Проблема культурно-исторических взаимоотношений Москва-Петербург и их отражение в социально-философских, публицистических и художественных текстах

ОГЛАВЛЕНИЕВВЕДЕНИЕ.
1.  АНТИТЕЗАМОСКВА-ПЕТЕРБУРГ В НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И ПУБЛИЦИСТИКЕ.
1.1.    Спорзападников и славянофилов о месте России в мировой истории как отражениеантитезы Москва-Петербург.
1.2.    Москва- Петербург в современной культурологической мысли.
1.3.    Петербург-Москвав современной публицистике.
2.  ОБРАЗЫМОСКВЫ И ПЕТЕРБУРГА В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ СЕРЕДИНЫ XVIII – XXВЕКОВ.
2.1.    Москва-Петербургв русской художественной литературе середины XVIII века.
2.2.    Москва-Петербургв русской художественной литературе XIX века.
2.3.    Москва-Петербургв русской художественной литературе рубежа веков.
2.4.    Москва-Петербургв литературе советского периода.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙЛИТЕРАТУРЫ. ВВЕДЕНИЕ
     
Актуальность исследования.
    Спор столиц насчитывает без малого три века; самые сложные периоды своейистории русская культура переживает в векторе  взаимоотношений   Москвы и  Петербурга.
    Взаимоотношения Москвы и Петербурга, стали объективным фактом русской истории смомента закладки города на Неве и касались самых различных сторонисторико-культурного развития России в целом. Действительно, в общественноммнении россиян сразу же достаточно четко были осознаны сущностные различиястарой и новой столиц, представляющих две политические концепции и закрепляющиедва типа культуры.
    По мнению исследователя В. Шубинского, Петербург изначально был замышлен каквоплощение преследовавшей европейскую мысль с ренессансных времен идеи «правильногогорода». Очевиден изначальный спор с Москвой – городом «русским и естественным».Спор был тем острее, что Москва как столица единственного «правильного», православногогосударства претендовала на всемирную исключительность. Петербург тожепретендовал на нее, но по другим причинам. Само название города очевиднобросало вызов концепции «Третьего Рима» («городом Святого Петра» может бытьлишь Рим; в данном случае перед нами новосозданный Рим, по московскому счету,четвертый, тот, которому не быть) /52/.
    Степень изученности темы.
    Данная проблема  была достаточно хорошо разработана в отечественной науке. Существуетзначительное количество работ, в той или иной степени освещающих отдельныеаспекты проблемы. Этой проблемой интресовались такие исследователи как К.Исупов, В.Шубинский, М.Каган и другие.
     В художественной литературе обращались к даннойтеме на страницах своих произведений А. Радищев («Путешествие из Петербурга вМоскву»); К. Батюшков («Прогулка в Академию Художеств», «Прогулка по Москве»);А. Пушкин («Евгений Онегин», «Медный всадник», «Пиковая дама»); Н. Гоголь(«Петербургские записки 1836года»); В. Белинский («Петербург и Москва»); А.Герцен («Москва и Петербург»); М. Лермонтов («Княгиня Лиговская»); Ф.Достоевский («Белые ночи», «Преступление и наказание») и др. В эпоху«Серебряного века» эта тема затрагивалась в творчестве А. Блока («Утро вМоскве», «Вися над городом всемирным» и др.); О. Мандельштама («Петербургскиестрофы», «Я вернулся в мой город знакомый до слез» и др.); А. Белого(«Москва»,«Петербург»); А. Ахматовой («Ведь где-то есть простая жизнь и свет…»,«Поэма без героя») и многих других.
     Средиисследований истории и быта Москвы и Санкт-Петербурга мы можем назвать работы«Старая Москва» и «Старый Петербург» М. Пыляева»; «Из истории Москвы» В.Назаревского; «История города Москвы» 
И. Забелина; «История Петра Великого» А. Брикнера; «Сказания о Русской земле» вчетырех частях А. Нечволодова.
    Достаточно хорошо изучена архитектура городов в работах «Архитектурные памятникиПетербурга – второй половины XIX века» А. Пунина; «Архитектурная панорамаНевских берегов» Н. Захарова;   «… В окрестностях Москвы» В.Турчина; «М.Акниста Русское искусство Петровской эпохи» К.Калязина, Г.Камелова;  «Русскаянациональная идея» и архитектура Петербурга конца XIX- начала XX векаВ.Лисовского.
     Недостаточно изучена музыкальная культура.Работы по данной теме носят преимущественно обзорный характер: Л. Гакель«Театральная площадь»; Е.Орлова «Лекции по истории русской музыки»; М.И. Глинка«История русской музыки».
    Среди культурологических работ по данной теме можно выделить работы К.Исупова«Душа Москвы и гений Петербурга» и М.Кагана «Град Петров в истории русской культуры».
    Объект исследования– проблема Москва-Петербург и ее отражение внаучной, художественной и публицистической литературе.   
    Предмет исследования- Москва и Петербург как крупнейшие социокультурныеявления.
    Цель работысостоит в том, чтобы проследить противопоставлениедвух столиц в социально-философских, публицистических и художественных текстах и выявить социокультурные смыслы антиномии.
    Поставленная цель предполагает необходимость решений следующих частных задач:
1.    Описать историю возникновения противопоставлениядвух культурных центра.
2.    Определить параметры исследования проблемы культурной антиномии «Москва – Петербург».
3.    Определить корпус социокультурных проблем,связанных с осмыслением антитезы Москва - Петербург в научной литературе и публицистике.
4.    Проследитьэволюцию образов двух столиц в русской художественной литературе серединыXVIII-XX веков, и определить какие оппозиции являютсяпреобладающими в творчестве писателей и поэтов данного периода.
Исследователивыделяют несколько основных параметров, по которым обычно противопоставляют двестолицы.
    Во-первых, почвенная изначальность естественно растущей Москвы традиционно противопоставляетсяв мире ценностей русской культуры городу, воздвигнутому наперекор стихиям издравому смыслу, — сплошь искусственному, рационально организованномуПетербургу. На фоне других, европейских столиц (не исключая Москвы),вырастающих постепенно и стихийно, Петербург воспринимался как город«умышленный», «вымышленный», «вытащенный» (Д.С. Мережковский) из земли. (болот?)
    Академик П. Пекарский в «Петербургской старине» приводит следующеесвидетельство: «Три старых рыбака, живших до основания Петербурга в местах, гдепотом возник город, рассказывали в 1721 году, что за тридцать лет,  перед темкак было такое наводнение, что вся страна до Ниеншианца была потоплена, и чтоподобные бедствия повторяются почти каждые пять лет. Поэтому первобытные жителиневского побережья никогда не строили там прочных жилищ, а небольшие рыбачьихижины. Как только, по приметам, ожидалась большая буря, крестьяне ломали своихижины, а бревна и доски складывали как плоты и привязывали к деревьям; самиже, в ожидании убыли воды, спасались на Дудерову гору».
    Веря этим пророчествам, русские люди говорили, что жить здесь нельзя, городбудет снесен водою или провалится в трясину.
    Во-вторых, Санкт-Петербург обвиняли в европеизме, который воспринимался негативнокак нечто чуждое, враждебное национальным началам и народному духу России. Каксчитали славянофилы, Россия разделилась надвое, на две столицы. С однойстороны, – Государство со своей иностранной столицей Санкт-Петербургом, сдругой стороны, – земля, народ со своей русской столицей Москвой. ИсследовательН. Григорьев называет Москву культурной столицей, а Санкт-Петербургинокультурной, полагая, что Россия его долго не понимала и не принимала,«считая чиновным, вельможным, но только не культурным в русском смысле этогослова» /17/, с. ?/.
    В-третьих, Москва и Санкт-Петербург всегда спорили за приоритет столичных функций.Так или иначе возникла проблема — Столица — Провинция.
    Столица – это главный город государства, административно-политический центрстраны. Столица обычно является местом пребывания высших органовгосударственной власти и государственного управления, а также высших судебных,военных и иных учреждений. Так сложилось, что в России всегда было две столицы– Москва и Санкт-Петербург, которые по очереди в разное время принимали на себястоличные функции.
    Москва возникла на стыке поселений племен вятичей и кривичей, которые издревлепахали, охотились и бортничали на своей земле. Они были двумя извосточнославянских племен, образовавших Древнюю Русь.
    Москва впервые упоминается в летописи в 1147 году как владение
Ю. Долгорукого. Рост и возвышение Москвы были связаны с ее расположением на пересеченииторговых путей в центральной части славянских земель. В IV веке город выдвигаетсякак центр Московского Великого княжества, одного из  сильнейших княжеств северо-восточнойРуси, в это же время город становится резиденцией русских митрополитов, азатем  резиденцией патриархов. В последнюю четверть XV века при великом князеИване III Москва превращается в столицу  русского  централизованногогосударства. Акцентировать центрическую, собирательную функцию Москвы.
    Однако  в мае 1703 года Петр I решил  заложить на Заячьем острове, в дельтеНевы новую крепость, и одновременно был заложен  и собор Святых Петра и Павла.Первоначально Санкт-Петербургом была названа крепость. Идея построить  на егоместе  столицу  пришла Петру I позднее. Тогда-то и перешло имя от крепости кгороду, а крепость, по названию  собора, в ней возведенного, стала именоватьсяПетропавловской.
    Каковыми же были причины основания Петербурга? Какие социокультурные тенденцииобозначаются в месте, времени и факте основания нового города и новой столицы?
Однойиз основных причин историки называют  основание порта для торговли с северо-западнойЕвропой и обмена достижениями наук. Исследователь П. Столпянскийутверждал, что основание Петербурга не было стремлением Петра Великого«прорубить окно в Европу» – прорубать окно он стал позже, а прежде всего емунужен был незначительный островок, на котором было бы удобно построитькрепость. В дальнейшем же основной задачей при строительстве Петербурга  былостремление устроить его так, чтобы он не походил на Москву. Современныеисторики, в частности
А. Предтеченский, считает, что Петр I видел в Москве оплот тех сил, которыепротивостояли реформаторским тенденциям. Также в качестве причины основанияПетербурга выделяют стремление императора к укреплению авторитета Россиив Европе /18/. 
    Таким образом, Петербург, должен был стать своего рода «отправным пунктом» напути приобщения русских людей к европейской культуре. Акцентировать инуюсоциокультурную направленность нового города: обращенность вовне, к Европе,установление стабильных коммуникативных связей.
    После того, как в 1712 году Санкт-Петербург становится столицей Российской империи,Москву постигает незавидная судьба полузабытого губернского города. Она оживалалишь в те редкие дни, когда сюда на коронацию или еще на какие-либоторжества приезжала из новой столицы императорская семья.
Позамечанию историка И. Солоневича, выразившего намерения императорскогодвора, остававшиеся устойчивыми со сменами правителей, «Москву не стоилоулучшать – Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось:с традициями, с бородами, с банями, с церковью, с кремлем и прочим» /45/. Посленачала строительства Петербурга Петр уже никогда не возвращался в Москву.
Новсе же  за свою трехсотлетнюю историю Петербург дважды утрачивал свое столичноеположение. В первый раз – при Петре II, внуке Петра Великого от казненного имсына Алексея. 19 января 1728 года по решению Верховного тайного советасостоялся переезд двора в Москву. И он снова стал столицей 26января 1732 года, когда Анна Иоанновна  вернула двор из Москвы вПетербург и торжественно объявила о возвращении ему статуса столицы.
Вторично он утратил этот статус при большевикахпосле того, как В.И. Ленин весной 1918 года переехал с правительством изПетрограда в Москву.
Насегодняшний день официальной столицей России является Москва, аСанкт-Петербургу президент Б.Н. Ельцин определил статус «культурной» столицыРоссии. Но многие люди и, в частности, москвичи, считают Санкт-Петербургвсего лишь губернским центром. Но в истории всякое бывает, и, как знать, невернет ли себе «северная столица» официальное положение столицыРоссийского государства. Именно в наши дни различные средства массовойинформации сообщают о скорейшем переносе столицы в Санкт-Петербург.
    В-четвертых, Петербург изначально строился как столица великой, могущественнойимперии. Москва же долгое время напоминала «большую деревню». Москва, в отличиеот официального, чопорного Петербурга, всегда была живописна и вольна. Она нестроилась, как Петербург, по плану, в расположении ее улиц иплощадей не было строгости, четкости, казарменной упорядоченности. Названияулиц были пестры и бессистемны.
    Таким образом, мы обозначили явные оппозиции, по которым могут быть противопоставленыдве столицы. Еще раз перечислим их:
1.«Органический»– «неорганический» город
2.Русский город –  Европейский город.
3.Столица – провинция.
4.Вольнолюбивый, живописный  — официальный, чопорный.
        Такжемы можем говорить еще и о скрытых оппозициях. Обозначим эти оппозиции ипопытаемся проследить их в концепциях Москвы и Петербурга, реализованных вкультурологических исследованиях, публицистике и в русской художественныхпроизведениях. 
1.Природа – цивилизация.
2.Святой – демонический.
3.Хаос – Космос.
4.Обширный – замкнутый.   
    Эта тема может и в дальнейшем стать предметом исследования, так как в сознаниилюдей всегда будет существовать антитеза Москва-Петербург.
 

ГЛАВА I
АНТИТЕЗА МОСКВА – ПЕТЕРБУРГ В НАУЧНОЙ
И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ.
 
1.1. Спор западников и славянофилов о месте России в мировойистории как отражение антитезы Москва-Петербург.
    
     Если до начала XIX века Россия в различных концепциях и теориях (просвещенческих,по преимуществу) полагалась европейской державой, и перед ней ставиласьперспектива догнать Европу, то уже в начале XIX века о России сталиговорить как о самобытной стране, у которой свой исторический путь развития.
     В это время  в русской философской и публицистическоймысли  развернулась напряженная полемика о месте России в мировой истории междуславянофилами и западниками.
     Славянофилы говорили: «Русские – не европейцы, ониносители великой, самобытной православной культуры, не менее великой,чем европейская, но в силу неблагоприятных условий исторического развития недостигшей еще такой стадии, развития, какую достигла европейская культура»/9/.
     Основная идея славянофилов заключалась в том, чтотолько неискаженное христианство – Православие – может дать человеку и Россиидуховную цельность. Только возвращение к православию может устранить тудуховную раздвоенность, которой страдает русское образованное общество современ петровских реформ. «Для цельной истины, – пишет И. Киреевский, — нужна цельность разума. Главный характер верующего мышления заключается встремлении собрать все отдельные части души в одну силу, отыскать то внутреннеесредоточие бытия, где разум и воля и чувство и совесть и прекрасное, и истинное,и удивительное, и справедливое, и милосердное, и весь объем умасливается в одноживое единство, и таким образом восстанавливается существенная личностьчеловека в ее первоначальной неделимости». ?
     Как мы видим, славянофильство главным своим устоемсделало признание религиозности самой сутью русского национального духа. Приэтом православие отождествлялось с христианством и с подлинной верой вообще, и отвергалакатолицизм как искаженную, рационализированную религии. Н. Бердяев считал, чтотакая позиция особенно близка русской мысли, но пытался ее скорректировать,утверждая: «все наше славянофильское сознание было проникнуто враждой не кевропейской культуре, а к европейской цивилизации. Хомяков, Достоевский и К.Леонтьев относились с настоящим энтузиазмом к великому прошлому Европы… БорьбаРоссии и Европы, Востока и Запада, представлялась борьбой духа с бездушием,религиозной культуры с безрелигиозной цивилизацией. Хотели верить, что Россияне пойдет путем цивилизации, что у нее будет свой путь, своя судьба, что вРоссии только и возможна еще культура на религиозной почве, подлинная духовнаякультура» /18/.
     В русском сознании очень остро ставиласьэта тема. Не удивительно, что фронтальное различие политических, философских,религиозных, этических и эстетических воззрений и самой психологиипредставителей двух лагерей русской культурфилософской мысли этого временифокусировалось на оценке наследия Петра и переносилось на его детище –Петербург, который концентрировал и символизировал все враждебное славянофильскойидеологии. Оппозиционером же града Петра оказывалась Москва.      
     Основная полемика разразилась в связи с появлением первого«Философского  письма» П. Я. Чаадаева. В наиболее известном из всех«философских писем» Чаадаев сформулировал отличительные черты той«своеобразной цивилизации», которую представляет собой Россия. Она не относитсяни к Западу, ни к Востоку, у нее нет традиций ни того, нидругого. «Исключительность» русского народа объясняется тем, что он принадлежитк числу наций, которые «как бы не входят в состав человечества», а существуютлишь для того, чтобы «дать миру какой-нибудь важный урок»; которые живут однимнастоящим, «без прошедшего и будущего», «среди мертвого застоя»,- как бынаходясь «вне времени». Чаадаев, как полагает И.В. Кондаков, упрекал русскийнарод в неизжитом духовном «кочевничестве», в «поверхностном и частонеискусном» подражании другим нациям, это приводит к тому, что каждаяновая идея бесследно вытесняет старые («естественный результат культуры,всецело основанной на «заимствовании и подражании»). «Беспечность жизни»,лишенной «опыта и предвидения» приводит русский народ к «необычайной пустотеи обособленности» социального существования, делает его равнодушным к «великоймировой работе», осуществляющейся в истории европейской культуры. Отсюда, помысли Чаадаева, происходит «какая-то странная неопределенность», более того –поразительная «немота наших лиц». Где сноски?
