Публицистическийхарактер поэзии Роберта Рождественского
«Роберт Рождественский –это наше здравомыслие, наше душевное равновесие, наше душевное здоровье, — писал Лев Аннинский, — это наша природная цельность, наше первоесамоопределение в близком мире».
Роберт Рождественский –один из известнейших советских поэтов, лауреат Государственной премии СССР ипремии Ленинского комсомола, секретарь Правления Союза писателей, вице –президент Европейского Общества деятелей культуры, автор многих поэтическихкниг, изданных в нашей стране и за рубежом.
А начинался его путь какпоэта несколько десятилетий назад. В 1951 году приехавший из Петрозаводскаюноша поступил в Литературный институт имени М. Горького. В 1955 году вПетрозаводске вышла первая книга двадцатилетнего поэта «Флаги весны», а спустягод в Москве – сборник «Испытание», с которого он и ведет отсчет своих этапныхкниг.
Это успех был неслучаен.Поэзия Рождественского поднялась под ветром крутых и благотворных общественныхперемен, полнившим паруса жизни, паруса советской поэзии середины века.
Роберт Рождественскийвыбрал наиболее трудный для поэта путь – лирической публицистики. В его стихахсоветское время открыто заявило о себе как часть исторического. Кровные связинастоящего с прошлым и будущим здесь не просто ощущаются, растворяясь в самойатмосфере произведения, они называются, подчеркиваются, на них ставитсяударение. Лирический герой полностью сливается с личностью автора и в то жевремя постоянно воспринимает себя частью общего целого, сознательно стремясьвыразить главные духовные запросы, опыт, порыв в будущее своих сверстников,товарищей по судьбе.
Трезвое знание, чувстволичной ответственности за все худое и доброе, творящееся на родной земле,руководит поэтом. Зрелая вера наполняет его, вера в обыкновенных работящихлюдей, живущих рядом, истинных творцов истории, к которой поэт нередкообращается и от их имени.
И не оттого ли он такнеизменно и открыто, социален, как почти все, кто вступал в литературу в тегоды: в их творчестве не остывает обжигающий жар гражданственности.«Гражданственность, — сказал поэт на V Всесоюзном съезде писателей, — это свет наших сердец, это то, с чем мывыросли, то, что нас воспитало».
Меняясь со временем, поэтостается самим собой, хранит верность тому, что накаляло его поэзию, делало еёконтрастной, броской, темпераментной, честно стремящейся следовать главнымфарватером бытия. Но по мере возмужания таланта укрупнялось само ощущениежизни, увеличивалась сама сложность и масштабность ассоциаций, все серьезнеевоспринималась ответственность перед временем, перед людьми, перед своимпоэтическим даром:
Мне все труднее
пишется.
Мне все сложнее
видится,-
признавался поэт.
Если выстроить стихи ипоэмы Рождественского в хронологическом порядке, то легко можно убедиться, чтолирическая исповедь поэта отражает некоторые существенные черты, свойственныеобщественной жизни того времени, ее движение, возмужание, духовные обретения ипотери.
Время выходит в стих, какв легкие воздух, и характер, биография лирического героя становится выразителемпафоса наших дней.
Сначала – жаждастранствий, путешествий, открытий дрейфующих арктических просторов инеобитаемых островов любви, стремление быть там, где труднее: Север, целинныеземли, комсомольские стройки Сибири – незабвенные годы нашего студенчества.
Постепенно внешнеепреодоление трудностей, весь географический антураж молодежной литературы тоговремени сменяются другим настроением – поисками внутренней цельности, твердойнравственной и гражданской опоры. В стихи Рождественского врываетсяпублицистика, а вместе с ней и неутихающая память о военном детстве: вот гдеистория и личность впервые драматически соединились, определив во многомдальнейшую судьбу и характер лирического героя.
Он всегда был писателемостро современным, любящим в открытую спорить со своими противниками и прямообращаться к читателю. Его стих не терпит полутонов, получувств, затаенныхнамеков, опирается на ораторскую размашистость жеста, на эмоциональную силугипербол, и это – свидетельство чувства страстного, собранного в луч, а неосвещающего виденное ровным светом:
Я найду слова
свои.
Сам найду!
И сам скажу.
А не хватит мне
Земли –
на созвездьях напишу.
