Партикулы и языковая таксономия
1. Проблема идентификации
Итак,что же произошло и происходит с языковыми партикулами за их долгую языковуюисторию?
Во-первых,они могут вполне удачно вписываться в языковую систему, не соединяясь вкластеры, так сказать, в «примарном» виде, употребляться изолированно. Чем жеони тогда становятся?
Онистановятся союзами, они становятся артиклями,они становятся частицами.
Приэтом значения единиц у этих классов часто совпадают или пересекаются. Приведем,например, высказывание из латинской грамматики Шмальца-Штольца: «Связующиеслова можно подразделить на изначально
указательныеи чисто соединительные, сообщения добавочных сведений или противопоставление.
Существеннойразницы между этими двумя группами нет ~ уже потому, что из указательной основыпри размывании ее дейктического значения произошло множество чистосоединительных союзов».
Однако,как это было показано в главе первой, партикулы любят «прилипать», в том числеприлипать и друг к другу. Тогда они становятся местоимениями,например къ + то, кь + то+ то; онистановятся частицами, например да+ же, не + же + ли; онистановятся союзами, например и+ ли, и + но, а + по ит.д.
Втечение долгой языковой истории происходит «стирание» одних кластеров партикули, напротив, наращение, увеличение других. Так, например, романский артикльопределенности восходит к латинскому местоимению ille, более сложному. Пока мы не можемпроследить и объяснить судьбу каждой партикулы в каждом языке и в каждуюисторическую эпоху. Например, трудно объяснить, почему в русском языкекомбинация а + то дистантна графически,а в других славянских языках слитна, почему исчезлапартикула-релятив jo и т.д. Мы не знаем также, все ли онииспользованы языком. Так, в частности, О.А. Осипова, анализируя редкую иникуда не вписывающуюся партикулу из кельтских языков, предположила, неопасаясь нарушить «принцип униформитарности», что из далекого для нас повремени «мешка» диффузных партикул использовано было далеко не все.
Но,как заметил еще Ф. Бопп, партикулы прилипают и к знаменательным словам: кглаголу, к имени. Именно тут мы можем догадываться о существовании некоторогоскрытого «минисинтаксиса», о котором говорилось в первой главе, так какпо-настоящему не знаем того синтаксического контекста, в который в далекиевремена вписывалась та или иная форма имени или глагола, не знаем точно ни функций,ни позиций.
Ив древности люди не говорили и не мыслили парадигмами: парадигмыесть просто факт метаописания, факты языкознания, которое «нашло» их в языке. Поэтомуи наша монография называется, как уже говорилось, «Непарадигматическаялингвистика».
Итак,и имя, и глагол как минимум двучастны: знаменательная основа + партикула,падежная флексия. Современная наука определила не замечавшееся ранее совпадениеряда партикул у глагола и имени. Вяч. Вс. Иванов назвал их «субморфами».См.: «Выделение субморфов может оказаться полезным для установления связеймежду морфами, позднее разошедшимися, но восходящими к одному источнику. В тоже время нелегко избежать опасности ошибочного объединения морфов, историческидруг с другом не связанных». Какой «минисин-таксис» стоит за этими совпадениями– пока неизвестно.
Совершенноособую роль в этом плане среди частей речи играют местоимения. Их структурадругая. Они в большинстве своем полностью состоят из партикул. Как было виднона примере русского я,даже за этим однобуквенным элементом стоит в истории целое интродуктивноевысказывание «вот он я». Возможно, такое высказывание, то есть тоже«минисинтаксис», стоит и за каждой падежной формой «полных местоимений». Каквсегда, интересную гипотезу, относящуюся и к «непарадигматической лингвистике»,и к «скрытой памяти», высказал Р. Якобсон. Анализируя сочетания егосын /сын старика, он считает, что местоимение егосостоит из двух частей: *je + *go.О первой частице мы уже говорили в связи с русским э + тои аугментом в греческом аористе и имперфекте. Якобсонсчитает, что она сохраняет свою интродуктивность, а вторая же партикула, *go, располагается за ней по «законуВак-кернагеля», о котором уже говорилось.
Делалисьпопытки построить дистрибуцию «прилипания». Так, в частности, Ф. Адрадосраспределяет партикулы на классы следующим образом: дейктические ианафорические партикулы. Так, * – so,* – toсоединялись с местоимениями и союзами; существовавшие два гиперкласса – номинально-вербальныйи прономинально-адвербиальный – расщеплялись; становился важным порядок слов.Ударение стало возможным только на Стадии II и III, но для партикул «accent was central: it was related to word order and emphasis,and also to the possibility of their becoming suffixes or endings».
Таксономическипартикулы обычно связаны с так называемыми «дискурсивными словами»; однако, какуже говорилось, отнюдь не все дискурсивные слова соотносятся с наборомпартикул. Так, например, авторы статей в сборнике «Дискурсивные слова русскогоязыка» включают в их число такие слова, как поменьшей мере, наоборот, еще раз, впрочем и др., которые не состоятиз партикул; но в этом же списке находятся и слова из партикульного фонда: только
Также партикулы в грамматиках предлагают отнести к категории «незнаменательныхслов», но и тут область незнаменательных слов пересекается с областьюпартикулярного фонда лишь частично, поскольку в этот класс вводят и предлоги.Предваряя дальнейшие рассуждения, скажем заранее, что объединять партикулы ипредлоги, как это часто делают, теоретически нерационально и информационнобессмысленно, так как партикулы относятся, как было сказано, к«коммуникативному фонду», а предлоги – к денотативной стороне сообщения.Предлог помогает описывать конкретный кусочек действительности, а партикулы,как и дискурсивные слова, «не имеют денотата в общепринятом смысле; их значениянепредметны, поэтому их можно изучать только через их употребление».
Значительноечисло партикулярных образований входит в разряды местоимений и частиц. И здесь,однако, мы можем найти исключения в довольно большом числе. В частности, не изпартикул состоят-нибудь, пусть, пускай, нехай, ведь.
Наконец,предельно простая фонетическая структура таких примарных партикул, а онисостоят, как правило, либо из одного гласного, либо из комплекса консонант +вокал, может привести к мысли о их соответствии слогам языка. Именномоно-силлабичность подобных элементов считает их основным признаком М. Фрид.Но и это неверно, так как существуют слоги, не имеющие аналога среди фондапартикул, однако знаменательные слова распадаются на них легко.
Ясно,что вопрос о возникновении таких партикул и их первичной семантике связан с ещенедавно запретной темой о происхождении языка вообще и о его эволюции. Поэтомупримарные в течение долгого времени было принято возводить к каким-нибудь«застывшим» формам – как правило, падежным формам местоимений.
Вомногих работах, в той или иной степени посвященных тем компонентам языка,которые мы здесь называем партикулами, эти языковые элементы являются предметомразного типа таксономических затруднений. В этом отношении мы должны бытьблагодарны русскому языку, который, как уже говорилось, позволяет различатьтерминологически «частицы» и «партикулы». Так, например, А. Звики вспециальной работе подчеркивает тот факт, что «particle в своем обычном оченьшироком употреблении – это понятие дотеоретическое, не имеющее переводногоэквивалента на язык лингвистических конструктов, и в угоду этим конструктам онодолжно быть элиминировано». Описывая разные таксономические подходы, Звики,твердо уверенный в том, что такой именно синтаксической категории, как particles, нет, предлагает искатьвыход в именовании – назвать весь этот класс «дискурсивными показателями». Какмы старались показать выше, дело в самой теории, а не в таксономическом ярлыке.
Какже именно эти партикулы, любящие «слипаться» друг с другом или «прилипать» кдругим словам, связаны с анализом функциональной семантики сочинительныхсоюзов?
Историческиеразыскания, как оказывается, дают возможность найти «промежуточный» этапраспределения местоименных партикульных показателей. Так, А.А. Зализнякпишет, что «для 1 и 2 лиц в берестяных грамотах соблюдается следующий основнойпринцип: в нормальных случаях употребляется либо модель дальесмь, либо модель ядаль, но не трехчленная модель яесмь даль». Действительно, функциональное сходствопоказателей «справа и слева» для 1-го лица на этом периоде русского языкаощущалось живо и потому достаточно было только одного из них.
Привосстановлении происхождения и эволюции парадигм имени и глагола в лингвистикепредставлены две точки зрения. Согласно одной из них, парадигматическиесловоизменительные показатели именуются «расширителями», «формантами»,«аугментами» и т.д. И вопрос о наличии у них первичного автономного значения нето чтобы отрицается, но просто не ставится. Например, И.М. Тройскийкатегорически осуждал в Предисловии к книге А. Эрну идею «местоименности»глагольных и именных флексий, и в своей собственной книге говорит о флексияхтолько как о «личных окончаниях».
