Введение
Начало20 века воспринимается многими, как время реализации в жизни утопическихмоделей. Одним из первых, увидевших опасность осуществления мечты о всеобщемравенстве, техническом совершенстве общества будущего, всеобщем счастье, был Е.Замятин. Его роман «Мы» — первое произведение, в котором черты жанра,пародирующего утопию, воплотились со всей определенностью. «Мы» — становлениеантиутопии. Если назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобы указатьмиру путь к совершенству, то задача антиутопии – предупредить мир об опасностях,которые ждут его на этом пути.
РоманЕ. Замятина «Мы», написанный в 20-е годы, пришел к читателю в последние годы.Это обусловлено особенностями тематики антиутопии, в которой многие советскиекритики увидели памфлет на социалистическую реальность. Судьба романа былаосложнена отъездом Е. Замятина в 1931 году на лечение за границу, где он и умерв нищете, так и не сумев вернуться домой.
Впоследние десятилетия появляются издания избранных произведений Замятина, виднырезультаты современного литературоведения: появление многочисленных статей,посвященных его творчеству. Но необходимо отметить малочисленность работ,касающихся жанровой специфики романа, его символики, его места в контекстерусской и зарубежной литературных традиций.
Всвязи с этим нами определена цель данного исследования: изучение принциповхудожественной трансформации утопической модели, которые обнаруживают еёнесостоятельность и обусловливают перерождение утопии антиутопию.
Длядостижения поставленной цели нам необходимо решить следующие задачи:
— определить особенности утопического мышления, получившего выражение влитературном жанре утопии;
— проанализировать особенности взаимоотношений утопии и антиутопии, определитьжанровые границы;
— вывить художественные приемы и способы построения текста, служащие целиобнаружения невозможности реализации утопии.
Внашей работе мы опирались на общую теорию жанра М. Бахтина; концепции жанровойхарактеристики утопии и антиутопии в работах Г. Морсона, Г. Гюнтера; теориюоппозиций Ю. Лотмана; учитывали особенности утопического мышления иконтридеологии, выявленные Е. Шацким. При анализе утопического мифа 20 века мыобращались к работам Н. Хрящевой, Р. Дуганова, Г. Белой, А. Воронского. В разработкепроблематики романа «Мы» были использованы статьи В. Акимова, Г. Мурикова, И.Шайтанова, Л. Григорьевой, И. Делекторской, М. Нянковского, Л. Айзермана, В.Шкловского. Были проанализированы философские труды Н. Бердяева, С. Булгакова.
Цельюи задачами обусловлен выбор методов исследования (анализ литературы по проблемеисследования, метод оппозиций, метод сравнения) и путь исследования. Работа состоитиз введения, двух глав, заключения и библиографии.
Системаоппозиций в романе «Мы» как отражение диалогичности сознания героя
Невозникает сомнений в том, что роман Е. Замятина «Мы» — антиутопия. «Мы» — это иесть название жанра (о воссоздаваемых антиутопистами мирах нельзя сказать в3-ем лице – «они»). Утопия всегда социометрична, антиутопия – персоналистична.Утопия всегда рисует идеальное общество глазами случайного наблюдателя, непринадлежащего к этому миру, поэтому вполне обоснованно употреблениеместоимения «они», показывающего дистанцию между наблюдателем и сплоченнымцелым жителей страны мечты.
Антиутопиярисует «идеальный» мир изнутри, с позиции человека, принадлежащего к этомумиру, поэтому так частотно употребление местоимения 1-го лица множественногочисла в антиутопии. Мы уже увидели, что Замятин ставит его в название своейутопии. Утопическая модель дана через восприятие жителя Единого Государства, иименно в его сознании происходит разрушение утопии. Внутренний мир Д-503, егодуша, сознание становятся полем битвы утопических и антиутопических идей.
Переднами откровения в виде дневниковых записей жителя Единого государства. Почемубыла выбрана форма дневника? Как мы уже отмечали, антиутопия не простопоказывает «идеальный» мир глазами его жителя – она разрушает это счастливоеобщество, делая человека мерой познания и оценки «идеальности», и дневниковыезаписи здесь очень уместны. В этом исповедальном жанре возможно наиболее полноераскрытие терзаний, мечтаний пробуждающейся души, признание собственныхзаблуждений, отражение мятежных мыслей? Что самое главное, здесь герой имеетвозможность просто быть самим собой. И если антиутопия делает человеческую душуполем битвы идей утопического идеального государства и истинными человеческимиценностями, человеческой природой, то именно форма дневника идеальна дляотражения баталий в душе его автора. Его конспекты – тончайший сейсмографдушевных изменений, потрясений. Отметим и тот факт, что герою не всегда понятныпроисшествия в его внутреннем мире, некоторые события внешнего мира – все то,что не согласуется с идеологией Единого государства. Д-503 живет определеннойсистемой ценностей, и категории, не принадлежащие а ней, не всегда ему понятны,и здесь дневник необходим. Записи – это рефлексия Д-503, попытка понять новое,происходящее в нем самом.
Отметим,что «Мы» — это роман в романе: произведение Е. Замятина включает в себядневниковые записи Д-503, поэтому необходимо четко разграничить автора иповествователя. Судьба Д-503 перекликается с судьбой самого писателя и егоокружения. Неслучайно в одном из писем того времени Замятин упоминает, что слушателиромана воспринимают его Д-503 кое в чем, как голос самого писателя. Но нельзяотождествлять позицию автора и позицию Д-503 (например, как это делалинекоторые критики, отождествляя героев Зощенко с ним самим). Выбор Д-503 несовпадает с точкой зрения автора. Если герой так или иначе делает выбор впользу Единого государства, то автор, несомненно, делает иной выбор. Онпроверяет Д-503, ставит некий эксперимент: подвергается ли природа человеканеобратимой порче в условиях Единого Государства? Или ещё прямее: согласится личеловек отдать свою свободу в обмен не чечевичную похлёбку гарантированного«среднеарифметического» счастья? Чтобы понять результаты такого экспериментаобратимся к анализу романа.
«Мы»- произведение, построенное на оппозициях. Д-503 – человек, воспитанныйидеологией Единого Государства, но именно ему приходится столкнуться с чем-тонеобъяснимым, заставляющим его усомниться в идеальности существующего строя.
ПервоначальноД-503 «и душой, и телом» принадлежит Единому Государству. Но вот в его жизниначинают происходить события, вызывающие особые, не подвластные контролю разумачувства.
Первымтолчком скажется сообщение «Государственной газеты» о готовящемся комическомполете «Интеграла». Единое Государство допустило ошибку, чрезмерно активизируяэмоциональность верноподданнических волнений, вызвало цепь последствий,нарушило сбалансированное существование, привело в незапланированное движениевнутренний мир Д-503. Как тонко спародирована модель утопического жанра!получается, что утопию разрушает то, что является её неотъемлемым атрибутом –пафос. Восхищение объектом убивает сам объект восхищения!
Волненияв душе усиливаются ещё и весной. «Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимыхравнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пылисохнут губы – ежеминутно проводишь по ним языком – и, должно быть, сладкие губыу всех встречных жителей (и мужчин тоже, конечно). Это несколько мешает логическимыслить…»(308)[1]. Природу изолировали, ноона есть, и частичка её в каждом из нас. Природное в человеке неуничтожимо.Возможно подавление, но рано или поздно происходит пробуждение природногоначала в человеке.
Доопределенного момента в Д-503 все было в определенной пропорции: разум, разум иещё раз разум, который подавлял чувства. Но вот Единое Государство во временномединстве с природой обращается к этой подавляемой стороне Д-503. восхищение,преклонение, вызванные к жизни Единым государством, плюс некое возбуждение,радость, вызванные силами природы – чаша весов, на которой покоятся чувства,начинает перевешивать чашу весов с разумным началом.
