--PAGE_BREAK--1.2 Предпосылки раздела Германии
Процесс раскола Германии развивался в 1946 – 1949 гг. и состоял из серии последовательных шагов западных держав. Открытую политику отрыва от Германии отдельных её частей вела Франция. Уже на первой сессии СМИД французская делегация в своем меморандуме настаивала на отделении от Германии Рура, Рейнской области и передаче Франции Саара под полный ее контроль. Представитель Франции занял отрицательную позицию в отношении решения Потсдамской конференции о создании центральных германских административных департаментов, о восстановлении общегерманских политических партий и профсоюзов. Представители Франции систематически срывали возможность принятия в органах Контрольного совета согласованных решений о создании общегерманских партий, профсоюзов, общественных организаций. США и Англия очень скоро стали использовать обструкционистскую политику Франции для ослабления работы союзнической контрольной администрации.
Односторонним решением французских властей Саар был экономически присоединен к Франции и тем самым изъят из компетенции четырехсторонней союзнической администрации. Французы активно поддерживали все проявления сепаратизма в своей зоне, особенно в Сааре, а также в Рейнской области. С целью усиления сепаратистских тенденций была произведена административная перекройка территории французской зоны оккупации. Руководители сепаратистов имели постоянные контакты с оккупационными властями зоны.
В период оккупации разновидностью планов ослабления германского государства явился план так называемой федерализации Германии. Он преподносился его защитниками как наиболее последовательная форма борьбы против крайней централизации германского государства.
С наибольшей полнотой планы федерализации были изложены западными делегациями на Московской сессии СМИД 1947 г. Из документов, внесенных западными делегациями на сессию СМИД по вопросу о будущем государственном устройстве Германии, следовало, что государства-земли самостоятельно управляют своим хозяйством, финансами, определяют свой бюджет, устанавливают размеры налогового обложения, имеют свой центральный банк с правом эмиссии банковских билетов, имеют право вести переговоры с другими государствами, заключать международные соглашения, обмениваться дипломатическими представителями с иностранными державами. Центральная же власть мыслилась как некий координирующий орган.
Советский Союз занял отрицательную позицию как в отношении планов расчленения Германии, так и федерализации ее, охарактеризовал идею федерализации как утопическую и реакционную, представлявшую собой «извилистый путь», чтобы покончить с Германией как самостоятельным государством[4].
Франция на первых порах стремилась сохранить свою самостоятельность в отношении Бизонии. Так, на первоначальное американское предложение о присоединении французской зоны к американской и английской зонам последовал ответ, что французская сторона опасается, как бы экономическое единство не стало прелюдией к политическому. Однако самостоятельность французской зоны сохранялась недолго. Вопрос о присоединении французской зоны в Бизонии в основном был решен еще до Лондонской сессии СМИД (ноябрь — декабрь 1947 г.). Составной частью разработанной тогда программы было слияние трех западных зон. Трехстороннее соглашение о присоединении французской зоны к Бизонии было подписано в апреле 1948 г. С coздaниeм Тризонии появилась основа — географическая, экономическая, политическая — для формирования западногерманского государства.
1.3 Раскол Германии
В 1947 – 1948 гг. на последнем отрезке существования системы союзнического контроля вопрос о единстве Германии приобрел в оккупационной политике особую остроту.
На сессиях СМИД Советское правительство настойчиво предлагало решить вопрос об экономическом и политическом единстве Германии. Предложение о создании общегерманского правительства Советский Союз внес на вторую сессию СМИД (май, июль, 1946 г.).
Подробно разработанные предложения о государственном устройстве Германии СССР представил на четвертой, Московской сессии СМИД (март — апрель 1947 г.). В них предусматривалось восстановление Германии как единого государства — демократической республики с общегерманским двухпалатным парламентом и общегерманским правительством при обеспечении конституционных прав земель.
Предложения, направленные на восстановление и сохранение единства Германии, СССР вносил на пятую, Лондонскую сессию СМИД (ноябрь — декабрь 1947 г.) и на шестую, Парижскую сессию СМИД (май — июнь 1949 г.). В них предусматривалось создание общегерманских органов, проведение общегерманских выборов, подготовка к заключению мирного договора на основе союзнических соглашений.
