--PAGE_BREAK--
2. Царь-Освободитель
«Император – лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, там, где приходилось бы только охранять, но ему недостает темперамента преобразователя… Они [императорская чета] слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними»
(из дневника А.Ф. Тютчевой за 1856 г.)[31]
Сохранились рассказы современников, что после смерти Николая I А. С. Хомяков радостно поздравлял друзей с новым царем-преобразователем. Друзья сомневались, так как у наследника Николая была в либеральных кругах весьма неважная репутация: было известно, например, что при обсуждении в секретных комитетах вопроса о крестьянском освобождении Николай I выступал даже более либерально, чем его сын, склонявшийся к тому, что никакой эмансипации не нужно. Хомякову говорили: “Александр — крепостник, занимается преимущественно охотой и т. п.”; однако славянофильский публицист уверенно обосновывал оптимизм: “В России хорошие и дурные правители чередуются через одного: “Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр 1 хороший, Николай I плохой, этот будет хорошим!”[32]
Тем не менее, первые месяцы царствования нового императора Тютчев справедливо назвал «оттепелью»: 3 декабря 1855 года был закрыт Высший цензурный комитет, отменены стеснения в университетах, разрешена свободная выдача заграничных паспортов, разрешено издание новых журналов, в августе 1856 года объявлена амнистия политическим заключенным, заменены многие министры. «С 18 февраля 1855 г. начинается новый период, в который выступают иные начала жизни».[33]
Эти действия были предвестниками будущих реформ и главной из них – отмены крепостного права. В 1856 году на обеде, устроенном в его честь московским дворянством, Александр II сказал: «Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращении разных неосновательных толков по предмету столь важному, я считаю нужным объявить всем вам, что я не имею намерения сделать это сейчас. Но, конечно, вы и сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели ожидать времени, когда оно начнет само уничтожаться снизу. Прошу вас, господа, обдумать, как провести все это в исполнение. Передайте мои слова дворянам для соображения».[34]
18 (30) марта 1856 года был подписан Парижский трактат, завершавший Крымскую войну, и император получил возможность полностью сосредоточиться на внутренних делах страны. Желая ускорить события, Александр в конце 1857 года издает рескрипт виленскому генерал-губернатору Назимову[35], а затем рассылает его по всем губерниям «для ознакомления и подражания». «Это обнародование, — писал известный славянофил А.И.Кошелев, — произвело сильнейшее действие во всей империи: одни страшно перепугались, были, так сказать, ошеломлены, другие обрадовались; весьма многие просто не поняли значения этого документа».
В декабре 1858 года в недрах Министерства внутренних дел была подготовлена правительственная программа крестьянской реформы, а осенью 1860 года проект ушел на утверждение в Главный комитет. Император потребовал, чтобы последним сроком рассмотрения проекта освобождения крестьян в Комитете стало 15 февраля 1861 года. Говоря о необходимости закончить работу Комитета в срок, император был краток, заявив: «Этого я желаю, требую, повелеваю!» 19 февраля 1861 года Александр II начертал на первой странице принятого закона: «Быть посему», а утром 5 марта возле манежа лично прочитал Манифест «Положение о крестьянах вышедших из крепостной зависимости» собравшейся здесь толпе. В одной из статей в «Кельнской газете» от 13 марта того же года говорилось: «Редко, или лучше сказать, никогда еще смертному не доводилось совершать дело столь важное и благородное, как то, которое совершил благодушный император Александр II. Одним росчерком пера он возвратил 23 миллионам людей их права...»[36] Император признался близким, что считает 5 марта 1861 года лучшим днем своей жизни.[37] Герцен писал восторженно: «Александр II сделал много, очень много; его имя теперь уже стоит выше всех его предшественников. Он боролся во имя человеческих прав, во имя сострадания против хищной толпы закоснелых негодяев и сломил их. Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудут. Из дали нашей ссылки мы приветствуем его именем, редко встречавшимся с самодержавием, не возбуждая горькой улыбки, — мы приветствуем его именем Освободителя...»[38]
За отменой крепостного права последовали и другие реформы: судебная, воинской повинности, образования, хозяйственная и другие. Одним из главных последствий Великих Реформ было умственное брожение радикального политического характера и Россия вступила в период тяжелой внутренней смуты.[39] «Преобразование государственного и общественного строя, предпринятое императором Александром II, не имело ввиду изменить в России образ правления и ввести политическое представительство. Но общественные мечты шли дальше намерений правительства. Чувство новой свободы развило желание идти в этом направлении до крайних пределов»[40].
4 апреля 1866 года Александр Николаевич гулял в Летнем саду вместе с племянниками герцогом Лейхтенбергским и принцессой Марией Баденской. В четвертом часу, когда он выходил из сада, чтобы сесть в коляску, раздался выстрел. Это стрелял один из тех подпольных людей, которые не хотели больше чего-либо ждать от царя и медлить терпеливо в бездействии. Дмитрий Каракозов, член Ишутинского кружка, состоявшего в связи с группой «Земля и воля», промахнулся, потому что находившийся рядом костромской крестьянин О. И. Комиссаров ударил его по руке и тем самым спас царя, за что был щедро награжден. Но главное было сделано. Нашелся человек, который «посягнул».[41] После этого покушения были закрыты радикальные журналы «Современник», «Русское Слово» и цензура прессы снова усилена.
