Образ матери в литературе 30-40 годов XX века

Введение

Мама… Именно это слово становится первым в жизни ребенка. Мама находится с каждым из нас с первых дней жизни, учит нас видеть мир, воспринимать его в звуках, красках, образах. Подрастая, мы часто ждем утешения именно от мамы, она пожалеет, она поймет. Мы становимся взрослыми и покидаем родительский дом. А мамы ждут весточки, вслушиваются в шорохи и звуки шагов у двери. И все наши радости и огорчения, победы и поражения переживают вместе с нами наши мамы. Именно поэтому образ матери становится одним из главных в литературе. Многие писатели и поэты черпают вдохновения именно в воспоминаниях о детстве, о доме, о матери.

Я решила провести сравнительный анализ образов матери в двух произведениях: повести Л.Чуковской “Софья Петровна” и поэме А.Ахматовой “Реквием”. Почему именно эти произведения? Во-первых, эти произведения созданы в одно время - 30-40 годы XX века. Во-вторых, их авторы - женщины, матери, пережившие ужас вольного террора.

Образ матери в литературе 30-40 годов XX века

Автором повести "Софья Петровна", или как ее называет автор - "документ о 37-ом", является Чуковская Л.К., дочь известного К.И.Чуковского. Она автор воспоминаний об А.Ахматовой и М.Цветаевой, также автор многих работ по теории и практике редакторского искусства русских писателей. Но главным событием в жизни и творчестве Чуковской стала повесть "Софья Петровна", написанная в в 1939-1940 годах. Опубликована эта повесть в 1988 году. Почему? Трудности с публикацией возникли прежде всего потому, что автор рассказывает правду о трагических событиях 1937 года. В 1937 году Даниил Хармс создал поразительные хроникальные и провидческие строки:

Из дома вышел человек,,,

И с той поры,

И с той поры,

И с той поры исчез.

Об этой поре - по горячим следам событий - была написана повесть "Софья Петровна". О процессе работы над этой повестью по первой ее оценке Л. Чуковская рассказывала в "Записках об А.Ахматовой": "4 февраля 1940 год".

"Сегодня у меня большой день. Я читала Анне Андреевне свои исторические изыскания о Михайлове: "повесть о М. Михайлове была мною задумана в 37-ом году. Толчком для этого замысла послужила заметка Герцена под названием "Убили" - о гибели поэта по каторге.

Я начала собирать материал. Но о Михайлове я так и не написала, а написала "Софью Петровну" - повесть о 1937 годе "в прямую" о нем и идет речь.

Я читала дома и, читая, все время чувствовала стыд за плохость своей прозы. Читать - ей! Зачем я это затеяла? Но податься уже некуда, я читала.

Первую половину, мне кажется, она слушала со скукой. Я сделала перерыв, мы попили чайку. Вторую половину она слушала внимательно, не отрываясь, и как мне казалось, с большим вниманием. В одном месте, мне кажется, она даже отерла слезы, но я не была в этом уверена, я читала, не поднимая глаз. Всё это длилось вечность, длинная, оказывается, история! Когда я кончила, она сказала: "Это очень хорошо, каждое слово, - правда".

В половине третьего ночи я отправилась её провожать. Путешествие на этот раз было трудным, словно по кругам ада". Я проводила её до дверей комнаты.

Спасибо, что вы терпели, вы все выслушали, - сказала я ей на прощанье.

Как вам не стыдно! Я плакала, а вы говорите - терпеливо.

Там же Л. Чуковская вспоминает, как однажды пригласила к себе друзей и прочитала им повесть. Кто-то из присутствующих оказался болтливым и рассказал содержание повести ещё кому-то. В конце концов, в НКВД стало известно, что у Л. Чуковкой есть некий "документ о 37-ом".

Даже сейчас, после ежовицины через 30 лет, когда я пишу эти строки, власти не терпят упоминания о 37-ом. Боятся памяти. Это сейчас, а что же было тогда? Преступления ещё были свежи, кровь в кабинетах следователей и в подвалах Большого дома ещё не просохла; кровь требовала слова, застенок молчание...