Всвоем первом конспекте Д-503 многократно повторил фразу: «Я пишу это – ичувствую: у меня горят щеки…» (307). Собственно антиутопия начинается именно сэтого момента: горящие щеки – отражение силы чувств, которые рано или поздноразрушат иго разума, разрушат утопию. Некое равновесие нарушено, чувствавыходят из-под контроля разума. Но логическое, разумное начало Д-503подстерегает ещё один удар – встреча с I-330: «Но не знаю – в глазах или бровях – какой-то странныйраздражающий икс, и я никак не могу его поймать, дать ему цифровое выражение»(311). Наверное, самое страшное для ученого, математика – икс, которому нельзянайти значение. Оказывается, есть что-то, неподвластное силе разума. С этойвстречи для Д-503 начинается знакомство с иным миром, который недоступенразумному познанию. «Ведь я теперь живу… в древнем, бредовом, в мире корней изминус-единицы…» (387). Героя с самого начала раздражает корень из минус-единицытем, что находится вне ratio.«… в школьные годы, когда со мной случилось корень из -1… Однажды Пляпарассказал об иррациональных числах — и, помню, я плакал, бил кулаками об стол ивопил: «Не хочу корень из -1! Выньте из меня корень из -1». Этот иррациональныйкорень врос в меня, как что-то чужое, инородное, страшное, он пожирал меня –его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он был вне ratio» (322). Перед нами одна из основныхоппозиций в сознании Д-503: рациональное, идущее от Единого Государства,столкнулось с иррациональным, которое было всегда, но подавлялось, а споявлением I-330 активизировалось. С еёпоявлением Д-503 начинает всё чаще беспокоить призрак — корень из -1. Заметим,что уже с самого начала герой досадует по поводу носов, которые при всейодинаковости номеров имеют разные формы; по поводу личных часов, которые каждыйпроводит по-своему. Все это мешает организованности, упорядоченности в жизни,но более всего его пугает мир за Зеленой Стеной. За ней царит стихия природы, исолнце там совсем другое: «Солнце… не было наше, равномерно распределенное позеркальной поверхности мостовых солнце: это были какие-то живые осколки,непрестанно прыгающие пятна, от которых слепли глаза, голова шла кругом…»(409).
Ноне только солнце пугает Д-503: «… из необозримого зеленого океана за Стеной катилсяна меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев – встал на дыбы – сейчас захлестнетменя, и из человека – тончайшего и точнейшего из механизмов – я превращусь… Но,к счастью, между мной и диким человеком – стекло Стены… Человек перестал бытьдиким человеком только тогда, когда мы построили Зеленую Стену, когда мы этой стенойизолировали свой машинный, совершенный мир – от неразумного, безобразного мирадеревьев, птиц, животных…» (368). Но отметим тот факт, что у Д-503 волосатыеруки – важная деталь, знак того, что и в нем течет капля лесной крови. Итак,заявлена ещё одна оппозиция: организованность, упорядоченность, идущие отЕдиного Государства, и стихийность, буйство, ассоциирующиеся с миром за ЗеленойСтеной.
Следующеестолкновение в сознании Д-503 связано со знакомством с музыкой Скрябина.Скрябин был для Замятина символом духовности, что подтверждает его более раннийрассказ «Пещера». В рассказе есть противопоставление: «тот, давний, соСкрябиным, какой знал: нельзя, — и новый, пещерный, какой знал: нужно».[2]Пещерный идет на воровство, убивая внутри себя прежнего, который любилСкрябина. Здесь Скрябин – символ некой духовности, культуры. Нам кажется, этасимволика уместна и в отношении романа «Мы». I-330 знакомит Д-503 с миром культуры, которой не было места вмире единого государства. В Едином Государстве особая культура – культураразума, где нет места стихийности, вдохновению. Здесь всё чётко, логично,разумно. Это культура четырех действий арифметики, красота геометрическойправильности. I-330 через музыку Скрябина знакомитД-503 с миром духовности, которой лишена культура Единого государства, признающаятолько разум.
Вромане музыка Скрябина – не только духовность, но и символ иррациональности,непознаваемости, воплощение гармонии, не проверяемой алгеброй. «Села, заиграла.Дикое, судорожное, пестрое… и, конечно, они, кругом меня, правы: все смеются.Только немногие… но почему же и я-я? Да, эпилепсия – душевная болезнь – боль…Медленная, сладкая боль, укус – и чтобы ещё глубже, ещё больнее. И вот,медленно – солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозьстеклянные кирпичи – нет: дикое, несущееся, палящее солнце – долой всё с себя –все в мелкие клочья…» (318).
Смомента, когда Д-503 услышал музыку Скрябина, происходят изменения, которые онне может понять и называет болезнью. Мотив болезни пронизывает весь путьтерзаний Д-503. но пока это только временное недомогание, к осознанию своегосостояния, как болезни, Д-503 придет несколько позднее.
Ощущениеутраты равновесия ещё более усугубляется в герое романа после посещенияДревнего Дома. И облако на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутридома, который герой едва переносит, — всё это приводит его в смятение. Что жесоставляет внутреннее убранство Древнего Дома? Это музыкальные инструменты,древние книги, статуя Будды – символ религии (причем одной из самых древних мировыхрелигий), бюст А. С. Пушкина – всё то, что мы называем культурой. Знакомство сДревним Домом – приобщение Д-503 к культуре, но культура пугает его своейстихийностью.
Именнов Древнем Доме происходит разговор о роли искусства в прошлом и в идеологии Единогогосударства. Великие художники были властителями умов лучшем смысле этогослова. «Это были владыки посильнее их коронованных». I-330 продолжает фразу: «отчего они не изолировали, неистребили их? У нас…» (326). Многоточие. В Едином государстве поэзия неявляется отражением эпохи. Она отражение идеологии. Осознав силу воздействияискусства на массы, единое государство ограничило его определенными рамками,исключив свободомыслие. Но нельзя и пускать такое средство овладения умамилюдей, поэтому поэты творят исключительно для государства и ради него.Неслучайно в тексте Манифеста, объявлявшего о предстоящей плане ной экспансии,первым средством захвата названо именно оно: «Прежде оружия мы испытаем слово» (307).В романе есть сцена казни ослушника, преступление которого состоит в написаниистихов: «Неслыханное преступление: кощунственные стихи, где Благодетельименовался… нет, у меня не поднимается рука повторить» (338). Полемика освободомыслии и выражении идеологии в искусстве.
Нов отношении нового искусства и искусства древних важно отметить ещё одинмомент. Культ разума не миновал и поэзию. Искусство Единого Государства –сочетание формул, функций, уравнений, приручена стихия, ранее носившая названиевдохновения, творческого полёта. Д-503 видит в новом искусстве гармонию,четкость, ясность, правильность, но дело в том, что здесь понятие гармонииподменяется числом, формулой. И вполне резонно возникает вопрос: является липодобное искусство искусством? Таким образом, герой знакомится с новойкультурой; в его сознаний происходит столкновение культуры разума и культурыДревнего Дома. Выбор героя в пользу разумности.
НоДом в произведении – не только символ культурного начала. В антиутопиивозникает оппозиция Дом-Антидом. При анализе данной оппозиции мы будемобращаться к статье Ю. М. Лотмана, которая посвящена изучению данной оппозициив романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Автор статьи отмечаетпротивопоставление Дома (своего, безопасного) Антидому, «лесному дому»(дьявольскому пространству, месту временной смерти, попадание в котороеравносильно путешествию в загробный мир). Ю. М. Лотман отмечает некоторыесоставляющие пространства Дома: «Книги – обязательный признак Дома, ониподразумевают не только духовность, но и особую атмосферу интеллектуального уюта»[3],им также отмечается, что постоянным признаком Дома являются звуки рояля. Всеэти составляющие присутствуют в Древнем Доме. В тексте в связи с понятием Домачасто возникает образ камина. Камин, как мы думаем, является символом некоегоединения, семейного начала, домашнего уюта. Но «дома» в принятом понимании уЗамятина нет. Это категория прошлого, ставшая именем нарицательным – «ДревнийДом».
Современноежилище Д-503 именует прозрачными клетками. Человек здесь никогда не остаетсянаедине с самим собой, хотя живет один. Семья в Едином государстве отсутствует,семейные ценности уничтожены. Клетки эти лишены различных мелочей, в которыхвыражается внутренний мир обитателей. Вспомним. Что Антидом – место временнойсмерти, путешествие в загробный мир, стеклянные клетки – гробы (вспомним«сказку о мертвой царевне и о семи богатырях» А. С. Пушкина, где упоминаетсястеклянный гроб, в котором была похоронена царевна). Тот же ю. М. Лотманотмечает, что город – это скопление антидомов. Таким образом, ЕдиноеГосударство – это собрание множества гробов, заключенных в одном большом.
Этопредположение подкрепляет идея о потере единым государством энергии, которое звучитиз уст I-330: «… две силы в мире – энтропия иэнергия. Одна – к счастливому равенству; другая – к разрушению равновесия, кмучительно-бесконечному движению. Энтропии – наши, или вернее, ваши предки…поклонялись, как Богу. А мы…» (417). Энтропия – угасание энергии, которое раноили поздно приведет к угасанию жизни.
