«...И поединок роковой...» — строки из поздней любовной лирики Тютчева. У молодого Тютчева любовь — праздник, свет, благоухание. Она — то прибежище, где можно обрести покой. Никогда не упоминается в стихах конкретная женщина, везде просто «она» — светлый, веселый, легкий образ. Чистоту, незапятнанность чувства подчеркивает множество поэтических деталей, таких (сак яблоневый цвет, заря, арфа, аромат роз, — в каждом стихотворении что-то свое. Несмотря на довольно изношенные поэтические образы (дань предшественникам), стихи искренни, ибо полны ожидания «праздника жизни»: Твой взор живет и будет жить во мне:Он нужен ей <душе>, как небо и дыханье. Таких строк у раннего Тютчева много. Но со временем все чаще у Тютчева встречается грешная запретная страсть как противопоставление светлой влюбленности: Стыдливости румянец невозвратный, Он улетел с младых твоих ланит... Однако это еще лишь предчувствие той всё уничтожающей страсти, которая позже завладеет поэтом, заставит его создать лучшие стихотворения. Тютчевская философия любви как рокового, убийственного чувства сложилась, когда он был уже немолод. Это произошло под влиянием любви к Е. Денисьевой, заставив измениться мироощущение. Любовь эта была всепоглощающей, взаимной, но горькой, несчастливой. В «денисьевском цикле» — разрушительность страсти, борьба, вызов, брошенный людской пошлости. Тютчев не мог жениться на Денисьевой, но имел от нее троих детей. Поскольку он был дипломатом, всегда занимал хорошие должности, то их роман был на виду и подвергался осуждению окружающих. Все это отразилось в стихотворениях той поры, вылилось болью и гневом против толпы. Но эта боль не могла затмить трепетного преклонения перед любимой. Тютчев с предельной откровенностью определил свою роль в жизни любимой женщины: «Судьбы ужасным приговором твоя любовь для ней была». Тютчевское понимание любви в эти годы безотрадно. Он видит неумолимый закон, действующий в человеческих отношениях: закон страдания, зла и разрушения: Союз души с душой родной — Их сьединенье, сочетанье,И роковое их слиянье,И поединок роковой... Чувства сильны и беззаветны, сердца преданы друг другу, однако «союз души с душой» губителен. Если сердца обречены на любовь, значит, они обречены и на поединок друг с другом. Эта мысль со страшной ясностью сформулирована еще в одном стихотворении: О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим,Что сердцу нашему милей!.. Страсти слепы, в них темная стихия, хаос. Но не только любовь сама по себе разрушительна. Ее губят и те, кто осуждает и тем самым оскверняет «беззаконное» чувство. А он не может бороться с этим, обвиняет, корит себя, но остается бессильным перед обвинителями. Она же — борется и в схватке с толпой побеждает, сумев сохранить свою любовь. Тютчев не перестает изумляться силе ее любви и преданности. Он снова и снова пишет об этом. Наконец приближается тот «роковой» исход событий, который Тютчев предугадывал и раньше. Приходит гибель любимой женщины, пережитая дважды — сначала наяву, а потом в стихах («Весь день она лежала в забытьи»).. Смерть нарисована с пугающей реалистичностью. В стихотворении так много мелких, четко прорисованных деталей, что явственно возникают неред глазами и комната, где лежит умирающая, и тени, бегущие по ее лицу, и летний дождь, шумящий за окном. Угасает женщина, безгранично любящая жизнь, но жизнь равнодушна и бесстрастна, ничего не изменится с уходом человека из мира. Поэт — у постели умирающей, «убитый, но живой». Он, так боготворивший ее, свою последнюю любовь, так страдавший много лет от людского непонимания, теперь не в силах вернуть ее. Он еще не до конца осознает боль утраты, ему предстоит все это пережить. Потеря любимой женщины подорвала не только жизненные, но и творческие силы Тютчева. Он продолжал писать, но во всех его последующих стихотворениях чувствуются надломленность, страдание, опустошенность, окаменелость души. Теперь он не живет, он «как бы живой». Его еще поддерживают воспоминания, но и они тускнеют, угасают. Тютчев рассказал вечную историю любви, страдания и смерти. Она полна утверждения жизни, упоения своим чувством и в то же время — горестного сознания обреченности, беспомощности человека, душевного протеста. Он никогда не считал себя поэтом, но так поведать о любви мог только истинный поэт.