Конституции Великой Французкой Революции

--PAGE_BREAK--1 Конституция 1791 года – как закрепление итогов первого этапа революции 1. 1. Программный документ революции — Декларация прав человека и гражданина
Французская абсолютная монархия с середины 80х годов XVIIIвека находилась в состоянии глубокого кризиса, который был неразрешим в рамках существующей политической системы.

Король Людовик XVIбыл вынужден созвать Генеральные штаты постановле­нием Королевского совета от 8 августа 1788 г. Заседание Генеральных штатов началось в Версальском дворце 5 мая 1789 г. Собравшиеся проявили необы­чайную самостоятельность и инициативу: 17 июня депутаты третье­го сословия, поддерживаемые низшими слоями духовенства и дво­рянства, по предложению аббата Эмманюеля Сиейесапровозгла­сили себя Национальным собранием, а затем 9 июля переименова­ли себя уже в Учредительное собрание (Конституанта.) [8,454]. Этим подчеркивалось его превра­щение в бессословный, единый и неделимый общенацио­нальный орган, который поставил перед собой революцион­ную цель: определить основы нового, конституционного строя для Франции.

В ответ на планы короля Людовика XVIразогнать Учредительное собрание народ Парижа 14 июля 1789 г. поднялся на восстание, которое ознаменовало собой начало революции и одновременно стало концом многовеко­вого абсолютистского правления.

На первом этапе революции (14 июля 1789 г. — 10 авгу­ста 1792 г.) власть во Франции оказалась в руках группы наиболее активных депутатов — Лафайет, Сиейес, Барнав, Мирабо, Мунье, Дюпор и др., выступавших в Генеральных штатах от имени французского народа и именем револю­ции. Объективно они отражали интересы крупной буржуа­зии и либерального дворянства. Они стремились сохранить монархию, подвести под пошатнувшееся здание старой го­сударственности прочный фундамент конституционализма. В связи с этим вожди третьего сословия в Учредительном собрании получили название конституционалистов.


Под воздействием все более втягивавшихся в револю­ционный процесс масс населения конституционалисты осу­ществили через Учредительное собрание ряд антифеодаль­ных преобразований, разработали важные демократические документы.

С первых же дней революции Национальное, а затем Учре­дительное собрание занялось разработкой конституции и определением принципов организации новой государствен­ной власти, в связи с чем были образованы специальные конституционные комиссии. Важной вехой на пути станов­ления французского конституционализма явилось торже­ственное провозглашение 26 августа 1789 г. Декларации прав человека и гражданина [9, 53].

По замыслу авторов Декларация представляет собой свод об­щепризнанных прав и свобод, изложенных в торжественной фор­ме от имени представителей французского народа, озабоченных выработкой нового общественного устройства. По своему содержа­нию Декларация есть торжественное провозглашение некоего пе­речня естественных прав человека, принадлежащих ему по при­роде в силу рождения и потому неотъемлемых и священных (бе­зусловно почитаемых). Права гражданина связаны с принадлежно­стью человека к государственной организации, именуемой в тексте политической ассоциацией (политическим союзом).

Сам жанр торжественного провозглашения прав и свобод не был новым в истории: достаточно вспомнить Великую хартию воль­ностей 1215 г., Билль прав 1689 г. (напомним, что первоначальное его название — Декларация прав) или Декларацию независимос­ти США 1776 г. с ее перечнем естественных и неотчуждаемых прав (жизнь, свобода, обретение счастья). Особенностью французской Декларации стало намерение создателей сделать ее частью пись­менной конституции страны. В подготовке Декларации принимали участие маркиз Лафайет, граф Мирабо, Мунье и др. В августе 1789г. Ж.П. Марат опубликовал проект под названием «Декларация прав человека и гражданина с последующим планом справедливой, мудрой и сво­бодной конституции», в котором он утверждает, что: «Получив от природы одинаковые права, люди должны сохранить и в общественном состоянии равенство прав» [3, 16].

Принятая Декларация прав человека и гражданина состоит из преамбулы и 17 статей, напоминающих христианские заповеди и отчасти конкурирующих с ними. О практическом назначении Дек­ларации говорится в преамбуле:

она напоминает согражданам, что «лишь невежество, забвение прав человека и пренебрежение к ним являются единствен­ными причинами общественных бедствий»;

отныне Декларация будет неизменно пребывать перед взо­рами всех  членов общественного союза и постоянно напоминать им их права и обязанности;

действия законодательной или исполнительной властей мо­гут теперь быть «ежеминутно сравниваемы с целью всякого поли­тического установления» и благодаря такой процедуре станут «бо­лее уважаемы»;

требования граждан будут теперь основываться «на простых и бесспорных принципах» и всегда будут обращены к «поддержа­нию конституции и к общему благу».

Таким стал обдуманный и взвешенный ответ на весьма акту­альный вопрос, зачем нужны законы и программные заявления о них в новом общественном и политическом союзе. Все это лишь частично сопоставимо с аналогичным декларированием целей от­дельных законоустановлений — от Законов Хаммурапи до Вели­кой хартии вольностей, и в этом своеобразие данного документа периода Французской революции [8, 456-457].

Ст. 1 декларации гласила: «Люди рождаются и остаются свободны­ми и равными в правах» [1, 112].

В число естественных прав, перечень которых отли­чался от того, какой был предусмотрен в Декларации не­зависимости США, включались свобода, собственность, безопасность, сопротивление угнетению(ст. 2).

Свобода определялась как «возможность делать все, что не причиня­ет вреда другому» (ст. 4) [1, 112]. Идея о суверенитете была закреплена ст. 3. Она служила обоснованием принципа народного представительства. Ст. 6 декларировала право всех граждан лично или через своих представите­лей участвовать в образовании закона, который объявлялся выражени­ем общей воли. Статьи 7, 9, 10 и 11 утверждали свободу личности, свобо­ду совести, вероисповедания, слова и печати. Ст. 9 провозглашала принцип презумпции невиновности: обвиняемые, в том числе и задержанные, считаются невиновными, пока их виновность не будет доказана в уста­новленном законом порядке.

Статьи 13 и 14устанавливали порядок взимания и размеры налогов. Ст. 15 провозглашала право граждан требовать отчета от каждого долж­ностного лица по вверенной ему части управления. Ст. 17 объявляла право на собственность неприкосновенным и священным.

Одновременно с составлением декларации Учредительное собрание приступило к выработке первой французской конституции. Окончатель­ный ее текст был составлен на основе многочисленных декретов и реше­ний, имевших конституционный характер и принятых в 1789-1791 гг. Это были декреты:

об уничтожении старого административного деления страны,

об избирательном праве,

об отмене деления на сословия,

о церковной реформе,

об упразднении цехов [20, 177].

Многие формулировки текста, в изготовлении которых при­нимали участие такие видные деятели революции, как маркиз Лафайет, граф Мирабо, аббат Сиейес и др., отличает выразитель­ная краткость, при которой ясность изложения сочетается с ясно­стью мысли, идеи, правовой и доктринальной конструкции. Напри­мер, в ст. 16 «Любое общество, в котором не обеспечено пользование пра­вами и не проведено разделение властей, не имеет конституции» [1, 113], дается своеобразное общедоступное определение тому, что впоследствии назовут правовым государством или кон­ституционным государством.

В Декларации воплотились многие идеи французских просве­тителей, живших и творивших незадолго до этих событий. Напри­мер, идеи о верховенстве власти народа, о законе как общей воле и священности права собственности восходят к Ж. Ж. Руссо (1712— 1778). Идея о важной роли обособления ветвей власти в деле обес­печения необходимых условий для пользования политической сво­бодой граждан всецело принадлежит Ш.Л. Монтескье(1689—1755). Его же толкование свободы воспроизводится в ряде статей Дек­ларации.