Дмитрий Каракозов заявил Александру II, что он стрелял в него в ответ на обман правительством крестьян и общества реформой 1861 года. Потрясение, пережитое монархом, объясняется не только самим фактом покушения, но и словами террориста. Ведь Александр Николаевич считал, и совершенно обоснованно, что отмена крепостного права стала главным делом его жизни, обеспечивающим ему благодарную память потомков. Оказалось же, что нашлись люди, которые считают его реформу бессовестным обманом! Наиболее трезвые деятели революционного лагеря осудили покушение Каракозова. «Выстрел 4 апреля, — отмечал Герцен, — был нам не по душе. Мы ждали от него бедствий, нас возмущала ответственность, которую на себя брал какой-то фанатик… Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами». Однако, пользуясь покушением Каракозова, реакционерам удалось отправить в отставку Замятнина, Валуева, Головкина, на смену которым пришли В.К. Плеве, П.А. Шувалов, Д.А. Толстой. (см. кн.: Александр II, или История трех одиночеств / Л.М. Ляшенко. — М.: Молодая гвардия, 2003. – 278 с). Кропоткин писал, что «…после выстрела Каракозова 4 апреля 1866 года правительство окончательно порвало с реформами, и реакционеры всюду брали верх. На всех выдающихся людей шестидесятых годов, даже и на таких умеренных, как граф Николай Муравьев и Николай Милютин, смотрели как на неблагонадежных. Александр II удержал лишь военного министра Дмитрия Милютина, да и только потому, что на осуществление начатого им преобразования армии требовалось еще много лет. Всех остальных деятелей реформенного периода выбросили за борт.»[42]
В мае 1867 года Александр II прибыл в Париж, где произошло второе покушение на жизнь императора. Стрелявшим оказался поляк Березовский, который пытался таким образом отомстить Александру II за жестокое подавление восстания в Польше в 1863 году. Царь вернулся в Россию мрачный. Эти два выстрела — Каракозова и Березовского — повлияли на него. Он понял, что теперь началось нечто серьезное и роковое.
Следующим покушением террористов была попытка взорвать царский поезд во время пребывания Александра II в Крыму в 1879 году. Когда, на пути с юга, царский состав входил на Курский вокзал, раздался сильный взрыв, разрушивший три вагона и перевернувший паровоз. Но по счастливой случайности государя в нем не было – он ехал в предыдущем поезде.
Наступил последний, самый драматический год жизни Александра II. Начало его выдалось спокойным, если не сказать вялым. В Зимнем дворце под председательством как самого императора, так и великого князя Константина Николаевича заседали высшие сановники, пытавшиеся выработать действенные меры по борьбе с революционной угрозой. Исчерпывающий итог этих заседаний подвел сам Александр II, записавший в дневнике: «Совещались с Костей и другими, решили ничего не делать».[43] Но в феврале 1980 года в Зимнем дворце прогремел взрыв. Это была последняя неудачная попытка народовольцев убить царя. Узнав, что во дворце ведутся поправочные работы, террористка Софья Перовская устроила своего товарища Халтурина, как плотника, на работу во дворец. Халтурин небольшими партиями носил взрывчатку, изготовлявшуюся в домашних условиях его единомышленниками, в свою комнату отдыха (находившуюся как раз под царской столовой), а затем, накопив достаточный запас, взорвал ее в обеденный час 17 февраля 1880 года Государь остался невредим только потому, что ужин не был подан во время: ждали из Берлина князя Александра Баттенбергского.
Александр Гессенский так вспоминал о тех страшных мгновениях: «Пол поднялся, словно под влиянием землетрясения, газ в галерее погас, наступила совершенная темнота, а в воздухе распространился невыносимый запах пороха или динамита. В обеденном зале — прямо на накрытый стол — рухнула люстра».[44] Итоги покушения оказались трагическими: десять убитых и около восьмидесяти раненых.
После взрыва в Зимнем дворце для борьбы с революционным движением правительство прибегло к исключительным мерам. Была учреждена «Верховная распорядительная комиссия» во главе которой назначили графа Михаила Лорис-Меликова.
А 1 марта 1881 г. народовольцы бросили бомбу под колеса императорской кареты, но Александр не пострадал. «Слава Богу, Ваше Величество целы», сказал один из полицейских и в это время, со словами «Еще рано благодарить Бога», второй злоумышленник бросил бомбу под ноги царю.[45]
Александр II и его убийца Игнатий Гриневицкий умерли одновременно, один в Зимнем дворце, другой в тюремном госпитале. Александр Николаевич свято исполнил один из заветов своего отца: «Глава монархического государства, — говорил ему Николай I, — теряет и позорит себя, уступив на шаг восстанию. Его обязанность поддерживать силою права свои и предшественников. Его долг пасть, если суждено, но… на ступенях трона...» [46] В 15 часов 35 минут 1 марта 1881 года с флагштока Зимнего дворца пополз вниз черно-желтый императорский штандарт.
Глава
II
. Александр
II
: император и человек
По своему характеру и уму покойный
император был ниже тех дел, которые
он совершил. Он был действительно
высок неисчерпаемой добротой и
великодушием своего сердца, но эта
доброта не смогла заменить силы
характера и ума, которых он был лишен.[47]
А.Ф. Тютчева
Итак, мы проследили политический путь Александра II, императора, имя которого «отныне принадлежит истории» (Герцен). Посмотрим теперь на Александра Николаевича Романова – сына, мужа, отца.
Одна из фрейлин Александры Федоровны вспоминала, как Николай I строго следил «за стоянием своих детей в церкви; малолетние были выстроены перед ним и не смели пошевелиться». Его дочь, великая княжна Ольга Николаевна вспоминала: «Папа требовал строгого послушания, но разрешал нам удовольствия, свойственные нашему детскому возрасту… Когда ему доносили о наших шалостях, он отвечал: «Предоставьте детям забавы их возраста, достаточно рано им придется научиться обособленности от всех остальных»».[48] Более всего это относилось к наследнику. По свидетельству другого очевидца: «Государь бывал строг к своему наследнику, скажу даже, в некоторых случаях немилосерд… что могло остаться в памяти сына в виде болезненных ощущений, которые вызываемы были резкими замечаниями, запрещениями выражать мнение молокососу, как он его называл… Никогда не забуду горьких слез цесаревича после прочтения ему официальной бумаги… в которой ему было сообщено высочайшее повеление… чтобы он никогда не утруждал себя ходатайством по прошениям, на имя цесаревича поступающим»[49]. По-своему Николай I был внимательным отцом, но, тем не менее, отцом-императором, больше владыкой, нежели родителем. Он позаботился о прекрасном образовании сыновей и дочерей, тщательно следил за их успехами, карал за неудачи, мальчиков назначал шефами гвардейских и армейских полков, а наследника престола еще и активно приобщал к государственной деятельности.
Мать была для наследника престола безусловно понятнее и ближе, чем отец. Александра Федоровна была женщиной приветливой и приятной во многих отношениях. Образованная и одаренная большим художественным вкусом, она всю жизнь была склонна к меланхолии и мечтательности, прерываемыми периодами бурной, но несколько непонятной активности.[50] Из братьев и сестер ближе всех к наследнику престола и по возрасту, и по образу мыслей стоял великий князь Константин Николаевич. Другие же братья и сестры были гораздо моложе его.
