (Богородица). Библейскиеобразы позволили Ахматовой раздвинуть временные и пространственные рамки поэмы,показать, что и силы Зла, обрушившиеся на страну, и горе матерей, и окаменелоестрадание сыновних глаз — все это соотносимо с общечеловеческими трагедиями.Библейский масштаб помог ей измерить трагедию 30-х гг. самой крупной мерой. Аголос поэта стал голосом всего русского народа.
«Колымские рассказы» В.Т. Шаламова (1907—1982). В стихотворении,посвященном Б. Пастернаку, В. Шаламов, проведший в заключении девятнадцать лет,писал о жизни в лагере: «Рукой обламывал я слезы», «Я мял в ладонях, полныхстраха, седые потные виски», «Я пил, как зверь, лакая воду».
«Неужели эти пытки, — спрашивал он, — подарила мне моя земля?Неужели есть такая вина, чтобы человека подвергнуть такой казни — обесчеловечивания,превращения в зверя?»
Все, о чем написал Шаламов в «Колымских рассказах», былопережито им. Не потому ли он отказался от традиционного художественногоповествования в пользу документальности, простоты, лаконизма? «А в документе, —считал писатель, — во всяком документе течет живая кровь времени». Он самназвал главную тему творчества— «судьба и время», сам обозначил его пафос:«Каждый мой рассказ — пощечина по сталинизму. Пощечина должна быть короткой извонкой».
Названия рассказовреалистичны: «В бане», «Протезы», «Утка», «Ягоды» (сравним с названиями уАндреева: «Стена», «Бездна», «Красный смех» — все символы). «Читатель XX столетия не хочет читать выдуманныеистории, у него нет времени на бесконечные выдуманные судьбы» — это писательскоекредо Шаламова. И в рассказе «Надгробное слово» он обрушивает начитателя реальные имена узников Колымы. Умер Иоська Рюмин — простой«работяга»… умер Дмитрий Николаевич Орлов, бывший референт Кирова… умерэкономист Семен Алексеевич Шейнин… добрый человек… умер Иван ЯковлевичФедяхин, волоколамский крестьянин, организатор первого в России колхоза… умерДерфель, французский коммунист, член Коминтерна… Неторопливо, без экзальтациитечет надгробное слово и завершается словами Володи Добровольцева (узникиобсуждали в рождественский вечер, хочется ли им вернуться домой): «А я… хотелбы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда ябы нашел в себе силу плюнуть им в рожу за все, что они делают с нами»...
А что же они, палачи, собственно, сделали! Организовалив целях «исправления» людей трудом и несвободой особый мир за колючейпроволокой: как и на воле, были больница, красные уголки, свои стахановцы,собрания, самодеятельность, посылки с воли, ожидание шмонов, свои карьеристы иудачники. Так, Варламу Шаламову удалось изобразить два лагеря: за колючейпроволокой и на так называемой свободе с ее ожиданием арестов, коммуналками,демонстрациями, продовольственными карточками, парторгами. Мир лагерной жизниотражал стиль казарменного социализма, в котором жила вся страна.
Как же Варлам Шалимов ставит проблему отношений на Колыме? Врассказе «Ягоды» конвоир (ему никто не приказывал) убивает зэка за то, что он,собирая ягоды, вплотную подошел к границе зоны, увлекшись красным чудом.Рассказ «Мой процесс» знакомит с одним из типичных начальников, по фамилииФедоров. «Краснорожие от спирта, раскормленные, грузные, отяжелевшие от жирафигуры лагерного начальства в блестящих, как солнце, новеньких полушубках» —это обобщающий портрет всех Федоровых, Швондеров, Шариковых, дорвавшихся дожирного куска — платы за страдание несчастных. Сколько их стояло над головойзаключенных! Бесчестные следователи («Почерк»), боявшиеся быть слишком мягкими,бесчеловечные врачи («Потомок декабриста») могли вырезать «кисту» на руке, ноот работы освободить им было «неудобно». В охоту за человеком были втянуты все,включая заключенных.
