Проблемы демократического процесса в Российской Федерации.
1. Понятие демократизации
Одним из видов политического процесса является демократизация, которая привлекает все большее внимание со стороны как западных, так и российских исследователей. Это связано с тем, что последние десятилетия характеризуются падением авторитарных режимов и попыткой утверждения демократических институтов во многих государствах мира. Известный исследователь С. Хантингтон, характеризует этот процесс как третью волну демократизации, охватившую большую группу стран. Характеризуя этот процесс как мировую демократическую революцию, он отмечает, что к началу 90-х годов «демократия рассматривается как единственная легитимная и жизнеспособная альтернатива авторитарному режиму любого типа».
По мнению С. Хантингтона, начало первой волны связано с распространением демократических принципов в США в XIX в.; она продолжается до окончания первой мировой войны (1828—1926). За подъемом демократизации, как правило, следует ее откат. Первый спад датируется 1922—1942 гг. Вторая волна демократизации наступает с победой над национал-социализмом и становлением демократии, прежде всего, в Западной Германии, Италии, Японии. Эта волна продолжается до середины 60-х гг. (1943—1962). Второй спад захватывает временной интервал между 1958 и 1975 г. 1974 год становится началом третьей (современной) демократической волны, с момента падения салазаровской диктатуры. Она захватила такие государства Южной Европы, как Испания и Греция, затем распространилась на Латинскую Америку. К середине 80-х демократизация распространяется на ряд стран Азии, Центральной и Восточной Европы, а затем и СССР.
Опыт политического развития стран, переживающих третью волну демократизации, явился в некотором роде опровержением оптимистических выводов С. Хантингтона, показав всю неоднозначность и противоречивость этого процесса. Речь, прежде всего, идет о том, что во многих странах демократизация привела к установлению отнюдь не демократических режимов (ярким примером этому может служить большинство стран бывшего СССР).
Многие ученые признают волновой характер демократизации и согласны с предлагаемой С. Хантингтоном периодизацией. Однако при этом они отмечают, что третья волна характеризовалась рядом особенностей, которые явились подтверждением сложности и многозначности рассматриваемого процесса. Среди них выделяются следующие:
— специфика итогов: «демократические транзиты» третьей волны в большинстве случаев не заканчиваются созданием консолидированных демократий;
— значительное отличие исходных характеристик трансформирующихся политических режимов: от классического авторитаризма и военных хунт в Латинской Америке до посттоталитарного режима в странах Восточной Европы;
— более благоприятный международный контекст.
Что же представляет собой демократизация?
Среди политологов нет единства в определении этого термина. Чаще всего в самом общем смысле демократизацию рассматривают как переход от недемократических форм правления к демократическим. Важно отметить, что расширительное использование этого понятия в целях характеристики различных видов общественных трансформаций, связанных с демократической волной, далеко не всегда оправдано: процесс демократизации не всегда приводит к утверждению современной демократии. Некоторые исследователи предлагают использовать другое понятие — «демократический транзит», которое не предполагает обязательный переход к демократии, а указывает на тот факт, что демократизация представляет собой процесс с неопределенными результатами. Поэтому эти исследователи выделяют собственно демократизацию как процесс появления демократических институтов и практик и консолидацию демократии как возможный итог демократизации, предполагающий переход к современной демократии на основе укоренения демократических институтов, практик и ценностей.
В современной политической науке существуют различные подходы к изучению и объяснению содержания и факторов демократизации. А.Ю. Мельвиль предлагает рассматривать теорию демократизации в рамках двух подходов: первого — структурного, опирающегося на анализ структурных факторов, и второго — процедурного, ориентированного на факторы процедурные (прежде всего выбор и последовательность конкретных решений и действий тех политических акторов, от которых зависит процесс демократизации).
Представителями структурного подхода являются С. Липсет, Г. Алмонд и С. Верба, Р. Инглхарт, Л. Пай и др. Они пытаются выявить зависимость между некоторыми социально-экономическими и культурными факторами и вероятностью установления и сохранения демократических режимов в различных странах. Эта зависимость понимается именно как структурная предпосылка демократизации, то есть обусловленная влиянием тех или иных объективных общественных структур, а не субъективными намерениями и действиями участников политического процесса.