     Говоря о чертах русского национального характера,Чаадаев объяснял отмечаемую иностранцами «бесшабашную отвагу» русских типичнойдля них неспособностью к углублению и настойчивости», а вызывающееподчас восхищение сторонних наблюдателей «равнодушие к житейским опасностям» –столь же полным «равнодушием к добру и злу, к истине и ко лжи», а также«пренебрежением всеми удобствами и радостями жизни». ?
     Чаадаев даже склонялся к выводу, что в русской культуре«есть нечто враждебное всякому истинному прогрессу» – начало, как бы ставящееРоссию вне всемирной истории, вне логики мировых цивилизаций, вне логикиистории мировой культуры. Так, распространение и развитие христианства вЕвропе привело, в конечном счете, к уничтожению крепостничества на Западе;русский же народ «подвергся рабству» лишь после того, как стал христианским, — в царствование Б.Годунова и В.Шуйского, — стало быть, само христианство имелоразные последствия в европейской и российской истории. Кондаков!
     Для Чаадаева несомненно, что путь человечестваедин, что социальный и культурный прогрессы универсальны и всемирны, чтоистория в своем поступательном развитии вырабатывает всеобщее истины и уроки,призванные просветить в равной степени, хоть и различно все народы. В то жевремя русский мыслитель признает различие культур и цивилизаций Востока иЗапада: для первого свойственно воображение, для второго характерен рассудок;он отдает себе отчет в том, что возможна образованность, притом весьма высокая,но принципиально отличная от западной (Япония), что возможен вариант христианства,не сопоставимый с европейским (Абиссиния).
    Однако философский ум Чаадаева, воспитанный в духеевропейского Просвещения, не может примириться с равными возможностями столь различныхкультур и цивилизации в историческом процессе. Исключительные вариантыкультурно-цивилизационного развития он называет «нелепыми уклонениями отбожеских и человеческих истин». ?
     К числу подобных «уклонений» от мирового пути Чаадаевпричисляет и русскую культуру. Даже в своих заимствованиях российскаяцивилизация, по мнению Чаадаева, склонна не усваивать чужое, а искажатьрезультаты человеческого разума и его всемирного прогресса; не вписываться всистему мировых законов, но, напротив, способствовать отмене «общего законачеловечества» по отношению к России и русским. Поэтому «идеи долга, справедливости,права, порядка», составляющие  социальные и культурную атмосферу Запада,отсутствуют в повседневном обиходе русских. Русская культура, убежден Чаадаев,внеисторична, а в силу неспособности приобщиться к мировому историческому опытуотторгнута от передовой части человечества, уже вступившей на путь «бесконечногоразвития». Принципу единства человеческого рода, выполненному Европой, общностичеловеческого мышления, «всемирной идее», «установлению совершенного строя наземле» Россия может, по Чаадаеву, противопоставить только «национальный предрассудок»/ 21/.
В итоге акцентировать методологический подход к анализуРоссии, объяснить, зачем это нужно, ответить на вопрос, причем здесь Москва и Петербург?За каким городом, по его мнению, все будущее России?
      Славянофилы как уже было выше сказано, пыталисьв неурядицах России обвинить Петра I и все его начинания. Вот, что поповоду деятельности Петра I пишет Чаадаев в противовес славянофилам: «Быловремя, когда я, как и многие другие думал, что тот великий катаклизм, которыймы именуем Петром Великим, отодвинул нас назад, вместо того чтобы продвинуть вперед.Ознакомившись с делом ближе, я изменил свою точку зрения. Теперь я уже недумаю, что Петр Великий произвел над своей страной насилие, что он в одинпрекрасный день похитил у нее национальное начало, заменив его началом западноевропейским,что, брошенное в пространство этой исполинской рукой, мы попали на ложный путь,как светило, затерявшееся в чужой солнечной системе, и что нам нужен внастоящую минуту какой-то новый толчок центростремительной силы, чтобы мы могливернуться в нашу естественную среду.
     Конечно, один этот человек заключал в себе целыйреволюционный переворот, и я далек от того, чтобы это отрицать, однако и этотпереворот, как и все перевороты в мире, вытекал из данного порядка вещей. ПетрВеликий был лишь мощным выразителем своей страны и своей эпохи. Поневоле осведомленнаяо движении человечества, Россия давно признала превосходство над собойевропейских стран, особенно в отношении военном, утомленная старой обрядностью,прискучив одиночеством, она только о том и мечтала, чтобы войти в великую семьюкрестьянских народов; идея человечества уже проникала во  все поры ее существаи боролась в ней не без успеха с заржавевшей идеей почвы. Словом, в ту минуту,когда вступил на престол великий человек, призванный преобразовать Россию,страна не имела ни чего против этого преобразования: ему пришлось только приложитьвес своей сильной воли, и чашка весов склонилась в пользу преобразования.
     Я слишком хороший русский, я слишком высокого мнения освоем народе, чтобы думать, что дело Петра увенчалось бы успехом, если бы онвстретил серьезное сопротивление своей страны. Я хорошо, знаю, что вам скажутнекоторые последователи новой национальной школы – «потерянные дети» этогоучения, которые является ловкой подделкой великой исторической школы Европы;они скажут, что Россия, поддавшись толчку, сообщенному ей Петром Великим, намомент отказалась от своей народности, но затем вновь обрела ее каким-тоспособом неведомым остальному человечеству, но краткое размышление покажет нам,что это – лишь громкая фраза неуместно заимствованная на той податливойрастяжимой философии, которая в настоящее время разъедает Германию и котораясчитает, что, объяснила все, если формулировала какой-нибудь тезис на своемстранном жаргоне. Правда, что Россия отдала в руки Петра Великого своипредрассудки, свою дикую спесь, некоторые остатки свободы ни к чему ей ненужны, и ни чего больше – по той простой причине, что никогда народ не можетвсецело отречься от самого себя, особенно ради странного удовольствия, сделатьс новой энергией прыжок в свое прошлое – странная эволюция, которую разумчеловека не может постичь, а его природа осуществить» /50/.
     Таким образом, Чаадаев утверждает, что сближение Россиис Европой и приобщения ее к европейской культуре было вполне естественным процессом,так как она давно признала превосходство над собой европейских стран. А Петр Iбыл всего лишь мощным выразителем своей страны и своей эпохи и народ ему помоги поддержал его начинания.
     Один из лидеров славянофильства – А. Хомяков довольномного в своих сочинениях размышлял о Московском периоде русской истории икультуры, при этом постоянно сравнивая его с предыдущем периодом (КиевскаяРусь) и последующим («Петербургский»).
     Москва, по его мнению, по сравнению с другими,старыми городами была городом новым, не имеющем прошедшего,не представляющей никакого определительного характера, смешением разныхславянских семей и это ее достоинство.
     Цитата не введена в текст! «Она совместила втесном союзе государственную внешность и внутренность, и вот тайна ее силы.Наружная форма для нее уже не была случайною, но живою, органическою, иторжество ее в борьбе с другими княжениями было, несомненно. Как скоро объявилаона желание быть Россиею, это желание должно было исполниться, потому что оновыразилось вдруг и в князе, и в гражданине, и в духовенстве, представленном влице митрополита. Новгород устоять не мог, потому что идея города должна былауступить идее государства; князья противиться долго не могли, потому что онибыли случайностью в своих княжествах; областная свобода и зависть городов,разбитых и уничтоженных Монголами, не могли служить препоною, потому чтоинстинкт народа, после кровавого урока, им полученного, стремился к соединениюсил, а духовенство, обращающееся к Москве, как к главе Православия Русского,приучала умы людей покоряться ее благодетельной воли.
     С Петром начинается новая эпоха. Россия сходится сЗападом, который до того времени был совершенно чужд ей. Она из Москвывыдвигается на границу, на морской берег, чтобы быть доступнее влиянию другихземель, торговых и просвещенных. Но это движение не было действием волинародной; Петербург был и будет единственным городом правительственным, и,может быть для здорового и разумного развития России не осталось и не останетсябесполезным такое  разъединение в самом центре государства. Жизнь властигосударственной и жизнь духа народного разъединились даже местом их сосредоточения.Одна, из Петербурга, движет всеми видимыми силами России, всеми ее изменениямиформальными, всею внешнею ее деятельностью; другая незаметно воспитывает характербудущего времени, мыслей и чувства, которым суждено еще облечься в образ иперейти из инстинктов в полную, разумную деятельность.
     Таким образом, вещественная личность государстваполучает решительную и определенную деятельность, свободную от всякоговнутреннего волнения, и в то же время бесстрастное и спокойное сознание душинародной, сохраняя свои вечные права, развивается более и более в удалении отвсякого временного интереса и от пагубного влияния сухой практической внешности»/47/.
     Мы видим, что А. Хомяков не согласен с П. Чаадаевымговоря, что движение на Запад не было действием воли народной. Петербург онсчитает городом правительственным, а Москву – городом народным.
     Введи цитату в текст! «История России, представляеттри, довольно резко отделенных периода. Первый есть период Киевской Руси. Тогдауже великая наша земля представляла сильные начала единства: единства веры и церковногоуправления, и единства  правящего рода. Род признавал главою своею старшего изсвоих членов, сидящего «во стольном городе, во Киеве»; ему подчинялись младшие,и в этом подчинении заключалось политическое единство. Русская земля была тогдасоюзным государством. Это время уделов. Но внутренние единство земли еще несуществовало, не проникало в его организм. Рыхла связь между областями. Нужда вобщей Русской речи еще не могла быть сознаваема. Законы внутреннего развития иуроки, данные нам внешним, приготовили начало нового полного единства.Выступила на историческое поприще Москва. Под свой стяг стянула она мало помалувсю Великую Русь; в ней узнали свою силу наши предки, Русь прежних веков. ДоМосквы Русь могла быть порабощена, Русский народ мог быть потоптан иноземцем. ВМоскве узнали мы волю Божию, что этой Русской земли никому не сокрушить, этогоРусского народа никому не сломать. Слово Московское сделалось общим Русскимсловом».
     Таким образом, автор признает за Москвой объединяющееначало. Далее он говорит, что с началом XVIII-го века наступает новая эпоха.Государственная власть переместилась в другую область, область новую.
«Старина обратилась в воспоминание, прошлое прошло» /47/.
     Хомяков удивляется по поводу того, что все европейскиестраны имеют одну столицу, а Русская земля имеет две столицы. Одну он называетгосударством (Петербург) а другую «жизнью народной» (Москва).
    «Наши мыслительныесоседи, Немцы, уже заметили и внесли в науку, как несомненное деление права направо личное, право общественное и право государственное. Деление правасоответствует, без сомнения, делению самих жизненных отправлений, трем областямдеятельности: частной, общественной и государственной. Между первой и последней,т.е. между частной и государственной лежало бы бездна, если бы эта бездна небыла наполнена общественной деятельностью. В целом мире все сферы деятельностичастной одинаковы и одинаково бесцветны: для нее совершенно все равно, какое государствоее охраняет и обеспечивает, только бы охраняла и обеспечивало. Нетакова деятельность общественная. Выходя из жизни частной, она выражает всеоттенки, и особенности земли и народа и обуславливает государство, делая еготаким, а не иным; она дает ему право, она налагает на него обязанность бытьсамостоятельным, выделиться и других государств. С ее уничтожением, если бытакое уничтожение было возможно, государство теряет всю свою силу; оно падает ине может не падать, потому что уже не имеет причины быть, потому что собственно– личное деятельность всегда равнодушна к охраняющему ее государству, лишь быохраняла ее. Она должна пасть по справедливости, потому что человек, лишенныйодного из законных своих наследий, — жизни общественной, — будет естественнопримыкать к какому-нибудь другому государству, в котором она свое наследиенаходит вполне: ибо, в своей частной деятельности, человек есть только лицоопекаемое или оберегаемое, в жизни же общественной – он зиждетель, и визвестной мере деятель и творец исторических судеб» /47/.
     Однако государство так же оказывает влияние наобщественную деятельность. «Государство, внешнее выражение живого народноготворчества, охраняет его от всякого внешнего насилия, от всякого внутреннеговременного потрясения, могущего нарушить его законный и правильный ход. Безнего область деятельности общественной была бы невозможна; ибо она была быбеззащитною перед напором других народов, вооруженных государственными силами,и невозможною внутри самой себя, потому что, по несовершенству человеческому,она бы постоянно нарушалась всякими личными злыми страстями, требующимипринудительной силой для своего укрощения, между тем как сама областьобщественной деятельности, по своему коренному характеру, есть только областьмысли, мира и добровольного согласия. И так, говорю я, свято и высоко призваниегосударства, хранящего жизнь общественную и обуславливающую ее возможность. Какживой органический покров охватывает оно ее, укрепляя и защищая от всякойвнешней невзгоды, растет с нею, видоизменяясь, расширяясь и прилаживаясь к ееросту и к ее внутренней видоизменениям. Чем более в нем мудрости и знания своихсобственных выгод и своего собственного значения, с тем большею чуткостьюслышит оно, с тем большею ясностью видит оно все разнообразия жизни общественной,с тем большею гибкостью прилаживается оно к ее формам и к ее историческомуросту, охватывая ее как бы живою бронею и постоянно укрепляя ее живыми силами.Таково отношение государства в жизни общественной, — государство его нормальноми здоровом развитии. История учит нас, что в болезненных явлениях,предшествующих падение народов, эта деятельность извращается и ищет какого-торазвития отдельного, враждебного народной жизни и, следовательно, невозможного.Живой покров обращается в какую-то сухую скорлупу, толстеть и по-видимому крепнуть от оскудения и засыхания внутреннего живого ядра; но в то же времяон действительно засыхает, дряхлеет и, наконец, рассыпается при малейшем ударе.Это какой-то исторический свищ, наполненный прахом сгнившего народа. В другихорганических формах мы замечаем, что область частной деятельности, рассыпаннаяв ровной мере по всему пространству государства, не требует и не может иметьцентра. Область деятельности государственной необходимо требует крепкогососредоточения, и оно имеет его на Руси. Почтительно скажем мы об нем: «ему жечесть, честь». Наконец, духовная деятельность общества, развиваясь, созидаетсебе местные центры, и потом, для полного своего собора, для полной мысленнойбеседы, совокупляется в одно живое сосредоточение. Мне кажется, что таковаМосква, таково ее живое и официально – признанное значение. Вот почемусохраняет она свое имя столицы». Цитата не введена и не завершена!
     Именно в Москве, по его мнению «постоянносовершается серьезный размен мыслей, в ней созидаются формы общественныхнаправлений. «Конечно, и великий художник, и великий мыслитель могут возникнутьи воспитаться в каком угодно углу Русской земли; но составиться, созреть,сделаться всеобщим достоянием, мысль общественного может только здесь.Русский, чтобы сдуматься, столковаться с Русскими обращается к Москве. В ней,можно сказать, постоянно нынче вырабатывается завтрашняя мысль Русского общества»//.?
      В качестве подтверждения своим словам он приводит впример наше просвещение. Все убеждения, по его мнению, более или менееохватывавшие нашу жизнь, возникали в Москве. Хомяков считает интересным тот факт,что везде общественное сосредоточение совпадает  с центром государственным, унас же нет; или иначе: везде одна столица, а у нас две.
     «Москва не можетсоперничать ни с одной из столиц Европы. Она, город невеселый; но эта внешняяне веселость столичной жизни не имеет  ничего общего с истинною, светлою,внутреннею веселостью жизни разумной: она собственно принадлежит только столицами никогда не может принадлежать всему народу, всей стране, какой бы то ни было.Москва может обойтись без того, без чего обходится Русская земля. Правда и то,что постоянная тревога жизни практической будит мысль и дает ей какую-тоособенную бойкость и подвижность» /47/. ?
     Таким образом, автор пытается донести до читателя,что Москва играет, огромное значение для Русской земли. Это город –общественного сосредоточения, а значит город, который несет в себе объединенноеначало.
     «Москва не перестала и ни когда не перестанет бытьобщественной столицей Русской земли». ?
