А.С.Стыкалин
Стех пор, как в начале 1990-х годов российские историки получили возможностьболее дифференцированного подхода к оценке венгерской «национальной трагедии» 1956 г., не утихают споры вокруг личности Имре Надя, центральной фигуры политической жизни Венгрии вте драматические дни. Более того, успел сложиться целый ряд стойких мифов,сквозь призму которых воспринимается российским историческим сознанием этоттрагический персонаж венгерской истории новейшего времени. Согласно наиболееэкстравагантному из этих мифов, Имре Надь, недавний австро-венгерскийвоеннопленный, примкнувший в период революции в России к большевикам ислуживший в органах ЧК, был, якобы, непосредственно причастен к расстрелуцарской семьи1. Праведный гнев, овладевающий российскими патриотами при одномтолько упоминании о грубом вмешательстве иноземцев в драму русского народа,вполне закономерно проецируется и на сотрудника ЧК И.Надя. Даже в том случае,когда приходится принять как данное простой исторический факт: Имре Надь летом 1918 г. находился в Забайкалье, за тысячи вёрст от Екатеринбурга, и уже поэтому не мог иметь никакогоотношения к той кровавой расправе2.
/>
Архив МИ
Имре Надь
Покрыталегендами и деятельность Имре Надя в период эмиграции, в Москве 1930-х годов. В 1989 г. по инициативе тогдашнего председателя КГБ СССР В.А.Крючкова былиизвлечены из архивов документы о связях И.Надя с органами НКВД, а 27 февраля 1993 г. их впервые опубликовала, наделав немало шуму, итальянская газета «Ла Стампа»3. При том, чтоКрючков явно преследовал сиюминутные и не слишком чистые политические цели —компрометации реформаторского крыла кадаровской ВСРП, склонного к реабилитацииИ.Надя4, документы отнюдь не являются подделкой и в общем не оставляют сомненийв причастности Надя к агентурной разработке некоторых из тех венгерскихкоммунистов-эмигрантов, которые стали в 1937 — 1938 гг. жертвами сталинскихрепрессий. Эта деликатная тема нашла отражение в литературе об И.Наде (в первуюочередь в работах Я.Райнера). Правда, читая труды Я.Райнера (и некоторых другихведущих венгерских историков), трудно отделаться от впечатления о стремлении повозможности обойти существующие острые углы5. Иногда даже получается, чтоинформация, поступавшая в органы от И.Надя, была приобщена к следственным деламкак бы вопреки его воле. Между тем, российский дипломат и исследовательВ.Л.Мусатов, много лет посвятивший изучению Венгрии в новейшее время, приводитв качестве неоспоримого свидетельства собственноручно написанную 20 марта 1940 г. автобиографию И.Надя, где указывалось: «С НКВД я сотрудничаю с 1930 г. По поручению я был связан и занимался многими врагами народа»6.
Сдругой стороны, встречающиеся иногда даже в серьёзных научных публикацияхутверждения о том, что 15 или более человек были расстреляны или погибли влагерях именно по доносам И.Надя, кажутся слишком безапелляционными7. «ПисательАнтал Гидаш говорил, что он сел по навету Имре Надя. Всемирно известный философДьёрдь Лукач, экономист Енё Варга также оказались в «расстрельныхсписках» из-за Имре Надя», — читаем в статье квалифицированногожурналиста-страноведа, не одно десятилетие проработавшего в Венгриикорреспондентом «Правды»8. Так вот, если не ограничиваться слухами,распространёнными в среде венгерской коммунистической эмиграции в СССР, ауглубиться в теме, обратившись к архивным первоисточникам, возникают серьёзныевопросы. В конце 1990-х годов автор этих строк вместе с известным переводчикомвенгерской литературы Вячеславом Середой по просьбе наследников получили доступк следственному делу Дьердя Лукача — один из крупнейших философов-марксистов XXв. был арестован в июне 1941 г. и два месяца находился в застенках НКВД. Врезультате была опубликована книга9. Скажем сразу: во всем многостраничномследственном деле нет ни малейшего упоминания о доносах Имре Надя — факт,безусловно, говорящий сам за себя. И даже если удастся доказать прямуюпричастность И.Надя к уничтожению некоторых соратников по партии, следуетпризнать: вышеназванные документы, хотя и важны для составления полной картиныоб Имре Наде как личности, вместе с тем, не дают сами по себе каких-либооснований для пересмотра, переоценки его роли в общественно-политической жизниВенгрии середины 1950-х годов и революции 1956 г.10
Ещёодна распространённая легенда: Имре Надь — человек Л.П.Берии. Этой версии,похоже, придерживался и Янош Кадар. Неизвестно, правда, насколько искренне, ноон говорил об этом М.С.Горбачёву в сентябре 1985 г.11 Причём, если для Кадара мнимая причастность Надя к команде Берии означала только компромати ничего больше, в современной России названную версию можно связать сновомодной попыткой некоторых историков и особенно публицистов увидеть вдеятельности Берии весной–летом 1953 г. планы далеко идущих системных реформ,представить его в качестве несостоявшегося реформатора12. Причастностью ккоманде Берии иногда объясняют и провозглашённый правительством И.Надя вВенгрии с лета 1953 г. «новый курс» — отказ от форсированной индустриализации,смягчение методов коллективизации, перенесение центра тяжести на производствопредметов потребления. Между тем, достаточно изучить запись встречи советских ивенгерских лидеров в июне 1953 г., чтобы увидеть: фигура И.Надя на постпремьер-министра отнюдь не была навязана Берией вопреки воле других, она невызывала возражений кого-либо из членов советского руководства13.
Наконец,в отечественной литературе последнего десятилетия (чаще всего в литературестрого определённой идейно-политической ориентации) получила хождение ещё однаспорная версия: возвращение на венгерский политический олимп в октябре 1956 г. Имре Надя, за которым к этому времени прочно закрепилась репутация «правого уклониста»,связывают с уступчивостью А.И.Микояна, не разглядевшего в И.Наде скрытого«врага» и убедившего коллег по Президиуму ЦК КПСС сделать ставку на него14.Роль Микояна иногда преувеличивается (хотя при этом пользуются совсем другойоптикой) и в западной литературе — не только в силу привычного для рядаполитологических школ стремления выявить в политической элите какой бы то нибыло страны своих «ястребов» и «голубей», но и потому, что на отношение кИ.Надю механически проецируется особая позиция А.И.Микояна в венгерскомвопросе: он был единственным членом Президиума ЦК КПСС, последовательновыступавшим против советского военного вмешательства. Кстати сказать, ивенгерский биограф Имре Надя Я.Райнер несколько упрощает, как нам кажется,реальную картину, когда пишет о том, что Микоян предлагал восстановить в партииИ.Надя, исключённого из неё в конце 1955 г. по обвинению во фракционной деятельности.