В качестве основных выделяются три типа структурных предпосылок демократии:
— обретение национального единства и соответствующей идентичности;
— достижение достаточно высокого уровня экономического развития;
— массовое распространение таких культурных норм и ценностей, которые предполагают признание демократических принципов, доверие к основным политическим институтам, межличностное доверие, чувство гражданственности и т.д.
Из перечисленных выше условий демократии у современных исследователей не вызывает сомнений только одно — национальное единство и идентичность, предшествующее демократизации. В отношении других высказываются критические замечания. Так, например, строгая зависимость между уровнем социально-экономического развития общества и демократией сегодня опровергается обширным фактическим материалом. В настоящее время существуют государства с высоким уровнем экономического развития и имеющие при этом недемократический режим (например, Сингапур). Можно выделить также государства с вполне сформировавшимся демократическим типом отношений между политическими институтами и акторами, где при этом отмечается высокий уровень бедности и существование традиционных социальных структур и практик (например, Индия).
Характеризуя наличие необходимых культурных ценностей, как условие для возникновения демократии, важно подчеркнуть, что они скорее создают благоприятный климат для формирования стабильной, устойчивой демократии. Но, как справедливо отмечает А.Ю. Мельвиль, предварительные условия и наличие корреляций — не одно и то же. Предварительные структурные условия — это такие, без наличия которых демократический переход невозможен. Корреляции же представляют собой необязательные предпосылки, а факторы, ускоряющие или замедляющие демократизацию.
Эти несогласия по отношенинр к универсальности и обоснованности модели с конкретными социокультурными предпосылками демократии повлияли на возникновение процедурного подхода (представители — Г. О'Доннелл и Ф. Шмиттер, Дж. Ди Палма, X. Линц, Т. Карл), представители которого опираются на рассмотрение эндогенных факторов демократии и демократизации. По мнению его сторонников, действия тех акторов, которые инициируют демократию, выбор ими определенной стратегии и тактики важнее для исхода этого процесса, нежели существующие ко времени его начала предпосылки демократии. Этот подход объясняет процесс демократизации через взаимодействие конкурирующих элит, которые выбирают в процессе политического торга организационные формы и институты нового политического устройства.
Таким образом, если структурный подход ориентируется на наличие «объективных» социальных, экономических, культурных и других факторов, влияющих на благополучный или неблагополучный исход демократических преобразований, то процедурный в качестве необходимого основания демократизации и демократии выделяет действия политических акторов, осуществляющих этот процесс преобразований.
Примером применения такого подхода может служить выделение факторов, наличие которых необходимо для консолидации демократии, предпринятое X. Линцем и А. Степаном. Они выделяют следующий ряд факторов, являющихся результатом определенных преобразований:
формирование гражданского общества путем обеспечения взаимодействия государства с независимыми общественными группами и объединениями;
развитие демократических процедур и институтов;
развитие правового государства;
становление эффективного государственного аппарата, бюрократии, которые может использовать новая демократическая власть в своих целях;
развитие экономического общества путем создания, системы социальных институтов и норм, выступающих посредниками между государством и рынком.
По мнению третьей группы исследователей, между структурным и процедурным подходами непреодолимого противоречия не существует. Наоборот, они скорее взаимно дополняют друг друга, поскольку анализируют различные аспекты одного и того же явления. Как считает А.Ю. Мельвиль, возможно синтезирование этих двух методологий5. Однако концептуальное объединение двух методологических подходов многими политологами воспринимается неоднозначно и в целом является нерешенной для науки проблемой.
Таким образом, анализ различных подходов также показывает, что демократизация представляет собой сложное и многогранное понятие, которое является предметом спора исследователей и требует дальнейшей доработки.
2. Модели перехода от авторитаризма к демократии
Существует множество аналитических моделей перехода от недемократических режимов к демократическим. Наличие большого количества этих моделей объясняется не только методологическими разногласиями авторов, но также и многовариативностью процесса демократизации: все недавние переходы от недемократических форм правления в странах Южной Европы или Латинской Америки, Азии, Африки и бывшего СССР очень разнообразны, что затрудняет их сведение к какой-либо единой схеме.