ДляЗамятина вопрос об энтропии и энергии был очень важным. Для него энергия втесной связи с явлением революции. Революция – отнюдь не вопрос о счастье, нетпродукта более условного, чем счастье. Революция для Замятина – это громадныйвопрос о правах жизни, её свободном самодвижении. Энтропия – угасаниепотенциала жизни, её вырождение, тупиковая ситуация в принципе. Она не знаетспособа преодолеть кризис своими силами, её движение только в сторонуабсолютного нуля. Революций, катаклизмов, непредвиденных случайностей, которыемогли бы стать источником энергии, в Едином Государстве не предвидится. Геройутверждает, что революция, создавшая их общество, была последней и большеникаких революций не может быть, потому что «все уже счастливы». Но героинявозражает: «Положим… Ну хорошо: пусть будет так. А что дальше? Смешно!Совершенно ребяческий вопрос. Расскажи что-нибудь детям – все до конца, а онивсе-таки непременно спросят: а дальше, а зачем? Дети – единственно смелыефилософы. И смелые философы – непременно дети. Так, как дети, всегда и надо: ачто дальше?» (423). Человек и общество остановились в своем развитии, переставзадавать вопрос: «А что дальше?» И наступает смерть, поэтому все вокруг встеклянных оковах смерти. Перед нами ещё одна оппозиция: энергия и энтропия.
Новернемся к оппозиции дом – Антидом. Если в произведении есть только стеклянныеклетки и некий Древний дом – памятник прошлого, то где же истинный, настоящийдом? Есть ли он? Цитата: «… ведь человек устроен так же дико, как эти нелепые«квартиры», — человеческие головы непрозрачны; и только крошечные окна внутри:глаза» (325). Перед нами описание настоящего, своего дома. «В своем доме» — здесьзначит в себе. Е. Замятин сужает пространство дома до нуля, превращая его изкатегории пространственной, материальной в категорию энергетическую, в некуюсубстанцию человеческого сознания, и эта категория высшая. «Передо мной дважутко-темные окна, и внутри… неведомая, чужая жизнь. Я видел только огонь –пылает там какой-то свой «камин» — какие-то фигуры» (325).
Д– 503 пугает эта атмосфера собственного дома, которого он лишен; Древний Дом,как воплощение «древних» культурных ценностей. Он чувствует страх, когда видитсвое отражение в глазах I-330,которые есть путь в её внутренний мир, её дом. Но это необычное чувство страха:«Я увидел там отраженным себя. Но было неестественно и непохоже на меня (очевидно,это было удручающее действие обстановки) – я определенно почувствовал страх,почувствовал себя пойманным, посаженным в эту дикую клетку, почувствовал себязахваченным в дикий вихрь древней жизни» (326). Он боится, пытается бежать, ноон уже пойман, его захватила стихия жизни.
Изменениев восприятии мира героем происходит с ужасающей быстротой. Если в начале своихдневниковых записей он испытывает восторг по отношению к Единому государству,от которого у него лишь горят щеки, то сейчас ему открываются скрытые в немсамом стихийные силы. В результате чего происходят физические изменения: от горящихщек он приходит к сдавленному ребрами сердцу: «Странное ощущение: япочувствовал ребра – то какие-то железные прутья и мешают сердцу, тесно, нехватает места» (341). Что это?
Онрисует следующую картину: «… раньше мне это как-то никогда не приходило вголову – но ведь это именно так: мы, на земле, все время ходим над клокочущим,багровым морем огня, скрытого там – в чреве земли. Но никогда не думаем обэтом. Вот вдруг бы тонкая скорлупа у нас под ногами стала стеклянной, вдруг бымы увидели…» (344). Эти стихийные силы природы есть и в человеке. Д – 503представляет себя стеклянным и видит в себе другого. Мотив двойничествапоказывает неоднозначность человеческой природы. «Было два меня. Один я –прежний, Д – 503, нумер Д 503, а другой… Раньше он только чуть высовывал своилохматые лапы из скорлупы, а теперь вылезал весь, скорлупа трещала, вот сейчасразлетится в куски и … и что тогда?» (344)
Этотобраз – отражение двух начал: разумного и природного, стихийного,инстинктивного в человеке. Со времени встречи с I-330 в нем происходят изменения, в результате которых он ужене может полностью принадлежать Единому Государству, но и то, что пробуждаетсяв нем, принадлежащее миру за Зеленой Стеной, не становится определяющим вгерое, так как еще очень сильно рациональное начало Д – 503. Таким образом, в Д– 503 происходит столкновение рационального и инстинктивного, в нем живут двачеловека: нумер Единого Государстава и житель Леса. Отметим, что в моментыпробуждения инстинктов Д – 503 уподобляется зверю: «… лохматыми лапами он грубосхватил её… впился зубами – я точно помню: именно зубами» (344). Почему именноинстинкты пробуждаются в Д – 503 первыми? Так как духовное начало контролируетЕдиное Государство, то I-330не остается ничего другого, кроме пробуждения природы человека, которая должнавосстать против организованности, разумности. Инстинкты – толчок его сознанию,которое пытается дать им обоснование, но не может, так как разум здесьбессилен. Но важен сам факт пробуждения рефлексии сознания. Пока Д – 503продолжает идеализировать Единое Государство, но что-то явно не устраивает егов рационалистичном мире. Чего только стоит вопрос, заданный самому себе: «Авдруг он, желтоглазый – в своей нелепой, грязной куче листьев, в своейнеисчислимой жизни – счастливее нас?» (368). Да, герой признает эту мысльабсурдной, оставаясь верным идеологии Единого Государства, но сам фактпостановки подобного вопроса очень значим, как признак внутренних изменений.
Нопротивостояние с Единым государством усугубляется, когда он не доносит на I-330? Как того требует закон, хотяон, со свойственной ему логикой, пытается оправдать свой поступок объективнымиобстоятельствами болезнью. Отметим расширение значения понятия «болезнь».Сначала герой просто ищет повод, чтобы не доносить на I-330, но постепенно Д – 503 приходит к мысли, что ондействительно болен. Все признаки налицо: сны, туман в восприятии жизни, потеряцифроощущения, но обо всем подробнее.
Во-первых,Д – 503 начинает видеть сны! Добавим к этому, что до определенного момента оних вообще не видел (жителям Единого Государства сны незнакомы). П Карасев встатье «Метафизика сна» пишет о том, что главный изъян спящего сознания состоитв лишении интеллектуального зеркала, благодаря которому человек способеноценивать свои действия так, как если бы смотрел на них со стороны. «Иначеговоря, днем мы способны не только видеть что-то или думать о чем-либо, но иодновременно (незаметно для себя) оценивать свои мысли и чувства с позиции«второго я», представляющего собой неразрывное соединение интеллекта и этики».[4]По мысли автора этой статьи, для сна характерен «дефицит рефлексии»,бездействие «сторожа ума». Именно во сне «отключается» интеллект Д – 503,«засыпают» этические нормы, вытекающие из идеологии Единого Государства, и оностается один на один с тем, что не поддается разумному истолкованию, чтотщательно подавляется во время бодрствования – инстинктами. Как объясняет сам Д– 503 эту возможность увидеть сон, изобилующий такими яркими цветовымивспышками? «И я знаю: до сих пор мой мозг был хронометрически-выверенным,сверкающим, без единой соринки механизмом, а теперь… Да, теперь именно так: ячувствую там, в мозгу – какое-то инородное тело – как тончайший ресничныйволосок в глазу: всего себя чувствуешь, а вот этот глаз с волоском – нельзя онем забыть ни на секунду» (328).
Следующаястадия «болезни» — потеря цифроощущения. «Моя математика – до сих порединственный прочный и незыблемый остров во всей моей свихнувшейся жизни – тожеоторвалась, поплыла, закрутилась» (374). Возникает образ иррационального корняиз -1. Оон становится явью, и то ли во сне, то ли наяву «иррациональныйвеличины прорастают сквозь все прочное, привычное, трехмерное, и вместотвердых, шлифованных плоскостей – кругом что-то корявое, лохматое…» (373). Ноэто уже не инстинкты. Оппозиция рационального и иррационального приходит намену оппозиции разума и инстинктов. «Для формул иррациональных, для моего корняиз -1, мы не знаем соответствующих тел, мы никогда не видели их… Но в том-то иужас, что эти тела – невидимые – есть, они непременно, неминуемо должны быть:потому что в математике, как на экране, проходят перед нами их причудливые,колючие тени – иррациональные формулы; математика и смерть – никогда неошибаются, и если этих тел мы не видим в нашем мире, на поверхности, для нихесть – неизбежно должен быть – целый огромный мир там, за поверхностью…» (373).Перед Д – 503 открывается реальность внутреннего мира, того самого камина,теней в глазах I-330. И ещё одно,Д – 503 начинают посещать воспоминания, а вот это совсем не подходит жителюЕдиного Государства, граждане которого лишены исторических связей с прошлым,будущим (нет предков, нет детей).
Д– 503 чувствует себя выбитым из привычного течения жизни, отсюда множествоаналогий, сравнений, помогающих лучше описать это состояние: «я – аэро без руля»;«я один – выхлестнут бурей на необитаемый остров», «я подвешен за ноги». С этимжить нельзя, поэтому и бросается на лезвия – приговор: «Плохо ваше дело!По-видимому, у вас образовалась душа» (365). Не случайно, следуя авторскомуприему выделения в каждом одной яркой детали, в докторе отмечены ножницы –губы. Они изрекают приговор, отрезая путь назад, в конечную, рациональнуюорганизацию жизни.
