--PAGE_BREAK--1.2. Карибский кризис как отражение и составляющая “холодной войны”
“Холодная война” привела к первым кризисам и открытому военному противостоянию. Одним из ее ярких проявлений и был Карибский кризис, истоки которого были связаны с победой в январе 1959 г. революции на Кубе, свержением проамериканского режима Батисты и приходом к власти представителя прокоммунистических сил Ф. Кастро. Американо-кубинские отношения резко обострились[4].
В 1960 г. США взяли курс на установление экономической блокады Кубы, а в январе 1961 г. разорвали с ней дипломатические отношения. В апреле того же года последовала неудачная высадка вооруженных формирований кубинских эмигрантов из США на территорию Кубы.
В этих условиях Ф. Кастро обратился за помощью к СССР. Советское руководство, учитывая, что “остров Свободы” расположен в 90 км от побережья США, решило тайно разместить на нем ракеты среднего радиуса действия и носители ядерного оружия – бомбардировщики Ил-28.
Дж. Кеннеди объявил о введении с 22 октября 1962 г. военно-морской блокады Кубы и направил к ее берегам боевые корабли ВМС США. Все советские корабли, которые направлялись к Кубе, подлежали досмотру.
Вслед за этим были приведены в боевую готовность войска США в Европе, с другой стороны – вооруженные силы Варшавского договора. Кризис противостояния продолжался с 22 по 28 октября 1962 г. Угроза ядерной катастрофы в эти дни была реальной как никогда ранее[5].
К счастью, руководители “сверхдержав” Н. Хрущев и Дж. Кеннеди проявили государственную мудрость и сумели стать на путь преодоления конфликта не военными, а политическими средствами. Лидеры СССР и США пошли на разумный компромисс. СССР согласился вывезти ракеты с Кубы в обмен на снятие Соединенными Штатами блокады острова и предоставление Кубе гарантий безопасности.
Такова фактологическая канва событий. Рассмотрим часть из них детальнее, акцентировав внимание на проблемных геополитических аспектах.
Наиболее важный аспект изучения Кубинского кризиса заключается в том, что он не может рассматриваться лишь как эпизод советско-американских или советско-кубинских отношений, в отрыве от развития международных отношений периода холодной войны. События вокруг Кубы могут быть поняты только в контексте с главными событиями того времени: Берлинским кризисом, возведением Берлинской стены, международными отношениями на Дальнем Востоке и т. д. Все они тем или иным образом оказались связаны воедино[6].
Лидеры ГДР постоянно жаловались Москве, что граница между двумя Германиями нарушается и даже после возведения стены в разгар операции «Анадырь», о которой они, конечно, не знали, просили советское руководство дать согласие на некие меры по укреплению Берлинской стены. Согласие было получено, но Москва просила сделать это безотлагательно, чтобы не помешать будущим переговорам с Соединенными Штатами о германском мирном договоре. Фактически же в Кремле, по-видимому, хотели избежать любого международного осложнения до того, как операция «Анадырь» будет завершена.
В «черную субботу» Кубинского кризиса 27 октября 1-й секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии (1953-1971) Вальтер Ульбрихт обратился с просьбой к Хрущеву принять его и других лидеров ГДР в Москве до запланированного срока (ранее предполагалось, что они приедут на празднование очередной годовщины Октябрьской революции, 7 ноября)[7]. Ульбрихт мотивировал свое обращение желанием обсудить программу СЕПГ и вопросы германского мирного урегулирования, хотя ясно было, что речь шла не только о германском мирном договоре. Растущая напряженность грозила международными катаклизмами и возможностью серьезных перемен. Кремль дал согласие, и лидеры ГДР прибыли в Москву 1 ноября. К этому времени, однако, острая фаза Кубинского кризиса миновала, и буквально через день делегация ГДР отбыла обратно. Несомненно, что обсуждение германского вопроса естественным образом переплелось с Кубинским кризисом[8].
Продолжает привлекать исследователей роль разведки в этих событиях. Следует отметить, что разведывательные службы оказались не на высоте с той и с другой стороны, хотя нельзя сказать, что так было всегда и везде. Например, согласно распространенному мнению на Западе, кубинская и советская разведки не смогли своевременно узнать о готовящемся вторжении на Плая Хирон, которое было спланировано и осуществлено 17 апреля 1961 г. Центральным разведывательным управлением США и кубинскими контрас[9]. На самом деле у КГБ в Латинской Америке была довольно эффективная сеть агентов, а главным пунктом, куда стекалась информация, была Мексика. Основными же поставщиками информации были, как правило, представители коммунистических партий Центральной Америки. В кубинском случае наиболее важные сведения были получены из Гватемалы от гватемальских коммунистов. За несколько дней до Плая Хирон в Москву поступили сведения от «гватемальских друзей», переданные через мексиканскую станцию КГБ, что Куба вскоре подвергнется нападению. «Это верно», – написал шеф КГБ на полях телеграммы, и в Гавану полетело соответствующее сообщение[10].
Таким образом, за два дня до вторжения кубинские руководители получили предупреждение о предстоящем нападении. Они смогли лучше подготовиться, чтобы его отразить. К тому времени кубинские войска уже были неплохо снабжены советским оружием, включая тяжелое вооружение: истребители-бомбардировщики МиГ и танки.
Один из наиболее важных и до сих пор не до конца решенных вопросов истории Кубинского кризиса – это когда и как СССР принял решение разместить ядерные ракеты на Кубе. В 1961 г. аналитический отдел КГБ предсказывал, что США нападут на Кубу в случае, если, во-первых, Кастро предпримет попытку захватить американскую военную базу Гуантанамо и, во-вторых, если он предоставит другой стране право разместить ракеты на своей территории. Это предсказание несомненно основывалось на полученных разведкой агентурных сведениях. Впоследствии оно нашло подтверждение в опубликованных американских документах[11].
Выступая перед съездом учителей 9 июля 1961 г., Хрущев заявил о готовности оказать Кубе решительную военную поддержку, прикрыв ее ядерным зонтиком, в случае, если она подвергнется агрессии. Вскоре после этого Москву посетил Рауль Кастро. Он спросил Хрущева: что значит обещание о советском ядерном зонтике? Как далеко, спросил он, Советский Союз готов пойти в защите Кубы? Хрущев держался дружески, но осторожно. Он посоветовал кубинцам не преувеличивать его ядерного обещания. «Ни вы, ни мы, — сказал он, — не заинтересованы в эскалации международной напряженности».