Рассмотрим наиболее значимые из предлагаемых исследователями моделей.
Одна из первых попыток создания такой модели была предпринята Д. Растоу. В качестве необходимых предварительных условий автор выделяет национальное единство и национальную идентичность. Согласно Д. Растоу, демократический переход включает в себя три фазы:
1) «подготовительная фаза», отличительной чертой которой является не плюрализм, а поляризация политических интересов;
2) «фаза принятия решения», на которой заключается пакт или пакты, включающие выработку и осознанное принятие демократических правил;
3) «фаза привыкания», когда происходит закрепление ценностей демократии, а также политических процедур и институтов.
По мнению Д. Растоу, важным моментом в осуществлении процесса демократизации является достижение компромисса. Кратко автор выделяет следующую последовательность этапов при переходе к демократии: «от национального единства как подосновы демократизации, через борьбу, компромисс и привыкание — к демократий».
Другую модель представили Г. О'Доннел и Ф. Шмиттер, которые выделили три основные стадии перехода к демократии:
1) либерализация, которая предполагает процесс институционализации гражданских свобод без изменения властного аппарата; результатом этого становится построение «опекунской демократии» (то есть осуществляется опека чаще всего военного аппарата над демократическими институтами);
2) демократизация — период институционализации демократических норм и правил, успешность которого зависит от выполнения двух условий: демонатажа прежнего авторитарного режима и сознательного выбора политическими силами демократических институтов и процедур; в процессе демократизации происходит смена всей структуры политической власти и подготовка свободных соревновательных выборов, которые формируют основу демократической политической системы;
3) ресоциализация граждан, которая предполагает усвоение ими новых демократических норм и ценностей.
Модель А. Пшеворского состоит из двух периодов: 1) либерализации и 2) демократизации, делящейся на две стадии — «высвобождения из-под авторитарного режима» и «конституирования демократического правления». Либерализация характеризуется нестабильностью и различной направленностью (снизу или сверху). Ее результатом становится либо возвратное усиление существовавшего ранее авторитарного режима либо переход к первой стадии демократизации. «Высвобождение из-под авторитарного режима» происходит менее болезненно при заключении компромисса между реформаторами (внутри авторитарного блока) и умеренными (внутри оппозиции). Заключительная часть процесса демократизации реализуется путем переговоров. В целом модель А. Пшеворского построена на выделении особой роли характера соотношения политических сил, участвующих в конфликте и достижения согласия.
Все представленные модели имеют ряд общих достоинств и недостатков. Можно выделить их следующие достоинства: во-первых, все они в той или иной степени указывают на возможность недемократической альтернативы развития; во-вторых, все они акцентируют внимание на том, что важным условием и содержанием одного из этапов является согласие элит.
Недостатком этих конструкций является то, что большинство из них скорее описывает конкретный случай демократизации на примере отдельно взятой страны или небольшой группы стран, нежели представляют собой универсальную модель перехода от недемократических форм правления к демократическим.
В связи с этим в политической науке предпринимаются попытки создания синтетических моделей демократизации, которые обобщают варианты построения демократии в разных странах. Одна из таких попыток принадлежит А. Мельвилю. По его мнению, в наиболее успешных случаях модель перехода к демократии подчинялась определенной логике действий и событий.
Как правило, южноевропейские и латиноамериканские демократизации начинались сверху, то есть от правящей элиты, которая состояла из реформаторов и консерваторов. Началу реформ сопутствовала предварительная «либерализация», которая могла включать в себя сочетание политических и социальных изменений — ослабление цензуры в СМИ, восстановление ряда индивидуальных юридических гарантий, освобождение большинства политических заключенных и т.д.