Я до сих пор не постигаю, почему, прослышав о моей повести, меня сразу же не арестовали, и не убили. А начали предварительное расследование (Анна Андреевна сказала мне однажды: "Вы - как стакан, закатившийся под скамью во время взрыва в посудной лавке").

В центре внимания автора и читателя повести трагическая судьба, простого маленького человека - служащий Софьи Петровны Липатовой, втянутой бредовой действительностью в чудовищную "чередь недоразумения" и безжалостно сломленной, растоптанной.

Автор начинает повествование об этой женщине с описания вполне благополучного момента в её жизни. После смерти мужа Софья Петровна поступила на курсы машинописи. "Надо было непременно приобрести профессию: ведь Коля ещё не скоро начнет зарабатывать. Окончив школу, он должен во чтобы то ни стало держать в институт,,, Машина давалась Софье Петровне легко; к тому же она была гораздо грамотнее, чем эти современные барышни. Получив высшую квалификацию, она быстро нашла себе службу в одном из крупных ленинградских издательств". Софья Петровна "любила ходить на службу". Сотрудники машинописного бюро казались милыми и добрыми людьми. Больше всех машинисток в бюро Софье Петровне нравилась Наташа Фроленко, "скромная некрасивая девушка с длинновато-серым лицом".

Достоинством Наташи, по мнению Софьи Петровны, была её исключительная аккуратность: "она всегда писала без единой ошибки, поля и красные строки получались у неё удивительно элегантно". В конце первого месяца своей службы Софья Петровна познакомилась и с директором учреждения: "директор оказался молодым человеком, лет 35, не более, хорошего роста, хорошо выбритым, в хорошем сером костюме…". "Воспитанный молодой человек", - решила Софья Петровна, выполнив поручение директора. Но смыслом жизни Софьи Петровны стал и сын Коля. Не жалея своих сил, она стремилась создать условия для того, чтобы сын получил образование, стал хорошим специалистом, встретил хорошую девушку, с которой был бы счастлив до конца своих дней. Мы становимся свидетелями первых радостей Софьи Петровны: вот Коля стал комсомольцем, вот он закончил школу, вот поступил в машиностроительный институт. Мы, читатели, представляем Колю таким, каким его видит мать: "а сын стал красивый: сероглазый, высокий, чернобровый и такой уверенный, спокойный, веселый... Всегда он как-то по-военному подтянут, чистоплотен и бодр… красавец собою, здоровяк, не пьет и не курит, почтительный сын и честный комсомолец".

Большой радостью для матери стало известие о том, что "отличников учебы, Николая Липатова и Александра Финкельштейна, по какой-то там разверстке направляют в Свердловск, на "Уралмаш", мастерами". Софья Петровна вместе с Наталией Фроленко радуются, когда к ним в руки попадает газета "Правда" с Колиной фотографией и заметкой о том, что Коля внес рационализаторское предложение. Соседи и сослуживцы поздравляли Софью Петровну и хвалили Колю. Весь мир казался матери большим и добрым, потому что в нём был её сын.

Но наступил 1937 год. На фоне лозунгов типа "Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство" в стране, городе и в машинописном бюро начинают происходить непонятные события. Сначала Софья Петровна узнает об аресте доктора Кипарисова, сослуживца её мужа, Колиного крестного. Первой реакцией Софьи Петровны было недоверие "врач не может быть убийцей", но, тем не менее женщина допускает мысль о том, что очевидно доктора Кипарисова как-то втянули в контрреволюционную организацию. Затем Софья Петровна узнает об аресте директора. И снова недоверие: "Наташа, вы верите, что Захаров виноват в чем-нибудь? Да нет, какая чепуха".