Ночто такое душа? Сам термин непонятен Д – 503. Чтобы его разъяснить, докторобращается к логическому (математическому) началу героя, объясняя ему черезсравнения с понятными явлениями значение понятия «душа»: «Плоскость стала объемом,телом, миром, и это внутри зеркала – внутри вас – солнце, и вихрь от винтааэро, и ваши дрожащие губы, и ещё чьи-то» (366).
Мывидим, что душа – соединение некоего стихийного, природного начала (солнце) иразумного, научного (вихрь от винта аэро). Получается: душа не принадлежит ни кмиру Единого государства, ни к Лесу – она в соединении двух начал. Но гдевозможно это единение? Оно есть в Древнем Доме, где сочетается разум, наука ввиде книг и где есть хаотичность, стихийность, свойственная природе. Этопримирение разума и инстинкта, науки и леса автор дает в очень интересномсравнении: «Кто они (дикие люди)? Половина, которую мы потеряли, Н2 иО – а чтобы получилось Н 2О – ручьи, моря, водопады, волны, бури, — нужно, чтобы половинки соединились…» (416). Явна полемика Е. Замятина сконцепцией В. Хлебникова, который пытался обосновать соединение природногоначала и науки. Будущее возможно в результате тотального разрушения культурногопрошлого и возвращение к изначальной природе. Только тогда возможно рождениеновой культуры, как слияние истинно природного и научных достижений. Добавим,что В. Хлебников не отрицал достижений прошлого в науке, технический прогресс.Е. Замятин, развивая концепцию В. Хлебникова, показывает невозможность соединениястихийного природного начала и числа без объединяющей силы истинной культуры.Автор «Мы» рисует два полюса: Единое Государство – мир числа и Лес – стихийное,природное начало. Их единение не происходит в сознании Д – 503, так как неткультурной созидающей силы, вечные ценности утрачены. Е. Замятин показывает, чтоследование концепции В. Хлебникова даст две «разновидности» людей: нумер изверь. Рождение «числозверя» не произойдет, так как В. Хлебников, как и всефутуристы, отрицает культуру, где только и возможно было это единение.
Новернемся к роману «Мы». Почему же происходит рождение души? Этот вопрос оченьзанимает Д – 503. «Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни тольколопаточные кости – фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны –есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда: мы– прилетели, мы – нашли. Не так ли?» — говорит доктор (366). Действительно,Единое Государство – реализовавшаяся мечта об идеальном жизнеустройстве, а крылья– символ мечтаний. Но зачем они, если мечта реализована. Самая ужаснаяперспектива реализации утопии – остановка в развитии, отсутствие поиска, мечтаний,терзаний. И заметим, произошла подмена мечты (крылья заменили аэро). Есликрылья могут поднять на любую высоту, в любом направлении, причем крыльяпринадлежность живого существа, не скованного никакими рамками, то аэродвижется в соответствии с управлением пилота, это уже не самостоятельный полет,это движение под чьим-то руководством в строго заданном направлении. Самоевремя обратиться к образу того, кто руководит этим полетом.
ОбразБлагодетеля впервые возникает на страницах рукописи во время казни, когда онвыполняет свою важнейшую функцию: обеспечивает сохранность всеобщего счастья.Фигура Благодетеля явно восходит к образу Великого Инквизитора. Он, как иВеликий Инквизитор, дарует человечеству счастье, но какое? В назидательнойбеседе со взбунтовавшимся строителем «Интеграла» — через тысячелетия – Благодетельвещает о том же счастье, насильственно привитом человечеству: «Вспомните: синийхолм, крест, толпа. Одни – вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту,другие внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех,верхних – самая трудная, самая важная…» (449). Сравним: «И все будут счастливы,кроме сотни тысяч управляющих ими… Будут тысячи миллионов счастливых младенцеви сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие добра и зла»[5].Власть Великого Инквизитора, как и власть Благодетеля, основывается надаровании материального достатка за свободу. Великий Инквизитор берет мечкесаря, а Благодетель – Газовый колокол, и тем самым они восполняют все, чтоищет человек: «перед кем преклониться, кому вручить совесть и каким образомсоединиться наконец всем в общий и согласный муравейник»[6].Власть Благодетеля, как и Великого Инквизитора, опирается на чудо, тайну,авторитет. Чудо Благодетеля является во время казни: «это всякий раз было – какчудо, это было – как знамение нечеловеческой мощи Благодетеля» (339). Авторитет– следствие страха перед наказанием. А тайна…, её откроет чуть позже, в своемромане «1984» Д. Оруэлл: «Партия стремилась к власти исключительно ради неёсамой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство,ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье – только власть, чистая власть… Мызнаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от неё отказаться.Власть – не средство, она — цель»[7]. Именно поэтому свободаза хлеб – обмен нереальный. Оруэлл отмечает, что научный прогресс способенобеспечить человека пищей (это мы видим у Е. Замятина – нефтяная пища), но судовлетворением всех потребностей наступит равенство; не будет того, ради чеголюди отдадут свободу нескольким избранным, поэтому люди, стремящиеся сохранитьза собой власть, сознательно будут препятствовать удовлетворению материальныхпотребностей. И здесь на «помощь» приходит война. Человек отказывается отсвободы ради счастья, но получает голод и войну, считал Оруэлл.
Всвязи с образом Благодетеля возникает в сознании героя ряд сопоставлений:Благодетель – первосвященник, шпионы – мученики, Единое Государство – бог;,Скрижаль – школа, лица – лампады, хранители – архангелы, казнь – богослужение,жертвоприношение. Перед нами еще одна оппозиция: идеология Единого Государстваи христианство. Д – 503 считает своими предшественниками христиан: «Христиане,единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники: смирение –добродетель, гордыня – порок, а что – «мы» — от бога, а «Я» — от диавола» (392)[8].
«Темдвум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы – или свобода безсчастья, третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно –потом века тосковали об оковах… И только мы снова догадались, как вернутьсчастье… Древний Бог и мы рядом, за одним столом… Мы помогли Богу окончательноодолеть диавола – это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубнойсвободы… А мы сапожищем на голову ему… И готово: опять рай. Никакой путаницы одобре и зле…?» (347). Новая трактовка Библии в соответствии с идеологиейЕдиного Государства. Адам и Ева не знали добра и зла до того, как вкусилизапретный плод. Именно с этого момента начинаются мучения рода людского. Авернуться в Эдем можно только через духовное совершенствование, через созданиеРая внутри себя. Единое Государство трактует иначе: человек свободен, значитобладает правом выбора между добром и злом. Но это лишает человека спокойствия,блаженного счастья. Если же человек отдает свободу, то взамен он получаетсчастье несвободы, так как вместе со свободой он отдает и совесть (об этом говорилВеликий Инквизитор), ему нет нужды выбирать между добром и злом, он точнознает, что есть добро, а что есть зло со слов Благодетеля, ВеликогоИнквизитора, Старшего Брата.
Самоестрашное в новой трактовке – это стремление взять на себя функцию Бога, Творца,но именно это и делают жители Единого Государства. Они пытаются создать Рай не внутрисебя, а здесь на земле. Перенести его из небесных сфер в земные пределы, на чтообращает внимание I-330: «… вы таквдохновенно все озирали – как некий мифический бог в седьмой день творения. Мнекажется, вы уверены, что и меня сотворили вы, а не кто иной…» (310). ЕдиноеГосударство – воплощение рая на земле усилиями людей, возомнивших себя богами.И получили они новую религию – идеологию Единого Государства, котораяоправдывает приношение на алтарь нового Бога родных, друзей, близких (хотя,может быть, и нет дружбы, любви друг к другу, потому что есть любовь к ЕдиномуГосударству); которая возводит в ранг архангелов людей, занимающихся доносительством,слежкой; которая в качестве объекта поклонения выбирает скрижаль – распорядокдня; которая выбирает первосвященником человека, чьи руки в крови.
Ужасающаятрактовка христианства, считающего высшей ценностью человека. Пастыремчеловечества может быть Бог, но не человек, возомнивший себя Богом и решившийпереустроить мир по своему желанию (хотя вполне вероятно, что в образеБлагодетеля Е. Замятин пытался оспорить христианскую традицию надежды на«настоящего» царя, воплощения воли Божьей на земле, но у него Благодетель –первосвященник все-таки нового Бога, новых, не являющихся христианскимиценностей). Когда человек принимает на себя обязанности Творца, это никогда неприводит ни к чему хорошему. Поэтому не случайно на последних страницах утопиивозникает образ: «На краю блюдечка – какие-то желтые, костяные развалины, грозитжелтый, высохший палец – должно быть, чудом уцелевшая башня древней церкви»(441). Христианская церковь – предупреждающая, остерегающая.