Междутем, какова бы ни была субъективная позиция самого А.И.Микояна, на встрече слидерами Венгерской партии трудящихся (ВПТ) 13 июля 1956 г. он, выступая от имени всего советского руководства, выразил мнение, едва ли дающее возможностьдля столь однозначного толкования: мы «считали и считаем ошибкой исключение изпартии Надя Имре, хотя он своим поведением этого заслужил. Если бы Надь осталсяв рядах партии, он был бы обязан подчиняться партийной дисциплине и выполнятьволю партии. Исключив его из ВПТ, товарищи сами себе затруднили борьбу с ним.Следовало бы откровенно заявить Надю, что, борясь с партией, он закрывает себевозможность вернуться в её ряды. Путь борьбы с партией — это путь, которыйнеизбежно ведёт его в тюрьму. Наоборот, если он изменит своё поведение, то онможет рассчитывать на восстановление его в рядах партии»15. Таким образом,необходимым условием восстановления И.Надя в партии должна была стать, помнению Микояна, как минимум, самокритика с его стороны.
Учитываяобилие мифов и спорных версий, следует признать: перевод на русский язык книгиизвестного венгерского историка Я.Райнера и её издание к 50-летию венгерскихсобытий 1956 г. и 110-летию со дня рождения И.Надя вполне своевременны16. Этакнига позволит отбросить явные мифы, пересмотреть в некоторых случаяхнедостаточно аргументированные версии, создать в сознании российской читающейпублики реальный, полнокровный образ венгерского политика, представить егоподлинную роль в событиях полувековой давности. Выход в свет в 1990-е годыдвухтомной биографии Имре Надя стал событием в венгерской исторической науке —тем более значительным, что на родине личность этого политика (что вполнеестественно) куда в большей степени, чем в России, становилась предметом домыслови политических спекуляций. В своих работах, основанных на огромном фактическомматериале, Я.Райнеру пришлось опровергать устоявшиеся стереотипы,полемизировать с некоторыми спорными точками зрения, бытующими в венгерской изападной историографии, где никогда не было единства мнений об И.Наде,существовал широкий диапазон оценок. Впрочем, полная демифологизация той илииной исторической личности — задача непосильная для историка, тем более, когдаречь идёт о государственном деятеле, концентрирующем в себе существенныеполитические тенденции новейшего времени, о человеке, чьё наследие продолжаетоставаться востребованным и сегодняшним политическим сознанием.
Спорыоб Имре Наде периодически оживляются в Венгрии, особенно в дни очередныхгодовщин событий 1956 г. И мнения высказываются подчас диаметральнопротивоположные. Здесь можно выделить две важные тенденции. С одной стороны,трагизм судьбы венгерского премьера, казнённого в июне 1958 г., бросает отсвет на все его действия и поступки, правые и неправые; мученическая смертьрасполагает историков, а тем более публицистов и широкое общественное мнение капологетике, даёт простор для идеализации личности Надя, к явным ошибкам ипросчётам подходят менее критически. Это характерно, кстати, и для большойчасти западной историографии, стремящейся признанием заслуг Надя post mortemкак бы компенсировать ту поразительную близорукость в оценке его политическоголица, которую западное общественное мнение демонстрировало на протяжении всейвенгерской революции. Приветствовав приход к власти В.Гомулки в Польше, оновместе с тем упорно продолжало видеть в Наде заурядного сталиниста даже тогда,когда для этого было всё меньше оснований17.
Впоследние годы, однако, зачастую наблюдается и другое. Участники споров нередкои не задаются целью докопаться до исторической истины, преследуя сиюминутныеполитические цели. Спекуляция на памяти о драматических событиях «будапештскойосени» в целях сведения счётов между партиями-конкурентами давно сталареальностью политической жизни современной Венгрии. Иногда просто удивительновидеть, как политики, родившиеся уже после 1956 г., апеллируют к истории национальной революции главным образом для того, чтобыскомпрометировать своих же сверстников в глазах избирателей. В развернувшейсяборьбе за «наследие 1956 года» (а Имре Надь здесь остаётся центральной фигурой)участвуют все: от воинствующих националистов до умеренных социалистов. Особеннозаметным явлением в последнее время становится публицистика и мемуаристикаконсервативно-националистической ориентации. Она умаляет, а то и полностьюдискредитирует роль Имре Надя и его окружения — всех, кто не отделялнациональных интересов от идеалов общества социальной справедливости.
Ветеранпартии, прошедший коминтерновскую выучку и долгие годы работавший в СССР,И.Надь не был в то же время фигурой вполне типичной в коммунистической среде.«Осколочек, отколовшийся от нашего московского гранита», — сказал о нём как-тоего непримиримый оппонент М.Ракоши. Особость И.Надя бросалась в глаза и людям,далёким от компартии — об этом вспоминает, например, автор предисловия канглийскому изданию биографии, известный американский историк венгерскогопроисхождения Иштван Деак. Показателен и отзыв крупного политолога И.Бибо:И.Надь выделялся в когорте окружавших его коммунистов по крайней мере внешнимотсутствием мессианской экзальтированности и той идущей от фанатизма, пугающейбесчеловечности, на которую всегда обращали внимание со стороны.Экономист-аграрник по своему призванию, охотно занимавшийся научными штудиями ис удовольствием читавший лекции студентам, Надь был создан скорее для скромнойакадемической карьеры, чем для профессиональной политической (тем болееподпольной революционной) деятельности и в иных условиях мог бы закончить своидни уважаемым университетским профессором.
Какэксперт по политике в отношении крестьянства, в 1930-е годы работавший вкоминтерновском Международном аграрном институте, он оказался наиболееподходящей фигурой для того, чтобы занять одно из вакантных, предназначенныхдля компартии мест в первом послевоенном коалиционном правительстве, и сталминистром земледелия. Это позволило ему «попасть в обойму», оказатьсявключённым на десять последующих лет в новую (левую, а затем исключительнокоммунистическую) политическую элиту Венгрии18. В отличие от подавляющегобольшинства коммунистических политиков своей генерации, И.Надь (человек изсовсем небогатой мелкобуржуазной семьи, так и не сумевший из-за начавшейсяПервой мировой войны получить законченное образование и всю жизнь всерьёз занимавшийсясамообразованием) всегда тянулся к интеллигенции. Попав в опалу в 1955 г., он сделал шаг навстречу поддержавшим его писателям и журналистам, в чем Я.Райнер справедливовидит поступок, свойственный скорее интеллигенту, чем партийному функционеру.Впрочем, преувеличивать «особость» И.Надя также было бы неправильным — он нетолько всю свою сознательную жизнь идентифицировал себя (и без оговорок!) скоммунистическим движением и марксистско-ленинской идеологией, но воспринималсяв других лагерях как инородное тело — даже попутчиками коммунистов из левыхкрестьянских партий. Один из них, писатель и деятель национальной крестьянскойпартии Й.Дарваш, осенью 1947 г. во время поездки в СССР в составе делегациивенгерско-советского общества культурных связей говорил советскому собеседнику:И.Надь (в 1945 г. министр земледелия, а позже человек, отвечавший за аграрнуюполитику в руководстве компартии) не оправдал надежд, его теоретические знанияне связаны с практикой, венгерского крестьянства он, по мнению Дарваша, незнал19.