Реформаторы, проводя реформы постепенно, пытались противостоять консервативным силам режима. Это вело к росту общественной напряженности и обострению конфликтов. Разрешение данного противоречия происходило не как победа одной политической силы над другой, а как «оформление особого рода пакта между соперничающими сторонами, устанавливающего «правила игры» на последующих этапах демократизации и определенные гарантии для проигравших». В качестве примеров таких соглашений можно привести пакт Монклоа в Испании, серию «круглых столов» в Венгрии и другие. За этим следовали учредительные выборы, в результате которых к власти приходили не проводившие реформы политики, а представители оппозиции. Затем происходили «выборы разочарования», которые передавали власть в руки выходцев из старых правящих элит, в целом не стремящихся к реакционной реставрации старого режима. Таким образом, происходила институционализация демократических процедур, которая являлась основой для построения в будущем консолидированной демократии.
В этой модели учитывается то обстоятельство, что «демократический транзит» совсем необязательно включает в себя процесс перехода от установления формально демократических институтов и процедур к собственно демократическим результатам, поэтому в качестве отдельного этапа выделяется фаза консолидации демократии.
Другой попыткой построения синтетической модели перехода от авторитаризма к демократии является модель О.Г. Харитоновой. Представленная автором модель включает в себя четыре основных стадии:
1) либерализация политической жизни, предполагающая институционализацию гражданских свобод, контролируемое «приоткрытие» режима;
2) демонтаж наиболее нежизнеспособных институтов прежней политической системы;
3) демократизация, означающая установление норм, процедур и институтов демократического режима, основным критерием которой принято считать свободные выборы и консолидацию демократической политической системы;
4) ресоциализация граждан в новую систему.
Модель О.Г. Харитоновой безусловно заслуживает внимания, но при внимательном рассмотрении представленной модели возникает вопрос: возможно ли отнесение консолидации демократии к стадии демократизации? На наш взгляд, построение консолидированной демократии необходимо рассматривать как отдельную стадию, наличие которой характеризует далеко не все варианты переходов от недемократических форм правления к демократическим.
О.Г. Харитонова считает, что можно выделить две схемы перехода к демократии — кооперативную и конкурентную. Кооперативная включает в себя постепенную и последовательную либерализацию политического режима, аккуратный и контролируемый демонтаж ряда омертвелых институтов прежней системы при разумном воспроизведении сохранивших право на жизнь старых и конституирования новых демократических институтов, ресоциализацию населения. Эта модель наиболее оптимальна; она является результатом компромисса политических сил.
Конкурентная схема отягощена авторитарными синдромами. Она состоит из резкой либерализации, распада прежней политической системы, попытки внедрения новых демократических институтов любой ценой, нередко вопреки сопротивлению как сверху, так и снизу. Данная модель предполагает ускоренную и поверхностную либерализацию и быстрое проведение демократических выборов, в результате которых от власти отстраняется старая элита. Вследствие непрочности новых институтов возможны попытки реставрации недемократического режима.
Необходимо отметить, что создание синтетических моделей перехода от недемократических форм правления к демократическим позволяет выделить и охарактеризовать основные этапы демократизации, представить общую логическую последовательность действий при их реализации.
С другой стороны, приведенные модели демократизации не могут быть признаны универсальными в силу того, что создать модель, включающую в себя все возможные варианты развития событий, невозможно. Так, например, модель А. Мельвиля ориентирована прежде всего на успешный случай демократизации. Кроме того, латиноамериканская модель является более стандартным случаем разрешения кризисной модели ситуации через соглашение элит. Полученный эмпирический материал о восточноевропейских моделях перехода от авторитарного режима к демократическому показал, что они имеют ряд существенных отличий от латиноамериканских. Более того, процесс демократизации в разных посткоммунистических странах отличается существенным образом. Так, если ряд стран (Венгрия, Польша и др.) дают нам примеры транзита, во многом соответствующего классическим моделям, то другие (Югославия, Болгария и др.) демонстрируют возможность иного развития: здесь отсутствуют многие «обязательные» условия и элементы «классических» моделей, что обуславливает значительные отклонения в результатах.
3. Российская модель демократизации.
Процесс демократизации в России также существенным образом отличается от «классических» моделей. Следует отметить, что, если страны Восточной Европы оцениваются как в целом ориентированные на формирование элементов консолидированной демократии, то режим в России большинством исследователей не рассматривается как демократический. Анализ режима в России и других странах бывшего СССР происходит в рамках альтернативных и промежуточных форм политического развития при постоянном подчеркивании особого характера российской трансформации.
