Реферат:Период «политической весны» в Алжире
Политико–идеологическийкризис, переживаемый Алжиром в последнее десятилетие, чрезвычайно показателен ипоучителен. Он имеет не только экономические и социальные корни, но такжеисторические, психологические и другие причины, в том числеэтнолингвистического и вообще цивилизационного характера. При этом речь идет нео «конфликте цивилизаций» по С. Хантингтону, а скорее о борьбеэлементов разных цивилизаций внутри одного/> общества ивнутри сущностно единой национальной социокультуры. Это обстоятельство, на нашвзгляд, может представить интерес для исследователей, изучающих странные, напервый взгляд, метаморфозы и беспрецедентные коллизии в политической эволюциизначительного количества незападных стран, в основном некоторых восточных,большинства латиноамериканских и части восточноевропейских, включая Россию.Общей базовой характеристикой этих стран является многоукладность экономики,этнонациональная (или этноконфессиональная) пестрота, во многом определяемый имиисторически сложившийся цивилизационный синкретизм национальной социокультуры.К числу подобных государств, по нашему мнению, относится и Алжир.
Это – уникальная странаСредиземноморья, древнейшего в мировой истории и удивительного перекресткацивилизаций, где постоянно встречаются и спорят друг с другом Восток и Запад,Африка и Европа, религии и этносы, легко пересекавшие всегда и продолжающиепересекать средиземноморские просторы. Алжир дольше других стран Магриба –примерно 132 года – и более интенсивно (благодаря расселившимся здесь вколониальную эпоху европейцам, в ранее время составлявшим 7–11% населениястраны) подвергался воздействию Франции, ее экономики, культуры, политики,духовной жизни1. Помимо продолжающих проживать в стране десятковтысяч французов (30 тыс. в 1983 г.), испанцев (16 тыс.) итальянцев (40тыс.), мальтийцев (2 тыс.) католиками являются и несколько тысяч коренныхжителей – берберов. Французских язык до сих пор широко распространен, являясьпо сути основным средством общения большинства интеллигенции, служащих,чиновников, а также вторым языком предпринимателей, учащихся, квалифицированныхрабочих и инженеров, либо побывавших на заработках во Франции (Бельгии,Швейцарии), либо получивших образование на французском языке. В 70–е годы нанем говорили примерно 6 миллионов (т.е. 50%) алжирцев, а около 1.5 млн. человекумели читать и писать по–французски2.
Наряду с этим (и вомногом – благодаря этому) Алжир, пожалуй, наиболее резко среди своихмагрибинских собратьев подчеркивает принадлежность к арабо–исламскому миру.Долгая борьба с колониализмом, завершившаяся освободительной войной 1954–62гг., еще более обострила национальные чувства алжирцев, усилила их стремлениякак бы «вернуться» в арабо–исламский мир, избавившись от навязанной вколониальные времена вестернизации (бытовой, идеологической, духовной).Последняя определяла своеобразную полуассимиляцию большинства образованныхалжирцев, ставших людьми как бы двойной культуры.
В качестве наиболеесильного средства борьбы с этой двойственностью всегда выступал ислам, ужеболее 1300 лет являющийся здесь не только религией, но также философией,общественным мировоззрением, регулятором социальных отношений и быта, т.е.фактически – образом жизни. В этом качестве ислам всегда был постояннымкомпонентом алжирского национализма, ибо позволял противопоставлять всехмусульман немусульманам, ставить барьер на пути чуждых влияний и, как говорят вАлжире, «импортных идеологий». Не случайно поэтому уже в годынезависимого развития Алжира ислам старались использовать в своих целях иправящие круги, и их противники. Пока был высок авторитет правящей партии Фронтнационального освобождения (ФНО), национализм в Алжире был сильнее исламизма. Ктому же, все видные вожди алжирских мусульман до 1962 года были одновременно изаметными фигурами националистического движения, например, «отецалжирского возрождения» Абд аль–Хамид Бен Бадис – глава алжирскихулемов–реформаторов ислама в 1925–1940 гг., его преемник Башир аль–Ибрахими в1940–1965 гг. Характерно, что оба сына аль–Ибрахими, Ахмед Талеб и Абдаллах,занимали в 1965–1988 гг. видное положение в руководстве ФНО иправительстве, как бы символизируя единение националистов с умереннымиисламистами.
Ситуация стала менятьсяпо мере разочарования алжирцев в политике ФНО, по мере роста коррумпированностибюрократического госаппарата и обострения социальных проблем вследствиедемографического взрыва, роста урбанизации населения, падения доходов от нефти,роста внешней задолженности и сокращения расходов на занятость, жилье, импортпродовольствия. Население Алжира росло гигантскими темпами: 17 млн. человек в1975 г., 21,6 млн. – в 1985 г., около 24 млн. – в 1988 г., 25 млн. – в 1990 г.В то же время производство зерна снизилось с 1435 тыс. тонн в 1975 г. до 980тыс. в. 1982 г. и 614 тыс. в 1988 г. Страна могла обеспечить себяпродовольствием на 70% в 1969 году и всего на 30% в 1980 г. Это вынуждалогосударство тратиться все больше и больше на импорт продовольствия, урезаярасходы на строительство, здравоохранение и просвещение, ранее, в 60–70–е гг.,довольно высокие. С середины 60–х годов пришлось сокращать и закупкипродовольствия в связи с ростом внешней задолженности (4,6 млрд. долларов в1975 г., 20 млрд. – в 1985 г., 26,7 млрд. – в 1987 г.). Только обслуживание внешнегодолга и выплата процентов по нему стали поглощать до 70% поступлений отэкспорта. К несчастью для Алжира, сроки погашения долгов совпали с начавшимсяснижением цен на нефть на мировом рынке, вследствие которого только в1985–1986 гг. доходы страны от экспорта нефти упали почти в 3 раза – с 3млрд. до 1,2 млрд. долларов3.
Общее снижение жизненногоуровня и ухудшение положения населения было воспринято алжирцами особенноболезненно после относительного процветания 1975–85 гг., когда производство надушу населения выросло с 850 до 2564 долларов, когда уже в 1980 г. более 52%его проживало в городах и, следовательно, больше нуждалось в социальныхгарантиях и больше зависело от социальной политики властей. Увеличение долирабочих (до 1/3 самодеятельного населения), рост грамотности и образованностиалжирцев (в 1982 г. школу посещали 78% детей до 13 лет, в высшей школе было 79тыс. студентов, по удельному весу которых Алжир догонял многие страны югаЕвропы) сочетались в дальнейшем с резким сужением возможности получить работу(безработица охватывала к 1988 г. до 22% трудоспособных алжирцев) иобразование: из 700 тысяч, ежегодно поступавших в школу, 400 тыс. не могли еезакончить4.