Человек,пришедший в коммунистическое движение в годы, когда на повестку дня выдвигалисьлозунги мировой революции, И.Надь был верен сделанному выбору до конца своейжизни. «Святая святых» большевистской этики, единство партии, никогда не былодля него пустым звуком, меньше всего он хотел дать своим противникам повод дляобвинений во фракционности и подстрекательстве недовольной режимом молодежипротив правящей партии. Известно, что во взрывоопасной обстановке серединыоктября 1956 г. И.Надь предпочёл как бы внешне устраниться и возвратился кактивной политической деятельности лишь под сильным давлением не только близкихединомышленников, но всего партийного актива. Он, конечно, опасался провокаций,которые помешали бы ему вернуться в правительство и заняться осуществлениемназревших реформ. Но его позиция была довольно чёткой, он последовательнопридерживался той реформаторской программы, которую не успел реализовать в 1953— 1955 гг., хотел сделать эффективнее коммунистический режим и совсем несобирался вводить многопартийность (даже в рамках левого крыла послевоеннойантифашистской коалиции), содействовать формированию легальной оппозиции, пустьдаже в форме фракции правящей ВПТ. Он не был склонен ни на минуту примкнуть кдвижению, которое ставило бы под сомнение политическую монополию компартии.Программа, с которой И.Надь выступил вечером 23 октября, была столь умеренной,что показалась миллионам венгров (и была на самом деле) неадекватной текущемумоменту20. Видимая нерешительность и растерянность И.Надя в первые дниреволюции (а размах выступлений действительно оказался для него неожиданным)осложнила его отношения с более радикальными реформаторами из числа коммунистов(в частности, М.Гимешем) и отрицательно сказывалась на его популярности,подрывала веру тех, кто прежде связывал с ним определённые надежды21.
Сдругой стороны, Имре Надь острее подавляющего большинства коммунистов стольвысокого ранга осознавал противоречие между коммунистической доктриной (а, темболее, советской политикой), с одной стороны, и национальными приоритетами, атакже реальными народными чаяниями, с другой. Он старался и в теории, и напрактике способствовать их примирению. Неоднократно востребованный своей нациейна крутых поворотах истории, он не только всегда проявлял чуткость кнациональным особенностям, но обладал глубоким чувством ответственности переднародом и стремился (при всех неизбежных компромиссах) поставить, насколько этобыло возможно, во главу угла интересы не узкой касты партийцев, а широких масссвоей страны. Весной 1945 г., будучи министром земледелия, И.Надь немало сделалдля проведения аграрной реформы, положившей конец остаткам феодальногоземлевладения и удовлетворившей требования венгерского крестьянства. Черезчетыре года, в 1949 г., он выступил за более умеренные темпы и, по возможности,свободные от насилия способы кооперирования крестьянства, что стоило емувременного изгнания из Политбюро и стойкой репутации «правого уклониста» и«бухаринца» (эти ярлыки навешивали на И.Надя и в советских посольскихдонесениях)22. Тем не менее, ещё через четыре года, в 1953-м, катастрофическоеположение в венгерском сельском хозяйстве вынудило Москву поручить именнозакоренелому «бухаринцу» ключевой пост премьер-министра. И.Надю в известномсмысле повезло: как справедливо замечает Я.Райнер, его сделали ответственным запроведение политической линии, которая в целом не противоречила его убеждениям.С другой стороны, не повезло: он унаследовал тяжёлый груз острейшихэкономических и социальных проблем, вызванных губительным курсом на превращениеВенгрии в страну тяжёлой индустрии без учёта её — страны — объективныхвозможностей.
Дажеесли какое-то доверие к И.Надю и было23, он быстро его лишился, посколькуначатые им в Венгрии реформы (какими бы робкими сегодня они не казались) быливосприняты в Кремле как слишком радикальные. Пробуксовывавшие реформы так и несмогли обеспечить стране экономического подъёма, но вместе с тем вступили впротиворечие с новыми внешнеполитическими и внутриполитическими приоритетамируководства СССР. Ярлык правого уклониста ещё плотнее прикрепляется к И.Надю.Тем не менее, в трагические октябрьские дни 1956 г. в Кремле осознали (или, скорее, инстинктивно почувствовали): разочарование народа вдействующей власти настолько велико, что из всей венгерской коммунистическойэлиты только И.Надь и его «правоуклонистское» окружение могут рассчитывать хотьна какую-то поддержку снизу. Надь снова возглавил правительство, чему советскиелидеры теперь уже не препятствовали. Между тем, логика его действий всё сильнеерасходилась с кремлёвскими ожиданиями. Его нежелание идти наперекор воле народав его самых фундаментальных, основных требованиях и неспособность овладетьситуацией собственными силами создали положение, нетерпимое для советского руководства.Опасаясь за утрату коммунистами власти в Венгрии, оно приняло 31 октября (надосказать, после долгих колебаний24) решение образумить выходившего изповиновения союзника силовым путём. В полной мере проявившаяся именно впоследние полтора года жизни бескомпромиссность Имре Надя, его готовность доконца отстаивать свои принципы привели его в итоге на скамью подсудимых, азатем и на эшафот.
Еслив первые послевоенные годы в Имре Наде сосуществовали и драматическипротивоборствовали коммунист-интернационалист и защитник интересов венгерскогокрестьянства, то в октябре 1956 г. он предстает ещё в одной ипостаси — каквенгерский патриот. Впрочем, этот поворот был вполне подготовлен всей егопредшествующей духовной эволюцией. В 1955 г. в своих записках, адресованных партийному руководству и ставших достоянием публики позже, он радикальнопересмотрел некоторые сталинские догмы — особенно там, где дело касалосьхарактера отношений между социалистическими странами: неизменнаячувствительность Надя к национальной специфике логически приводила его ктребованиям большего равноправия в советско-венгерских отношениях. В дниоктября 1956 г. он шёл дальше. Если незадолго до начала решающих событий вбеседах с единомышленниками он принципиально отвергал многопартийную систему спозиций традиционной коммунистической ортодоксии, то позже, приняв во вниманиеголос народа, пришёл к признанию политического плюрализма, как и требования овыводе советских войск из Венгрии.
Всепрежние попытки примирить большевистско-ленинскую концепцию социализма снациональными интересами, создать социализм, отвечающий не только этим догмам,но и конкретным венгерским условиям, оказались утопическими и были воктябрьские дни если не отброшены, то на время оставлены. В ситуации, когданадо было делать решительный выбор, венгерский патриотизм возобладал надглубокими коммунистическими убеждениями И.Надя, старый коминтерновецпревращался в венгерского национального революционера, последователя традиций 1848 г. Более того, не перестав быть в душе коммунистом, ищущим пути примирения близкой ему идеи снациональными ценностями25, И.Надь стал для многих на несколько последующихдесятилетий (здесь, вероятно, можно сказать: против своей воли) символомантикоммунистического сопротивления в Венгрии, а в конце 1980-х годовантикоммунистических по своему основному содержанию реформ, направленных насмену системы. Существеннее, однако, другое. 28 октября, сделав решительный шагк сближению с массовым народным движением, И.Надь переступил грань, отделяющуюфункционера-партийца, исходящего прежде всего из интересов своего движения, отполитика общегосударственного, общенационального масштаба.