     В публицистике также довольно активно обсуждалась даннаятема. В 1847 году Хомяков в статье «О возможности русской художественной школы»,отстаивал идеи народности русского художества, полемизировал с Белинским:«Петербургские журналы объявляет во всеуслышанное, что народность не в бороде ине в зипуне», однако не доказано, что фрак разумнее или удобнее зипуна». К.Аксаков, резко критиковал опубликованную в петербургском сборнике «Вчера исегодня» повесть князя ? Одоевского «Сиротинка», демонстрировавшуюпревосходство «питерского воспитания над деревенским»: люди, «которые, будучиодеты в европейское платье и, заглянув в европейские книги, выучившись болтатьна чужом языке и приходить, как следует, в заемный восторг от итальянскойоперы, подходят с указкою к бедному необразованному народу» /18/.
    Особый интерес представляет позиция В. Белинского. Первыевпечатления о столице критик иронически описал в письме Боткину. «Питер– город знатный. Нева – река пребольшущая, а петербургские литераторы – прекраснейшиелюди после чиновников и господ офицеров. Мне очень, очень весело…» И далее,рассуждал как истинный москвич: «Да и в Питере есть люди, но это все москвичи,хотя бы они и в глаза не видали белокаменной. В Питере только поймешь, чторелигия есть основа всего и что без нее человек – ничто, ибо Питер имеетнеобыкновенное свойство оскорбить в человеке все святое. Но все же Белинский немог устоять перед эстетическим обаянием города: «Невский проспект – чудо, такчто перенес бы его да Неву, да несколько человек в Москву». ?
      Во второй половине XIX века публикуется ряд работ, вкоторых также затрагивается вопрос о деятельности Петра Великого и обнаруживаетсяявное  противопоставление Петербурга  Москве.
     В 1869 году в Москве выходит книга И. Данилевского«Россия и Европа». Прямой оценки городов Данилевский не дает, однако резкокритическое отношение его к культурной политике Петра прослеживается. Врезультате этой деятельности, по мнению автора, не выросло ничего ни своего,ни чужеземного. Данилевский не приемлет новые формы архитектуры, живописи ивыражает типично славянофильское восприятие — точнее, неприятие Петербурга.
Также довольно критично отнесся к Петербургу и другоймосковский мыслитель конца XIX века – Н. Федоров. Его главная идея — воскрешение отцов — была не просто фантазией, но доведенным до крайноститрадиционализмом, поклонением прошлому, к которому человечество «должно возвратиться».Верность традициям он считал национальной особенностью русского народа, апрогресс — приметой цивилизации. Отсюда и различия между Москвой – «органом падшейВизантии» и Петербургом –  «органом прегордого Запада». Ошибкапетербургского периода заключалась в том, — разъяснил философ, -что он свободу поставил на место долга к отечеству, который в прошлом состоял ввоенной защите Европы от нашествия с Востока, а ныне – в «превращении кремлей вмузеи» для воспитания людей в духе преданности заветам отцов при «устранениисамих причин и поводов к войнам». ? Как мы видим, общим в этихконцепциях является противопоставление Москвы и Петербурга как символов истинногои ложного путей развития отечественной культуры, попытка закрепить заМосквой или Петербургом  знак или «правильного», или «неправильного» движения иосуществления своего национального пути, специфики национального характера. 
     Таким образом, мы можем говорить о том, что, антитезаМосква-Петербург набирает широкий оборот в русской философской и публицистическоймысли XIX века.  В лице Москвы и Петербурга спорили две школы: славянофилы(московская) и западники (петербургская). За Москвой признавалась сила«охранительная», традиционная, за Петербургом –  преобразовательная,цивилизационная. Проблема Москва-Петербург стала ключевой в осмыслениипрошлого и будущего России. Славянофилы пророчили Петербургу скорую гибель,обвиняя его в противовес Москве в европеизме и отходе от народа.Западники же наоборот попытались взглянуть на основание Петербурга и деятельностьПетра как на естественный, органичный процесс, спасительный для всей России.Данный спор подготовил основательную базу для дальнейшего осмысления социокультурнойи исторической роли городов в культурной жизни России.          
1.2. Москва — Петербург в современной культурологическоймысли
     В культурологических науках существуетзначительное количество работ посвященных Москве и Петербургу. Попробуемобратиться к двум наиболее известным работам, которые в какой-то мереотражают культурологический аспект проблемы. Автором первой работы является
К.Г. Исупов, который пытается проследить эволюцию образов Москвы и Петербурга врусской культуре XVIII-XX веков. К. Исупов интегрирует в своем исследованииразличные работы писателей, публицистов посвященных проблемеМосква-Петербург.
   ? откуда взялся?  Бицентризм по его мнениюне является исключительным свойством отечественной истории. Это, скорее, норма,в которой отражена диалогическая природа всякого подлинно культурногоисторического пространства: «Как «Мюнхен/Берлин» для Г. Гейне или«Любек» для Т. Манна, так и Москва/Петербург для бесчисленного множестварусских авторов оказались кардинальной жизненной осью: типом мировоззрения,формой культуры, мировоззренческим итогом выбора, стилевым поведением, религиознойи этноязыковой доминантой» /17/.  Или так вводится цитата, или: после нее»,- пишет (утверждает и тд.) автор работы, полагает исследователь.
     Историко- культурнаяинтрига соперничества двух русских центров состояла в глубоко творческомхарактере их партнерства. Естественно растущая Москва противостоит в миреценностей русской культуры рационально организованному Петербургу. Антитеза органическогои неорганического, в контексте которой разворачивается почти трехвековой диалогстолиц, отразилась в описании Москвы и Петербурга. В частности Петербург,был отнесен апокалиптикой. Она стала ведущим смысловым элементом «петербургскогомифа».
     Репутация беззаконного града накапливалась постепенно иближайшим генетическим образом связана с восприятием Петра I как Антихриста. Беспрецедентнаяреформация социального уклада, крушение традиционных картин мира и мирарелигиозных ценностей, резко изменившееся качество исторического времени (онокатастрофически убыстрилось), – эти следствия дела Петрова вполнеестественно активизировали архаический стереотип «подменного» царя,государя-самозванца. Мифология самозванства, которой раскольники отреагировалина новации Петра Великого, целиком вошла в ценностный мир новой столицы,отмеченной сатанински чуждым обликом.
     Чем чаще припоминали москвичи о Москве – Третьем Риме,тем больший ужас внушала с дьявольской помощью из ничего возникшая новаястолица, грозившая обернуться Римом Четвертым. В борьбе за «римские» приоритетыМосква со временем обретает новую мифологию, — контексты «Города-Феникса», вкотором осмыслялась в XIX веке послепожарная Москва. Восстающая из пепла Москванадолго заняла внимание всего мира, как отметил Герцен в памфлете «Москва иПетербург». Москва осмысляется как «Город-Феникс», то есть город, способныйк восстанию из пепла, и в этом бесконечном возрождении имеющий харизматическую,божественную отмеченность. Контрастным фоном для Москвы – Города-Феникса –служит прочно установившаяся за Петербургом мифологема Обреченного Града. Датьпояснение, что такое обреченный град.
     Также можно вспомнить еще об одном ценностном стереотипемирового города, в котором осмысляется Петербург: он носитель «цивилизации» какэнтропийного оборотня культуры. Это «Город- Вавилон». Вавилонская тематикапрочно укореняется в русской культуре, в связи с ней развертывается древняямифология города- блудницы; все более отчетливо Петербург врастает в старинныеконтексты падшего Града. –  Примеры!
      На рубеже XIX-XX веков проблема города, городской среды, городского поведения– одна из центральных. Она ставится на широком фоне философских вопросов внутриуже сложившихся триад «культура- цивилизация – человек» и других из этого ряда.Авангардистские поиски в области новых языков выражения в искусствекоснулись прежде всего градостроительства. Архитектура на некоторое времястановится одним из «самых массовых из искусств». Кубизм и конструктивизм впоэзии и живописи, кино и музыке — производные от нее. Утопические вариантымегаполиса следуют один за другим, ничего не кажется неосуществимым.Города космические, подвесные, летающие, подземные, стеклянные, ажурные;города- растения и города- организмы. Утопия предлагает прежде всего новый типгорода, жилища и новую свободу для городского человека. На другом полюсе резковозрастает критика капиталистического города, литературу наводняют образыгородов- убийц. Мировоззренческая традиция в первую очередь торопитсяопределить понятие Дома и Мира в векторе «домашности». Если «дом- это место,где жить нельзя» (М. Цветаева), то и весь мир – юдоль, а не обитель. Ни однаэпоха не знала такого обострения комплексов бездомности, заброшенности- вбытии, как эпоха начала века и в период между двумя мировымивойнами. В своем торжестве организованного пространства, замкнутого контура, Петербургвоспитал в петербуржцах особое отвращение к дому – некогда надежному убежищу.Недоверие к домашнему уюту стало специфической чертой городской психологииПетербурга. Со времен Достоевского закрытое пространство стало осознаваться какметафизически-криминальное (что происходит с Р. Раскольниковым). 
     Новое испытание в апокалиптических контекстах предстоялоПетербургу в XX веке. Он вновь — Город гибели и обитель обреченных;пророчество о скорой гибели Невской столицы входят в моду, заполняют страницыежедневной печати.
     В качестве примера К. Исупов приводит тот факт, что в1907 году
 Е. Иванов публикует в альмонахе «Белые ночи» символистские вариации натему Апокалипсиса: «Всадник. Нечто о городе Петербурге». Здесь, помимопримелькавшегося сравнения с Вавилоном, характерен важный смысловой штрихстолицы: ее регулярно-числовая образность. Градостроительная математикаПетербурга, его геометрическая упорядоченность традиционно противостоят«кривому» пространству Москвы. В городе Петра торжествует в своеммироустроительном начале Число- Логос. Петербургские числа в эссе Е.Иванова в духе эпохи усиливают те значения, какие черпают из первоисточника,т.е. замыкающего Библию «Откровения Иоанна Богослова». Это числа судьбы, числамистические и вещие. Петербургским числом у автора «Всадника» оказывается «17»,поскольку в 17-ой главе Апокалипсиса говорится о сидящей на звере блуднице;вышина Медного Всадника -17,5 футов; нумер, в котором сидит Германн из «Пиковойдамы»- 17-й. Е. Иванов заставляет нас видеть в Медном Петре двойникаапокалиптического Всадника, а в Германне — вариант Голядкина -безумца из «Двойника» Ф. Достоевского. В результате приравниваний число-традиционный символ совершенства и гармонии— обращается в своюпротивоположность, в энтропийного (полуреального), на гране безумия живущегоГорода, вся архитектурная математика которого готова рухнуть в бездну небытияпод копытами Коня Бледного.
Надо хотя бы для приличия оформлять цитаты!
     Культурфилософия первых десятилетий XX века активно разрушаетобраз  Петербурга как логически упорядоченного космоса. Он начинает восприниматьсякак город- насмешка, как безумная попытка преодолеть стихию (природную,национальную, историческую) голым расчетом. На этом фоне усиливается «партия»Москвы: ее голос начинает звучать в тонах утешения и надежды. Город почвенногообетования и национальной жизнестойкости, в противовес гордыне СевернойПальмиры, — таковой предстает Москва в статье Б.М. Эйхенбаума, историкакультуры и филолога. «У Петрограда и нет души – она исторически непотребовалась ему. Петроград пленителен именно своим бездушием — город ума,умысла, так легко, поэтому принимающего вид каменного призрака. Он всегданапряженно и рассудочно мыслит… Москва не знает раздумья, не любит рассудком,живет полнотою и разнообразием чувств. Москва- живописнее, тогда как Петроград– чертеж, контур, схема»,  – пишет он в статье ?.
   Автор сравнивает «культуру подвалов» двух столиц. Если наберегах Невы царит атмосфера элитарной утонченности, то Москва находит формыярмарочно — балаганной арлекинады, превратившей  камерное пространство салоновв угол городской площади.
     В первых десятелетиях XX века мы присутствуемпри реставрации старых контрастов столиц». – что это такое?
     О Москве говорят как о разнородноорганическомсуществе (КТО?), о Петербурге – как об однородно- отчужденнойкаменной пустыне. О Москве — в интонациях нежности и благодарения, о Петербурге- как о мучительной любви.(КТО?)  Русский характер еще разотыскивает в Москве Эдем благостной сосредоточенности над душой (например, П.А.Флоренский), а в Петербурге — Ад злокозенной неуталенности духа(например,
А. Блок).
     Наш век формирует двойное отношение к городу. С однойстороны, это пространство отчуждения, распадающихся связей, механизированнойжизни. Отсюда — усиление «руссоистских» тенденций, идеализация деревенскойжизни, бегство в природу». Б. Пастернак вспоминая Москву писал:«С наступлением нового века мановение волшебного жезла все преобразовалось.Москву охватило деловое неистоство первых мировых столиц. На всех улицахк небу поднялись незаметно выросшие гиганты. Вместе с ними, обгоняя Петербург,Москва дала начало новому русскому искусству- искусству большого города» /?/.
       Для Пастернака Москва- это город как школакультурного зодчества и перекресток мировых культурных традиций.
     Историческое значение официального размена столиц вмарте 1918 года определилось нескоро. Обретение новых аспектов диалога далосьценой непомерной. Понадобилось выйти за пределы русского пространства, чтобы,оглянувшись на него в далеких скитаниях по всему миру, заново пережить Родину-Москву и Родину- Петербург. Иначе говоря «понадобилось» русское зарубежье.
     Зарубежная культурфилософия с новой остротой переживаетстоличные приоритеты. На родине, в условиях «сталинократии» диалогстолиц до конца 50-х годов уходит вглубь, лишь изредка прорываясь к читателюглухими отголосками. Диалогичность как нормальное состояние культурыпротиворечила самой природе социальной действительности, созданной в неустаннойборьбе с «врагами народа». В сплошь мистифицированной и переименованнойреальности 30-50-х годов, основным свойством которой стала контролируемаясоциальная однородность, две мировые столицы подвергаются культурно-исторической репрессии: из зоны диалога они переводятся в зону молчания.
     Когда для эмигрантской печати большевистская Россияутвердилась в качестве факта, Петербургу припомнили его грехи европеизма. Вновьна первый план выходит антитеза города и страны. Невская столица опять воспринимаетсякак самоотчужденная Россия, но именно в этом качестве- и как русский городпо преимуществу. В философском романе
Ф.А. Степуна «Николай Переслегин», с героями которого автор состоит в сложных отношенияхпритяжения-отталкивания, говорится: «Какой великий, блистательный, несмотря насвою единственную в мире юность, какой вечный город. Такой же вечный, как самдревний Рим. И как нелепа мысль, что Петербург более русский город, чем Москва. Только в России есть своя анти- Россия: Петербург. И в этомсмысле он самый характерный русский город»//.
     Еще одной показательной работой этого периода являетсяработа Г.П. Федотова «Три столицы». Федотов воссоздает картину киевско –азийско – западной Империи, соединившей в своих географических и историческихгоризонтах духовный опыт и государственность рас- антиподов и племен- родичей,наций- врагов и народов- друзей. Результатом этого синтеза стало формированиев России культурных центров, более азиатских, чем сама Азия(Москва), и болееевропейских, чем сама Европа(Петербург). Полемическое заострение мысли о двух«соблазнах» постигших отечество («азиатский соблазн Москвы «европейский — Петербурга) нужно русскому мыслителю, чтобы, во-первых, объявить итоговуюрусскую ментальность «псевдоформой», а, во-вторых, чтобы указать выход изтупиковой, как кажется Г.П. Федотову, ситуации. 
     Федотов предлагает нам вспомнить о святых холмах Киева,ибо «здесь заря русского христианства восточного, сочетающего в своем искусствезаветы эллинизма и Азии». Коль скоро, полагает Г.П.Федотов, «лихорадящий Петербурги  обломовская Москва, – дорогие покойники; пусть святая София Киевская«третьей столицы» напомнит нам об утраченной чистоте греческого православия испасет нас как от гордого национального самодавления (наследия Москвы), так иот латинского цивилизаторства (наследия Петербурга)».
     В заключение своей работы Исупов рассуждает оПетербурге. Он считает, что в связи с тем, что Петербург дождался возвращениясебе исторического имени, страх и ужас перед будущим преодолевался висторическом катарсисе.   Петербургский Апокалипсис не завершается, он сталживой эсхатологией надежды.
     Вторая работа по данной проблематике принадлежит М.Кагану и называется «Град Петров в истории русской культуры».  Работа посвящена,прежде всего, Петербургу, однако, вполне закономерным является тотфакт, что в работе Петербург противопоставляется Москве.
     Первая особенность культуры Петербурга, по внутреннейлогике петровских реформ, по мнению автора — ее десакрализированный, светскиполитизированный характер. Первый построенный в Петербурге собор был элементомвоенно-политического комплекса – Петропавловской крепости, и в дальнейшем новаястолица противопоставляла себя перенасыщенной церквами Москве сравнительноредкими, не определявшими ее градостроительной структуры храмами.