Двумя месяцами позже после Рауля Кастро в Москву прибыл Че Гевара. Он встречался с советскими лидерами. Архивных данных о ходе переговоров, а также о том, обсуждался ли тогда вообще вопрос о ядерном оружии, найти не удалось. Однако если верить слухам, вопрос этот обсуждался и был поднят по инициативе кубинского гостя. По возвращении в Гавану после визита в Москву, а затем в Пекин, Че Гевара выступил по радио и телевидению, заявив о приверженности делу мира. В случае атомной войны, говорил Че, Кубе «несдобровать», но «тот, кто на нас нападет, жестоко поплатится»: если Соединенные Штаты нападут на Кубу, им придется попробовать советское ядерное оружие[12].
Фактически в Кремле приняли решение о размещении ракет на Кубе гораздо позже. Д. А. Волкогонов в своей книге «Семь вождей» пишет, что на заседании Политбюро весной 1962 г. после доклада министра обороны маршала Р. Я. Малиновского по поводу испытаний нового типа ракет Хрущев спросил его: «А вы никогда не думали о размещении ракет на Кубе?» Малиновский был поражен, не зная, что ответить.
В любом случае вопрос о посылке ракет на Кубу обсуждался в Кремле в марте–апреле 1962 г. Особенно интенсивными эти обсуждения должны были стать после визита в Америку зятя Хрущева и главного редактора газеты «Известия» А. И. Аджубея. В своем отчете Центральному Комитету он описал встречу с президентом Джоном Кеннеди. Президент заверил его, что США не собираются нападать на Кубу. Аджубей ответил, что он верит, что Соединенные Штаты не собираются этого делать, но могут ли они гарантировать, что кубинские контрас и гватемальские контрреволюционные силы, которые организовали в свое время нападение на Плая Хирон, не нападут, не сделают этого? Кеннеди резко ответил: «Я ругал Даллеса и говорил ему, берите пример с русских, когда у них были проблемы в Венгрии, они разрешили их за три дня, а вы, Даллес, ничего не можете сделать»[13]. Хрущев расценил эту информацию как угрозу Кубе: Кеннеди собирался поступать с ней так же, как Советский Союз с Венгрией. Несомненно и другое.
Окончательно советское решение разместить ракеты на Кубе состоялось в результате влияния докладов разведки о продолжающихся американских приготовлениях вторжения на Кубу. Это было особенно ясно после того, как Кремль узнал о планах Пентагона нанести превентивный ядерный удар по Советскому Союзу. Как агенты КГБ, так и ГРУ (военная разведка), сообщали об этом несколько раз. Последние доклады по этому поводу прибыли в Москву 9 и 12 марта 1962 г[14]. История имеет немало свидетельств тому, что военные планы часто не реализуются, оставаясь на полках военных ведомств. Но Хрущев в данном случае сильно сомневался, и его сомнения были неожиданным образом подтверждены докладом Георгия Большакова, культурного атташе советского посольства в Вашингтоне, который был полковником ГРУ и служил как канал для тайной связи между Кремлем и Белым домом. Он долгое время поддерживал тесный контакт с братом президента Робертом Кеннеди[15].
7 сентября Хрущев подписал приказ о том, чтобы на Кубу было доставлено тактическое ядерное оружие. Это решение было принято после того, как Белый дом 4 сентября заявил, что самые серьезные последствия возникнут в том случае, если Советский Союз пошлет наступательное ядерное оружие на Кубу. Если бы это произошло, говорилось в заявлении США, если бы там были найдены крупные наземные силы и были обнаружены ракеты, то американское правительство не исключало вторжения на Кубу. Но Хрущев не собирался отступать. Операция «Анадырь» продолжалась[16].
Советская разведка не знала ничего об американском разведывательном полете 14 октября и о том, что после него продолжались длительные заседания Исполнительного комитета Совета национальной безопасности, который был создан по распоряжению Кеннеди. Заседания эти продолжались целую неделю, до того как президент Кеннеди огласил свое обращение к народу. Проникнуть в эту тайну советская разведка не смогла, хотя А. С. Феклисов, резидент КГБ в Вашингтоне, ранее сообщал в Москву, что у него были хорошие источники информации в высших американских кругах.
Только накануне выступления Кеннеди 22 октября перед американским народом советские агенты что-то узнали, да и то главным образом из слухов, распространившихся в журналистской среде. Первые новости были получены представителями ГРУ, военной разведки, которые информировали Москву о том, что на юге США наблюдается передвижение войск. Они считали, что это связано с планируемым вторжением на Кубу. Что же касается КГБ, то его самый надежный источник в Мексике тоже молчал[17].
продолжение
--PAGE_BREAK--2. РОЛЬ ДЖ. КЕННЕДИ И Н. ХРУЩЕВА В УРЕГУЛИРОВАНИИ КАРИБСКОГО КОНФЛИКТА
2.1. Позиция Кеннеди в отношении Карибского конфликта
Джон Фицджеральд Кеннеди(1917–1963) – 35-й президент США, первый президент США-католик, самый молодой избранный президент в истории страны.Хорошо известно, что первая «ознакомительная» встреча советского и американского лидеров в Вене в июне 1961 г. отличалась напряженностью и весьма скупо освещалась в советских средствах массовой информации, что не позволяло советским людям вынести суждение о человеке, с которым предстояло иметь дело советским руководителям в ближайшие годы. Официальные коммюнике фиксировали в самых общих выражениях лишь обсуждавшиеся в ходе переговоров темы, но не их суть и, конечно, не тон, в котором оба лидера обменивались своими взглядами на международные проблемы[18]. Комментируя позднее содержание бесед с Н.С. Хрущевым, Дж. Кеннеди сказал американскому политическому обозревателю Дж. Рестону: «По-моему, он [Хрущев] поступил так из-за Залива Кочинос. Мне кажется, он подумал, что любой, кто оказался настолько молодым и неопытным, чтобы влезть в эту заварушку и не справиться, слаб в коленках. Пока он придерживается подобных идей, мы ничего ним не добьемся. Так что нам придется действовать»[19]. Кеннеди четко усвоил убежденность Хрущева в существовании и трех видов войн − традиционных, ядерных и освободительных, лишь последняя из которых была, по мнению советского лидера, исторически неизбежна.