Стремительнаяэволюция политического лица И.Надя всего за несколько октябрьских дней 1956 г. иногда вызывала обвинения в непоследовательности даже со стороны некоторых его доброжелателей(«вчера говорил одно, сегодня другое»26). Конечно, можно по-разному оцениватьпровозглашение выхода Венгрии из Организации Варшавского договора с точкизрения соответствия этой меры принципам реальной политики27. Вместе с тем,истоки непоследовательности в заявлениях и действиях И. Надя с 24 октября по 3ноября 1956 г. коренились не в «оппортунизме» его натуры, как считали в Москве,а в стремлении, оказавшись на гребне событий, овладеть быстро меняющейсяреальностью, найти общую платформу для проявивших себя в дни революцииразнородных политических сил и в то же время сохранить социалистическоесодержание правительственной программы. Попытки оказывались тщетными, овладетьситуацией никак не удавалось28, времени для поиска путей выхода из кризиса нехватило — произошло новое советское военное вмешательство.
ЯношРайнер анализирует причины неудач, раскрывает ошибки и просчёты, не идеализируясвоего героя, проявлявшего очевидную слабость в практической политике. Вместе стем, действия И.Надя в период революции оцениваются не только в политических,но и в моральных категориях. По мнению исследователя, утром 4 ноября, в моментрешающей советской военной акции, Надь оказался не на высоте положения и стоявшихперед ним задач, его поведение ознаменовало собой шаг назад от выполненияобщенациональной миссии к узкопартийной политике. Известное радиообращение кнароду только дезориентировало многие тысячи венгров, а бегство в югославскоепосольство не только нанесло удар по легитимности правительства, но было самопо себе проявлением человеческой слабости.
Совсемпо-другому вёл себя в той же ситуации один из министров в правительстве И.Надя,Иштван Бибо, человек, в меньшей мере обладавший политическими амбициями, однакомыслитель совсем иного, чем Надь, международного масштаба, один из крупнейшихвенгерских интеллектуалов XX в. Когда около 8 часов утра советские солдатывошли в историческое здание парламента на берегу Дуная, они застали там лишьодного министра действовавшего правительства — это был И.Бибо. Перед тем, какего задержали советские спецслужбы, он попытался провести нечто вродепресс-конференции, обратиться с новым воззванием к венгерскому народу от имениправительства — через считанные часы после того, как И.Надь в своёмрадиовыступлении заверил нацию, что правительство находится на своём посту, асам после этого укрылся в югославском посольстве. Все-таки Надь избежалморального падения, отказавшись признать новое правительство, навязанное извне.А позже своим героическим сопротивлением попыткам заставить себя играть почужому сценарию искупил (опять же в моральном плане) допущенные в минутуслабости собственные ошибки.
ИмреНадь был не просто типичным восточноевропейским национал-коммунистом серединыXX в., продуктом кризиса советских претензий на полный контроль над мировымкоммунистическим движением (а этот кризис явно обнаружился уже в 1948 г., когда Тито отказался повиноваться Сталину). И не просто (если прибегнуть к другой оптикевосприятия тех же вещей) человеком, чьё активное участие в коммунистическомдвижении не убило в нём политика, преданного национальным ценностям. Образдействий И.Надя в условиях событий 1956 г. имел свои корни в венгерской исторической традиции. За 100 лет до этого, во время революции 1848 г., премьер-министр граф Лайош Баттяни (казнённый, как и Надь, после поражения революции) такжестремился оставаться на почве существующей законности, сложившейсялегитимности. Признавая правомерность требований восставших, он в то же времяне выступал за немедленный слом старой системы, искал пути мирного разрешенияконфликта.
Однако,как и в 1848 г., в 1956-м неумолимая логика революционного действия, динамикасобытий вели дальше, и И.Надь, объявивший о выходе своей страны из ОрганизацииВаршавского договора, был востребован в роли не только Баттяни, но и Л.Кошута,пошедшего на решительный разрыв со своим «сюзереном», австрийским императором.Трагедия Надя заключалась в том, что он оказался не готовым к исполнениюподобной роли — не только вследствие объективного стечения неблагоприятныхобстоятельств, но, отчасти, и в силу субъективных причин. В большей степенибыл, пожалуй, готов к выполнению схожей миссии польский коммунистический лидерВ.Гомулка. Польское руководство сумело вовремя совершить решительный поворот котстаиванию национальных приоритетов перед диктатом Москвы, чем нейтрализовалонаиболее радикалистские настроения в обществе, чрезвычайно чувствительном кнеравноправию в польско-советских отношениях, и предотвратило развитие событийпо венгерскому варианту.
Впрочем,В.Гомулка тоже оказался позже не на высоте положения. Относительный успехнационально ориентированных, реформаторских сил в Польше в октябре 1956 г. не был закреплён подлинным реформированием системы, что обусловило явное движение вспять,откат к хотя и не слишком тиранической, но все же весьма неэффективнойадминистративно-бюрократической модели социализма. И это, кстати сказать,несколько контрастировало с положением в Венгрии, где режим Кадара с начала1960-х годов развивался по пути либерализации, а в 1968 г. приступил к экономической реформе, правда не реализованной в полном объёме в силу внешних ивнутренних факторов29.
Помере эволюции режима Кадара, формирования специфической венгерской моделисоциализма, при которой Венгрия за 10 лет из обузы для СССР превратилась ввитрину «социалистического содружества», западным политологам приходилосьсопоставлять потерпевшего тяжёлое поражение идеалиста И.Надя с более успешным,хотя и циничным прагматиком Я.Кадаром, попытавшимся в непростой обстановке,сложившейся после поражения венгерской революции, на практике реализовать соглядкой на Москву некоторые из реформаторских идей 1956 г. Иногда сравнение даже оказывалось в пользу Я. Кадара, чьи эксперименты с реформированием«реального социализма» в начале 1970-х годов привлекали пристальное внимание наЗападе и внушали кое-кому неоправданные иллюзии (разочарование пришло к концу1970-х). Конечно, реформаторскому имиджу Кадара сильно вредила жестокаярасправа над И.Надем и для того, чтобы образ венгерского лидера выглядел болеенезапятнанным, приходилось многое, если не всё, списывать на Москву30.
Кстати,в решающей роли Москвы не сомневались, как правило, и западные левые. Матьизвестного русского писателя Виктора Ерофеева Галина Ерофеева (в 1958 г. жена советского дипломата, работавшего в Париже) вспоминает в своих мемуарах, как крупнейшийфранцузский поэт-коммунист Луи Арагон, прочитав в «Юманите» сообщение осудебном приговоре, прибежал в советское посольство возмущённый до глубиныдуши: «неужели у вас не хватило бы чечевичной похлебки, чтобы прокормить Надядо конца его дней!», — гневно вопрошал он принявшего его атташе по культуре31.Инерция такого подхода живёт по сей день — достаточно взять в руки нашумевшуюбиографию Н.С.Хрущёва, принадлежащую перу американского историка У.Таубмана иопубликованную в русском переводе в 2005 г.32 Между тем, эта версия никогда не находила подтверждения в источниках.