Новернемся к отношениям I-330и Д – 503. Это любовь? Вероятнее всего. С её появлением становятся невозможнымиотношения по розовоталонной системе с О-90, возникает чувство ревности. Носамое главное, чувство любви дарит Д – 503 небывалое мироощущение: из осознаниясебя частичкой, винтиком он приходит к ощущению вселенной внутри себя. Емуоткрывается взаимосвязь всего живого, из которой до этого момента он себявыключал.
Любовь– стихия иррациональная, её появление выбивает у Д – 503 почву из-под ног. Былавера в научность, в разум, в конечную истину: «Знание, абсолютно уверенное втом, что оно безошибочно – это вера. У меня была твердая вера в себя, я верил,что знаю в себе все. И вот -…» (320). Оказалось, что в нем есть что-тонеподвластное разуму, и это уже не инстинкты, это другое – внутренний мир.Меняется и двойник Д – 503. Это уже не дикарь, рвущийся на свободу. Это другое:«Вот я – он: черные, прочерченные по прямой брови; и между ними – как шрам –вертикальная морщинка (не знаю: была ли она раньше). Стальные, серые глаза,обведенные тенью бессонной ночи; и за этой сталью… оказывается, я никогда незнал, что там. И из «там» (это «там» одновременно и здесь и бесконечно далеко)– и из «там» я гляжу на себя – на него, и твердо знаю: он – с прочерченными попрямой бровями – посторонний, чужой мне, я встретился с ним первый раз в жизни.а я настоящий, я – не он» (346).
Ноотметим, что это не перерождение Д – 503, это лишь его двойник, его духовноеначало, отражение его внутреннего мира. В связи с этим необходимо заметить, чтонаконец решается вопрос с «числовым выражением» корня из -1. Читаем: «Мнечудилось – сквозь какое-то толстое стекло – я вижу: бесконечно огромное иодновременно бесконечно малое, скорпионообразное, со спрятанным и все времячувствуемым минусом – жалом: корень из – 1… А может быть, это – не что иное,как моя «душа», подобно легендарному скорпиону древних, добровольно жалящаясебя всем тем, что…» (374). Теперь нам становится понятным, почему именнозасевший внутри корень из -1 помешал Д – 503 зайти в Бюро хранителей: душамешала совершить предательство.
Сзарождением души, внутреннего мира связано пробудившееся внимание Д – 503 ксемейным ценностям. Как мы уже отмечали, Единое Государство не признает любви,привязанности к кому-то ещё, кроме себя. Именно поэтому здесь отсутствуетинститут семьи, материнства, брака. Семьи и брака не может быть без любви,когда действует система розовых талонов. Если деторождение – это производство,то материнство и отцовство не существуют. И до определенного времени Д – 503 ненужны семейные ценности, но с рождением души у него возникают странныеассоциации и ощущения. Так триумвират, включающий Д – 503, R-13, О-90, уподобляется в его сознаниисемье, причем О-90 вызывает в нем братские чувства. А это странное желание бытьвсегда рядом с I-330 – что как ниоснова брака? И вершина: «Если бы у меня была мать – как у древних: моя – вотименно – мать. И чтобы для неё – я не Строитель «Интеграла», и не нумер Д –503, и не молекула Единого Государства, а простой человеческий кусок – кусок еёже самой – истоптанный, раздавленный, выброшенный… И пусть я прибиваю или меняприбивают – может быть, это одинаково – чтобы она услышала то, чего никто неуслышит, чтобы её старушечьи, заросшие морщинами губы — …» (451). У Д – 503возникает острое желание любви близкого, родного человека не за что-то, апросто потому, что он есть. И перед этим чувством отступает все. Должен бытькто-то, кто понимает именно тебя, твои чувства; не надо всех, которым до тебянет никакого дела, кроме шпионства, прикрывающегося любовью к Единому Государству.Нужна любовь конкретного человека, любовь кровная, понимающая, поддерживающая.
ПротивостояниеЕдиного государства и семьи оканчивается временной победой семейных ценностей.И прыжок вниз головой, поступок, направленный против идеологии ЕдиногоГосударства – зачатие ребенка. Но после этого наступает временное выздоровление.Вместе с ним приходит вера в незыблемость и вечность только четырех правиларифметики. Нужно мыслить философски – математически, тогда отпадаетнеобходимость оценивать с точки зрения добра и зла, так как все определяетразумность. Эта мораль временно уступает место этике древности, но в принципе онанеискоренима из сознания Д – 503, где происходит постоянное столкновение этихдвух систем ценностей.
Ноизменения происходят не только в душе Д – 503, изменился и R-13, вероятно, также в результатеобщения с I-330, хотя в нем всегда была некаяиррациональность, он хоть и поэт идеологии, но все-таки поэт. Изменилась и О-90,её желание иметь ребенка наконец получило свое воплощение в реальности. Вразмеренной жизни Единого Государства начинают происходить непредвиденныестихийные события. Так, например, самое первое: защита женщиной юноши, чтоприравнивается к бунту против воли Единого Государства. Это событие вызываетопасения у Д – 503: «Что если сегодняшнее, в сущности, маловажное происшествие– что если все это только начало, только первый метеорит из целого рядагрохочущих горящих камней, высыпанных бесконечностью на стеклянный рай?» (392).Иррациональное, понимаемое как бесконечность, отраженное в душе человека,начинает разрушать мертвую организацию под стеклянным куполом смерти.
Вторымметеоритом, упавшим на этот стеклянный рай, было голосование против Благодетеляв День Единогласия. Именно в этот момент в голове Д – 503 начинается полнаянеразбериха: «Неужели обвалились спасительные, вековые стены Единогогосударства? Неужели мы опять без крова, в диком состоянии свободы – как нашидалекие предки? Неужели нет Благодетеля? Против… В День Единогласия – против?Мне за низ стыдно, больно, страшно. А впрочем – кто «они»? И кто я сам: «они»или «мы» — разве я знаю» (404). Возникает новая оппозиция в сознании героя:«мы» – «они». «Они» — проголосовавшие против, олицетворяющие личностное началов человеке; «мы» — механизм Единого государства. Есть «Я», которое покасоединяет себя с машиной Единого государства, противопоставляя её восставших.Но куда отнесет себя Д – 503 потом? После голосования он ощутил себя точкой, вкоторой больше всего неизвестностей: «Мне страшно шевельнуться: во что яобращусь?» (405).
Очереднойудар по Единому Государству – Мефи, они болезнь, сыпь на теле здорового некогдаобщества. Единому государству наносятся удары, какова же ответная реакция? Оназапрограммирована уже на первых страницах романа. Единое Государствоактивизировало эмоциональную сторону людей, пробудив в них частичку иррационального,но оно же уничтожит все иррациональное в человеке окончательно и бесповоротно.Оказалось, что любое проявление чувств вредно для системы Единого Государства,поэтому трехкратное прижигание и перед нами нумер – идеальная машина, лишеннаявсего человеческого, кроме способности мыслить. Но и это ещё не все, борьбапродолжается, восставшие Мефи сопротивляются, пытаются захватить «Интеграл»,однако, затея провалилась, так как система доносительства в Едином Государстведействует идеально.
Ноименно само ожидание захвата «Интеграла» демонстрирует противоречивостьсознания Д – 503. Он не может отказаться от разумной механичности ЕдиногоГосударства, но он не может придать I-330. Она предлагает ему отказаться от захвата, сделать операцию, но процесснеобратим, весь ужас для Д – 503 заключен в осознании одной фразы, вопроса,заданного I-330: «Не хочешь счастья?» (430). Онне может найти ответ: «… два логических поезда столкнулись, лезли друг надруга, крушили, трещали», но ответ дан: «Не могу без тебя…» (430). Обратимвнимание, Д – 503 не может без I-330,но ему вовсе не нужны перемены существующего строя, достаточно I-330, находящейся рядом. Но так илииначе, выбирая I-330, онотступает от Единого Государства, поэтому, когда I-330, усомнившись в нем, отказывается от Д – 503, он идет насамоубийство. Для него это конец всего, конец любви, конец мучительныхтерзаний, противоречий, раздиравших его до этого идеальную натуру.
Когдане удается интеллектуальный бунт, Мефи взрывают Стену, надеясь, что стихияжизни возродит к жизни новое государство, но стражи Единого Государства недремлют.