Поскольку политические различия обострялись, окутываясь идеологическим флером, а экономическая политика на западе и востоке Германии все более отделялись друг от друга, конфликт набирал темпы. После того, как провалом завершилось холодной зимой 1947 г. Московское совещание министров иностранных дел недавних союзников — четырех держав — началась подготовка к созданию западного военного союза. А в начале следующего года Лондон встретил лидеров западных держав, которым не составило чрезмерного труда достигнуть согласия о создании западногерманского государства… Оно становилось плодом нового поворота в мировой политике, с ее ярко выраженном противостоянием либеральных и тоталитарных начал.
После создания Бизонии началось свертывание деятельности Союзного Контрольного совета[5]. Представители западных стран блокировали все сколько-нибудь значительные вопросы, требующие четырехстороннего согласованного решения. К началу 1948 г. представители-США и Англии прекратили всякую деятельность в органах СKC, связанную с осуществлением основных положений Ялтинской и Потсдамской программ.Об этом свертывании свидетельствовало прогрессирующее увеличение количества вопросов, по которым не было достигнуто четырехстороннего решения по отношению к согласованным и решенным вопросам. Так, в Экономическом директорате в 1947 г. из 123 рассмотренных вопросов было достигнуто согласие лишь по 60.
В первой половине 1948 г. США, Англия, Франция провели в Лондоне ряд сепаратных совещаний по вопросам, касающимся Германии. На одном из них, в июне, присутствовали также представители Бельгии, Голландии, Люксембурга, в то время как другие пограничные с Германией государства — Польша и Чехословакия — не были приглашены. Принятые совещаниями рекомендации по таким вопросам, как будущее устройство Германии, контроль над Руром, репарации и др., представляли собой программу сепаратной политики трех держав в Германии и конкретные мероприятия по завершению ее раскола. Созыв этих совещании явился как на это было указано в нотах Советского правительства правительствам США, Англии и Франции, нарушением соглашения о контрольном механизме в Германии, нарушением Потсдамских решений об обращении с Германией как единым целым.
Денежная реформа,еще одна из крупнейших проблем экономической жизни и оккупационной политики союзников, могла бы способствовать объединению Германии, если бы этого хотели западные державы.
В действительности она оказалась мерой раскола страны, разорвала экономические связи внутри Германии, в короткий срок провела внутри страны барьер, неизмеримо более мощный, чем условные зональные границы.
Контрольный совет, Координационный комитет, финансовый директорат и, другие органы Контрольного совета неоднократно обсуждали вопрос о необходимости и методах проведения денежной реформы в Германии. Постепенно, но все более отчетливо выявлялись два различных подхода к решению этой проблемы. Советская сторона рассматривала денежную реформу как составную часть общегерманской экономической политики, неразрывно связанную с другими коренными вопросами послевоенной экономики Германии — уровнем производства, расширением выпуска мирной продукции, общегерманскими ценами, зарплатой и пр.
3ападные представители, особенно представители США, которые втайне уже готовили одностороннюю денежную реформу в западных зонах, при обсуждении вопроса в органах союзнической контрольной администрации акцентировали внимание не на социальной стороне проблемы, а прежде всего на организационно-технической стороне реформы, особенно на процедуре печатания новых денег. В политическом же арсенале сепаратной политики западных держав денежная реформа была радикальной мерой экономического и политического отделения Западной Германии.
Обсуждение вопроса о денежной реформе в органах Контрольного совета было длительным и острым. Однако постепенно в решении организационных и технических вопросов реформы стороны подходили к соглашению. Большую роль в этом сыграла конструктивная позиция советских представителей, стремившихся осуществить денежную реформу во имя укрепления единства Германии.
Несмотря на видимость договоренности приступить к практическому осуществлению реформы, в действительности американская сторона не хотела никаких соглашений с советской стороной по этому вопросу. Американцы и англичане имели свой план осуществления реформы, более того, уже в конце 1947 г. в США были отпечатаны и в глубокой тайне перевезены в Германию новые денежные знаки. Не ожидая окончательного текста четырехстороннего соглашения, оккупационные власти западных зон 18 июня 1948 г. ввели новые деньги в Западной Германии. Три главнокомандующих западными зонами заверили Главнокомандующего советской зоны, что новые деньги ни будут распространены на западные секторы Берлина. Однако в нарушение этого обещания через несколько дней сепаратная денежная реформа была распространена и на Западный Берлин.