Один только рассказ оставляет по-настоящему светлоевпечатление — «Последний бой майора Пугачева». Если первые партии заключенных,привезенные в 30-е гг., как пишет Шаламов, «выучились не заступаться друг задруга, не поддерживать друг друга» и «их души подверглись полному растлению», тоузники 40-х — репатриированные из Франции, Германии, советские офицеры исолдаты, поняв, что их привезли на смерть, устроили заговор, расстреляликонвоиров, убежали из лагеря. Окруженные, они были уничтожены, пробыв несколькодней на свободе, в тайге. Почему светлое впечатление? Да потому, что и Пугачев,и Солдатов, и Игнатович, и Левицкий предпочли медленному умиранию гибель в бою,отстаивая честь офицеров и товарищескую верность. Их не коснулся духовный геноцид.Он страшен, спущенный сверху, охвативший все группы каторжан. Вот почемуШаламов говорил, что «в лагере нет виноватых»: «… И это не острота, некаламбур. Это юридическая природа лагерной жизни… тебя судят вчерашние (илибудущие) заключенные, уже отбывшие срок. И ты сам, окончивший срок по любойстатье, самим моментом освобождения приобретаешь юридическое и практическоеправо судить других».
«Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына (род. 1914). Есть такие писатели, окоторых можно было бы сказать: явление. Солженицын относится к их числу.Писатель, публицист, историк, гражданин, он, описав все этапы и механизмдвижения красного колеса русской истории, заглянул в глаза народного страданияи поставил вопрос: «Что с нами происходит?» Исключенный в 1969 г. из Союза писателей СССР, а в 1974-м насильно выдворенный на Запад, он вернулся в 90-е гг. в Россиювеликим русским писателем.
Если рассказы Шаламова оКолымских лагерях потрясают своей документальностью, то «Один день ИванаДенисовича» Солженицына привлекает художественным исследованием характера ИванаШухова не через какое-то исключительное событие лагерной жизни (побег, поединоксо следователем, смерть), а через описание одного дня от подъема до отбоя. Уписателей были и разные задачи: у первого — показать ГУЛАГ как систему и формугеноцида, у второго — увидеть те внутренние, духовные стимулы и силы, которыепозволили ему выжить в нечеловеческих условиях. Давайте вглядимся в тот мирвещей, что сложился вокруг Ивана Денисовича: «белая тряпочка», чтоб рот наморозе прикрывать, ботинки, валенки, вязанка, шапка, ложка, телогрейка, номер,письмо, мастерок, окурок, пайка хлеба. Это предметы его заботы, любви, страха.Что стоит за этим — мелочность и собирательство, как у Плюшкина? Нет, конечно.Предметы как бы организуют лагерную жизнь Ивана Денисовича, становятся его«семьей», дающей возможность выжить и вернуться к народному складу жизни —хозяйственной, кропотливой, осмысленной (Платон Каратаев у Толстого, будучи вплену у французов, тачает, шьет, суп варит, собачонку голубит). У ИванаДенисовича своя тактика, противоположная той, о которой ему когда-то поведалпервый бригадир — Кузёмин: «Здесь, ребята, закон — тайга. Но люди и здесьживут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется дакто к куму ходит стучать».
Может показаться, что Иван Шухов не такой интересный,самобытный литературный герой, как Чацкий, Печорин, Раскольников — героимасштабные, проверяющие свои идеи на прочность, ищущие и страдающие. Вот,например, как Шухов подытоживает свой день: «На дню у него выдалось сегоднямного удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед онзакосил кашу… с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря итабачку купил. И не заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почтисчастливый». И что же? Все эти маленькие удачи считать счастьем? Уж не смеетсяли над нами писатель, явно симпатизирующий герою? Нет, не смеется, а сострадаети уважает своего героя, живущего в согласии с самим собой и по-христианскипринимающего невольное положение. Он знает секрет народного отношения к «суме»и «тюрьме». Он истинно национальный русский характер, ибо есть в нем ижизнестойкость, и знание мелочей жизни, сметка, ум, несуетность,рассудительность, скромность, непротивопоставление себя другим, нерастраченнаядоброта, основательность и любовь к труду. Отсутствие протеста в нем, прошедшемвойну и пострадавшем невинно, — от глубокого понимания связанности своей судьбыс судьбой целого роя, народа. Он противостоит, безусловно, горячимголовам в рассказе — кинорежиссеру Цезарю и кавторангу Буйновскому крепостью духа,мудростью и ответственностью перед семьей. Цезарь получает посылки из дома, аШухов не хочет тянуть из дома посылки, жалеет жену и детей. Мечтает — когдавернусь, буду их кормить. Совестливость — основа нравственности Шухова.Патриархальные устои его личности как бы берегут это драгоценное качестворусской души, устойчивой к нравственной коррозии. Он хорошо знает, что естьгрех и что не есть грех.
Тайный внутренний свет, исходящий от скромного Шухова, — этосвет всепобеждающей жизни.