Тепло и привязанность Александр искал в объятиях женщин. Сначала это были фрейлины Наталья Бороздина, Софья Давыдова, Ольга Калиновская. В 1839 году, во время путешествия по Европе, цесаревич проникся взаимной симпатией к английской королеве Виктории.[51] Английское правительство удалило Викторию в Виндзорский замок, затруднив тем самым встречи молодых людей. Вернувшись в Россию, Александр попытался вновь встретиться с Калиновской, но она была выдана замуж за польского магната Иринея Огинского. Позже старший сын этой четы будет утверждать, что он является сыном Александра II, но доказательств этому ни он, ни мы привести не можем. Впрочем, не можем мы привести и доказательств, свидетельствующих об обратном. Под влиянием обстоятельств и давлением родителей Александр Николаевич вернулся к «дармштадтскому варианту». (см. кн.: Александр II, или История трех одиночеств / Л.М. Ляшенко. — М.: Молодая гвардия, 2003. – 121-123 с).
Уже знакомая нам Тютчева, фрейлина жены цесаревича, писала: «Прекрасны ее чудесные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат глаза, смотревшие кротко и проникновенно. Профиль ее не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок немного отступал назад. Рот был тонкий, со сжатыми губами, без малейших признаков к воодушевлению и порывам, а едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст с выражением глаз»[52]. «Своим умом, — писал известный поэт и драматург А. К. Толстой, — она превосходит не только других женщин, но и большинство мужчин. Это небывалое сочетание ума с чисто женским обаянием и… прелестным характером». В России Мария Александровна скоро стала известна широкой благотворительностью. Она также живо интересовалась политикой и нередко присутствовала при чтении дипломатических депеш и военных донесений. Нет ничего удивительного в том, что Александр II охотно советовался с супругой, которая всегда была в курсе докладов его министров.[53]
В этом браке родилось 8 детей: сыновья Николай (1843 — 1865), Александр (1845-1894), Владимир (1847-1909), Алексей (1850-1908), Сергей (1857-1905) и Павел (1860 — 1919) и дочери Александра (1842 — 1847) и Мария (1853-1920). Старший ребенок, дочь Александра, умерла в семи лет от кори. «…никогда великий князь так не играл с другими детьми, как с этим ребенком; он был ее товарищем и постоянно носил ее на руках. Привязался он к ней так сильно потому, что ее рождение было некоторым разочарованием для остальных членов семьи, особенно для императора Николая Павловича, рассчитывавшего сразу иметь наследника престола и потому оставшегося недовольным рождением девочки.»[54] А в 1865 году умирает и цесаревич Николай. Судьба не баловала императорскую чету. Смерть наследник престола стала переломным моментом в отношениях супругов, постепенно они стали отдаляться друг от друга. Тем не менее, уважение Александра IIк императрице на протяжении всей ее жизни оставались неизменными. Сыновья и дочери приносили императору много радости, но долг императора не позволял ему полностью окунуться в семейную жизнь. Будущий Александр IIIписал: «Папа мы очень любили и уважали, но он по роду своих занятий и заваленный работой не мог нами столько заниматься, как милая, дорогая Мама».[55]
С 1860 по 1865 год царь, по слухам, переменил полдюжины любовниц. Но у него была и настоящая любовь — княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Первая их встреча произошла в Тепловке, в доме ее родителей. Александру к тому времени исполнился 41 год, княжне – 13. Четыре года спустя глава семьи умер и Александр Николаевич взял имение под императорскую опеку, посодействовал вступлению братьев Долгоруких в петербургские военные учебные заведения, а сестер — в Смольный институт. Весной 1865 года во время посещения этого учебного заведения император увидел уже 18летнюю девушку с изящной фигурой, изумительно нежной кожей и роскошными светло-каштановыми волосами. Екатерина Михайловна сразила монарха, что называется, наповал.
Мать внушала девушке, что любовь царя к ней — редкая, уникальная возможность устроить свою жизнь и жизнь своих близких. Однако для Долгорукой любовь к ней монарха продолжала оставаться чем-то не совсем реальным, хотя постепенно и заполнявшим всю ее жизнь. В 1865 году она заняла привычное место царских фавориток — стала фрейлиной императрицы Марии Александровны. Постепенно Катя стала привыкать к императору, начала видеть в нем не только владыку, но и приятного мужчину, перестала дичиться. [56]
Петербургское общество уже начало судачить в предвкушении грандиозного скандала, а императору казалось, что о его отношениях с княжной никому не известно. Как говорили, Александру Николаевичу вообще была свойственна уникальная способность верить, что никто не видит того, чего он не хочет, чтобы видели. А может быть, все объяснялось тем, что монарх считал, что никому не должно быть дела до его личной жизни. В 1867 г. император поведал жене о своей любви к Долгорукой. Позицию, занятую членами первой семьи Александра II, лучше всего, пожалуй, выразила императрица, заявившая: «Я прощаю оскорбления, нанесенные мне, как монархине, но я не в силах простить тех мук, которые причиняют мне, как супруге». Мария Александровна ранее никогда ни с кем не обсуждала прежних увлечений мужа, она не допускала в своем присутствии никаких разоблачений или осуждений и этой его измены. Точно так же, вероятно, не без влияния матери, вели себя дети императора, не решаясь даже между собой обсуждать поведение отца. Императорская семья всячески пыталась соблюсти внешние приличия, тем более что речь о свободе и защищенности личной жизни монарха, что было для него очень важным. (см. кн.: Александр II, или История трех одиночеств / Л.М. Ляшенко. — М.: Молодая гвардия, 2003. – 134-137 с).