Эта встреча не решила ни одной проблемы двусторонних и международных отношений, и оба лидера возвратились в свои столицы, не надеясь на возможность договориться о чем-то существенном в ближайшие годы. Более того, непримиримая позиция, занятая Н.С. Хрущевым по берлинскому вопросу, свидетельствовала о перспективе лишь дальней пего осложнения советско-американских отношений.
В такой напряженной международной обстановке наступил 1962 год – год, который и дает основание озаглавить это послесловие как «Еще один профиль мужества». Это был год Кубинского кризиса − одного из самых крупных международных кризисов после окончания Второй мировой войны. В течение двух его недель мир был ближе к третьей мировой войне с применением ядерного оружия, чем когда-либо на протяжении всех послевоенных десятилетий[20].
То, что происходило в Соединенных Штатах на протяжении последующих дней, можно охарактеризовать несколькими словами − всеобщая растерянность, предчувствие неминуемой и скорой гибели, состояние, близкое к безрассудной панике (в СССР наблюдалось абсолютное спокойствие, поскольку рядовые советские граждане по большей части оставались в неведении о грозившей катастрофе и позднее, узнав о том, что творилось в США, не скрывали своего удивления, приписывая все это разыгравшейся там «военной истерии»)[21]. В здании Секретариата ООН, где развертывались если не основные, то достаточно важные события, царила атмосфера тревожного ожидания. Когда стране объявили об ожидаемом вечером 22 октября выступлении президента Кеннеди, напряжение достигло предела. Начиная с 5 часов вечера (выступление было назначено на 7 часов вечера по нью-йоркскому времени) все залы, где установлены телевизоры, были заполнены людьми. В зале журналистов, аккредитованных при ООН,люди сидели даже на полу. Хорошего ожидать не приходилось: немногим более года назад авторитету президента Кеннеди был нанесен серьезнейший удар в результате фиаско в Заливе Кочинос. Хотя после этого крупного внешнеполитического поражения отправили в отставку директора ЦРУ Алена Даллеса, не было сомнения, что основным виновником катастрофы, как и основным «потерпевшим», был хозяин Белого дома. Вполне можно было предположить, что Кеннеди на этот раз в полной мере отыграется на Кубе и ее главном покровителе − СССР, тем более что в ближайшем окружении президента были люди, которые требовали решительных действий на Кубе в целях устранения Ф. Кастро и его режима.
За минуту или две до семи часов вечера 22 октября на экране появилось изображение океанских просторов с бороздившим их военным кораблем, скорее всего крейсером, а затем − словно высеченное из камня лицо высшего морского офицера, типичного «морского волка», стоявшего на капитанском мостике. Капитан вытряхнул в рот сигарету из пачки, поднес к ней зажигалку и глубоко затянулся. Ну всё! − явно читалось на лицах замерших в тревожном ожидании журналистов. И в абсолютной тишине с экрана раздался голос: «Курите сигареты «Коммодор», лучшие сигареты для настоящих мужчин!». В зале раздался взрыв напряженного хохота. Уж такого никто не ожидал. А за рекламой сигарет на экране высветилось спокойное, но решительное лицо американского президента, который «в качестве первых шагов» объявил о морской блокаде Кубы и ультимативном требовании, предъявленном Советскому Союзу, − безотлагательно удалить советские ракеты с территории острова. Подчеркнутая в выступлении президента фраза «в качестве первых шагов» давала понять, что администрация США готова принять более жесткие меры вплоть до начала военных действий в случае невыполнения Кубой и Советским Союзом предъявленныхтребований[22].
О решительности занятой США позиции свидетельствовали слова президента о том, что им отдан приказ вооруженным силам США «быть готовыми к любому развитию событий», и его предупреждение о том, что ракета, запущенная с территории Кубы против любой страны Западного полушария, будет считаться нападением Советского Союза на Соединенные Штаты, требующим адекватного ответного удара по Советскому Союзу[23].
Много позже стало известно, что у Кеннеди хватило политического мужества не поддаться нажиму «ястребов» как в его окружении, так и в политической элите и прессе страны, требовавших более эффективных силовых санкций против Кубы, включая торпедирование шедших на Кубу советских кораблей, так же как хватило государственной мудрости ни разу не упомянуть в своем выступлении имени советского руководителя, уже прославившегося широко растиражированным в Америке выражением «мы вас похороним». Раздражать его не входило в планы американского президента, учитывая вполне реальную возможность трагического исхода конфликта.
Весь мир замер в ожидании дальнейшего развития событий, в то время как два с половиной десятка советских судов продолжали следовать в направлении Кубы, а 90 американских военных кораблей и 8 авианосцев заняли позиции на подступах к острову с целью их перехвата и обыска на предмет наличия на их борту ракет и вооружений. Согласно воспоминаниям бывшего министра обороны США Роберта Макнамары, одного из важных участников событий тех дней, возвращаясь домой ночью в субботу 27 октября, он не надеялся дожить до следующей субботы[24].
В июне 1963 г. президент произнес в Американском университете (г. Вашингтон) речь, которая сразу же привлекла внимание всего мира. «Я избрал этот момент и это место для того, чтобы обсудить тему, по поводу которой очень уж часто проявляется невежество и очень уж редко преследуется цель добиться правды, хотя эта тема является наиболее важной в мире, − мир во всем мире, − заявил Кеннеди. − Какой мир я имею в виду? Какого мира мы стараемся добиться? Не Pax Americana, навязанного миру американским оружием. Не мира могилы и не безопасности раба. Я говорю о подлинном мире, мире, который делает жизнь на Земле достойной того, чтобы ее прожить, о том мире, который позволяет людям и государствам развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей, не о мире исключительно для американцев, а о мире для всех мужчин и женщин, не просто о мире в наше время, а о мире на все времена… Тотальная война… не имеет никакого смысла в век, когда одна единица ядерного оружия содержит в себе взрывную мощь, чуть ли не в десять раз превосходящую ту мощь, которая была применена всеми военно-воздушными силами союзников во Второй мировой войне. Она не имеет никакого смысла в век, когда смертоносные яды, образовавшиеся во время обмена ядерными ударами, могут быть доставлены ветром, водой, через почву и семена в самые дальние уголки планеты и поразить еще не родившиеся поколения».