Оценивая осуществленную Петром реформу образования, Г.Плеханов отметил, что в Московской Руси оно «имело духовный характер и, засамыми редкими исключениями, составляло монополию духовенства, учившегосяредко, мало, неохотно. Петровская реформа, так или иначе, отдала в изучениеновый общественный класс, и, заставив его приобретать знания, относящиеся к земной,а не к небесной жизни, привила своим лучшим деятелям твердое убеждение о том,что учиться надо постоянно, много и усердно». ?
     Одним из характернейших признаков десакрализациикультуры в петровское время – воспитание привычки к светскому искусству какчасти образа жизни. Внедрение в быт портретов было художественным выражениемнового типа сознания, складывавшегося в Петербурге. « Петр всячески поощряет идаже вменяет в обязанность приближенным иметь в своих домах портреты. Современем эта привычка укореняется…» Вообще население Петербурга охотно тянулоськ светской жизни, религиозные сочинения здесь шли не так бойко как в Москве.
     Одним из важных М. Каган также считает вопрос,касающийся европеизации русской культуры. Петра многие считали беззаветнымзападником. Автор говорит о том, что это были несправедливые обвинения. Онстремился не переносить в Россию « готовые плоды чужого знания и опыта, апересаживать самые корни на свою почву, чтобы они дома производили свои плоды».Петр считал необходимым усваивать все, что было полезно России, где бы непроизрастали эти иноземные плоды. Следует иметь в виду, что проблема связиРоссии с миром возникла задолго до того, как ПетрI открыл «окно в Европу».Западное влияние сталкивалось с господствовавшим традиционным восточным – греческимили византийским, которое имело религиозно-нравственный характер и захватываловсе общество сверху донизу.
     Привлечение множества иноземных техников, офицеров исолдат, купцов, отмечает Ключевский, привело к тому, что еще в XVI веке, при И.Грозном,под Москвой выросла немецкая слобода, позже разгромленная; вновь возродившись взначительный и благоустроенный городок с прямыми улицами и переулками, скрасивыми деревянными домиками, с лютеранскими и реформаторскими церквами инемецкой школой. Естественно, что немецкое поселение и стало проводникомзападноевропейской культуры в московской жизни, в которую все шире проникализаимствованные на западе развлечения, игры, театральные зрелища.
     Наиболее ярко различия между Москвой и Петербургом можнопроследить на стилевом уровне. В частности, Каган, говоря об искусстве XVIII века отмечает, что вПетербурге сложился и достиг художественной вершины классицизм. Классицизм былнаиболее органичен для петербургской архитектуры; четкая планировка, прямыеулицы, строго очерченные площади требовали соответствующего решения зданий,потому даже барочная архитектура оказывалась здесь относительно сдержанной виспользовании для нее экспрессивных и декоративных средств (позднеепетербургский ампир и модерн не допустит свойственного им в европейских городахнеумеренного употребления пластического и живописного декора).
     В этой духовной атмосфере не мог укоренитьсясентиментализм, столь органичный в Москве, где он обрел благодатную почву, утвердилсяв журнале «Полезные увеселения, а затем и в ряде других изданий распространилсвое влияние на всю русскую культуру благодаря деятельности М.Хераскова,Н.Карамзина.
     Классицизм имел «опорной базой» столицу, потому чтогосударственной идеологии нужен был характерный для этого стиля способобоснования приоритета долга, политического разума над чувством; Москва жеискавшая защиты от деспотизма абсолютистской государственности,противопоставляла ей и традиционные религиозные ценности и ценности частнойжизни, семьи, быта, находя в сентиментализме удовлетворения этой духовнойпотребности.
     Однако если только в XVIII веке диалог двухстолиц только набирает скорость, то уже в 30-х-40-х годах XIX века Москва иПетербург оказываются в центре полемических схваток. Как считал исследовательГ.Стернин, в это время критическая мысль настойчиво проводила рукой междуМосквой и Петербургом: назвать того или иного графика или живописца«петербуржцем» означало дать ему совершенно определенную характеристику, указатьна его принадлежность к «мирискусническому» лагерю и тем самым противопоставитьего представителям московской школы».
     И действительно, современники постоянно пользуютсятакими выражениями как «петербургская атмосфера» и «московские настроения».А.Бенуа писал, например, об А.Васнецове: «Он весь – Москва, он весь Византия»,и потому у него «слишком мало связей с современной Россией», которая «озападилась».Несколько лет спустя в статье, посвященной различиям в художественной жизниМосквы и Петербурга, А.Бенуа обобщал, словно подхватывая вековую традициюсопоставления двух российских городов: «Москва богаче нас жизненными силами,она мощнее, красочнее, она будет всегда доставлять русскому искусству лучшиеталанты, она способна сложить особые, чисто русские характеры, дать раскинутьсясмелости русской мысли. Но Москве чужд дух дисциплины…», Петербург же «угрюм,молчалив, сдержан и корректен. Он располагает к крайней индивидуализации, квыработке чрезвычайного самоопределения, и в то же время (в особенности всопоставлении с Москвой) в нем живет какой-то европеизм… Я люблю Петербургименно за то, что чувствую в нем, в его почве, в его воздухе какую-то большуюстрогую силу, великую предопределенность"- служить России «уздой и рулем».
      Речь шла здесь о характере художественного творчества,но в известной мере данные суждения могут быть отнесены к различиямполитической и духовной жизни этих городов в целом. Ибо при всех революционныхкатаклизмах столица вплоть до 1917 года сохраняла свои дисциплинарную, регламентирующую,рационально — организующую функции. Москва же – относительную свободу,стихийность эмоциональных реакций, и казалось, что такова природа национальногороссийского духа.
     Искусствовед Н.Пунин, в полном соответствии с только,что приведенными суждениями Бенуа утверждал, что на Всероссийской музейнойконференции, проходившей в 1919 году в Петрограде, этот город как всегда обнаружилсвои организующие тенденции и свое систематически  -проработанноемировоззрение, тогда как Москва все время выявляла свою хаотическую стихийность,являясь тем самым началом дезорганизующим и беспринципным. Понятно, что вкаждой области культуры эти различия имели свои силы и определенность — вмузыке они были видимо менее яркими, чем в балете или живописи; но хотямузыковеды подчас возражали против преувеличения значений различий  между«петербургской» (Римский-Корсаков) и «московской» (Танеев) композиторскими школами,об их существовании говорит хотя бы свидетельство Чайковского, что таково было«распространенное в русской музыкальной публике представление».Исследовательница русской музыкальной культуры того времени назвала одну изглав своей книги «Московские классицисты и петербургские классики» и описала вней различие путей обусловленное культурно-психологическим климатом двухрусских столиц.
     Изучение истории русской фотографии привело к выводу,что в начале XX века в Москве и Петербурге господствовали разные взгляды наизучение фотографии: москвичи хотели видеть в ней «чистое искусство», подобноеживописи, которое должно экспонироваться на выставках, а петербуржцы понималифотографию значительно более широко, оценивая возможности ее использования внауке и технике.
     Особенности «двух культур» России того времени сказалисьи на характере московской и петербургской архитектуры. При несомненном усилениичерт общности, обусловленном функционально, технологически и расширившейсявозможностью одних и тех же архитекторов работать и тут и там, застройка немогла не следовать сложившимся в обоих городах традициям; поэтому преобладавшейв Москве ориентации на древнерусскую архитектуру, Петербург противопоставлялевропейский вкус, проявляя пристрастие к ренессансным формам и находя вбольшинстве случаев способы эстетического контакта нового строительства в стилемодерн с собственной классицистической архитектурой.
     Европеизм продолжал направлять культуру столицы, и дажепереименование города в Петроград в начале империалистической войны, лишившееего имя изначальной формы, имело чисто символическое значение и не сказалосьсколько-нибудь серьезно на основной ориентации его жизни. Во всех своихразделах – в сфере образования, в гуманитарных науках, в характере философскоймысли – она несла заложенный в себе Петром заряд «окна вЕвропу», противопоставлявший неославянофильским, националистически – почвенническимпозициям, господствовавшим в Москве. В Петербурге-Петрограде продолжали успешноработать немецкоязычные гимназии, здесь получила признание неокантианскаяфилософия, тогда как Москва оставалась центром формированиярелигиозно-философской мысли, которая при всей критичности отношения некоторыхее представителей и к славянофильству, и к официальному церковному православию,видела национальную природу  русской философии в религиозной основе ипротивопоставляла мессианистскую «русскую идею» не только революционнойидеологии марксизма, но и демократическим традициям русской интеллигенции XIXвека, а вместе с ними ирационализму как таковому, во всех его проявлениях – в частности, в обоснованиипетербуржцами научного характера философии. Правда, в некоторых отношенияхгорода «менялись ролями» – Петербург становился защитником художественныхустоев от безудержного движения молодежи осваивавшей новации европейскогоискусства, а источником этого движения в России оказывалась Москва: здесь былисобраны и стали общедоступными две грандиозные коллекции западного современногоискусства – пушкинская и морозовская. В первых десятелетиях  XX века произошло своегорода «разделение труда» между Москвой и Петербургом: Москва стала центромфилософской мысли, Петербург – центром художественного творчества. Если вовторой половине XIX века столичная культура противопоставляла почвенническойориентации Москвы почерпнутые на Западе сциентистско – техницистскиеустремления, то в начале XX столетия она как бы возвращается к традиции пушкинскогоПетербурга, берет в качестве символа веры провозглашенный Достоевским лозунг:«красота спасет мир»; и упованию москвичей на религиозное обновление народа ичеловечества противопоставляет «религию красоты», эстетическую утопию,признание художественно-образного усвоения реальности наиболее эффективнымспособом перенесения человека в царство духа. Вот почему Москва стала родинойрелигиозно-философской мысли, а Петербург – местом рождения художественногосимволизма.
     И в заключение своей работы Каган приходит к выводу,что, как бы ни стирала современная цивилизация различия между Москвой иПетербургом, культурно-исторические особенности  обоих городов должны не толькосохраниться, но и углубиться, ибо в них выражается неповторимая индивидуальностькаждого, бесконечно ценная культура. На этой основе и будет развертыватьсядиалог двух столиц, а не их противоборство.
    Таким образом, и К.Г.Исупов, и М.С.Каган в своих работахопределяют важнейшую черту русской культуры –  биоцентризм. 
            
1.3. Петербург-Москва в современной публицистике.
 
     В данной главе мы остановимся на одной работе, котораяпринадлежит бывшему мэру Санкт-Петербурга А. Собчаку.
     Работа называется «Из Ленинграда в Петербург:путешествие во времени и пространстве». Автор совершает путешествие изЛенинграда в Петербург.
      А.Собчак говоря о современном Петербургесчитает, что он   конечно, много потерял, но, к счастью для нас, неутратил полностью своего петербургского качества – духовного, интеллектуальногои культурного центра России, одного из важнейших центров классическойевропейской культуры. Интеллектуально-культурный феномен Петербурга не былтождественен его столичному положению, оказался шире его столичности.
     Атмосферу нынешнего Петербурга во многом определяетстоль характерная для него смесь превосходства и ущемленности. Чувствопревосходство постоянно рождается горожанами сознанием того, что мыживем в единственном по-настоящему европейском городе России с его особойдуховностью и культуры. Но это сознание собственного превосходства, витающего ватмосфере города, удивительным образом соединено с чувством ущербности,административной ущемленности города, упорно сопротивляющегося низведению его науровень провинциального губернского центра. Именно – это чувство – источникоткрыто демонстрируемого петербуржцами презрения к Москве как «большой деревни»/?  /, – полагет политик и публицист.
     А. Собчак, как и многие другие исследователи, уверен, чтоПетербург создавался, прежде всего, в противовес Москве. Петр, уставбороться с косностью, азиатчиной, казнокрадством московского боярства, решилвсе начать на новом месте. «Царь оставил Москву, как бросают постылую,нелюбимую жену: враз и навсегда» /45/.
        Наиболее интересным является в работе вопрос,касающейся римских приоритетов. Как мы знаем, Петербург иногда называют«Северным Римом». А. Собчак считает, что это определение имеет своим источникомименно теорию «Трерьего Рима» – нового центра христианства, призванногосыграть в европейской истории не меньшую роль, чем древний Рим и его преемницаВизантия. Однако идеологи «Третьего Рима» адресовали это обоснование неПетербургу, а Москве, бывшей в ту пору столицей Московского царства. Но Москва никогдане была столицей российской империи. Ею был только Петербург. С именемПетербурга связан «императорский» период российской истории. Всероссийские императоры похоронены в Петропавловском соборе в Петербурге. ВМоскве покоится лишь прах русских царей и коммунистических вождей. Поэтомусравнение Петербурга с Римом более основательно и исторически достоверно, чеманалогичное уподобление Москвы. Да и чисто зрительное восприятие Петербурга сего стройными классическими формами невольно вызывает в памяти образы античногоРима, а не славянской Москвы.
     Автор пытается выделить несколько особенностей Петербургаотличающих его от других городов, не исключая и Москвы. Первая особенность –это, то, что Петербург был с самого начала задуман и построен как столицавеликой империи. Второй особенностью Петербурга было и остается то, что он былзаселен «пришлым людом» самых различных национальностей, принесших в городособую атмосферу религиозной и национальной терпимости, что с самого началапридавало ему облик универсального, мирового города. Третья же особенностьПетербурга – это, его вольнолюбие, его оппозиционность, егонеприятие любой власти. Одновременно это город-еретик, постоянно рождающийоппозицию власти. Достаточно напомнить, что именно в этом городе жили идейныеосновоположники анархизма (князь П.А.Кропоткин) и терроризма (П.К. Ткачев).
      Нужно также отметить, что практически вся работапосвящена XX столетию, так как именно это время сыграло трагическую рольв судьбе города.
     В заключении своей работы, автор размышляет о будущемПетербурга, и говорит, что в ХХI веке Петербург станет крупнейшим финансовым, научным икультурным центром. Главное, прежде всего, сохранить своеобразиеатмосферы городской жизни, той смеси таинственности, интеллигентности ипредчувствия необычайного, которые и составляют своеобразие Петербурга. Асохранить его Петербург сможет только дистанцируясь от Москвы с ее разгуломкоррупции, духом наживы и стяжательства, «новорусским» размахом и беспределом.Это всегда было чуждо интеллигентному, холодновато-чопорному Петербургу. – Цитата!
   Хотелось бы отметить то, что данная работа носитлишь субъективную точку зрения.
ИТОГ!

2.ОБРАЗЫ МОСКВЫ И ПЕТЕРБУРГА В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ СЕРЕДИНЫ XVIII– XX ВЕКОВ.
2.1.Москва-Петербург в  русской художественной  литературе XVIIIвека.
 
     Если говорить о XVIII веке, тоздесь еще довольно сложно говорить о противопоставлении Москвы и Петербурга вхудожественной литературе.
    XVIII век, по мнению исследователя В.Шубинского, – это монолог Петербурга. « Столица–  только она – «говорится» в литературе (прежде всего в поэзии) тойпоры"/52/.
   В произведениях Феофана Прокоповича или Кантемира (и позднее – у Ломоносова и Сумарокова) противостояние городов никак не зафиксировано.
    В художественной литературе больше внимания уделяется Петербургу. ОднакоНевская столица упоминается чаще всего в связи с деятельностью ПетраI, как,например у М.Ломоносова в «Надписи I к статуе Петра Великого» или уФ.Прокоповича в «Слове на погребение всепресветейшего державнейшего ПетраВеликого». А немного позднее, в связи с деятельностью Елизаветы Петровны. М.В.Ломоносов в «Оде на прибытие ее величества государыни императрицы ЕлизаветыПетровны из Москвы в Санкт-Петербург 1772 года по коронации» напишет:
«БрегаНевы руками плещут;
 БрегаБалтийских вод трепещут».
     Петербург встихах «Похвала Ижорской земле…» Тредиаковского, 1752 года противопоставляетсячему угодно – тут и «авзонских стран Венеция, и Рим» и «долгий Лондон» и «Парижградам как верьх, или царица», но не Москве.                   ПротивопоставляетсяПетербург как копия оригиналам, – но как копия, которой суждено оригиналыпревзойти и самой стать «образцом» для других городов.
«Уждревним всем он ныне равен стал,
 И обитать в нем всякому любезно»/12/. 
