СССР, США и Бомба
Досих пор рассматривалась возможность для появления экономическойвзаимозависимости СССР и США, как в рамках их двустороннихторгово-экономических связей, так и в более широком контексте мировойэкономики. Такого рода взаимозависимость можно определить как взаимозависимостьпозитивную — когда результатом сотрудничества двух стран является какая-тоположительная выгода, когда обе стороны заинтересованы в том, чтобы заставитьпартнера что-то сделать к общей выгоде. Можно выделить, однако, и иной видвзаимозависимости, взаимозависимость негативную, или взаимозависимость,основанную на взаимном стремлении сторон побудить партнера чего-то не делать.Ситуация негативной взаимозависимости возникла в советско-американскихотношениях в 60-е годы, когда «сверхдержавы» столкнулись с феноменом «ядерногопата».
Акак обстояли дела в конце сороковых годов? Отдавали ли себе отчет руководителиобеих стран в значении тех перемен в военно-политической сфере, которые несет ссобой ядерное оружие? Уже в то время не было недостатка в мыслителях,осознавших смысл этих перемен (достаточно вспомнить труды Б. Броди). В то жевремя власть имущие как в Москве, так и в Вашингтоне рассматривали атомнуюбомбу всего лишь как взрывчатку особой мощности.
Вотчто писал, например, генерал-майор, редактор военного отдела «Правды» М.Р.Галактионов в конце 1946 г.: «Что касается атомной бомбы, то миф о еевсемогуществе придуман специально для запугивания слабонервных людей… атомнаябомба, вероятно, не найдет большого применения в борьбе против войскпротивника… окопы будут защищать солдат от взрывной волны и высокойтемпературы даже в том случае, когда эти окопы будут находиться довольно близкоот места взрыва атомной бомбы. Танки, артиллерия и другое тяжелое вооружение, находящеесявблизи взрыва, практически останется почти неповрежденным...». И вывод:«Атомное оружие, обладающее большой разрушительной силой при использовании егопротив мирных городов, отнюдь не способно решить судьбу войны».
Конечно,Москва и Вашингтон с постоянно растущей подозрительностью наблюдали за усилиямидруг друга как в создании и совершенствовании «сверхоружия», так и в создании исовершенствовании средств его доставки. Советская печать с беспокойством писалао разбросанных по всему свету американских авиабазах, о новыхмежконтинентальных бомбардировщиках типа В-36, о планах созданиямежконтинентальных ракетных сна радов, американская — о работах советскойстороны над ракетами большой дальности. С особой озабоченностью в Москвеследили за усилиями американской стороны, направленными на подготовку к военнымдействиям американской стратегической авиации и на строительство авиабаз насевере, с которых американские бомбардировщики могли достичь промышленныхцентров в Советском Союзе. С другой стороны, известно, что усилия советскойразведки по проникновению в американские атомные секреты не способствовалиулучшению общего климата советско-американских отношений. Однако следуетподчеркнуть, что в целом «бомба» не играла в то время определяющей роли в этихотношениях. Более того, она не играла и решающей роли в военном потенциалеобеих стран. Бомбардировщики типа В-29 (советская версия — Ту-4) не являлисьмежконтинентальным средством доставки в полном смысле этого слова (а ничегоиного у великих держав и не было в конце 40-х годов, не говоря уже о том, что вначале 1948 г. у ВВС США был лишь 31 самолет, способный нести атомное оружие, вто время как у советских ВВС количество таких самолетов исчислялось единицами);способность этих самолетов преодолеть ПВО противника после появления навооружении СССР и США реактивных истребителей резко понизилась; да и количествоатомных бомб в американском (не говоря уже о советском!) арсенале былоничтожным: так, в 1947г. количество годных к применению бомб на вооружении ВВССША исчислялось двумя дюжинами. Эта техническая слабость и предопределила тообстоятельство, что первый американский план атомной войны против СоветскогоСоюза, составленный в июне 1946 г. (кодовое название «Пинчер») носил«экспериментальный» характер более того, в ходе работы над планом выяснилось,что технические возможности В-29 не соответствуют тем стратегическим задачам,которые были поставлены перед ВВС США). Что касается советской стороны, то вэто время она была далека от всесторонней оценки последствий войны сприменением атомного оружия. Последняя представлялась делом настолькомаловероятным, что во второй половине 40-х годов в ЦК ВКП(б) не было ни одногосовещания, на котором рассматривались бы проблемы атомной войны с Америкой.Правда, в личном разговоре с И.В. Курчатовым И.В. Сталин высказал опасение, чтопосле испытания первой советской атомной бомбы «американцы пронюхают о том, чтоу нас еще не наработано сырье для второго заряда и попрут на нас. А нам нечембудет ответить», однако одна эта фраза, на наш взгляд, не дает оснований делатьвывод о наличии у Кремля в то время разработанной стратегии ведения атомнойвойны с Америкой — скорее, можно сделать вывод о том, что советское руководствостремилось подстраховаться на случай любых неожиданностей.