Существует несколько моделей, объясняющих процессы демократизации и их особенности в России. Это, например, модель, построенная А.Ю. Мельвилем на основе сочетания структурного и процедурного подходов демократизации частично с использованием методологии «воронки причинности», модель «ленинского наследия», разработанная К. Джовиттом и перенесенная на российский материал В. Елизаровым, модель трансформации политического режима в России, разработанная В. Гельманом.
А.Ю. Мельвиль выделяет ряд условий, влияющих на процесс демократизации в России. При этом он упорядочивает эти условия в рамках «воронки причинности»:
1. Уровень международных факторов (геополитические, военно-стратегические, экономические, политические, культурно-идеологические факторы). Он включает в себя факторы, проявившиеся в начале 80-х годов и повлиявшие на реформаторские тенденции в СССР. Они не были решающими, но они являются благоприятными для будущего развития демократии.
2. Уровень государство- и нациеобразующих факторов. Сначала в СССР, а потом и в России отсутствовала гарантированная государственная целостность и национальная идентичность. Под лозунгами демократизации и антикоммунизма происходил рост национализма и сепаратизма, который спровоцировал распад СССР. Для современной России все более трудноразрешимой оказывается задача обеспечения национального единства, которая должна решаться до начала демократизации. Таким образом, данный фактор осложнил процесс демократизации в России и во многом обусловил его отличие от переходных процессов в других странах.
3. Уровень структурных социально-экономических обстоятельств. Россия осуществляет процесс демократизации в условиях невысокого уровня экономического развития. Кроме того, в стране отсутствовали какие-либо зачатки рыночной экономики, что тормозило развитие трансформационных процессов. Поэтому в целом влияние данного фактора является неблагоприятным.
4. Уровень социально-классовых факторов. В России отсутствовала адекватная демократии социальная база. Прежде всего, это характеризовалось и характеризуется отсутствием необходимого среднего класса, который должен выступать массовой социальной базой демократии. Другой особенностью является лишь частично обновленный правящий класс, который «удержал власть и приобрел собственность, став главным призером масштабного перераспределения и закрепления в фактически частное и акционированное владение прежде всего государственной собственности между основными входящими в него кланами и картелями». Влияние этого фактора также следует признать неблагоприятным.
5. Уровень культурно-ценностных факторов. Процесс демократизации в России не был обусловлен массовым распространением ценностей и ориентации, характерных для гражданской политической культуры. Однако, как свидетельствуют результаты некоторых социологических опросов и как показывает мировой опыт, постепенное усвоение этих ценностей и норм россиянами возможно.
6. Уровень процедурных факторов. Он предполагает взаимообусловленность политических и экономических преобразований. Исследования X. Линца и А. Степана показали, что успешные демократические транзиты предполагают последовательную политическую демократизацию, затем строительство и закрепление эффективных демократических институтов, а далее создание «экономического общества» — систему социальных гарантий и посреднических институтов между государством и рынком. Только после этого осуществлялись болезненные экономические реформы. В России события подчинялись другой логике, когда не было создано ни демократических институтов для поддержки экономических реформ, ни институтов государственной поддержки рыночной экономики и системы социального обеспечения. Кроме того, факторами, отрицательно повлиявшими на процесс демократизации, были административный способ осуществления политических и экономических реформ, усугубивший раскол между властью и обществом, особенности формирования политической оппозиции в СССР и России, порожденной самим государством, а не гражданским обществом, отсутствие первых «учредительных выборов», которые должны были легитимизировать новый баланс общественных и политических сил.
7. Микроуровень. Он включает в себя личностные и индивидуально-психологические особенности ключевых политических акторов, реально принимающих и осуществляющих важнейшие решения. Здесь следует отметить сохраняющееся влияние авторитарных настроений, причем не только в обществе в целом, но и в сознании важнейших политических акторов.