Среди его патриотическихпроизведений нужно выделить стихотворение «Говорите по-советски», посвященноеЯрославу Смелякову. Как и многие стихи Рождественского такого рода, ониполемичны, и эта полемика затрагивает весьма серьезную проблему.
Говорите по-советски, —
ах, какой язык!
Вам с рождения известны
языка
азы.
Говорите на просторном,
как движенье
крыл, —
на просторном,
на котором
Ленин
говорил!
Поэт совершенно неслучайно начинает свое стихотворение с этого настойчивого призыва. Его тревожитинфляция высоких слов, произносимых демагогами с откровенно карьеристскимакцентом. Но высокие слова должны выражать их истинное содержание, обеспеченноедесятилетиями борьбы и труда лучших сынов и дочерей советского отечества,- вот,о чем гражданская забота поэта. Ему претит разрыв между словом и делом, такчасто встречающийся в нашей жизни и порождающий неверие в идеалы революции,потребительскую психологию, особенно в сердце молодежи.
Сам Рождественскийпринципиально избегает формальных стиховых экспериментов. Он ставит слово иакцентирует его так, чтобы стремительно сократить дистанцию между автором ичитателем. Этому нередко помогают юмор, ирония – краски весьма характерные длялирики Рождественского. Он вступает в духовный контакт с читателем, какговорится, с ходу. Многие стихотворения Рождественского открываютсянепосредственным обращением к другу, к любимой, к каждому из нас – читателей.
Хочешь,
оторву кусок от облака?..
........................................
Понимаешь,
трудно говорить мне стобой...
....................................................
Знаешь, друг,
мы, наверно, с рожденья
такие...
.......................................................
Давай покинем этот дом,
давай покинем...
......................................................................
Вслушайтесь!
Вглядитесь!
Убивают время.
...........................
Об этом, товарищ,
не вспомнить нельзя.
Даже тогда, когдаРождественский публицистически форсирует голос, он, как правило, придерживаетсяразговорной интонации, он именно беседует, спорит, убеждает, всегдавсматриваясь с надеждой на понимание в глаза людей, к которым обращается. Поэтстремится вызвать в читателях и слушателях прежде всего эмоциональный отклик,душевное доверие и участие. Он ничего не скрывает от них, он «свой». Простыеистины, утверждаемые его поэзией, — добро, совесть, любовь, патриотизм,верность гражданскому долгу – приходят к читателям в оболочке прямого слова,открытой проповеди, которая действительно отсылает наше сознание кпериоду собственного детства, когда все мы были в известном смысле болеесвободны, простодушны и благородны.
Отсюда у Рождественскоготяга к сказке, к фантастике, к гиперболе, к резкому, плакатномупротивопоставлению добра и зла, белого и черного, что очень свойственно именноромантическому ощущению.
Над головой
созвездия мигают
и руки тянутся
к огню...
Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза, неудивиться дню.
Существовать,
не убегать со сказкой,
И уходить,
как в монастырь,
в стихи.
Ловить Жар-птицу
для жаркого
с кашей.
А Золотую рыбку –
для ухи.
«Над головой созвездиямигают...»
Одна из книг РобертаРождественского называлась «Радар сердца». Вот его поэзия и есть в известнойстепени такой радар – радар, который чутко реагирует на всё происходящее вокружающем мире. Основополагающее качество его поэзии – неподдельная верностьсегодняшнему беспокойству планеты.
Творчески воспринявшийтрадиции Маяковского, Рождественский видит долг поэта в борьбе, в непокое, встремлении уловить биение пульса времени. Да и не очень лежит у него душа кпоэзии, которую кто-то придумал именовать «тихой», — его таланту в большей мересвойственны непосредственность, общительность, эмоциональность. Восприятие мирав его внешней пестроте и глубинных связях родило, например, великолепные врезкив поэму «Посвящение», характеризующие тот многосложный мир, над которымпролетает космический корабль.