Вэтой атмосфере неразберихи, когда Д – 503 узнает, что был нужен I-330 лишь как строитель «Интеграла»,он испытывает душевные муки и, устав от терзаний, решает получить право насчастье. Д – 503 идет на предательство, но, ирония судьбы, исповедь предназначаласьодному из участников заговора. Его жертва на алтарь Единого Государстваобернулась предательством любви, совести, души. Не случайно здесь сопоставлениес жертвой Авраама. И в том, и в другом случае пред нами испытание на силу веры.Но если Авраам не отступил от веры, то Д – 503 предает то новое, что открылосьему, губит человеческое в себе и, как оказалось, напрасно. Д – 503 боится тогостихийного, неорганизованного, грядущего на смену рациональной организации. МетанияД – 503 напоминают усилия Кая из «Снежной королевы» Г. Х. Андерсена,стремящегося сложить из льдинок слово «вечность», расписать бесконечность попараграфам, но то, что не удается Каю, не получается и у Д – 503. Вечностьразворачивается перед ним во всей своей иррациональности, стихийности, а емужаль потерянной разумной организации. Но у него есть надежда. Его сосед, сописания которого начинается роман, сообщает Д – 503 о своих расчетах, подтверждающихконечность вселенной. Однако, пробудившееся сознание жаждет знать, что законечной вселенной. Но ответа нет. Операция обрывает движение вопрошающей мыслигероя.
Итак,все оппозиционные противоречия в сознании Д – 503 можно свести к одной главной:Единое Государство – Лес. Составим парадигмы.
ЕдиноеГосударство: разум, организация, техника, стеклянная клетка.
Лес:инстинкты, стихия, природа, племя.
Посути, это два пути возможного выхода из двойственного положения Д – 503. Чтовыберет Д – 503? Лес, несомненно, — движение деградирующее, здесь происходитуподобление человека животному тогда, когда пробуждаются инстинкты. Однако,именно этой жизненной силы не хватает жителям Единого Государства. Не случайнопробуждение инстинктов ассоциируется у Д – 503 с появлением его двойника сволосатыми руками из разламывающейся скорлупы. Яйцо — символ зарождающейсяжизни. Инстинкты дают эту жизненную силу Д – 503, но без разума инстинктыприравнивают человека и зверя.
Обратимсяк анализу второго пути – движения с Единым Государством. Этот путь такжетупиковый, поскольку грозит гибелью человеческого в человеке. Вспомним историюо трех отпущенниках, перед нами не люди, а элементы механизма, это очень близкофиналу романа «1984» Д. Оруэлла: и здесь, и там перед нами смерть человека, егодеградация, мутация. В первом случае – часть машины, во втором – некая белковаясубстанция. Человека нет. Единое Государство ограничивает широкие возможностичеловека, ему оставили одно: возможность быть механической частью огромногоцелого. Именно поэтому Д – 503 боится, что если он распрямится, то стукнетсяголовой о стеклянный потолок. В Едином Государстве человек не может реализоватьсебя полностью, он ограничен определенным «потолком» идеологии Единого Государства.И самое страшное деяние машинного рая – операция по удалению фантазии. Настраницах романа живут люди – тракторы. Что может быть ужаснее? Люди решили,что они мудрее Бога, но, как и раньше (вспомним вавилонскую башню), этооборачивается разрушением, гибелью.
ОппозицияЛеса и Единого Государства неразрешима. Докажем это. Совершенно ясно, чтоневозможно существование либо только мыслящего человека, либо существа,наделенного только инстинктами. Необходимо единение мыслей и природного начала,в результате которого происходит рождение души. Е. Замятин не отрицаеткультуру, напротив, именно культура способна объединить истинную природучеловека и разум. Другой вопрос: возможно ли сохранение культурных ценностей вмире разума либо в мире инстинктов? Е. Замятин считает, что нет. Если отделитьразум от природы, то культура умирает, оставляя лишь осколки некогда единогоцелого (Древний Дом, старая церковь, корабль…): «Я шел под какими-то каменнымиарками, где шаги, ударившись о сырые своды, падали позади меня… Калитка взаборе и пустырь – памятник Великой Двухсотлетней войны: из земли – голыекаменные ребра, желтые оскаленные челюсти стен, древняя печь с вертикалью трубы– навеки окаменевший корабль среди каменных желтых и красных кирпичныхвсплесков» (386). Аналогия: ценности Древнего Дома, культура – окаменевшийкорабль., отметим, что автор употребляет наречие навеки. Двухсотлетняя войнауничтожила культуру, которая сохранилась лишь в каких-то осколках, ивосстановить её невозможно. Тем более, что восставшее меньшинство – Мефи –обречено на поражение (захват «Интеграла оканчивается полным провалом»).Вспомним символ на камне. Мефи изображен следующим образом: «Крылатый юноша,прозрачное тело, и там, где должно быть сердце – ослепительный,малиново-тлеющий уголь» (412). Сердце – уголь, мотив из «Пророка» А. С.Пушкина.
Мефи– пророки, люди, видящие несправедливость, ошибки, несущие людям правду,жертвующие собой ради них. Мотив жертвенности усиливается в результате уподобленияэтих крылатых людей птицам над стеной, которые «с карканьем бросаются наприступ – грудью о прочную ограду из электрических волн – и назад, и снова надСтеною» (412). Но в этом образе явно чувствуется авторская ирония, оценка этогопути преодоления тоталитарного государства: юноша прозрачный – знак бесплодностиидеи; птицы, бросающиеся на стену, — вороны – снижение романтичности жертвыМефи,. И ещё одна деталь: камень, на котором изображен юноша, «желтый, какчереп». Это сравнение не случайно. Это некое вырождение, смерть культурныхценностей прошлого. И, наконец, завершается все повторным уподоблением кораблю,но в ином аспекте: «Камень, и она сама на камне, и за нею толпа, и поляна –неслышно скользят, как корабль, и легкая – уплывает земля под ногами» (411).Вот в этом вся беда: романтический дух, жажда подвига далеко увела их отгрешной земли. Кроме этого культура, которую несут Мефи, имеет стихийное началов своей основе (это и музыка Скрябина, и желтые глаза I-330, которые Д-503 сравнивает с глазами, увиденными им черезстеклянную стену). Схожие глаза культуры и стихии. Добавим к этому тот факт,что камень Мефи лежит за Зеленой Стеной и из Древнего дома есть выход за Стену.Но при всей стихийности культуры I-330не уходит жить в Лес, она понимает невозможность существования за Стеной, встихии инстинктов. Для неё пути за Стену нет, есть дорога вперед, краспространению культурных ценностей. Но и этот путь в сложившихся условияхтупиковый.
Бесплодностьусилий Мефи мы видим на примере Д-503. Да. Он почувствовал в себе некоеначало, не поддающееся разумному объяснению, ему открылась взаимосвязь всегоживого: «Я увидел у старухиных ног – куст серебристой полыни, полынь протянулаветку на руку к старухе, старуха поглаживает ветку, на коленях у ней — отсолнца желтая полоса. И на один миг: я, солнце, старуха, полынь, желтые глаза –мы все одно, мы прочно связаны какими-то жилками, и по жилкам – одна общаябуйная, великолепная кровь…» (369). Он испытывает чувство, незнакомое до этоговремени: ощущение в себе вселенной: «… мы одно: и великолепно улыбающаясястаруха у дверей древнего дома, и дикие дебри за Зеленой Стеной, и какие-тосеребряные на черном развалины, дремлющие, как старуха, и где-то, невероятнодалеко, сейчас хлопнувшая дверь – это все во мне, вместе со мною, слушает ударыпульса и несется сквозь блаженную секунду…» (3940. Но отметим одну деталь: этичувства длятся мгновения, секунды; осознание взаимосвязи, ощущение вселенной,как вспышка, которая мгновенно гаснет. Почему? Вспомним, это ощущениевозникает, когда рядом с ним I-330,если её нет, он уподобляется желтому песку, лишенному живительной влаги, либо внем начинают активизироваться аргументы разума в пользу Единого Государства. Онощущает себя в постоянной зависимости от I-330. Только с ней находит «выход». Попытка найти егосамостоятельно заканчивается провалом: «…и я стал искать… нигде! Тогдашнеговыхода… нигде не мог найти – его не было. Усталый, весь в какой-то паутине…»(387). Когда Д-503 ищет и не находит выхода, он покрыт паутиной. Значимаядеталь, так как она имеет прямое отношение к Единому Государству: «… намеченныетонким голубым пунктиром концентрические круги трибун – как бы круги паутины,осыпанные микроскопическими солнцами; и в центре её – сейчас сядет белый,мудрый паук – в белых одеждах Благодетель, мудро связавший нас по рукам и ногамблагодетельными тенетами счастья» (400). Дело в том, что это паутина проникаетв сознание героя. И выход он не может найти, потому что на нем эта тлетворная паутина,разрушающая в нем самостоятельную личность. Влияние идеологии ЕдиногоГосударства смертоносно для человеческого сознания. Вспомним, казалось бы, вгерое происходят эволюционные изменения, знаменующие рождение души, но в то жевремя ничто не мешает ему пробежать мимо О-90, которую могла растоптать толпа;спокойно отнестись к гибели десятка людей во время испытаний «Интеграла», причемобосновать правильность этой жертвы во имя государства. Именно по причинеразрушающего влияния идеологии на сознание жителей невозможно осуществлениекультурного переворота, духовного, созидающего развития человечества.