В то же время правопонимание населения и даже просвещенных сословий этой поры было не всегда адекватно состоянию законодатель­ной техники и не лишено противоречивости. Многие положения Дек­ларации и последующих установлений навеяны текстами и формулами из наказов населения разных городов и областей страны, направлен­ных членам Генеральных штатов и всему составу этого собрания [8, 459].

Конституционное законодательство данного периода подраз­деляется на две обособленные разновидности — текущее законо­дательство конституционно-правового характера и собственно кон­ституции, причем последние оформлялись в виде единого законо­дательного установления об основах государственного устройства. К первой категории законов относились, в частности, акты, при­нятие которых началось от имени Национального собрания стра­ны с 1789 г. Таковыми стали акты об отмене сословного деления, отмене крепостной зависимости крестьян, об упразднении сеньо­ральных судов с обещанием сделать правосудие бесплатным. Осо­бое значение имел Акт о запрете на собрания рабочих и ремес­ленников одного и того же состояния под предлогом того, что «уничтожение всякого рода корпораций граждан одного и того же состояния и той же профессии является основой французской кон­ституции» (Закон Ле Шапелье, 1790 г. Ст.1.) [2, 188].

    продолжение
--PAGE_BREAK--1.     2. Первая Конституция королевства Франции от 3 сентября 1791г.
Самым главным итогом первого этапа революции и деятельности Учредительного собрания явилась Конституция, окончательный текст которой был со­ставлен на основе многочисленных законодательных актов, имевших конституционный характер и принятых в 1789— 1791 гг. [21, 243].

Конституция 1791 года превращала Францию в конституционную монархию. Составление и обсуждение текста Конституции проходило бурно.

Национальное собрание полагало, что оно призвано дать Франции конституцию. При этом оно полагало, что ему предоставлена полная свобода; самые умеренные люди не считали одобрения короля необходимым для конституции. Это обнаруживалось и в наказах.  

Другой вопрос состоял в том, насколько собрание имеет право по отношению к нации составлять конституцию исключительно по своему усмотрению. Многие депутаты, между прочим и дворяне, считали себя связанными своими полномочиями, и на этом основании требовали для составления конституции созвание особого собрания.

И действительно, это собрание было не слишком приспособлено к тому, чтобы дать Франции конституцию. Уже многолюдность его, беспорядок в совещаниях членов и воздействие зрителей являлись достаточными внешними препятствиями для спокойного и плодотворного обсуждения и работы. Гораздо рациональнее обставляли выработку своей конституции американцы. Проект там был составлен в малочисленных собраниях, в закрытых заседаниях, затем он был предан на публичное обсуждение и, наконец, поступил на пересмотр народа. Но тогдашние обстоятельства Франции не допускали такой процедуры

Основные черты будущей конституции были выражены уже в наказах. 

Национальное собрание, нимало не медля, приступило к исполнению своей задачи. 6-го июля была назначена комиссия из тридцати членов, которая должна была составить план предстоящих работ по составлению конституции. От имени этой комиссии 9-го июля Мунье прочел свой доклад, предлагавший определенный порядок обсуждения. Затем 14-го июля был избран комитет из восьми членов для выработки отдельных глав конституции, которые должны были поступать на обсуждение общего собрания. Членами этого комитета были: Мунье, Талейран, Сиейес, граф Клермон Тоннерр, Лалли Толендаль, Шампион де Сисе, Бергасс и Шапелье. Еще до того, 11-го июля, Лафайет предложил «декларацию прав», которая также подлежала обсуждению этой секции . В конце июля комитет представил три доклада: Шампиону принадлежал доклад относительно предварительных условий конституции, Клермон Тоннерр докладывал о наказах, наконец, Мунье излагал принципы будущей конституции. Прежде всего возгорелись продолжительные прения, следует ли включать в конституцию «права человека», как её составную часть. Вопрос был решен утвердительно, и разработка его поручена была особой секции из пяти членов; 17 августа они представили свой доклад; девять дней спустя совещания по этому вопросу были закончены. 28-го августа приступили к обсуждению собственно конституции и начали с доклада Мунье. После горячих прений основные положения конституции были установлены 1-го октября, 5-го октября они были приняты королем вместе с провозглашением «прав человека» и немедленно опубликованы в качестве особого закона [22, 385-386].

Согласно положениям Конституции, из 24 млн. насе­ления только 4,3 млн. получили статус активных граждан, а все ос­тальные пребывали в разряде пассивных граждан. Из числа избирателей исключены все женщины и мужчины моложе 25 лет.

Из 745 депутатов избранного осенью Законодательного собра­ния большинство составили жирондисты — представители состо­ятельной буржуазии (250 мест). За ними следовали якобинцы-ра­дикалы (около 30 мест), верные королю фельяны из одноименно­го клуба (около 20 мест) и независимые депутаты. Конституция ос­новывалась на Декларации прав человека и гражданина, устанав­ливала режим конституционной монархии, гарантировала равенство всех перед законом и право собственности, послужив в этом качестве образцом для многих европейских конституций XIXв.[8, 464].

Конституция существенно расширяла по сравнению с Декларацией 1789 г. перечень личных и политических прав и свобод, в частности предусматривала свободу передвиже­ния, свободу собраний, но без оружия и с соблюдением по­лицейских предписаний, свободу обращения к государст­венным властям с индивидуальными петициями, свободу вероисповедания и право выбора служителей культа. Не допускалось лишь право на создание союзов лиц одной про­фессии.

В Конституции предусматривались также некоторые социальные права, явившиеся отражением широко распро­странившихся во Франции в годы революции эгалитарных настроений. Так, декларировались введение общего и час­тично бесплатного народного образования, создание спе­циального управления [10, 121] «общественного призрения для вос­питания покинутых детей, для облегчения участи неиму­щих убогих и для приискания работы тем здоровым неиму­щим, которые окажутся безработными».(Раздел1.) [1, 115].

В Конституции получила дальнейшее развитие и кон­цепция национального суверенитета. «Суверенитет принадлежит нации: он един, неделим, неотчуждаем и неотъемлем… нация, которая является единственным источником всех властей, может осуществлять их лишь путем уполномочия. Французская конституция имеет характер представительный; представителями являются законодательный корпус и король.» (Раздел3, ст.1, 2.) [1, 116-117]. Конституция на практике реализовывала передовую для той эпохи идею соз­дания системы представительных органов власти.

Компромиссный характер Конституции, отразившей тенденцию к политическому союзу новых буржуазных и ста­рых феодальных сил, выразился прежде всего в закрепле­нии монархической формы правления [23, 225].

В этой конституции были осуществлены идеи Монтескье о разделении властей,  провозглашенные еще в Декларации 1789 г. и прово­димая в Конституции достаточно последовательно, создава­ла возможность организационно разграничить участие в осуществлении государственной власти двух политически господствующих групп, выражавших интересы, с одной сто­роны, большинства французского общества, и, с другой сто­роны, дворянства, но с фактически сложившимся в ходе революции преобладанием первой [10, 121]. «Законодательная власть вверяется Национальному собранию… Форма правления – монархическая. Власть исполнительная вверена королю… Власть судебная вверена судьям, избираемым народом на определенный срок.» (Раздел3, ст.3, 4, 5.)[1, 117].

Выборная законодательная и судебная власть находи­лась в руках представителей победившего третьего сосло­вия, тогда как власть исполнительная, которая по Консти­туции вверялась королю, рассматривалась дворянскими кру­гами в качестве своего оплота. Тем самым был окончатель­но сломлен абсолютизм и создана конституционная монар­хия.Конституция подчеркивала, что корольцарствует лишь в силу закона, и в связи с этим предусмотрела королев­скую присягу на верность нации и закону. Более скром­ным стал и сам королевский титул: «король французов» вместо бывшего «король милостью божьей». Расходы коро­ля ограничивались цивильным листом, утверждаемым за­конодательной властью. Вместе с тем Конституция объяв­ляла особу короля «неприкосновенной и священной», наде­ляла его значительными полномочиями.