«Мы, американцы, считаем коммунизм глубоко отвратительным как систему, отрицающую личную свободу и самоуважение, − продолжал президент. − Но мы можем по-прежнему уважать русский народ за его многочисленные достижения в науке и космосе, в экономическом и индустриальном развитии, в культуре, а также за его отважные подвиги.
Давайте не будем закрывать глаза на наше несходство, но давайте обратим внимание на наши общие интересы и на средства, с помощью которых это несходство может быть устранено. И если мы окажемся сейчас не в состоянии покончить с нашими разногласиями, мы можем по крайней мере содействовать тому, чтобы наши разногласия не угрожали миру. Поскольку в конечном счете самой главной точкой соприкосновения является то, что мы все живем на этой маленькой планете. Мы все дышим одним и тем же воздухом. Мы все заботимся о будущем наших детей. И мы все смертны»[25].
В том же месяце США и СССР договорились об установлении «горячей линии» – линии прямой связи между Москвой и Вашингтоном в целях предотвращения случайного возникновения войны, а 5 августа 1963 г. США, СССР и Великобритания подписали Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой. Это первый с начала «холодной войны» международный документ, ограничивающий дальнейшее усовершенствование ядерного оружия. В октябре 1963 г. президент одобрил продажу Советскому Союзу зерна на сумму в 250 млн. долларов, что помогло советскому руководству справиться с последствиями неурожая[26].
В той международной ситуации и при тех обстоятельствах признание главой американского государства бессмысленности войны и необходимости поиска мирного разрешения международных споров несомненно требовало выдающегося политического мужества, не говоря уже о политическом здравомыслии. Р. Кеннеди вспоминал уже после гибели брата: «Во время прошлогоднего Кубинского ракетного кризиса мы обсуждали возможность войны, обмена ядерными ударами и говорили о том, что мы можем погибнуть − в то время вопрос о нашей личной судьбе казался таким маловажным, чуть ли не легкомысленным. Единственное, что действительно заботило его, действительно имело значение и делало ситуацию намного более опасной, чем она могла быть по определению, была перспектива гибели детей в нашей стране и во всем мире − молодых людей, которые не несли вину за конфронтацию и не имели о ней представления, но чья жизнь была бы так же перечеркнута, как и жизнь всех других людей… Великая трагедия заключалась в том, что в случае нашей ошибки она отразилась бы не только на нас, нашем будущем, нашем доме, нашей стране, но и на жизни, будущем, домах и странах тех, кому никогда не предоставлялась возможность сыграть свою роль, сказать «да» или «нет», засвидетельствовать свое присутствие»[27].
По свидетельству Т. Соренсена, Дж. Кеннеди как-то заметил, что «будущие историки, оглядываясь на 1962 г., имеют все основания считать его годом, в который произошел коренной поворот во внешнеполитическом курсе Соединенных Штатов». Также ссылаясь на слова президента, Соренсен заявлял впоследствии, что Карибский кризис «способствовал созданию в США благоприятной атмосферы для распространения убеждения о смертельной безысходности тотальной «победы» в ядерной войне и о созидательных возможностях соглашений… Разоружение становилось все в большей степени необходимостью и все в меньшей степени мечтой»[28].
На организованной в 2001 г. Фондом Карнеги в Москве конференции «круглого стола» для обсуждения американского художественного фильма «Тринадцать дней» бывший советник Кеннеди Т. Соренсен заявил, что мы должны быть благодарны судьбе, что Джон Кеннеди являлся тогда президентом США. Благодаря ему, была предотвращена война.
Следует, однако, помнить о том, как повел себя Хрущев. В конечном итоге он немало сделал, чтобы предотвратить военную катастрофу. Несмотря на первоначально неоправданно резкую критику в отношении Кеннеди и свой импульсивный характер, Хрущев оказался в состоянии преодолеть предрассудки. Он сумел сдержать эмоции и сделал все от него зависящее для урегулирования советско-американского конфликта вокруг Кубы[29].
По прошествии трех дней после выступления Кеннеди, после резкого обмена посланиями между Москвой и Вашингтоном положение стало меняться. На заседании Политбюро 25 октября Хрущев заявил, что сейчас наступило время прекратить пикировку, не прибегать к прежним аргументам, и «оглядеться». Он говорил о необходимости убрать советские ракеты, если Соединенные Штаты дадут обязательство не вторгаться на Кубу.
продолжение
--PAGE_BREAK--
2.2. Реакция Н.Хрущева и руководства СССР на эскалацию Карибского кризиса
Несмотря на угрожающий тон заявлений советского правительства в отношении США в первые дни кризиса, многими советскими руководителями владели растерянность и страх надвигающейся войны. Прежде всего, это касалось Н.С. Хрущева, который нес большую долю ответственности за те решения, которые в конечном итоге привели к созданию жесточайшей кризисной ситуации, способной выйти из-под контроля и привестик обмену ядерными ударами между СССР и США[30]. В.Е. Семичастный утверждает,что, получив текст выступления Кеннеди по радио и телевидения, в которомамериканский президент обвинил Советский Союз в создании ракетной базы наКубе, потребовал убрать ракеты и объявил «карантин», «Хрущев запаниковал.
Если раньше он в своих выступлениях грозился «похоронить капитализм», то напервом же экстренном заседании Президиума ЦК он с совершенно серьезнымлицом трагически произнес: «Все. Дело Ленина проиграно!». Таким же образомоценивает настроения членов Президиума ЦК заместитель министра иностранныхдел Г.М. Корниенко, полагавший, что с самого начала кризиса у советскогоруководства возник и с каждым часом нарастал страх перед возможнымдальнейшим развитием событий[31].