Казалось бы, сокровеннаявнутренняя цельность поэта должна плохо уживаться с накалом гражданских стихов:бурно меняющаяся действительность побуждает быть столь же изменчивую ипоэтическую действительность – наплывают и забываются события, успокаиваютсяодни и возникают другие болевые точки. Внутренне цельными обычно выглядятпоэты, склонные к самоуглублению, самосозерцанию, сосредоточенности на своейдушевной жизни. Рождественский – один из тех мастеров, у кого пристальный ипостоянный интерес к общественным событиям неотрывен от душевнойсосредоточенности, глубинных душевных движений, напряженной внутренней борьбы.Есть в этом, возможно, биографические истоки. Родился Роберт Рождественский в1932 году на Алтае, в семье кадрового военного. Мать будущего поэта ВераПавловна Рождественская (Федорова) была до войны директором начальной школы вКосихе, параллельно училась в Омском медицинском институте, который окончила запять дней до начала войны. Отец Роберта — Станислав Никодимович Петкевич — потомок ссыльных поляков, работал в НКВД, и ему часто приходилось менять местажительства, — соответственно «бродячее» детство выпало и Роберту. Не было унего «заветных полей» и «соловьиных рощ». Однажды в течение одного учебногогода ему пришлось сменить четыре школы из-за переездов. А около двух лет онпрожил в детском доме: его мать, военврач, находилась на фронте, так чтохарактер будущего поэта формировали острая смена жизненных впечатлений, всеновые и новые знакомства с самыми разными людьми. Да и в последние двадесятилетия он беспрестанно ездит по дальним и ближним краям нашей страны, помногим странам Европы, Африки, Азии, Латинской Америки. «Я очень люблю ездить,-сказал однажды Рождественский, — хотя много раз слышал, что для поэта самоеглавное – путешествие в себя, в свое сознание, подсознание. Прекрасно понимаюважность таких «путешествий» и все-таки думаю, что их можно совмещать сперемещениями во времени и пространстве» А К.Симонов так характеризовал этучерту поэзии Рождественского: «Когда поэт рассказывает о времени и о себе, его собственныевзаимоотношения со временем определяются тем, как в нем самом, в его голосе и вего личности звучит этот гул времени». Здесь Симонов справедливо уловил нетолько биографические истоки, но и твердо творческую позицию: ощущать личнуюответственность за все, что делается на земле!
Одним из примеров томуможет служить неслучайно ставшее популярным стихотворение «Людям, чьих фамилийя не знаю» — стихотворение, которое мог написать лишь тот, кто слушает «гулвремени». Обращаясь к «безвестным», «секретным» атомщикам и ракетчикам, поэтсумел сказать не только о нашей благодарности «гениальным невидимкам», но и обольшем: о тех душевных качествах, которые позволяют в наш суровый век верить вблагоразумие человечества, о готовности посвятить свою жизнь людям, о верностинелегкому долгу:
От чужого укрыты взгляда,
от любого укрыты взгляда,-
ничего не поделаешь –
надо,
ничего не попишешь –
надо.
Так бьется в его стихахпульс времени, становясь личным поэтическим переживанием.
Было в свое времязаметное стихотворение «Я действительно подкуплен. Я подкуплен...», полемическинаправленное против тех за рубежом, кто пытался обвинить советских писателей впродажности. Спустя много лет Рождественский, отвечая на еще один подобный упрек,снова вызывает огонь на себя: «Я писал и пишу по заказу». В этом стихотворениисодержится творческая программа, кредо поэта.
По чьему же заказу пишетпоэт?
Оказывается, «по заказудождей и снегов». А также «дороги, бегущей к закату, и висящих над нейоблаков». Картины природы – дождь, снег, осенние гнезда, нахохлившие птицы –сменяются атрибутами социального бытия: «И распахнутых настежь газетныхобжигающих руки страниц!» Приходит черед метафорических обобщений: «По заказуорущего мира и смертельной тишины». И вдруг негромкое:
Я писал и пишу
по заказу
горьковатой улыбки твоей,
не разгаданной мною
ни разу...
Вот этот-то неожиданныйповорот, когда после едва ли не вселенских обобщений, после космических далейон вдруг обращается к глубоко личному, близкому, даже интимному, — любитРождественский. Стихотворение может начинаться так: «Непонятны голоса Галактик,различимые едва-едва… Смотрит в небо жерло телескопа, от земных волненийотстранясь». А буквально двумя строчками ниже – эти самые волнения предстаюткрупным планом: «А на кухне в крутобокой миске тесто ждет, чтоб хлынуть черезверх… Женщина хлопочет. Самый близкий, самый непонятный человек». Резкимукрупнением плана, контрастным монтажом – приемом кинематографическим,эйзенштейновским – Рождественский владеет мастерки. Иногда смена плановосуществляется в обратной последовательности: «… За этой невзрачною спиною –две революции и три войны». После довольно–таки приземленного описания какбудто заурядного дворового пенсионера, играющего в домино, строчки эти освещаютего образ иным, романтическим светом.