Король рассматривался как верховный глава государст­ва и исполнительной власти, на него возлагалось обеспече­ние общественного порядка и спокойствия. Король мог не согласиться с постановлением законода­тельного корпуса, имел право вето. Признанию этого права короля предшествовала острая и длительная борьба в Учредительном собрании. В конечном счете Конституция за­крепила за королем отлагательное, а не абсолютное вето, как этого добивались сторонники сохранения сильной коро­левской власти. Королевское вето не распространялось на законодательные акты финансового или конституцион­ного характера [7, 117].

Законодательная власть осуществлялась однопалатным Национальным Законодательным собранием, которое из­биралось на два года. Оно, как это вытекало из принципа разделения властей, не могло быть распущено королем.

В Конституции содержались положения, гарантирующие со­зыв депутатов и начало работы собрания. Члены Законода­тельного собрания должны были руководствоваться клят­вой «жить свободными или умереть». (Раздел3, Гл.1., Отдел5, ст.6.) [1, 121].

В Конституции содержался перечень полномочий и обя­занностей Законодательного собрания, причем особо было выделено его право на установление государственных нало­гов и обязанность министров отчитываться в расходовании государственных средств. Это делало министров в извест­ной степени зависимыми от законодательной власти. Соб­рание могло возбуждать дела о привлечении министров к суду за совершение ими преступлений «против обществен­ной безопасности и конституции». (Раздел3, Гл.3, Отдел1, ст.1.) [1, 127]. Только Законодательное собрание обладало правом законодательной инициативы, принятия законов, объявления войны [21, 143].

Конституция сформулировала основные принципы ор­ганизации судебной власти, которая «не может осуществ­ляться ни законодательным корпусом, ни королем. Правосудие отправлялось беспошлинно судьями, избираемыми на срок народом и утверждаемыми в должности королевскими грамотами, в выдаче которых король не может отказать. Судьи не могут быть ни смещены иначе, как за преступления по должности…» (Раздел3, Гл.5, ст.1, 2.) [1, 134]. С другой стороны, и суды не должны были вмешивать­ся в осуществление законодательной власти, приостанавливать действие законов, вторгаться в круг деятельности органов управления.

Конституция предусмотрела введение во Франции не­известного ранее института присяжных заседателей. Уча­стие присяжных предусматривалось как на стадии обвине­ния и предания суду, так и на стадии рассмотрения факти­ческого состава деяния и вынесения по этому поводу своего суждения. Обвиняемому гарантировалось право на защит­ника. Лицо, оправданное законным составом присяжных, не могло быть «вновь привлечено к ответственности или под­вергнуто обвинению по поводу того же деяния». (Раздел3, Гл.5, ст.9.)[1, 135].

Конституция окончательно закрепила сложившееся в ходе революции новое административное деление Франции на департаменты, дистрикты (округа), кантоны.

В ряде вопросов организации государственной власти Конституция следовала консервативной линии. Политическая умеренность его лидеров нашла свое отражение, в частности, в том, что кон­ституция воспроизвела установленное Декретом от 22 де­кабря 1789 г. деление граждан на пассивных и активных, признав лишь за последними важнейшее политическое пра­во — участвовать в выборах в Законодательное собрание.

Сохранив предусмотренные в этом декрете квалифи­кационные требования, Конституция ввела для активных граждан еще два условия: 1) быть включенными в список национальной гвардии муниципалитета и 2) принести гра­жданскую присягу.

Первичные собрания активных граждан избирали вы­борщиков для участия в департаментских собраниях, где и проходили выборы представителей в Законодательное соб­рание. Таким образом, выборы приобретали двухступенча­тый характер. Для выборщиков предусматривался еще бо­лее высокий ценз — доход или аренда имущества (жилья), равные стоимости 100—400 рабочих дней (в зависимости от местности и численности населения). Право быть избран­ным в качестве депутата (пассивное избирательное право) предоставлялось лицам с еще более высоким имуществен­ным доходом.

Привилегия богатства отражалась и в распределении депутатских мест. Одна треть Законодательного собрания избиралась в соответствии с размером территории, вторая — пропорционально численности активных граждан, третья — в соответствии с суммой уплачиваемых налогов, т. е. в зави­симости от размеров собственности и доходов [24, 254].

Непоследовательный характер конституции проявился и в том, что она, построенная на идее равенства, не распро­странялась на французские колонии, где продолжало со­храняться рабство.

В Конституции 1791 г. указывалось, что «нация облада­ет неотъемлемым правом изменять свою Конституцию». (Раздел7, ст.1.) [1, 140]. Но при этом устанавливался сложный порядок внесения в нее поправок и дополнений. Это делало Конституцию «жест­кой», не способной приспосабливаться к быстро меняющей­ся революционной обстановке. Таким образом, скорая ги­бель конституции и основанного на ней конституционного строя была фактически предопределена.

Созданная в соответ­ствии с Конституцией 1791 г. новая система государствен­ных органов Франции отражала временное равновесие про­тивостоящих политических сил. В конечном счете она не удовлетворяла обе стороны: буржуазию, власть которой при сохранении монархического строя не была гарантирован­ной и прочной, и Людовика XVIи дворянство, которые не могли смириться с происшедшими переменами и не остав­ляли планов реставрации старых порядков.

Состав Законодательного собрания, с первого взгляда, оказался благоприятным для короля: в нем преобладали так называемые фейяны— представители крупной торговой и промышленной буржуазии, либеральные дворяне и другие консервативные силы, стремившиеся не допустить дальней­шего развития революции. Фейянам противостояли жирон­дисты(лидеры — Бриссо, Верньо, Кондорсе), выражавшие интересы более радикальных торгово-промышленных кру­гов, а также якобинцы (лидеры — Дантон, Робеспьер и др.), представлявшие собой леворадикальную и наиболее рево­люционно настроенную политическую группировку. Жирон­дисты и якобинцы, которые были в меньшинстве в Законо­дательном собрании, пользовались огромным авторитетом в органах самоуправления Парижа — в секциях и в гене­ральном совете Парижской коммуны, а также в Якобин­ском клубе, ставшем политическим центром революционно­го Парижа. В этой ситуации возникло и стало быстро на­растать открытое противостояние законодательной и коро­левской власти.

Слухи о заговоре короля были умело использованы вождями якобинцев, выступавшими за даль­нейшее развитие революции и оказавшими большое воз­действие на низы Парижа. По призыву Коммуны и Якобин­ского клуба возбужденное разговорами о заговоре населе­ние Парижа 10 августа 1792 г. поднялось на восстание, ко­торое привело к свержению королевской власти. Револю­ция вступила в свой второй этап(10 августа 1792 г. — 2 июня 1793 г.), охарактеризовавшийся дальнейшим повы­шением политической активности масс и переходом власти в руки жирондистов.

Под давлением революционно настроенного народа За­конодательное собрание, где жирондисты приобретали все больший политический вес и даже сформировали времен­ное правительство, отменило деление граждан на активных и пассивных. Были назначены выборы в Национальный Уч­редительный конвент,который должен был выработать но­вую конституцию Франции.

В ночь с 21 на 22 сентября 1792 г. Конвент своим декре­том отменил действие Конституции 1791 г., упразднил ко­ролевскую власть, положил тем самым начало республи­канскому строю во Франции [9, 62-63].

Этим же декретом подтвер­ждалось, что Конвент берет на себя подготовку новой кон­ституции, что «личность и собственность находятся под ох­раной французского народа»[1, 156].