Молодежью, составляющейбольшинство населения страны (до 58%), все больше овладевало стремление косвобождению от авторитарного режима, тем более, что 80% безработных былимоложе 30 лет5. К тому же находившийся у власти с января 1979 г.президент Шадли Бенджадид не имел ни харизмы, ни характера, ни образованностисвоего грозного предшественника – Хуари Бумедьена, к которому алжирцыотносились по–разному, но, пожалуй, все признавали в нем незаурядную личность италант государственного деятеля. Многочисленные обвинения, которыми осыпалиБумедьена лидеры оппозиции, эмигрировавшие за пределы страны, цели недостигали. Наиболее видный из этих лидеров – свергнутый в 1965 г. первыйпрезидент независимого Алжира Ахмед Бен Белла – находился в заключении, двоедругих – Мухаммед Хидер и Белькасем Крим – погибли в Испании и ФРГ призагадочных обстоятельствах, еще двое – Хосин Айт Ахмед и Мухаммед Будиаф – былипопулярны в основном среди берберской бедноты.
Созданный Бумедьеном (восновном из военных, ветеранов революции и специалистов, учившихся во Франции,Египте и СССР) госаппарат в целом отличался квалифицированностью,компетентностью и дисциплинированностью, хотя и не избежал бюрократизации иразложения в связи с злоупотреблением властью (в частности – пыткамиполитзаключенных) и использованием своего положения в корыстных целях.Сверхвысокая норма накопления (до 50%) при жесткой централизации ключевых сферэкономики, директивном планировании и фактическом всевластии «технократииили государственной буржуазии» часто приводила не к росту капиталовложенийв производство (хотя при Бумедьене это, в основном, соблюдалось), а к ростузатрат на содержание бюрократической элиты. Высшие бюрократы имели, помимовысоких окладов, постоянные премии (до 70% оклада), виллы, машины, различныепривилегии, а также возможность незаконного обогащения за счет взяток, казнокрадстваи фактического рэкета частных предприятий.
Большинство владельцеввсех этих фабрик, ателье, магазинов, даже гаражей выплачивали огромные суммывысшим сановникам или просто влиятельным в верхах полковникам, майорам игенералам, формально числившимся «консультантами»,«акционерами» или «почетными председателями»административных советов фирм самого разного калибра. Сам Шадли, даже ставпрезидентом, не стеснялся быть хозяином крупнейшего в Оране отеля и ресторана,крупным землевладельцем и собственником кирпичного завода. За неизменноевзимание с иностранных предпринимателей 10% стоимости любой сделки сгосударством элитных госчиновников в Алжире называли «месье диз»(«господин десять»). Как отмечали П.Бальта и К. Рюлло, в Алжиреводораздел «проходит… не между владельцами средств производства и всемиостальными, а между теми, кто решал, и теми, кто не имел такойвозможности»6. Бюрократия и технократия, а особенно –составлявшее ее основу офицерство (включая отставников), всегда были сильнеечастнопредпринимательской буржуазии, обирая и притесняя ее так же, как и всехпрочих.
После смерти Бумедьенавсе эти пороки бюрократии расцвели пышным цветом, тем более, что Шадли закрывалглаза на подобные недостатки верных ему людей. При нем ускорились процессынормирования бюрократической буржуазии из среды высшего чиновничества,связанного с иностранным и национальным капиталом, а также – разрастаниябюрократии за счет присоединения к воспитанной Бумедьеном экономическойтехнократии и военно-административному аппарату партократии ФНО, усиленнопестовавшейся Шадли из офицерства и близких к нему лиц.
Отсутствиедемократических свобод и легальной деятельности оппозиционных партий направиливсе более усиливавшееся недовольство режимом в привычные рамки религиозногопротеста. Все более бедневшие люди, прежде всего – низы городского общества(безработные, пауперы и люмпены), разраставшиеся по мере притока разоренныхкрестьян в города, искали утешения в религии, считая первопричиной своих бедотступления властей от Корана и шариата, наличие в правительстве«плохих» мусульман и т.п. Они стали прислушиваться к сторонникамисламского фундаментализма, которые осуждали привлечение женщин на производство(по их указке фанатики нападали, например, на девушек–работниц завода электроннойаппаратуры в Сиди–Бель–Аббесе), отказывались повиноваться женщинам–полицейским,призывали молодежь к «опрощению» и к образу жизни первых мусульман(т.е. жить в палатках в пустыне, носить традиционный кафтан–джеллябу и тюрбан,отпускать бороду, питаться только молоком и финиками). Все эти«братья–мусульмане», к тому же, постоянно устраивали драки соппонентами, и стычки с полицией, а «сестры–мусульманки» ревностноследили за строгим исполнением женщинами обрядов ислама, соблюдением имимусульманских традиции в одежде, поведении, воспитании детей. На всю эту волну«исламского бума», особенно высоко поднявшуюся в Алжире к 1980 г.,власти ответили усилением официальной пропаганды в пользу ислама, исламизациейвысшего образования (все занятия в вузах стали открываться традиционноймолитвой), строительством новых мечетей (количество их возросло с 800 в 1962 г.до 5 тыс. в 1982 г.), все более частым обращением к исламу в документахправительства и речах президента7.
Однако обойти исламистов«справа» не удалось. Исламизм был формой протеста против политикиФНО, которая оставалась по сути своей той же. Поэтому исламисты, пользуясьнедовольством народа, выдвигали против ФНО все новые аргументы. В какой–то мереим посодействовал и экс–президент Бен Белла. Освобожденный из заключения в 1980г., он в 1981 г. эмигрировал из Алжира и, вопреки тому, что он говорил и делал,когда был у власти в 1962–1965 гг., развернул критику «однопартийногорежима» Шадли, призывая его «переходить к плюрализму» и«учиться демократии». Вместе с тем лейтмотивом обвинений Бен Беллы вадрес правительства стала оценка руководителей ФНО как «плохихмусульман», что совпадало и с точкой зрения исламистов. Созданное БенБеллой в 1964 г. среди алжирских эмигрантов в Европе Движение за демократию вАлжире (ДДА) стало одной из групп сопротивления политике ФНО8.
Другой силой этогосопротивления явилось движение берберистов. Официально в Алжире берберов (т.е.говорящих по–берберски и не знающих арабского) – около 18%. На деле, вместе сдвуязычными (т.е. знающими и арабский, и берберский) их гораздо больше, понекоторым данным – до 30%. Часть их (горцы шавийя в области Аурес, сектантымзабиты из северной Сахары) застыли во многом на уровне патриархальнойклановости и полусредневековых традиционно–конфессиональных структур. Нонаиболее значительная группа берберов – кабилы – занимают видное место средибуржуазии, интеллигенции и бюрократии, среди лиц, получивших образование воФранции (или на французском языке в Алжире, Тунисе, Марокко, Бельгии, Канаде,Швейцарии), а также – составляют большинство среди постоянно проживающих вЕвропе алжирцев, нередко – женатых на европейских женщинах и испытавших сильноевлияние всего европейского. Именно кабилы всегда, еще до 1962 года,сопротивлялись внедрению в идеологию алжирского национализма исламскогофанатизма, предпочитая либо светские формы французского либерализма, либоалжирский (а не арабский) революционный национализм, либо марксизм. Исламистысчитали все это «импортными идеологиями» и нередко третировали свободомыслящихкабилов, как «берберо–материалистов»9.
