ПетрАлексеевич Николаев
Человечествоживет по «законам красоты». Так полагали мыслители самых разныхтеоретических направлений. Эстетическое бытие человека разнообразно. Красивпейзаж, красива фигура человека, красиво его жилище (в идеале). Художественнаякультура есть высшая форма эстетического. Но, чтобы познать эту форму, сталобыть, необходимо знать законы прекрасного, специфику эстетического восприятия иразнообразные, в том числе и элементарные, предметы объективного мира.
Естьдва понятия прекрасного: распространенное, обыденное и собственно научное.Последнюю точку зрения сформулировал немецкий ученый 18 века А.Баумгартен,сказав, что прекрасное есть конкретно-чувственное выражение внутреннего ивнешнего в предмете. Вот это обстоятельство — конкретно-чувственное,«вещное» начало эстетического — и положено в основу концепцииискусства. Но что такое прекрасное и что такое эстетическое восприятие? Здесьмножество интерпретаций. Одни теоретики полагают, что прекрасное есть свойствофизиологическое, роднящее людей со многими живыми существами. Один изпоследователей Дарвина Уоллес предлагал сравнить поведение человека и обезьяны,наблюдающих изображение всевозможных предметов и существ. Он говорил:посмотрите, как обезьяна, оставшись одна в помещении, стены которого былиукрашены всевозможными картинками с изображениями деревьев, птиц, жучков,заинтересованно рассматривала все это. Таков и человек. Ему резонно возражали:но ведь есть существенное различие между восприятием нарисованного у человека иобезьяна: последняя, как правило, выгрызала или вырывала нарисованных жучков,человек же это делал не всегда.
Сторонникиэтой естественнонаучной концепции эстетического аргументировали свою точкузрения другими примером. В жаркий летний день корова, подойдя к веселожурчащему ручью, выдавала свой восторг перед ним радостным мычанием. Человеквполне походил на животное: он столь же радостно восклицал, увидев этот ручей.Однако есть между ними и различие, вполне принципиальное: корова мычала толькотогда, когда хотела пить, человек ликовал, не испытывая жажды, а просто любуясьлинией бегущего ручья или наслаждаясь мелодией его журчания. Впрочем, можнобыло бы привести в пользу теории Уоллеса и более эстетические примеры. ВСоломоновой «Песни песней» предмет эстетического восхищениявыражается в таких словах: как хороша ты, у тебя мед на губах, молоко подязыком. То есть предмет эстетического восторга определяется словами,доставляющими физиологическую радость. Однако в случае подобной аргументации впользу биологических предпосылок эстетического могут выступить противоположныеаприорные примеры. Как, собственно, поступали исследователи этой проблемы? Ониговорили: пример с библейским сюжетом возможен в эпоху синкретизма,нерасчлененности разных человеческих чувств и вкусов. Но можно ли в эпохуцивилизации считать указанный физиологизм непременно приметой эстетического?Представим, говорит современная эстетическая мысль, что в стихотворении Пушкинавслед за словами «я помню чудное мгновенье» стояли бы слова «какхороша ты, у тебя мед на губах и молоко под языком». Эпоха цивилизацииопределила, так сказать, специализацию названных чувств и вкусов. Но тогда,почувствовав уязвимость концепции физиологической и — шире — утилитарной основычувства прекрасного, сторонники прагматического взгляда на красоту сталиприводить примеры в защиту иной, не физиологической предпосылки, а простопринимая во внимание принцип полезности. Они приводили в пример сцену из поэмыН.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Там персонажи поэмы — крестьяне — останавливаются перед полем, засеянным рожью и пшеницей, иобсуждают преимущества — с точки зрения красоты — того и другого. Имбезоговорочно нравится рожь. Некрасов объясняет это так: «ты тем передкрестьянином, пшеница, провинилася, что кормишь ты по выбору, зато неналюбуются на рожь, что кормит всех». Дескать, пшеница кормит барина, арожь мужика, и он никогда не отдаст предпочтения первой. Но, трезво рассуждаяна основе наших привычных эстетических критериев, все общество не можетсогласиться с крестьянской эстетикой некрасовских героев. Мы часто замечаем прямоенесовпадение эстетического и утилитарного. Возможно, растущие в городах деревьяи кустарники, подчас «отредактированные» людьми, ухаживающими зазелеными насаждениями в городах, могут казаться красивыми. Но они не болеекрасивы, чем естественная крона дерева или ветки кустарников.
Естьеще более поразительные несовпадения. Человечество объявило голубя символоммира, это стало естественным для всех наций и сословий. И став символикой этоговеликого дела — мира — голубь превратился как бы в символ красоты. Но труднонайти более бесполезную птицу, чем голубь, а может, и более вредное существодля городской жизни: птица — паразит, разрушающая красоту древних храмов.Известен пример с собором Парижской Богоматери. Если уж в основу символакрасоты мы вознамерились бы положить соображения пользы, мы обязаны были быобъявить этим символом… крокодила. Крокодил — животное, питающеесяотбросами, гнильем, сохраняющее чистоту водоемов, может быть, без крокодила несмогли бы жить обитатели побережья Нила в Египте. Однако чаще звучатнесправедливые слова: он безобразен, как крокодил.