Изменение ракурсов –когда в одном стихотворении сочетаются обобщение и конкретика, высокий пафос и«низкое» бытописательство – придает стихам Рождественского, написанным насоциальные, гражданские темы, особый колорит, вызывает у читателя доверие ктому, о чем в стихах повествуется.
Таким людям, как этотстарик из стихотворения «Пенсионер», противостоят у Рождественского другие«герои» — тупой, ограниченный мещанин, бездушный браконьер, хитроумныйбюрократ… Характерно его стихотворение конца пятидесятых годов – «На Северебыл я однажды...», в котором рассказывается о встрече с неплохими в общем-толюдьми, трудягами, а потом о том, как, придя на собрание, он видит совершенноне отвечающих за свои слова, недалеких обывателей, повторяющих, не задумываясь,формулировки, далекие от их подлинной жизни, их забот и тревог. И далее поэтначинает вести речь уже не только об этом конкретном собрании, но и о собранияхвообще, в том числе и о писательских собраниях, о том, как формализм душит,сводит на нет любое общественное начинание.
В подобных стихахРождественский пользуется своим, только в его арсенале находящимся приемом: онкак бы впрямую обращается к негодяям. На самом деле это действительно не болеечем прием, условность: конечно же, поэт не рассчитывает на то, чтоотрицательные герои его лирики так уж сразу пересекутся, изменятся к лучшему,просто негодяев Рождественский привык описывать во втором лице. Так ему удобнее– без посредников проявлять свой гражданский гнев.
Таково стихотворение«Стыдливые»: « Вы ведь не боитесь, вы стесняетесь. Вам ведь не страшно, вам –стыдно. Стыдно защищать слабого, мнение иметь совестно, стыдно не хвалитьтщеславного, неудобно с подлецом ссориться...» и т. д. Таково стихотворение«Пресмыкающиеся», в котором он обращается к фарцовщикам, выклянчивающим«фирменные» вещи у иностранцев: «Сэр уступите запонки», «Мистер, продайтеноски». Описывая эту сценку, Рождественский снова делает это при помощи «вы»:«Мистеры ухмыляются, — просьба слаще халвы, — мистерам представляется, чтоперед ними не вы! Что это, — завидев брюки, которым копейка цена, — к нимподползает на брюхе прославленная страна!» Причем, обращаясь к тому или иномуотрицательному типу, Рождественский употребляет эпитеты чрезвычайно нелестные,зачастую очень едкие, — разумеется не для того, чтобы продемонстрировать своебесстрашие (противник-то условный, с его стороны автору отпор не грозит), ачтобы рельефнее выявить свое к ним отношение, свою позицию.
Затем у изощренного всоциальных обличиях поэта появились новые враги. Поистине безграничнымпрезрением пронизано стихотворение «Государственный частник»: «В суетеравнодушных, на глазах безучастных, уставая от мыслей, забот и зевот, рядом снами живет государственный частник. И пора бы признаться – неплохо живет».
Кто же он такой, этот«государственный частник»? Рождественский объясняет: «Он на службе. Но только,плюя на законы, может он, подчиняясь себе самому, не достроить завод, неотправить вагоны, если это не выгодно лично ему!». «В институтах, на стройках,в совхозах и трестах» — всюду пробрался! – «широко и талантливо грабит страну!»Это – новое лицо, его не было и быть не могло в пятидесятых, когдаРождественский начал обличать. И поэт как честный исследовательдействительности не мог, конечно, пройти мимо. Ведь он всегда считал себявыразителем времени, чувствовал и подчеркивал связь с ним.
О времени следует сказатьособо.
К семидесятым годам вдругначали писать о том, что Рождественский чуть ли не устарел, остался в прошлом,что эпоха эстрадного поэтического призыва кончилась, и задачам времени этотпоэт перестал отвечать. Его упрекали и в «плоскостном мышлении», и вриторичности, и в чрезмерной социальности, а он оставался все тот же. Ни вмалой степени не внявший упрекам и советам, он был также энергичен, уверен всвоих силах и правильности избранного пути. И до сих не «устарел», до сих порсовременен, находит отклик у самой широкой, поистине многомиллионной аудитории.