Эти настроения передались и другим высшим партийным и государственным деятелям. Известно, например, что Л.И. Брежнев, который, как и другие члены Политбюро, ночевал в своем кремлевском кабинете и чуть ли не круглосуточно участвовал в проводимых растерявшимся Хрущевым совещаниях, «саму затею с размещением ракет не одобрял, хотя никаких возражений не высказывал. Перспектива обмена ядерными ударами с США бросала его (как, наверное, и Хрущева) в дрожь. Особенно когда наш посол прислал телеграмму, в которой говорилось, что Фидель призвал советское руководство ударить по Америке, выражая готовность кубинской стороны «стоять насмерть».Сходные эмоции испытывал и председатель КГБ, который после начала «публичной» стадии кризиса активно включился в работу по его урегулированию: «Мысль, что мы стоим на пороге войны, повергла всех в трепет». Семичастный, как, скорее всего, и другие члены советского руководства, действительно допускал возможность начала новой мировой войны: «У меня такое положение было, что я видел: все может быть. «Холодная война» иногда доходила до такой точки кипения, что страшно становилось»[32].
Растерянность советских лидеров объяснялась не только глубоким осознанием последствий возможной войны между СССР и США, но и тем, что плана действий в случае обнаружения американцами советских ракет на Кубе уних не было. Кроме того, заявление президента Кеннеди от 22 октября обустановлении «карантина» Кубы явилось полной неожиданностью для членов
Президиума ЦК, поскольку незадолго до этого, 18 октября, состоялась встречаА.А. Громыко с президентом США. В ходе этой встречи Кеннеди не поднялвопрос о советских ракетах на Кубе (хотя проблема Кубы и обсуждалась).
На то, что советское руководство всерьез допускало возможность начала войны с США в том случае, если события выйдут из-под контроля, и США нанесут удар первыми, а также на то, что война эта будет носить не локальный, а глобальный характер, указывают доклады министра обороны Р.Я. Малиновского, в дни Карибского кризиса регулярно поступавшие в ЦК КПСС. В них анализируется положение на текущий момент не только в районе Карибского моря, но и в тех регионах, где, по мнению советского руководства, могут начаться военные действия – Западном Берлине, Западной Германии и ГДР, а также на Балтийском, Черном и Японском морях; оценивается состояние воинских соединений, группировок стратегической авиации и флотов не только США, но и других вероятных противников –Великобритании и Франции[33].
В то же время стенограммы заседаний Президиума ЦК КПСС периода Карибского кризиса свидетельствуют, что советское политическое руководство прилагало максимальные усилия к предотвращению эскалации конфликта и перерастания его в мировую войну. Так, 22 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев заявил: «Мы не хотим развязывать войну. Мы хотели припугнуть, сдержать США в отношении Кубы». Было принято решение прекратить отправку вооружения и воинских соединений на Кубу, вернуть в СССР корабли, идущие на «остров Свободы» и находившиеся к тому моменту в Средиземном море, а в случае вторжения вооруженных сил США на остров «всеми силами на первых порах не применять атомное оружие»[34].
Известно, что мнения членов созданного в связи с кризисом «Исполнительного комитета Национального совета безопасности» США о том, как правительству Соединенных Штатов следует реагировать на появление на Кубе советских ядерных ракет, разделились. Часть военных и политическихсоветников президента Кеннеди (в историографии они именуются «ястребами»)предлагали немедленно нанести удар по советским ракетным установкам, чтонеизбежно привело бы к гибели советских военнослужащих и перерастаниюконфликта в полномасштабную ядерную войну. Другая группа членов «Экс-кома»(«голуби») считала, что кризис можно решить дипломатическими средствами. Д.Детцер предполагает, что члены Президиума ЦК КПСС в дни кризиса такжеразделились на «голубей» и «ястребов»[35].Однако источниками этот тезис неподтверждается. Материалы заседаний Президиума ЦК за 22-28 октября 1962 г.позволяют сделать вывод о том, что никто из высших деятелей партии игосударства, включая военных, не предлагал предпринять действия, способныепривести к эскалации кризиса. Единственное исключение составляетпредложение заместителя министра иностранных дел СССР В.В. Кузнецова«противопоставить американскому нажиму в Карибском море давление наЗападный Берлин», против чего резко выступил Н.С. Хрущев. Остальные членыи кандидаты в члены Президиума ЦК в дни Карибского конфликта единодушноподдерживали предлагаемые Первым секретарем меры, направленные насмягчение обстановки. Никто из членов высшего политического руководстваСССР в дни кризиса не выражал уверенности в «победе социализма» и «гибелиимпериализма» в случае ядерной войны. Возможный ядерный обмен между СССРи США Хрущев в одном из выступлений на заседании Президиума ЦК назвал«трагедией»[36]. Таким образом, в дни Карибского кризиса главной целью высшегоруководства СССР было именно мирное разрешение ситуации, предотвращениевойны.
Предложение вывезти советские ракеты с Кубы в обмен на гарантиюненападения США на Кубу прозвучало уже 25 октября. При этом Н.С. Хрущевотметил, что это «не трусость, а резервная позиция», причем в стратегическомплане Советский Союз ничего не теряет, так как «мы можем разбить США и стерритории СССР». Все согласились с тем, что «доводить до точки кипения неследует, надо дать противнику успокоение». На окончательное решениесоветского руководства ликвидировать ракетные базы на Кубе в обмен нагарантии ненападения США на Кубу существенное влияние оказали несколькофакторов: 1) Сообщение советского посла в США А.Ф. Добрынина от 27 октябряо том, что намерения Кеннеди атаковать советские ракетные установки на Кубесерьезны, и война действительно может начаться; 2) Письмо Ф. Кастро Н.С.Хрущеву, в котором он в случае нападения США на Кубу предлагал нанестипревентивный ядерный удар по США; 3) Уничтожение 27 октября советскимиракетчиками американского самолета У-2, выполнявшего разведывательныйполет в воздушном пространстве Кубы (приказ на уничтожение самолетапоступил не из Москвы, а от кубинского руководства). Последнее событиеявилось для Н.С. Хрущева доказательством того, что ситуация выходит из-подконтроля, и военные на Кубе, вопреки намерениям советского руководства, самивтянутся в боевые действия[37].
Кроме того, как полагает А.А. Алексеев, не последнюю роль в принятии решения о выводе советских ракет с территории Кубы оказал тот факт, что компенсация, предложенная Кеннеди за вывод советских ракет с Кубы, позволила Хрущеву сохранить лицо перед мировым и особенно советским общественным мнением и не чувствовать себя в роли побежденного.