Видимо,и советское военное руководство не сразу осознало того, какой переворот ввоенном деле произвело появление атомного оружия. Об этом, в частности, свидетельствуетоперативный план действий Группы советских оккупационных войск в Германии,утвержденный 5 ноября 1946 г. Главнокомандующим ГСОВГ Маршалом Советского СоюзаСоколовским и членом военного совета группы генерал-лейтенантом Макаровым.
Элементарнаялогика подсказывает, что советское руководство, готовясь к войне с обладающимимонополией на «сверхоружие» Соединенными Штатами, должно предусмотреть в первуюочередь захватили уничтожение баз американских ВВС в Западной Европе, с которыхВВС США только и могли в то время нанести атомный удар по территории СоветскогоСоюза. Кстати, в одном из первых американских планов войны с Советским Союзом(«Халфмун») как раз содержалось предположение о том, что в случае войны «можноожидать, что Советы предпримут одновременные или последовательныенаступательные операции в Западной и Северной Европе, Южной Европе, на Ближнеми Дальнем Востоке» с целью «захвата или нейтрализации тех регионов, откудазападные державы могли бы нанести быстрые и эффективные удары по СССР»
Оперативныйплан ГСОВГ, однако, отнюдь не предусматривал глубокого вторжения советскихвойск и бомбежек объектов на территории Западной Европы. План был сугубооборонительным по своему характеру. Предусматривалось создание главной полосыобороны по рубежу: Висмар, оз. Шверинер-Зее, Людвигслуст, Лен-цен, р. Эльба доБарби, и далее по р. Заале до Зальцбурга, Ельснитца, Адорфа, Брамбаха.Предполагалось и нанесение контрударов на магдебургском, шверинском илейпцигском направлениях. На авиацию была возложена задача отражениямассированных налетов авиации противника на территорию ГСОВГ, а в дальнейшем — поддержки контрудара по прорвавшемуся противнику.
Видимо,в то время, в 1946 году, советские руководители не рассматривали захват ЗападнойЕвропы в качестве первоочередной задачи в случае войны с Соединенными Штатами иих союзниками. Скорее, на Западе Москва предполагала обороняться, а наступать-в Арктике. Так, в ходе своей беседы с В.М. Молотовым Ф. Чуев сказал ему, чтона Чукотке до сих пор сохранились казармы, где в 1946 году располагалась 14-ядесантная армия под командованием генерала Олешева, перед которой Сталин якобыпоставил задачу: в. случае атомного нападения со стороны США высадиться наАляску и развивать наступление по тихоокеанскому побережью. Сталинский наркомподтвердил, что после войны в Кремле ходили «мысли» о том, что «Аляску неплохобы вернуть». При этом, правда, он оговорился, что, кроме «мыслей»; «большеничего не было».
«Мыслями»,однако, дело не ограничивалось: американская разведка в 1946 году зафиксировалалихорадочную военную активность советской стороны на Дальнем Востоке, преждевсего на Камчатке, где с большой поспешностью строились казармы, пакгаузы,военные дороги и аэродромы. Сведения об этом просочились и в американскуюпечать. Кстати, некоторые американские военные специалисты считали, чтонападение на Аляску может быть успешным в том случае, если атакующая сторонасумеет достичь оперативной внезапности в ходе воздушно-десантной операции позахвату и удержанию основных авиабаз на Аляске.