Отвечая некоторымкритикам, призывающим современных писателей писать в расчете «на века», «думатьтолько о вечном», чураться эстрады, публицистики, непосредственного разговора сглазу на глаз с большой аудиторией, Рождественский пишет стихотворение «В деньпоэзии», в котором четко формулирует свое понимание творчества:
… Века
веками.
Поживем –
обсудим...
Но продолжайся,
ежедневный бунт!
Партийная,
по самой высшей сути,
поэзия,
не покидай
трибун!
Не покидай!
Твой океан безбрежен,
Есть где гудеть
разбуженным басам!
Пусть в сотый раз
арбузом перезревшим
раскалывается
потрясенный
зал!
По праву сердца
будь за все в ответе,
о самом главном на землекрича.
Чтоб ветер Революции
и ветви
ее знамен
касалися
плеча.
Разгадку тут, когдадумаешь, о причинах стойкой популярности Рождественского, надо, видимо, надоискать не столько в особенностях общественной жизни (хотя и они, конечно,сыграли немаловажную роль), сколько в нем самом, точнее, в характере его связис действительностью. Чутко прислушивающийся к жизни, готовый в любую минутуотразить злобу дня, Рождественский в своем творчестве, по сути, прошел всеэтапы, которые прошло в своем развитии наше общество того времени, онучаствовал в решении его проблем, выявлении его болевых точек. Его время пройтине могло, ибо он шел вместе с ним.
В сборнике 1982 года «Этовремя» (характерное программное название!) поэт высказывается вполнеопределенно: «… я жил в эту пору. Жил в это время. В это. А не в какоедругое!» Об этом заявлении важно помнить, читая стихи Рождественского. Ихнельзя рассматривать в отрыве от контекста общественной ситуации.
Да, некоторые егостихотворения, написанные на злобу дня, имели сиюминутное значение. Время невсегда доказывало их состоятельность, порой опровергало авторскую позицию. Но всвою пору и эти стихи работали. Так произошло, например, со стихотворением«Прорубают Арбат», в котором Рождественским воспевалось разрушение старинныхарбатских переулков. Оно завершалось победно:
Проклинаю романтику
тьмы,
подвалов,
щелей
и бараков!..
Тяжело и рассержено
охнув,
рушится навзничь стена...
Не для нашего сердца
полусон, теснота, тишина.
Как-то в разговоре сРождественским Андрей Мальгин сказал, что не может понять, зачем он включил этостихотворение в недавно вышедшее собрание сочинений, при этом назвавстихотворение довольно резко – однодневкой. Поэт тут же с этим определениемсогласился – стихотворение ему тоже теперь не нравилось. Но он объяснил, чтописалось оно вполне искренне: развернувшееся грандиозное строительство молодойпоэт воспринял как элементарное улучшение жилищных условий тысяч и тысяч людей.Он не верил, не мог поверить в «романтику подвалов» хотя бы потому, что сам ссемьей жил в подвале.
Впрочем, такого родаоднодневок мало. Нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь серьезногообщественного вопроса, к которому бы не прикоснулся поэт. Все, что волновалострану, народ, все, что обсуждалось на страницах газет и самых разных трибун, — все находило место в его стихах.
Интересно, что даже всвоей зарубежной публицистике Рождественский то и дело выходил на отечественныепроблемы. Таково, например, «Чисто деловое письмо из Нью-Йорка Сэму Звягину,отечественному пижону», забывшему, что он русский, и во всем бездумноподражающему и поклоняющемуся Западу. «Ну вот, приедешь ты на Запад, — нравоучительно пишет ему Рождественский в своем «письме», — тебя попросят,скажем, спеть что-нибудь свое, русское, — и что ты исполнишь? «Мамбо «Домино»?Огрызочки репертуара Прейсли?»