    Несмотря на то, что официальной столицей в это время является Петербург, М. Ломоносоввыдвигает проект создания университета в Москве.  Единственной историческойстолицей считал  он в душе Москву, а не Петербург. Подтверждение этой мыслиможно найти в его поэзии. В « Оде на рождение…Павла Петровича»(1754). Ломоносовпишет о «градах российских», в которых с рождением великого князя вновьвозникла надежда на то, что Россия получит достойного наследника ПетруI, и далееидут строки о Москве:
«Москва, стоя в средине всех,
  Главу великими стенами
  Венчанну, взводит к высоте,
  Как кедр меж низкими древами,
  Пречудна в древней красоте»/11/.
    Наиболее резким оппозиционным сочинением XVIII века, считается сочинение А.Н.Радищева «Путешествиеиз Петербурга в Москву. Однако, несмотря на название, Петербург и здесь непротивопоставляется явно Москве. В сочинении главными действующими лицамиявляются жители Петербурга и деревни, а самого города нет. Как считает исследовательЮ.К.Бегунов, «Петербург у Радищева предстает как город, который населяютпребывающие в тунеядстве, представители господствующих классов, живущие за счетдеревни»/2/.
     В частности подтверждение этоймысли можно найти в главах «Чудово» и «Вышний Волочек»: «Авы, о жители Петербурга, питающиеся избытками изобильных краев отечествавашего, при великолепных пиршествах, или на дружеском пиру, или наедине, когдарука ваша вознесет первый кусок хлеба, определенный на вашем насыщении,остановитеся и помыслите. Не то же ли я вам могу сказать о нем, что друг мойговорил мне о произведениях Америки? Не потом ли, не слезами ли и стенаниемутучнялися нивы, на которых оный возрос? Блаженны, если кусок хлеба вамиалкаемый, извлечен из классов, родившихся на ниве, казенною называемой, или, покрайней мере, на ниве, оброк помещику своему платящей. Но горе вам, еслираствор его составлен из зерна, лежавшего в житнице дворянской. На нем почилискорбь и отчаяние; на нем знаменовалося проклятие всевышнего, егда во гневесвоем рек: проклята земля в делах своих» («Вышний Волочек»)/40/.
    Таким образом, мы видим, что в художественной литературе XVIII века, как таковой антитезы Москва — Петербург еще не прослеживается. Однако, все же, в поэзии данного периодапреобладает явная оппозиция – столица-провинция. 
 
2.2.Москва-Петербург в  русской художественной литературе XIXвека.
 
    Эстетический и идеологический конфликт двух столиц становится предметом осмысленияв русской литературе лишь на рубеже XVIII-XIX веков. Это не случайно: ведьименно в это  время стала возникать целостная петербургская городская среда,какой мы привыкли ее видеть. Первое цельное описание двух городов дает намК.Батюшков. «Надобно видеть древние столицы: ветхий Париж, закопченный Лондон,чтобы почувствовать цену Петербурга. Смотрите, – какое единство! как все частиотвечают целому, какая  красота зданий, какой вкус и в целом, какоеразнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями!» (К.Н.Батюшков«Прогулка в Академию Художеств», 1814 год)/52/. Сравнимбатюшковское же  описание Москвы: «Против зубчатых башен древнего Китай-городастоит прелестный дом самой новейшей итальянской архитектуры; в этот монастырь,построенный при царе Алексее Михайловиче, входит какой-то человек в длиннойкафтане, с окладистою бородою, а там к бульвару кто-то пробирается в модномфраке; и я … тихонько говорю про себя: «Петр Великий много сделал и ничего некончил». И в то же время: «Тот, кто, стоя в Кремле и холодными глазами смотревна исполинские башни… не гордился своим отечеством… для того чуждо все великое…тот поезжай в Германию и живи и умирай в маленьком городке, под теньюприходской колокольни…». («Прогулка по Москве», 1812 года)/12/.
     Итак:атрибуты Петербурга – новизна (существование в настоящем), гармония, единство;Москвы – разновременность (т.е. существование не в «прошлом», а вне историческоговремени), разностильность.
     Тему  Москва-Петербург также развивал на страницах своих произведенийА.С.Пушкин.
    В начале 19-го века общий облик Москвы был усадебно-дворянским. Весь ее жизненныйуклад еще был полон отзвуками 18-го века. В «отставной столице», которую петербуржцыпренебрежительно называли провинцией, доживали свой век отставные екатериненскиевельможи.
     Вспоминая Москву своего детства, Пушкин дал сжатую, нояркую характеристику московской жизни начала 19-го века.В незаконченной статье«Путешествие из Москвы в Петербург»(1833-1835) Пушкин писал: «Некогда в Москвепребывало богатое, не служащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независимые,обеспеченные, страстные к безвредному злоречию и к душевному хлебосольству;некогда Москва была местом сбора для всего русского дворянства, которое изовсех провинций съезжалось в нее на зиму… Невинные странности москвичей былипризнаком их независимости. Они жили по-своему, забавляясь как хотели, малозаботясь о мнении ближнего…Надменный Петербург издали смеялся и не вмешивался взатеи старушки Москвы»/8/.
     Мы видим, чтоПушкин довольно трепетно и искренне относится к своему родному городу Москве.
     Историческиесобытия 1812 – 1814 годов – вторжение Наполеона в пределы России, Бородино,пожар Москвы, изгнание неприятеля, походы русской армии сильно отразились надетстве Пушкина и его лицейских товарищей. Охваченный патриотическим воодушевлением,юный Пушкин с глубокой скорбью воспринял известие о занятии Москвы французами.Об этом свидетельствуют его строфы из «Воспоминания в Царском селе», написанныев 1814 году:
Края Москвы, края  родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горести и бед,
И вы их видели, врагов моей отчизны!
И  вас багрила кровь и пламень пожирал!
И в жертву не принес я мщения вам и жизни;
Вотще лишь гневом дух пылал!..
Где ты, краса Москвы стоглавой,
Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый,
Развалины теперь одни;
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!
Исчезли здания вельможей и царей,
Все пламень истребил. Венцы затмились башен,
Чертоги пали богачей.
И там, где роскошь обитала
В сенистых  рощах и садах,
Где мирт благоухал, и липа трепетала,
Там ныне уголь, пепел, прах.
В часы безмолвные прекрасной, летней нощи
Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи;
Все мертво, все молчит.
Но полный веры в будущее Москвы, поэт с сыновней любовьюобращается к ней:
Утешься, мать градов России,
Воззри на гибель пришлеца/37/.
     Наиболее ярко представлен образ Москвы в романе «ЕвгенийОнегин». Описание Москвы приходится на седьмую главу его романа. Пушкин приводиттри эпиграфа, которые открывают эту главу. Это стихи поэтов Дмитриева,Баратынского и Грибоедова.
Эпиграф Дмитриева: «Москва, России дочь любима,
Где равную тебе сыскать?»
Эпиграф Баратынского: «Как не любить родной Москвы?»
Эпиграф Грибоедова: «Гоненье на Москву! что, значит, видетьсвет! Где ж лучше? Где нас нет»/35/.
     Сам же Пушкинпризнается в любви к Москве чистосердечно и как бы неофициально:
«Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!».
     Пушкин описываетМоскву с большой естественностью и живостью, к чему его подвигает чувство искреннейлюбви, симпатии и теплоты, которые он испытывает к Москве, как к городу
    Что же касается образа Петербурга в романе, то мы можемговорить, о том, что Пушкин впервые так подробно рисует  образ Петербурга. «Какчасто летнею  порою, когда прозрачно и светло ночное небо над Невою, и вод веселоестекло не отражает лик Дианы.»
     Также в романе дан образ Петербурга «неугомонного»:
« Встает купец, идет разносчик,
   На биржу тянется извозчик,
   С кувшином охтенка спешит,
   Под ней снег утренний хрустит»/35/.
     Но главное в образе Петербурга первой главы романа – этоисторически типичная атмосфера общественной жизни конца 1810-х, атмосферанадежд, ожидания, перемен  вольности и высокой  духовности. Стихи насыщены лексикойэпохи, именами, словами, вызывавшими рой совершенно конкретных привязанных ковремени ассоциаций: «вольность», «гражданин», Адам Смит, Руссо, Байрон,Чаадаев.
«Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! – взывают к ней»;
     Исследователь Ю.М. Лотман  считает, что в романепредставлен лишь Петербург аристократический, щегольской. Это Невский проспект,набережная Невы, Миллионная, набережная Фонтанки, Летний сад, Театральная площадь//.
Доминирующими элементами городского пейзажа в Петербургебыли, в отличие от Москвы, не замкнутые в себе территориально обособленные особнякиили городские усадьбы, а улицы и четкие линии общей планировки города. ХотяПетербург был задуман как «европейский город» и именно как таковойпротивопоставляется Москве, внешний вид его не напоминал облика европейскихгородов XVIII начала XIX века. Петербург не был окружен стенами,ограничивающими площадь застройки. Поэтому ограничений на размеры фасада вширину улиц, определяющих облик всех европейских городов, в Петербурге не было.
     Московский пейзаж строится в романе иначе: онрассыпается на картины, здания, предметы. Улицы распадаются на независимые другот друга дома, будки, колокольни. В романе дано довольно длительное описаниепутешествия Лариных через Москву. Оно резко отличается от краткой эскизности петербургскихзарисовок/25/.
«Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах»/35/.
     В данном романе преобладают  сразу несколько оппозиций:явная — это европейский — русский город, и скрытая — природа-цивилизация.Евгений покидает цивилизованный город и уезжает в деревню, на лоно природы.
«Я был рожден для жизни мирной,
 Для деревенской тишины:
 В глуши звучнее голос лирный,
 Живее творческие сны».
     Таким образом, мы видим, что Пушкин рисует в своемромане два совершенно разных по архитектурным стилям, атмосфере жизни и укладу,города.
     В 1833 году он создает одну из лучших своих поэм –«Медный всадник», которую сам он назвал «Петербургской повестью». Петербург вней – место действия, основная тема.
Поэма открывается «Вступлением», в котором образ городазанимает господствующее место. Первые 20 стихов посвящены Петру I, которыйосновал в устье Невы новый город:
«Здесь будет город заложен
 Назло надменному соседу.
 Природой здесь нам суждено
 В Европу прорубить окно».
     В основу поэмы положено реальное историческое событие –наводнение, которое играет трагическую роль в жизни маленького чиновника –Евгения. Он теряет во время наводнения свою любимую Парашу, и лишается собственногокрова.
«Обломки… Боже, боже! там-
  Увы! близехонько к волнам,
  Почти у самого залива-
  Забор некрашеный да ива.
  И ветхий домик: там они,
  Вдова и дочь, его Параша,
  Его мечта… Или во сне
  Он это видит? Иль вся наша
  И жизнь ничто, как сон пустой,
  Насмешка неба над землей?»/36/.
     Проходит год, а бездомный Евгений все бродит по улицамвраждебного ему города: но «мятежный шум Невы и ветров раздавался в его ушах».И однажды он увидел «Медного всадника» – «кумир с простертою рукою сидел набронзовом коне". И в изваянии Петра Евгений узнал человека, который по«воле роковой под морем город основал»/26/.
     Итак, в данной пушкинской поэме преобладает явнаяоппозиция «органический» — «неорганический». Петербург – это город, которыйвозник наперекор природным стихиям. ПетрI прежде всего хотел превратить Россиюв мировую державу, но не подумал при этом о простых людях, которые теперьдолжны расплачиваться за его ошибки. В тексте прослеживается скрытая оппозиция-хаос-космос, Нева и Петр, стихия и сдерживание стихии. Но стихия-это природноеявление и потому сдержать ее не удается, возникают противоречия между хаосом икосмосом.                Таким образом, мы видим, что стихия мстит и Петру иЕвгению.
     Н.В. Гоголь, восхищаясь Пушкиным, идет своим путем,ведущим в другом направлении. Прежде всего, тема этого города лишается в егопетербургских повестях традиционной прямой связи с темой Петра и вообщевыносится за пределы высокой «гражданской» истории. Это бросается в глаза, еслиобратиться к любой из пяти повестей, не исключая и «Шинели», в сюжете которойкак будто фигурируют все три участника главной коллизии «Медного всадника» –«маленький человек», государство и непокоренная стихия. Исследователь В. М.Маркович говорит о том, « что за грозными для окружающих атрибутами чина виденпросто человек, растерянный, слабый, не нашедший себя и с назначенной ему рольювнутренне не совпадающий. То же самое можно сказать и о других персонажах,которые в принципе могли бы предстать олицетворением власти. Вот, скажем,будочники, которые то и дело появляются на страницах «Шинели» – не что иное,как обыватели в полицейских мундирах, наделенные обычными чертами обывателейпсихологии и соответствующего ей поведения»/29/. Аналогичным образом преображен и сам Медный Всадник, –окруженный у Пушкина грозным мифическим ореолом, у Гоголя он предстает всеголишь деталью бытового анекдота о подрубленном хвосте «у лошади Фальконетова монумента». Словом, высокая, правда, государства в «Шинели» никем и ничем непредставлена: все традиционные ее воплощения бесповоротно «обытовляются».Отсюда, впрочем, не следует, что гоголевский сюжет не имеет никакого отношенияк государственной истории и, в частности, к теме Петра. Просто отношение к нейустанавливается в петербургских повестях опосредованно – через художественноеисследование быта. Если Пушкина занимают великие дела преобразователя России ивызванные ими грандиозные исторические катаклизмы, то для Гоголя важнее, напервый взгляд, отдаленные и малозаметные последствия петровских преобразованийв будничной жизни русских людей.
     Гоголь добивается небывало серьезного отношения кбытовой жизни в ее собственном содержании, и, сам, проникаясь этим новым к нейотношением, начинает в ее пределах выяснять значение «всех последствий Петра».
       ИсследовательВ.Маркович считает, что, Гоголь по новомувидит главное порождение европейской цивилизации – современный город, и это приводитв его к новому мироощущению, которое гораздо глубже, чем пушкинское, вбирает всебя черты мифа об «антихристовом царстве». Такая логика отчетливопросматривается в «Невском проспекте». Внешне композиционные очертания повестиопределяются законами нравоописательного очерка: сначала идет типично очерковая(«фельетонная») характеристика определенной части города, затем две конкретныеистории как бы иллюстрируют эту обобщенную характеристику, в заключение следуетавторские рассуждения по поводу изложенных фактов. Повествование как будто бывсе время ведется в рамках эмпирического бытописания. Тем больше ошеломляетсвоим тоном, стилем и содержанием концовка («Он лжет во всякое время, этот Невскийпроспект…»), разом обнажающая его иллюзорность. Сюжет обретает апокалипсическийсмысл, пройдя сквозь бытовую реальность петербургских будней. Здесь столицаподменяется ее главной улицей, изображение которой замещает собой весьПетербург. «Невский проспект есть всеобщая коммуникация Петербурга»/29/.
    Как считает Г.П.Макагоненко, главная улица Петербургаслужит Гоголю местом демонстрации внеличного существования чиновников, безликоймассы. «Невский проспект — единственная улица в Петербурге, где сколько-нибудьпоказывается наше таинственное общество, в многолюдной массе пользующееся самоюбесцветною славою, заставляющую даже подозревать и сомневаться в егосуществовании. Тут оно иногда высыпается из карет своих. Но живописецхарактеров, резкий наблюдатель отличий, лопнет досады, если захочет егоизобразить в живых огненных чертах. Никакой резкой особенности!»/26/.
     Невский проспект как бы соединяет собой все разобщенныеслои столичного населения: разделенные социальной иерархией и даже временемсвоего появления на главной улице. «Каждое сословие заполняет ее в «свой час»,они своеобразно объединены неминуемым пребыванием в одной и той же точкепространства: «Всемогущий Невский проспект!…боже, сколько ног оставило на немследы! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата под тяжестью которого,кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий, как дым башмачокмолоденькой дамы…и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая нанем резкую царапину…» /10/.
    Таким образом, рисуется образ необычного сообществалюдей, созданного современным городом: люди живут рядом, вплотную друг к другу,но не вместе, не сообща.
     Петербург наиболее ярко противопоставляется Москве вгоголевских «Петербургских записках» 1836 года. Автор дает представление о главных качествахгорода и стремится передать его суть, основные отличия от Москвы.
     Очерк делится на две неравные части. В каждой из них –особый ракурс во взгляде на Петербург. В разных частях «Записок» говорится оразличных обликах города. Главное в первой части – противопоставлениеПетербурга Москве. Москва у Гоголя – «матушка», «старая домоседка», «русскаяборода». А Петербург – «аккуратный немец». Более чем по двадцати пунктамсопоставлены и противопоставлены две русские столицы. Попытаемся обозначить этипротивопоставления:
1.   «Петербург весь шевелится, от погребов до чердака; с полночиначинает печь французские хлебы, которые назавтра съест немецкий народ, и вовсю ночь то один глаз его светится, то другой – Москва ночью вся спит и надругой день, перекрестившись и поклонившись на все четыре стороны, выезжает скалачами на рынок».