Подругой концепции, словоизменительные флексии – как глагольные, так и именные – возниклииз неких добавок, которые называют по-разному. И это различие в именовании истатусной характеристике этих добавок теперь становится все более значимым.Одни полагают, что флексии – это, как правило, застывшие местоименные элементы.Так, В. Шмальштиг, обсуждая далеко ведущую идею П. Кречмера о том,что и.-е. не-презентные глагольные форманты -$-, – t-, – v-, – к – были первоначальными показателямиглагольного объекта, высказывает такую мысль, что форма медия на * – to «есть в действительности дейктическоеместоимение * – to,присоединенное к корню, как правило, в нулевой ступени»; см. у него далее: «яостановлюсь на различных формах местоимений и на том, как они постепеннопревращались в глагольные окончания».
Подробноэта идея уже давно излагалась А.Н. Савченко в специальной монографии. Какон считает, первое лицо глагола связано через окончание с личным местоимением,а второе и третье – с местоимениями указательными: -*so/*to.
Комплекс:основа + флексия обычно бинарен, но в действительности, как предполагается,местоименный компонент может пронизывать более протяженные отрезки. Важно, чтов этом случае речь идет о соединении двух значащих,то есть имеющих свою семантику, компонентов. Например, уже К. Уленбекв 1901 г. отметил, что показатель субъекта – s-, по-видимому, является постпозитивнымартиклем, восходящим к местоимению -*so. А. Эрну прямовозводит окончания именительного и родительного множественного числа второго ипервого склонений латинского имени к указательным местоимениям.
Ноесть и другие подходы, согласно которым флексии – это не «приклеившиеся»местоимения, а некие первообразные части-цы-партикулы с диффузным значениемдейктического характера, распределенным по высказыванию в целом. Так, Ю.С. Степанов,автор важной теории «длинного компонента», пишет: «В современныхиндоевропейских языках повторяющимся элементом обычно служат разнородные членысинонимического ряда. В древних индоевропейских языках повторяющимся элементомчасто является какая-либо специальная дейктическая частица…
Такимобразом, положение о «местоименности» глагольных флексий есть в этой теориичистая условность описательности: более точно, удобнее говорить о том, что иместоимения, и глагольные флексии восходят к общему для них протоэлементу,являющемуся, как правило, дейктическим показателем. Подобный взгляд восходит кточке зрения на реконструируемый и.-е. язык, согласно которой первый этапразвития и.-е. языка не был флективным, а в протоиндоевропейском насинтаксическом уровне соединялись компоненты диффузнойсемантики и диффузной мастеренной принадлежности.
Так,в 1992 г. вышла уже упоминавшаяся статья Ф. Адрадоса «О новом обликеиндоевропейского: история одной революции». Суть «нового облика» Фр. Адрадосизлагает следующим образом.
Индоевропейскийязык прошел три реконструируемые стадии:
1)Протоиндоевропейский.Он не был флективным и не имел парадигм.
2)Тотэтап индоевропейского языка, который засвидетельствован анатолийскими данными.
3)Позднийиндоевропейский язык, который до сих пор и принято было считать древнейшимсостоянием и который уже обладал парадигматическим устройством».
Впредыдущие периоды лингвистической реконструкции протоиндоевропейского, каксчитает Ф. Адрадос, было лишь два направления: «унитарное», «плоское», покоторому реконструировался некий единый язык, близкий к более позднимсостояниям, и язык с реконструируемой «глубиной», то есть тот язык, в которомпринципиально выявляются лингвистами возможные иные состояния, но в общем видеони никогда ими не формулируются.
Многоев этой теории «нового облика» связано с идеей постепенной эволюции в развитиикомпонентов парадигм глагола и имени, но для нас важно то, что именно этидейктические час-тички-партикулы, а отнюдь не местоимения, которые появляются –пусть из них же, но позже, – по мнению приверженцев «новой теории», лежатв основе первоначальной индоевропейской грамматики. Значение их, как уже говорилось,было достаточно диффузным, и это объясняет, по мнению К. Шилдза,автономность развитии глаголов, имен и местоимений как особых – семантически ифункционально – частей речи.
Частицеообразныепартикулы при этом всегда объединялись в ансамбли разных функциональныхоттенков, разумеется, не реализуя в языках всех своих комбинаторныхвозможностей.
Этиансамбли могут состоять только из самих партикул. Так, нами были выбраны 10русских партикул; не, кь, то, ли, и, у, же, да, а, но. Онидают 726 сочетаний по 2 и по 3 элемента с возможными перестановками, однаколишь около 50 комбинаций из них могут быть признаны реализовавшимися ифункционирующими в русском языке реально.
Приведемтакже для иллюстрации фрагмент цепочки двуком-понентных партикульныхкомплексов, порожденных компьютерной программой из 9 русских партикул: и,а, не, но, да, же, ли, кь, то, и посмотрим, что из этоговзял язык: а, и + но, и + да, и + же, и + ли, и + то, и +кь, и + не,… но + а, но + да, но + же, но + ли, но + то, но-кь, но-не, да-а, да-и,да-но, да-же, да-ли, дачпо, да-кь, да-не, же-а, же-и, же-но, же-да, же-ли,же-то, же-кь, же-не, ли~а, ли-и, ли~у, ли-но, ли-да, ли-же, ли-то, ли-кь,ли-не, то-а, то-и, то-у, то~но, то-да, то-же, то-ли, то-кь, то-не, кь-а, кь~и,кь-у, кь-но, кь-да, кь-же, кь-ли, кь-то, кь-не, не-а, не-и, не-но, не-да,не-же, не-ли, не-то, не-кь, а-и, а-но, а-да, а-же, а-ли, а~ то, а-кь, а-не.
Мывидим здесь 84 сочетания.
Чтоже находится среди них? Какие частеречные элементы, относящиеся к системеязыка, можно здесь выделить?
Во-первых,это привычные для нас современные «цельные» слова; или,даже, тоже, к(ъ) то.
Во-вторых,это слова, ставшие сейчас архаичными, но засвидетельствованные в истории языка:ино, неже, нели, кьда, аже, али.
В-третьих,это графически дистантные компоненты, часто требующие контекстного продолжения,однако вполне для нас привычные: и да, и + то, и + не, но+ а, но + не, не + то, да + и, да + ли, да + но, да + не, то + и, то + ли, то +не, а + то, а + не. На каждое такое сочетаниелегко привести соответствующие текстовые верификации.
В-четвертых,мы видим здесь не собственно русские, но славянские нормативные сочетания: апо,дали.
В-пятых,комплекс становится привычным, если первый элемент квалифицировать в качествемеждометия: да-а…, не + а., а,да…
В-шестых,представлены двучленные партикульные сочетания, явно требующие третьегопартикульного члена для завершения комплекса: и+ кь, но + кь, да + кь, то + кь, кь + а, кь + и, а + кь ит.д., а в двучленном комплексе в языке не существующие.
Итак,мы видели, что комбинации + перестановки неких исходных элементов структуры CV порождают разные части речи уже привычнойдля лингвиста языковой структуры.
Но,однако, в лингвистике существует и некая «свальная куча», суть которой ещетребует детального разбора и подлинного экспериментального исследования. Этоклитики. В соответствии со всем сказанным определяется и план второй главымонографии.
2. Партикулы и союзы
Итак,обращаясь к партикулам как таковым, мы можем говорить о трех видах ихсуществования. А именно:
A)онисуществуют как примарные единицы;
B)они«слипаются» между собой, образуя комплексы партикул;
C)они«прилипают» к знаменательному слову справа от него или слева.
Внастоящей главе мы не предполагаем проанализировать все, что можно сказать обэтих частях речи и о тех, что будут анализироваться в следующих параграфах:наша монография не является ни грамматикой отдельных языков, ни претензией науниверсальную грамматику, но только попыткой представить грамматику партикул.