Вообще, у Р.Рождественскогов стихах очень силен педагогический пафос. Нравоучительность (в хорошем смыслеэтого слова) появилась уже в самых ранних его стихах, даже когда он обращался кровесникам, товарищам по возрасту и жизненному опыту. Вот, например,стихотворение пятидесятых годов «Взрослеют люди»: «Мальчики пьют не на свои. Начужие пьют. На папашины». В стихотворении содержится описание рестораннойпопойки, после чего следует незамедлительный вывод: «… Мальчики решиливзрослеть. А взрослеют люди не так. Не в вине, не в лихорадочной мгле, не вчахоточном дыму папирос. Люди взрослеют на земле, мокрой от рокочущих гроз...»Переход от иронии к нравоучительству, к дидактике – это обычный принципконтраста для Рождественского.
Поэт уверен, что нетолько ему, но всем окружающим его людям есть дело до проблем и горестейстраны. Он поддерживает такую заинтересованность. И вопросы, которыми сталиобмениваться между собой люди: «Как в Свердловске проблема питания?»; «Как вИгарке с вопросом жилищным?..» и даже «Как там Франция? Как Германия?» — егорадуют. И хотя поэт самокритично замечает: «Наши споры порой – непродуманны. Нашимысли порой – рискованны», — он и этим, кажется, в тайне гордится. И дажепишет: «Значит, в жизни мы разбираемся. Значит, сильные мы, а не слабые». И,наконец, главный вывод: «Значит, все это наше! Кровное! наше личное. Нашеобщее».
Нельзя не обратитьвнимание на обилие местоимения «мы» в разных его формах в стихотворенияхРождественского: «Мы цапаемся жестко. Мы яростно молчим...»; «Ошибок непрощаем. Себя во всем виним»; «… предъявим, как пропуск, мы руки в мозолях исердце с охрипшими песнями», «мы судьбою не заласканы» и т.д. – вот типичныеформулировки раннего, говорившего от лица всего поколения, а то и всего народа,Рождественского.
Но по мере того, какбрала свое эпоха застоя, Рождественский все чаще от «мы» переходит к «я». Этосвидетельство не только возмужания, наступившей зрелости, но и знак того, что сокружающей действительностью у Рождественского наметился разлад. Даже самыеоптимистические стихи порой обрывались у него горькими нотами. Все чаще всатирических стихах он выходил на обобщения. И даже в произведениях осовременности все настойчивее искал опору в прошлом страны. Например, поэма«Двести шагов», за которую поэт получил Государственную премию. Здесь он спомощью мальчиков, идущих через площадь к Мавзолею, идущих мимо множества разныхлюдей, (а если понимать это шире, как пытался донести сам Рождественский – миморазных событий, времен), «попробовал связать разные вещи – историю ссовременными проблемами, вопросы быта с вопросами морали, нравственности». Вэтой поэме немало и открыто публицистических, «газетных» фрагментов. Например,«Нелирическое отступление о дорогах», в котором Рождественский с болью пишет осостоянии дорог в нашей стране. После опубликования поэмы поэту даже пришлописьмо из Министерства автомобильных дорог РСФСР, в котором сообщалось, чтоминистр включил эту главку в свой приказ по министерству. И это неудивительно,потому что там есть такие формулировки: «… в Державе такой, в Государстветаком бездорожье – уже безнравственно»; «Я мечтаю о пятилетке дорог...» и даже:«А сегодня, по-моему, коммунизм есть Советская власть плюс дороги...» Сам поэтговорит так о задаче писателя, литератора: «Главное – быть до конца честным,писать о том, что тебя волнует. Если меня, допустим, волнует состояние нашихдорог, почему я должен молчать об этом?»
Публицистикой насыщеныпочти все стихотворения и поэмы Рождест- венского. Даже те, что посвященылюбви. Такова его юношеская поэма «Моя любовь», которая привлекала как разсвоим общественным, антимещанским пафосом, утверждающим свободу личности,обращенностью к злободневным проблемам, большой воспитательной ролью.
Все стихи Рождественскогоо любви, начиная с известного «Я уехал от весны» (1956), наполнены тревожнымсердечным движением. Путь к любимой для Рождественского – всегда непростойпуть, поиск смысла жизни, единственного и неповторимого счастья, путь к себе.