2.   «Москва женского рода, здесь все невесты – Петербург –мужского, здесь все женихи».
3.   «Петербург – аккуратный человек, совершенный немец, на всеглядит с расчетом и прежде, нежели задумает дать вечеринку, посмотрит в карман,- Москва – русский дворянин, и если уж веселится, то веселится до упаду и незаботится о том, что уже хватает больше того, сколько находится в кармане: онане любит середины».
4.   «Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и прочих – впетербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности».
5.   «В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками– в Петербурге журналы не идут наравне с веком, но выходят аккуратно, в положенноевремя».
6.   «В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются».
7.   «Москва всегда едет, завернувшись в медвежью шубу — Петербург, в байковом сюртуке, заложив обе руки в карман, летит во всю прыть набиржу или «в должность».
8.   «Москва гуляет до четырех часов ночи и на другой день неподымется с постели раньше второго часу; — Петербург тоже гуляет до четырехчасов, но на другой день, как ни в чем не бывало, в девять часов спешит в присутствие».
9.   «В Москву тащится Русь с деньгами в кармане и возвращаетсяналегке – в Петербург едут люди безденежные и разъезжаются во все стороны светас изрядным капиталом».
10.«В Москву тащится Русь в зимних кибитках по зимним ухабамсбывать и закупать – в Петербург идет русский народ пешком летнею порою строитьи работать».
11.«Москва – кладовая, она наваливает тюки, но мелкого продавцаи смотреть не хочет; Петербург весь расточился по кусочкам, разделился, разложилсяна лавочки, магазины и ловит мелких покупщиков».
12.«Москва не глядит на своих жителей, а шлет товары во всюРусь; Петербург продает галстуки и перчатки своим чиновникам».   
13.«Москва – большой гостиный двор; Петербург – светлый магазин».
14.«Москва нужна для России; для Петербурга нужна Россия».
15.«В Москве редко встретишь гербовую пуговицу на фраке; вПетербурге нет фрака без гербовых пуговиц».
16.«Петербург любит подтрунить над Москвою, над ее слеповатостиюи неловкостию, и безвкусием; Москва кольнет Петербург тем, что он человек продажныйи не умеет говорить по-русски» и т.д./34/.
     Основной фразой этой части является важноесопоставление: «Москва нужна для России; для Петербурга нужна Россия». И уже вовторой части «записок» речь идет о ущербности Петербурга, в чем оназаключается, по мнению автора?
     В этом вненациональном городе («немец», «не умеетговорить по-русски», «есть что-то похожее на европейско –американскую колонию»)люди, по мысли Гоголя страшно разобщены, живут раздробленно, группами. «Эти общества,- совершенно отдельны: аристократы, служащие чиновники, ремесленники,англичане, немцы, купцы … Каждый из этих классов составлен из множества другихмаленьких кружков, тоже не слитых между собой». Каждый человек, так,получается, по Гоголю, сам по себе, для себя.
     И еще один упрек Петербургу: увлеченные погоней зачинами, занятые бюрократической деятельностью, люди забыли об истинном, высокомискусстве. Здесь любят театр-развлечение, «игрушку», здесь забыли, что театр-"«это такая кафедра, с которой читается разом целой томя живой урок». Забыли,что «существует величавая трагедия», что «есть комедия… производящая глубокостьюсвоей иронии… живительный смех». На петербургской сцене лишь водевиль имелодрама. Но, пишет Гоголь, «лжет самым бессовестным образом наша мелодрама;ибо нет в ней правды о сегодняшней жизни. Но в «Петербургских записках 1836года» есть и мотив «весны», надежды. Надежду рождает мысль о «внутренней стихиирусского человека», которая видна даже здесь, в казенном, чиновном Петербурге.
     В творчестве Н.В.Гоголя преобладают сразу несколькоявных оппозиций: во-первых, — официальный (чиновничьний)-неофициальный(народный) город, Петербург у него – это город чиновников, город строгойсоциальной иерархии; во- вторых, — русский(Москва) – европейский(Петербург)город.   
     Другой русский писатель этого периода А.И. Герцен всвоем очерке «Москва и Петербург» можно сказать, довольно трезво и резко судитоб обеих столицах. Для него одним из важнейших был вопрос об «европейских началах»,которых, по его мнению, Москва не видит «оттого, что касается  их затылком»,Москва «почивает», и в этом ее историческая вина, а Петербург для Герцена этонастоящее России, он живет и действует в уровень современным и своеземным потребностям на огромной части планеты, называемой Россией». Но в то же время,по мысли Герцена Петербург ведет «загадочное существование, основанное на«всяческих противопоставлениях и противоречиях, физических  и нравственных».
    Перед нами выстраивается довольно сложный ипротиворечивый образ Петербурга: это и олицетворение деспотизма, городбессмысленной деятельности, у которого нет сердечной связи со страной, и в тоже время Петербург – это залог нашего сближения с Европой, город, в судьбекоторого есть «что-то трагическое, мрачное и величественное».
Также в тексте встречаются довольно часто противопоставления:
«В Петербурге любят роскошь, но не любят ничего лишнего; — вМоскве именно одно лишнее считается роскошью; оттого у каждого московского домаколонны, а в Петербурге нет; у каждого московского жителя несколько лакеев,скверно одетых и ничего не делающих, а у петербургского один, чистый и ловкий.В Петербурге по его мнению можно предаваться скорбным мыслям, а «Москва дажемучить, терзать не умеет»/12/.
     Как мы видим, Герцен отмечает прежде всего отрицательныестороны в жизни двух столиц: барской Москвы и бюрократического Петербурга. Герценне отдал преимущества ни Москве ни Петербургу.
     «Есть стороны московской жизни, которые можно любить,есть они и в Петербурге, но гораздо более таких, которые заставляют Москву нелюбить, а Петербург ненавидеть».
     У Герцина являются преобладающими две явные оппозиции –« органический»(Москва) – «неорганический»(Петербург), и русский – европейскийгород.
     В отличие от Герцена, В. Белинский в своем очерке«Петербург и Москва» поставил на первое место Петербург, тем самым, изменивточку отсчета.
«… Если у нас две столицы, — пишет В. Белинский, — и значит,каждая из них необходима. Белинский не принимает вывода Герцена онеоригинальности и неисторичности Петербурга.
«О Петербурге привыкли думать как о городе, построенном дажене на болоте, а чуть ли не на воздухе. Многие, не шутя, уверяют, что этот городбез исторической святыни, город, построенный на сваях и на расчете. Все эти мнениянемного уж устарели, и их пора оставить. Правда, коли, хотите, в них есть своясторона истины, но зато много и лжи. Петербург построен Петром Великим какстолица новой Российской империи, и Петербург – город неисторический, безпредания!… Эта нелепость, не стоящая опровержения! Вся беда вышла из того, чтоПетербург слишком молод для самого себя и совершенное дитя в сравнении состарушкою Москвою»/34/.
     По его мнению, Московское царство было обречено, оно ужене могло больше двигаться, как пишет Белинский, «на ржавых колесах своего азиатскогоустройства», а народу надо было жить и именно Петербург, должен был сблизитьнарод с Европой. И это и является высокой миссией города – распространение иутверждение европеизма в русском обществе.
     Мы можем увидеть, что до Белинского сопоставления двухрусских столиц делалось так: или Москва, или Петербург. Белинский предложилсвой вариант: и то, и другое. Он впервые сумел посмотреть на соперничество Москвыи Петербурга, как на движущееся противоречие, органический, естественный процесс.
     В начале своего очерка автор рассуждает о Москве, о еепротиворечивости после основания Петербурга.
     «Она вышла каким-топричудливым городом, в котором пестрят и мечутся в глаза перемешанные чертыевропеизма и азиатизма».
    Далее он говорит о московской обширности как осоздаваемой иллюзии. По его мнению здесь нет огромных зданий т.к. этот город«патриархальной семейственности: «дома стоят особняком». Здесь во всем и навсем печать семейственности: «и удобный дом, обширный, но тем не менее дляодного семейства, широкий двор, а у ворот, в летние вечера, многочисленная дворня»/34/.
   Таким образом, получается, что везде царит разъединенность,особность.
    Далее автор обращается к Петербургу, параллельносопоставляя его с Москвой.
    Первое сравнение – это жизнь того и другого города. Поего мнению, московские улицы только бывают, тесны и то по причине их узкости,нежели многолюдства. Но с десяти часов вечера Москва уже пустеет. « Широкиеулицы Петербурга почти всегда оживлены народом, который куда-то спешит, куда-тоторопится. На них до двенадцати почти довольно людно, и до утра везде попадаютсято там, то сям запоздалые».
     Еще одно сравнениекасается размеров города – «Петербург несравненно больше  город, чем Москва, издесь нет домашнего или семейственного затворничества». «В противоположностьМоскве, огромные дома в Петербурге не затворяются».
     Далее в тексте сравнение уже идет на уровне народонаселения.
    «В Петербурге очень много кругов «большого света».«Петербург во всем себе верен: он стремится к высшей форме общественного быта…Не такова в этом отношении Москва». Ядро коренного московского народонаселениясоставляет купечество, но также автор выделяет и еще одно среднее сословие — образованные люди. «Образованный класс в Москве довольно многочислен ичрезвычайно разнообразен – все москвичи очень похожи друг на друга». Главнымпетербургским сословием Белинский все же считает бездомных, и в этом отношенииПетербург – антипод Москвы.
     И в заключение очерка Белинский рассуждает надгоголевской фразой: «Москва нужна России; для Петербурга нужна Россия». По егомнению, Петербург так же нужен России, как и Москва, а Россия также нужна дляМосквы, как и для Петербурга. В Москве есть свое собственное консервативноеначало, которое только уступает, и то понемногу новизне, но не покоряется ей. Ипредставитель этой новизны есть Петербург, и в этом его великое значение для России.
      Для Белинского также наиболее важной является явнаяоппозиция – русский-европейский город, но если Петербург – это европейскийгород, то Москва- это даже нерусский город, а смесь азиатизма и европеизма.Также мы можем выделить еще и скрытую оппозицию – это обширный – замкнутый.Москва, считает Белинский, в отличие от Петербурга, город «домашнего исемейного затворничества».
     В творчестве еще одного яркого представителяхудожественной литературы 19 века Ф.М. Достоевского проследить диалог двух столицдовольно сложно. Но мы попытаемся обратиться к образу Петербурга, ведь именноему автор посвятил все свое творчество.
     Как считает исследователь В.М. Орлов, Достоевскийпроникся ощущением города как живого существа, со своим характером, со своимиповадками/33/.
     Уже в «Петербургской летописи» (1847г.) город возникаетв образе желчного, «с ног до головы сердитого» субъекта, изливающего своераздражение решительно на все, что его окружает. «Весь горизонт петербургскийсмотрел так кисло, так кисло… Петербург дулся. Видно было, что ему страх, какэто водится в таких случаях у иных гневливых господ, всю тоскливую досаду своюна каком-нибудь подвернувшемся постороннем третьем лице… а потом уже и самомукуда-нибудь убежать с места и ни за что, не стоять более в ингерманландскомсуровом болоте».
     В его произведениях «прослеживается нота» безотчетногостраха перед неразгаданными тайнами города. В «Петербургских сновидениях встихах и прозе» (1861) он говорит: «Еще с детства, затерянный, заброшенный в Петербурге,я как-то все боялся его. Петербург, не знаю почему, для меня всегда казалсякакою-то тайною». Герой «сновидений» рассказывает, как однажды, зимним вечером,в сильный мороз, когда он стоял, задумавшись над необъятной Невой, городобернулся в его глазах «фантастической, волшебной грезой» – и эта метаморфоза судивительной силой отозвалась в его душе: «Какая-то страшная мысль вдругзашевелилась во мне… как будто прозрел во что-то новое, совершенно в новый мир,мне  незнакомый и известный только по каким-то темным слухам, по каким-тотаинственным знакам»./44/.
     А тут  же рядом влачит жалкое существование какой-топо-своему тоже фантастический чиновник с красноречивой фамилией Млекопитаев, сженой, сгорающей в чахотке, с некормлеными детьми и прохудившимися сапогами.Самое удивительное, что в представлении Достоевского, на эту убогую жизнь тожепадает свет волшебства и фантастики.
     Практически во всех его произведениях, таких как «Бедныелюди», «Белые ночи» и других, Петербург выступает как враждебная, беспощадная сила,губительная для многих людей. Губительна петербургская среда  и для Р. Раскольникова,главного героя романа «Преступление и наказание».
     Действие романа погружено в эпоху,  прозванную «железнымвеком». И не случайно  Петербург  у Достоевского  становится ее олицетворением.
     Ведь было два Петербурга. Один – город, созданный рукамигениальных архитекторов, Петербург Дворцовой набережной и Дворцовой площади, Петербургдворцовых переворотов и пышных балов, Петербург-символ величия и расцветапослепетровской России, поражающий нас своим великолепием и по сей день. Но были другой, далекий и неизвестный нам, теперешним людям, Петербург – город, вкотором люди живут в « клетушках», в желтых грязных домах с  грязными тесными лестницами,проводят время в маленьких душных мастерских или в смердящих кабаках итрактирах, город  полусумашедший, как и большинство, знакомых нам героевДостоевского. Город болен, и чудовищно больны его обитатели. Сама окружающаяобстановка создает  у человека чувство безвыходности и озлобления. Онастимулирует  возникновение самых  невероятных  и фантастических теорий: «Ятогда, как паук, к  себе в угол забился. Я любил лежать и думать». Город, –материал  для раздумий, подталкивает мысль в определенном направлении, и вконце концов заражает человека идеями, больше похожими на бред. Чертой, по котороймы узнаем зараженного «болезнь большого города», является навязчивый желтыйцвет. Желтые обои и мебель в комнате у старухи, желтое от постоянного пьянствалицо Мармеладова, желтая, «похожая на шкаф или на сундук», каморкаРаскольникова, желтоватые обои в комнате у Сони, «мебель из желтогоотполированного дерева» в  кабинете  Порфирия Петровича. Эти деталиподчеркивают безысходную атмосферу существования главных действующих лицромана, являются предвестниками недобрых событий. Город, как  зловещий демон,ищущий грешные души, опутал все вокруг своими черными сетями, в которые попадают его обитатели. Он как бы отыгрывается на своих жертвах, высасывая изних недостающую ему энергию. И в эти мастерски расставленные ловушки попадаютгерои романа. Мармеладов испивается в грязной распивочной, Раскольниковпривязан нуждой к старухе-процентщице, Сонечка попала в «когти» ДарьиФранцевны, «женщины злонамеренной и полиции многократно известной». Раскольников,совершив свое преступление, пошел не только против человеческой морали и своейсовести, но невольно нанес рану и городу, обрубив одно из его щупалец. И городотомстил ему. Задавив своей громадой, заставив страдать во много раз сильнее.Но события помогают Раскольникову, выхватив его из этого озлобленного мира. Он,дитя огромного мрачного города, попав в Сибирь, оказывается в новом для себямире, вырванным из той искусственной почвы, на которой взросла его страшнаяидея. Это – иной, доселе неведомый Раскольникову мир, мир вечно обновляющейсяПрироды. И здесь, вместе с весною, охватывает его «необъятное ощущение полной имогучей жизни». Начинается его новый путь, свободный от своеволия и бунта.
     Таким образом, Достоевский проводит параллель с «Меднымвсадником». Главным героем у него является также «маленький человек», однакоэто уже студент, а не чиновник, что свидетельствует о некотором изменении дискурса.Но в любом случае человек организационно связанный с государством (университеттоже казенное учреждение) становящийся жертвой иррациональных, стихийных сил ияростно этим силам сопротивляющийся. При этом сопротивление его постепенностановится все агрессивнее и бессмысленнее: от грозящего кулака Евгения – доокровавленного топора.
     У Достоевского является преобладающей явная антитеза –«органический» – «неорганический». Петербург Достоевского – это самый вымышленный,искусственный, призрачный город. Но в текстах преобладает еще и скрытаяоппозиция – природа – цивилизация. В частности, для Р.Раскольникова, каторга –место предназначенное по своей сути для ограничения человеческой свободы,оказывается местом более пригодным для свободного проживания человеческойличности, нежели реальная «воля» большого города.
     Публицистические статьи Гоголя, Белинского и Герценанаглядно показали, что тема Петербурга в литературе уже выходит за рамки одногогорода и перерастает в масштаб всей страны. Москва и Петербург, таким образом,становятся особыми полюсами бинарной русской культуры.
 
      2.3.Москва-Петербург в  русской художественной литературе рубежа XIX— начала XXвеков.