Кроме Шухова в рассказе немало эпизодических персонажей,введенных Солженицыным для создания более полной картины всеобщего ада, накоторый был обречен народ. Здесь и безымянный старик зэк, сидящий с основаниясоветской власти, и бригадир Кузёмин, арестованный в 1931 г., и другой бригадир — Тюрин, сидящий с 1933 г. Сибиряк Ермолаев, бывший военнопленный, иСенька Клевшин, трижды бежавший от немцев, получили по 10 лет за свой героизм вплену, баптист Алешка — за веру в Бога, эстонцы — за то, что желали свободы длясвоего народа. И все эти люди, содержащиеся властью в нечеловеческих условиях,строят Соцгородок
Всего один день в одном лагере, изображенный писателем, сталсимволом страшной эпохи, в которой жила наша страна. Осудив бесчеловечнуюсистему, писатель вместе с тем создал образ подлинно национального героя,сумевшего сохранить лучшие качества русского народа.
ЛИТЕРАТУРА 50—90-х гг.
Отгремели салютные залпы 1945 г., и началась мирная жизнь. Но могла ли быть «мирной» жизнь советских людей? Ведь сталинизм ещебыл силен, военная разруха давала себя знать, колхозник на земле и рабочий назаводе оставались рабами. Железный занавес отделял нашу страну от всегоцивилизованного мира. Страны, отошедшие к социалистическому лагерю всоответствии с Варшавским договором, лишенные политической самостоятельности,проходили красную идеологическую обработку. События в Венгрии (1956) иЧехословакии (1968) покрыли нас позором, вокруг страны-победительницы возниклаглухая стена вражды и ненависти. Литературу тоже пытались заставить замолчать.Цензура и КГБ бдительно следили, чтобы в печать не просочилась правда. На фоневсеобщего обнищания народа все громче звучала песня: «Эх, хорошо в странесоветской жить!» Этим же пафосом были пронизаны многие популярные произведениятех лет. Однако были такие писатели и поэты, которые не хотели подпевать бодрыммаршам, памятуя: не хлебом единым жив человек. Поэт Леонид Мартыновзамечательно выразил суть такого взгляда на литературу, призывая не изменятьдуховному хлебу — правде о нас и нашем нравственном состоянии:
Не золото лесная опаль, В парчу не превратиться мху, Нельзяпальто надеть на тополь, Сосну не кутайте в доху, Березки не рядите в ряски,Чтоб девичью хранить их честь. Довольно! Нужно без опаски Увидеть мир, каков онесть!
Могучая плеяда писателей-шестидесятников сберегла самуюглавную ценность русской музы — ее совестливость и непоказную, неофициальнуюгражданственность. Произведения Г. Владимова («Три минуты молчания»), Ю.Трифонова («Долгое прощание», «Предварительные итоги», «Старик»), В. Быкова(«Сотников», «Обелиск»), Ф. Абрамова («Братья и сестры», «Две зимы и трилета»), В. Белова («Привычное дело»), Ч. Айтматова («Прощай, Гульсары», «Белыйпароход»), В. Астафьева («Царь-рыба»), В. Дудинцева («Не хлебом единым»),которые открыл читателю А. Твардовский в журнале «Новый мир», доказали, чтоотечественная литература боролась и побеждала, несмотря на то, что неугодныхписателей травили, не печатали, выдворяли из СССР.
«Самый опасный браконьер— в душе каждого из нас», — не устает повторять наш современник ВикторАстафьев. «Браконьер», «браконьерство» — эти слова мы обычно связываем с охотойв запрещенных местах, но Астафьев распространяет их на каждого из нас. Онобнажает болевые точки нашей нескладной, дисгармоничной, подчас абсурднойжизни, перенося центр тяжести с социальных (революция, войны, тоталитарныйгнет) на нравственные проблемы современного человека, обрекающего себя исвоих детей на «обмены», «пожары», «рвы» — катастрофы, ибо каждый символобозначает беду. Литература XIX в.не была идиллической, но породила светлые названия: «Дворянское гнездо»,«Воскресение», «Чайка». Современная же буквально захлебывается от ужаса: «Нестреляйте в белых лебедей», «Пожар», «Живи и помни», обнаружив апокалипсическоесостояние общества, браконьерское отношение человека и к природе, и друг кдругу, и к своим святыням. Рухнул большой дом Пряслиных (роман Ф.Абрамова «Дом»), потому что под фундаментом оказался песок.