Итолько на рубеже 40-х — 50-х годов в советской военной мысли произошел, видимо,перелом, в результате которого в центр военного планирования была поставленазадача по нейтрализации военных усилий США на периферии Евразийского массива.Как указывалось в изданной в 1 951 году Воениздатом коллективной монографии,«порочность планов будущей войны, пропагандируемых ее поджигателями вамериканской печати, заключается в том, что почти все они исходят из наличияблагоприятных условий, при которых противник будет столь слаб в воздухе, чтопоявится возможность в первой фазе войны безнаказанно совершать налеты наизбранные американцами объекты; противник будет столь сляб и неактивен наземле, что выставленная против него в начальном периоде войны коалиционнаяармия (союзников и частично самих американцев) сможет успешно сдержать еговойска и выиграть время для переброски сил и боевой техники из-за океана».
Какследует из вышеприведенного отрывка, советские военные решили отказаться отпассивной оборонительной стратегии, которая пронизывала вышеупомянутыйоперативный план ГСОВГ, и фактически приняли ту стратегию, которую им с самогоначала приписывали американские военные аналитики — стратегию подавленияамериканских военных (прежде всего авиационных) баз в Евразии и перехватакоммуникаций между Североамериканским и Евразийским материками. Видимо, этаперемена в советской военной мысли свидетельствует о том, что в советскихвоенных и политических кругах начали осознавать военно-политические последствияпоявления ядерного оружия.
Влюбом случае, однако, в Москве были далеки от понимания того, что ядерноеоружие создает новую ситуацию для великих держав — а именно ситуацию ихвзаимозависимости. То же можно сказать и об официальном Вашингтоне: во всякомслучае, ни один из американских планов ведения атомной войны против СССР,разработанных высшим американским военным и политическим руководством во второйполовине 40-х годов (в том числе и получивший скандальную известность«Дропшот»), не несли следов такого понимания.
Известно,что во второй половине 40-х годов СССР и США принимали участие в работеКомиссии ООН по атомной энергии и даже выдвигали предложения, направленные наполную ликвидацию атомного оружия. При этом, разумеется, произносилось немалофраз о необходимости «избавить людей от страха» перед оружием, «от которого нетнадежной защиты», о том, что «великие научные открытия в области атомнойэнергии заключают в себе большую опасность, прежде всего для мирных городов игражданского населения».
Однакопозиции, занятые Москвой и Вашингтоном в ходе дискуссий в рамках Комиссии поатомной энергии, позволяют сделать вывод о том, что задача контроля над атомныморужием не рассматривалась ни советским, ни американским руководством вкачестве первоочередной задачи, стоящей перед советской и американскойдипломатией. Скорее, обе стороны были озабочены извлечением максимальныхпропагандистских дивидендов, не желая при этом идти на существенные уступкипартнерам по переговорам.
Американскаясторона не желала делать никаких подвижек по вопросу о предложенном еймеханизме контроля над ядерной энергией, хотя многие аспекты позицииСоединенных Штатов по данному вопросу, в частности, предусмотренные «планомБаруха» чрезвычайные полномочия международного органа по развитию атомнойэнергии (который, как полагали американцы, должен быть независим от СоветаБезопасности ООН в вопросе применения санкций за нарушения режима контроля надатомной энергией), а также нежелание американской стороны обсуждать озабоченностьМосквы по поводу имеющегося у США и постоянно растущего атомного арсенала» — делали американский подход неприемлемым для СССР.
Сдругой стороны, Москва, настаивая на ликвидации атомного оружия в качествепервого шага, и откладывая создание механизма контроля над атомной энергией «напотом», также не занимала достаточно гибкой и конструктивной позиции.
Нодело даже столько в официальной позиции сторон, сколько в ее мотивации.Характерным в этом смысле является записка академика Д.В. Скобельцина, консультантасоветской делегации в Комиссии по контролю над атомной энергией, направленная вадрес Молотова, Берии, Вышинского и Деканозова.