Совокупное влияние этих факторов, представленное в виде «воронки причинности», актуализирует вопрос о возможности реализации авторитарного варианта в современной России. Однако, по мнению А.Ю. Мельвиля, возникает ряд препятствий для реализации такой альтернативы, среди которых следует назвать рост плюрализма групповых и корпоративных интересов, осознание региональными элитами своих преимуществ от дезинтеграции вертикальной оси и др. Вторая модель — модель «ленинского наследия» К. Джовитта, охарактеризованная В. Елизаровым. Эта модель включает два основных параметра: характер организации институционально оформленных политических связей и особенности взаимоотношений между публичной и приватной сферами.
«Ленинское наследие» состояло в том, что вертикальные связи блокировались, а горизонтально организованные обратные связи практически не институционализированы, так как горизонтальное взаимодействие развито недостаточно. Это дополнялось напряженными отношениями между публичной и приватными сферами. К. Джовитт указывает на то, что «ленинистский опыт усилил почти отрицательный образ политической сферы, добавив к нему обособленность приватной... Партийная монополия и репрессивное отношение к населению создавали в Восточной Европе «гетто» политической культуры. Население воспринимало ее как нечто опасное, чего следует избегать. «Влипнуть» в политику означало катастрофу». Партия стала контролировать и наказывать в основном только за вторжение в приоритетные сферы жизнедеятельности общества. Возникающие политические связи создали благоприятную почву для появления сети клиентел, которые восполняли недостаток горизонтальных связей внутри политической системы.
После распада советского блока ситуация резко изменилась: вертикальные связи резко ослабли, это повлияло на необходимость консолидации по горизонтали. В этот момент сработал механизм напряжения между публичной и приватной сферами, давший такой набор политических идентичностей, который позволял использовать в сложившейся ситуации, прежде всего клиентелистские связи.
Сохраняется кадровый состав прежнего аппарата. Однако консолидация новых политических акторов происходит в границах идейно-политических идентичностей, которые либо не были представлены в авторитарном режиме либо используются с обратным знаком (например, интернационализм — национализм). Такая ситуация, по мнению В. Елизарова, «лишь усиливает неопределенность» политической трансформации в России.
На основе представленной модели, К. Джовитт делает вывод, что подобное развитие событий в Восточной Европе, в том числе и в России, дает основания для формирования скорее авторитарной олигархии, чем демократии.
Достоинствами данной модели являются следующие: более корректна, чем ситуационные модели, позволяет делать более определенные прогнозы будущего политического развития. Недостатком является ее нестрогость, преодолеть которую, как справедливо отмечает В. Елизаров, возможно путем превращения этой модели из «метафоры» в «концептуальное обобщение», а также путем разработки альтернативной схемы для латиноамериканского варианта демократизации и проведения сравнительного анализа.
Другая модель демократизации России построена В. Гельманом. Она основана на анализе трансформации политического режима в Г' России. При этом автор модели опирается на следующие структурные параметры, определяющие различие посткоммунистических режимов:
механизм смены политической власти;
характеристики акторов политического режима;.
соотношение формальных и неформальных институтов политического режима;
характер проведения выборов;
роль представительных институтов;
роль политических партий;
роль средств массовой информации (СМИ).
Механизм смены политической власти в определенной степени оказывается для переходных режимов важнее, чем механизм прихода к власти. Основными механизмами смены власти в недемократических режимах, по мнению В. Гельмана, являются революция, путч и пакт элит. Революции для посткоммунистических стран не харак терны, путч ориентирован на применение насилия и возникает как результат высокого уровня конфронтации в рамках элит, а пакт элит, наоборот, предполагает высокий уровень согласия политических акторов.
По результатам анализа характеристик акторов политического режима можно выделить два идеальных типа. Первый тип характеризуется наличием одного доминирующего актора, в отношении которого ни один из других политических акторов не может выступать как препятствующий достижению всех или большинства его целей. Для второго типа свойственно наличие более одного, активного политического актора. В первом случае режим будет носить название моноцентрический, во втором — полицентрический. Демократические режимы являются полицентричными, а авторитарные — моноцентричными. Переходные формы политических режимов характеризуются и моноцентризмом, и полицентризмом, и неопределенным соотношением сил политических акторов.