Лидеры берберов, в томчисле – вожди ФНО, всегда выступали против панарабизма и насильственнойарабизации. Даже не отрицая своей принадлежности к арабо–исламской цивилизации,они все же соглашались признать себя алжирцами, но не арабами. За это их и приБен Белле, и при Бумедьене, и при Шадли обвиняли в «кабильскомрегионализме» и «берберитюде». Поэтому когда Шадли началусиленно проповедовать арабизацию культурной и политической жизни Алжира (закоторой скрывалось стремление заменить старых чиновников с французскимидипломами, главным образом кабилов, послушными президенту молодыми обладателямиарабских дипломов, главным образом – провинциалами из арабской«глубинки»), это вызвало резкое противодействие берберов,демонстрации протеста, забастовки и митинги, эмиграцию наиболее видных берберов(например, известного писателя Мулуда Маммери, ранее возглавлявшего закрытую вАлжирском университете кафедру берберского языка и культуры). В свою очередьисламисты и наиболее ретивые сторонники арабизации обвиняли берберистов в«атеизме» и предательстве, что, по их мнению, выразилось вотстаивании берберами позиций французского языка в Алжире, где он играет рольязыка–посредника (подобно английскому в Индии). В центре Кабилии Тизи–Узу вапреле 1980 г. на этой почве даже произошли беспорядки, сопровождавшиесявооруженными столкновениями и созданием Комитета защиты прав культуры10.
Политика сталкиванияберберистов и исламистов проводилась Шадли в течение всех 80–x годов, но вконце концов себя не оправдала. На ней грели руки лишь региональные группыбуржуазии Тизи–Узу и Орана11. Экономические, социальные ипсихологические причины дискредитации режима так и не были поняты ни Шадли, ниего окружением. Именно эти причины (а вовсе не агитация исламистов, берберистовили еще кого–нибудь, каковая была следствием, а не причиной) наиболее яркопроявились во время событий 4–5 октября 1988 года, когда трудовой конфликт наодном из предприятий в пригороде столицы вылился в массовые беспорядки вглавных городах. Безработные и учащаяся молодежь (гораздо меньше – молодыерабочие) крушили все, что им попадалось под руку, но в первую очередь –магазины и официальные учреждения. Ответ армии и полиции был крайне жесток, приподавлении мятежных выступлении было убито до 1 тыс. человек12.
Однако власти, в томчисле господствовавшая в стране элита армии, извлекли из октябрьских событийуроки, тем более, что в стране резко усилилось влияние действовавшей с 1966 г.в подполье марксистской Партии социалистического авангарда (ПСА). Массовыеаресты ее актива в октябре 1988 года лишь подлили масла в огонь. И власти немогли оставлять без внимания требования " демократического решения" и«политического плюрализма», содержавшиеся в тысячах листовок ПСА,распространенных 9–10 октября по всему Алжиру. Оживились и сторонники реформ вруководстве ФНО, которых поддержал сам Шадли, выступивший за«либерализацию» режима и фактическую отмену однопартийного строя ужев ноябре 1988 года (на 6–м съезде ФНО). Так началась «алжирскаяполитическая весна», во многом напоминавшая перестройку в СССР13.
Новая конституция,всенародно утвержденная в марте 1989 г., открыла путь к демократизацииполитической жизни. Этим воспользовались все оппозиционные силы, в том числеберберисты, создавшие Объединение за культуру и демократию (ОКД) занявшее, поих словам, место «левее исламистов, и правее ПСА». Но во многом ОКДориентировалось вначале на Фронт социалистических сил (ФСС), возникший еще в1963 г. и с тех пор действовавший в подполье под руководством Хосина АйтАхмеда. В целом в Алжире примерно за год возникло или легализировалось околотрех десятков партии, включая четыре исламистские, наиболее мощной из которыхстал образованный 10 марта 1989 г. в мечети Бен Бадиса (г. Алжир) Исламскийфронт спасения (ИФС) во главе с профессором психологии Аббаси Мадани ипроповедником Али Бенхаджем.
Быстрому роступопулярности ИФС способствовала колоритная фигура шейха Мадани, узникафранцузских тюрем 1955–1962 гг., получившего классическое мусульманскоеобразование в Алжире и светское философское – в Англии, знатока не толькоКорана, шариата и сочинений Бен Бадиса, но и Адама Смита, Гегеля, Декарта,Прудона, Маркса и Макса Вебера. «Мы хотим, – говорил он – создания вАлжире исламского государства, далекого от коммунистического Востока икапиталистического Запада». Справедливости ради надо отметить, что ИФС,как и Лига исламского призыва (ЛИП) шейха Сахнуна, а также возникшее позжеДвижение исламского общества (сокращенно Хамас, от арабского названия«харакат муджтамаа исламийя») Махфуда Нахнаха, другие исламскиепартии – «Умма» (Община), «Рабита» (Связь), имеливозможность, по наблюдению французского исламоведа Оливье Руа, использовать«люмпенизацию интеллигенции», т.е. окончание вузов (не говоря уже оботсеявшихся в ходе учебы или не сумевших поступить) «новой категориейвоспитанников, плохо знавших и язык (арабский – P.Л.), и другие предметы, нопротивостоявших офранцуженной элите. Исламизация стала таким образом»почти автоматическим способом выдвижения арабизированных элит"14.
Таким образом, ИФС(гораздо меньше – прочие исламисты) смог использовать то, что пытался, нонепоследовательно и нерешительно, делать Шадли (сам, кстати, плохо знавшийарабский литературный язык и вообще бывший малообразованным человеком). Язык ирелигия стали в Алжире орудиями и в социокультурной, и в политической борьбе,особенно если противостояли друг другу молодежь и старики, арабы и берберы,бедные и богатые. Все эти противоречия и коллизии, остававшиеся скрытыми илималозаметными под прессом унитарной идеологии однопартийного режима, ярковспыхнули в условиях многоцветья и многоголосья «политической весны».
Все партии вели кампаниюв свою пользу, однако ИФС преуспел больше других, ибо искусно использовалагитацию в мечетях (имамы мечетей составляли примерно половину руководства ИФС)15.К тому же противники ИФС были разъединены и больше боролись не с ним, а междусобой, хотя при соединении их сил они могли бы ему противостоять. Например,манифестация ИФС в столице собрала в апреле 1990 г. 60 тыс. чел., аконтрманифестация ОКД и еще трех левых партий – 200 тыс. чел. В мае 15–тысячныймитинг ФСС, выступив «за подлинно демократическую альтернативу», в тоже время провозгласил: «Нет политизации ислама! Долой ФНО!» Подобнаяпрактика приводила к дезориентации народа, особенно тех, кто, разочаровавшись врежиме и ФНО, не склонялся к берберизму и в то же время имел самое смутноепредставление о «демократической альтернативе» и вообще о демократии.Коран, шариат и солидарность мусульман были понятнее.
В результате ИФС одержалпобеду на муниципальных выборах 12 июня 1990 г. набрав 55,42 % голосов ибольшинство мест в 32 вилайях (областях) из 48. ФНО, единолично правившийстраной почти 80 лет, набрал менее 32% голосов, ОКД – 6%, ФСС – выборыбойкотировал (в районах его влияния голосовала всего 1/5 избирателей). ПовсюдуИФС стал навязывать свои порядки и «исламскую» мораль16.Борьба за власть в стране обострилась, при этом ИФС все время набирал очки засчет распадавшегося ФНО, а также – за счет роста в Алжире антизападныхнастроений вследствие развития конфликта в Персидском заливе, антипалестинскихи антиливийских акций США. В мае–июне 1991 г. ИФС при поддержке«добровольцев» из Туниса и Судана организовал беспорядки, забастовкии манифестации в столице, окончившиеся боями на баррикадах, в которых былиубиты и ранены 400 чел. «Если армия выйдет из казарм, – сказал АббасиМадани, – мы призовем три миллиона наших сторонников в народную армию ислама,которая не оставит камня на камне от режима ФНО». Тем не менее, мятеж былподавлен, а его вожди – арестованы17.