     На рубеже XIX – начала XX веков тема города и городскойсреды становится центральной в русской художественной литературе. К нейобращаются на страницах своих произведений такие писатели и поэты как А. Блок,А. Белый, О. Мандельштам и многие другие  
     А. Блока называют поэтом Петербурга. Петербург всегдабыл главным местом действия блоковской лирики. Каким же был реальный,исторический Петербург  в конце девяностых – начале девятисотых годов, когдаА.Блок входил в жизнь и в литературу?
    Это был большой,многолюдный город. Уходили в прошлое времена патриархальные, неторопливые.Жизнь с каждым годом все больше набирала скорость. С каждым годом росли блеск инищета Санкт-Петербурга. По-прежнему сохранял город облик военной столицы – счастой барабанной дробью, медью  оркестров, тяжким  шагом пехоты, слитнымтопотом конницы.
     Город занимал в личной жизни поэта одно из главных мест.Именно в Петербурге у поэта развился роман.  Город со всеми своимиисторическими преданиями и литературными мифами стал словно бы  третьим лицом,соучаствующим в том, что происходило между молодыми людьми. «И зима, и город, ивнезапные встречи –все вспыхивает и все безотчетно» – пишет Блок возлюбленный.Ко времени встречи с Любовью Менделеевой Блок уже пережил первую пылкуювлюбленность, которая оставила очень заметный след в его стихах. В строчках,вызванных этими встречами,  упоминается и город. По большей части это город«вообще», в сущности названия отличают в нем Петербург.
«Луна проснулась. Город шумный
Гремит вдали и льет огни…
Город спит, окутан мглою,
Чуть мерцают фонари…
Там далеко, за Невою,
Вижу отблески зари…»/7/.
     И лишь изредка Петербург проступает в своей особой,единственной в своем роде сущности, воздействующей на душевное состояние исудьбу человека.
«Наша любовь обманулась,
Или стеря увлекла –
Только во мне шевельнулась
Синяя города мгла…».
     А когда вскоре на юного Блока нахлынула новая любовь –огромная всепоглощающая – и когда все, что было связано с предыдущейвлюбленностью, отступило на задний план – в стихах появляется некая загадочнаяженская тень.
«Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла
Над берегом Невы и за чертой столицы?…»/33/.
     Пришлапетербургская осень с огненными закатами, за нею – снежная зима. Петербург всебольше дает о себе знать – своей мглой, туманами, огнями, влекущими и обманнымивидениями.
«Зарево белое, желтое, красное,
Крики и звон вдалеке.
Ты не обманешь, тревога напрасная,
Вижу огни на реке.
Заревом ярким и поздними криками
Ты не разрушишь мечты.
Смотрится призрак очами великими
Из-за людской суеты…»/7/.
     Исследователь Александров А.А. говорит, что у Блокагород на первых порах воспринимается как начало чуждое, посягающее на высокуюмечту поэта. Но пройдет немного времени – и все переменится: оказывается, этотшумный и будто бы чуждый мир обладает громадной силой притягательности, и отнего уже никуда не уйти. Потом Блок скажет, что душа поэта не может оставаться«молчаливой, ушедшей в себя» – именно потому, что ее тревожат «людскиеобитатели – города»: так в магическом вихре и свете, возникают «страшные ипрекрасные видения жизни»/1/.
     Обстоятельства литературной биографии Блока сложилисьтаким образом, что первое признание как поэт снискал он не в  Петербурге, а вМоскве.  Находясь в Москве, Блок сравнивал два города. И всегда Петербургоказывался хуже Москвы. Столица на Неве представилась городом мглы, болотным«бургом». Москва же была «градом» со сказочными теремами, освещеннымичудо-зарей, родиной философа В.Соловьева, который верил в красоту будущейжизни, призывал к преодолению эгоизма и истинно любовным отношениям. Москвапоказалась А. Блоку местом, откуда лучше слышны «торжествующие созвучия» будущего.    
     В традиционном соперничестве двух русских столиц А.Блокна некоторое время встал на сторону первопрестольной. «В Москве счастье заоблачком, — говорил он – в Петербурге за черной тучкой». А.Блок восторгалсятем, что в Москве люди лучше, чем в Петербурге и немало стихотворений А.Блок посвятилМоскве. Так рисует свои впечатления о ней в стихотворении «Утро в Москве»:
«Упоительно встать в ранний час,
легкий свет на песке увидать.
Упоительно вспомнить тебя,
Что со мною ты, прелесть моя.
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро – как прелесть твоя»/6/.
  Вернувшись в Петербург, Блок готов был воспринимать жизньгорода как гоголевский гротеск. Петербург предстал обиталищем черта, местомкаверз и нелепостей.
В конце 1903 – 1904 г. город в творчестве А.Блока становитсясвоеобразным фетишем: современный капиталистический город с его социальнымиконтрастами принимает в стихах поэта образ враждебного человеку живого существа.
     В феврале 1904 года Блок пишет «Петербургскую поэму».
В первой части «Петербургской поэмы» отчетливо сказались каквоздействие ближайшей к Блоку литературной традиции, так и отталкивание от нее.Как отмечает исследователь В.Орлов, здесь творится мрачная фантасмагория в декадентско-символическомдемонологическом освещении, и сам Петр вписывается в общий идейно- образныйконтекст произведения.
«Он спит, пока закат румян.
И сонно розовеют латы.
И с тихим свистом сквозь туман
Глядится змей, копытом сжатый».
     Но все меняется с наступлением позднего часа, когдагаснет заря и начинается «ночная потеха» – просыпается все низменное, грешное,недоброе, символом чего служит витающий над городом лукавый искушающий змей.Таким образом, змей – это символ зла, греховности, обмана.
«Сойдут глухие вечера,
 Змей расклубится над домами –
 В руке протянутой Петра
 Запляшет факельное пламя»/33/.
     Во второй части «Петербургской поэмы» Петербург иМосква  обозначены как символы двух враждующих начал. Противоборстводемонического Петра и «светлого мужа» Георгия Победоносца, патрона МосковскойРуси, завершается победой «светлого мужа» – и в тени московских «узорных теремов»происходит чудесное явление «Лучезарной жены», покинувшей на этот раз стогны СевернойПальмиры.
     В творчестве А.Блока, преобладающей будет скрытаяоппозиция – святой – демонический. Петербург предстает в демоническом обличии,а Москва в образе светлого мужа.
     Особый вклад в осмысление темы города внес вслед заА.Блоком А.Белый. О его  восприятии города  мы можем судить по романам «Петербург»и «Москва».
     Тема города как средоточия главных противоречий жизнирано  начала волновать творческое воображение Белого: города – как места, где,с одной стороны, совершаются глобальные катаклизмы, с другой – места подавленияличности, природной прелести и естества.
     Главным героем романа «Петербург» является реальныйгород. Петербург в изображении Белого, -  не только  промышленный город,окутанный в фабричной гарью, но, в первую очередь, олицетворение самодержавнойвласти, город сверкающих  прямолинейных проспектов, ослепительный дворцовыхстроений.
     Грозный и загадочный символ Петербурга – Медный всадник.Фантастически преображаясь, он принимает участие в судьбах героев романа. Его«тяжелозвонкое» раздается время от времени за спинами персонажей, приводя их всмятение: он гонится за испуганной Софьей Петровной Лихутиной по предутренним,пустынным улицам, от Всадника с безумным хохотом убегает Николай Апполонович,предчувствуя, что «погиб без возврата». Медный всадник является на чердак ксумасшедшему Дудкину, превращаясь в грозного «металлического гостя», испепеляющегоего душу.
     Традиция изображения самодержавного Петербурга в образесимволизирующего его могущество Медного всадника не только подхватывается и развиваетсяв романе-она, по мнению автора, может логически в нем завершиться. Авторпредчувствует тот день, когда «чердак рухнет»; разрушится-Петербург; каркатида-разрушится… ведь «Медноголовый гигант» прогонял через периоды времени вплоть доэтого мига, смыкая весь круг»//.
     Петербург в романе — это увиденный когда-то Достоевскимфантастический город туманных миражей и нереальных видений, как будто его и небыло вовсе. Город с его мрачной фантасмагорией  – даже не всегда место действиясобытий, скорее, это полуреальный соучастник происходящего, влияющий на судьбыперсонажей. Лирические обращения и признания Белого посвящены чаще всегогороду, «Петербург! Петербург! Осаждаясь, пир, меня ты преследовал: мозговоюигрою. Мучитель жестокосердный! И – непокойный призрак: года на меня нападал:бегал на ужасных проспектах, чтоб с разбега влететь вот на этот блистающиймост…   О, зеленые, кишащие бациллами воды! Помню я роковое мгновение: черезсырые перила сентябрьскою ночью и я – перегнулся»/49/.
     Первое развернутое описание города дано от лицаАблеухова-Старшего. Оно служит способом психологического раскрытия внутреннегомира сенатора, мертвенной прямолинейности его правления и страха передостровами, населенными рабочими. Когда в повествование входит новый персонаж,Дудкин, образ Петербурга продолжает развиваться, отражаясь и в его сознании, азатем, в лирическом отступлении наполненном патетическими пророчествами автора:«Вы! В вас осталась память не Петербурга… О, Линии!… Как они изменились: как иих изменили суровые дни!… О, русские люди, о, русские люди! Вы толпы теней состровов не пускайте! Через воды уже перекинуты черные и сырые мосты. Разобратьбы их… Поздно…» /4/.
     И здесь главный мотив романа – мотив тревоги, ожиданиякатастрофы, предчувствия гибели. Катастрофу принесет «толпа теней островов».Поздно что-либо изменять.
     Петербург в романе каждый раз изображается по-разному.Аполлон Аполлонович философствует, рассуждает, принимает решения на фоне прямолинейных проспектов, блестящих дворцовых ансамблей. Дудкин – всегда среди прохожих,чиновников, рабочих.
     Авторское видение Петербурга в романе – это, преждевсего видение Петербурга первой русской революции, в трагическом финале которойавтор увидел лишь слепую стихию разрушения и гибели. Революционный Петербургизображен эскизно: это жители островов, показанные в виде молчаливой или орущейтолпы. Революционная толпа представляется  автору неуправляемой, разрушительнойстихией.
     В романе «Москва» город также является главным героем.Делая Москву центром повествования, городом призванным раскрыть судьбоносныйход русской и мировой истории, Белый тем самым как бы оказывается в полемическойпозиции по отношению к истолкованию роли Петербурга: «… немыслимости пониманияопределенного периода русской истории, культуры и литературы без уясненияфеномена Петербурга/3/.
     Романом «Москва» Белый стремится расширить границывидения русской истории, делая петербургский миф не единственным ключом к ней.Текст романа, однако не содержит в себе антитезы Петербург — Москва. Здесь отсутствуютсравнения, параллели. Москва интересует Белого как объект предреволюционнойкризисной русской истории. Именно там строятся части «Москвы» — романы«Московский чудак» и «Москва под ударом», в которых Белый рисует разложениядореволюционного быта, нравы старой Москвы.
     В свете общей концепции крушения мира накануне революциистарая Москва видится в образной  системе романа убогой и грязной, с помойками,клопами, зелеными мухами, в паутине сплетен и слухов, мерзлости и пошлостисуществования. Москва в романе пестра, разноголоса, разноречива. «Здесьчеловечник мельтешил, чихал, голосил, верещал, фыркал, шаркал  из робкихфигурок, вьюркивающих из ворот, из подъездов пропсяченной, непроветреннойжизни: ботинками, туфлями, серо-зелеными пятнами иль каблучками; покрытыетрепаными картузами с рынка, на рынок трусили; тяжелым износом несли своюжизнь, кто мешком на плече, кто – кулечком рогожевым, кто ридикюльчиком, кто –просто фунтиком; пыль зафетюнила в сизые, в красные, в очень большие косищи ирты всякой формы, иванящие отсебятину и пускающие пустобаи в небесную всячину;в псине и в перхоти, в злом раскуряе гнилых табаков, в оплевоньи, в мозгляйствесловесном пошли в одиночку: шли — по двое, по трое; слева- направо  и справаналево- в разброску, в откидку, в раскачку, вподкачку».
     А вот другая Москва, город иных социальных слоев: «Тамшуба из куньего меха, пышного и черно- белого меха садилась в авто- точно взлого рычащего мопса Под вывеской « Сидорова Сосипатра»блистала толпа: золотыми зубами, пенсне и моноклями»/5/.
     Если гибнущий Петербург в романе Белого  изображен какгеометрически  правильный, казарменный город, то образ Москвы иной: Москва, – изображается как «воплощенный опухолью, переплетенный сплошной переулочнойсетью город: страшная гибель Москвы, прежде всего – внутри ее самой, в сетипереулков, изворотов, опутывающих город, где погибло все живое, «все здесьискажалось, смещалось, перекорячивалось…»
     Вырастает образ Москвы, столицы переулков, которые какметастазы раковой опухоли разъедали город, чья гибель имеет последствия длявсего мира: «Москва вскармливала на груди своей – вихрь мировой».
Финал романа «Москва под ударом» звучит так:
«Раздавалось
-    Ура!
Но казалось:
-    Пора!
Начинался пожар мировой…»/3/.
     Гибнущая, опутанная зловещей паутиной, Москва «подТартаром» вызывает у писателя чувство национальной боли – чувство настолькосильное, что оно вступает в соперничество с самой идеей гибели города, какпаучьего гнезда изжившего себя в своей затхлой консервативности. Этот мотивпронизывает всю художественную структуру произведения. И тогда в описаниеМосквы врываются картины природы, городские пейзажи, московские дворики, колокольни.
     В последней части романа «Маски» образы обоих столицокрашены особенно сильными лирическими интонациями. Москва видится в виде коняс медным отливом, раздутыми ноздрями – ланьими глазами.
     Таким образом, если Петербургу – столице империи былпроизнесен Белым холодный, безжалостный приговор, то старая Москва – сердцеРоссии, болезненно  влачилась  к своей гибели, уносимая потоком в бездну «Смотрите– на – кровь платке!»
Москва – как безнадежно больное существо умирает, и приговорписателя: «Поскорей!»
     Идея Петербурга, гибнущего в казарменных тисках, города,вобравшего в себя противоречия Востока и Запада – версия русской истории дажедля начала века не столь уже нова. Оценивая роман «Москва», мы вряд ли обнаружимв нем некую, собственно авторскую, все опрокидывающую идею хода русскойистории. Москва по Белому, погибает из-за собственной замшелости, дикости,безнравственности, бескультурья.
     У А.Белого, также как и у Ф.Достоевского, преобладающейбудет оппозиция – «органический» – «неорганический». Однако если Петербургпредстает в романе как призрачный, неорганический город, то и о Москве нельзяговорить как об органическом существе. Москва в романе неоднородна и  негармонична.
     М. Цветаева также пытается обозначить тему столичногодиалога в своем сборнике «Версты 1». Сборник содержит  ряд стихотворений оМоскве.
Москва у нее – город – символ, город – образ, город –душевное состояние, город – мистическое чудо.
«У меня в Москве – купола горят,
У меня в Москве – колокола звенят».
Светлое золото – символ радости и счастья, колокольный звон –символ полета, возвышенности душевной – такой приняла М. Цветаева Москву в свойпоэтический мир, и потому утверждает она:
«В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно…»
Идея Москвы как общенационального города также близка ей, нотакже своеобразно осмыслена:
«Москва! Какой огромный
Страннопримный дом!
Всяк на Руси – бездомный
Мы все к тебе придем»
     М. Цветаева отдает первенство Москве, столица толькоона, утверждается в ее стихотворениях:
«Над городом, отвернутым Петром,
  Перекатился колокольный гром.
   
  Гремучий опрокинулся прибой
  Над женщиной отвергнутой тобой.
  Царю Петру и вам,  о царь, хвала!
  Но выше вас, цари: колокола.
   Пока они гремят из синевы-
   Неоспоримо первенство Москвы»/48/.
     Как считает исследователь Майкл Мейкин, одна из задачутверждения русских народных  и типично московских элементов состояла в том,чтобы противопоставить  эти стихи поэзии символистов и их продолжателей в Петербурге,даже когда содержание и тема унаследованы именно от них.
В «Верстах 1» присутствуют символистские темы и влияния, нов новых сочетаниях: пейзаж фантастического города заставляет вспомнить Блока,однако этот город – «стихийная» Москва, а не «придуманный» интеллектуальный Петербург/30/.
     В творчестве М.Цветаевой преобладает в основном скрытаяоппозиция – святой – демонический. Москва для нее – это символ христианства.
     К образам Москвы и Петербурга обращается в своемтворчестве и О.Э. Мандельштам.
     Петербург для Мандельштама город, в котором  прошли егодетство и молодость. Поэт был знаком  с комплексом мифологем, связанных сПетербургом, от Пушкина до Белого, но сказанное до него  не получает прямого продолжения.