В тот момент, когда договоренность с США была достигнута, как утверждал В.В. Гришин, «все мы, наконец, облегченно вздохнули. На заседании Президиума ЦК Н.С. Хрущев сказал, что в эти дни Карибского кризиса со всей остротой почувствовал огромную ответственность перед страной, советским народом, всем миром за прямую опасность возникновения ядерной катастрофы, что только теперь, когда кризис миновал, он, наконец, вздохнул полной грудью. Все мы разделяли это его высказывание, ибо каждый из нас также сознавал и долю своей ответственности за возможные трагические последствия военного столкновениядвух великих держав»[38].
Некоторые высшие партийные деятели подвергали критике (правда, не публичной) действия Н.С. Хрущева, поставившие СССР и США на грань военного конфликта. Так, П.Е. Шелест, в период Карибского кризиса — секретарь ЦК Компартии Украины, записал в своем дневнике: «Очень тревожное заявлениенашего правительства по поводу выступления президента США Кеннеди в связи скубинскими событиями. Видно, у нас произошла какая-то недоработка, а можетбыть, просто зарвались. Ведь самоуверенности очень много, нелишне исбавить».Еще более жестко оценил сложившуюся ситуацию ужеупоминавшийся О. Трояновский, который 22 октября в узком кругу коллегзаявил: «Что же, теперь, по крайней мере, стало очевидно, что это авантюра. Яникогда не верил в то, что мы могли тайно разместить наши ракеты на Кубе. Этобыла иллюзия, которую внушил Никите Сергеевичу маршал Бирюзов. Но еще вменьшей степени можно было предположить, что американцы проглотят этупилюлю и смирятся с существованием ракетной базы в девяноста милях от своейграницы. Теперь надо думать, как быстрее унести ноги, сохраняя при этомпристойное выражение лица».Таким же образом сложившуюся обстановкувоспринимал Ф.М. Бурлацкий. Однако, в отличие от своих коллег он «. даже втот напряженный момент не верил в реальность ядерной войны и абсолютнотвердо знал, что такую войну ни при каких обстоятельствах не развяжет ХрущевД. Кеннеди тоже никогда не примет рокового решения о первом ядерномударе. Это представлялось мне иррациональным с точки зрения обеих стран. Нанашем уровне советников многие, как и я, считали, что «Никитушка» зарвался, и,хотя его побуждения были хорошими, план тайного размещения ракет на Кубеоказался авантюрой»[39].
Таким образом, в дни Карибского кризиса деятельность советского руководства по урегулированию ситуации на Кубе осуществлялась в атмосфере растерянности и страха, вызванных глубоким осознанием партийно-государственной элитой характера глобальной войны между социалистическим и капиталистическим блоками, а также пониманием своей ответственности за возможные последствия такого конфликта. Главной целью этой деятельности было мирное урегулирование кризиса. Часть соратников Н.С. Хрущева подвергало критике решение о размещении на Кубе советского ядерного оружия, расценив его как «авантюру».
продолжение
--PAGE_BREAK--3. ИСТОРИЧЕСКИЕ УРОКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ
КАРИБСКОГО КРИЗИСА
3.1. Геополитические последствия конфликта
Глубинные причины Карибского кризиса заключались в самой логике холодной войны, в правилах игры «с нулевой суммой». Каждая из сверхдержав стремилась использовать любую возможность, чтобы добиться преимущества над противником в геополитической или геостратегической сфере.
В этом контексте СССР и США пытались привлечь на свою сторону освободительное движение, которое становилось все более влиятельным фактором международной жизни. Оно стремилось выработать свои собственные подходы, плохо вписывавшиеся в биполярную систему и нарушавшие сложившееся размежевание на сферы влияния. США считали Американский континент своей вотчиной и чрезвычайно болезненно реагировали на попытку Советского Союза закрепиться на своем «заднем дворе»[40].
Советская акция в отношении Кубы имела и глобальный, и региональный характер. Продвижение советской военной мощи в Западное полушарие меняло общее соотношение сил, заметно усиливало уязвимость Соединенных Штатов. В региональном плане поддержка революционной Кубы означала вызов монопольному влиянию США на Американском континенте, отражала формирование новой международной ситуации. Вместе с тем действия Советского Союза в традиционно американской сфере влияния объясняют некоторую неуверенность Кремля, стремление провести всю операцию «Анадырь» втайне, поставить Вашингтон перед свершившимся фактом[41].
Одним из важных итогов Кубинского кризиса было соглашение по американским ракетам в Турции. Даже сегодня широко распространена точка зрения, что вопрос о турецких ракетах был поднят Советским Союзом. В послании Хрущева Кеннеди 27 октября предлагалось, чтобы американские ракеты были убраны из Турции в обмен на то, что советские ракеты будут увезены с Кубы. Дело в том, что вообще обмен мнениями по поводу турецких ракет был инициирован не Советским Союзом, а окружением Кеннеди сразу после президентского послания 22 октября через каналы тайной связи и, в частности, через Большакова. Трудно понять, почему предложение это не обсуждалось до 27 октября. Тем не менее советское предложение, изложенное в открытом послании об обмене ракетами, оказалось для США неприемлемым, так как это выглядело бы уступкой. Фактически же США дали устное согласие на то, что такой обмен состоится, и обещали, что ракеты из Турции вскоре будут убраны. Это было секретное соглашение, и оно было выполнено[42].
Бесспорно, важнейшим уроком Карибского кризиса стало то, что лидеры двух сверхдержав осознали и почувствовали опасность балансирования на грани ядерной войны. Политический просчет, неосторожные действия, неправильная оценка намерений противника — все это грозило непоправимой катастрофой для всего человечества. Как отмечал участник событий Г. Киссинджер, «что касается Кеннеди, то после Кубы его чувства претерпели качественные изменения: мир, в котором государства угрожают друг другу ядерным оружием, теперь казался ему не просто иррациональным, но и нетерпимым, и невозможным»[43].