В результате этих действий Германия была разрезана, как хирургическим скальпелем, на две части. Был разделен и Берлин, вместо единой валюты в Германии появилось две. Образовались двойные цены. Сепаратная денежная реформа, проведенная в западных зонах, была рассчитанным ударом не только по единству Германии, но и по экономике советской зоны. Задолго до реформы спекулянты, дельцы черного рынка, пронюхавшие о подготовке сепаратной реформы, спешили сбыть в восточной части Германии уже фактически обесцененные денежные знаки, скупая все, что можно скупить. Когда была объявлена реформа в западных зонах создалась опасность, что потерявшие свое номинальное значение денежные знаки массой хлынут через зональную границу. Коварство замыслов организаторов сепаратной реформы состояло в том, что они рассчитывали создать хаос в экономике Восточной Германии под влиянием нерегулируемого наплыва обесцененных бумаг[6].
Советские власти предприняли решительные шаги к предотвращению этой опасности. Приказами Главноначальствующего СВАГ были введены еще с 1 апреле 1948 г. меры, упорядочивающие контроль на демаркационной линии советской зоны за передвижением людей и перевозкой грузов. Была введена проверка документов как военнослужащих США, Англии, Франции, так и гражданских лиц, въезжающих в советскую зону и выбывающих из нее, а также проверка грузов. Меры контроля были усилены с объявлением сепаратной денежной реформы в западных зонах Германии и в западных секторах Берлина. Был запрещен ввоз как старых, так и новых денежных знаков. Движение всех поездов между советской и западными зонами пришлось временно приостановить. Эти дополнительные меры контроля на железных и автодорогах, на водных и воздушных путях явились, как указывалось в нотах правительства СССР правительствам США, Англии и Франции, вынужденными мерами защиты законных интересов Советского Союза и населения Восточной Германии.
Москва ответила на раскол и экономическое наступление Запада традиционно — военными методами: блокадой Берлина, отрезавшей его связующие с Западной Германией пути. Но милитаристская акция была обречена на неудачу. Судьбу города решило экономическое и технологическое превосходство США в форме знаменитого «воздушного моста». 342 дня непрерывный гул транспортных самолетов, несущих берлинцам средства выживания, сделал не только бесцельной блокаду, но и вновь доказывал Европе и миру архаичность традиционной военной политики в наступившие новые времена превосходства экономики и технологии. Сталин блокаду снял.
С 24 июня 1948 г. приказом Главноначальствующего СВАГ по предложению Немецкой экономической комиссии в советской зоне была проведена денежная реформа и введены новые денежные знаки.
В июле 1948 г. три главноначальствующих западных зон и премьер-министры земель Западной Германии на совещании во Франкфурте-на-Майне занимались практическими вопросами подготовки официального оформления нового государства. Eroконституцию разрабатывал так называемый парламентский совет, начавший свою деятельность 1 сентября в Бонне. Пока он заседал, в Вашингтоне в апреле 1949 г. имело место совещание министров иностранных дел США, Англии, Франции, на котором был одобрен новый документ, касающийся и оккупационной политики трех держав в Германии, и подготавливаемой конституции. Это был так называемый «оккупационный статут» Западной Германии, который должен был заменить собой все четырехсторонние соглашения по управлению ею в период оккупации. На основании его в 1949 г. был создан трехсторонний контрольный орган — Верховная союзническая комиссия.
Заключительный этап подготовки оформления западно-немецкого государства проходил в большой спешке. Влиятельные круги США явно торопились использовать сохраняющееся напряжение в отношениях с СССР для решения важных вопросов своей европейской политики. Еще до формального провозглашения самостоятельности западногерманского государства оно было включено в систему «плана Маршалла», а военно-политические круги в Вашингтоне уже готовили проект военно-политического блока с участием Западной Германии.
И вот уже 4 апреля 1949 г. провозглашается создание НАТО, а 8 мая, ровно через четыре года после капитуляции рейха, западногерманский Парламентский совет принимает конституцию нового государства. 12 мая Клей утвердил конституцию нового государства, то же проделали и два других командующих западными зонами. Когда 23 мая 1949 г. открылась сессия СМИД в Париже, новое сепаратное государство фактически было оформлено. В сентябре 1949 г. вновь созданный парламент избирает Конрада Аденауэра канцлером. Так началась «эра Аденауэра», продолжавшаяся вплоть до 1961 г. Термин этот достаточно условен, ибо новый курс, определивший облик западногерманского государства, проводился под бдительным оком западных держав, а страх Европы перед германским милитаризмом постепенно рассеивался с принятием нового государства в НАТО, резко усилившей свои позиции в Центральной Европе. Что в Москве, конечно, воспринималось как новая угроза[7].