     По мнениюисследователя Е.М.Таборисской, Петербург, каким он предстает  в стихахМандельштама, довольно слабо ориентирован на культурно-литературные типывидения и осмысления столицы (пушкинский, гоголевский, достоевский «Петербурги»северная столица у символистов и т.д.). По-особому преломляется в стихахМандельштама и непосредственный конкретный облик города несущий в себеисторический колорит/16/.
     Поэт (особенно в стихах 1913 – 1915г.г.) легко и охотнооперирует всеми известными реалиями, петербургского зодчества, который всознании русских людей переросли исконную сущность и функции архитектурных сооруженийи стали не только градостроительными и художественными доминантами (лицомгорода), но и эмблемами северной столицы. Его «Адмиралтейство», «Дворцоваяплощадь», хранят достоверность деталей. Детали Дворцовой площади: ангел,венчающий колонну, арка Главного штаба, знамя с двуглавым орлом – размываются встихотворении «Дворцовая площадь» сквозным образом водной стихии. «Черный омутстолицы» появляется в первой строфе, затем развертывается в малых образахвторого четверостишия:
«В темной арке, как пловцы,
Исчезают пешеходы,
И на площади, как воды,
Глухо плещутся торцы» /27/.
     Господствующий образ водной стихии определяет восприятиевсего Петербурга. Автор, воссоздавая в своем стихотворении город, гдегосподствует перманентный потоп, по отношению, к которому небо смотритсятвердью («Только там где твердь светла, черно-желтый лоскут злится…»), менеевсего имеет в виду реальную воду: реку, дождь, наводнение. У Мандельштама первенствословесного образа подчиняет себе реальные явления.
     Петербург – город – омут, город – призрак, торжественно– державный и угрожающе гибельный.
     В «Адмиралтействе» появляются неотъемлемые, но как быубежавшие от стереотипного восприятия детали знаменитого архитектурногоансамбля: якоря, зелень сада, сквозь которую просвечивает циферблат нацентральном фасаде. Здание Адмиралтейства, в котором поэт усматривает равную общность с фрегатом иАкрополем, оказывается не только строением, но и явлением природного,стихийного порядка:
«И в темной зелени фрегат или Акрополь
Сияет издали, воде и небу брат»/12/.
     В тридцатые годы возникает новый образ Петербурга, этотеперь город ностальгической тяги и тоски. Уютный, какой-то сказочный,«детский» Петербург возникает в стихотворении «Вы, с квадратными окошками,невысокие дома…». Петербург появляется трогательно обжитым: невысокие дома,кожура мандаринов, коньки в слепеньких прихожих. «Шоколадные, кирпичные,невысокие дома» воспринимаются как постройки города – пряника, а не жестокой инепреклонной северной столицы.
     Шесть лет спустя Мандельштам снова обратится в стихахгорода своего детства. «Я вернулся в мой город», — скажет поэт. Этостихотворение – диалог то ли с самим собой, то ли с Петербургом-Ленинградом,связанным с ним на столько тесно, что исчезает граница между человеком игородом: чьи это «прожилки» и «детские припухшие железа» – собственного детстваили города, «где к зловещему дегтю подмешан желток»? Почему «телефонов моихномера» у «тебя», т.е. у Петербурга-Ленинграда, а не ленинградские номерасохраняются в памяти вернувшегося поэта?
     Возникает образ зимы, но зимы слякотной, какой-тогриппозной, с «рыбьим жиром» «речных фонарей». Петербург надвигается начеловека «шевеля кандалами цепочек дверных», ударом «вырванного с мясом звонка».
Поэт готов принять действительность глаза в глаза. Он всеголишь человек, и в обращенных к городу словах звучит почти мольба о пощаде:«Петербург, я еще не хочу умирать».
     В этом стихотворении отражен реальный образ Петербурга30-х годов, это город репрессий, где каждый человек «ждет гостей дорогих,шевеля кандалами цепочек дверных»/16/.
     О. Мандельштам, помимо Петербурга, узнал и понял Москву,а через нее и Россию. Москву ему «дарила» М. Цветаева: «Из рук моих –нерукотворный град
Прими, мой странный, мой
Прекрасный брат», — и он увидел Москву ее глазами,почувствовал ее ощущением. У нее в Москве «на морозе Флоренцией пахнет вдруг»,у него «успенье нежное – Флоренция в Москве»; у нее – «Провожай же меня, весьмосковский сброд, юродивый, воровской, хлыстовский», у него – «О, этот воздухсмутой пьяный, на черной площади Кремля…»/11/.
     Очень много стихов о Москве написано поэтом в 30-е годы.Москва 30-х годов – это столица тоталитарного государства. И этот факт,естественно, не мог не отразиться в творчестве поэта:
«В Москве черемухи да телефоны,
И казнями там имениты дни»/28/.
     В городе ему враждебна даже собственная квартира:
«И вместо ключа Ипокрены
Домашнего страха  струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья»/27/.
     В поэзии О.Мандельштама, как и у многих других поэтоврубежа веков, преобладающей является явная оппозиция –«органический» – «неорганический».  
2.4.   Москва и Петербург в   литературе советского периода.
     Во времена В.О.В. и послевоенное время диалог двухстолиц отходит как бы на второй план. Вся литература обращается прежде всего ктеме В.О.В. Однако о Москве и Ленинграде пишется довольно много.
     Писателей и поэтов этого времени занимают не конкретныеобразы города, а прежде всего ход военных действий и героические подвиги людей,мужественно отстаивающих свой родной город.
     Чаще всего можно встретить изображение блокадного Ленинграда:
«Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
 На детских санках, узеньких, смешных,
 В кастрюльках воду голубую возят,
 Дрова и скарб, умерших и больных…» (О.Бергольц «Февральскийдневник»1942г.).
     Анна Ахматова немало своих стихотворений посвятила в этитяжелые для всех дни ленинградцам:
«Вот о вас напишут книжки:
 Жизнь свою за други своя,
 Незатейливые парнишки-
 Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,
 Внуки, братики, сыновья»! («Победителям»1944г.).
     Москва в литературе также выступает как город- герой,который не покорился врагам. Звучит мотив веры в русских людей и прежде всего вмосквичей:
«Да, Москва- это город героев,
 Он один лишь такой на земле,
 Здесь Отчизна звездой золотою
 Награждает героев в Кремле» (Л.Куксо «Город героев»).
     Во второй половине XX века создается целый ряд песен оМоскве, в которых Москва отождествляется со всей страной в целом, это своегорода «город-мир»:
«Кипучая,
 Могучая,
 Никем не победимая,
 Страна моя,
 Москва моя,
Ты самая любимая».(В.Лебедев-Кумач).
     Москва предстает как город будущего, который  вечно молод:
«Может быть, мы с тобою
 Состаримся друг,
 Но Москва никогда, никогда»
(М.Светлов «Выходите гулять москвичи»).
    В XX столетии преобладающей будет оппозиция столица – провинция.Только теперь в отличие  от литературы XVIII, Москва и Петербургменяются местами. Теперь Москва – это своего рода «Город-Мир», и оппозицияздесь невозможна.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
     Культурологический аспект данного исследованиязаключается в том, что Москва и Петербург, а точнее их противопоставление внаучной, художественной и публицистической литературе, является одной изцентральных проблем, так как охватывает и интегрирует в себе множество другихпротиворечий русской культуры.
     Антитеза Москва-Петербург зародилась первоначально,прежде всего, в массовом сознании людей с момента основания Петербурга, итолько потом уже получила осмысление в литературе.
     В работе были выделены основные оппозиции, по которымобычно противопоставляют исследователи две столицы. Если говорить о XVIII столетии, то здесьпреобладала оппозиция столица-провинция, так как Москва в это время уступила своистоличные функции Петербургу, законодателю новой светской культуры. В XIX веке основная полемикаразвернулась также вокруг Петербурга, который теперь все чащепротивопоставлялся Москве, как европейский, официальный город русскому,народному. В советское же время тема Москва-Петербург ушла из искусства, науки,публицистики, так как Москва в это время превратилась в эталон для всех народовстраны.
     И вот уже на рубеже XX-XXI века вновь обострилисьотношения двух столиц в современном обществе. Именно в наши дни в различныхсредствах информации говорят о переносе столицы обратно в Петербург.
     В ходе работы было проведено небольшое социологическоеисследование касающиеся восприятия Москвы и Петербурга в современном обществе.В исследовании принимали участие представители провинции (жители городаКомсомольска-на-Амуре) и столицы (москвичи). При опросе не учитывались возрастные,профессиональные особенности, социальный статус.
     Были получены следующие варианты ответов. На вопрос, –какой из центральных городов России – Москва или Петербург может в большейстепени считаться столицей Российского государства, большинство, а точнее 75% ответилочто Москва, т.к. она имеет более выгодное географическое положение и являетсясосредоточием политической, общественной и духовной жизни страны. Однако 20%все же считают, что столицей именно Российского государства должен бытьПетербург. Москва, по их мнению, изначальна была столицей Руси, а Петербургстроился как столица великой империи, то есть государства. Так же 5%опрашиваемых, считают не принципиально важным вопрос о столичных функциях, имвсе равно где будет находиться наша столица.
     На второй вопрос – возможен ли перенос Российскогогосударства обратно в Петербург, 60% — ответило, что нет, т.к. повлечет засобой большие экономические затраты. 10%, в основном это москвичи считают, чтовозможен, но не нужен, т.к. за это никто не возьмется. К тому же Петербургимеет черную славу, его называют криминальной столицей России.  30% опрашиваемыхсчитают, что возможен. Многие комсомольчане довольно критично относятся ксовременной Москве, т.к. она, по их мнению, давно уже отдалилась от глубинки.
     И, наконец, на вопрос – считаете ли вы Петербург толькоевропеизированным городом, 99% ответили, что нет, т.к. Петербург – это синтезрусской и европейской культуры. Петербург всегда связывают с понятием «интеллигентность»,а как мы знаем, интеллигенция существовала и существует только в России.
     Таким образом, мы можем быть уверены, что Москва вближайшее время не потеряет статуса официальной столицы. И дело здесь  даже нев материальных проблемах, просто Москва в сознании русского человека прочно укорениласькак единственная и неизменная столица нашего государства, как историческипервая «тотальная» собирательница земель российских. Петербург же останетсякультурной столицей, хотя и здесь масса противоречий. По большому счету ХХ векне позволил развиваться в полной мере Петербургу как культурному центру. Всоветское время из Петербурга постоянно происходил отток многих талантливыхлюдей: деятелей культуры, науки. Эмиграция порой приобретала массовый характер,к примеру, вспомним эмиграцию евреев из Петербурга в 70-х годах ХХ столетия.
     Также нельзя довольно критично, утверждать, чтоПетербург – это только инокультурная столица. Петербург – это своего родаплощадь, где встречаются в равноправном диалоге те культуры – и таким образом,снова он вступает в соперничество с Москвой, Городом – Миром.
     Как прекрасно сказал В. Белинский, — «и Петербург иМосква – это две стороны, или лучше сказать, две односторонности, которые могутсо временем образовать своим слиянием прекрасное и гармоничное целое, привив,друг другу то, что в них есть лучшего»/18/.

CПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙЛИТЕРАТУРЫ.
1.   Александров А.А. Блок в Петербурге — Петрограде.- Л.:Лениздат, 1987г.
2.   Бегунов Ю.К. «Путешествие из Петербурга в МосквуА.Н.Радищева».-М.: Художественная литература, 1983г.
3.   Белый А. Москва. — М.: Советская Россия, 1989г.
4.   Белый А. Собрание сочинений — Петербург; роман в 8 главах спрологом  и эпилогом.-М.: Республика,1994г.
5.   Белый А. Сочинения в двух томах. — М.: Художественнаялитература, 1990г.
6.   Блок А.А. Лирика. — М.: Правда, 1988г.- с.318-320.
7.   Блок А.А. Собрание сочинений: в 6-ти томах. — М.:Художественная литература, 1981г – т.1.
8.   Волович Н.М. Пушкинская Москва. — М.: Художественнаялитература, 1990г.
9.   Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия XI-XIX веков. – Л.: Наука,1970г.
10.      Гоголь Н.В. Петербургские повести. – М.: Детская литература,1978г.
11.      «Город чудный, город древний…»: Москва в русской поэзии XVII – начала XX века.- М.: Московскийрабочий, 1985г.
12.      Гранитный город: литературно – художественный сборник. – Л.:Детская литература, 1988г.
13.      Долгополов Л.К. А.Белый и его роман «Петербург». – Л.:Советский писатель, 1988г.
14.      Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. – М.: СоветскаяРоссия, 1988г.
15.      Душа Петербурга. – СПб.: Лениздат, 1996г.
16.      Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. – Воронеж, 1990г –с.517-525.
17.      Исупов К.Г. «Душа Москвы и гений Петербурга»// Петербург какфеномен культуры: сборник публикаций о Петербурге. – СПб.: Издательство Государственногопедагогического университета имени А. Герцина, 1994г. – с. 47 – 61.
18.      Каган М.С. «Град Петров в истории русской культуры». – СПб.:Славия, 1996г.
19.      Кац С. «Здравствуй столица»: сборник песен о Москве. – М.:Искусство, 1980г.
20.      Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 3-хкнигах. – М.: Мысль, 1993г, — книга 1,2.
21.      Кондаков И.В. Русская культура: краткий очерк истории итеории – М.: Университет, 1994г.,- с. 196-202.
22.      Кунин В.В. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и егосовременниками. – М.: Художественная литература, 1987г.
23.       Кураев М. «Путешествие из Ленинграда в Санкт – Петербург//Новый мир – 1996 — № 10.
24.      Лесневский С.С. «Путь открытый взорам». Московская земля вжизни А.Блока. – М.: Художественная литература, 1980г.
25.       Лотман Ю. Роман Пушкина «Евгений Онегин». – Л.: наука,1980г.
26.       Макогоненко Г.П. Избранные работы: о Пушкине, егопредшественниках и наследниках. – Л.: Художественная литература, 1987г.
27.       Мандельштам О. Избранное. – М.: С.П. Интерпринт, 1991г.
28.       Мандльштам О. Полное собрание стихотворений. – СПб.:1997г.,- с.169-171.
29.      Маркович В.М. Петербургские повести Н.В.Гоголя. – Л.:Художественная литература, 1989г.,- с. 127-130.
30.      Мейкин М. М.Цветаева. Поэтика усвоения. – М.: Наука, 1997г.,- с. 45-46.
31.      Москва: Иллюстрированная история в 2-х томах. – М.: Мысль,1984г.
32.      Москва с точки зрения… Эстрадная драматургия 20-60-х г. – М.:Искусство, 1991г.
33.       Орлов В.К. Поэт и город: А. Блок и Петербург. – Л.:Лениздат, 1987г.
34.       Петербург в русском очерке XIX века. – М.:Художественная литература, 1989г.
35.       Пушкин А.С. «Евгений Онегин» – М.: Детская литература, 1983г.
36.       Пушкин А.С. Сочинения в 3-х томах, т.2.- М.: Художественнаялитература, 1983г.
37.       Пушкин А.С. Стихотворения. – Х.: Книжное издательство, 1983г.
38.       Пыляев М.И. Старый Петербург – М.: Сварог и К, 1997г.
39.      Пыляев М.И. Старая Москва – М.: Сварог и К, 1995г.
40.       Радищев А.Н. «Путешествие из Петербурга в Москву». – М.:Художественная литература, 1984г.
41.      Русская эстетика истории. – СПб.: Издательство высшихгуманитарных курсов, 1992г.
42.       Рябцев Ю.С. История русской культуры – XVIII – XIX веков. – М.: ВЛАДОС,1997г.          
43.       Санкт-Петербург: окно в Россию, 1990-1935г. – Л.: Лениздат,1997г.
44.       Саруханян Е.П. Достоевский в Петербурге. – Л.: Лениздат,1972г.
45.       Собчак А. «Путешествие во времени и пространстве». – СПб.:Контрфорс, 1999г.
46.      Федотов Г.П. «Три столицы»// Новый мир, 1989-№4.
47.      Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. – М., 1878г.
48.      Цветаева М.И. Стихотворения. Поэмы. Проза. – Владивосток:Издательство Дальневосточного университета, 1990г.
49.      Целкова А.Н. Поэтика сюжета в романе А.Белого «Петербург»//Филологические науки, 1991-№2.
50.       Чаадаев П.Я. Статьи и письма. -  М.: Современник, 1987г.
51.      Что? – Где? – Когда? – СПб.: Контрфорс, 1998г.
52.       Шубинский В.Г. «Город мертвых и город бессмертных».// Новыймир, 2000-№4.
53.      Этов В.И. Достоевский. Очерк творчества. – М.: Просвещение,1968г.
54.      «Я вернулся в мой город…Петербург Мандельштама. – М.:Художественная литература, 1991г.