Сегодняшнийуровень разработки проблемы (в первую очередь в работах Яноша Райнера и ЗолтанаРиппа) даёт основания утверждать: позиция Москвы в деле И.Надя не была стольоднозначной, как это принято думать, менялась с течением времени и находилась,к тому же, в тесной зависимости от состояния советско-югославских отношений. Вначале 1957 г. в Кремле демонстрировали довольно жёсткий подход, призываяКадара усилить репрессии. Судебное расследование по делу И.Надя было одобреносоветской стороной, каждый новый шаг в этом деле согласовывался между Москвой иБудапештом. Вместе с тем, после разгрома в июне 1957 г. внутрипартийной оппозиции Маленкова-Кагановича-Молотова Хрущёв значительно укрепил своипозиции в руководстве КПСС, что избавляло его от прежней необходимости и дальшедемонстрировать предельную жёсткость в венгерском вопросе, дабы нейтрализоватьвозможные обвинения своих оппонентов в нерешительности и непоследовательности,ведущей к сдаче позиций СССР.
Гораздобольше, чем мнение внутри собственной партии, Хрущёва теперь заботилмеждународный отклик на его действия, и суд дважды откладывался по инициативеМосквы — именно по тем соображениям, что международная обстановка была несовсем благоприятной для его проведения. Для того, чтобы продемонстрироватьвсему миру мощь СССР, теперь вполне хватало спутника, запуск которого в началеоктября стал главной мировой сенсацией 1957 г. Проведение на этом фоне суда над Имре Надем, напротив, могло подпортить имидж «страны Советов» в глазах тех, ктовосторгаясь техническими достижениями СССР, в той или иной мере был склоненраспространить свои симпатии и на её политическую и экономическую систему. Ещёважнее, пожалуй, было то, что этот суд мог охладить решимость югославов ксближению с советским лагерем, причём в самый канун международного совещаниякомпартий, намеченного на ноябрь 1957 г.33
Впрочем,опасения отпугнуть югославов были напрасными, или точнее: перенос процесса немог повлиять на позицию СКЮ. Ознакомившись с проектом Декларации совещаниякомпартий социалистических стран, югославские коммунисты его отвергли, увидев,что КПСС по-прежнему хочет диктовать зарубежным коммунистам свои правила игры.В отношениях двух компартий вновь наметилось охлаждение и проведение суда надИмре Надем могло теперь оказаться кстати — в случае, если бы в Кремле былаизбрана установка на дальнейшую эскалацию конфликта. В Москве в ноябре 1957 г. Я.Кадар встретился с лидерами многих компартий и убедился, что идея суда над И.Надем находитих поддержку как действенная мера во устрашение «ревизионизма». Однако и позжесуд переносился — в феврале 1958 г. — и вновь по инициативе Москвы, опасавшейся,что процесс по делу И.Надя испортит впечатление от адресованной Западусоветской программы мер по разоружению.
ЯношРайнер ещё в работах 1990-х годов выдвинул следующую версию. По его мнению,Я.Кадар в конце зимы 1958 г. оказался в ситуации выбора. Он мог отложитьпроцесс по делу И.Надя «до лучших времён», но мог провести суд, как это былозапланировано, в феврале, смягчив при этом меры наказания обвиняемым, преждевсего отказавшись от вынесения смертных приговоров. В 2003 г. была опубликована краткая запись заседания Президиума ЦК КПСС от 5 февраля, подтверждающаяэто предположение. Суть советской позиции резюмировали всего три слова,зафиксированных ведшим записи зав. общим отделом ЦК В.Н.Малиным: «Проявитьтвёрдость и великодушие». Как явствует из этих слов, в Москве считалицелесообразным, доведя дело до суда, до осуждения венгерских «ревизионистов»,всё же пойти по пути смягчения приговоров. Коммунистический лидер Венгрииизбрал другой путь, сознательно не воспользовавшись предоставившейся быловозможностью компромиссного решения. Выбор Я.Кадара (ответственность за которыйвсецело лежит на нём) был, в первую очередь, продиктован соотношением сил вруководстве собственной партии, и для того, чтобы понять мотивы его поведения,нужно лучше представлять себе этот расклад.
Впервые месяцы существования правительства Я.Кадара его положение было предельношатким, режим опирался почти исключительно на советскую военную помощь. Вусловиях, когда подавляющее большинство населения выступало за вывод советскихвойск, восстановление правительства Имре Надя, проведение свободных выборов,сохранение всех основных завоеваний революции, Я.Кадар, ставший орудиемосуществления курса на её подавление, мог найти себе внутреннюю опору преждевсего в рядах венгерских сталинистов, ностальгировавших по режиму Ракоши. Посути дела, он выступал их заложником. Для того, чтобы расширить поле дляполитического манёвра, он должен был не только завоевать более широкуюподдержку в обществе, но и укрепить доверие к себе Москвы. Как следует иззаписей заседаний Президиума ЦК КПСС от 4 и 6 ноября 1956 г., где Н.С.Хрущёв защищал главу нового венгерского правительства от нападок Молотова,отмежёвываясь одновременно от М.Ракоши, ставка на Я.Кадара была сделанасерьёзная. Вместе с тем, последний не мог не понимать: если его политика неудовлетворит Москву, может реально встать вопрос о реставрации прежней власти.Ракоши, Герё и ряд других бывших лидеров в надежде на своё скорое возвращение вВенгрию и занятие ответственных должностей буквально бомбардировали ЦК КПССписьмами с резкой критикой «правых» ошибок Кадара. Вопрос об их возможномводворении на партийно-государственный олимп оставался до известной степениоткрытым вплоть до апреля 1957 г., когда Президиум ЦК КПСС принял решение обограничении контактов М.Ракоши с Венгрией, сочтя, что его деятельностьпрепятствует укреплению кадаровского режима.
ВМоскве были, в целом, удовлетворены ходом нормализации в Венгрии, и выбор впользу Я.Кадара был сделан в это время окончательно и бесповоротно — этоявилось первым его серьёзным тактическим успехом в отношениях с Кремлём. Но ипосле того, как М.Ракоши перешёл в СССР, по сути дела, на положениеполитического ссыльного, его потенциальные сторонники в руководстве ВСРПпродолжали составлять значительную силу. Лишь отчасти ослабил их позиции пленумЦК КПСС 1957 г., нанёсший удар по оппонентам Хрущёва в Президиуме ЦК,выступавших (прежде всего, Молотов и Ворошилов) за более активное приобщениелюдей Ракоши к власти в Венгрии. Проявив предельную жёсткость в деле Имре Надя(в общем не очень свойственную этому прагматическому политику), Кадар в 1958 г. окончательно выбил оружие у своих критиков слева — сторонников полной реставрации системы,решительно отвергнутой венгерским народом в октябре 1956 г. Необходимо также помнить, что Имре Надь до конца своей жизни был бы не только центромпритяжения для оппозиции, но самим своим существованием напоминал бы онелигитимности прихода Я.Кадара к власти и был в силу этого крайне неудобен дляпоследнего34. Таким образом, советское предложение проявить великодушие ненашло поддержки венгерского лидера. Он предпочёл перенести процесс, но непереписывать уже разработанный сценарий, по которому Имре Надя предполагалоськазнить (К этому можно добавить, что после триумфального для Я.Кадара визитаН.С. Хрущёва в Будапешт в апреле 1958 г. венгерский лидер мог позволить себебольше самостоятельности в принятии внутриполитических решений).