"Она не могла подобрать слов, чтобы выразить свою уверенность. Захаров - большевик, их директор, которого они видели каждый день, Захаров - вредитель! Это была невозможность, чепуха… Недоразумение? Но ведь он такой видный партиец, его знали в Смольном и в Москве, его не могли арестовать по ошибке. Он не Кипарисов какой-нибудь?" Наташа находит объяснение этому непонятному событию, и оно кажется Софье Петровне приемлемым: "Захарова совратила какая-нибудь женщина". Страшным ударом становится для Софьи Петровны сообщение Алика об аресте Коли. Ради сына мать готова сейчас же бежать куда-нибудь и разъяснять это чудовищное недоразумение. Она готова сию же минуту ехать в Свердловск и поднять на ноги адвокатов, судей, прокуроров, следователей. Она надеется, что произошла ошибка, что скоро всё выяснится, что Колю отпустят и он постучит в дверь квартиры, но этого не происходит. Мать проходит по кругам ада.

Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках.

Как локоны из пепельных и черных

Серебряными делаются вдруг,

Улыбка вянет на губах покорных

И в сухоньком смешке дрожит испуг.

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною,

И в лютый холод, и в июльский зной

Под красною, ослепшею стеною, -

Эти строки из "Реквиема" А.Ахматовой как нельзя лучше характеризуют психологическое состояние Софьи Петровны, которая постепенно начинает осознавать глубину трагизма происходящих событий. Она стоит в тюремных очередях, пытается попасть на прием к следователю, узнает, что сын находится в тюрьме и ему предъявлено обвинение, затем ей становится известно, что сына куда-то отправили. Лишь потом она понимает, что значит формулировка "десять лет дальних лагерей". Читая эту повесть, я почувствовала ужас происходящего: мать, великолепно зная своего сына, начинает сомневаться в его невиновности. В отчет на слова Алика "о каком-то колоссальном вредительстве" она отвечает: "Но ведь Коля сознался…" Я считаю, что главной причиной такого поведения матери является слепое доверие тем, кто управляет государством, наивная вера в то, что эти люди руководствуются только нравственными законами. Не случайно Л. Чуковская говорила, что повесть написана о слепоте общества. В конце повести мы видим другую мать, прозревшую, осознавшую, что её никогда не доказать невиновность сына, следовательно, матери незачем жить. Мы становимся свидетелями последней сцены: мать читает письмо сына со словами страшной правды. Мы понимаем, что за нравственной гибелью последует физическая смерть матери.

"Это был обряд: рука, спички, пепельница - обряд прекрасный и горестный", - автором этих слов является Лидия Гинзбург, и относятся эти слова уже не к Софье Петровне, героине повести Л.Чуковской, а к совершенно другой, реальной женщине - А.А.Ахматовой, которая с 1934-1940 гг. работала над поэмой "Реквием", в которой звучит горький плач матери. Лидия Гинзбург вспоминала, что после ареста сына, Льва Гумилева, А.А. Ахматова "жила как завороженная застенком", читая шепотом стихи из "Реквиема". Она просила запомнить их, а клочок бумаги, на котором они были записаны, тут же сжигала, так как сама ожидала ареста. Работа над поэмой была закончена только в 1962 году. Кажущаяся не цельность объясняется не только разорванным во времени написанием, но и многообразием ритмов, в художественных целях использованных Ахматовой. Но тема поэмы одна - судьба многих матерей России, изо дня в день простаивавших перед тюрьмами в многочасовых очередях с передачами для детей, арестованных носителями режима. В "Посвящении" к поэме Россия предстает длинной очередью перед "каторжными норами" тюрем с их постылым скрежетом ключей и тяжелыми шагами охранников:

Перед этим горем гнутся горы,

Не течет великая река,

Но крепки тюремные затворы,

А за ними "каторжные норы"

И смертельная тоска.

"Вступление" рисует образ смерти, нависшей над корчившейся "под кровавыми сапогами и под шинами черных марусь" Русью. Появляется образ застывшего времени - времени эпохи Большого террора. Мрачная картина вызывает у нас ассоциации с Апокалипсисом и по масштабу всеобщего страдания, и по ощущению наступивших "последних времен", за которыми возможна или смерть, или страшный Суд.