Обратимсяк анализу формы повествования в антиутопии, в которой отразились метания,противоречия, возникшие в сознании Д-503. Отметим, что с эволюционным ростом в душегероя меняется характер дневниковых записей. Первоначально перед нами черты одыв честь Единого Государства: «Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя,о, Скрижаль, о, сердце и пульс Единого Государства…» (314) – чем не одическиевосклицания? Но постепенно в рукописи Д-503 появляется другой герой: он пишет осамом себе, в его произведении появляется личность, а не просто элементгосударственной машины. И незаметно меняется жанровая принадлежность записейД-503: ода сменяется романом. Размышляя об этом, он напишет: «Я с прискорбиемвижу, что вместо стройной и строгой математической поэмы в честь ЕдиногоГосударства – у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман», древнийпричудливый роман о таинственных снах, социальном конфликте и внутреннемраздвоении. Ему приходится согласиться с I-330, открывающей любопытную связь между возрождением личнойсудьбы и старого романа: «Человек – как роман, — замечает она, — до самойпоследней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать…»(414). В человеке, как и в литературе, есть некий иррациональный элемент. Икогда у героя появляется «я» — субъективное, иррациональное, тогда и в егоромане появляются непредвиденные случаи, создающие сюжет о появлении и развитииличности, который, в свою очередь, превращает текст в роман. (Вспомним, что этоне просто роман. В нем есть элементы исповедальности).
В планежанровой организации здесь явна полемика антиутопии и утопии. Если последняялишена личностного начала и постепенно апеллирует к исторической памяти жанраоды, воздавая похвалу идеальному государству, то антиутопия обращается к историческойпамяти жанра романа. Стихия антиутопии — непредсказуемость, неизведанность, чтокак нельзя лучше отражается в романе. Именно поэтому первоначальные дневниковыезаписи Д-503 – утопическая ода в честь Единого Государства, но с осознаниемсамого себя происходит трансформация оды в роман.
Сизменением душевного состояния Д-503 меняется и стиль повествования, ведущегосяот первого лица. События излагает в своих дневниковых записях Д-503, говорящийо себе в первом лице и выступающий как реальный человек, физически существующийв том же мире, о котором он повествует. Неизменна пространственная организацияповествования, которая включает изображение внешнего и внутреннего мира. Переднами субъективная позиция повествования. Он изображает окружающий предметныймир «от себя», со своей точки зрения, Д-503 не является неким всевидящимрассказчиком, проникающим через закрытые двери, а если проникает, то толькодогадками. Изображение внутреннего мира соответствует форме повествования отпервого лица: о себе Д-503 знает все, а о том, что делается в душе любогодругого участника событий, он только догадывается по косвенным данным, черезвнешние проявления, которые может видеть рассказчик.
Измененияпроисходят в словесной организации произведения. Первоначально, когдапроизведение по своей жанровой принадлежности близко к оде, голос Д-503включается в повествование в виде восклицаний и риторических вопросов. Но постепенно,с переходом к роману, исчезает пафос повествования, что является отражениемдиалога утопии и антиутопии. (Вспомним, пафос – отличительная черта утопии,антиутопия – жанр без восклицательных знаков, жанр, отрицающий любой пафос).
Отметимеще одну особенность словесной организации повествования: зачастую Д-503 непосредственно«от себя» обращается к читателю, предваряет или разъясняет события. Это легкообъяснимо особенностями адресата творчества Д-503. он пишет для читателя,который совершенно не знает устройства жизни в Едином Государстве, поэтомувполне уместно обращение к читателю с целью объяснения некоторых моментов: «… япросто боюсь, что какой-нибудь икс останется в вас, неведомые мои читатели. Ноя верю – вы поймете, что мне так трудно писать, как никогда ни одному автору напротяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие –для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных ихдиким, отдаленным предкам»(313). Но в обращении к читателю можно увидеть ижанровую особенность: антиутопия (как и утопия) – пороговый жанр, балансирующийна грани реальности и художественного вымысла.
Собственноповествование Д-503 – это отражение его двойничества: повествование жителяЕдиного Государства, требующее точности, логичности в построении фразы, оформлениесобственной мысли, и система, отражающая стихийность, неорганизованность,нелогичность мышления нового, рождающегося Д-503. Собственно второй типповествования связан с появлением I-330. Именно с этого момента в его записях, раннее отличавшихсялогичностью, последовательностью, появляется многоточие, символизирующееостановку в движении мысли. Функция многоточий важна: они отражают силу чувств,охвативших Д-503 и разрушивших логичное течение мысли.
Таккак Д-503 меняется, то меняется и его сознание, а вместе с ним – построение егомыслей, речей. Если раньше мысль – логически правильное умозаключение, сейчас– некий пунктир. Ему трудно связать нахлынувшие на него новые ощущения: «Поймитеже: я не хотел… — пробормотал я… — я всеми силами…» (358).
Ещеодин элемент, появившийся с момента знакомства с I-330, выглядит так: --. Этот знак Д-503 использует, когдаописывает явление, название которому он не знает: «Я не позволю! Я хочу, чтобникто, кроме меня. Я убью всякого, кто… потому что вас — я вас — -» (344).Вполне понятно, что слово «любовь» не относится к активному лексическому запасужителей Единого Государства, поэтому Д-503 и не знает, как назвать этонахлынувшее на него чувство. Интересно, что понятия «любовь», «ревность» Д-503использует, но он никогда не применяет их по отношению к себе. Он знает, чтоесть нечто, называемое любовью, но как назвать то, что оно чувствует – любовьэто или нет – он не знает.
Этотзнак (--) используется и в другой функции: знак прерывающейся мысли, когда нетжелания погружаться в мир инакомыслия: «… ведь я знаю, у ней не хватит силы пойтив Бюро Хранителей и, следовательно --» (382).
Оченьчасто для описания нахлынувших на него ощущений он обращается к системемышления, хорошо ему знакомой, пытаясь в ней найти определение нового явления,чувства: «Как рассказать то, что со мной делает этот древний, нелепый, чудесныйобряд, когда её губы касаются моих? Какой формулой выразить этот, все, кроменеё, в душе выметающий вихрь?» (349). Помогает выразить возникшее новое чувствометафора, поэтому её так много в повествовании Д-503. «Я потерял руль. Моторгудит вовсю, аэро дрожит и мчится, но руля нет, — и я не знаю, куда мчусь: вниз– и сейчас об земь, или вверх – и в солнце, в огонь» (420). С появлением в егожизни действительно дорогого человека он начинает использовать в речи эпитеты(«милая»).
Нов его повествовании явно сохраняются те черты, которые были свойственны нумеруД-503 – строителю «Интеграла». С первых страниц романа мы вступаем в мирперевернутой, наоборотной этики, извращающей подлинный, традиционный смыслслов, в поэтике это называется оксюморон сочетание противоположностей:«благодетельное иго разума», «долг заставить быть счастливым». «любовь — жестокость». Это не только семантическая операция – это покушение на глубинныекультурные основы.
Интереснопроследить особенности диалога Д-503 и I-330. В обращении девушки явно скрыта ирония, основанная напонимании абсурдности воззрений Д-503. Это некая игра, когда, оперируя его категориямимышления, I-330 ставит Д-503 перед некимпарадоксом, ставящим под сомнение высказанную мысль. I-330 не спорит, не доказывает, она предпочитает поставить егов некую проблемную ситуацию, выражающуюся в столкновении идеологии ЕдиногоГосударства и ценностей иного порядка.
Итак,пред нами система оппозиции, восходящая к одной: Единое Государство – Лес заЗеленой Стеной. Именно через систему оппозиции и происходит разрушениеутопической модели в романе.
Е.Замятин не скрывает: ситуация трагична. Ибо одурманенные идеологическойобработкой, потерявшие бдительность люди могут по своей воле сделать необратимыйшаг, следствием которого будет ампутация души. Роман кончается словами — основнымиположениями его точки зрения: «…разум должен победить». Это слова трагическойиронии: за победу такого разума человеческий мир должен будет заплатить слишкомбольшую цену. Е. Замятин выступил против самоубийства человечества.
Прогрессзнания – это ещё не прогресс человечества, а будущее будет таким, каким мы егосегодня готовим. Вопрос антиутопии – каким будет будущее, если настоящее,меняясь лишь внешне, материально, захочет им стать. Антиутопия проецируетутопическую мечту в реальность как возможность осуществления. Причем,естественно, в ту реальность, которую наблюдает. «Мы» — роман о будущем, но этоне мечта, не утопия, а антиутопия. В нем проверяется состоятельность мечты, напротяжении веков сопутствовавшей человеческой цивилизации и теперь прорастающейреальностью. Е. Замятин не придумывал последствий — он их различил вдействительности, обещавшей светлое будущее и в своей каждодневности обгонявшейсамую мрачную фантастку.