Тем временем, другим путем развивались восточные германские земли под жестким руководством сталинского Политбюро через Советскую военную администрацию (СВАГ) при полной лояльности КПГ во главе с Вальтером Ульбрихтом. Здесь все приспосабливалось к политической, государственной и социальной системе СССР, к его экономическому укладу. И если наиболее глубокие основы создания «первого социалистического государства на немецкой земле» лежали в геостратегических соображениях подготовки к решающему столкновению между социализмом и капитализмом, что Сталин считал почти неизбежным, то, пожалуй, не меньшую роль играли соображения идеологические. Две Германии стали рассматриваться в Москве и Восточном Берлине как главный европейский полигон «соревнования двух систем», в котором победа социализма рассматривалась предопределенной. Для нее в Восточной Германии стали проводиться радикальнейшие реформы — управления, земельная, промышленная, воспитания и т.д., глубоко изменившие облик восточных земель по сравнению с западными.
Третий Немецкий народный конгресс, состоявшийся в Берлине 29 — 30 мая 1949 г., утвердил проект конституции единой Германской Демократической Республики. Избранный им Немецкий Народный совет был преобразован 5 октября во Временную Народную палату — парламент ГДР, 7 октября на сессии Немецкого Народного совета была провозглашена Германская Демократическая Республика, введена в действие ее конституция. О. Гротеволю было поручено формирование правительства, состав его был утвержден 12 октября.
Когда в мае 1949 г. было объявлено о создании «неделимой демократической республики», стал очевиден политический дуализм политики Москвы в «германском вопросе»: одна политика по отношению к «братской ГДР», другая — к «бастиону империализма и реваншизма» — ФРГ[8].
продолжение
--PAGE_BREAK--Глава 2. Международные последствия строительства Берлинской стены2.1 Начало глобального противостояния
С возведением Берлинской стены открылась эпоха глобального противостояния «холодной войны», наиболее острый период которого охватывает 50-е — 60-е годы. Европейским конфронтационным центром становится советско-германская тема. Политический курс московского Политбюро и зависимого от него режима ГДР принципиально отвергал стратегию западногерманского капитализма, олицетворяемого коалицией ХДС/ХСС во главе с К. Аденауэром, который был столь же бескомпромиссным врагом коммунизма. В беседе с госсекретарем А. Даллесом канцлер ФРГ говорил: «Цель СССР была и остается господство коммунизма над миром под руководством Советского Союза. Единственным серьезным противником СССР считает США. Все их мероприятия преследуют только одну цель: расширение могущества коммунизма… Раскол Германии — не причина, но следствие напряженности между СССР и США. В конечном счете коммунизм может завоевать Европу, Азию и Африку. Ему могут противостоять США, Канада и Южная Америка»[9].
Столь глобальная долгосрочная оценка укрепляла позиции США в Европе, как и позиции властных структур в ФРГ. Обе Германии оказывались в центре нового губительного противостояния Востока и Запада, которое все более ожесточалось и укреплялось доходившей до абсурда риторикой и пропагандой там и тут, с разных позиций, демонстрируя феномен нового могущества средств психологического воздействия на умы.
При этом амбициозность сторон перемешивалась с догматами мировой революции, массированные политико-пропагандистские спекуляции — с взаимным страхом, с самовлюбленностью победителей в мировой войне, с преувеличением собственного могущества, с поисками новых основ политики в этом мире, над которым теперь нависала «Бомба».
Речь теперь шла о выборе совершенно новых путей развития Европы и мира, а их решение неимоверно затянулось, охватив всю вторую половину столетия. Нельзя в этой связи не сказать, что политическим несчастьем Европы этого века было то обстоятельство, что на первый план противостояния во второй его половине, как и в первой, без паузы выдвигались военно-силовые аспекты, многократно усиливаемые милитаристско-технологической революцией. Они довольно скоро довели отношения Востока и Запада до абсурда тотальных сверхвооружений. Советско-западногерманские отношения заходили в глубокий тупик.