Надо сказать, что Александр Николаевич всегда признавал право на личную жизнь членов императорской семьи. Так, в 1854 г. с его, тогда еще цесаревича, согласия великая княгиня Мария Николаевна тайно вышла замуж за графа Григория Строганова. «…император и императрица охотно бы объявили официально этот брак, но императрица-мать и сама великая княгиня Мария Николаевна этому противятся. …Многие и без того очень недовольны появлением принца Александра и спрашивают, не появится ли в России м-ль Гауке в качестве невестки императрицы. Что же будет, когда Строганов будет открыто признан зятем императора?»[57]
В конце 1870-х годов император писал сестре Ольге Николаевне (в замужестве королеве Вюртембергской): «Княжна Долгорукая, несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех светских развлечений и удовольствий, имеющих обычно большую привлекательность для девушек ее возраста, и посвятила всю свою жизнь любви и заботам обо мне. …она живет только для меня, занимаясь воспитанием наших детей, которые до сих пор доставляли нам только радость».[58] Паника родственников Александра II еще более усилилась, когда Долгорукой и ее детям (Георгию и Ольге) был пожалован титул светлейших князей Юрьевских, и император официально признал детей своими.
Летом 1880 года умерла императрица. При ней в это время не было ни царя, ни детей. Но хоронили ее пышно, как полагается хоронить государынь.[59] С приближением сороковин со дня смерти Марии Александровны государь все настойчивее стал говорить о возможности официальной женитьбы на княжне Юрьевской. А 6 июля 1880 года в небольшой комнате нижнего этажа Большого Царскоселького дворца у скромного алтаря походной церкви состоялся обряд венчания.[60] После этого события Романовы потеряли даже формальный повод для игнорирования Долгорукой-Юрьевской. Племянник императора, великий князь Александр Михайлович так описывал свое первое впечатление о новой императрице: «Мне понравилось выражение ее грустного лица и лучистое сияние, идущее от светлых волос. Было ясно, что она волновалась. Она часто обращалась к Императору, и он успокаивающе поглаживал ее руку. Ей, конечно, удалось бы покорить сердца всех мужчин, но за ними следили женщины, и всякая ее попытка принять участие в общем разговоре встречалась вежливым, холодным молчанием. Я жалел ее и не мог понять, почему к ней относились с презрением за то, что она полюбила красивого, веселого, доброго человека, который к ее несчастью был Императором Всероссийским? Долгая совместная жизнь нисколько не уменьшила их взаимного обожания. В шестьдесят четыре года Император Александр II держал себя с нею как восемнадцатилетний мальчик. Он нашептывал слова одобрения в ее маленькое ушко. Он интересовался нравятся ли ей вина. Он соглашался со всем, что она говорила. Он смотрел на всех нас с дружеской улыбкой, как бы приглашая радоваться его счастью, шутил со мною и моими братьями, страшно довольный тем, что княгиня, очевидно, нам понравилась.»[61] И тут же приводит слова своей матери: «"…я никогда не признаю эту авантюристку. Я ее ненавижу! Она — достойна презрения. Как смеет она в присутствии всей Императорской Семьи называть Сашей твоего брата. …Я не разбила ничьей семьи. Я вышла за тебя замуж с согласия твоих и моих родителей. Я не замышляю гибели Империи." Тогда настала очередь отца рассердиться. «Я запрещаю — он делал при этом ударение на каждом слове: — повторять эти позорные сплетни! Будущей Императрице Bcepoсcийcкой вы и все члены Императорской Семьи, включая Hacледника и его супругу, должны и будете оказывать полное уважение! Это вопрос конченный!»»[62] Тютчева называет этот брак «злосчастным… доставившим столько горя его [императорской] семье».[63]
Сохранились сведения о том, что Александр II возлагал большие надежды на старшего сына от второго брака — Георгия. «Это настоящий русский, — говорил он, — в нем по крайней мере течет русская кровь». Лорис-Меликов, посвященный в планы монарха, нашептывал ему: «Для России будет большим счастьем… иметь, как и в былые времена, русскую царицу». Но 1 марта 1881 года взрыв бомбы, брошенной террористами, оборвал жизнь Александра II. Получив деньги, завещанные мужем, княгиня Юрьевская с детьми уехала в Ниццу, где и умерла в 1922 году. А ведь в конце 1870-х — начале 1880-х годов Александр Николаевич в кругу новой семьи часто и охотно обсуждал планы своего ухода на заслуженный отдых. Закончив социально-экономическое и политическое реформирование России, император намеревался через шесть месяцев, самое большее через год, отречься от престола и вместе с женой и детьми уехать в Ниццу, предоставив Александру Александровичу заботиться о процветании государства. (см. кн.: Александр II, или История трех одиночеств / Л.М. Ляшенко. — М.: Молодая гвардия, 2003. – 146 с).
Так для Александра и Екатерины все закончилось. Закончилось на полувздохе, трагически, неожиданно.
Глава
III
. Политическое окружение императора
Став императором уже в зрелом возрасте (на момент вступления на престол цесаревичу было 36 лет), Александр II, казалось, должен был опираться на министров своего отца, в окружении которых он начинал свой путь в политике, у которых учился. Однако в первый же год царствования многие из них были отправлены в отставку (министр иностранных дел Нессельроде, министр внутренних дел Бибиков, военный министр Долгоруков и т.д.), а на их место поставлены новые энергичные сановники. «…Все удивлены твердостью и энергией, которые проявляет молодой император во всех своих действиях и словах с момента восшествия на престол… носятся слухи, будто молодой император стоит за господ, которых покойны император не любил и которым он не покровительствовал. Дай Бог, чтобы новый император каждому отдал должное, особенно же мыслящей и образованной части общества, которая была так придавлена и так мало пользовалась доверием в последнее царствование».[64] Именно с их помощью Александр собирался осуществлять задуманные им реформы.
Несомненно, самой важной и самой необходимой была крестьянская реформа, и в 1856 году Александр II приказал новому министру внутренних дел С. С. Ланскому сосредоточить в своем ведомстве все материалы по устройству помещичьих крестьян, наработанные в царствование Александра I и Николая I. Ланской происходил из потомственного и заслуженного дворянства. Долголетняя служба в николаевской системе наложила на него свой отпечаток, лишив его значительной доли инициативы. Однако воспитанный на идеях просветителей, он, став в 1856 году министром внутренних дел, вместе с другими «стариками»-реформаторами, поддерживал желание императора обновить Россию.
