Внутриличностныйконфликт Раскольникова
«Чувство разомкнутости и разъединенности счеловечеством» (64, с.684), нараставшее в Раскольникове задолго допреступления, – вот главный внутренний корень его преступления и одновременнообщая жизненная проблема, стоявшая перед ним. На первых страницах«Преступления и наказания» мы застаем уже далеко зашедший процесс«изоляции героя, разрыва всех связей общения, объединявших его с другимилюдьми: Раскольников „бежал всякого общества“, у него выработалась»привычка к монологам", «с прежними товарищами своими теперь онвообще не любил встречаться». Хотя в нем изредка еще ощущается«какая-то жажда людей», однако, едва дело доходит до реальногоконтакта, Раскольников испытывает «неприятное и раздражительное чувствоотвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему толькоприкоснуться к его личности».
Конфликт между тенденцией «быть вне» людей ипротивостоящей ей, хотя и очень ослабленной, тенденцией «быть с» нимивылился в компромиссную установку «быть над людьми», которая как разсоответствовала соотношению сил этих стремлений: ведь хотя «над» –это отчасти и «вместе с», но все-таки в значительно большей степени«вне». Свое непосредственное психологическое выражение этоткомпромисс нашел в обостренной гордости Раскольникова, а свое содержательноеидеологическое воплощение – в его «теории» двух разрядов людей. Таковабыла психологическая почва, на которой могла «приняться» идеяпреступления: гордость обещала обеспечить психологическую выносимостьпреступления, «теория» – его этическую оправданность, а осуществлениепреступления, в свою очередь, выглядело как доказательство правильности«теории» и удостоверение сверхчеловеческого (54; 59)«права» ее автора, его принадлежности к высшему разряду людей. И ужев другом, более заземленном, плане преступление казалось разрешающим каквнешние, материальные затруднения, так и связанные с ними внутренние проблемы,в первую очередь – нежелание принимать жертву Дунечки, согласившейся ради братана брак с Лужиным.
Оставляя в стороне подробный анализ психологического перехода«идеи» в «дело» (фазы этого перехода: от абстрактной«теории» к «мечте», потом к конкретно планируемому«предприятию», далее – к «пробе» и, наконец, к реальномусовершению преступления), заметим только, что этот процесс сопровождалсямучительной нравственной борьбой героя со своей «проклятой мечтой».Чем ближе она подходила к «делу», чем окончательное становилосьрешение героя, «тем безобразнее и нелепее тотчас же становилось в егоглазах», тем сильнее, значит, становилось внутреннее сопротивление«идее» со стороны совести, подобно тому как все более и болеевозрастает сопротивление пружины по мере ее сжимания. Этот внутренний спор таки не был принципиально решен сознанием в пользу преступления (достаточновспомнить, в каком состоянии помрачения рассудка и утраты воли находилсяРаскольников перед убийством и особенно по пути к дому старухи процентщицы,чтобы понять, что оно не было следствием сознательного и произвольногорешения), и даже само преступление не только не разрешила его, но грубой силойсвершившегося факта лишь закрепило в его душе эту сжатую до отказа пружинунравственной борьбы, остановив ее колебания в самом невыносимом понапряженности состоянии.
Раскольников почувствовал «во всем себе страшныйбеспорядок». Обрывается временная преемственность сознания: он понял, чтоне может «о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими жепрежними темами интересоваться, какими интересовался… еще так недавно… Вкакой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперьвсе это прежнее прошлое, и прежние задачи, и прежние темы, и прежниевпечатления… и сам он, и все, все...» Нарушается общение с самим собой,с людьми, с миром: «Он как будто ножницами отрезал себя сам от всех ивсего...»
С этого момента начинается переживание героя. В условияхотсутствия новой ценностной системы, на основе которой можно было быперестроить личность в целом и тем разрешить неразрешимые в наличном жизненноммире внутренние конфликты, сознание, стремясь предотвратить окончательнуюдеструкцию личности, вынуждено прибегнуть к защитным механизмам. Однакопсихологическая защита хотя и устремлена к достижению некоторого единства, но,подчиняясь, как мы уже знаем, «инфантильной» установке, пытаетсябороться против сложности не преодолением и разрешением ее, а ее иллюзорнымупрощением и устранением. Нечувствительная к целостной психологическойситуации; она действует негибкими средствами, отрицательные последствияприменения которых перевешивают его положительные эффекты. Конкретно, в случаеРаскольникова, попытки защитного переживания основного конфликта не только неразрешают его позитивно, но, втягивая в зону его действия все новые и новыеотношения, порождают целую сеть производных конфликтов, заражая в конце концоввесь душевный организм.
Проследим вкратце ход образования этой сети. До преступленияцентральный конфликт – между идеей преступления и совестью – постояннопульсировал в сознании, это была непрекращающаяся внутренняя борьба, котораявелась всему средствами сознания – рациональными, бессознательными (первоесновидение Раскольникова), эмоциональными. Эмоциональная динамика этогоконфликта выражалась в возрастании у героя чувства отвращения к«идее» и к себе как ее носителю по мере принятия все болееокончательных решений, т.е. по мере приближения «идеи» к«делу», и в появлении чувства облегчения по мере удаления ее от«дела», отречения от «проклятой мечты». Когда жепреступление было совершено, чувство отвращения к самому себе достигло такихугрожающих размеров, стало настолько невыносимым, что возникла необходимостьизбавиться от него или по крайней мере как-то трансформировать его. Сознаниеизбирает путь защитного проецирования этого чувства на внешний мир. Причемотвращение к объектам внешнего мира распределяется явно неравномерно. Этообъясняется тем, что защитный эффект процесса проецирования, как легко понять,тем значительнее, чем больше он снижает напряжение конфликта, ослабляя тот илидругой его полюс; а так как идея преступления (один полюс конфликта)«затвердела» в необратимый факт реального убийства и не могла бытьуже поколеблена никакой эмоцией, то мишенью защитного процесса становятсямоменты опыта, стоящие на стороне второго полюса конфликта, на стороне совести.Это выражается прежде всего в том, что для Раскольникова становится невыносимымобщение с близкими ему людьми – матерью, сестрой, Разумихиным, поскольку все ихдействия и разговоры обращаются к стоящей в противоречии с идеей преступлениячасти его души, самим этим актом живого человеческого обращения питая иусиливая ее, а следовательно, усиливая и внутренний конфликт и егоэмоциональное выражение – отвращение и ненависть к самому себе. Защитноепроецирование этих эмоций, в результате которого Раскольников начинает ощущать«физическую ненависть», к близким, таким образом, не просто отводитих острие в сторону, но направляет их против порождающей их же причины.
Однако о достижении какого-либо устойчивого равновесия не можетбыть и речи, поскольку возникшее чувство ненависти к близким, ослабляя одинконфликт, порождает новый – оно вступает в противоречие с любовью к ним.Ненависть не дает любить и выражать любовь, любовь препятствует ненависти и еевыражению. Выход у сознания один – не чувствовать и не выражать ни того, нидругого, отстраниться от близких. Это отчуждение осознается героем вквазипространственной форме: «Все-то кругом точно не здесь делается… –говорит Раскольников матери, сестре и Разумихину, – вот и вас… точно из-затысячи верст на вас смотрю».