Следует учитывать, что «германская политика» советского Политбюро в тот период находилась под сильным влиянием свежих воспоминаний о громадных потерях страны в войне, как и о «внезапном и вероломном» нападении Гитлера в 1941 г. Этот синдром «германской угрозы» и возможного реваншизма затем преобразовался в пропагандистскую стратегию, ориентированную против ФРГ и Запада в целом.
Несбывшиеся расчеты на победу левых сил в Европе после войны сочетались у Сталина с надеждами на то, что путем нового развития политической активности и военной мощи, преобразования ГДР по советской модели, снова и снова поддерживать сторонников в странах Европы и ослабить американское влияние на Германию и Европу.
С другой стороны, правительство Аденауэра продолжало видеть в образе Москвы лишь абсолютное зло, поводом к чему, помимо общего неприятия коммунизма, служили «чистки», проводимые в ГДР. Так, обе Германии ощущали себя форпостами в центре новой архитектуры глобального противостояния с союзниками в Москве, Вашингтоне и Брюсселе. Обе германские элиты активно утверждали внутригосударственные порядки не только для того, чтобы обеспечить стабильность своих систем, но и побуждать могущественных партнеров к энергичному противостоянию другой системе, что было также одним из условий укрепления и системы, и своего собственного положения. Обе германские элиты были, пожалуй, в ряде вопросов более принципиальны и активны, чем другие союзники, постоянно бросая дрова в огонь борьбы, зорко следя, чтобы он не затухал. Если верно, что не было в истории ФРГ более однозначной прозападной политики, чем в «эру Аденауэра», то очевидно и другое: непоколебимая установка на западную интеграцию оставляла очень мало места связям с СССР и «Востоком» в целом. Почти единственное, что долгое время особо заботило канцлера — это вопрос о военнопленных, оставшихся в России, а также о судьбах миллионов изгнанных и переселенных немцев из Польши, Чехословакии, Венгрии.
Однако не только это. Если суммировать общую стратегию Бонна этого периода, то следует обратить особое внимание на следующие ее элементы:
— Как говорилось, отношения с США, союз с ними, стали высшей целью политики Аденауэра: «У нас нет никакого сомнения, что мы по своему происхождению, по нашим убеждениям принадлежим к западноевропейскому миру. Мы хотим возможно скорее быть принятыми в западноевропейский союз»[10].
— Проблема воссоединения Германии красной нитью проходила через всю послевоенную германскую историю. В «эру Аденауэра» она оказалась камнем преткновения для любого прогресса в отношениях с «Востоком». Планы Бонна на этот счет были в ту эпоху нереальны, потому что полностью исключали признание ГДР, границу по Одеру-Нейсе, как и коммунистический режим в целом. Известные предложения Сталина на этот счет (1952 г.) рассматривались в Бонне лишь как путь к усилению коммунистического влияния на всю Германию.
Что касается отношений с Россией, то, по словам канцлера, «мы готовы жить в мире с Россией и Польшей и с течением времени найти пути мирного разрешения напряженности между советской Россией и западными союзниками». Однако при условии фактического пересмотра ялтинских и потсдамских решений «мы не можем ни при каких обстоятельствах согласиться с односторонне предпринятым СССР и Польшей отделением областей». Это означало пересмотр не только потсдамских соглашений, но и Атлантической хартии 1941 г. и вновь обостряло возникшую еще в ходе войны проблему польских западных границ. Для своего времени это была тупиковая «восточная политика».
Определяя таким образом место ФРГ в послевоенном мире, Аденауэр способствовал сохранению противостояния и военного соперничества двух блоков и европейского раскола.
В то же время политика Москвы в германском вопросе на том этапе базировалась на следующих принципах:
— ФРГ стала центром укрепления европейского капитализма, стратегическим ядром НАТО, плацдармом американского военного присутствия в Европе, направленного против СССР и социалистических системы. Относиться к ней поэтому надо как к противнику, либо по меньшей мере как к недругу.
— Преобразование Восточной Германии по собственному образцу позволяет выковать ось социалистического лагеря, который, по мнению Сталина, был одним из главных итогов мировой войны. ГДР превращалась в бастион социализма на Западе и, как надеялись, со временем могла бы служить образцом для германских земель, базой коммунистического влияния на Центральную Европу.