Однаковсе, что будет сказано далее в этой главе о партикулах как о примарныхединицах, будет только метатеоретическим приближением к объекту. «На самомделе», становясь союзами, частицами, артиклями, партикулы никогда не оставляютвсей своей былой семантики, хотя бы в виде некоторого шлейфа «скрытой памяти».Это очень хорошо понял А.В. Исаченко в своей работе над древнерусскимисочинительными сюзами а, и, то, ти.Исследование это написано задолго до появления открытий А.А. Зализняка,переосмыслившего тексты новгородских берестяных грамот, поэтому А.В. Исаченкопользовался в основном трудами В.И. Борковского. Но имевшихся данныхоказалось вполне достаточно для окончательного вывода о том, что партикулы непокидают своих былых значений окончательно, грамматикализуясь в виде той илииной лексической единицы. Могу добавить, что они и не покидают свое полевоепространство, перекликаясь своими отдельными значениями. Выводы Исаченко былисмелыми для того времени, да и сейчас они кажутся свежими. Он спорит ссоветской наукой, говорившей, например, об акак только о союзе, но спорит и с Ф. Копеч-ным,считавшим, что совпадение в плане выражения частиц и дейктических местоимений «kaum ein blosser Zufall 1st». Итак, каков жевывод А.В. Исаченко: «Fur eine Sprache wie das Ostslavische ist es natiirlich schwierig,die einzelnen Kategorien der «particulae orationis» streng voneinander zu unterscheiden imd gege-neinander abzugrenzen.Die «syntaktische Perspective» war imOst-slavischen noch recht diffus, die syntaktischen Mittel noch nichtaus-gebildet. Bei vielen «grammatischen Wortern» haben wir im Ost-slavischennoch mit einem Synkretismus zu tun, wo Elemente wie a, i, to, ti etc. eben weder Konjunktionen, noch Interjektionen, noch Mo-dalpartikeln, noch deiktische Pronomina,sondern sowohl Interjektionen, als auch Konjunktionen usw. waren».
Но,как уже говорилось в главе первой, лингвистика как «нормальная наука» не терпиттаксономической диффузности. Однако и она имеет периоды своих преференций.Таким был период истории лингвистики, условно называемый нами«морфологическим». Он выступает в работах В.М. Иллича-Свитыча, см. нижетакже в книге В.С. Воробьева-Десятовского о местоимениях и т.д.
Насмену ему пришел период, также условно говоря, «лексикографический». Именно онлежит в основе многочисленных сборников о «дискурсивных словах», в которыхнесколько партикул рассматриваются по отдельности и в изоляции от общихположений.
Несомненно,что примарными партикулами являются в своих истоках, в частности, трисочинительных союза а, и, но, получившиев русском языке самостоятельный частеречный статус и отработавшие своисобственные функциональные модели в общей системе языкового синтаксиса.
Однакоих примарность в качестве первичных партикул признается далеко не всемиисследователями.
Говоряболее упрощенно, по вопросу об «этимологии» союзов аи и существуютдве разные точки зрения: 1) они развились из «первичных» языковых единицдиффузного значения: междометий, частиц и под.; 2) они являютсяграмматикализованными коннекторами, восходящими к «застывшим» формам элементовпарадигмы, скорее всего, это формы местоимений. Союз но,как будет видно далее, этимологически анализируется иначе.
Сводкавзглядов на этот предмет дана в «Этимологическом словаре славянских языков.Слова грамматические и местоимения», 1980.
Авторыэтого словаря считают, что славянское а восходитк междометию а или а-а,в случае эмфатического усиления.
Приболее раннем подходе а восходитлибо к наречию, либо к «застывшей» падежной форме местоимения со значением'отсюда'. Однако этот подход закрывает для союза асвязи с междометием, частицами и под.
Дискуссионнымостается и сопоставление славянского а сдревнеиндийскими a,at. Есть и теория, согласнокоторой а связано со славянскимпредлогом от, в свою очередьродственным латинскому et и литовскому at –.
В«Этимологическом словаре славянских языков» под руководством О.Н. Трубачевасоюз а возводится к падежнойформе местоименной основы индоевропейского местоимения *е/о,а именно – к аблативу единственного числа.
Этимологическуюисторию союза и авторы соответствующейстатьи в Etim.slov. видят – как и для а– в переходе от междометия к частице, а затем – к союзу. Оникатегорически не согласны с той позицией, по которой этот союз восходит к«застывшей» местоименной форме от e/ei. Само это местоимение, по их мнению,также местоименного происхождения.
Авторыпредлагают в заключение концепцию Я. Бауэра, по которой икак союз является более древним, чем ав этом же качестве; однако и тот, и другой союзы восходят кмеждометиям.
Всловаре ЭССЯ славянский союз и восходитк «застывшей» форме того же и.-е. указательного местоимения но уже не к формеаблатива, а к форме местного падежа *ei.
Итак,в соответствии с существованием двух лингвистик, о котором говорилось выше, обасоюза объявляются либо первичными единицами, в широком смысле междометногопроисхождения, либо вторичными флективными формами.
Естественно,что Ф. Адрадос, о котором упоминалось выше,
считает некое i,образующее так называемые «вторичные» окончания индо-
европейского глагола mi,– si, – ti, – nti – именно «дейктической
частицей».Естественно также, что принадлежащий к противоположной школе Э. Хэмп,анализируя славянское и ибалтийское ir,не сомневается в том, что и славянское– «местоименного происхождения». Именно *iон считает точной реконструируемой формой Loc. sing.,a *ei, реконструируемое обычно как архаичнаяформа союза i,формой некорректной. В его работе интересно то, что ir балтийское он рассматривает как комплекс:I + R. Этот последний компонент он видит виндоевропейском медиальном залоге, в греческих союзах и частицах: ад,да, ада, в древнеирландской приставке го- и т.д. Все это,по его мнению, есть отражение индоевропейской «частицы» *j. Таким образом, по несколько страннойлогике, и не имеет права бытьпервичным элементом, а г – имеет.
Противоречивостьи сложность квалификации двух самых простых сочинительных союзов, как кажется,объясняется именно этим принципиальным различием двух лингвистик. Ноприверженцы обеих не могут не чувствовать дейктическую природу этих частиц – первичныхили вторичных. Именно поэтому ими «предлагаются» для частиц близкие к дейксисупадежные формы: локатив или аблатив.
Особнякомот этих двух союзов, которые могут считаться либо грамматикализованнымиисходными междометиями, либо «застывшими» падежными формами от индоевропейскогоместоимения *е, представляется в словарях история союза но.В Etim.slov интересующий нас союзразнесен, по сути, по трем словарным статьям: по-междометие,которое, по мнению авторов, новейшего происхождения, пи/по-междометие,частица и союз и пъ, собственнопротивопоставительный сочинительный союз. Авторысловаря считают, что в основе и пи, ипъ лежит детский лепет.Однако именно для этого союза приводятся параллели: греч. vv, vvv,древнеинд. пи/пщ литовскоеnunai, палайскоеп, хеттское пи,тохарское по, латинскоепит. №> рассматриваетсятакже и в качестве первого компонента частиц: nego, neze,nebo. Связываютего также и с местоимением он + ь/а/о.
Такимобразом, в случае но авторы Etim. slov.близки к более общей концепции о существовании «пучка» частиц с общимконсонантным началом – опорой, то есть и-овых партикул. В случае же аи и оподобных сближениях, по мнению авторов Словаря, говорить затруднительно.
Вфундаментальном труде Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова«Индоевропейский язык и индоевропейцы» союз посопоставляется с древнеирл. по,литовским пи-, общеславянским*пй, старославянским пь.Существенно то, что он входят в современные начинательныесентенциальные наречия. Он, таким образом, близок и русскому ныне,и английскому now.
Этосвязано, в свою очередь, с реконструируемыми двумя формулами соединенияпредложения в древних индоевропейских языках. Обе они выводятся изпервоначального бессоюзия, а соединяющие частицеобразные дискурсивные элементывпоследствии грамматикализуются.
1) Согласнопервой модели, в абсолютном начале высказывания располагается комплекс клитик,отражающий дальнейшее развитие синтаксической цепочки из полнозначных слов.Комплекс этот как бы «навешивается» на первую, абсолютно инициальную, единицу: *пи/*по;*tho;*$о; е/о.
2) Втораямодель соединения предложений в индоевропейских языках оформлялась так, что изначального, так же бессоюзного, примыкания, на базе «частиц», в первоначальнойсвоей функции подчеркивающих и выделяющих одно какое-то полнозначное слово,возникал синтаксически полноценный тип соединения высказываний в одно целое.Таковы, например, греческие частицы и сходные с ними по функции. Ср. сходное пофункции русское же: Я уговаривал его попросить прощения.Он же никак не соглашался.
Итак,но возводится без особыхразногласий к коннекто-ру-актуализатору, передающему нечто актуальное исущественное сию минуту.
Необходимоеще раз подчеркнуть, что в нашей работе говорится только о тех союзах, которыевосходят к партикулам и / или являются партикулами. Между тем,конечно, огромное число союзов не состоит из партикул и не восходит к ним. Вэтом отношении их можно рассматривать с более широкой точки зрения, как,например, это делают Фавар и Пассеро. Они разделяют всю семантику союзов наукрупненные семантические зоны и для каждой зоны дают список входящих в неесоюзов. Затем выявляется возникновение союзов – по группам и зонам – в детскойречи: сначала устной, а затем устной и письменной.