Моментдля проведения процесса был выбран наиболее удобный с точки зрения интересов советскихлидеров. Мирные инициативы СССР, заставившие Я.Кадара отложить судебныйпроцесс, не нашли ожидаемой поддержки на Западе; ни сам суд, ни приговор поделу И.Надя уже никак не могли повлиять на их судьбу. С другой стороны,состояние советско-югославских отношений к маю 1958 г. достигает самой низкой в послесталинский период отметки. Это было связано с принятием в концеапреля на VII съезде Союза коммунистов Югославии новой программы партии, хоть ине ознаменовавшей собой поворота в политике СКЮ, но приведшей в систему многиеположения югославской концепции самоуправления, неприемлемые для руководстваСССР. К тому же, новая программа СКЮ в целом ряде пунктов вступала впротиворечие с Декларацией Совещания компартий в ноябре 1957 г. В результате, Москвой была развязана довольно шумная пропагандистская антиюгославскаякампания, пошедшая на убыль лишь через год, в 1959-м. В отличие от 1948 — 1949гг., в ходе новой кампании критика лидеров Югославии удержалась на уровнеобвинений в ревизионизме и национализме и не привела к разрыву дипломатическихотношений — о «шпионах», «убийцах» и «фашистах» во главе этой страны речь ужене заходила. Даже учитывая желание «проучить» «ревизиониста» Тито, в Кремле нестали отказываться от задачи поддержания со стратегически важной Югославиейнормальных партнёрских отношений, что заставляло воздерживаться от перегибов вкритике. Таков был внешнеполитический фон, на котором 15 июня 1958 г. в ходе закрытого суда был вынесен смертный приговор Имре Надю и его соратникам П.Малетеру иМ.Гимешу, на следующий день приведённый в исполнение. Г.Лошонци скончался втюрьме за полгода до суда. Й.Силади был казнён ещё в апреле. Находившийся в СШАгенерал Б.Кирай был приговорён к смертной казни заочно. Другие проходившие поделу И.Надя подсудимые получили различные сроки тюремного заключения (в начале1960-х годов практически все они были амнистированы).
Расправанад Имре Надем и его соратниками, ставшая венцом целой серии судебных процессовпо делам участников революции 1956 г., вызвала широкий резонанс во всём мире.Для многих была очевидна несостоятельность обвинений против бывшего венгерскогопремьера, главная «вина» которого заключалась в последовательном отстаиваниикурса на суверенитет собственной страны, вступавшего в слишком резкое противоречиесо сложившейся ещё при Сталине практикой отношений внутри советского лагеря.
Какбы там ни было, июнь 1958 г. в известном смысле поставил точку в историивенгерской революции и подвёл черту под определённым периодом в развитиипослевоенной Венгрии; политическая обстановка в стране к этому временистабилизировалась и для дальнейшей консолидации режима необходима была сменатактики — задачи запугивания непокорных отходят на второй план, уступая местопоискам путей наведения мостов с венгерской нацией. Показательно, что расправанад Имре Надем почти совпала по времени с публикацией первых документов,заложивших основы кадаровской либерально-прагматической модели социализма,которая отличалась, пожалуй, наибольшей гибкостью в сравнении с другими реальновоплощёнными моделями.
1957и 1958 годы оставили чёрный след в истории Венгрии. Казнь Имре Надя и ряда егосоратников, аресты многих тысяч людей стали для кадаровского режима несмываемымпятном позора. Но с начала 1960-х годов наметился поворот к более либеральнойполитике, многие находившиеся в заключении участники восстания получилиамнистию — приступив к реформаторским экспериментам, кадаровская власть всёделала для того, чтобы вычеркнуть 1956 г. из исторической памяти нации. Но должны были пройти долгие годы, прежде чем Яношу Кадару политикой уступок икомпромиссов, непревзойдённым мастером которых он со временем стал, удалось,дав венграм максимум возможных при однопартийной коммунистической диктатуресвобод, завоевать относительную поддержку в обществе и заставить своихсоотечественников признать существующий в стране режим как, возможно,наименьшее зло на пути к построению «светлого будущего».
Ставна некоторое время витриной «социалистического содружества», кадаровский режим,как и родственные ему политические системы в других странах Восточной Европы,показал, в конечном итоге, свою нежизнеспособность. Изменение расклада сил намеждународной арене, прекращение советского контроля над региономспособствовали ускоренной его трансформации в иное качество. Кончина ЯношаКадара в июле 1989 г., символизировавшая завершение целой эпохи в историиВенгрии, почти совпала по времени с перезахоронением Имре Надя. Человек,управлявший страной более 30 лет, ещё при жизни смог увидеть сделанный своейнацией выбор в пользу основанных на политическом плюрализме чуждых ему западныхмоделей. 33 года спустя стал очевиден парадокс: ставший в конце 1980-х годовзнаменем выступавших за смену системы сил И.Надь, не являвшийся, в отличие отЯ. Кадара, сильным практическим политиком и менее чётко представлявший себепределы возможного, заочно доказал перед Кадаром свою историческую правоту.Главный же вывод, к которому приходишь после прочтении книги Я.Райнера, таков:политические ошибки И.Надя, его неспособность овладеть ситуацией в трагическиедни октября 1956 г. не перечеркивают значения морального примера,продемонстрированного им в последние полтора года жизни, когда онпоследовательно отстаивал убеждения, в своих основных, наиболее значительныхмоментах совпадавшие с чаяниями венгерской нации.
Примечания
Ксозданию этой версии приложил руку небезызвестный автор историческихбестселлеров Э.Радзинский в своих жизнеописаниях Николая II, изданных также наЗападе. См. также: Кузьмичёв П. Если не закрывать глаза // Литературная Россия.1991. 20 декабря. С. 22 — 23. См. также полемику с Радзинским известногоамериканского историка Ч.Гати: Гати, Чарльз. Обманутые ожидания. Москва,Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 г. М., 2006. С. 45.
Заметим,что биограф Имре Надя Я.Райнер в своих работах даже не удостаивает эту версиювниманием как совершенно несерьёзную. См. об этом также: Макаркин А.Расстреливал ли Имре Надь царскую семью? // Сегодня. 1999. 15 июня.
См.комментарии в венгерской прессе:
См.комментарии в венгерской прессе: Népszabadság, 1993.március 2., március 5. На русском языке см.: Агент «Володя».Неизвестные факты из биографии Имре Надя // Источник. 1993. № 1. С. 71 — 73(См. также: Родина. 1993. № 2. С. 55 — 57); Имре Надь — провокатор? По архивнымматериалам КГБ // Стерх. 1992. № 2. С. 24 — 26; Мусатов В. Кем был Имре Надь?// Обозреватель: проблемы, анализ, прогнозы. Дайджест. Спец. выпуск. М., 1993.С. 71 — 76; Мусатов В. Кем был Имре Надь. Путь из сексотов в национальные герои// Новое время. 1993. № 19. С. 40 — 42; Надь был агентом НКВД // Родина. 1993.№ 3. С. 65.
В 1989 г. руководство ВСРП решило не давать этим документам ходу. См.: МусатовВ.Л. Трагедия Имре Надя // Новая и новейшая история. 1994. № 1. С. 164 — 173. См. также интервью В.А.Крючкова газете «Непсабадшаг»: Népszabadság, 1993,április 14.