До сих пор вызывает споры вопрос о жанре данного произведения. Что это: лирический цикл или поэма? Обратимся к композиции. "Реквием" состоит из шести частей: эпиграф, вместо предисловия, посвящения, вступления, основной части (главы I - X), эпилога. В результате работы, растянувшейся на четверть века, восстановился традиционный состав романтической поэмы.

По мнению исследователя Манна, "вся хитрость конструкции романтической поэмы заключалась в самом параллелизме двух линий - "авторской" и "эпической".

П О Э М А

Лирическое начало Эпическое начало

Лирическое начало в "Реквиеме" проявляется в эпиграфе, вместо предисловия, во вступлении и эпилоге. Эпическое начало - в основной части.

Образ лирического героя в поэме А.А.Ахматовой "Реквием"

Мне кажется убедительной точка зрения Н.Л. Лейдермана, который обращает внимание на образ лирической героини "Реквиема". Во-первых, лирическая героиня выступает в роли автора поэмы, который в трудное время находится вместе с народом там, "где мой народ к несчастью был". Во-вторых, она выступает в роли матери, переживающей потерю сына, именно о Льве Михайловиче Гумилеве написала в 1916 г. творящий обряд отпевания. Сигналом плача является диалог, во время которого автор получает заказ - описать это. И женщина, одна из миллионов матерей, чьи сыновья были брошены в сталинские застенки, облачается в одежду плакальщицы, входит в образ вопленицы.

Лирическая героиня

Образ автора поэмы Образ вопленицы, Образ матери

плакальщицы

Я хочу уточнить, что сын Анны Андреевны и Николая Степановича, Лев Николаевич Гумилев, студент исторического факультета ЛТУ, был арестован трижды. Первый раз 22 сентября 1935 г. как "участник антисоветской террористической группы". В этот раз Ахматовой удалось вырвать сына из тюрьмы довольно быстро: уже в ноябре он был освобожден из-под стражи. Второй раз Лев Николаевич был арестован в марте 1938 г. и был приговорен к десяти годам лагеря, позднее срок сократили до 5 лет. В 1949 г. Льва арестовали в третий раз, приговорили к расстрелу, который заменили потом ссылкой. Вина Льва Николаевича ни разу не была доказана. В 1956 г. и в 1975 г. его полностью реабилитировали.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что лирическая героиня "Реквием" очень необычна, она имеет три лика, выступает в трех образах, которые перетекают друг друга, а каждая из ролей автора мотивирует отдельную сюжетную линию. А теперь обратимся к сюжету. Каковы же его особенности?

Н.Л. Лейдерман в работе "Бремя и величие скорби" говорит, что в "Реквием" не один, а три сюжетных пласта, они как бы лежат друг на друге, и каждый последний просвечивает сквозь предыдущий. Первый Сюжет - это сюжет ареста и осуждения сына. Здесь всё сверхреально: арест - тюрьма - приговор. "Уводили тебя на рассвете", 17 месяцев кричу…", "Я увидела верх шапки голубой". Второй сюжет - это сюжет материнской причети, плача, и он строится в соответствии с традициями обрядовой поэзии. А. Ахматова не пропускает ни одной фазы похоронного обряда: плач-оповещение:

"Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад";

плач при выносе:

"Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе…";

плач при опускании гроба - "И упало каменное слово

На мою ещё живую грудь…",

поминальный плач - "Опять поминальный приблизился час".

Сцена ареста ассоциируется с выносом тела усопшего: "За тобой, как на выносе, шла" - сравнения плакали дети, свеча, холод иконки, пот на челе. Материнское горе выражается при помощи образа воя, плача и при помощи образа слезы. Появляется образ "под кремлевскими стенами выть". Эти слова рождают исторические ассоциации - вспоминается картина Сурикова "Утро стрелецкой казни". С конца 20-х и до конца 30-х годов Сталину льстило сравнение его тоталитарного правления со временами Петра Великого. Жесточайшее подавление стрелецкого бунта ассоциировалось с начальным этапом сталинских репрессий. В 1935 году она поехала в Москву, чтобы передать письмо сталику. Для этого нужно было прийти к десяти часам утра к кремлевской стене.