В стремлении решить крестьянский вопрос Александра IIподдерживали и некоторые члены императорской семьи. Так его брат, великий князь Константин Николаевич вошел в состав Секретного комитета по крестьянскому вопросу и занял активную неуступчивую позицию, чем вызвал панику его членов[65]. Помимо него, большое влияние на императора оказывала великая княгиня Елена Павловна, вдова его дяди Михаила Павловича. Иностранка (дочь принца Вюртембергского), она стала в России «более русской, чем многие придворные дамы исконно славянского происхождения»[66]. Елена Павловна всегда пыталась оказать действенную помощь людям науки и искусства, ее высокая образованность гармонично сочеталась с истинным меценатством. Она первая из родственников Александра предложила освободить 15 тысяч своих крепостных крестьян в Полтавской губернии. Вокруг нее, как и вокруг великого князя Константина Николаевича, во второй половине 1850-х годов формировался штаб будущих реформ, включавший Н. А. и Д. А. Милютиных, К. Д. Кавелина, Ю. Ф. Самарина, В. А. Черкасского и других.
Осенью 1858 г. Я.И. Ростовцев предложил создать Редакционные комиссии для выработки общего Положения о реформе и конкретных проектов отмены крепостного права по местностям. При Николае Iэто был сугубо военный человек, тем не менее за несколько месяцев напряженной работы Ростовцев сделался специалистом в порученном ему деле. Прекрасный организатор, человек основательный, он отличался абсолютной незлобивостью, умением прислушиваться к чужому мнению и уважением к профессиональным знаниям своих подчиненных.[67] С февраля-марта 1859 года Ростовцев начал подбирать состав Редакционных комиссий, и первым их сотрудником стал Н.А. Милютин, сделавшийся вскоре главным помощником Якова Ивановича.
Николай Алексеевич Милютин обладал огромными знаниями, редкой трудоспособностью, не был новичком в бюрократических играх (в 1840-х годах, являясь чиновником Министерства внутренних дел, разрабатывал смелый для тех лет проект реорганизации органов городского самоуправления). Помимо этого Милютин отличался ораторским талантом, был хорошим организатором, человеком неуступчивым и настойчивым в достижении поставленных целей. В основе позиции Николая Алексеевича лежало убеждение, что в данный исторический момент только правительство может убедительно сыграть роль двигателя реформ. Милютин не доверял общественно-политическим устремлениям дворянства, не признавая за ним никаких особых прав на исполнение партии первой скрипки в жизни страны. Излюбленный девиз Николая Алексеевича: «ни деспотизма, ни конституции». В 1858 году противники Николая Алексеевича попытались окончательно дискредитировать его, убеждая Александра II в ненадежности ненавистного им чиновника. «Мне крайне жаль расстаться с вами, — сказал император Милютину, — но я должен: дворянство называет вас «красным».[68] Уже после своей отставки чиновник горько шутил: «Еще хорошо, что удалили меня с почетом и выпроводили за границу; все-таки прогресс; при Анне Иоанновне вырезали бы мне язык и сослали в Сибирь».[69] Эйдельман пишет, что «Александр II и поощрял, и побаивался “идейного реформатора” Милютина.»[70]
Тем временем в деле подготовки крестьянской реформы появились новые сложности. В феврале 1860 года скончался Я.И. Ростовцев[71], и председателем Редакционных комиссий был назначен бывший министр юстиции Николая I В.Н. Панин. Вся прогрессивно мыслившая Россия недоумевала и скорбела. «Как! — восклицал в «Колоколе» Герцен. — Панин, Виктор Панин, длинный сумасшедший! который формализмом убил остаток юридической жизни в России… Ха-ха-ха! Это мистификация!»[72] Но назначение такого человека становится понятным после его слов: «Каковы бы ни были мои личные убеждения, я считаю своим долгом верноподданного прежде всего подчинить их взгляду императора… Если я какими-либо путями, прямо или косвенно, удостоверюсь, что государь смотрит на дело иначе чем я, — то я долгом почту тотчас отступить от своих убеждений и действовать совершенно наперекор им даже с большею энергиею, чем если бы я руководствовался собственными убеждениями...»[73] И 19 февраля 1861 г. «Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» было принято.
После крестьянской реформы, невзирая на собственные симпатии и антипатии, Зимний дворец и правительство оставались заинтересованными в проведении еще целого ряда необходимых реформ. Одним из первых появился проект судебной реформы, по праву считающейся наиболее удачным преобразованием Александра II. Среди ее «отцов» следует особо выделить С.И. Зарудного, Д.А. Ровинского, К.П. Победоносцева, П.В. Донского, Н.А. Буцовского. Новым министром юстиции был назначен Д.Н. Замятнин.
Он был назначен на министерский пост в 1862 году. При отце императора он служил во II отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, затем был обер-прокурором гражданского департамента Сената, никогда не отличался ни реформаторскими помыслами, ни оригинальными идеями, зато стал известен своей борьбой со взяточничеством и прочими злоупотреблениями. Замятнин умел не только не выпячивать свое министерское «я», но даже прятать его, оставаясь среди юристов первым по должности в кругу равных по знаниям и умению организовать дело. Зато кадры для новых судов Дмитрий Николаевич подбирал сам. Замятнинский первый призыв в новые судебные органы, по общему признанию, оказался лучшим в дореволюционной России.[74] На посту министра юстиции Замятнин оставался до 1867 г., когда был заменен К. И. фон дер Паленом, абсолютно ничего не понимавшим в юриспруденции. Что касается самой реформы, то закон о новом судоустройстве и судопроизводстве в России был утвержден в конце 1864 г. Самыми важными ее положениями были деление судов на мировые и окружные, их бессословность, гласность и состязательность, независимость и несменяемость судей, а также введение института присяжных заседателей.
Одновременно с судебной реформой шла активная работа по созданию земского и городского самоуправления. Во главе разработчиков этих реформ оказался Н.А. Милютин, под руководством которого и был составлен первый проект, вводивший в стране земские учреждения. Земская реформа поначалу считалась в обществе гораздо более значимой, а может быть, и судьбоносной. Сам же закон о местном самоуправлении, принятый в 1864 году, четко определил структуру земских учреждений и их компетенцию. Земства должны были заниматься местными путями сообщения, учреждениями народного образования, больницами, тюрьмами, снабжением населения продовольствием, учреждениями общественного призрения. Но их работа была затруднена отсутствием поступлений из бюджета (земства должны были находиться на самофинансировании). Не было создано ни высшего органа — Всероссийского земства, ни низших — волостных. Все это позволило шутникам называть земства «зданием без фундамента и крыши».[75]
16 июня 1870 года в стране была проведена реформа городского самоуправления. Распорядительными органами в городах стали городские думы, а исполнительными — избранные думами городские управы. К выборам в думы допускались лица, достигшие 25 лет, из числа платящих городские налоги и подати. Лишенными избирательных прав оказались наемные рабочие, а также интеллигенция, не владевшая недвижимой собственностью.