Конституция навлекла на себя жестокие порицания. Спору нет, что она действительно оставалась в силе только самое короткое время (с 1-го октября 1791 года до 10-го августа 1792 года) Кроме того в конституции видели причину анархии, господствовавшей во Франции в период от 1789—1791 года. Но, как нечто целое, конституция вступила в силу только к концу Учредительного Национального собрания. Кажется, после всего вышесказанного должно быть ясно, что только такой и могла быть конституция при тогдашнем состоянии Франции. Но с другой стороны весьма сомнительно, могла ли бы дольше продержаться какая-нибудь другая конституция, хотя бы самым тщательным образом придуманная и составленная по английскому или американскому образцам. Во всех существовавших отношениях произошел такой грандиозный переворот, что вряд ли был мыслим спокойный переход от старого порядка к новым. Тем не менее, несмотря на все свои ошибки, промахи и пробелы, эта конституция, еще и теперь является «великой хартией», современного общества. Во всяком случае она оказала громадное влияние на развитие конституционализма в жизни европейских государств, особенно после того как улеглась буря революционной эпохи [22, 402-403].



    продолжение
--PAGE_BREAK--2  Проблемы разработки новой республиканской Конституции. Конституция 1793 года – от конституционной монархии к республике

2.     1. Декларация и Конституция 1793 года во Франции


Конвент являлся одновременно учредительным и законодательным органом. Его главной целью явилось разработка и утверждение новой республиканской Конституции.

Состав Конвента отражал новую сложную расстановку политических сил, определившую развитие французской государственности на втором этапе революции. Руководя­щие позиции в нем заняли жирондисты (Бриссо и др.). Они не имели большинства мест в Конвенте, но их поддержива­ло «болото» — значительная часть депутатов, которые со­ставляли своеобразный политический центр. Они занимали промежуточное положение между жирондистами и якобин­цами, былое единство которых с провозглашением респуб­лики все более сменялось политической конфронтацией.

Благодаря поддержке «болота» вожди жирондистов смогли взять в свои руки правительственную власть, кото­рая осуществлялась ими через Исполнительный комитет Конвента. Отражая прежде всего интересы умеренно-ради­кальных слоев буржуазии, а также всех тех кругов фран­цузского общества, которые устали от революции и не же­лали ее дальнейшего развития, жирондисты стремились сдержать нарастающее бунтарство народных масс. Не слу­чайно к зиме 1792 г., когда в Париже вновь усилились про­тиворечия в революционном лагере, жирондисты были ис­ключены из Якобинского клуба. Здесь укрепилось влия­ние монтаньяров,«истинных» якобинцев (Дантон, Робеспь­ер, Марат), пользовавшихся широкой поддержкой низов Парижа.

По мере развития революционных событий, которые во многом происходили помимо желания и воли жирондист­ского правительства, ему в Конвенте все более энергично противостояла якобинская оппозиция [9, 63].

Экономический кризис, массовые беспорядки, разраставшееся восстание крестьян Вандеи, поражение при Неервиндене (18 марта 1793) связанного с жирондистами Дюмурье и его переход на сторону врага предопределили падение этой партии и гибель ее вождей. Переход власти к монтаньярам в результате очередного восстания парижан 31 мая 2 июня 1793 означал политическую победу новой буржуазии капитала, возникшего в годы революции за счет купли-продажи национальных имуществ и инфляции над старым порядком и капиталом, сложившимся в основном до 1789. Победе монтаньяров в национальном масштабе предшествовала их победа над своими оппонентами в Якобинском клубе; поэтому установленный ими режим получил название Якобинской диктатуры.

В условиях внешней и внутренней войны якобинское правительство пошло на самые крайние меры. Еще до прихода к власти монтаньяры добились казни короля: 21 января 1793 Людовик XVI был гильотинирован в Париже на площади Революции, ныне площади Согласия. По аграрному законодательству якобинцев (июнь-июль 1793) крестьянам передавались общинные и эмигрантские земли для раздела; полностью без всякого выкупа уничтожались все феодальные права и привилегии. В сентябре 1793 правительство установило всеобщий максимум верхнюю границу цен на продукты потребления и заработную плату рабочих. Максимум отвечал чаяниям бедноты; однако он был весьма выгоден и крупным торговцам, сказочно богатевшим на оптовых поставках, ибо разорял их конкурентов мелких лавочников.

Якобинцы продолжали наступление на католическую церковь и ввели республиканский календарь [25].

Незадолго до своего падения жирондисты выработали проект конституции, которая однако не успела увидеть света. Автором этого проекта был Кондорсе. Но якобинцы были недовольны этим проектом, и выработка нового проекта конституции была поручена Эро де Сешелю, как опытному и искусному юристу. Сотрудниками Эро де Сешеля по выработке этого проекта были два совершенно неизвестных адвоката: Матье и Рамель и друзья Робеспьера, Кутон и Сен-Жюст. У Кутона были парализованы ноги, и его привозили в кресле на заседания.

Разумеется, всю работу по составлению проекта делал Эро де Сешель, как наиболее опытный и талантливый из всех, по-видимому он и должен считаться истинным творцом конституции 1793 года. Раньше он уже составил по поручению Конвента декларацию прав человека, поэтому и теперь Конвент всецело полагался на его талантливость и ум. Черновики, написанные рукой Эро де Сешеля, сохраняются теперь во французском национальном архиве в числе самых драгоценных документов [18, 50].

В короткий срок после прихода к власти якобинцы приняли новую Конституциюи уточненную Декларацию прав.

Конституция 1793 г. была представлена на утверждение народа. Первичные собрания были созваны в июле, т. е. в разгар гражданской войны. Тем не менее вотум избирателей был вполне определенным. Из 4944 кантонов, на которые разделя­лась республика, голосование состоялось в 4520 кантонах. За утверждение конституции было подано 1 801 918 голосов, в том числе свыше 100 тыс. голосовавших одобрили конституцию лишь с поправками умеренного характера; против—11 610 го­лосов. Итоги голосования были объявлены на празднике Един­ства и Неделимости республики, состоявшемся в Париже 10 ав­густа, в годовщину падения монархии. На этом празднике при­сутствовали 8 тыс. делегатов первичных собраний, прибывших из многих частей страны. Текст конституции был заключен в священный ковчег из кедрового дерева и помещен в зале за­седаний Конвента [7, 306].

Конституция отвергла концепцию разделения властей, посколь­ку, по мнению Робеспьера: "… политические деятели, которые захотели, по-видимому, приложить некоторое старание не столько для защиты свободы, сколько для видоизменения тирании, могли придумать лишь два средства для достижения этой цели. Одно состоит в равновесии властей, а другое  — в существовании должности трибуна. … это равновесие может быть только химерой либо бичом…" [4, 180]. Впослед­ствии этой аргументацией воспользуются в своих революционных программах русский анархист М.А. Бакунин и создатели «Коммуни­стического манифеста» К. Маркс и Ф. Энгельс.

В противоположность федералистским намерениям жиронди­стов якобинцы провозгласили курс на централизацию и на закреп­ление единства страны, зафиксировав в первой статье положение о том, что «французская республика едина и неделима»(ст1.)[1, 219].  Конститу­ция упразднила деление граждан на активных и пассивных, пре­доставив всеобщее и прямое избирательное праводля мужского состава населения в возрасте 21 года.  

Правительственная власть концентрировалась в Исполнитель­ном совете, избираемом Национальным (Законодательным) собра­нием из общего списка, составленного по предложениям первичных департаментских собраний (по одному кандидату от департамента). Совет нес ответственность перед Национальным собранием в случае неисполнения законов или недонесения о злоупотреблениях. Это было коллегиальное правительство якобинской республики [8, 471-472].

В Декларации прав говорилось, что целью общества является общее счастье, а целью правительства — обеспечение человеку пользования его естественными и неотъемлемыми правами (здесь положения очень близки тексту преамбулы американской Деклара­ции независимости). Дается не только более четкий перечень есте­ственных прав — «равенство, свобода, безопасность, собствен­ность» (ст. 2) [1, 216], но и краткие определения их существа и содержа­ния. О сопротивлении угнетению как естественном праве не говорит­ся, но отмечается, что это право «есть следствие, вытекающее из всех прочих прав человека» (ст. 33) [1, 217]. Общий объем якобинской Дек­ларации превышает первую Декларацию чуть более чем в 2 раза.