К сожалению, политики и дипломаты; с одной стороны, военные и представители ВПК, с другой, сделали разные выводы из опаснейшего международного кризиса. Первые понимали необходимость внести некоторые изменения в «правила игры», исключить возможность случайного возникновения ядерной войны. Для этого требовалось интенсифицировать процесс переговоров, обеспечить постоянные, устойчивые каналы связи. Не случайно, в июне 1963 г. СССР и США подписали специальный меморандум об установлении специальной линии прямой связи между Москвой и Вашингтоном. Вместе с тем представители военно-промышленного комплекса добивались наращивания гонки вооружений, особенно стратегических. При этом Соединенные Штаты хотели закрепить полученные преимущества, особенно по линии качества вооружений, а Советский Союз стремился преодолеть имевшееся отставание, догнать своего соперника[44]. Поэтому период после Карибского кризиса в отношениях между СССР и США был чрезвычайно противоречивым: усиленная гонка вооружений сочеталась со стремлением к взаимоприемлемым договоренностям, к элиминированию возможности нового опасного международного кризиса.
Наконец, в обеих сверхдержавах результаты Карибского кризиса были восприняты далеко неоднозначно. Американские сторонники жесткой линии чрезвычайно отрицательно относились к реалистическим тенденциям в политике президента Кеннеди. Не случайно, через год после урегулирования Карибского кризиса Кеннеди пал пораженный пулями убийцы в Далласе. Что касается Хрущева, то его критиковали в Москве и за то, что он пошел на размещение советских ракет на Кубе, не просчитав все последствия этого шага, и за то, что он согласился убрать советское наступательное оружие с острова под американским давлением. Карибский кризис стал одним из аргументов противников Хрущева во время его смещения с высших партийных и государственных постов в октябре 1964 года[45].
СССР и США готовы были внести в свои отношения некоторые элементы кооперативной биполярности, то есть пойти на такие договоренности, которые закрепляли бы их положение гарантов Ялтинско-Потсдамской системы и вместе с тем уменьшали бы риск столкновения между ними.
3.2. Карибский кризис и ограничение ядерного вооружения
В существовавшей системе международных отношений громадную роль играло ядерное оружие. К 1962 г. им обладали США (с 1945 г.), СССР (с 1949 г.), Великобритания (с 1952 г.), Франция (с 1960 г.), позднее к ним присоединился Китай (в 1964 г.).
С осени 1958 г. в Женеве проходили переговоры трех государств (СССР, США, Великобритании) о прекращении ядерных испытаний. Прекращение экспериментальных взрывов атомного и водородного оружия способствовало бы охране окружающей среды нашей планеты и ставило бы некоторые барьеры на пути дальнейшего усовершенствования оружия массового уничтожения. И СССР, и США были заинтересованы в заключении такого договора, ибо обе державы провели большое число экспериментальных взрывов, отработали технологию производства ядерного оружия и накопили его запасы. Однако американские представители настаивали на обязательном проведении инспекций по проверке запрещения испытаний на местах, а руководство советского военно-промышленного комплекса решительно возражало против допуска иностранных инспекторов на секретные объекты в СССР. Затем переговоры были перенесены в Комитет по разоружению (Комитет 18-ти), сформированный ООН в марте 1962 года[46]. Однако расхождения американской и советской позиций и там не позволили добиться позитивного результата. Основные разногласия касались проверки запрещения подземных испытаний.
Тогда, 2 июля 1963 г., советское правительство заявило о своей готовности заключить соглашение о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. В новой международной обстановке, сложившейся после Карибского кризиса, в ходе переговоров в Москве между представителями правительств СССР, США и Великобритании в июле 1963 г. удалось разработать и парафировать текст соглашения на основе предложений советской стороны.
5 августа министры иностранных дел трех государств подписали в Москве «Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» между правительствами СССР, Великобритании и США. Участники Московского договора обязались «запретить, предотвращать и не производить любые испытательные взрывы ядерного оружия и любые другие ядерные взрывы» в атмосфере, за ее пределами, включая космическое пространство, под водой и в любой другой среде, если такой взрыв вызывает выпадение радиоактивных осадков за пределами границ данного государства. Фактически Московский договор запрещал проведение ядерных испытаний в трех средах: в атмосфере, в космосе и под водой. Договор был бессрочным. Контроль за соблюдением договора обеспечивался национальными средствами участников[47].
Оставались разрешенными подземные ядерные взрывы. Официальной причиной были трудности отличить эти взрывы малой мощности от сейсмических колебаний земной коры. На деле представители военно-промышленного комплекса стремились сохранить возможность осуществлять некоторые испытательные взрывы для проверки надежности существующих систем.
Московский договор не перекрывал все возможности для совершенствования ядерного оружия. Тем не менее, он стал позитивным международным соглашением. Договор способствовал улучшению состояния окружающей среды, прекратив ее опасное загрязнение. Он стал шагом к последующим договоренностям о контроле над вооружениями[48].
Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах вступил в силу 10 октября 1963 г. после обмена ратификационными грамотами между тремя его первоначальными участниками. В течение двух месяцев договор подписали более ста государств. К сожалению, в тот момент к договору отказались присоединиться Франция, Китай и некоторые другие государства, что ослабляло его действенность.
Следующий шаг к ограничению гонки вооружений был сделан в январе 1967 г. с подписанием СССР, США и Великобританией договора об использовании космического пространства, включая Луну и другие небесные тела. Договор предусматривал использование Луны и других небесных тел исключительно в мирных целях, а также запрещал вывод на космическую орбиту объектов с ядерным оружием или любыми другими видами оружия массового уничтожения. Договоренности между СССР и США создавали более благоприятную обстановку для ограничения расползания атомного оружия. В 1967 г. был подписан договор о запрещении ядерного оружия в Латинской Америке.
продолжение
--PAGE_BREAK--3.3. Оценка Карибского кризиса в историографии
В историографии итоги Карибского кризиса для СССР оцениваются неоднозначно. Исследователи советского периода рассматривали их в рамках официальной версии событий. Главным итогом событий октября 1962 г. в Карибском море они считают предотвращение термоядерной войны между СССР и США, ликвидацию ракетных баз США в Турции и Италии и защиту революционной Кубы от американской агрессии. К этой точке зрения присоединяются А.А. Фурсенко и Т. Нафтали, утверждавшие, что «полученная от президента США гарантия ненападения на Кубу компенсировала затраченную энергию, нервы и колоссальные денежные средства, пошедшие на скоропалительное размещение баллистических ракет в тропиках»[49].