— Необходимо решительно противодействовать любым попыткам подорвать социалистический строй в ГДР и одновременно по возможности способствовать воссоединению Германии на принципах, испробованных в восточногерманском строительстве. «Вся Германия должна быть нашей, т.е. советской, коммунистической»[11] (Сталин — Джиласу в 1946 г.). «Мы выражаем твердую уверенность, что будет создано единое германское государство на социалистической основе под красным знаменем. Другой единой Германии быть не может», — говорил Хрущев уже в I960 г[12].
И вот 5 марта 1953 г. умирает Сталин. Фантасмагорические похороны, хотели того или нет преемники вождя, символизировали начало чего-то нового, о котором пока никто не знал. Но очень быстро узнала Европа. 17 июня 1953 г. произошло восстание в Восточном Берлине. По этому поводу Аденауэр делает заявление в бундестаге: «События в Берлине получили широкий отклик у немецкой общественности и в мире. Изменение жизни немцев в советской зоне и в Берлине может быть достигнуто только восстановлением немецкого единства в условиях свободы. Путь к нему лежит через обеспечение свободных выборов во всей Германии, заключение с этим правительством мирного договора, свободное обсуждение урегулирования в этом договоре все еще открытых территориальных вопросов, обеспечение свободы действий для всегерманского парламента и единого германского правительства в рамках принципов и целей ООН».
Эти предложения, означавшие и полное изменение советской политики и ликвидацию ГДР, само собой разумеется, не имели последствий. А подавленное восстание 17 июня превратилось, как пишет В. Брандт, в «довольно бессодержательный «День германского единства»».
Сменивший Сталина Хрущев сразу заявил о себе ультиматумом: превратить Западный Берлин в вольный город, причем права СССР будут переданы ГДР. Это требование, столь же нереальное, как и предыдущее — Аденауэра, — было заведомо обречено, и Хрущев вскоре, во время визита в США, от него отказался. Обе стороны держали друг друга и Европу в постоянном напряжении, периодически «взбадривая» все новыми экспромтами.
Тем не менее, так не могло продолжиться вечно. В 1955 г. «оттепель», наступившая в СССР, способствовала визиту Аденауэра в Москву и установлению дипломатических отношений между Москвой и Бонном. «Мы неправильно вели себя с русскими», — сказал на закате лет Аденауэр Вилли Брандту.
продолжение
--PAGE_BREAK--2.2 Кульминация раскола и поворот к сближению
Хрущевская «оттепель» и XX съезд КПСС, успех западногерманских реформ и «экономическое чудо» в ФРГ не устраивали сторонников «холодной войны» в Восточном Берлине и Москве. Удар был нанесен снова в Берлине. Ультимативное требование Хрущева сделать. Западный Берлин «вольным городом» было признано на Западе неприемлемым, а угрозы военного нажима вызвали ответную реакцию, вплоть до применения атомного оружия.
Новый острейший кризис в центре Европы, в Берлине, подогреваемый нажимом В. Ульбрихта на Хрущева, завершился возведением 1 августа 1961 г. Берлинской стены. Она должна была отделить наглухо соцлагерь от ФРГ и остановить нараставший поток беженцев из ГДР на запад. Стена стала символом кульминации раскола Германии и Европы. Признаком силы, но и слабости тоже. Исподволь признавался проигрыш в экономическом, и политическом соревновании с капитализмом.
Берлинский кризис и его итоги, когда у Бранденбургских ворот ствол в ствол стояли друг против друга советские и американские танки, а враждебная риторика достигла немыслимых масштабов, означал кульминацию «холодной войны» в Европе, но вместе с тем впервые именно в это время как бы прозвучали звуки новой увертюры. Зашедшая в глухие тупики бессмысленная борьба явно выдыхалась.
Бонну требовалось улучшать отношения с СССР во имя главной цели — воссоединения. Москве нужно было налаживать отношения с ФРГ в интересах экономического, технологического сотрудничества и безопасности. И тут, и там имелись ответственные люди, понимавшие это. Но проблема была отнюдь не только «германской», но и глобальной. Возведение Стены было также результатом неудачи переговоров Хрущева с Кеннеди в Вене и военно-политического нажима советского лидера на США путем серий мощных ядерных испытаний, увенчавшихся взрывом 57-мегатонного устройства на Новой земле. Это было и формой демонстрации силы, дабы таким путем оградить союзника на другом конце света — Кубу — от новых попыток вторжения.