Несмотря на поражение,ИФС продолжал быть наиболее влиятельной партией в стране, что объяснялосьобъективно складывающейся обстановкой: экономические и социальные проблемы нерешались, недовольство режимом сохранялось, политические партии раскалывались иразмножались, ожесточенно критикуя и дискредитируя друг друга. Например,вернувшийся в Алжир с триумфом в сентябре 1990 г. экс–президент Бен Белла,пытаясь играть роль «алжирского де Голля», всячески заигрывал сисламистами и осуждал Шадли и других деятелей режима, к тому времени ужепокинувших ФНО: «Я не верю, что люди, в течение 15–20 лет правившиестраной известным образом, вдруг станут демократами и великими реформаторами».Именно Бен Белла ездил в феврале 1991 года в Ирак и говорил о «высокомморальном духе» иракцев, что прибавило популярности не столько ему,сколько ИФС, который все время призывал «арабов и мусульман»выступить против США и других стран Запада ради «отражения иностранногопосягательства на священную землю ислама»18,
ФНО продолжалразваливаться, теряя былую популярность и сторонников. В то же время ИФС достигпонимания с другими исламскими партиями, создал свои профсоюзы и отрядыбоевиков. Неудивительно поэтому, что в декабре 1991 г. в первом туре выборов вНациональное народное собрание Алжира (в выборах участвовали 49 партий, новсего 58% избирателей) ИФС завоевал 47,27% голосов и 188 из 420 мест, ФСС –7,4% голосов и 25 мест, ФНО – 23,38% голосов и 16 мест, ОКД – ни одного места,получив всего 2,9 % голосов. Никто не сомневался, что во втором туре ИФСодержит полную победу и даже получит 2/3 мест, что дало бы ему право воизменение конституции провозгласить Алжир «исламским государством» совсеми вытекающими из этого последствиями для законодательства, в частности,правового положения женщин и иноверцев, бытовых предписаний, идеологической икультурной ориентации, свободы совести и других гражданских свобод.
Предвидя такой вариант,противники исламистов решили не допустить его. За пять дней до второго туравыборов, т.е. 11 января 1992 г., президент Шадли Бенджадид внезапно ушел вотставку. По слухам, он и часть верхушки ФНО пытались договориться сисламистами. Совет национальной безопасности (премьер, начальник генштаба, рядминистров) отменил выборы и ввел войска в столицу. С протестами выступили ИФС,заявивший, что он «не позволит исказить народный выбор», ФНО и ФСС,причем лидер ФСС Айт Ахмед осудил «переворот, направленный на прекращениедемократического процесса». Резко осудили происходящее Пакистан, Египет,Судан, Ливия, Иран. Однако взявший власть в Алжире Высший государственный совет(ВГС), получивший полномочия до конца 1993 г., ввел 9 февраля 1992 г.чрезвычайное положение в стране. Еще раньше начались аресты исламистов: 22января был задержан Абд аль–Кадир Хашани, председатель временногоисполнительного бюро ИФС, 29 января – шейх Рабах Кебир, глава комиссии ИФС повнешним сношениям. Всего были заключены под стражу 8 лидеров ИФС (не считаяарестованных еще 30 июня Мадани и Бенхаджа) и сотни рядовых активистов, многиеиз них – преданы суду за хранение оружия, склады которого были обнаруженыполицией. На запрещение политической агитации в мечетях, выбивавшее основноюкозырь ИФС, его боевики ответили террором: только 7–9 февраля 1992 г. в столицеи городе Батна были убиты 40 и ранены около 300 чел. Тогда ВГС провел через судрешение о запрещении ИФС за подстрекательство к мятежу и распустил рядконтролируемых исламистами муниципалитетов. Свыше 20 тыс. чел. (включая многихдепутатов от ИФС) были арестованы и депортированы в Сахару19.
Но это еще был не конецалжирской «политической весны», а всего лишь кризис этогонеоднозначного процесса, во многом напоминавшего перестройку в СССР, котораятоже сопровождалась острыми конфликтах и силовыми действиями в регионах.Конечно, шансов выжить у «политической весны» в Алжире после января1992 г. было не больше, чем у СССР после августа 1991 г. Но все же они были,несмотря на крайнее обострение социально–политической напряженности и крайнейполяризации двух социокультурных блоков. Кто поддержал ИФС? В первую очередь,городская и сельская беднота, не выдерживавшая снижения жизненного уровня впоследние годы, рабочие и служащие, возмущенные паразитизмом и казнокрадствомбюрократов, фактической отменой или урезанием социальных гарантий, обогащениемспекулянтов и взяточников, мелкая буржуазия, разорявшаяся в условиях роста цени падения производства, чиновничьего произвола и фаворитизма, наконец –миллионы тех, кто регулярно ходит в мечеть и не приемлет аморальности и цинизмаразложившейся элиты. А кто выступил против ИФС, за которым на рубеже 1991–1992гг., безусловно, шло большинство алжирцев (хотя свыше 40 % избирателей иустранились от участия в декабрьских выборах 1991 г.)? Прежде всего армия,привыкшая с 1962 г. играть главную роль в политической жизни страны, а также –тесно связанная с армией политико–административная госбюрократия, которуюисламисты обязательно бы перетасовали или заменили в случае своего прихода квласти. Такова же была позиция технократии госсектора, в основном учившейся наЗападе или в бывших соцстранах, преобладающей части интеллигенции, особеннофранкоязычной, буржуазии, в большинстве своем заинтересованной в займах,кредитах, товарах и технологии Запада, еще в 1990 г. начавшего беспокоиться поповоду успехов ИФС и даже делавшего соответствующие представления властямАлжира. Все эти группы, вместе взятые, представляли меньшинство алжирцев, но вих руках было управление страной, ее экономикой и культурой, следовательно –решающее влияние не только на противников исламистов, но и на нейтральных иколеблющихся.
Очень важна была позицияберберов. В основном они, как уже говорилось, всегда были противисламо–экстремизма, что не исключало наличия берберов среди исламскихфундаменталистов и вообще не ставило под сомнение их приверженность исламу. Ноисключительная сила родственных, клановых и земляческих связей у берберовопределяет прочное взаимодействие и взаимовыручку в их среде, вследствиекоторой бедные крестьяне Кабилии не раз вступались, начиная с 1963 г., закабильскую буржуазию в городах, за студентов и интеллигенцию, требовавшихуважения берберской культуры. Отсутствие поддержки со стороныберберов–крестьян, населяющих горные районы, лишало исламистов шанса развернутьв горах партизанское движение. А городское подполье без взаимодействия с такимдвижением, как показала вся история Алжира, обычно малоэффективно инедолговечно.