Возможнои совсем иное расчленение союзов: деление их на внутренние и внешние. То естьна те, которые соединяют члены одного предложения, и на те, которые соединяютсами эти предложения. Подобное разделение было сделано нами с И. Фужерон,союзы при этом назывались внешними ивнутренними. Представим хотя бы частьполученных в этом плане результатов. Это:
• Отношениев тексте числа внешних союзов к внутренним.
• Возможностьопустить союз без значительного ущерба для смысла.
• Наличиенегации в соединяемых предложениях.
• Согласованиесоединяемых предложений по виду.
• Согласованиесоединяемых предложений по времени. Материалом исследования послужил сборникрассказов русских писателей «Мои собачьи мысли».
Приводимполученные результаты: Внешние Внутренние 1. Согласование по виду 44 71 2. Согласование по времени 66 89 3. Возможность опустить союз 35 55 4. Наличие «уступительности» 14 48 5. Наличие негации 48 48
Такимобразом, можно сразу увидеть, что внешние союзы соединяют высказывания, гдеменьше согласования по виду, меньше согласования по времени, редко выражаетсяуступительность. Зато внутренние союзы скрепляют высказывания, в которых идругие способы соединения выражены достаточно явно. Интересно, однако, что приразличении этих двух типов связи негация практически не играет роли.
Вдостаточной степени «объясняющей» некоторые процессы, связанные с союзами ипревращениями партикул в союзы, можно считать статью об «эрозии» коннекторов ио выдвижении на первый план «связующих элементов». Материалом исследованияслужил немецкий язык. Связующие элементы, по определению автора, являются«внутренними» компонентами высказывания, а коннекторы – внешними.
Уligateurs, таким образом,существуют три возможности:
1)интегрироваться вофразовую структуру;
2)занять начальную позицию;
3)занять позицию,«противостоящую» коннектору.
Заисключением союза und,все позиции могут быть заняты в разнообразных комбинациях. Например:
•Aber Fouque hat die Romantiktrivialisiert.
•Fouque aber hat die Romantiktrivialisiert.
•Fouque hat aber die Romantiktrivialisiert.
•Fouque hat die Romantik abertrivialisiert.
Носовременный язык, как пишет Эромс, усиленно развивает адверсативы. Поэтому у aber становится все больше конкурентов.
Хочетсяподчеркнуть мысль этого автора о том, что по мере эволюции языка возникаетпотребность в новых и более глубоко связывающих текст коннекторах, обеспечиваяего кореферент-ность. Может быть, именно поэтому в славянских языках к
XVIвеку партикульный «конструктор» исчерпал себя и начали возникать союзы ичастицы, действительно восходящие к знаменательным словам.
Сходныемысли можно найти и в другой статье, в которой сравнивается семантическоетолкование французских союзов и коннекторов и эволюция их употребления вофранцузских текстах, с одной стороны, а также их частотность в речи современныхдетей, с другой. Оказывается, что у детей с годами употребление такого простогосоюза, как et,уменьшается.
Подобныхработ о союзах можно было бы привести много, но все они, расширяясь, уводят насот главного – эволюции исходных минимальных партикул.
3. Детерминативы
Вышеговорилось о том, что партикулы могут быть частью знаменательного слова, номогут быть и самостоятельными единицами. В предыдущем параграфе в качестветаких примарных единиц были представлены сочинительные союзы индоевропейскихязыков; в русском это а, и, но. Упоминалось,что примарными партикулами можно считать и артикли в артик-левых европейскихязыках.
Очереднойпроблемой, стоящей перед исследователем партикул, – а, по сути, все здесь можносчитать проблемами, тем они и интереснее, – является вопрос о том, почему водних языках артикль занимает препозитивную позицию по отношению к имени, а вдругих языках он постпозитивен? Судя по многим исследованиям, препозитивныйартикль более грамматикализован, то есть обязателен. В постпозиции он ближе кклитике. Однако и для артикля бывает ситуация амбивалентная, например врумынском: он должен быть постпозитивным как артикль балканского языка иобязательным как артикль романского языка.
Нообсуждать все функции артикля в этих языках в книге, где основной упор делаетсяна славянский материал, не представляется целесообразным, поэтому мыостановимся на особом явлении, которое можно считать чем-то промежуточным междуартиклем, то есть примарной партикулой, и флексией знаменательного слова.
Речьпойдет о так называемых полных и кратких формах славянских прилагательных.Студенты, знакомящиеся со славистикой, сразу узнают, что краткая и болеедревняя форма прилагательного это, например, красен,а полная форма – это краснь +jb, тоесть красный. Существует множествоисследований, посвященных функциональному различию этих форм, которые внекоторых лингвистических конструкциях нейтрализуются, хотя различие все равноощущается носителями языка. Например: Жена у него хитра / Женау него хитрая. «Непарадигматическая лингвистика» помоглабы понять, что же все-таки стоит за этим присоединяемым -]ь: коммуникативное намерение продолжить фразу, тоесть 'та, которая…', или же здесь присоединяется партикула уь, которая, как имногие другие с ней сходные, выполняет чисто артиклеобразную функцию.
Интереснопоэтому обратиться к исследованиям, посвященным происхождению подобныхславянских и балтийских форм прилагательного. Так, X. Виссеманн, приступая кподробному обзору этой проблематики, присоединяется к мнению Ван Вейка о том,что партикула jbпрежде всего имеет относительное значение,то есть это не просто чистый детерминатив. Поэтому эта партикула «im Grunde em anaphorischen oder deik-tisches Pronomen ist». ВанВейк выдвигает гипотезу о том, что эта партикула субстантивировалаприлагательное, выделяя его.
Несколькоотличался подход к этому явлению в других исследованиях славянских и балтийскихязыков. Так, балтисты, как пишет тот же Виссеманн, считали эту формуэмфатической.
Новуюинтерпретацию предложил Гамильшег, назвав это явление 'GelenkpartikeP, то есть это как быоторванная от артикля и редуплицированная часть. Например, в греческомвыражении 6 &год 6 тш второео выполняет функцию Gelenk, объединяя номинатив игенитив. X. Виссеманн склоняется к анафорической функции этой формы, например,находя подобное употребление в старославянском тексте при вторичномупотреблении: виноновое, а не вина нова. В литовском же, по егомнению, аналогичная форма выступает, напротив, в значении неопределенногоартикля. X. Виссеманн находит в старославянских текстах и много других случаевупотребления этой формы именно в анафорической функции.
Итак,спрашивает X. Виссеманн, поскольку формы обеих языковых ветвей расходятсяфункционально, то какая ситуация употребления древнее, во-первых, и как и когдаэто возникло, во-вторых?
Онобращает внимание на то, что определенная форма более экспрессивна и частосвязана с вокативом. В евангельских текстах определенная форма адъектива иногдаподкрепляется и постпозитивным ТЪ, тоесть партикулой в той же ар-тиклеобразной функции.
Окончательныйвывод X. Виссеманна можно считать в целом интересным. Он полагает, чтовторичное место «оторванного члена» после имени было первоначальным, нопартикула ь относится к синтагме вцелом, так как в старославянских текстах не встречается *члов% къ ъ – добръ, *вино – jeново и под. Со временем артиклеобразная функция этойпартикулы усиливается, и порядок компонентов синтагмы изменяется, как, по егомнению, он менялся не однажды на протяжении балто-славянского развития.
Кгораздо более древнему периоду возводит подобное расширение адъектива за счетартиклеобразной партикулы Б. Розен-кранц. Он прослеживает сходную линиюадъективного расширения от хеттского языка к иранскому материалу, что былоотмечено еще Е. Френкелем, а от иранского – к славянскому и балтийскому.Нечто подобное мы увидим ниже в разделе «Клити-ки», то есть и там, и здесь речьидет о «замыкании» через парти-кулу не слова, а целой синтагмы. Наконец, можнопредположить, что «промежуточное» место партикулы между адъективом и именем вряде случаев объясняется подчиненностью закону Я. Ваккернагеля, который,таким образом, распространяется не только на высказывание, но и на синтагму.
4. Клитики
Вначале говорилось об основной тенденции партикул, а именно – «прилипать»: как кзнаменательным словам, так и друг к другу. Говорилось о тех партикулах, которыестали самостоятельными словами, вписались в таксономическую классификацию иостаются этими самостоятельными словами, выступая в высказывании какпоодиночке, так и в сочетаниях – кластерах.
Партикулы,теряя позиционную самостоятельность, то есть «прилипая» окончательно, создаютпарадигмы.