Повесть Ю.В. Трифонова (1925—1981) «Обмен» знакомит нас с двумя кланами —Дмитриевых и Лукьяновых. Сюжет разворачивается вокруг вроде бы банальногожилищного обмена: Леночка Лукьянова, жена Дмитриева, хочет получить, пока живабольная раком свекровь, ее однокомнатную квартиру, — что же в этом плохого?Ненавидя мать мужа, оказывается, она завидовала ее однокомнатной квартирке иделовито, энергично наседая на мужа, не считаясь с его болью, начинаетпрокручивать обмен. Но Трифонов говорит с нами о другом «обмене» — духовном инравственном. Дмитриев, выросший в семье старых большевиков — бескорыстных иидейных, уступил натиску прагматичных, хищных потребителей жизни Лукьяновых,испугался разрушительной частнособственнической, эгоистической психологиисовременных браконьеров. Лукьяновы «обменяли» идеи социализма на откровеннобуржуазные, а вместе — и Дмитриевы и Лукьяновы — «обменяли» вечное (любовь,сострадание, самопожертвование) на проходящее. Так писатель подходит к решениюпроблемы, всегда стоявшей перед русской литературой и особенно проявившейся внаши дни: нравственной свободы человека перед лицом обстоятельств. Трифоновпоказывает, как под влиянием этих самых обстоятельств (мелочей быта) происходитпостепенная деградация личности, нравственное падение человека.
В книге В.П. Астафьева (род. 1924) «Царь-рыба» экологическаяпроблема получает нравственно-философское звучание. Она — о судьбе современнойцивилизации. В ней собраны рассказы из жизни сибирских охотников, рыбаков,крестьян.
«По тому, как вольготно, с сытой леностью подремывала рыба набоку, похрустывала ртом, будто закусывая пластиком капусты, упрямое стремлениеее быть ближе к человеку, лоб, как отлитый из бетона, по которому ровно гвоздемпроцарапаны полосы, картечины глаз, катающиеся без звука под панцирем лба,отчужденно, однако без умысла вперившиеся в него, бесстрашный взгляд — все-всеподтверждало: оборотень! Оборотень, вынашивающий другого оборотня, греховное,человечье есть в сладостных муках царь-рыбы» — так воспринял появлениеогромного осетра Игнатьич, главный герой кульминационной новеллы «Царь-рыба».Это загадочное описание свидетельствует о каком-то неблагополучии в биографиигероя: что-то напомнила ему рыба, в чем-то уличила… Но в чем?
Жил Игнатьич вполне добропорядочно: «от людей не отворачивался»,«ко всем был внимателен», «при дележе добычи не крохоборничал». Умелец на всеруки, у которого даже лодка была «чистенькая, сверкающая голубой и белойкраской», и на ставенках нового дома красовались цветы, он и сам былаккуратный, подтянутый. Вполне положительный тип. Но внутри себе на уме. Нареке у него «три конца» — три причала, а на «концах» тяжелые якорницы, чтоблодку не относило, когда он переставляет «самоловы» для ловли красной рыбы. Онбраконьер высшей пробы. Во время последней, возможно, для него рыбалкиИгнатьичу вспомнился было наказ деда: попалась царь-рыба, «брать за жабрыосетрину» — и в воду, на волю. Но препоны разорвались, в голове и сердцетвердость: одолею рыбу! Я царь, а не она! Писатель показывает поединоквыдохшейся, измученной рыбины с человеком не на жизнь, а на смерть, где всенаши симпатии на стороне Природы, а не того, кто издевается над ней. Своейкнигой В. Астафьев утверждал простую и ясную мысль: природа и человек «повязаныодним смертельным концом»: погибнет природа — погибнет и человечество.
Поэма А.А. Вознесенского (род. 1933)«Ров» написана в лучшихтрадициях гражданской поэзии. Поводом к ее созданию послужили события наСимферопольском шоссе и судебный процесс, имевший место в начале 1984 г. в Москве. Судили наших современников, которые по ночам в 10 километрах от Симферополя разрывали могилы с жертвами 1941—1945 гг. и при свете автомобильных фарвыдирали клещами золотые коронки. «Череп, за ним другой. Два крохотных,детских… Черепа лежали грудой, эти загадки мироздания — коричнево-темные отдолгих подземных лет, — словно огромные грибы-дымовики», — плакал над нимирусский поэт:
Черепа. Тамерлан. Не вскрывайте гробниц!
Разразится оттуда война.
Не порежьте лопатой духовных грибниц!