Таким образом, важнейшие реформы — крестьянская, земская и судебная — вместо того, чтобы сблизить позиции общества и правительства, еще больше разъединили их.[76]
Не изменили этой тенденции и преобразования в области просвещения и цензуры, хотя ими занимался весьма достойный и незаурядный человек – Александр Васильевич Головкин. Человек высоко образованный, знавший в совершенстве несколько языков, он стал секретарем великого князя Константина Николаевича, а в 1862 г. – министром народного просвещения. Сельские училища, учительские семинарии (педагогические училища), Комитет грамотности, Педагогическое общество, новые уставы гимназий и университетов, деление гимназий на классические и реальные, Высшие женские курсы – вот далеко не полный перечень достижений его министерства. В 1865 году Александр II утвердил разработанные Министерством просвещения и Министерством внутренних дел «Временные правила о цензуре».
В 1856 г. начались преобразования в армии: срок солдатской службы был сокращен до 15 лет, а численный состав вооруженных сил уменьшился. Полный ход преобразования набрали с ноября 1861 года, когда военным министром стал Дмитрий Алексеевич Милютин. В 1836 году он окончил Военную академию и поступил на службу в Гвардейский генеральный штаб. Перу Милютина принадлежат интересные историко-аналитические работы: «Описание экспедиции 1839 года в Северный Дагестан», «Итальянский поход Суворова», «История войны 1799 года между Россией и Францией при Павле I». По своим политическим взглядам Милютин был либералом-западником. Он являлся страстным противником крепостничества, всегда и уже в 1840-х годах перевел принадлежащих ему крепостных в разряд государственных крестьян. «Я перестал быть помещиком-душевладельцем, — радовался Дмитрий Алексеевич, — и совесть моя успокоилась».[77] Он был человеком хладнокровным, равнодушным к чинам, несколько замкнутым, работоспособностью обладал феноменальной. Но часто повторялась ситуация, которую Милютин однажды описал в своем дневнике. «Как-то удалось заручиться обещанием государя подписать указ на другой день. Я уже праздновал победу и почти всю ночь посвятил подготовительной работе… Но!.. Вечером и ранним утром ополчились… на меня такие силы, что монарх, когда я к нему явился с готовым Высочайшим повелением, встретил меня словами: «Как хочешь, а наш проект не прошел. Прости, пока я ничего сделать не могу».[78]
Свою деятельность Милютин начал с уменьшения централизации управления армией и предоставления большей самостоятельности военному руководству на местах. Была запрещена отдача людей в солдаты за совершенные ими преступления, отменены телесные наказания для рядового состава, введено обязательное обучение солдат грамоте и счету, проведено перевооружение армии нарезным оружием, заряжающимся с казенной части, улучшены офицерские кадры. 1 января 1874 года был введен устав о всеобщей воинской повинности, резко сокращавший срок действительной военной службы и вводивший понятие «запаса», позволивший заметно сократить расходы на армию в мирное время и развертывать значительные силы в преддверии войны. Очень точно определил усилия министра юрист А.Ф. Кони. «Милютин, — писал он, — обратил дело защиты родины из суровой тяготы для многих в высокий долг для всех и из одиночного несчастья в общую повинность».[79] После гибели Александра II военный министр, как и другие реформаторы, оказался ненужным новому правителю. Он доживал свой век в Крыму, где и умер глубоким стариком в 1912 г.
Еще одним важным вопросом в царствование Александра IIстоял конституционный, поднятый еще его дядей Александром I. В 1862 году П.А. Валуев записал свою беседу с Александром II: «Государь долго говорил о современном положении дел и о моих предложениях насчет преобразования Государственного Совета. Он повторил однажды уже сказанное, что противится установлению конституции не потому, что дорожит властью, но потому, что убежден, что это принесло бы несчастье России и привело бы к ее распаду».[80] Потребовались тяжелые испытания реформами, война правительства с революционным народничеством, чтобы «верхи» начали осознавать необходимость политических изменений в стране. Очень четко выразил это Д.А. Милютин: «Действительно нельзя не признать, что все государственное устройство требует коренной реформы снизу доверху… К крайнему прискорбию, такая колоссальная работа не по плечам теперешним нашим государственным деятелям, которые не в состоянии подняться выше точки зрения полицмейстера или даже квартального».[81] И в 1880 провозглашенный диктатором России, а затем назначенный министром внутренних дел генерал М.Т. Лорис-Меликов представил императору проект конституции собственного сочинения.
Лорис-Меликов окончил юнкерское кавалерийское училище, потом отправился на Кавказ и стал адъютантом графа М. С. Воронцова, наместника в этом регионе и командующего Кавказским корпусом. Михаил Тариелович приобрел всероссийскую известность во время Русско-турецкой войны 1877 — 1878 гг. После войны он был назначен диктатором Харьковской губернии. А когда в Петербурге зашла речь о необходимости назначения всероссийского диктатора для борьбы с террористами, Д.А. Милютин предложил кандидатуру генерала. Ее поддержали наследник престола великий князь Александр Александрович и великий князь Константин Николаевич. По словам самого Лорис-Меликова: «Ни один временщик — ни Меншиков, ни Бирон, ни Аракчеев — никогда не имели такой всеобъемлющей власти». Общество по-разному восприняло возвышение генерала: кому-то он казался «спасителем отечества», «диктатором сердца», кому-то — «лисьим хвостом и волчьей пастью».[82] Лорис-Меликов был человеком терпимым, убежденным сторонником постепенного, но неуклонного прогресса, обладал здравым смыслом и большим житейским опытом. В феврале 1881 г. он заявил: «Если моя власть продолжится, то не пройдет и трех месяцев, как в России заговорят о конституции».[83]
Замысел генерала состоял в создании временных подготовительных комиссий. Помимо чиновников, в них должны были войти представители земств крупнейших губерний России. Задачу комиссий составляли выработка новых законов, корректировка реформ, решение некоторых финансовых вопросов. Подготовленные проекты предлагалось внести в Общую комиссию, также состоявшую из представителей чиновничества и земств. Одобренные ею проекты поступали на утверждение Государственного Совета и императора.