Носуществует ли некий промежуточный класс между самостоятельными словами ифлексиями? Да, существует.
Икласс этот традиционно называется клитиками.Таким образом, клитики как класс являются центром оси эволюции парадигматики:это уже не диффузные семантически автономные единицы, но еще и не компонентысловоформ.
Такимобразом, это – полный и абсолютный центр. Иименно поэтому они оказываются, как это станет очевидным далее, связанными смногими соседями по таксономии.
Каки во многих других случаях, пионерскими работами в области изучения клитикявились работы Р. Якобсона, в особенности его статья 1933 года. Р. Якобсонисходит из того положения, что в славянских языках существует два вида клитик:частицы и изменяемые словечки. Они подчиняются закону порядка слов ЯкобаВаккернагеля. Именно этот закон, по мнению Р. Якобсона, определяетинициальное положение императива. Однако восточно-славянские языки и болгарскийне подчиняются закону Ваккернагеля. Р. Якобсон объясняет это свободнымместом ударения, что сказывается также и в русском, и в болгарском стихе, вотличие от сербского стиха, в котором ударение синтагматическое, а непословное. Многие положения великого ученого сейчас можно оспорить, но важното, что он попытался объяснить неодинаковость положения с клитиками у славян,чего другие делать не пытались. Итак, он связывает неподвластность законуВаккернагеля с положением ударения в слове.
Нос чем же он связывает отсутствие прономинальных клитик в русском языке?Отсутствие клитик, по его мнению, компенсируется в русском тремя способами: 1)превращением клитики в аффикс, 2) превращением изменяемых клитик в частицы, 3)исчезновением глагольной связки в настоящем времени. Это последнее Р. Якобсонполагает просто революционным явлением русского синтаксиса. Наконец, рефлексзакона Ваккернагеля Р. Якобсон видит в порядке элементов словосочетания: jego syn –syn starika, где партикула *go находится на «ваккернагелевском» второмместе. И все-таки можно заметить, что Р. Якобсон не объясняетотсутствие клитик в русском языке, а говорит об их компенсациидругими средствами, что не одно и то же.
Изучаялитературу о клитиках последних лет, легко прийти к выводу, что нигде в«нормальной» лингвистике не наблюдается такого таксономического разнобоя, как вработах, посвященных клитикам. В этих работах, как правило, сообщаются несведения о клитиках как таковых, но советы по поводу того, как отличить клитикиот не-клитик.
Достаточносказать, что в очень полном и очень продуманном Лингвистическомэнциклопедическом словаре 1990 г. вообще нет ни слова ни о клитиках, ни опро-клитиках, ни об энклитиках. То есть таких статей в словаре не существует. Внедавно выпущенном издательством «Русский язык» Кратком словаре лингвистическихтерминов решения предлагаются явно слишком простые:
«КЛИТИКИ.Слова, не имеющие ударения и примыкающие к другим словам, образуя вместе с нимиодно фонетическое слово. В русском языке клитиками является большая частьслужебных слов».
«ПРОКЛИТИКА.Вид клитики; безударное слово, примыкающее к ударному спереди и образующеевместе с ним одно фонетическое слово.
Врусском языке к проклитикам относятся односложные предлоги, союзы, отдельныечастицы, напр.: на окне, под столом, он и она, не хочу».
«ЭНКЛИТИКА.Вид клитики; безударное слово, примыкающее к другому сзади и образующее вместес ним одно фонетическое слово.
Врусском языке к энклитикам относятся односложные частицы, напр.: пусти-ка,Петя-то, будет ли. Энклитикой можетоказаться слово, следующее за ударным предлогом или частицей: безгоду, на руки, на фиг, не был.
ЭНКЛИТИЧЕСКИЙ.ЭНКЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ»
Слишкомтривиальные вещи сообщаются о клитиках и в «Словаре американскойлингвистической терминологии» Э. Хэм-па: «Морфемы, называемые клитики,занимают промежуточное положение между словами и аффиксами; эти морфемы легкосочетаются грамматически, но фонологически тесно связаны со свободным словом, ккоторому они примыкают».
Такжедостаточно осторожное определение клитикам дает Г.А. Цыхун, авторединственной отечественной монографии о клитиках: «Всем славянским языкамизвестны клитики, т.е. безударные слова, которые во фразе примыкают кпредшествующему или последующему слову. Обычно это различного рода служебныеслова – частицы, предлоги, союзы и др.)». Но, однако, сам Г.А. Цыхунзанимается все-таки тем, что у него называется «и др.», то есть прономинальнымиклитиками.
Вмногочисленных определениях клитик в зарубежной лингвистической литературе кклитикам относятся с определенной серьезностью, в большей степени понимаястоящие за ними статусные проблемы. Вопросы в квалифицирующих клитикиопределениях ставятся в основном следующие:
1)Какможно сформулировать для клитик набор определяющих их признаков?
2)Каковыкритерии их выделения?
3)Каких номинировать, то есть куда их определить в рамках существующей таксономии«нормальной лингвистики»?
Обратимсяк Энциклопедиям электронной версии.
MSDN library прежде всего указываетна таксономическую сложность определения клитики и на акцентнуюнесамостоятельность клитики и ее привязанность к ударному слову. Энциклопедияобращает внимание на то, что одна и та же клитика может быть как проклитикой,так и энклитикой в зависимости от вхождения в высказывания разной структуры,например, такова французская les-клитика:II me les a donne / Donnez-les moi.
Согласноопределениям, данным в этой энциклопедии, свойства клитик следующие:
а) онине могут обладать самостоятельным ударением;
б) онине поддаются морфологическим правилам знаменательной лексики;
в) оникаузируют перенос ударения;
г) онине могут соединяться через сочинение, например: Je connais Jean et Marie / * Je le et la connais;
д) ониимеют свои собственные позиции в высказывании: И a lu tous les articles / *I1 a lu les> II les a lu.
Виздании втором Oxford International Encyclopedia of Linguisticsпомещена относительно большая статья, посвященная клити-кам, написанная перомдвух известных лингвистов Стивена Андерсона и Арнольда Звики. Оба авторасогласны с тем, что клитики прежде всего промежуточны, а именно: они находятсягде-то между аффиксами и самостоятельными словами.
Вообщеможно выделить две ведущие исследовательские линии по отношению к клитикам: поодной из них, главный критерий их распознавания – это акцентнаянедостаточность, по другой – способность к особенному синтаксису, которымобычные «слова» не обладают. В статье указанных двух авторов различаютсяпростые и специальные клитики. Это различие введено в лингвистику А. Звикив 1977 г. Простые клитики– это сокращенные морфологические компоненты, например *s или 41 и т.д. «Специальные» же клитикипредставляют собой некий неясный по исходной квалификации класс:вспомогательные глаголы, частицы, краткие формы местоимений, артикли и т.д.Утверждается, что клитики могут также выступать в более полном сегментномсоставе, тогда они вводятся в своей «логической» форме.
Итак,согласно большинству квалифицирующих утверждений, клитики несамостоятельны, но,однако, имеют свой автономный синтаксис. Они обычно примыкают к своему«хозяину» – самостоятельному слову, но могут примыкать к нему как справа, так ислева. Они, как правило, односложны, но, однако, односложными бывают ине-клитики. Они лишены ударения – на этом настаивают многие их исследователи,но при этом вопрос о лишенности ударения, как будет видно далее, также весьмасложен. Говорится об отличии клитик от «слабых» местоимений.
Вцелом, клитики детерминируются по-разному, а именно как:
• Лексические прономинальные аффиксы.
• Синтаксическиеаффиксы.
• Фразовыеаффиксы.
Ивсе же за всеми этими разнообразными формулировками по сути стоит все то жемногократно упомянутое нами желание привязать клитики к какому-нибудь уже ранееописанному уровню языка. Так как, исходя из этих же предложенных критериев,можно сказать, что вопрос об ударении достаточно спорен, хотя именно это всегдаприводится в качестве основного критерия для выделения клитик, посколькубезударными на уровне фонетического слова бывают также и флексии, и суффиксы, ипрефиксы, а на уровне «ударения» в высказывании эта проблема осложняется ещебольше.
Особостьсинтаксиса – второй основной критерий, предлагаемый для выделения клитик, – веще большей степени бывает отмечена для предлогов и союзов.
Поэтомунесомненно, что клитики должны описываться через набор критериев значительнобольшего состава.
Именнотакой набор был предложен в 1975 году Р. Кейн.
Онвключает в себя следующие характеристики:
• Специфичность позиции, например: II a lu tous les articles / *I1 a lu les / II les a lu.
• Обязательностьупотребления.