Так, пишет В. Фалин — одно из главных действующих лиц драмы — в последние 10 дней октября 1961 г. он ощущал «теснейшее соприкосновение с реальностью войны в центре Европы, впервые после 1945 г. 200 метров и железные нервы отделяли нас от непоправимого»[13].
Но до войны, конечно, не дошло. Берлинский блеф и силовая демонстрация разрешились обменом письмами между Кеннеди и Хрущевым по германским проблемам, включая западноберлинскую. Теперь основой новых отношений признавался баланс интересов. В советском ответе Кеннеди впервые для своего времени признавалось необходимым «преследовать общечеловеческие цели, военное соперничество заменить экономическим соревнованием двух систем, заявить обоюдную готовность отказаться от применения силы».
Тем временем германская социал-либеральная мысль все более утверждалась в понимании того, что на путях непримиримой конфронтации с СССР невозможно достигнуть воссоединения, что гибкая политика компромиссов и гуманитарного проникновения на Восток принесет гораздо больший эффект. Эгон Бар, советник В.Брандта, говорил теперь о новой германской политике. Его стратегия «поворота путем сближения» покоилась на мнении, что «воссоединение — это не одноразовый акт, который будет осуществлен одним историческим решением в один исторический день на одной исторической конференции, но процесс со многими шагами и многими остановками». И представляется «… более реалистичным усиливать ГДР экономически, чем исключать из дискуссии»[14]. Это и стало новым политическим стартом, ведущим к эрозии тоталитарной системы. Обе стороны пускались, сначала осторожно, потом все активнее в опасное плавание, финиш которого состоялся через четверть века. Но не будем забегать вперед. На выборах осенью 1969 г. побеждает социал-либеральная коалиция во главе с В. Брандтом и В. Шеелем.
2.3 Эпоха разрядки и «новой восточной политики»
Теперь создавалась основа для оформления новых принципов взаимоотношений. Начало положила встреча А. Громыко с В. Брандтом осенью 1968 г. в Нью-Йорке и беседа о возможности отказа от применения силы. Летом следующего года Москва предложила Бонну переговоры на эту тему. А в декабре 1968 г. заседание в Москве лидеров государств Организации Варшавского Договора дало зеленый свет переговорам СССР-ФРГ. Так началась тщательная подготовка Московского договора, который был парафирован 7 августа в особняке МИД и подписан 12 августа 1970 г. в Екатерининском зале Кремля. Новая эра в германских отношениях началась.
Затем последовали договоры с Польшей, Чехословакией, установление межгосударственных отношений ФРГ и ГДР, отказ от применения силы, признание границы по Одеру-Нейсе, выражена готовность определить правовой статус Западного Берлина. «Мне ясно, — говорил Брандт, — что встречное движение обеих частей Германии может начаться только в результате нового общеевропейского сближения»[15]. Оно уже происходило.
Во время визита Л. Брежнева в Бонн (май 1973 г.) был заключен договор о сотрудничестве на 10 лет, бундестаг одобрил договор об основах отношений с ГДР и о вступлении обоих германских государств в ООН. «Восточные договоры» открыли путь к Общеевропейскому совещанию по безопасности и сотрудничеству, которое состоялось в 1975 г. «Старый Свет снова начал познавать себя», — заявил Брандт. В 1978 г. Брежнев прибыл с визитом в Бонн. Германский канцлер дважды (1975, 1981 гг.) посетил Советский Союз.
Цикл истории, начатый Берлинской блокадой, завершался в Москве. С западной стороны «новая восточная политика» уравновешивалась участием в НАТО и «доктриной Армеля», устанавливающей равновеликую военно-политическую формулу «оборона — разрядка».
В Москве Брежнев был вынужден балансировать, отнюдь не везде встречая понимание. Также и поэтому он пригласил нового канцлера ФРГ Х. Шмидта в Москву, рассчитывая этим усилить межгосударственные связи и закрепить свои внутренние позиции.