Можнопорассуждать в связи с эстетическим восприятием и о других моментахчеловеческого сознания и чувства. Скажем, категория этического, которая частососедствует с категорией эстетического. Определенное этическое воззрениенередко как бы вмешивается в эстетическое представление и диктует своепонимание предмета. Это видно на примере искусства и на отношении к немучитателей или зрителей. Сотни девушек, желавших играть роль Наташи Ростовой вфильме С.Бондарчука «Война и мир», прислали режиссеру своифотографические изображения. Они все были безупречно красивы, но Наташа Ростоване была красавицей, и Толстой это подчеркивает. Нравственный восторг передобаятельным существом и породил иллюзию ее исключительной красоты. Но принциптолстовского изображения людей не допускает, так сказать, универсальногоумиления перед ними. Он словно бы боится его и иногда поэтому к возвышеннойкартинке добавляет «снижающую» деталь. Пьер Безухов спасает девочкуиз пожара, совершает подвиг, но Толстому понадобилось написать: девочка былашелудивой и визжала отвратительно. Классической красавице толстовской эпопеивыступает Элен Курагина, но холодность ее натуры и даже некий цинизм разрушаетв глазах читателя представление о ее красоте. Так этическое«вмешивается» в эстетическое.
Впьесе А.Н.Островского «Снегурочка» главная героиня спрашивает своюмаменьку: почему вокруг так красиво, «разлив зари зыбучими пескамиколышется»? И мудрая мама отвечает: «прощай, Снегурочка, прощай,любовным ароматом наполнилась душа твоя». То естьэмоционально-нравственный восторг, кульминацией которого всегда являетсялюбовь, и породил восприятие мира как прекрасного.
Естьпримеры, когда этическое вмешивается в эстетическое даже как бы чересчурпрямолинейно. В одном из стихотворений нашего современника поэта К.Ваншенкинарассказывается о майоре, который говорил всем офицерам и бойцам о своей любви кжене, говорил о ее необыкновенной красоте, подтверждая это фотографией. Майорпогиб в бою. А мне, рассказывает лирический герой стихотворения, довелосьпозднее быть в доме, где жила жена нашего командира. Я знал, что она красива, иона своим обликом подтвердила это. Но дальше происходит почти невероятное:«я красоту ее увидел, едва лишь глянул на свету, и вдруг почтивозненавидел ее за эту красоту». Как можно возненавидеть красоту, котораяесть чудо природы? Перед которой надо преклониться. Но у героя есть своеобъяснение: «я представлял ее другою: жена погибшего, вдова. А эта можетбыть вдовою от силы год, а, может, два». Из контекста стихотворенияследует, что красота этой женщины была торжествующей, влекущей к себе, и потомупоказалась воину оскорбительной по отношению к его погибшему командиру. Значит,этическое чувство снова вмешалось в эстетическое и разрушило последнее.
Этововсе не значит, что этическое чувство влияет на эстетическое. Как указано впримерах, бывает и наоборот. Пигмалион, изваявший Галатею, испытав эстетическийвосторг, затем полюбил свое создание, то есть испытал эмоционально-нравственныйвосторг. Словом, не так важно, какое чувство влияет на какое, важно, что онивзаимодействуют между собой, но и при этом взаимодействии эстетическое чувствовозникает как самостоятельный духовный акт взаимоотношения человека и мира. Этовсе имеет прямое отношение к проблеме автономности искусства. Если эстетическоечувство автономно, то и искусство автономно. На некоторых следующих примерах япостараюсь подтвердить это положение.
Этопримеры того, как само эстетическое качество художественного произведения невсегда может быть установлено с помощью категорий, не входящих в сферуэстетического. Многие десятилетия назад в литературной критике шло бурноеобсуждение поэмы армянского поэта Паруйра Севака «Нелегкий разговор».Критики и писатели подвергли ее суровому осуждению. За что? За то, что ее сюжети итоговая мысль не соответствовали общепринятым социально-нравственнымдоктринам. В поэме речь идет о переживаниях женщины, которая перестала любитьмужа, хорошего человека. Критика писала о ложности этого конфликта в искусстве,который может быть аналогичен конфликту в реальной жизни между хорошим иплохим. Только отражение последнего предопределяет эстетическую значимостьконфликта художественного, то есть только можно выразить якобы торжествонового. Героиня же, повторяю, страдает оттого, что перестала любить хорошегочеловека. Смысл критических инвектив сводился к следующему. Вот если бы онаперестала любить человека, зараженного частнособственническими инстинктами,страстью к стяжательству, вот тогда бы был истинный исторический конфликт. Ноэто все возникало из этической глухоты писавших о замечательной поэме, непонимающих: можно любить человека с указанными пороками и не любить того, ктоидеален с точки зрения профсоюзной организации.
Воти другой пример. Помню статью, подписанную кандидатом искусствознания. Там речьшла о живописном полотне с незамысловатым сюжетом: ночной пейзаж, у реки сидятдвое: он и она. Понятно, что мы видим только их силуэты. Ученый пишетодобрительно о картине, но замечает: поскольку спецификой искусства являетсячеловек, а в человеке, согласно представлениям времени, главное — деяние, тонаш эстетический восторг от картины значительно бы усилился, если бы на ней,пусть некрупным планом, не в центре картины, а где-то в уголке, была быобозначена гидростанция. Вот пример эстетической незрячести, невосприимчивостик собственно эстетическому содержанию и качеству картины.
Подобныепримеры могут быть бесконечны, но мы всегда будем убеждаться в относительной(как в случае с конкретной эстетической оценкой, присущей любому человеческомувосприятию) самостоятельности художественного познания и отражения реальногомира.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.nature.ru/