Между "Реквием" и устным народным творчеством существуют близость. Но в фольклоре образ слезы "горючий", а у Ахматовой - "Горячей слезой новогодний лед прожигать". "Горячая" слеза Ахматовой не столько горькая, оплакивающая, сколько способная растопить все преграды, обжечь жаром сердца, ощущением сиюминутного горя.

Существует ещё один сюжет "Реквиема" - это сюжет болезни матери. Цепь плачей, составляющих канон материнской причети, превратилась под пером Ахматовой в изощренный психологический сюжет - в исповедь - самоанализ душевного состояния матери, проходящей по всем кругам адских мук утраты своего сына.

Особенности сюжета: сюжет об аресте и осуждении сына, сюжет о материнской причети, сюжет о болезни матери, со-умирании.

Восстановим основную канву психологического сюжета. Тема болезни матери начинается сразу за сценой ареста сына, которая заканчивается воем. При построении 2-ой главки Ахматова использует прием, характерный для устного народного творчества - психологический параллелизм.

Тихо льется тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом,

Входит в шапке набекрень,

Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна,

Эта женщина одна,

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

Глава III очень короткая - строфа состоит из сбивчивых фраз, потому что происходящее на столько ужасно, что сознание его трогает, не пускает внутрь себя.

По контрасту возвращается память к своему беззаботному прошлому.

"Показать бы тебя, наследнице,

И Любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью…"

В этой же главке и сожаления об утрате состоявшегося счастья, и укор себе.

При построении следующей главки Ахматова использует прием антитезы.

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И Мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать.

И только пышные цветы,

И звон кадильный, и следы

Куда-то в никуда.

И прямо мне в глаза глядит

И скоро гибелью грозит

Огромная звезда.

Главка VI короткая, но совершенно иная по настроению:

Легкие летят недели,

Что случилось, не пойму.

Как тебе, сынок, в тюрьму

Ночи белые глядели.

Как они опять глядят

Ястребиным жарким оком,

И о смерти говорят.

Она напоминает колыбельную, которую поет мать, думая о сыне, который в это время томится в тюрьме.

Главка VII ("Приговор") - это кульминация повествования о судьбе сына: приговор здесь аналог казни. Но на переднем плане реакция не сына, а матери: "И упало каменное слово / На мою ещё живую грудь". Теперь перед матерью встает трагическая проблема: как перенести гибель своего ребенка, как пережить то, что тот, кому ты дала жизнь, кого ты произвела на свет в продолжение себя, уходит из жизни раньше? Героине Ахматовой известен выход из этого тупика:

"Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить".

Но для неё неприемлема такая плата за существование - плата ценою беспамятства, ценою обездушивания. Такому выживанию - без сына, без памяти - она предпочитает смерть. И сразу же после приговора звучит материнская мольба, обращенная к смерти:

Ты всё равно придешь - зачем же не теперь?

Я жду тебя - мне очень трудно…

Я потушила свет и отворила дверь

Тебе, такой простой и чудный.

Прими для этого какой угодно вид,

Ворвись отправленным снарядом

Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,

Иль отрави тифозным чадом.

Иль сказочкой, придуманной тобой

И всем до тошноты знакомой, -

Чтоб я увидела верх шапки голубой

И бледного от страха управдома.

Мне всё равно теперь.

Главка IX, оказалось бы, завершает сюжет болезни матери: "безумие крылом души накрыло половину", "манит в черную долину", в долину смерти, где не будет ничего - автор подчеркивает эту мысль, используя повтор:

Ни сына страшные глаза -

Окаменелое страданье,

Ни день, когда пришла гроза,

Ни час тюремного свиданья,

Ни милую прохладу рук,

Ни лип взволнованные тени,

Ни отдаленный легкий звук -

Слова последних утешений.

Не будет ничего, что поддерживало рассудок и жизнь матери, но А.А. Ахматова вводит и X рассмотрим какова её роль в поэме.