МусатовВ.Л. Трагедия Имре Надя… С.167. Не в качестве оправдания И.Надя, новозникает, правда, естественный вопрос: что могло бы ожидать в конце 1930-хгодов в случае отказа от сотрудничества с НКВД человека с довольно туманнойбиографией — долго работавшего за границей, исключавшегося из партии.
Тамже.
ГерасимовВ. Венгерский октябрь. Что происходило в Будапеште 23 октября — 4 ноября 1956 г. // Независимая газета. 1998. 29 октября.
Беседына Лубянке. Следственное дело Дёрдя Лукача. Материалы к биографии.Редакторы-составители и авторы комментариев В.Середа и А.Стыкалин (при участииР.Мюллера, А.Дмитриева, Я.Рокитянского). 2-е, исправленное и дополненноеиздание. М., 2001.
Остаетсяоткрытым также вопрос: почему документы 1930-х годов из архивов НКВД,компрометирующие Имре Надя, не были использованы против него в 1957 — 1958 гг.при подготовке судебного процесса.
МусатовВ.Л. Трагедия Имре Надя… С. 165.
Такаятенденция в трактовке деятельности Берии проявилась в ряде публикаций, вышедшихиз печати в дни его 100-летнего юбилея. См., например: Безиргани Т. ЛаврентийБерия: сто лет и сто дней // Независимая газета. 1999. 3 апреля.
См.запись встречи, выполненную венгерской стороной: T.Varga Gy. Jegyzőkönyva szovjet és a magyar párt- és állami vezetőktárgyalásairól (1953. június 13 — 16.) //Möltunk. 1992. 2 — 3. sz. На английском языке см.: The 1956 Hungarian Revolution: A History in Documents. Ed. byCs.Békés, M.Byrne, J.M. Rainer. New York — Budapest, 2002. P.14 — 23. На русском языке подробно о содержании беседы см.: Мусатов В.Предвестники бури. Политические кризисы в Восточной Европе (1956 — 1981). М.,1996. С. 18 — 21. См. также субективное свидетельство тогдашнего лидераВенгерской партии трудящихся (ВПТ): «Людям свойственно ошибаться». Извоспоминаний М.Ракоши // Исторический архив. 1998. № 3.
Версиио том, что А.И.Микоян «верил» И.Надю и связывал именно с ним надежды наполитическую стабилизацию в Венгрии, придерживается, например, бывший председательКГБ В.А.Крючков (в 1956 г. третий секретарь посольства СССР в Венгрии). См.:Крючков В. Личное дело. Часть 1. М., 1996. С. 55.
Данов изложении посла Ю.В.Андропова, сделавшего запись выступления А.И.Микояна назаседании Политбюро Центрального руководства ВПТ 13 июля (Исторический архив.1993. № 4. C. 117).
Воснове русского издания (Райнер М.Я. Имре Надь — премьер-министр венгерскойреволюции 1956 года. Политическая биография. М., 2006) лежит переработаннаяанглоязычная версия биографии И.Надя, которая также выходит в свет в 2007 г. Полная версия: Rainer M.J. Nagy Imre. Politikai életrajz. Első kötet. 1896 —1953. Bp., 1996; Idem. Második kötet. 1953 — 1958. Bp., 1999.Сокращённая версия на венгерском языке опубликована в 2002 г.
Причёмотношение к Имре Надю находилось в явном противоречии с провозглашавшейся вВашингтоне установкой делать ставку не на несуществующих (давно уже полностьювытесненных из политической жизни) либералов, а на нечто более реальное —«титоистов», сторонников национального коммунизма, способных дистанцироватьсяот советской политики.
Былли И.Надь действительно властолюбив или оказывался каждый раз на венгерскомполитическом олимпе только вследствие особого стечения обстоятельств? Ставяэтот вопрос, биограф уходит от однозначного ответа. По нашему мнению,политическую амбициозность И.Надя не надо приуменьшать. При внешней пассивностивсе его действия в условиях углубления внутриполитического кризиса летом–осенью 1956 г. свидетельствуют об упорном стремлении добиться возвращения на постглавы правительства с тем, чтобы наконец реализовать провозглашенную им в 1953 г. программу реформ. Это бросалось в глаза и его политическим противникам, и единомышленникам.См. телеграммы Ю.Андропова от 12 и 14 октября по итогам бесед с Э.Гере иЗ.Вашем (Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы.Редакторы-составители Е.Д.Орехова, В.Т.Середа, А.С.Стыкалин. М., 1998. С. 300 —304.
Архиввнешней политики Российской Федерации. Ф. 077. Оп. 27. Пор. 43. Папка 124. Л. 161. Отзыв Дарваша резко контрастировал с отзывом Ракоши, относившимся к 1945 г.: «Тов. Надь хорошо развился, имеет большое влияние и очень хорошо понимает сельскоехозяйство. Он по существу единственный специалист, который прекрасно понимаетвопрос, и наши аграрии иногда с ужасом спрашивали, откуда у вас коммунист,который даже в лошадях понимает. Это для них совершенно непонятно» [См.:Информация Ракоши о положении в Венгрии и деятельности компартии Венгрии. Назаседании в отделе международной информации ЦК ВКП(б) 23 июня 1945 г. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 128. Д. 750. Л. 211 — 212].
«Надь,как дисциплинированный партиец, заставил толпу ждать в течение двух часов, иэтих двух часов, похоже, оказалось достаточно, чтобы контроль над событиями —на всё время или по крайней мере на несколько дней — выскользнул из его рук», —так впоследствии комментировал события того дня их активный участник А.Генц,будущий президент посткоммунистической Венгерской Республики (Генц Арпад.Будапешт, 1956… // Новое время. 1991. № 35. С. 30).
Такихлюдей было немало. Деятель венгерского Союза писателей, критик и литературоведИ.Кирай говорил 12 июля советскому дипломату о том, что многие венгры считаютименно И.Надя «подлинным выразителем чаяний народа» (Советский Союз ивенгерский кризис 1956 года… С. 149).
Вскорепосле этого, в 1951 г., Надь был вынужден пойти на один из самых серьёзных всвоей жизни компромиссов. Иезуитским решением Ракоши человек, последовательновыступавший за более щадящие темпы и условия кооперирования, был назначен «поволе партии» отвечать за изъятие продуктов у крестьян в масштабах всей страны.
Применительнок июню 1953 г., вернее было бы говорить не о доверии, а скорее о том, что вМоскве считали И.Надя предсказуемым, учитывая коминформовское прошлое,склонность к компромиссам (проявившуюся и после 1949 г.), и не в последнюю очередь тот факт, что И.Надь мог действовать только в окружении болеенадёжных с точки зрения советского руководства коммунистов.
Колебаниянашли отражение в записях заседаний Президиума ЦК КПСС, выполненных зав. общимотделом ЦК КПСС В.Малиным. См.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года…Раздел III.