В отличие от американской Декларации здесь особо подчер­кивается право на восстание народа (или части его) в случае на­рушения правительством его прав. «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть священнейшее право и неотложная обязанность» (ст. 35)[1, 219]. О равенстве говорится, что «все люди равны по природе и перед законом» (ст. 3)[1, 216], что все граждане на равных правах имеют доступ к общественным должностям (ст. 5)[1, 216], что образование должно стать «достоянием всех граждан» (ст. 22) [1, 218].

О свободе в дополнение к воспроизводимым положениям Дек­ларации 1789 г. сказано, что ее основу составляет природа, а правило — справедливость и что ее обеспечение следует считать законом. Нравственную границу свободы составляет следующее правило: «Не причиняй другому того, что нежелательно тебе са­мому от других» (здесь имеет место скрытое цитирование золотого правила из Евангелия от Матфея). Кроме того, указывается, что свобода распространяется на область выражения своих мыслей и мнений, на подачу петиций в государственные органы, а также на право собираться вместе (право собраний) и право совершать религиозные обряды (ст. 6, 7, 32) [1, 216-217].

Существенной новацией стало включение в Декларацию блока социальных прав, которым, впрочем, не суждено было осуще­ствиться. Здесь имеются в виду статьи об общественном презрении неимущих, безработных и нетрудоспособных, статьи о народном просвещении, а также положение о том, что «ни один налог не может быть установлен иначе как в интересах общей пользы» (ст. 20, 21, 22)[1, 218].

Исполнительный советявлялся высшим правительст­венным органом республики. Он должен был состоять из 24 членов, избираемых Национальным собранием из кандида­тов, выдвинутых списками от первичных и департамент­ских собраний. На Исполнительный совет было возложено «руководство общим управлением и наблюдением за ним»  [1, 219].

Но предусмотренная якобинской Конституцией систе­ма государственных органов на практике не была создана [9,70-71]. Надо сказать, что французский историк Ипполит Тэн, считал, что  эта Конституция изначально не была задумана для применения на практике. Дело создания конституции якобинцами он называет делом «показным,  рекламным» [13]

Несмотря ни на что, Конституция 1793 года представляла собой крупный шаг вперед по сравнению с цензовой конституцией 1791 года. Эта конституция закрепляла такие завоевания народа, как республика, всеобщее избирательное право, широкие демократические свободы [7, 299]
    продолжение
--PAGE_BREAK--2. 2. Якобинская диктатура
Победы революционной Франции произвели оше­ломляющее впечатление на ее врагов. Теперь почти все европейские государства стали считать подавление французской революции вопросом собственной безопас­ности. После казни Людовика XVIбыла создана мощ­ная антифранцузская коалиция (в начале 1793 года), в которую, помимо Австрии и Пруссии, вошли Англия, Испания, Голландия, Неаполь, Сардиния, Россия и не­сколько мелких германских государств.

Французские войска снова начали терпеть поражение на фронтах. 18 марта они были разбиты при Неервиндене (в Голландии), затем под натиском врага вынуждены были отступить из Бельгии и Германии. Эти поражения были не результатом слабости революционных войск, а следствием нового предательства верховного командо­вания: в марте 1793 года главнокомандующий Дюмурье  решился на прямую измену.

На помощь внешней контрреволюции выступила контрреволюция внутренняя: в Ванде вспыхнуло крупное контрреволюционное восстание, которое вскоре захватило Бретань, а затем перекинулось на юг страны.

Якобинцам довелось действовать в исключительно тяжелой обстановке.

Положение революционной Франции было катастро­фическим. Чтобы спасти ее, нужны были срочные меры. Критическое положение республики в связи с напряжен­ными внутренними и международными условиями вынудило конвент сразу не вводить в действие конституционный режим, а временно заме­нить его режимом диктатуры. Будучи убежденными, фанатичными и бескомпромиссными революционерами, якобинцы полагали, что окончательное подавление контрреволюции и упрочение республики в сложившейся обстановке могут быть осуществлены в результате энергичных действий правительства, путем установления режима революционной диктатуры [11].

По мнению русского историка Н. И. Кареева, наиболее существенным качеством якобинцев была приверженность идее государственности. «Якобинцы видели в  государстве великую силу, которая должна подчинить себе все проявления человеческого бытия, воспитывая гражданина для своих целей, требовать от него полного повиновения, устанавливать в  частной и социальной жизни все, начиная с мелочей поведения и кончая религией, которая тоже должна быть гражданской. Нежелание подчиниться общему режиму во имя государства и было признаком „инцивизма“, отказа от исполнения первого условия общественного договора, заключающегося в  полном отчуждении прав в  пользу всех: такого человека нужно было принудить к »цивизму". Считая необходимою диктатуру для спасения отечества от внешних врагов, якобинцы видели в  той же диктатуре средство всех французов сделать настоящими «гражданами» и «патриотами»… «Святое насилие»… было главным средством, употреблявшимся якобинцами… они возвели террор в  систему" [26].

Итак, диктатура и террор, по мнению Кареева, были обусловлены особенностями доктрины, которую исповедовали якобинцы.

В декабре 1793 г. Робеспьер уточняет общую перспективу в таких словах: «Цель кон­ституционного правления — в сохранении республики, цель рево­люционного правления — создание республики» [27, 91].

Верховной властью в этой системе обла­дали:

·        конвент, имевший право издания и истолкования законов;

·        Комитет общественного спасения;

·        Комитет общественной безопасности.

Они опирались на созданные по всей стране революционные коми­теты и «народные общества». Чрезвычайными полномочиями наде­лялись комиссары конвента, подотчетные Комитету общественного спасе­ния.

Судопроизводство осуществлял Революционный трибунал, применяв­ший смертную казнь в качестве универсальной меры наказания. Чрезвы­чайный уголовный трибунал  города Парижа также имел юрисдикцию по де­лам об «измене Отечеству» [20, 182].

В организации разгрома войск феодально-монархиче­ской коалиции, вторгшихся в республиканскую Францию, решающую роль сыграла преобразованная якобинцами ар­мия. В августе 1793 г. Конвент издал декрет о всеобщем ополчении, согласно которому осуществлялся переход от добровольческого принципа к обязательному набору, т. е. созданию массовой народной армии. Батальоны ново­бранцев, слитые с кадровыми частями (так называемая амальгама армии), привносили в армейскую среду револю­ционный дух и укрепляли боеспособность воинских подраз­делений. На командные посты, в том числе и генеральские, выдвигались молодые, способные и волевые люди, многие из которых были выходцами из народа.

Все это не замедлило сказаться: с осени 1793 года на фронтах произошел решительный перелом. Начиная с сентября, французская армия одерживает одну победу за другой. Так, 6—8 сентября в кровопролитной битве при Гондсхооте французы нанесли поражение англичанам; 15—16 октября Карно и Журдан одержали блестящую победу над австрийцами при Ватиньи; в декабре 1793 года артиллерийский офицер Бонапарт сумел применением массированного огня артиллерии выбить анг­личан из Тулона; 26 декабря 1793 г. Гош заставил от­ступить пруссаков из-под Вейсенбурга.

Весной 1794 года вся территория Франции была очи­щена от врага, и французские войска продолжали войну на вражеской земле. В Италии французы вступили в Ге­нуэзскую республику; в Испании они захватили почти всю Каталонию. В мае 1794 года австрийцы потерпели полное поражение в битве при Теркуене; 26 июня Журдан во главе революционных войск нанес сокрушающий удар силам противника при Флерюсе. Преследуя от­ступавшего врага, французская армия вступила в Бель­гию, захватила Льеж и Антверпен. Еще недавно могучая коалиция европейских держав оказалась бессильной пе­ред лицом революционной Франции. Союзники обнару­живали стремление под благовидным предлогом выйти из войны- Коалиция находилась на грани раскола.