• Тяготение к глаголу: Elle va les apprecier beaucoup / *Elle va les beaucoup apprecier/ Elle va beaucoup les apprecier.
• Обязательность глагола в окружении клитики: Jean a pris le couteau et Marie a pris la fourchette / *Jean Га pris et Marie la.
• Невозможностьмодификаций.
• Невозможностьударения.
• Невозможностьвхождения в сочинительную связь между собой: Je connais Jean et Marie / *Je le et la connais.
• Фиксированные позиции во фразе: Jean donnera le livre a moi seul / *Jean donnera a moi le livre/ *Jean le me donnera / Jean me le donnera.
Новсе же большинство лингвистов традиционно ориентируется на «фонологическийпринцип». Против него, то есть против теории обязательности вхождения клитики в«фонетическое слово», выступила Дж. Клэванс, предложившая определятьклитики в рамках сформулированных ею трех критериев. Основная мысль теорииКлэванс состоит в том, что клитики – это аффиксы фразового уровня: «Clitization is actually affixation at the phrasal level». Например, the queen of England's hat –здесь «simple»,то есть «простая», клитика 's,привязана к словосочетанию в целом. Таким образом, «what is clear is that clitics seem to attach to entire phrases,not just to words».
Основныепараметры отождествления клитик, по Клэванс, это:
• Параметр1. Доминантность. INITIAL/ FINAL. Этот параметр относитсяк положению во фразе «хозяина».
• Параметр2. Прецедентность BEFORE/ AFTER по отношению к«хозяину».
• Параметр3. Фонолого-фонетические связи. PROCLITIC/ ENCLITIC. Это параметр,определяющий тип силы примыкания к фразе в целом или к «хозяину».
Такимобразом, всего оказывается возможным 8 типов клитик. Например, возьмемгреческий артикль: когда его «хозяин» начинает фразу, клитика стоит перед ним итогда фонетически она является проклитикой. Другой пример – это глагольнаяприставка в санскрите: когда «хозяин» занимает финальное положение, то клитикатакже стоит перед ним и фонетически также определяется как проклитика. Наиболееинтересными, по мнению Клэванс, являются типы 1, 4, 5, 8, при реализациикоторых возникает напряжение между тяготением клитики по принципу близостисинтаксической либо по близости фонетической.
Какуже говорилось, если вновь обратиться к партикулам и эксплицировать для себянабор тех партикул, которые прочно «приклеились» к своему «хозяину», с однойстороны, и тех партикул, которые самостоятельны в употреблении и приобрели свойтаксономический статус, с другой, то собственно клитики на этой оси займутцентральное место. Таким образом, у них есть примыкающие в языковом описании«соседи», от которых их необходимо отделить для прояснения их таксономическогостатуса. Но – и это самое главное – лингвистика так же стремится уйти отглавного вопроса и понять, каково соотношение клитик и партикул. Как мыпостараемся показать далее, партикулы и клитики суть пересекающиеся множества.То есть не всякая партикула – клитика и не всякая клитика – партикула. Нокаковы все-таки эти «соседи» клитик?
Преждевсего, это самостоятельные слова, или, говоря просто, – знаменательныеслова. Это также и местоимения, союзы, частицы, артикли.
Сдругой стороны, напротив, их нужно отделить от аффиксов, ужесовсем потерявших самостоятельность и создавших то, что часто называетсяосновой знаменательного слова. Это – приставки, суффиксы. Наконец, их нужноотделить от элементов, также потерявших независимость и являющихсяпарадигматическими показателями. То есть это флексии– имени,глагола, местоимения.
Повсем этим вопросам существует много публикаций, иногда противоречащих другдругу, как говорилось выше, еще и потому, что само понятие клитики у лингвистовразличается.
Обратимсяк предлагавшимся разнообразным критериям «отличения» клитик от того или иноготаксономического класса.
Наиболеешироко цитируемые критерии «отделения» клитик от всего остального принадлежатклассику «клитиковедения» А. Звики. Как уже говорилось в главе первой, онпризнает за клитиками некоторую аграмматичность, нежелание вписываться втаксономические правила; более того, он понимает, что аграмматичные явления вязыке, в сущности, есть повсюду, но, в то же время, твердо верит, что их недолжно быть. Первым пунктом его исследования, точнее, предписания былообращение к частицам, которые, по его мнению, бывают аффиксами, бываютклитиками, а бывают и самостоятельными словами. Таким образом, по мнению Звики,для того, чтобы отделить клитики от частиц, нужно сначала понять, что же такоечастицы. Выходы из очевидной аграмматичности частиц он ищет прежде всего втерминологии. Их нужно переименовать. «The moral is that 'particle' in its customary broad usage, is apretheoretical notion that has no translation into a theoretical construct oflinguistics, and must be eliminated in favor of such con-structs». Онпредлагает назвать их иначе – «дискурсивными маркерами». Итак, первая попыткауйти от проблемы – терминологическая. Вторая попытка – выбросить частицы изязыковой таксономии – может быть названа «эстетико-импрессионистической». А именно – партикли просто неинтересны. «I noted above that thewhole set of 'particles' in a language do not hang together in anygrammatically interesting way; this is equivalent to saying that acategoricalwords form no grammatically interesting class». Нотак или иначе эти «неинтересные» частицы он считает словами.
Дляотличия клитик от слов он предлагает следующие критерии:
• онистремятся соединиться с независимым словом в единое фонологическое слово;
• онине имеют акцента – ни словесного, ни фразового;
• уних другое синтаксическое расположение;
• уних иные, чем у независимых слов, правила просодических и сегментных сандхи.
Однако,пользуясь его критериями, трудно получить ответ на такой, например, простойвопрос: артикль – это клитика или нет.
Несколькоиные критерии отличия клитик от слов предлагает М. Фрид. Прежде всего онасвязывает свойство быть клитикой с моносиллабичностью, и это свойство, которымобладают и другие классы слов, зарождает в них тягу к клитичности: «апу monosyllabic nonclitic is disposed to occasional clitic-like behavion>. Запрет наинициальность, свойство не начинать высказывание, М. Фрид приписываетмоносиллабичным словам вообще, например, ср. чешские nas / hned/ Tom / psal etc. Поэтому чешское предложение с таких словобычно и не начинается. Из класса клитик М. Фрид выбирает, как и многие«клитиковеды», более таксономически удобные для теории так называемые«прономинальные» клитики, то есть краткие формы местоимений. Она приводит парыпримеров возможности / невозможности употребления клитик:*No = mu poslal dopis, No = jemu poslal dopis. *А1е = mu nic nedavej, Ale =jemu nic nedavej. Однако: Vzdyt' = mu poslal dopis, Nebo = mu poslal dopis.
Таким образом, получается, что no = / vzdyt', ale= /nebo.
Этотфакт, декларируемый автором в качестве одного из примеров неразрешимой языковойсложности, на самом деле вполне предсказуем и прогнозируем. А именно: в первойгруппе представлены противопоставительные союзы, которые всегда требуют полнойформы местоимений. Это отмечено и для языков индоевропейской древности, и дляязыков новейших; на причинах этого мы сейчас останавливаться не будем. Еще разповторяем: противопоставление требует полных форм!
Итак,согласно критериям М. Фрид, не-клитики отличаются следующими свойствами:
• ониспособны приобретать ударение,
• онимогут сами быть «хозяевами» для клитик,
• онивзаимодействуют с правилами языковой ритмики: RCR.
Интереск прономинальным клитикам в свою очередь вызвал интерес и к «полным» формамместоимений. Последние выводы современной таксономической теории сводятся квнутреннему различению, то есть разделению полных форм местоимений, которыефункционально делятся на слабые исильные формы. Различающимфактором служит фактор просодический, то есть сильное или слабое просодическоеоформление. Слабые местоимения связываются в теории с кли-тиками. Так,Лэнцлингер и Шлонский считают слабые местоимения логической, то есть полной,формой клитик. Критерии различия слабых местоимений и сильных следующие:
• слабыеместоимения должны примыкать к «хозяину»,
• онимогут образовывать кластеры,
• ихсинтаксическая позиция отличается от позиции сильных местоимений.
Хотявезде, где говорится о клитиках, говорится также и о просодии слова или дажевысказывания, в литературе нигде не встречались в этой связи упоминания освежих данных по поводу отличия в речи знаменательных и функциональных слов поотношению к чтению или к «канонической» модели, полученных в экспериментальнойфонетике последних лет. А между тем именно на последних фонетических конгрессахпоявилось много докладов, посвященных этому отличию. Говоря точнее, элементы, вспонтанной речи вводящие высказывание или протяженное словосочетание, ярковыделяются просодически. Этим спонтанная речь отличается от той звуковой формы,которая воплощается при чтении. Более подробно отличия спонтанной речи отпросодии при чтении и в лабораторных исследованиях см. в обзорах:.