Весьма интересна былафигура председателя ВГС 72–летнего Мухаммеда Будиафа, выходца из обедневшейсемьи берберских аристократов, ветерана антиколониального движения 40–60–хгодов, одного из основателей ФНО, координатора действии революционных отрядов в1954–1956 гг. и узника французских тюрем в 1956–1962 гг. Будиаф был авторитетоми для ветеранов ФНО, и для осуждавшей ФНО молодежи, ибо он – практическиединственный из девяти «исторических вождей» алжирской революции,который порвал с ФНО еще в 1962 г. Отсидев полгода в тюрьмах уже независимогоАлжира, Будиаф эмигрировал и продолжал свою деятельность во Франции и Марокко,оставаясь непричастным ко всем недочетам, ошибкам и преступлениям ФНО 1963–1991гг. Будучи врагом диктатуры, он был близок большинству демократов. Всегдаосуждая милитаризм, он поначалу нашел, судя по всему, общий язык с военными наоснове борьбы с исламо–экстремизмом, который также отвергал. Как бербер, он,естественно, пользовался доверием своих собратьев. И, что особенно важно,Будиаф, всегда уделявший внимание социальным проблемам, верно уловил именно вих нерешенности причины кризиса. В разработанном под его руководством в марте1992 г. «Плане восстановления» была подчеркнута необходимостьнаведения порядка в управлении и вывода страны из экономического кризиса,улучшения положения молодежи и борьбы с безработицей, создания новых импульсовдля производства и удовлетворения потребностей граждан, а также – «болеесправедливых условий жизни для всех». Из других задач указывались борьба срасточительством национальных ресурсов и восстановление «морального авторитетагосударства». В одном из интервью Будиаф сказал, что выборы президента ипарламента состоятся «в течение двух лет»20.
Краткий период правленияБудиафа весьма примечателен прежде всего стремлением сохранить даже в условияхчрезвычайного положения основные завоевание алжирской «политическойвесны». Старый революционер и подпольщик, неподкупный, непримиримый инеустрашимый, Будиаф был своего рода «Робеспьером алжирскойреволюции», железной рукой проводившим в жизнь ее принципы, не поступаясьими ни при каких обстоятельствах. Не обращая внимания на опасения бюрократии,он следовал демократическим правилам, не препятствовал деятельности примерно 60политических партий, существовавших в Алжире в 1992 г., уважал свободу печати ислова, терпел выпады Бен Беллы, в свое время изгнавшего его из страны в 1963г., а также – своего товарища по почти 40 годам совместной эмиграции итюремному заключению Айт Ахмеда. Даже осуждаемым им исламистам он был готовпротянуть руку, если они не будут «использовать демократию для ее же уничтожения».Можно согласиться о С.Э. Бабкиным и Е.И. Мироновой: «Многопартийный режими деятельность многочисленных средств массовой информации создали в АлжиреБудиафа такой демократический фон, какого нет и не было во многих арабскихстранах»21.
Это подтверждается вомногом стремлением Будиафа всячески смягчить накал борьбы в Алжире (в 1992 г. встране было убито с обеих сторон 1,5 тыс. чел.), не реагировать на многиевыпады лично против него, пользоваться каждым удобным случаем для разрядкиобстановки. Например, он освободил 9 июня 1992 г. 2 тыс. заключенных по случаюмусульманского праздника и закрыл тогда же 3 из 5 «лагерейбезопасности» в Сахаре. Распуская за «недееспособность»контролируемые ИФС муниципалитеты (в основном озабоченные внедрением«исламской морали»), Будиаф требовал таких же мер в отношении другихмуниципалитетов, если они подпадали под то же определение. Возвращаягосударству имущество, незаконно захваченное ИФС у ФНО в суматохе«демократизации» 1990–1991 гг., Будиаф требовал заодно разобраться ис собственностью ФНО и других партий, ограничив их всех жесткими рамкамизакона. Не собираясь мириться с коррупцией в среде бюрократии, он приказалопубликовать материалы расследований соответствующих дел, в том числе –задевавших верхушку армии22.
Все это заставляет иначевзглянуть на Алжир января–июня 1992 г. Как отмечала российская пресса, тогда вАлжире «удалось не допустить …установления режима, предполагающегоупразднение демократии». Но для этого, мол, «пришлось принести в жертвуту же демократию». В связи с этим даже выражались опасения, что ВГС«станет похожим на наш августовский ГКЧП»23. Думается, чтоВГС, во всяком случае при Будиафе, был похож на ГКЧП не более, чем российскиедемократы на исламских фундаменталистов! В какой–то мере высказывавшиеся тогдав его адрес опасения были навеяны предостережениями со стороны двух других«исторических вождей» алжирской революции – X.Айт.Ахмеда и А. БенБеллы. Конечно, тогда нельзя было предусмотреть будущих зигзагов экономическойи социальной политики ВГС, сомнений в прочности блока противниковисламо–экстремизма, нюансов позиций разных стран Запада и эволюциимеждународной обстановки. Но все же, пока Будиаф был жив, сохранялась надежда,что «алжирская весна» возродится.
К сожалению, этой надеждебыл положен конец 29 июня 1992 г., когда Будиаф был убит в Аннабе. Первоеподозрение, естественно, пало на исламистов, тем более, что за два дня до этогоначался суд над лидерами ИФС. Однако эта версия у большинства алжирцев вызваланедоверие. Скорее всего, Будиаф был бельмом на глазу у коррумпированных идискредитированных деятелей «старого режима», у продажной ибезответственной бюрократии, которую он же называл «политико–финансоваямафия» и знал, что она с лета 1991 года пользуется созданной исламистамиобстановкою террора и хаоса, дабы проворачивать свои сомнительные дела, в томчисле – криминальные, вплоть до заказных убийств, каковые легко можно былоприписать боевикам ИФС. Вряд ли довольна Будиафом была и верхушка армии, неодобрявшая соблюдения им правил «демократической игры», вольноголосияпрессы, освобождения арестованных, но особенно – предстоявшего оглашенияматериалов следствия по делу генерала Мустафы Бенлусифа, всесильного в1982–1986 гг. начальника генштаба армии, попавшегося на коррупции. Армейскаяверхушка привыкла в Алжире к неприкосновенности и привилегированному положениювсемогущего «стража революции». Многие ставили это в связь с тем, чтоубийца Будиафа был офицером его охраны, так или иначе принадлежавшим к военнойсреде. Впрочем, были и другие версии убийства.
Смерть Будиафа явиласьзавершением «политической весны» в Алжире. Само его пребывание воглаве ВГС было серьезной гарантией демократии и залогом сохранения и развитияосновных достижении «политической весны» – свободы слова и печати, разоблачениянесостоятельности «старого режима», отстранения обанкротившейсябюрократии и отказа от изживших себя методов управления.«Неисправимый» Будиаф, пожалуй, был единственным руководителем,которому алжирцы благодарны за то, что он «думал о народе». Поэтомукраткий, менее полугода, период его правления даже получил название «эпохиБудиафа»24.