Визит Шмидта был успешным. Советский лидер сказал гостю, что Московский договор, заключенный полтора года назад, был для него «крупнейшим историческим событием последних двадцати лет». Он нарисовал радужные перспективы экономического сотрудничества, подчеркнув необходимость перейти от его традиционных форм к крупным проектам, рассчитанным на 20 — 30 лет.
Канцлер заявил, что отношения его стороны с СССР — «краеугольный камень разрядки», в которой Московский договор «должен стать поворотным пунктом в сознании немцев». Оба собеседника пришли к выводу: будущее экономическое сотрудничество выгодно обеим сторонам. «Государства, зависящие друг от друга экономически, не ведут войну». Эта древняя истина воспринималась по-новому после двух мировых войн и в разгар «холодной войны», когда в сознании двух поколений Россия и Германия были врагами. Потребовалось мужество, чтобы совершить такой поворот. В своем выступлении по российскому телевидению Х. Шмидт сказал: «Немецкий народ не утратил надежду в один прекрасный день начать совместно жить под одной крышей»[16].
Тем не менее, добрые пожелания сотрудничества слабо подкреплялись реальными возможностями. Советская экономика, ориентированная на внутренний рынок, не могла предложить западному партнеру что-либо существенное кроме сырьевых ресурсов. Поставки нефти и газа вскоре составили 80 % потребностей ФРГ. А доля германского экспорта в Советский Союз вплоть до середины 80-х годов не превышала 2 % ее общего объема. Тем не менее, ФРГ отныне стала главным торговым партнером СССР на 'Западе и источником твердой валюты. Зная, сколь ограничены возможности торговли с СССР, западногерманское руководство стремилось ее развивать. Помимо заинтересованности в сырье западные немцы видели в ней способ отвлечения советских внешних усилий от военной сферы в экономическую. Об этом Х. Шмидт высказывался вполне откровенно и открыто.
Тем не менее, откат от достигнутого не заставил себя ждать и произошел он на поле опять-таки военно-силовых отношений. В конце 60-х годов в СССР были созданы ядерные ракеты «СС-20», способные поражать весь континент. Военные приступили к их размещению. США ответили созданием ракет «Першинг-2», которые, по решению НАТО, предполагалось разместить в ФРГ. «Ракетная политика» переводила стрелки политической разрядки назад в абсолютно бесперспективную сферу военного противостояния. Процесс сближения отбрасывался к прошлому. Ракеты средней дальности становились политическим оружием контрразрядки.
Открылся период бесконечных и пустопорожних споров, затянувшихся на 12 лет, о «дальностях полета», разницах «подлетного времени», «степени точности попадания» и т.п. Они не привели ни к чему существенному, но затормозили успешно начавшиеся политические процессы.
Все это, вероятно, можно было рассматривать также как один из символов новой эпохи: новейшее оружие становилось не «средством продолжения политики военными средствами», ибо «иные средства», т.е. ядерная война, стали невозможны, но оно само как бы становилось средством политических манипуляций, торможения политической разрядки и утверждения влияния военно-промышленных комплексов.
Ничего никому нельзя было доказать, и политика увязала в бесплодных военно-технических спорах, где каждая сторона обвиняла другую в коварных замыслах, которых де-факто не было ни у той, ни у другой.
Авантюрная история с ракетами средней дальности дала новый толчок абсолютизации теории равновесия сил как основы мира, одним из глашатаев который выступал Х. Шмидт и которая затем надолго стала основой для гонки вооружений.
Если «новая восточная политика» намного расширила авторитет в мире СССР и ФРГ, то к концу 70-х годов возможности сотрудничества стали ограничиваться надвинувшимся мировым экономическим кризисом, ростом цен на нефть и рядом других обстоятельств. Когда летом 1982 г. в результате сложной внутриполитической борьбы в Германии наступил закат социал-либерального блока и когда 1 октября бундестаг избрал новым канцлером лидера ХДС Х. Коля, это вызвало в Москве первоначально тревогу. Возникли опасения, что разрушатся давно налаженные связи, тем более, что союзником нового канцлера стал лидер ХСС Ф.-И. Штраус, которого советская пропаганда изображала чуть ли не нацистом.
Но все оказалось проще. В советско-германских отношениях уже действовали новые походы, не позволявшие отходить от выгодного обеим сторонам курса. И это дало Москве возможность выдвинуть новую формулу «Европа — наш общий дом».
продолжение
--PAGE_BREAK--