Следующим критерием выступает характер взаимодействия формальных и неформальных институтов. В качестве индикатора взаимодействия формальных и неформальных институтов В. Гельман выделяет функционирование формальных политических институтов — «органов законодательной, исполнительной и судебной власти, местного самоуправления, политических партий и их фракций в парламентах, средств массовой информации — с точки зрения их автономии, эффективности и характера регулирования деятельности их действий, имея в виду соотношение легальных, внеле-гальных и противозаконных норм». С использованием этого критерия сложно определить жесткие границы между различными режимами. Однако в целом можно утверждать: чем больше деятельность политических акторов определяется неформальными институтами, тем меньше данный тип режима приближается к либеральной демократии.
Характер проведения выборов включает в себя, прежде всего, доступность участия в выборах всех кандидатов, наличие равных возможностей конкуренции (например, политическое финансирование, доступ к СМИ), контроль за подведением итогов и применение равных и адекватных санкций за нарушение установленных правил игры. Либеральным демократиям должны быть присущи свободные и справедливые выборы, для ряда посткоммунистических режимов (в том числе России) свойственен переходный вариант — свободные, но несправедливые выборы, то есть выборы, проходящие в ситуации неравенстве условий.
Роль представительных институтов для авторитарных режимов определяется их декоративным характером, в либеральных демократиях их роль является неотъемлемым признаком демократического устройства. Альтернативой парламентаризму в посткоммунистических странах выступают институты корпоративного представительства, которые подменяют парламент как механизм согласования интересов при принятии решений или создают наличие иллюзии таких согласований.
Роль политических партий в процессе формирования правительства и выработки политического курса в либеральных демократиях является значимой и неоспоримой. В авторитарных режимах партии выступают как явления второго порядка по отношению к режиму. По мнению В. Гельмана, критерием роли партий в переходных режимах является, в первую очередь, их способность к формированию политически ответственных правительств. Чем меньше значимость политических партий в этом процессе, тем дальше отстоит переходный режим от либеральной демократии.
Роль средств массовой информации в условиях авторитарного режима и либеральной демократии является различной. В первом случае СМИ чаще всего находятся под жестким контролем со стороны государства, хотя, например, цензура может быть полной, касаться ограниченного круга тем или практически отсутствовать (в этой ситуации СМИ, по крайней мере, не выступают против правительства и/или основных принципов режима). Либеральные демократии характеризуются плюрализмом СМИ, то есть их демонополизацией, доступом к СМИ представителей различных политических сил. Процесс функционирования СМИ в посткоммунистических странах может быть различным: от варианта монополизации общенационального канала телевещания группой частных лиц и до варианта подконтрольности независимых СМИ их учредителям, которые могут быть представлены органами власти.
Поскольку разброс вариантов трансформации посткоммунистических режимов по выделенным критериям очень широк, то ограничиться одной моделью промежуточного развития невозможно, поэтому В. Гельман предлагает типологию различных моделей политических режимов в странах бывшего СССР. Анализируя выделенные модели, автор приходит к выводу, что политический режим в России и большинстве ее регионов в настоящее время соответствует характеристикам гибридного режима, хотя в отдельных регионах можно говорить о наличии авторитарной ситуации. Особенностью гибридного режима является его относительная устойчивость, которая заключается в отсутствии «явных внешних и внутренних факторов, способных сделать эволюцию режима в сторону авторитаризма либо демократии устойчивой».
Представленные в данной работе модели не являются единственными, скорее они более качественно объясняют особенности происходящего процесса демократизации в России. Как видно из проведенного анализа, они по-разному прогнозируют дальнейшее развитие событий. Это связано, с одной стороны, с методологической неразработанностью теории демократических транзитов, с другой — сложностью процесса трансформации прежде всего политической и экономической систем в России.
4. Является ли Россия демократическим государством?