Восемь лет спустя послеполета первого космонавта Ю. Гагарина, Роберт Иванович, находясь подвпечатлением от ошеломляющего известия о его гибели, написал поэму «Посвящение».Хотя она и называется «Посвящение», имя первого космонавта не встречается ниразу, но читатель с первых строк понимает, о ком идет речь и почему идет –только что страна была потрясена известием о его гибели. «Мне нравится, как онсказал: «Поехали!..» — вот первая строчка поэмы «Посвящение». Все знают, ктоэто сказал: «Поехали!»
Рождественский начинаетпоэму как бы сразу с кульминации – с того момента, когда человек впервыестартовал в космос. Воспроизводится действительно каждый миг («И широко,размашисто, стотонно, надежд не оставляя на потом, с оттяжкой по умытому бетонувдруг стегануло огненным кнутом...»). С этого момента начинают стремительноразвиваться, разворачи- ваться события поэмы. Собственно, они разворачиваютсяодновременно в разных плоскостях, многих временах, но все же действие прошитоконтрапунктными маленькими вставками: «А он...» — рассказывающими об очередноммиге этого исторического полета. Внизу остались все те проблемы, над которымибьется автор, все те герои, с которыми он заводит беседу, все те воспоминания,которые призывает на помощь, а Гагарин – летит…
Такому событию, какпервый полет человека в космос, Рождественский посвятил еще одну свою поэму,написанную в 1959 году специально для радио, — это радиопоэма «Пятнадцать минутдо старта». Она проходит в форме диалога между Человеком, собирающимся в космос(его играл Сергей Бондарчук), и Землей (Алла Тарасова). Человек прощался сЗемлей, Земля напутствовала его перед дальней и опасной дорогой. Радиопоэмабесчисленное количество раз передавалась по радио и даже получила первое местона каком-то международном конкурсе.
Самую большую известностьи в стране, и за рубежом приобрела поэма «Реквием», посвященная памяти павшихна фронтах Великой Отечественной войны. В ее десяти главках звучат десятьстиховых мелодий – заклинаний, песен и плачей, где голос поэта вступает вперекличку с голосом матери, не дождавшейся сына, с голосами погибших воинов. «Реквием»был создан по предложению композитора Дмитрия Кабалевского в 1960 году, — когдаотмечалось пятнадцатилетие окончание войны.
Даже самое, казалось бы,камерное, интимное, глубоко личное стихотворе –ние у Рождественского, какправило, выходит на социальные обобщения, глубоко гражданские, социальныевопросы. А. Бочаров верно подметил: «Рождественский – один из тех мастеров, укого пристальный и постоянный интерес к общественным событиям неотрывен отдушевной сосредоточенности, глубинных душевных движений, напряженной внутреннейработы». И оттого бывает и обратное: к интимному началу Рождественскийобращается тогда, когда хочет, чтобы социальное непременно дошло до каждогочитателя, каждого слушателя его стихов.
Мне говорят:
Послушайте,
упрямиться чего вам?
Пришла пора исправитьошибки отцов.
Перемените имя.
Станьте
Родионом.
Или же Романом, в концеконцов.
Но вот поэт начинаетизлагать историю своего времени. Рассказывает о том, что в начале 30-х годовмногие в алтайских селах назвали своих детей именем Роберт. Это, оказывается, вчесть Роберта Эйхе, секретаря крайкома, латыша, революционера. «Не пахлоиностранщиной! Пахло революцией! И были у революции ясные глаза...» Изаканчивает: «Несем мы имена удивительных людей. Не уронить бы! Не запятнатьбы!»
Конечно, Рождественскийпросто мог бы рассказать о судьбе Роберта Эйхе, но отдача от такогостихотворения была ба совсем иной – поэтому-то он сознательно избрал дляповествования предельно личный ракурс.
На публицистикуРождественский выруливает даже из пейзажа. Казалось бы, невинное начало:
До самого горизонта
мерцает зовуще и вечно
лунная дорога,
сделанная из слюды.
А мы шагаем по дюнам.
Мы вышли в четыре вечера.
За нами остаются
глубокие следы.
И вот, остановившись наслове «следы», поэт начинает расширять его значение, придавая ему характеробобщения: «Гул от нашей походки ширится, нарастает, и эхо ударяет в грядущиегода!»… Разумеется, в дюнах, на берегу моря никакого «гула от походки», темболее ударяющего эха» быть не может – а значит, речь идет уже не столько оследах на песке, и даже вовсе не о них, а о других следах – оставленных поколением,народом. Взгляд охватывает уже всю планету: «дышит в наши лица то зноем, тохолодом, тяжело вращается шар земной». Но «мы» идем дальше, оставляя вездеследы: «следы» остаются «в тундрах и пустынях садами, городами, хорошимилюдьми...» И вывод: «И если мы пройдем по лунной дороге, то и на ней останутсянаши следы!»