Часть современных историков считают исход Карибского кризиса поражением Хрущева. Например, Н. Верт утверждает, что в результате вывода советских ракет с Кубы под контролем США СССР подвергся глубокомуунижению, и престиж его был сильно подорван. В.Н. Шевелев рассматривает влияние Карибского кризиса на взаимоотношения СССР со странами«социалистического лагеря», полагая, что рассматриваемые события ускорилиразрыв между Советским Союзом и Китаем[50].
Третья группа исследователей (Д. Боффа, Р. Пихоя) выделяют как позитивные, так и негативные для СССР последствия Карибского кризиса. В частности, Р. Пихоя отмечал, что СССР военно-стратегически одержал победу, так как были устранены уже существовавшие ракетные базы в Турции и Италии, гарантирована неприкосновенность территории Кубы. В политическом и пропагандистском аспектах исход кризиса – выигрыш США, которые стали выглядеть жертвой советского экспансионизма, эффективными защитниками западного полушария; была придана вторая жизнь «доктрине Монро»[51].
Таким образом, итоги Карибского кризиса стали предметом дискуссии в историографии. Отметим при этом, что одна из внешнеполитических целей размещения ракет на Кубе –защита режима Ф. Кастро от агрессии США — была полностью выполнена. Главное значение защиты Кубы состоит в том, что в результате Карибского кризиса Советский Союз подтвердил свой статус великой державы, лидера социалистического лагеря, способного поддержать союзника. Что касается достижения военно-стратегического паритета СССР и США, то эта задача была решена частично. Сохранить ракетно-ядерную базу на американском континенте не удалось, однако американские ракеты «Юпитер», в соответствии с соглашением, были вывезены из Турции и Италии. Воздействие же событий октября 1962 г. в Карибском регионе на мировое общественное мнение носило двойственный характер. С одной стороныдля части общественности ликвидация советских баз на Кубе под контролем США действительно выглядела «унижением» и «поражением» Советского Союза. Однако многие, наоборот, расценили советское военное присутствие на Кубе как знак того, что СССР – это мощная держава, располагающая оружием, способным нанести Америке ощутительный удар, а согласие советского правительства пойти на компромисс во избежание эскалации конфликта – как свидетельствомиролюбивого характера внешней политики СССР и великодушия главысоветского государства[52].
Что же касается влияния рассматриваемых событий на обстановку в «социалистическом лагере», следует отметить, что они привели к временному обострению отношений СССР с Кубой и углублению конфликта Советского Союза с Китаем. По окончании «публичной» фазы Карибского кризиса Фидель Кастро подверг образ действий Н.С. Хрущева резкой критике. Недовольство Ф. Кастро вызвало не только заключение соглашения Хрущева с Кеннеди о демонтаже ракет и возвращении их в Советский Союз, что на Кубе сочли капитуляцией, но также и то, что этой договоренности достигли без предварительных консультаций с кубинским руководством. Письмо Ф. Кастро Н.С. Хрущеву, написанное 31 октября, свидетельствует о том, что кубинский лидер с самого начала понимал назначение ракетной базы СССР на Кубе по-своему. Он полагал, что ракетное оружие устанавливается на Кубе не только и не столько для защиты острова от возможного нападения американских вооруженных сил, сколько для выравнивания стратегического баланса между «социалистическим лагерем» и капиталистическими странами. Ф. Кастро, в частности, заявил: «Не считаете ли Вы, товарищ Хрущев, что мы, эгоистично думали о себе, о нашем великодушном народе, готовом жертвовать собой, и не бессознательным образом, а с полным сознанием опасности, которой он подвергался? Многие кубинцы переживают в этот момент мгновениянепередаваемой горечи и печали»[53].
Карибский кризис завершил раскол в советско-китайских отношениях, начавшийся в 1957 г. Причинами его, по мнению большинства исследователей, стала критика Мао Цзэдуном процессов десталинизации в СССР, а также объявленного Н.С. Хрущевым курса на мирное сосуществование со странами Запада. Кроме того, значительную роль, по мнению Д.А. Волкогонова, сыграла личная неприязнь советского и китайского лидеров. Размещение советских ракет на Кубе Мао Цзэдун назвал «авантюрой», а компромисс между Хрущевым Кеннеди расценил как «капитуляцию перед империализмом».
Таким образом, в результате Карибского кризиса, с одной стороны, СССРподтвердил свой статус лидера «социалистического лагеря», показав, чтоспособен оградить союзный режим от агрессии. С другой стороны, соглашениеХрущева с Кеннеди обострили отношения СССР с Кубой и Китаем[54].
Мирный исход Карибского кризиса власть стремилась использовать для утверждения в сознании советских людей тезиса о миролюбивом характере советской внешней политики. Такой вывод позволяет сделать анализ материалов газет «Известия» и «Правда» за конец октября – начало ноября 1962 г. Урегулирование конфликта, согласие Хрущева демонтировать советские ракетные установки на Кубе – главная тема публикаций в центральной прессе вплоть до середины ноября 1962 г. Неоднократно подчеркивается, что главным итогом деятельности советского правительства в дни противостояния с США является сохранение мира. На это указывают заголовки и содержание многочисленных аналитических статей, характер заявлений на этот счет лидеров многих стран мира, наконец, опубликованные в прессе отзывы советской и мировой общественности о посланиях Н.С. Хрущева Д. Кеннеди, содержавших формулу выхода из кризиса. Так, 28 октября в «Известиях» под заголовком «Восторжествовала политика мира» было опубликовано послание Д. Неру главе советского правительства, в котором, в числе прочего, он выразил «горячее одобрение мудрости и мужества», проявленных Хрущевым «в связи с обстановкой, сложившейся вокруг Кубы»[55].Сходные мысли выражает в своем послании Н.С. Хрущеву и премьер-министр Бразилии Э. Лима, заявивший, что послание Хрущева Кеннеди –«самая долгожданная и отрадная весть для всего мира, кладущая конец кубинскому кризису, спасающая мир во всем мире и обеспечивающая территориальную целостность Кубы».
продолжение
--PAGE_BREAK--