Возможно,это является библиографическим пробелом моей работы, но, несмотря на активнуюдекларированность фонетического принципа отличия клитик от не-клитик, причтении научной литературы создавалось впечатление, что реальное внимание кпросодическому оформлению союзов и предлогов среди исследователей клитик быломинимальным, а факт объединения в одно фонетическое слово относился к областивиртуальных филологических мифологем. Приведем простой пример: русское Онпришел. Здесь местоимение не редуцируется, и явноприсутствуют два слова. Она пришла. Слияниедвух слов здесь более очевидно, и предударный гласный редуцируется. Так что же:в одном примере мы имеем дело с клитикой, а в другом – нет?
Отличиеклитик от аффиксов было предложено тем же Звики, и оно повторяется в других,более поздних, работах. Критерии отличия клитик от аффиксов следующие:
• некоторыеаффиксы только могут замыкать слово, а клитики могут примыкать свободно;
• аффиксыимеют строго заданное место в слове;
• аффиксы,как правило, обладают таксономически заданной дистрибуцией. Так, например,английское – nessсочетается с прилагательными, a – ing – с глаголами;
• словаобычно бывают многоморфемными, а клитики – нет;
• уклитик есть свой синтаксис, чего аффиксы не имеют;
• клитикимогут быть стерты, а аффиксы – нет.
Всамой последней электронной версии Оксфордской энциклопедии Звики и Андерсоннесколько уходят от проблемы, сообщая то свойства независимых слов, то свойствааффиксов. Тем самым пользователь Энциклопедии должен, по сути, сам решать,является интересующий его феномен клитикой или нет.
Строгоговоря, нет определенного мнения и у автора настоящей книги. Вернее, некийкритерий выявления клитик у меня выстраивается, но с противоположной позиции поотношению к позициям, проработанным по определениям других. Эта позиция связанас общей концепцией данной монографии. Как уже говорилось, клитики центральныи промежуточны.
Окончательноемнение может быть сформулировано следующим образом.
• Безусловно,клитики являются промежуточным языковым феноменом, располагающимся где-то междуаффиксами и самостоятельными словами.
• Ноони не соотносятся ни с каким языковым уровнем, а только пересекаются спривычными языковыми таксономическими единицами. Это– особое языковое явление, состав входящих в негоединиц пока не установлен и, возможно, на уровне современной лингвистическойтеории и не может быть установлен, так как требует некоего иного подхода.
Неявляются клитиками флексии, так как они создают парадигму, а клитики – нет. Неявляются суффиксы и префиксы, так как они входят влексическую единицу – слово, а не в фонологическоеслово.
Такимобразом, может быть предложен иной критерий, однако охватывающий только класспрономинальных клитик; клитикой может бытьназван элемент, не входящий в известные таксономические классы, когда ему можетбыть сопоставлен «полноценный» элемент с той же или почти той же функцией. Например,– му или –го могут быть сопоставлены с е-муили е-го ит.д.
Тоесть у прономинальной клитики должен быть «хозяин» нетолько на синтаксической, но и на парадигматической оси.
Частопривлекаемый просодический фактор иногда вызывает сомнения в его точности, таккак просодия фразы многослойна, и акцентные выделения могут располагаться напротяженности высказывания самым сложным образом. От этого, например, русскиеместоимения могут то попадать в безударную зону, то в выделенную, ударную.Нужно ли их в этом случае считать клитиками? Более точно, как кажется,говорить, вслед за Н.Н. Розановой, о «динамически неустойчивых словах». Вэтом случае мы предлагаем дополнительный критерий, однако, недостаточный дляабсолютной таксономии: клитики никогда не могутбыть выделены ударением. Этимклитики отличаются от «динамически неустойчивых слов».
Поэтомумы сочли необходимым прибегнуть к самому простому, но почему-то никогда непривлекавшемуся критерию – к экспериментально-фонетической процедуре. А именно.
Необходимопосмотреть интонационную структуру высказываний: а) с клитиками и с полнымизнаменательными словами в этой же позиции и в этой же функции; б) посмотретьинтонационную структуру высказываний на русском языке с местоимениями в«ваккернагелевской» и «не-ваккернагелевской» позиции; в) посмотретьинтонационную структуру такого «клитичного» языка, как болгарский; г)посмотреть интонационную структуру немецких высказываний со «слабыми»местоимениями, сравнив ее с интонацией русских высказываний с местоимениями втой же функции и той же позиции. Для этого использовалась система «Speech analyzer». Эксперимент проводилсяв 2005 году.
Итак,как же реально соотносятся в европейских языках клитики и интересующие наспартикулы?
Вышеуже говорилось о том, что статусная промежуточность языкового положения клитикисоздает трудности ее отождествления и трудности описания. Яговорила о «центральности» клитик в эволюции языковой системы,переходящей от диффузности к «клитичности», то есть не-парадигматическомусостоянию, а далее – к парадигматическому. Однако за понятием «центр» все жестоит нечто точечное и определенное, системное. Между тем сами клитикирасполагаются на некоей градуальной оси, состояние свободы в которой бываетбольшим или меньшим. Эта свобода определяется типом языка: в одном клитик мало,так как они уже создали парадигму, в другом они четко определились по отношениюк «хозяину» – справа или слева, в третьем они тяготеют к определенному членупредложения, в четвертом они относительно свободны и зависят уже не от позиции«хозяина», а от строевой структуры высказывания. Все это определяет и языковуютипологию клитик. Наконец, внутри системы одного и того же языка сами клитикимогут быть неоднородны: одни уже «приклеились», а другие – нет. Далее, все, чтоговорится о клитиках, как можно было уже заметить, связано и с решением самоголингвиста-кодификатора: хочет ли он считать данный элемент языка клитикой илинет. Например, являются ли клитиками отделяемые приставки в немецком языке?русское бы в сослагательномнаклонении? английские частицы вроде off,up ит.д. Обычно такие вопросы решаются самими лингвистами – носителями описываемогоязыка. Как уже говорилось, ненкоторое единодушие царит лишь по отношению ксфере кратких форм местоимений, так называемых «прономинальных» клитик, которыетрадиционно считаются клитиками – для тех языков, где местоимения различаютполные и краткие формы.
Итак,какой же в принципе может быть позиция клитики по отношению к «хозяину»? Какпредставляется, здесь возможны следующие ситуации:
• клитикапримыкает к «хозяину» всегда справа, независимо от статуса «хозяина»,
• клитикапримыкает к «хозяину» слева – так же независимо от таксономического статуса«хозяина»,
• клитикатяготеет к определенному члену предложения,
• клитикасвободно передвигается по высказыванию,
• клитикапримыкает к одному элементу высказывания, а ее «хозяином» является другой егоэлемент.
ВОксфордской энциклопедии приводятся интересные, хотя и не верифицируемые дляобычного лингвиста примеры неконтактного примыкания клитик. Так, в языке Kwakwoala показателиопределенности имени примыкают к своему соседу слева, и это являетсяпоказателем определенности / неопределенности для последующегоза клитикой имени.
Такназываемые «специальные клитики», то есть сокращенные формы вроде: He's,My mother's work и под., как правило, примыкают к«хозяину» слева. Ср. французский пример из Интернет-энциклопедии: Vorange. Какпишут авторы, в этом примере апостроф отделяет клитику от имени. Это значит,что клитикой они считают артикль, располагающийся слева.
Интереснойв просодическом плане представляется ситуация с греческими клитиками,располагающимися справа, то есть эн-клитиками. В греческом языке при добавленииэнклитики у слова-хозяина появляется дополнительное ударениео bavxakoq iwv ит.д. Авторитеты в области современной греческой просодии слова считают, чтоименно этот акцент, перенесенный с энклитики, является наиболее сильным и именноон слышен в разговорной речи, тогда как первичный лексический акцентослабляется. Особенности ударения позволяют выявить также, что в современномгреческом кап-падокийском диалекте относящиеся к глаголу превербальные клитикиявляются на самом деле просодически энклитиками по отношению к предыдущемуслову, а не проклитиками по отношению к «хозяину» – глаголу, как это можнобыло предположить.
Наиболееподробно славянские клитики разобраны в специальной монографии Г.А. Цыху-на,к сожалению, оставшейся, видимо, неизвестной западноевропейскому читателю. Делов том, что болгарский язык обладает тремя рядами форм местоимений:
1)слабыми,т.е. краткими формами типа, we,те, го, му и т.п.;
2)сильными,т.е. полными, типа мене, тебе, него, нему,на него и т.п.;
3)усиленными,состоящими из сочетания первых двух форм: менеме, тебе те, мене ми, нему му, на мене ми ит.п.