Преемники Будиафа –заменивший его во главе ВГС полковник Али Кяфи, руководитель организацииветеранов революции, и новый премьер Белаид Абд ас–Салям, бывший при Бумедьене«экономическим диктатором» страны (формально – министромпромышленности), повели дело к ужесточению репрессий против исламистов ижесткой централизации управления экономикой. Однако силовое решение не дало ниполитических, ни хозяйственных результатов. Более того, премьер отметил вдекабре 1992 г. «безразличие алжирцев к актам террора»25.Ни «ускоренные» разбирательства дел захваченных боевиков вспецтрибуналах, ни создание спецконтингентов из замаскированныхпрофессионалов–антитеррористов, отобранных среди элитных подразделений полиции,жандармерии и армейских коммандос, не принесли мира стране: к ноябрю 1993 года1600 террористов были убиты, 9 тыс. – арестованы, но, по признанию самихвластей, во всей стране действовало тогда около 6 тыс. исламских боевиков, хотяустановлено, что в 1991 г. их было не более 2 тыс. чел26.
В связи с этим в июле1993 г. в руководстве Алжира произошли изменения: министром обороны иодновременно главой ВГС стал генерал Лиамин Зеруаль, премьером – Реда Малек.Первый, 52–летний сын сапожника из Кабилии, кадровый офицер, учившийся вЕгипте, СССР и Франции, уволенный при Шадли в отставку из–за разногласий спрезидентом, взял курс на укрепление вооруженных сил (он был сторонникомпрофессиональной армии) и на тайные переговоры с лидерами ИФС. Второй, опытныйполитик (соавтор программных документов ФНС 1962–1976 гг., неоднократно –министр и посол во Франции, СССР и США), активно занялся приватизациейубыточного госсектора и привлечением иностранных инвестиций. Но хозяевами положенияпо–прежнему оставались военные: начальник генерального штаба Ламари и министрвнутренних дел полковник Саади сместили (за излишнюю «мягкость»)более 500 судей и настояли на исполнении 20 смертных приговоров, возможно – вцелях отмщения за убийство исламистами полковника Касди Мербаха (бывшегопремьера, министра и шефа военной службы безопасности), влиятельного в странелидера левого крыла элиты армии27.
В феврале 1994 г. ВГС былраспущен, а генерал Зеруаль стал временным президентом страны, обязавшисьруководствоваться Платформой политических действий, принятой 20–25 январяНациональной конференцией с участием многих партий, за исключением ИФС (хотя онбыл приглашен), ФНО, ФСС и ОКД, но с участием умеренных исламских партий Хамаси Ан–Нахда. В Национальный переходный совет из 200 чел. были включены З0делегатов госструктур и 170 – от партий, профсоюзов и общественных организаций.Однако в ответ лидеры ИФС заявили, что «демократии» как понятия«нет ни в одном арабском словаре» и выдвинули лозунг: «Ни Хартия,ни конституция, только Коран!»28 Борьба достигла небывалогоожесточения, особенно когда с осени 1993 г. боевики стали убиватьиностранцев (к июлю 1994 г. погибло 56 иностранцев, включая 8 французов и 4русских, из которых двое были инструкторами военных летчиков). С марта 1993 г.,помимо антитеррористических бригад, боевикам противостояли две «милициисамообороны» – Организация свободной алжирской молодежи (ОСАМ) иОрганизация защиты Алжирской республики (ОЗАР), особенно активизировавшиесяпосле призыва лидера ОКД Саида Саади к «вооруженному сопротивлению насилиюисламистов». Исключительно бесчеловечный характер приняли убийства женщин:исламисты убивали женщин без хиджаба (покрывала), а их противники – женщин,одетых по–мусульмански. ОСАМ в своей листовке даже грозил за каждую убитую безхиджаба «ликвидировать двадцать женщин, носящих хиджаб, и двадцатьбородатых интегристов» (т.е. исламистов, обычно носивших бороду)29.
Разжиганию ненавистиспособствовало систематическое истребление исламистами алжирской франкоязычнойинтеллигенции. Ее обвиняли в «коллаборационизме» с военными властями,а каждого погибшего называли «экстремистом офранцуживания, врагом языкаКорана, исламской религии и национальных традиции». Только журналистов в мае1993 г. – марте 1995 г. было убито 30 чел., включая главных редакторов ведущихалжирских газет на французском языке. Не удивительно, что 2300 алжирцев, в томчисле 200 журналистов, просили принять их во Франции как «политическихбеженцев», Постоянные взрывы и обстрелы аэропортов, предприятий,посольств, контор, банков, министерств, полицейских комиссариатов и армейскихштабов вызывали панические настроения. Многие дипломаты испециалисты–контрактники покидали страну, в которой число жертв стремительноросло, достигнув весной 1995 г. 30–40 тыс. чел. с обеих сторон. Подобный рост потерь объяснялсясовершенствованием военной техники, широкимприменением автоматов, гранатометов и новейшихподрывных устройств исламистами,авиации, танков, вертолетов и артиллерии – правительственной армией, которая неоднократно, обнаруживаяскопления боевиков (обычно – с помощью весьмадейственной в стране сети полицейской агентуры и военнойразведки), безжалостно их уничтожала30.
Позиции исламистов были подорваны и вследствие оживления с января 1994 г. берберского движения (особенно после убийств многих ученых ижурналистов из Кабилии, в том числе – секретаря ОКД Тигзири). Манифестации запризнание кабильского языка и против контактов Зеруаля (секретных, но всем известных) с ИФС сопровождались по всей Кабилии созданием«комитетов бдительности» и «советов деревень», а при них –отрядов самообороны, обычно во главе с офицерами запаса или бывшими военнослужащими, силойизгонявшими исламистов.Постоянные демонстрации и всеобщая забастовка в Кабилиизаставили Зеруаля отказатьсяв ноябре 1994 г. от "диалога"с ИФС и заявить о решимости «уничтожитьтеррористов». Это было его ответом на попытку посредничества партийоппозиции, организовавших в ноябре 1994 г. –январе 1995 г. встречи в Риме с зарубежным руководствомИФС с цельюдостижения соглашения, но подвергших режим критикеза «провал соглашения»31.
Патовая ситуация,сложившаяся к весне 1995 г., все больше толкала к национальномупримирению. Даже идеолог исламистов Судана шейх Хасан ат–Турабипризнавал: "Если ИФС придет к власти, Алжирможет взорваться: его покинут три, а может бытьчетыре миллиона алжирцев". Но на деле гораздо больше алжирцев не хотеливласти ИФС, а еще больше – не были склонны ему активно помогать, тем более после многихлет крови, ненависти, страха и отчаяния. Это стало ясно во времявсенародных выборов президента в ноябре 1995 г.,на которых генерал Зеруаль уже в первом туре получил 68 %голосов, намного опередив соперников (в том числе – лидера Хамас М. Нахнаха). Несмотря наугрозы исламистов, 75 % избирателей явились к урнам. ИФС назвал это«маскарадом под дулами автоматов», так как выборы проходили подохраной до З00 тыс. военных и полицейских. Однако они прошли без инцидентов и былипризнаны свободными всеми независимыми наблюдателями32.