Революционная ар­мия не только очистила к весне 1794 г. территорию Фран­ции от войск коалиции, но и принимала участие в подавле­нии контрреволюционных мятежей в Лионе, Вандее и дру­гих городах  [10, 137-138].

Якобинцам удалось отвести внешнюю угрозу, провозгласить союз революционной Франции со всеми освобождающимися наро­дами и сословиями (они провозгласили, в частности, отмену раб­ства во французских колониях). Через неделю после захвата вла­сти они декретировали передачу общинных земель крестьянам. Затем была отменена десятина в пользу церкви и безвозмездно уп­разднялись «все сеньориальные подати» и оброки. Так закончились мероприятия по искоренению феодальных привилегий в области земельных отношений. Однако через некоторое время в связи с нехваткой продовольствия и снаряжения для армии в деревню были посланы продовольственные отряды для изъятия излишков, а в городах для справедливого распределения продуктов были ис­пользованы продовольственные карточки [8, 475]

Упрочение республики во внешнем мире привело к распаду единства и усилению внутренних разногласий в якобинском блоке. Вантозские декреты, согласно которым надлежало конфисковать собственность лиц, признанных врагами ре­волюции, и распределять ее между неиму­щими патриотами, принятые в феврале — марте 1794 г., так и не были проведены в жизнь вследствие сопротивления правяще­го аппарата якобинской диктатуры.

Режим, созданный для борьбы с контр­революцией ради претворения в жизнь идеалов демократии, превратился в авторитарный и нетерпимый к инакомыслию. Якобинцев перестали поддер­живать:

— сельская беднота и городские плебейские слои: ряд их социальных требований не был удовлетворен;

— зажиточное и среднее крестьянство, а также буржуазия: они не желали мириться с ограничительным режимом и политикой реквизи­ций [20, 182-183].

После изгнания за пределы страны интервентов политика тер­рора выглядела уже неоправданной. Поэтому вслед за изданием нового Закона в поддержку террора от 10 июня 1794 г. образовалась оппозиция руководству Комитета общего спасения (Робеспьер) и Комитета общественной безопасности.

27 июля 1794 г. в результате заговора против возглавляемого Робес­пьером якобинского правительства произошел Термидорианский перево­рот и в стране был установлен режим Директории. Робеспьер и 22 его сподвижника были казнены.

За это время революции примерно 17 тыс. человек погибло на гильотине как «контрреволюционеры», еще 25 тыс. умерщвлены по этому же основанию другими способами. Около 500 тыс. оказались репрессированными по разным поводам — по доносам и наветам, чаще всего необоснованным. Больше всего людей погибло в ходе гражданской войны, особенно при подавлении крестьянского восста­ния в Вандее (тогда с обеих сторон погибло около 600 тыс. человек) [8, 475-476].

Террор эпохи Французской революции конца XVIIIв. сейчас практически не изучают ни в России, ни во Франции. Однако к тому, чтобы постараться как можно реже о нем вспоминать, отечественная и зарубежная историография шли разными путями [28, 144].

Надо сказать, что проблемы конституционно-демократического строя принад­лежали к числу наиболее разработанных якобинцами вопросов. Робеспьер здесь мог опираться не только на теоретическое насле­дие Руссо, но и на свой собственный опыт борьбы за принципы демократии в Учредительном собрании. Обобщая живой опыт революции, и в частности первый опыт республиканского режи­ма, Робеспьер еще в период борьбы против Жиронды создал систему взглядов по вопросам политической демократии. Но­вым, что здесь было по сравнению с его конституционной про­граммой периода Учредительного собрания,—это усиление га­рантии сохранения народного суверенитета: выборность, отчет­ность и право отзыва государственных служащих,—усиление контроля народа над работой законодательных органов; уста­новление предельных сроков (два года) для избираемых госу­дарственных служащих и т. п.

Новым было также и несколько ограничительное толкование права собственности (хотя и не в той редакции, которую первоначально предлагал Робеспьер), и внесенное им в проект Декларации прав человека и гражда­нина упоминание о «праве на труд», что свидетельствовало о же­лании Робеспьера внести в будущую конституцию и некоторые элементы своих эгалитаристских взглядов.

Неудивительно,   что   эта   конституция,   в   некоторых   своих частях самая демократическая из всех действовавших в истории Франции до наших дней, будучи поставленной на утверждение первичных собраний, получила единодушное одобрение народа [6, 323-324].

Таким образом, якобинская Конституция являла собой хороший замысел и была прорывом в демократическом мышлении своего времени. Но, видимо, именно ее радикальный характер и стал причиной того, что она так никогда и не стала действующей. Можно сказать, Конституция 1793 года обогнала  свое время.
    продолжение
--PAGE_BREAK--3 Конституция эпохи Директории 3. 1. Подготовка и обсуждение проекта новой Конституции после термидорианского переворота


Споры о том, чем был термидор— недолгие 15 месяцев, прошедшие с 9 термидора IIгода Республики (27 июля 1794г.), когда были свергнуты М.Робеспьер и его соратники, по 4 брюмера IVгода (26 октября 1795 г.), когда Конвент самораспустился, передав власть Директории, не утихают уже более 200 лет. Попытки оценить то, что произошло в этот период, начались сразу же после самого события. И уже тогда зародились те две полярные точки зрения, которые красной нитью пронизывают всю историографию термидорианского периода Французской революции.

Советской историографии была присуща склонность придерживаться жестко-оценоч­ной периодизации революции, выделяя при этом ее восходящую (до 9термидора) и нис­ходящую (после него) линии. И в дальнейшем отечественная историография в основном следовала в русле этих концепций.

С изменением политической и идеологической ситуации в СССР в 1985—1991 и последующие годы на постсоветском пространстве, переоценкой роли Октябрьской революции 1917 г., «возникла своеоб­разная реакция отторжения по отношению к якобинскому периоду Французской револю­ции»[17, 20], стали меняться и оценки революции в целом. Эти процессы не могли не затронуть и проблемы ее периодизации, и взгляды на Термидор. Прежде всего, это проявилось в том, что и Термидор и Директория снова начинают восприниматься как составные части револю­ционного процесса во Франции. Эта переоценка совпала с празднованием 200летия Великой Французской революции.

Итак, миф о том, что концом Французской революции было падение Якобинской диктатуры ушел в прошлое. В настоящее время ее завершающей стадией в отечественной историографии считается Термидор и последовавшая за ним Директория [16, 149-152].

Первое время термидорианцы были вынуждены сохра­нять систему государственных органов, созданную якобин­цами. При этом сам механизм революционной диктатуры был постепенно разрушен, отменено чрезвычайное социаль­но-экономическое законодательство якобинцев.

Комитет общественного спасения, где заседали теперь участники антиякобинского заговора, потерял значение пра­вительственного органа. Были упразднены Парижская ком­муна — оплот якобинцев, а также революционные комите­ты, реорганизован Революционный трибунал.

Но и реформированная термидорианцами политическая система ассоциировалась с революционными традициями. Поэтому с особой остротой вновь стал вопрос о восстанов­лении конституционного строя.

Формально считалось, что в силе оставалась конститу­ция 1793 г., принятая якобинским Конвентом и подтвержден­ная первичными собраниями выборщиков. Хотя якобинская Конституция так никогда и не применялась, первоначально сами термидорианцы ставили вопрос о поправках и добавле­ниях, необходимых для ее введения в действие. Однако вско­ре, в частности под воздействием новых революционных вол­нений, правые термидорианцы усмотрели в якобинской кон­ституции «организованную анархию» и приняли решение о подготовке нового конституционного документа. Они спеши­ли с конституированием новой власти, тем более что вновь напомнила о себе политическая опасность со стороны откры­тых врагов республики — роялистов, фейянов и т. д.. [9, 77].