Проект Лорис-Меликова мог стать конституцией, а мог не привести ни к чему новому — все зависело от того, как сложатся обстоятельства российской политической жизни. Сложно сказать, что повлияло на решение Александра II, но он в конце концов одобрил проект графа. Известие об этом должно было появиться в газетах 1 — 2 марта, но…
Стоит сказать еще несколько слов о внешней политике нашего героя. Внешнеполитический курс правительства — это фактор постоянный, действовавший и до, и во время, и после реформ. Верным соратником Александра II на этом поприще стал князь Александр Михайлович Горчаков, занимавший пост министра иностранных дел с 1856 по 1882 год.
Горчаков — заметное лицо в списке воспитанников Царскосельского лицея. Уже в стенах прославленного учебного заведения князь прекрасно освоил французский, английский, немецкий и итальянский языки, а после окончания лицея был определен в Министерство иностранных дел и в 1822 году был назначен на пост первого секретаря посольства в Лондоне. Его карьере заметно помешали события декабря 1825 года. III отделение заклеймило будущего канцлера следующей характеристикой: «Не без способностей, но не любит Россию»[84]. Александр Михайлович оказался в Риме, что расценивалось если не как опала, то как явное понижение. Только в 1833 году дипломат получил пост советника посольства в Вене. Революции 1848 — 1849 годов, охватившие германские княжества и Австро-Венгрию, сделали Горчакова заметной фигурой российской дипломатии. Человек насмешливый и весьма критически настроенный по отношению к официальному Петербургу, князь П.В. Долгорукий очень высоко отзывался о Горчакове: «Отменно вежливый и любезный со всеми без различия, он никогда не льстил временщикам; всегда, и в вёдро, и в бурю, держал себя самым приличным образом, совершенно как европейский вельможа, и вообще снабжен был от природы… хребтом весьма не гибким, вещь… редкая в Петербурге».[85] Он пользовался всемерной поддержкой монарха и имел полное казать как-то Бисмарку: «В России есть только два человека, которые знают политику русского кабинета; император, который ее делает, и я, который ее подготавливает и исполняет».[86]
После воцарения Александра II Горчаков сосредоточил все силы на борьбе с Парижским трактатом. После поражения Франции в войне с Пруссией, 19 октября 1870 года Горчаков, по согласованию с императором, направил циркуляр, в котором говорилось, что Петербург не считает себя более связанным обязательствами, ограничивающими права страны на Черном море. Этот циркуляр вызвал большой шум в европейских столицах, но, как и предсказывал российский канцлер, дело ограничилось «войной на бумаге».
Известие о поездке австрийского императора Франца Иосифа в Берлин в 1872 году заставило Александра II принять участие во встрече австрийского монарха с кайзером Вильгельмом. В 1873 г. главы государств подписали конвенцию, получившую название «Союз трех императоров», который, однако, оказался весьма непрочным.
Последним крупным внешнеполитическим испытанием для Александра II и России его времени стал восточный кризис 1870-х годов. Сан-Стефанский мирный договор между Россией и Османской империей, подписанный 19 февраля 1878 года, значительно изменил карту Балкан. Благодаря победе России Румыния, Сербия и Черногория получили независимость, а Болгария превратилась в вассальное княжество, связанное с Турцией лишь уплатой ей ежегодной дани. Это бы небывалый успех России и одно из величайший дел Александра II.
Заключение
Сразу после убийства Александра Николаевича Лорис-Меликов обратился к новому монарху с вопросом: должен ли он, согласно инструкции, полученной накануне от покойного императора, велеть публиковать Манифест о созыве комиссий и выборных? Без малейших колебаний Александр III ответил: «Я всегда буду уважать волю отца. Велите печатать завтра же». Однако глубокой ночью с 1 на 2 марта Лорис-Меликов получил распоряжение приостановить печатание Манифеста. Начиналось новое царствование, всходила звезда императора, который исповедовал совершенно иные, нежели Александр II, методы решения насущных задач, стоящих перед Россией. А ведь, по словам Кропоткина, «если бы не замешались террористы, царствование Александра II, вероятно, закончилось бы Учредительным собранием».[87]
Александр II имел смелость в корне перевернуть жизнь страны – в этом его величайшая заслуга, и в этом его трагедия, потому что «преобразования, благополучно начавшиеся, сейчас же возбудили против себя ожесточенную злобу всех затронутых ими интересов… Государь сделался виноватым и в том, что реформы идут слишком быстро, и в том, что они двигаются слишком медленно. Одна сторона тормозила, шипела, клеветала, возбуждала недоверие и подозрительность; другая… тем более рвалась вперед и, удерживаемая насилием, переходила к заговорам и, наконец, бросилась в покушения против верховной власти… Логические последствия этого неизбежного раздора всею тяжестью упали на судьбу государя».[88]
Он «погиб после неисчислимых нравственных страданий, после горького сознания, что его чистейшие намерения… были часто искажены и обращены в тяжкое бремя для того самого народа, для которого они должны были служить источником счастья и благоденствия...» («Молва» 2 марта 1881 года)[89]. Князь Мещерский вспоминал: «Десять лет прошло с начала его царствования… Сколько людей наговорили ему в эти десять лет худого о худом, и как мало, напротив, люди говорили ему хорошего о хорошем… Печать на одну четверть говорила о благодарности и на три четверти говорила во имя отрицания, обличения и осуждения… Каждый день подавались государю в разных видах все людские злые отзывы и злые сплетни… А первые дни своего царствования государь только и жил для мечтания и желания добра… Но нет… что бы ни делал государь, все дела встречала критика одних и нетерпеливые требования другого от других...».[90]
Татищев пишет, что «великими внутренними преобразованиями, вдохнувшими в Россию новую жизнь, Александр Николаевич оправдал историческое миросозерцание русского народа, исконную веру его в Самодержавие»[91]. Ляшенко уточняет: «При всех недостатках монархического способа правления, в нем имелось большое достоинство: российские цари и императоры, при значительном перепаде их личных качеств, исходили из главного принципа монархии — богоданности получаемой ими власти над страной и народом… Красной нитью проходит через дневники, письма, воспоминания Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, Николая II идея ответственности монарха перед земными подданными и небесным Владыкой»[92]. Монарх всегда помнил, что он выбирает путь не только для себя, но и для страны, общества, народа. Александр IIоказался на престоле в тот непростой момент, когда страна нуждалась в преобразованиях и Преобразователе. Справился ли он с этой ролью? Часто нерешительный, во многом противоречивый царь… Лучше всех об этом в начале XX века сказал замечательный историк В.О. Ключевский: «Он отличался от своих ближайших предшественников отсутствием наклонности играть в царя. Александр II по возможности оставался самим собой и в повседневном и в выходном обращении. Он не хотел казаться лучше, чем был, и часто был лучше, чем казался… Когда завязывалось сложное и трудное дело, дававшее досуг для размышлений, Александром овладевало тягучее раздумье, пробуждалось мнительное воображение, рисовавшее возможные отдельные опасности… Но в минуты беспомощности Александра II выручал тот же недостаток характера, который так вредил всему ходу его преобразовательной деятельности: эта его опасливая мнительность… Мнительность становилась источником решимости»[93].