Опираясь на результаты выборов, Зеруаль активизирован военные операции (например, в мае 1996 г. всражении близ г. Тлемсен погибли 40 военнослужащих и 200 исламистов) и выдвинул свойплан нормализации положения в 1997 г. (в начале года – выборы в парламент, всередине – референдум об изменении конституции, вконце – муниципальные выборы). Предполагаемое учреждение двухпалатного парламента,очевидно, позволит отразить специфику этнорегиональногооблика страны, введение пропорционального (а не мажоритарного, как при Шадли) представительстваустранит имевшие место ранее споры (в частности о «заслуженности»мандатов ИФС на выборах 1990–1991 гг.), запрет на использование в политической пропаганде ссылок на ислам,арабский язык и берберскую культуру долженспособствовать разрядке идейно–политическойнапряженности, изъятию из повседневной жизни общества наиболее острых и болезненныхвопросов. Не всех это, однако, устраивает. ИФС назвал проект Зеруаляпопыткой "легализоватьсвою диктатуру", а ФСС– стремлением втиснуть "национальный диалог " в рамки «авторитарного перехода сплюралистическим фасадом», удобного для военных, «управляемого иконтролируемого по их желанию». Отношение народако всему этому было выражено в результатах майского опроса 1996 г. – 18,9% алжирцев были "не удовлетворены" политикой Зеруаля, а 42,8 % – «мало удовлетворены». Однако 60,7 %считали «национальный диалог абсолютнойнеобходимостью», а 78,8% готовы были участвовать в новых выборах33.
Таким образом,гражданская война в Алжире являет собой попытку средствами военного насилияразрубить сложный узел экономических, социальных иполитических проблем, решение которых за истекшие годы мало продвинулось, ибосохраняются и массовая безработица, и падение производства, и огромная внешняязадолженность, и зависимость от иностраннойпомощи. Кроме того, есть еще два фактора, способствующих затягиванию гражданской войны в Алжире, а именно – исторический и международный.
По мнению социополитологаОмара Карлье,кровавое подавление французами народного восстанияалжирцев в мае 1945 г., затем – 9 лет партизанщины в горах и патриотическогоподполья в городах, далее – освободительная война 1954–1962 гг., вооруженноесопротивление ФСС в Кабилиив 1963–1964 гг. породили «идеал действия»и «культ силы», превратившие в сознанииалжирцев политическое насилие в "революционную законность", а решение любой проблемы – в "разрыв, очищение,искоренение", при которых каждый раз возникалвопрос – «что делать с офранцуженными…, с кабилами..., с неверующими»34.
Базируясь на этихтрадициях и этом мироощущении, Мустафа Буяли, уволенныйчиновник партаппарата ФНОи охранник одного из предприятий, создал в 1979–1981гг. вооруженное подполье, выступившее против «безбожного государства»и «социальных пороков». В 1982–1987 гг.он и около 300 его сторонников вели фактическуювойну с властями, вплоть до гибели многих из них,включая Буяли, и ареста остальных в 1987 г. Хотя Мадании другие лидеры ИФС всегда осуждали Буяли, надеясьдобиться своих целей мирными средствами, срединизового актива ИФС Буяли стал своего рода легендой, "исламским Робин Гудом". Вместес освобожденными в 1990 г. его соратниками рядовой актив ИФС продолжил«дело Буяли». Поэтому арест всегоруководства ИФС в июне 1991 г.– феврале 1992 г.лишь побудил их к действию. Переход к вооруженной борьбе они встретили во всеоружии, подготовленные кнему морально, организационно и технически.
Ныне они действуют,разбившись на примерно 650 групп, по 10 боевиков вкаждой, и практически неуловимы для 17 бригад и сотни автономных батальонов брошенной против них 120–тысячной(т.е. в 20 раз численно их превосходящей) армии. Однако противбоевиков – два серьезных фактора: «группыгражданской обороны»(не только в Кабилии), которых многие считают«подлинной армией»антиисламизма, и отсутствие единства. С самого начала не было единого руководства военной борьбой, аучаствовавшие в />нейбоевики раскололись на множество самостоятельных организация – «Армию пророка Мухаммада»,"Джихад 54",«Верных клятве», "Мировые исламскиесилы бойцовАллаха", «Объединенный совет исламского действия», "Движениеисламского джихада","Организацию исламских офицеров" и другие. Основные силы были поначалусконцентрированы в Вооруженном исламском движении (ВИД),возникшем тайно еще в мае–июне 1991 г. Однако постепенно контроль ВИД надбоевиками стал эфемерен. В июне 1994 г. остатки ВИДреорганизовались в Исламскую Армию спасения (ИАС), официально объявившую себя военным крылом ИФС, хотя она далеко невсегда согласна с "консерваторами" из политического руководства ИФС. Впрочем, ИАС, судя по всему, неявляется самой мощной из групп боевиков. На эту роль претендует возникшая в январе 1993 г. Вооруженная исламская группировка (ВИГ)35.
Если ВИД – ИАС возниклавследствие внутриалжирского развития, то ВИГ – порождение своего рода "исламского интернационала",существовавшего фактически всегда, но особенно – после 1979 г., т.е. победыисламской революции в Иране и начала войны в Афганистане. Основу ВИГ составили алжирцы, сражавшиесяв Афганистане против советских войск, получая за это (главным образом из фондов «на борьбу с коммунизмом»в США и Саудовской Аравии) не менее 1500 долларов в месяц. Прошедшие спецподготовку в Пешаваре (Пакистан) иставшие профессиональными «солдатамиудачи», они затем участвовали и в межафганских конфликтах после1989 г., в боях на юге Ливана, а также вТаджикистане, Нагорном Карабахе, Чечне, Боснии. Нобольшинство их (до 2 тыс. чел.) вернулись в Алжир, где и вступили в ВИГ, с самогоначала не подчиненную ИФС. Своей целью онипровозгласили «восстановление халифата»путем физическойликвидации в Алжире «евреев, христиан и всех неверующих на мусульманской земле». Именно ВИГ отличает крайняя жестокость в расправах с интеллигенцией, иностранцами, женщинами без хиджаба, а также при организации актов террора наавиалиниях и во Франции. Однако, будучи наиболееактивной и непримиримой,ВИГ несет и наибольшие потери: например, вмарте 1995 г. армия уничтожила сразу 160 командиров ВИГ,собравшихся на совещание на западе страны36.
Пестрота исламскихгруппировок, с одной стороны, затрудняет борьбу сними, но с другой – облегчает. Во–первых, все они,соперничая друг с другом, без колебаний прибегают к оружию при самых мелкихразногласиях (в подобнойобстановке осуществляютзаказные убийства и криминальныебанды, пытающиеся получить "политическое"прикрытие). Во–вторых,конкуренция мелких отрядов и мелких самолюбий их предводителей широко открываетдорогу для проникновения в их ряды агентуры алжирских спецслужб,всегда славившихся своей эффективностью. Вчастности, им приписываетсяумелое ослабление ИАС и поощрение "сведения счетов"в рядах исламских боевиков. Число жертв войны (по разным данным, от 62 тыс. до 100 тыс. чел.) растет как вследствие террора (например,в августе 1997 г. ВИГ истребил до 700чел., только 23 сентября1997 г. – более 200 чел.),так и вследствие репрессий властей (20 октября 1997 г., в столицесостоялась демонстрация протеста против них, сопровождавшаяся арестом адвоката,передавшего в прессу Европы свидетельства жертв репрессий). Освобожденный из тюрьмы15 июля 1997 г. лидер ИФСАббаси Мадани призвалв сентябре 1997 г. к «немедленному прекращению кровопролития и подготовкесерьезного диалога». Но это не встретило отклика ни с той, ни с другой стороны.