Оченьчасто мерой антигуманности реализованной утопии оказывается неспособностьпонять ценность или постичь смысл традиционной литературы. Если утопиипредлагают читателям вглядеться в мир, который раньше или позже станет для нихсвоим, дистопии побуждают читателей рассмотреть мир, в котором им никогда небудет места. Может быть, самая страшная запись романа – последняя, описывающаясмерть литературы. Глядя на свою рукопись, лоботомизированный повествователь неузнает свою работу и не может понять смысла нового открытия мира литературы исвоих предков – то есть нас. «Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцатьстраниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал — или воображал, что чувствую это?»(461).
Конец«Мы» — это конец нас. Е. Замятин побуждает читателей представить себе мир безних, мир, где, как он однажды предсказал, «у… литературы только одно будущее:её прошлое». Попытка реализации утопии обернулась трагедией. Означает ли это,что утопия – бесчеловечный обман, и мир должен отказаться от неё? Утопия даетчеловеку и обществу стимул к саморазвитию, к постоянному движению. Идея«золотого века», «рая на земле» прекрасна, быть может, именно в своейнеповторимости.
Вромане «Мы» нет именно этой любви к ближнему. Нет любви в любом её воплощении.С одной стороны, в Едином Государстве все – единый механизм, и нет местапроявлению индивидуальности со знаком «-» (эгоизму, тщеславию, зависти,себялюбию, самолюбию и т. д.), но с другой стороны, там нет места и любви кближнему, чувству взаимопомощи, состраданию, которые подменены подозрительностью,шпионством, доносительством. В Едином Государстве нет места той соборности,которая характерна для русской культуры, для русской души. Возникает следующаяаналогия: модель мира, приведенная в романе, где нет места личному,неповторимому, нет места «Я», полярна модели, которая возникает в последнихснах Раскольникова, где нет места связи, сцеплению, общности, объединению. Обеони – разные формы проявления одного и того же – расчеловечивания человека имира.
Заключение
Мыотметили, что утопия и антиутопия – есть соотношение жанра и антижанра; именноэто лежит в основе жанровой характеристики утопии и антиутопии. Обратившись канализу утопического сознания в России, мы отметили, что оно органичносоединяло народные представления, связанные с языческими верованиями, ихристианское учение. Нами выделено несколько мотивов: поиск благодатной земли(миф о стране с молочными реками и кисельными берегами и христианскоеповествование об утерянном рае); поиск идеального правителя (народныепредставления о царе «от нищеты» и христианское учение о царе – наместникебожьем).
Двадцатыйвек принес надежду на воплощение утопической мечты в реальности: новая властьможет оказаться искомым долгие века идеальным правителем. Да и возникновениежеланной страны – райского места – возможно на земле, так как человек достигтакого научного совершенства, что решил переустроить землю по своемуусмотрению, желанию. Мечта о благословенной земле несколько трансформировалась посравнению с 5 веком. В 20 веке утопическая мечта включает в себя идею созданиявторой природы – машинного рая – через тотальное разрушение прежнего миропорядка.
Чемможет обернуться возможность воцарения «идеального правителя», воплощающегонародную мечту, и реализация в реальности машинного рая – вот вопрос,тревоживший Е. Замятина.
Этатема находит своё выражение уже в раннем творчестве Е. Замятина, где онанализирует особенности русского патриархального сознания («Уездное»,«Алатырь»). Техника, цивилизация интересует его пока лишь как реальностьзападного мира («Островитяне», «Ловец человеков»). Но после приезда в Россию,он видит предвещание подобного и на родине. Роман «Мы» — отражение тревоги Е.Замятина перед возможным будущим России. «Предупреждением о двойной опасности,грозящей человечеству: гипертрофированной власти машин и гипертрофированнойвласти государства» назвал свой роман Е. Замятина. Век 20 создает свойутопический миф, который порождает новое искусство, новую этику, новоеотношение к миру. Наука меняет самого человека, его сознание. Всеобщееравенство и безграничная вера в разум, науку, технику в силах поработитьчеловека и, что самое страшное, изменить его природу, убить человеческое вчеловеке. Человек поверил в себя, решил, что с помощью технического прогресса емубудут подвластны любые высоты. Опасно то, что, принимая на себя функции Бога,он способен разрушить общество, человека, жизнь в целом.
Обэтих опасностях и пишет Е. Замятин. Ему важно показать, что в условиях ЕдиногоГосударства человеческое существование невозможно: он либо уходит в леса,отдаваясь во власть инстинктов, либо техника уничтожает в нем все человеческое.Культура в подобном государстве может существовать только в качестве рудимента,отголоска былого могущества, памятника созидающей культуры прошлого. В ЕдиномГосударстве культура подменена культом разума, гармония заменена числом.Математический подход применяется к этическим категориям: человеческая смертьрассматривается как ничтожно малая часть огромного государства.
Опасностьзасилия техники, изменения человеческих ценностей существовала и в 19 веке, нотолько со времени ошеломляющего роста техники этот вопрос становитсяактуальным. Культура 20 века дала заказ на антиутопию, пародирующую техническиеутопии эпохи. Вспомним М. Булгакова и «Роковые яйца», «Собачье сердце»; А.Толстого и «Гиперболоид инженера Гарина», А. Платонова с «Чевенгуром».
Подводяитоги, отметим, что Е. Замятин во многом опередил время, предсказав возможноеужасное будущее, которое в той или иной степени стало реальностью. Е. Замятинбыл одним из первых, но не единственным, в результате чего можно сделать выводо возможном дальнейшем изучении поставленной темы в новых ракурсах, подходах, вином контексте.
Библиография
Замятин Е. И. Избранныепроизведения /Вступ. ст. В. А. Келдышева. – М.: Сов. писатель, 1989. – 264 с.
Достоевский Ф. М.Преступление и наказание. – М.: Славянка, 1993. – 335 с.
Оруэлл Дж. 1984: Пер. сангл. – М.: Текст, РИК «Культура», 1991. – 428 с.
Хлебников В. В. Избранное.– М.: Сов. писатель, 1989. – 238 с.
Мифы народов мира: В 2т. – М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997.
Айзерман Л. С. Русскаяклассика накануне 21 века // Литература в школе. – 1997. — № 1. – С. 11-117.
Акимов В. М. На ветрахвремени: Очерки. – Л.: Дет лит., 1991. – 286 с.
Альфонсов В. Н. Намслово нужно для жизни. – Л.: Сов. писатель, 1984. – 248 с.
Бахтин М. М. Проблемыпоэтики Достоевского. – Изд. 4. – М.: Сов. Россия, 1979. – 320 с.
Белая Г. А. Дон Кихоты20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. – М.: Сов. писатель, 1989. – 400 с.
Бердяев Н. А. Судьбачеловека в современном мире // Новый мир. – 1990. — № 1. – С. 207- 232.
Воронский А. К.Избранные статьи о литературе / Сост. Г. А. Воронская. – М.: Худож. лит.,1982. – 527 с.
Григорьева Л. П.Возвращенная классика (Из истории советской прозы 20-30 годов). – Л.: Знание,1990. – 32 с.
Гусев Г. М. Странствиявеликой мечты. – М.: Молодая гвардия, 1982. – 432 с
Гюнтер Г. Жанровыепроблемы утопии и «Чевенгур» А. Платонова // Утопия и утопическое мышление. –М.: Прогресс, 1991. – С. 252-276.
Делекторская И. Б.Утопия и антиутопия в русской литературе // Литература в школе. – 1998. — № 3.– С. 55 -62.
Лотман Ю. М. О русскойлитературе. – СПб.: Искусство, 1997. – 848 с.
Морсон Г. Границы жанра// Утопия и утопическое мышление. – М.: Прогресс, 1991. – С. 233-251.
Нянковский М. А.Антиутопия // Литература в школе. – 1998. — № 4. – С. 94 – 102.
Харитонова О. Н. Орусской социальной утопии // Литература в школе. – 1998. — № 4. – С. 89-94.
Хрящева Н. П. «КипящаяВселенная» Андрея Платонова: Динамика образотворчества и миропостижения в сочинениях20-х годов: Монография. Екатеринбург: уральский гос. пед. ин-т, 1998. – 323 с.
Шайтанов И. Анатомияутопии: роман «Мы» в контексте творчества Е. Замятина // Литература. – 1999. — № 5. – С.9-12.
Шацкий Е. Утопия итрадиция: Пер. с польск. – М.: Прогресс, 1990. – 456 с.