С конца XVIII столетия ходом дел поставлены были два коренных вопроса, от разрешения которых зависело правильное устройство политического и хозяйственного быта России: 1) вопрос об освобождении от обязательного крепостного труда крестьянского населения и 2) вопрос о восстановлении прерванной прежде совместной деятельности сословий в делах политических и хозяйственных. Эти два коренных вопроса и были разрешены известным образом в царствование Александра II. Первый был разрешен освобождением крестьян с землею; второй — введением земских учреждений.[94] Споры об успехе или неуспехе преобразований будут вестись еще долго, но слава проведения этих преобразований безоговорочно принадлежит нашему герою.
Очевидцы преобразований 1860-1870-х годов по-своему, часто стихийно, поддержали оценку, данную нами государственной деятельности императора. Мало найдется в мировой истории правителей, которым благодарные современники поставили бы по собственной инициативе больше десятка памятников. После событий 1917 года сохранилось лишь два памятника Александру II и оба не в России: в Хельсинки и в Софии. После освобождения Советской армией Болгарии от фашистского ига в 1944 году с софийского монумента исчезли выбитые на нем слова: «Императору Александру Второму. Волей и любовью Его освобождена Болгария».[95]
Если вновь коснуться личности императора, его поведения, то следует признать, что Александр Николаевич решительно выламывался из привычных рамок, диктовавшихся его монаршим постом, да и его временем. Будучи освободителем крестьян, он попытался стать и освободителем самого себя, пожелав сбросить необходимость быть в частной жизни кем-то большим, чем Александр Николаевич Романов. Чем дальше, тем жестче он отделял свою должность от личности, выполнение им государственных обязанностей от своей частной жизни. Однако этим он невольно начал разрушать духовно-идеологические основы царской власти...[96]
Перечислим в последний раз те основные проблемы, которые стояли перед императором и обществом в 1850-1860-х годах. Отмена крепостного права и попытка решения аграрного вопроса, введение новой системы всесословного самоуправления, устройство цивилизованного судопроизводства, новые принципы устройства армии, реформа системы народного образования и цензуры. Оценивая происшедшее и происходящее в нашей стране, нужно признать, что, несмотря на минувшие десятилетия и труды многочисленных правителей и общества, далеко не все из поставленного в повестку дня во второй половине XIX века выполнено и в наше время...
Это был великий император и добрый человек, который старался для своей страны и своего народа; на долю которого выпала нелегкое бремя Реформатора; и который навсегда останется в веках Освободителем.
Список источников
1.
Кропоткин П.А. Записки революционера / П.А. Кропоткин. — М.: Московский рабочий, 1988. // militera.lib.ru/memo/russian/kropotkin_pa/index.html
2.
Тютчева, А.Ф. Воспоминания / А.Ф. Тютчева – М.: Захаров, 2004.
3.
Игнатьев Н.П. Походные письма 1877 года. / Н.П. Игнатьев — М.: РОССПЭН, 1999.
4. Письма императора Николая I родным // dugward.ru/library/nikolay1_pisma_rodnym.html
5. Сон юности. Воспоминания Великой княжны Ольги Николаевны. 1825-1846. // dugward.ru/library/olga_nick.html
6.
Вел. Кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. // militera.lib.ru/memo/russian/a-m/index.html
Список литературы
1.
Ляшенко, Л.М. Александр II, или История трех одиночеств / Л.М. Ляшенко. — М.: Молодая гвардия, 2003.
2.
Чулков, Г.И. Императоры: Психологические портреты / Г.И. Чулков. — М.: Худож. лит., 1993.
3.
Татищев, С. Император Александр II. Его жизнь и царствование / С. Татищев. — СПБ.: Издательство А.С. Суворина, 1903. – кн. 1,2. // www.iqlib.ru/book/preview/BB5979254BA04F6895F16635EE8747A4
4.
Захарова, Л.Г.Александр II/ Л.Г. Захарова // Вопросы истории. — 1992. — № 6-7.
5.
Платонов, С.Ф. Полный курс лекций по русской истории // www.hrono.ru/libris/lib_p/index.html
6.
Ключевский, В.О. Лекции по русской истории // militera.lib.ru/common/kluchevsky1/index.html
7.
Пайпс, Р.Россия при старом режиме // www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Peips/_Index.php
8. Государи из дома Романовых 1613-1913. Жизнеописание царствовавших государей и очерки их царствования – М.: Издание Т-ва И.Д.Сытина, 1913. // www.iqlib.ru/book/preview/CF11D5BB81384CECBA39CC9307BB10BD
9.
Эйдельман, Н. “Революция сверху” в России // vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/NYE/REV/REV_1.HTM
10.
Пагануцци, П. Император Александр II Царь-Освободитель / П. Пагануцци // Кадетская перекличка. – 1982. — № 29. // ie1918.ru/russian_empire/imperator_aleksandr_ii.html
11.
Троицкий, Н.А. «Народная воля» и её «красный террор» // scepsis.ru/library/id_744.html
--PAGE_BREAK--