Конституция 1795 года (или, как ее официально именовали, Конституция III года республики) знаменует собой окончание термидорианского периода Французской революции и переход к Директории. Это последнее крупное деяние Национального Конвента и итог его работы. По замыслу своих создателей, она должна была закончить Революцию, явиться венцом всех шести лет революционных бурь, дать стране прочное, а не временное и революционное, правительство, спокойствие, процветание и стабильность.
История обсуждения и принятия Конституции 1795 года не привлекала особенно пристального внимания историков, хотя она дает немало интересного материала для понимания политики правительства и взаимоотношений власти и общества в этот непростой для Франции период. Несмотря на то, что Конституцию III года составлял и обсуждал Конвент, ее обсуждали и в обществе, а утверждал ее все же народ на специально организованном референдуме, за которым последовали выборы в новые органы власти.
После переворота 9 термидора, свергнувшего Робеспьера и его соратников, стало очевидно, что их победившие противники, которых обычно называют термидорианцами, не имели никакого заранее продуманного плана политических реформ. Они ослабили власть Великих Комитетов Конвента, отменили максимум, прекратили гонения против церкви, начали демонтаж системы террора. Однако продолжала действовать система временного революционного правительства, во многом сохранялась революционная фразеология, а значит, можно было думать, что революция продолжается. Свергнув якобинцев, Франция так и не получила долгожданной стабильности: политические репрессии и развал в экономике усугубляли положение тяжелое населения в голодную зиму 1794/1795 годов.

В этих условиях и общественное мнение, и депутаты Конвента начинали видеть выход не в разрозненных мероприятиях направленных против наследия якобинцев, а в окончании революции и создании нового государственного устройства. Однако закончить революцию для большинства современников означало дать стране конституцию.

Начиная с ноября 1794 года в Конвенте постоянно раздавались предложения решить конституционную проблему. Понимая, что многие статьи якобинской конституции не соответствуют изменившимся условиям, некоторые депутаты предлагали дополнить ее так называемыми «органическими законами», то есть отдельно принимаемыми законодательными актами, которые бы позволили ввести конституцию в действие, подкорректировав ее. Однако комиссия, избранная для этой цели 14 жерминаля (3 апреля 1795 года), так и не рискнула взять на себя выработку дополнений к тексту основного закона, обрисовав в итоге своей деятельности лишь общий проект реформ, касающихся всех сторон жизни государства. Реальная же работа над текстом конституции началась лишь после того, как во второй половине того же месяца Конвент создал новую комиссию с той же целью. Она состояла из 11 человек и получила название Комиссии одиннадцати.

К 5 мессидора (23 июня) работа была закончена, и Буасси д'Англа от имени Комиссии произнес свою знаменитую речь, в которой ознакомил Конвент и всю страну с основными положениями проекта. Эта речь и открыла дискуссию в Национальном собрании.

Проект, представленный Буасси д'Англа предусматривал создание двухпалатного парламента, в котором законодательная инициатива принадлежала нижней палате — Совету пятисот, а право окончательного утверждения законопроектов оставалось за верхней — Советом старейшин, состоявшим из 250 депутатов. Исполнительная власть вручалась Директории из 5 человек, избираемой Советом старейшин из кандидатов, представленных Советом пятисот. Этот проект прошел в Конвенте два чтения. Первое длилось с 16 мессидора (4 июля) по 25 термидора (12 августа), второе — 25 до 30 термидора (12-17 августа). Конвент принял проект 5 фрюктидора (22 августа), затем он был передан на рассмотрение первичных собраний (референдум), которые собрались 20 фрюктидора (6 сентября). 1 вандемьера (23 сентября) об одобрении Конституции народом было торжественно объявлено с трибуны Ассамблеи.

В процессе подготовки проекта конституции Комиссия одиннадцати стремилась учесть общественное мнение и настроение. В соответствии с призывом Конвента, граждане могли отправлять в нее свои предложения, проекты, запросы и комментарии, касающиеся новой конституции, референдума и выборов. Авторы многих присланных в Комиссию проектов искренне верили, что им наконец-то представилась возможность послужить Родине, высказать свое мнение, которое, без сомнения, будет услышано и принято к сведению; поделиться своим опытом, который многим кажется уникальным.

Опыт шести лет революции приводит Конвент к выводам, которых тот жестко придерживается: опасно доверять судьбу страны народным низам, нужно сделать все, чтобы предотвратить узурпацию власти одним человеком, нельзя включать в Декларацию прав положения, грозящие подорвать стабильность будущего государственного устройства. Многие идеи, высказанные в проектах, были включены в текст конституции. Их можно называть фундаментальными и принципиальными: отсутствие права на восстание, введение имущественного ценза, института выборщиков, двухпалатного парламента, частичного обновления законодательного корпуса. Нельзя не отметить и еще один момент: в ходе дискуссии депутаты показали себя настоящими «представителями народа» — огромное количество встречавшихся в переписке Комиссии мыслей, дополнений и уточнений были высказаны, независимо от этого, и с трибуны Конвента.

Можно ли, таким образом, говорить, что предложение присылать свои проекты было лишь игрой в демократию? Нам кажется, что нет. Скорее, они служили не базой для будущей конституции, как на это надеялись многие корреспонденты, а некоторым индикатором общественного мнения, указывающим слабые места, как старой, так и новой конституций, выделяющим наиболее популярные идеи.

Трудно говорить о том, что, то или иное предложение попало в проект именно благодаря переписке Комиссии. Далеко не все вошло в окончательный текст конституции, предложенный на утверждение народа. Однако несомненно, что между Комиссией одиннадцати и ее корреспондентами существовал реальный обмен мнениями, и они, в основной массе, поддерживали проводившийся Конвентом курс на изменение Конституции 1793 года, поддерживали общее направление политики термидорианцев. Конечно, трудно судить об истинных масштабах этой поддержки. О ней говорят другие факты: за вынесенную на референдум Конституцию проголосовало более миллиона человека, против — менее пятидесяти тысяч [19]
    продолжение
--PAGE_BREAK--3. 2. Конституция III года республики


Новая конституция, закрепляла во Франции республиканский строй. Отверг­нута была знаменитая статья 1 Декларации прав 1789г.: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» [2, 190]. Вместо этой статьи декларировалось: «Равенство заключается в том, что закон одинаков для всех».(Декларация 1795 годаСт.3.) [2, 282]. Отвергнута была и статья 1 Декларации прав 1793 г.: «Целью общества является общее счастье» [2, 282]. Неимущие и малоиму­щие отстранялись от всякого участия в управлении страной, отстранялись открыто, грубо, без всякой маскировки. Всеобщее избирательное право отменялось. Восстанавливался имущест­венный ценз, правда, для участия в первичных собраниях он был невысок: избирательные права предоставлялись гражда­нам, достигшим 21 года, проживающим не менее года в данной коммуне и уплачивающим какой-либо прямой налог, поземель­ный или профессиональный. Однако непосредственное избрание депутатов народом отменялось. Восстанавливалась двухстепен­ная система выборов. Избиратели избирали выборщиков (од­ного от двухсот граждан), и лишь те — депутатов, судей и всех местных администраторов.

 Для выборщиков же устанавливался очень высокий ценз: иметь 25 лет от роду, проживать не менее года в данной местности, а главное — в городах с числом жи­телей свыше 7 тыс., обладать собственностью или арендой, стоимость которых не менее чем местная оплата 200 рабочих дней; или быть съемщиками жилищ с квартирной платой не менее стоимости 150 рабочих дней; или владеть земельной соб­ственностью или арендой, стоимость которых равна оплате 200 рабочих дней (в городах с числом жителей менее 7 тыс. раз­меры соответствующих доходов снижались до стоимости 150, 100 и 100 рабочих дней). В деревнях выборщики должны были обладать собственностью или арендой, стоимость которых рав­на местной оплате 150 рабочих дней, или фермой или исполь­щиной, стоимость которых равна стоимости 200 рабочих дней [7, 462].