Это 2-х частная миниатюра - прямое обращение к евангельской проблематике - является кульминацией. Появление религиозной образности подготовлено не только упоминанием спасительных обращений к молитве, но и всей атмосферой страданий матери, отдающей сына на неизбежную, неотвратимую смерть. Страдания матери ассоциируются с состоянием Богородицы, Девы Марии; страдания сына с муками Христа, распятого на кресте.

Появляется образ "Небеса расплавились в огне". Это знак величайшей катастрофы, всемирно-исторической трагедии, какой является смерть Мессии. Речь идет не о предстоящем воскресении из мертвых, трагедия переживается в земных каторгах - страдания, безнадежность отчаяния. И слова, произносимые Христом накануне своей человеческой смерти, вполне земные, обращенные к Богу - упрек, горькое сетование о своем одиночестве, покинутости, беспомощности. Слова же, сказанные матери, - простые слова утешения, жалости, призыв к успокоению ввиду непоправимости, необратимости случившегося.

В первом четверостишии в центре внимания "треугольник" - "Святое семейство": Бог-отец, Богоматерь и Сын Человеческий. Во втором четверостишии появляется другой "треугольник": Возлюбленная, любимый учение и любящая мать:

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

А туда, где молча Мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

Горе возлюбленной экспрессивно, наглядно - это истерика неутешного горя женщины, горя мужчины - интеллектуала статично, молчаливо. Что же касается горя матери, то о нем вообще ничего невозможно сказать. Масштабы её страданий несопоставимы ни с женским, ни с мужским. Это беспредельное и невыразимое горе, её утрата невосполнима, потому что это её единственный сын и потому, что этот сын-Бог, единственный на все времена спаситель. "Распятие в "Реквиеме" - вселенский приговор бесчеловечной системе, обрекающей мать на безмерные и неутешительные страдания, а единственного ей возлюбленного, сына - на небытие.

Сходство и различие женских образов в повести Л. Чуковской "Софья Петровна" и в поэме А. Ахматовой "Реквием"

Итак, перед нами произведения двух разных авторов. Произведения написаны в 30-40 годы XX века и рассказывают о страшной трагедии не только отдельного человека, но и всего народа.

В центре внимания и Чуковской, и Ахматовой женская судьба матери, потерявшей сына. Я думаю, это не случайно: именно женщина чутко реагирует на происходящие вокруг изменения. А между матерью и сыном существует ещё более тесная связь, разрыв которой причиняет страшную боль и ребенку, и матери. И Чуковская, и Ахматова показывают, как по вине чудовищных обстоятельств нарушается естественный ход жизни: сын оказывается под угрозой смерти раньше матери, а мать становится пости свидетелем страданий и гибели сына, её кровиночки. После этого мать не может жить в мире, в котором нет сына, поэтому и героиня повести, и героиня поэмы обречены на смерть физическую, которая последует вскоре вслед за моральной гибелью. Авторы не рисуют картину смерти матери, но, привлекая наше внимание к художественным деталям, дают нам возможность понять глубину потрясения, переживаемого героинями. Следовательно, можно говорить о психологизме и того, и другого произведения.

Литература

Ахматова А.А. "Реквием" в книге "Ахматова А. И Цветаева М. Стихотворения. Поэмы. Драматургия. Эссе", М.: "Олимп", 1997, стр. 1957-164.

Чуковская Л.К., "Записки об А. Ахматовой" том I, 1938-1941, М.: "Нева", 1989 №6, стр. 30-31.

Чуковская Л.К. "Софья Петровна" в ст. "Трудные повести 30-х годов", М.: "Молодая гвардия", 1992, стр. 485-560.

"Литература. Большой справочник для школьников и поступающих в вузы", М.: "Дрофа", 1998, стр. 587-588.

"Русская литература. Большой справочник для школьников и поступающих в вузы", М.: "Дрофа", 1998, стр. 1159-1201.

Лейдерман Н.Л. "Реквием", "А. Ахматова в контексте и времени", М.: "Просвещение", 1998, стр. 502-504.