Любопытно, что хотяполитическая публицистика Рождественского явно сильнее публицистикинравственной, последняя, когда подкреплена выходом на общественные,общечеловеческие темы, бывает очень впечатляющей. К числу таких стихотворенийнужно, например, отнести стихотворение «Убили парня»: «Убили парня за здоровоживешь. За просто так. Спокойно, как в игре… И было это не за тысячу верст отгорода. А рядом. Во дворе». Никто не вышел на страшные крики этого парня, никтоне откликнулся на его призыв о помощи, никто ему, окровавленному, не открылдверь – об этом говорится и с неподдельным негодованием, и с изумлением, и сненавистью. Именно это – а не сам, так сказать, голый факт убийства – большевсего поразило поэта. Закономерен финал: «Какое это чудо – человек! Какая этомерзость – человек!» Наигранным это негодование не назовешь. Поэтому-то оно ипередается читателю, делает его чище и духовнее. Ничего общего с нуднымморализаторством, голословными призывами к «человечности» такие стихи не имеют,и след, который поэт оставил в нашей поэзии, измеряется именно этими лучшимиего вещами.
А то, что след,оставленный им, глубок и заметен, не станут отрицать даже те, кому отнюдь неблизка та ветвь нашей поэзии, которую облюбовал для себя Рождественский.
Вывод
Нет смысла лишний раздоказывать нужность актуальной публицистической поэзии, — это давно доказаласама история нашей литературы, от «Слова о полку Игореве» до вершин лирики В.Маяковского, — и подчеркнем, что Роберт Рождественский много сделал дляпродолжения этой исконной традиции отечественной поэзии.
Однако сам РобертРожественский утверждал, что его поэзия не сводится к одной лишьпублицистичности. Он говорил: «Жизнь – она ведь сложная штука и она из оченьразных вещей состоит, в том числе и из разных интонаций. Нельзя все времясмеяться. Человек, который беспрерывно смеется или беспрестанно кричит –ненормальный человек, больной. Так же, как и постоянно говорящий шепотом илинепрерывно захлебывающийся в рыданиях. В жизни мы используем разные регистры.Поэтому и то, что мы пишем, должно звучать по-разному. Человек – обычныйчеловек, не поэт – бывает публицистичен, когда отстаивает какие-то своигражданские убеждения. Но тот же человек бывает и лиричен, и мягок, и нежен,когда он произносит сокровенные слова, обращенные к любимой. Нельзя братьтолько одну часть характера, одну струну и играть все время на ней».
Песни на его стихи поют внашей стране миллионы. Рождественский обладал завидным даром интонации, — словаложатся на музыку естественно, словно и не существовали без нее. Для песенпоэта характерны два ведущих мотива: героическая патетика («За того парня»,«Товарищ Песня», «Огромное небо», «Мгновения») и лирическая задушевность(«Стань таким», «Благодарю тебя», «Песня о далекой родине», «Позови меня»).
Роберт Рождественскийиздал за четверть века поэтической работы свыше тридцати книг; многие из нихбыли переведены на языки народов СССР, выходили за рубежом. Поэт немалопутешествовал по свету, в его зарубежных стихах надежно живет «советскость» — чувство интернационального братства к людям Земли, объединенным стремлением кмиру, к социальному освобождению и прогрессу.
Поэзия РобертаРождественского по достоинству увенчана премией Ленинского комсомола.
Список Литературы
1. А. Мальгин «Книгии судьбы», М., 1988г., с.70
2. А.Мальгин«Литература. Беседы о поэме», М.: «Знание», 1990г., с.13
3. Е. Сидоров«Течение стихотворных дней», М.: «Советский писатель», 1988г., с. 109
4. З.Кондратьева «РобертРождественский. Избранные произведения», т.1, М.: «Художественная литература»,1979г., с. 5
5. З. Кондратьева«Роберт Рождественский. Избранные произведения», т.2, М.: «Художественнаялитература», 1979г., с. 5