С формально-правовой точки зрения Россия, согласно Конституции, является демократическим федеративным правовым государством с республиканской формой правления. Человек, его права и свободы объявлены высшей ценностью, гарантировать которую обязывается государство. Единственным источником власти объявлен народ, который на референдумах и выборах изъявляет свою волю. По Конституции Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. В государстве охраняются труд и здоровье людей, устанавливается минимальный размер оплаты труда, обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства. В 137 статьях Конституции можно найти нормы, которыми удовлетворилась бы любая развитая демократия.
Однако в России до сих пор практически все процессы, начиная от экономики и заканчивая социальной сферой, замкнуты непосредственным образом на государстве. Это приводит к тому, что вся жизнь россиян зависит от непосредственной деятельности властных структур. Преодолеть патерналистский характер государства в России пока не удается. Это приводит к тому, что государственные структуры продолжают выполнять функции не демократического, а дистрибутивного, перераспределительного характера. Поэтому реальная практика деятельности государства в России значительно отличается от той законодательной основы, которая существует как норма. Это приводит к тому, что многие демократические понятия, на которые опираются конституционные нормы, являются символами и метафорами, которые в зависимости от ситуации интерпретируются субъектами политического процесса в своих корпоративных интересах.
Например, мало кто в России знает, что собой представляют по содержанию такие понятия из словаря демократии, как «достойная жизнь», «свободное развитие человека», «гарантии социальной защиты», «единство экономического пространства», «местное самоуправление», «прямое действие Конституции», «гарантия прав и свобод согласно нормам международного права» и т.д.
Реформы в России проводятся под руководством нового демократического правительства. Но очевидно, что практически все изменения в настоящее время противоречат интересам широких слоев населения, поскольку в обмен на возможные перспективы в будущем они, в который раз, подвергаются лишениям в настоящем. Политическая машина действует в интересах новой элиты, причем потенциальной, поскольку для страны она еще ничего не сделала кроме фарисейской благотворительности и обеспечения населения импортными товарами, на покупку которых у основной массы населения нет достаточного количества средств.
В Конституции записано, что Россия — социальное государство, стремящееся к обеспечению достойной жизни и устанавливающее гарантированный минимальный размер оплаты труда.
Однако в настоящее время минимальный размер оплаты труда является чистым символом, таким распределительным фантомом, который никакого отношения к реалиям не имеет.
Минимальная заработная плата в условиях рынка должна позволять работнику и членам его семьи хотя бы минимальное, но полноценное социальное существование, не говоря уже об обеспечении «достойной жизни». Тот уровень минимальной оплаты труда, который может позволить себе сегодня российское государство, не обеспечивает даже одинокому работающему возможности оплатить коммунальные услуги. О какой реальной демократии в России может идти речь, если бюджетникам месяцами не платят зарплату.
Практическое состояние дел свидетельствует о том, что демократия в России носит формальный характер, она не выражает и не может выражать интересов большинства населения, как это происходит в условиях западной демократии. Это будет продолжаться до тех пор, пока в России не возникнет основа демократии — гражданское общество, являющееся гарантом демократии вообще.
Это означает, что Россия представляет собой иное государство, нежели провозглашенное в Конституции. Сказать какое — трудно, поскольку нет достаточного идеологического осознания реальности. Но подобное состояние России с неизбежностью будет приводить к противоречию между формальными правовыми демократическими основаниями и реальной действительностью. А это противоречие не может не воспроизводить социальную раздвоенность, свойственную тоталитаризму, состояние алегитимности, теневых отношений и многих иных отрицательных явлений, которые не позволяют осуществлять демократическое реформирование на деле.
Список литературы
Гельман В.Я. Трансформация в России: политический режим и демократическая оппозиция. М., 1999.
Елизаров В. От авторитаризма к демократии: две модели // Рго et contra. 1998. №3.
Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997.
Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты. Теоретико-методологические и прикладные аспекты. М., 1999.
Пантин И. Посткоммунистическая демократия в России: основания и особенности // Вопросы философии. 1996. № 6.
Политология в вопросах и ответах: Учебное пособие для вузов / Под ред. проф. Ю.Г.Волкова. – М., 1999.
Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. № 5.
Харитонова О.Г. Генезис демократии (Попытка реконструкции логики транзитологических моделей) // Полис. 1995. № 5. С. 70—79.
Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Baltimore, L, 1996.