Позже,в румынской ссылке, Надь писал: «Страны и народы воспримут социализм, толькоесли он гарантирует независимость, суверенитет, равенство или если станетотправной точкой на пути к ним. Суть венгерской трагедии состоит в том, чтоидея социализма и идея национальной независимости вступили в противоречие.Основополагающее значение венгерского восстания заключается в попытке любымипутями устранить это противоречие и восстановить необходимую гармонию этих двухидей» (Nagy Imre. Snágovi jegyzetek. Gondolatok,emlékezések 1956 — 1957. Szerk. Vidá István. Bp.,2006. 127. o.; цит.по: Райнер М.Я. Имре Надь… С. 237). Оставаясь убеждённымкоммунистом, Надь называл возврат к многопартийной системе образца середины 1948 г. и альянс с некоммунистическими партиями не только необходимым и неизбежным компромиссом вцелях восстановления доверия масс, но и определённым шагом назад.
Примернотак расценил действия И.Надя министр культуры в его правительстве, крупнейшийфилософ-марксист Д.Лукач. О позиции Лукача см. подробнее: Стыкалин А.С. ДьёрдьЛукач — мыслитель и политик. М., 2001. Глава 7. Здесь следует заметить: 31октября в беседе с представителями Национального комитета Задунайского краяНадь говорил о том, что независимости можно в принципе добиться и в рамкахОрганизации Варшавского договора. Однако целый ряд факторов (опубликованная в«Правде» в тот же день Декларация правительства СССР об основах развития идальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между СССР и другимисоциалистическими государствами, продолжавшийся вопреки официальным заявлениямввод советских войск на венгерскую территорию и, наконец, непрекращавшеесядавление повстанцев и более широкого общественного мнения заставил его уже наследующий день выступить с инициативой о разрыве Венгрии с Варшавским пактом.
Тотже Д.Лукач, например, небезосновательно видел в этом всплеск эмоций, неприличествующий серьёзной политике.
«Привсём уважении к доброй воле и патриотизму Имре Надя и его коллег, признавая,что первое значительное восстание против советского господства в Европе былотяжелейшим и, пожалуй, безнадежным предприятием, не следует закрывать глаза нанеумелость и неуклюжесть венгерского революционного правительства», — отмечаетв этой связи Ч.Гати (Гати Ч. Обманутые ожидания. С. 11). «Бесстрашное,бескомпромиссное поведение Надя на судилище, приговорившем его к смерти в 1958 г., не должно затенять того, что, несмотря на благие намерения, он не обладал политическиммастерством, которое могло бы привести революцию к победе. В частности, ему неудалось провести страну между максималистскими ожиданиями борцов за свободу идовольно умеренными требованиями Москвы»(Там же. С. 2).
Свидетельвенгерской революции польский публицист и поэт В.Ворошильский в послесловии ксвоему знаменитому «Венгерскому дневнику», написанном 20 лет спустя, в середине1970-х годов, имел все основания заметить: «С течением лет террор в Венгрииослаб, обнаружился и исторический парадокс: в то время как обожаемый в Октябре(1956 г. — А.С.) «вождь нации» Гомулка постепенно загонял страну в состояниевсё большей политической и экономической зависимости от СССР, растущегоугнетения, нищеты и лжи — ненавидимый (и справедливо) Кадар как бы искал путейвыхода из ловушки, довольно успешно пускался в экономические эксперименты,умеренно либерализировал режим, стремился прийти к соглашению с народом и егоинтеллигенцией» (Ворошильский В. Венгерский дневник // Искусство кино. 1992. №4. С. 145 — 146). На каждом из этих двух названных Ворошильским незаурядныхкоммунистических политиков лежало, по выражению И.Дойчера, клеймо «Made inStalinism», и каждый из них был готов пойти на удушение реформ, если видел вних угрозу социализму, как он его понимал. Однако общая тенденция эволюции двухрежимов была схвачена польским публицистом довольно верно. И вполне закономеренвопрос, которым задавался В.Ворошильский: может быть «именно восстание, хоть ипроигранное, на более длительный срок создало условия, в которых правителисчитают менее рискованным обращаться к народу с жестами примирения, нежеливечно завинчивать гайки?» (Там же).
См.как проявление этой тенденции книгу: Shawcross W. Crime and Compromise. János Kádár and the politics of Hungary since revolution. London, 1974.
См.:Ерофеева Г. Нескучный сад. Недипломатические заметки о дипломатической жизни.М., 1998. С. 85.
ТаубманУ. Хрущёв. М., 2005.
Приэтом необходимо, конечно, иметь в виду, что, находясь в серьёзнойвнешнеполитической изоляции, режим Кадара, как и Москва, отнюдь не былзаинтересован в обострении отношений с югославами, тем более, что Тито и егокоманда своим сопротивлением сталинскому диктату в 1948 — 1953 гг. снискалинемалое уважение на международной арене. А потому югославские связи группыИ.Надя не хотели выпячивать в обвинительном заключении. Однако на случай, еслиюгославские руководители выступят с протестом по поводу осуждения Имре Надя (вопрекидоговорённости не привлекать его к судебной ответственности), наготове былсобранный против них компромат. Был подготовлен проект ноты в адресправительства ФНРЮ, не только якобы незаконно предоставившего И.Надю и егогруппе убежище в своем будапештском посольстве (на самом деле неформальныебрионские соглашения между Н.С.Хрущёвым и И. Броз Тито, заключённые в ночь со 2на 3 ноября 1956 г., допускали это — правда, только в случае, если Надьдобровольно уступит власть Кадару), но и давшего им возможность вести, находясьв посольстве, подрывную деятельность против правительства Кадара (что вообщебыло полным вымыслом).
ОтставкеИ.Надя Я.Кадар в первые месяцы консолидации придавал огромное значение, ведь отэтого в значительной мере зависело международное признание его правительства(А.Кетли, выехавшая на Запад ещё в начале ноября 1956 г., проявляла немалую политическую активность в качестве министра «законного» венгерскогоправительства). И через несколько десятилетий после событий 1956 г. Я.Кадар неустанно возвращался к этой теме. Согласно некоторым свидетельствам, он говорил:«Если бы Надь подал в отставку, он ходил бы среди нас». См., об этом, например:Aczél Gy. Közélkép Kádárrуl // Rubicon.Bp., 2000. № 6. 7 — 8. o. Можно вспомнить и о том, насколько болезненно Я.Кадаротреагировал на публикацию в июне 1968 г. чехословацким литературным еженедельником статьи к 10-летию казни И.Надя, в которой последний был названпровозвестником демократического социализма. Эта публикация решающим образомповлияла на эволюцию отношения венгерского лидера к «Пражской весне». Можновспомнить, однако, и другое. В своих выступлениях периода «Пражской весны»,когда у многих напрашивались параллели с начальным этапом венгерских событий12-летней давности, Я.Кадар по сути дела признал, что И.Надь стал«контрреволюционером» (в его однозначной интерпретации) в силу обстоятельств.Так, в марте на дрезденской встрече лидеров социалистических стран он говорил отом, что логика развития событий может привести в стан «врагов» и тех, кто, какИ.Надь, не был изначально «контрреволюционером». Подробнее о позиции Я.Кадарасм.: Huszár Tibor. 1968. Praga — Budapest — Moszkva. KádárJános és a csehszlovákiai intervenciу. Bp., 1998; СтыкалинА.С. «Пражская весна» 1968 года и позиция Венгрии // Славяноведение. 1998. № 5.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.historia.ru/