Текст Конституции 1795 г. отличался напыщенностью и многословием (372 статьи), но при этом она была весьма умеренной по своему политическому содержанию.

Декларация прав и обязанностей человека и граждани­на, уже не была проникнута революционным духом (отсутствовало право народа на восстание, на сопротивление угнетению и т. д.) и делала упор на закрепление экономических, моральных и правовых устоев общества. Так, например, в ней подчерки­валось, что собственность «лежит в основе мировой культу­ры, всего производства, всех средств труда и всего соци­ального строя» (Декларация 1795г. Обязанности. Ст.8.
).[2, 284].

Депутаты Конвента высказывались категорически против того, чтобы Декларация прав человека и гражданина рассматривалась как закон. Они специально подчеркивали этот момент, и исключили из нее формулировки, казавшиеся им опасными, могущими привести к гражданской розни [14].

Следуя уже испы­танной в 1791—1792 гг. политической модели, новая консти­туция в статье 22 заложила в основу республиканского строя принцип разделения властей.

Сразу отметим, что по поводу самой необходимости разделения властей разногласий практически не было, хотя многие термидорианцы исходили при этом из разных изначальных посылок.

Поскольку теория разделения властей обычно ассоциируется для нас с трудами Монтескье, который не раз упоминался во время дискуссии в Конвенте, отметим, он предлагал вручить законодательную власть “и собранию знатных, и собранию представителей народа”[5, 132], от чего было вынуждено отказаться уже Учредительное собрание. К тому же философ не видел ничего страшного в том, чтобы доверить исполнительную власть монарху, что на шестом году революции для многих членов Конвента было неприемлемо. Не предоставили исполнительной власти и права вето, которое Монтескье считал необходимым для того, чтобы она реально могла противостоять законодательной.

Таким образом, революция расходится с Монтескье в том, каким образом должно быть произведено разделение властей, однако положение о том, что исполнительную власть ни в коем случае нельзя вручать кому-либо из членов законодательного собрания, все же было проведено в жизнь (не считая небольшой отсрочки до выборов V года). Вводилось и предусматриваемое философом деление на две палаты.

Однако при всем при этом можно сказать, что большинство современников было уверено, что принцип разделения властей в Конституции реализован. Как правило, историки (в том числе и историки права) также не отказывают ей в этом; более того, многие из них считают, что он был доведен до своего логического завершения, если не до абсурда.

И в самом деле, Законодательный корпус вроде бы не мог напрямую вмешиваться в работу Директории, требуя от нее лишь ежегодный финансовый отчет, а Директория, в свою очередь, практически не имела возможности вмешаться в составление законов. Все было сделано, чтобы разграничить обязанности двух ветвей власти; помимо этого, они могли сноситься друг с другом только посредством специальных государственных посланников. Отметим, что подобные оценки берут свое начало уже в XVIII веке.

В то же время в конституционной традиции, известной XVIII веку, существовало два способа взаимодействия властей между собой. Один, – “равновесие властей” – не предусматривал жесткую специализацию, предоставляя исполнительной власти её главное оружие: право вето. Таким образом, исполнительная власть в некотором роде становилась частью законодательной, поскольку приобретала право влиять на составление законов.

Второй способ, – “абсолютное разделение властей” – исходил из того, что их функции необходимо резко разграничить, установив при этом иерархию, подчинение исполнительной власти законодательной. С того момента, как исполнительная власть оказывалась полностью отстраненной от составления и принятия законов (и, как следствие, лишена права вето), она становилась лишь простым орудием законодательной. За это выступал Руссо, эти идеи восприняли конституции Пенсильвании и Франции в 1793 году.

Директория не просто избирается Советами, она к тому же полностью зависит от них, поскольку ее члены в любой момент могут быть обвинены с достаточно расплывчатой формулировкой: за действия, направленные на свержение конституции. Это подразумевало, что Директория становится простым исполнителем не только принятых законов, но и политической волизаконодателей. Вместе с тем, она оказывается лишенной права вето, законодательной инициативы, права ратификации мирных договоров, не может выносить суждение о легитимности выборов, не назначает высших финансовых должностных лиц республики.

Что же тогда подразумевалось под разделением властей? С точки зрения термидорианцев, как и в 1789 году, разделить власти – означало не допустить их сосредоточения в одних руках, не допустить деспотизма. Более того, разговоры о необходимости создания сильной исполнительной власти также укладываются в эту концепцию. Сильной, но не по отношению к законодательной, а по отношению к администрации, отданной под ее начало. [19].

Для творцов конституции IIIг. характерны недоверие к исполнительной власти, страх перед длительным сохранением власти в одних руках, стрем­ление довести до крайности принцип разделения властей [7, 463].

Новая организация государственной власти отличалась громоздкостью, доктри­нерством, чисто внешним подражанием образцам античной демократии,системе разделения властей законодательному кор­пусу отводилось ведущее место. Авторы конституции про­явили политическую осторожность и отказались от создания «всемогущего» законодательного органа по типу Националь­ного конвента. Впервые в истории французского конститу­ционализма законодательный корпус был создан не на одно­палатной, а на двухпалатной основе. [9, 78]. Законодательный Корпус состоит из Совета старейшин и из Совета пятисот. (Конституция. Глава 5. Законодательная власть. Общие положения. Ст. 44.) [2, 286]. Он состоял из Совета старейшин(250 членов, избираемых из лиц не моложе 40 лет) и Совета пятисот(из лиц не моложе 30 лет).

Право законодательной инициативы по конституции предоставлялось только Совету пятисот(Конституция. Глава 5. Совет пятисот. Ст. 76.)[2, 287], но решение послед­него становилось законом только после одобрения Совета старейшин (Конституция. Глава 5. Совет старейшин. Ст. 86.)[2, 287].  Решения Совета пятисот, принятые Советом старейшин, называют­ся законами(Конституция. Глава 5. Совет старейшин. Ст. 92.). [2, 287].Законодательная власть, таким образом, заведомо становилась источником полити­ческой конфронтации, а следовательно, и нежизнеспособ­ной.

Конституция  IIIгода – вызвала резкое, негативное отношение со стороны народа. Она была не демократическая. Началось восстание, но оно было подавлено 13 вандемьера (5 октября) 1795 года Бонапартом.  За ним надолго закрепилось прозвище «генерал 13 вандемьера». Конституция была утверждена с помощью пушек.

Директория не в состоянии была решить те проблемы, которые стояли перед новым сформи­ровавшимся за годы революции гражданским обществом. Сохранялась опасность монархической, феодальной рестав­рации и нового революционного взрыва масс, вызванного бедственным положением городских низов и возрождением популярности якобинских идей.

Непоследовательность, резкие повороты в политике Директории, то обрушивавшей удары против якобинцев, то начинавшей борьбу против дворян-эмигрантов и не присягнувших священников, то облагавшей высоким подоходным налогом финансистов и спекулянтов, делали политическую обстановку во Франции непредсказуемой. Ненадежность пра­вительства Директории, проводившей «политику качелей», делала весь созданный в 1795 г. конституционный режим все более непопулярным и неустойчивым. — Переворот генерала Бонапарта и Конституция 1799 г.Государственный переворот, совершенный 9 ноября 1799 г. (18 брюмера VIIIгода республики — по новому календарю) группой заговорщиков, объединившихся вокруг генерала Бонапарта, привел к упразднению Директории и устране­нию других конституционных органов. Печальный финал Конституции IIIгода республики, ко­торая была объявлена причиной всех бедствий во Франции, стал своего рода неизбежностью. Политика «качелей», про­водимая Директорией, ставшая символом непрочности и порочности правящего режима, в результате потеряла сво­их последних сторонников [29, 134].

Несмотря ни на что, необходимо отметить, Конституция III года Республики со всем ее ограничительным характером была обусловлена ничем иным, как историческим опытом, попыткой оградить общество от новых волнений и революционных встрясок.

    продолжение
--PAGE_BREAK--