Повылазит страшней, чем чума.
Симферопольский не прекратился процесс.
Связь распалась времен?
Психиатра — в зал!
Как предотвратить бездуховный процесс,
Что условно я «алчью»назвал?!
«Геноцид заложил этот клад», немцы расстреляли 12 тысячжертв, а мы, «кладбище современных душ», не золотишко воруем, а себяистребляем. У Вознесенского эта мысль выражена емкой метафорой: «Ангел смертиявляется за душой, как распахнутый страшный трельяж». Насыщенная образность (отбиблейских мотивов до сегодняшнего дня), интеллектуальная поэзия конца XX в. нужны Вознесенскому не ради«изящной словесности», а для того, чтобы излечить общество «шоковойинформацией». Алчность в любом виде порождает философию вседозволенности,сочетающейся с инстинктом власти и честолюбием. «Алчь», по Вознесенскому, делитлюдей на два лагеря: тех, кто болен ею (замминистра, зарывающий награбленное всаду на даче, браконьеры на Байкале, сделавшие озеро мертвым, виновникиЧернобыльской катастрофы, рэкетиры всех мастей), и тех, кто ее не приемлет(люди нравственно чистые, в том числе и лирический герой поэмы, считающий себядолжником мальчика XXI в. заотравленную воду, уничтоженные леса, погубленную природу). Такая полярностьчеловеческого материала изумляет, но и обнадеживает: не все в нашем мирепогибло, есть люди с «нестандартными умами» («Мне дороже ондатр среди яркихснегов мировой нестандарт нестандартных умов»). В главке «Перед ремонтом»нарисована символическая картина: человек на стремянке снимает огромное полотноИванова «Явление Христа народу». (Картина уходит от народа в запасный фонд.«Последним капитан уходит с судна — не понятый художником Христос».)
Художнику Христос не удавался.
Фигуркой, исчезающей из глаз,-
Вы думали — он приближался?
Он, пятясь, удаляется от нас.
Слишком скорбно и пессимистично пишет Вознесенский в этихстроках о нашей перспективе жить без Добра, Красоты, Человечности, то есть безХриста.
К писателям, активно заявившим о своей гражданской позиции иобратившимся к материалу современной жизни, можно отнести В. Распутина(«Пожар»), Ч. Айтматова («Плаха»), В. Астафьева («Печальный детектив»).
В этот же период большим событием в русской общественной икультурной жизни стало появление произведений так называемой возвращенной литературы.Впервые были опубликованы поэмы А. Ахматовой «Реквием» и А. Твардовского «Поправу памяти», произведения М. Булгакова («Собачье сердце», «Роковые яйца» идр.), А.Платонова («Котлован», «Чевенгур», «Ювенильное море»), М.Цветаевой, И.Бунина («Окаянные дни»), О. Мандельштама, Б. Пастернака («Доктор Живаго»), Е.Замятина («Мы») и т. д.
Российский читатель наконец-то познакомился с творчествомписателей-эмигрантов, произведения которых были запрещены коммунистическимрежимом, но широко известны за рубежом. Эти писатели (И. Шмелев, В. Набоков, Г.Иванов, М. Алданов, В. Ходасевич, Н. Берберова и др.) составили литературурусского зарубежья.
В 80-е — начале 90-х гг. значительно возрос интерес писателейк исторической теме, что было связано со спецификой переживаемого странойисторического поворота. Наиболее актуальными оказались темы, связанные сотносительно недавним историческим прошлым России, с эпохой сталинизма (А.Рыбаков. «Дети Арбата»; В. Дудинцев. «Белые одежды»; В.Аксенов. «Московскаясага»; Б.Окуджава. «Упраздненный театр»). В 1993 г. была завершена публикация романа-эпопеи А. И. Солженицына «Красное колесо», в которойпредставлена широкая панорама жизни предреволюционной России.
В 1994 г. журнал «Знамя» опубликовал роман Г. Владимова «Генерал и его армия», посвященный теме ВеликойОтечественной войны. Публикация романа писателя, вынужденного в 1983 г. эмигрировать из нашей страны, автора таких произведений, как «Три минуты молчания», «ВерныйРуслан*, стала событием. Г. Владимов в показе народной войны, в раскрытиихарактеров героев романа продолжает толстовские традиции, придает им актуальноезвучание. Роман позволяет сделать вывод о том, что современная литература в еелучших произведениях органично усвоила традиции великой русской классическойлитературы, продолжая развивать, переосмысливать и обогащать их.