Пословам автора записки, «в Комиссии по Контролю на Атомной Энергией ОрганизацииОбъединенных Наций мы в настоящее время занимаем позицию «пассивной обороны»,тогда как имеется возможность вести активное наступление». И какова же должнабыть цель такого «наступления»? Достижение соглашения с американцами о контроленад ядерной энергией? Ничуть не бывало.
«Еслипредложить такую систему контроля, которая не предусматривала бы запрещение илиподконтрольность исследовательской (курсивавт. — Б.В.) деятельности в области производства атомной энергии, то, вероятно,было бы возможно ликвидировать наше отставание прежде, чем система контролябыла бы приведена в действие в отношении нас. Если бы было заключено соглашениео таком контроле над заводами, которые у нас появятся лишь в будущем, нокоторые уже существуют в Америке, то в течение длительного времени такаясистема контроля была бы в сущности односторонней, направленной против Америки.В таком случае, она, вероятно, и не была бы принята США. Однако, наша позиция вобласти международной «атомной политики» стала бы более сильной», — говорилосьв записке.
Итак,выдвигая это предложение (которое, кстати, впоследствии легло в основуофициальной позиции Москвы по вопросу о контроле над атомной энергией),Скобельцин менее всего думал об успехе переговоров: скорее, он преследовал цельсоздания политико-пропагандистского прикрытия для развертывания советскойатомной программы.
Сдругой стороны, в Вашингтоне также не стремились проявить гибкость в ходепереговоров. Так, уже через несколько месяцев после начала работы Комииссии ООНпо контролю над атомной энергией член американской делегации Ф. Линдсей сделалвывод, что единственной целью Москвы в ходе переговоров является оказаниепсихологического давления на Соединенные Штаты с целью прекращения имипроизводства атомных бомб, и вообще «никакого взаимопонимания, основанного навзаимном доверии, невозможно между двумя системами правления».
Выражаясвое согласие с этими выводами, сотрудники американского посольства в Москвеписали: «Думаем, что будет не хуже, а лучше, если американская сторонапродолжит нажим с целью достижения соглашения о всеобщем контроле и инспекции.В то же время производство атомных бомб должно, разумеется, продолжаться».
Вскореобе державы охладели к переговорам в рамках Комиссии ООН: после июня 1947 г. ни Москва, ни Вашингтон не выдвигали новые предложения в ходе этих переговоров, а с 19 января 1950 г. советский представитель СССР покинул консультативное совещаниепредставителей шести государств — постоянных членов Комиссии под тем предлогом,что в работе совещания принимает участие представитель гоминдановскогоправительства. Тем самым переговоры в рамках Комиссии были фактически полностьюпарализованы.
Такимобразом, ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты не были в то время готовы ктому, чтобы поставить во главу угла своей внешней политики установлениенадежного контроля над ядерными вооружениями: последние рассматривалисьсоветскими и американскими руководителями не как «машина Судного дня», а всеголишь в качестве средства для подъема международного престижа и влияния своихстран.
Дипломатическаяроль атомного оружия была в то время также ничтожной. Нет буквально ни одногосвидетельства того, что пресловутая «атомная дипломатия» оказала хоть какое-товлияние на процесс советско-американского диалога. Во всяком случае, взаявлении Советского Правительства от 9 мая 1 948 г. и в сообщении ТАСС от 23 мая 1948 г., в котором содержится длинный перечень советскихпретензий к внешней политике Вашингтона, нет ни одного упоминания фактаамериканского атомного шантажа. И даже известная переброска 30 бомбардировщиковВ-29 в Великобританию в августе 1 948 г. вряд ли повлияла на исход первогоБерлинского кризиса: решающую роль тут сыграли американские транспортныесамолеты.
Выводы
Итак,и Москва, и Вашингтон видели в конце 40-х годов в атомной бомбе и средствах еедоставки неотъемлемый атрибут великой державы, играющей активную роль вмеждународных отношениях. Однако руководство обеих стран было далеко отпонимания того, что овладение энергией атома должно внести коренные изменениякак в характер международных отношений в целом, так и в характерсоветско-американских отношений.