Исламисты, особенно – экстремисты ВИГ, не хотят компромисса,и, скорее всего, на него не способны. С другойстороны, власти считают, что время работает наних. Народ устал от войны и хочет мира. Об этомсвидетельствуют и участие в парламентских выборахв июне 1997 года 10 983 985чел. (65,49% всехимеющих право голоса), и успех правительственного Национально–демократического объединения(3 533 762 голоса и 155 мест) наряду с Хамас (1 553 185 голосов и 69 мест) и ФНО (1 489 561 голос и 64 места). ФСС и ОКД получили по 19 мест (и менее 1 млн. голосов), Нахда –34 места (915066 голосов). Послеэтих выборов возросли инвестиции в экономику Алжира (особенно в добычу нефти и газа) компанийСША, ФРГ и ЮжнойКореи, начавших теснить Францию37.
Подводя итоги,можно, независимо от того, когда и в какой форме Алжир обретет мир,дать определение алжирского кризиса как глобальнойтрансформации всегообщества, переживающего болезненную ломку механизмов и форм экономической,социальной, политической и идеологической жизни. Старые стимулы развития и привычные отношения не работают, ановые только создаются, вернее – в большинстве случаев только ещеизыскиваются. Классы и социальные слои пытаются выжить, но неизбежноменяются, дробятся, теряют свое лицо и средства к существованию, готовясь приспособитьсяк новому порядку вещей,который никак не установится. В этих чрезвычайных обстоятельствахармия и ее элита сохраняют свою роль основыгосаппарата. В связи с этим в отечественном и зарубежномалжироведении прогнозируются различные возможные варианты решения алжирской проблемы с участиемвоенных – «суданский», «чилийский», "иранский", "иорданский"38. Однако нам представляется болеевероятным вариант «турецкий», при котором армия может уступить власть гражданским политикам, сохранив за собой роль гаранта единства и внутренней стабильности государства.Еще более возможен вариант "египетский" (времен президентаНасера), при котором армиясохранила бы ведущуюроль в обществе, а офицерство составило бы основу правящего класса. В сущности, в этом направлении события в Алжире и шли последние 35лет. Но и «политическая весна» 1989–1991 гг., и гражданская война1992–1997 гг. все это поставили под сомнение. За«турецкий» вариант говорит и парадоксальноесовпадение желания как исламистов, так и офранцуженных,избавиться от господства военных, вернуться, хотябы частично, к условиям «политической весны». Пока что этот вариант имеет меньше шансов, чемдругие, но по мере роста в обществе новых сил, в том числе мелкого и среднегопредпринимательства, интеллигенции, растущей как вАлжире, так в среде многочисленной алжирскойдиаспоры в Европе (от Франциидо Скандинавии),связанных с новой техникойрабочих и служащих,«турецкий» вариант, возможно, станет более реализуем.Скорее всего, он будет неповторимо алжирским, не копирующим какой–либо иной.
Конечно, его трудно осуществить, пока "арабизм,исламизм, берберизм", по словам алжирского социолога А. Джеглула,"мешают любому переходу к современности"39. Но для этого нужно время. Следует также учесть,что цивилизационный синкретизм национальной социокультурыАлжира сам по себе требует устойчивого механизмаравновесия и регулирования не только социально–экономическихи политико–идеологических процессов, но и стольцивилизационно разнородных фракций алжирского общества, как арабы и берберы,европейцы и близкие к ним«офранцуженные»,верующие и не очень (а также атеисты, которыхмного среди «офранцуженных», и т.н. непрактикующие, т.е. лица, формально числящиеся в какой–либо конфессии, ноне следующие ее предписаниям). Реальный спектртаких фракций гораздо шире, ибо в этнолингвистическом плане различны и берберы(кабилы, шавийя, мзабиты,жители Дахры и Уарсениса),и европейцы (французы, испанцы, итальянцы и прочие), и дажеарабы (например, потомки бедуинов в Орании,сохранившие двуязычие арабизированные потомкиберберов на востоке, турок и андалусских мавров вкрупных городах), не говоря уже о евреях, африканцах и лицах смешанного происхождения. Весь этоткомплекс жизнеспособен в современных условиях либо в рамках демократии игражданского общества, либо – хотя бы при минимуме социокультурногои политического консенсуса.
гражданскаяполитический алжир берберист
Литература
1 Азия иАфрика сегодня, 1989, № 9, с. 6.
2 Брук C.И.Население мира.Этнодемографический справочник.М., 1986, с. 463; Language Problems of Developing Nations, New York, 1968, p. i34.
/>3 Eveno P.L'AIgйrie. Sarthe,1994, pp. 70, 86, 92; Labat S. Les islamistes algйriens. P., 1995, p. 29–31.
4 Eveno P. Op. cit., pp. 92, 100; Labat S. 0p. cit., p. 30.
5 Labat S. 0p. cit., p.30. L'AIgйrie en quelqueschiffres. Alger, 1982, p. 3.
6 МельянцевВ.А. Экономический рост стран Магриба. М., 1984. с.101; Balta P., Rulleau С. L'AIgerie des Algйriens. P., 198, pp.146–148.
7Islam: State and Society. London, 1988, p. 191.
8 Le Monde, 28.3.1984.
9 Dejeux J.ldentitй/> nationale, idйologie arabo–islamiqueet revendication berbйrophone en Algйrie. Turku(Finlande), 1983, p. 29.
10Le Printemps Berbиre. P.,1981, p. 408.
11 Hadjeres, S. Culture, Independance et Rйvolution en Algйrie., P., 1981, p. 86.
12 L'Express, P., 1988, n 1722, p.52; Nouvel 0bservateur, 1988, n2228, p. 40.
13 Halte au massacre en Algйrie /Parti de I'Avant–Garde Socialiste d'Algйrie, 9 octobre 1988/: Patriotes, agissons tous ensemble. Alger, le10 octobre 1988, Рaгti de l'Avant–Garde Socialiste.
14 Азия и Африка сегодня, 1991, №12, с. 27; Rоу O.Genйalogie del'islamisme. Hachette, 1995, pp. 79–80; El Moudjahid, 13–18.3.1989.
15 Правда,13.6.1990; Al Bayane, Casablanca,2.6.1990.
16El Moudjahid, 25.6.–1.7.1990.
17 Азия и Африкасегодня, 1991, № 12,с. 29; Воcток, 1993,№ 1,с. 146.
18 Известия, 18.10.1990; Правда, 11.2.1991.
19 Восток,1993, № 1, с.146–147; Известия, 13–25.1.1992, Burgat F. L'Islamisme en face. P., 1995, pp. 158–159. El Moudjahid, 5.5.1992.
20 Правда,10.3.1992. El Moudjahid, 4.4.1992, Le Monde, 1.6.1992.
21 Бабкин С.Э.,Миронова Е.И. Алжир:три года на грани гражданской войны. М.,1995, с. 16–22.