М. Димитрова-Вулчановатакже имеет ряд работ по болгарским и македонским клитикам, и она такжесчитает, что южнославянские клитики тяготеют к глаголу. Об этом она пишет в ужеупоминавшейся коллективной монографии «Клитики». По ее мнению, болгарский имакедонский языки в принципе отличаются от сербо-хорватского и чешского,которые являются простыми «ваккернагелевскими» языками. В болгарском и македонскомже языках клитики тяготеют не к позиции в высказывании, а к положениюглагола-сказуемого:
Тойя видя вчера; Видя я вчера.
Хотяна самом деле определить «хозяина» в этих языках сложно:
Той го купи; Купи го;
Книгата му бете дадена.
Естественно,что из славянских языков наиболее подходящими для «клитиковедов» былиболгарский и македонский языки, как правило, не различавшиеся исследователями втипологическом плане. Однако, применяя некую операционную процедуру, онприходит к выводу, что у болгарского и македонского языков существует рядтипологических различий между собой. Прежде всего отмечается некий вид«классности» в македонском языке при постановке клитики при имени, а именно:существование клитики дательного падежа, которая употребляется при именах«терминах родства, названиях частей тела, абстрактных понятий типа ум, душа идр.». То есть в македонском литературном языке возможны такие моделиконструкций с именами родства: ма] ка му, ма] ка. муиегова, неговата ма] ка, ма] – ката иегова. Болгарскийязык в этом отношении более толеран-тен к лексическому «хозяину», см.: Взехбалтона му; Той посрами името му; Взех му балтона, нои там «местоименная клитика дат. падежа сочетается только с членной формой именсуществительных, исключение составляютимена существительные – термины родства, ср.: майками, но старата ми майка».Как видно, абсолютно иную модель представляет собой конструкция с русским«посессивным дательным»: Я им сосед; Слуга царю, omeif солдатам. Вэтом случае дательный является чем-то вроде сентенциального дополнения, а нетолько приименным дополнением-посессивом, поскольку нельзя сказать, например, Имсосед пришел. Однако все-таки сходную ситуацию длябалканских славянских языков отмечает и Г.А. Цыхун: «Возможна своеобразнаянейтрализация функций местоименной клитики дат. падежа, ср. Писматаму взех, где краткая форма в равной степени можетрассматриваться как входящая в именную (писмата му) иглагольную (му взех) конструкцию». Как и вдругих языках, о которых говорится в настоящем разделе, определенность имениоказывается мощным фактором, определяющим дистрибуцию клитик. В частности,многократно описываемая южнобалканская местоименная реприза в македонском иболгарском языках встречается тогда, когда прямое дополнение имеет показательопределенности. См. у него: «Обычно не получают репризы имена существительные,имеющие согласованное определение, выраженное неопределенным местоимением типаболг. един, някой, ит.п., мак. еден, некой, хотяв македонском литературном языке нередки примеры типа Еденбран го истргна еден морнар». И тут, однако, можновидеть типологические различия: в македонском языке реприза являетсяуниверсальным средством, демонстрирующим объект, а в болгарском при имени спредлогом на она факультативна.
Напротив,относительно свободное положение клитик можно видеть на примере болгарского си,которое, несомненно, является клитикой. По своему значению исвоей функции в высказывании эта клитика близка к русскому себев предложениях типа: Обедать пора, а он себечитает; Страшная щена разыгрывается, а я себе улыбаюсь; Шумно, а ты все себеиграешь, однако абсолютного семантического совпаденияздесь нет. См. приведенные болгарские примеры:
Товаси е моя работа;
Дискусиятаси беше интересна;
Нажатаселска река е малка. И пак си я обичам;
Теи досега си живеят вДобрич;
Азпък си мислях че нямаш чувство за хумор;
Ното и без това си ясно, че си немяш срам и т.д.
Ограничениемздесь часто является требование одушевленности субъекта при глаголе ввысказываниях с си. И именно это требование –наличие анимированного субъекта – мы наблюдаем и в русских примерах с себе.
Оботносительной свободе положения болгарских клитик пишет И. Петкова-Шик:«Дателното кли-тично местоимение заема различии позиции не само в границите наименната фраза, към която се отнася, но и вън от нея». По ее мнению, клитичныеместоимения имеют статус сентенциального топика, именнопоэтому они не встречаются в объектной позиции при финитном глаголе:
Ивовидя мене/*ме, Иво помага на мене/*ми.
Однакоособенностью болгарского и македонского языков является проклитическоеположение клитик при глаголе: см. примеры Г.А. Цыхуна: Менеми мъчи жажда; На него всички му правят пьт ипод. Замечательно, что, согласно последним наблюдениям А.А. Зализняка,клитика ся в древнерусский период тяготелак препозиции по отношению к глаголу, то есть по современной южнославянскоймодели; в дальнейшем она становится в постпозицию и переходит в аффиксыглагола, как это имеет место в современном русском языке. В грамотахнаблюдается двойное ся. В«Слове о полку Игореве» оно представлено дважды; Вежися Половецкий подвизашася; А древо с тугою кь земли преклонилос.Таким образом, позиция клитик по отношению к «хозяину» может на протяженииязыковой эволюции меняться, с одной стороны, и различаться в языках близкородственных, с другой.
Вуже упоминавшейся работе Дж. Клэвэнс автор предлагает избегать термина«хозяин», а заменять его несколькими характеристиками, а именно – «сфераклитизации» и фонетическое примыкание. Непосредственная связь с «хозяином» еюобозначается как precedence.Таким образом, сфера клитизации, например, для романских клитик – это глагол,для английской специальной клитики, показателя генитива, сфера клитизации – этоименная фраза, а фонетическое примыкание может от сферы клитизации отличаться ит.д.
Втех случаях, когда представлены «слабые» местоимения, являющиеся логическойформой клитик, они всегда примыкают к своему «хозяину», которым часто бывает иместоимение: Je les ai conduits.
Однаковопрос о проблеме «хозяина» при выяснении позиции клитик неотделим по сути отвыяснения позиции данного словосочетания в высказывании в целом, то естьсловосочетания: «хозяин» + клитика. Он неотделим и от проблем диахроническойтипологии или даже просто типологии. Между тем в зарубежной лингвистике распространеныдве дескриптивные презумпции, на самом деле затрудняющие какое бы то ни былоясное решение проблемы:
1) Предлагаемаяклассификация, как это принято считать, должна быть универсальной. Это какбудто бы позитивная презумпция, но это значит, что для иллюстрации развиваемыхположений привлекаются «на равных» языки малоизвестные и потому примеры из нихширокому читателю-лингвисту, как правило, непонятны. Можно даже подозревать,что малоизвестные языки в известной степени «спасают» такосономические затруднения,которые в данном случае слишком очевидны.
2) Авторыограничиваются рамками только одного высказывания. Между тем влияние текстовойнагрузки и контекста охватывает также и языки с «жестким» порядком слов. Так,например, известно, что в романских языках клитики тяготеют к глаголу, но непонятно, почему один из приведенных в статье примеров оказывается невозможным:
Lo voglio fare; *Voglio lo fare; Voglio far lo.
Подробноеисследование клитик в германских и романских языках предложено А. Кардиналетти.Замечая, что проклитики примыкают к «хозяину» менее тесно, чем энклитики, А. Кардиналеттистроит различие между романскими и славянскими языками через отношение кглаголу-сказуемому как хозяину-опоре. Так, в романских языках клитики теснятсяк глаголу, а в славянских они более свободны:
Иванга je често читао; Често га je Иван читао; Читао га jeHean често.
Внутрисамих романских языках, по наблюдениям Кардиналетти, французский отличается отитальянского тем, что клитика во французском языке может быть отделена отинфинитива.
Самуидею введения клитик А. Кардиналетти связывает в романских языках ссемантикой референта. Так, в итальянском языке в 3-м л. ед. ч. клитики могутотноситься к нечеловеческому референту, а местоимения в полных формах этого немогут. Во французском языке клитика также связывается с неодушевленностьюреферента. Например, глагол acheterне сочетается с полной формой местоимения, но только с клитикой, так каксубъект здесь одушевлен, а объект – нет.
Всеэто наводит на мысль, что так называемые полные формы местоимений на самом делесостоят из нескольких частей, из которых одна относится собственно кместоимениям, а другие служат для выражения неких других семантическихкатегорий.
Кподобной мысли приближается и Кардиналетти, предполагая, что клитики выражаютнекую «пустую» категорию пока еще неясной семантики и потому, собственно, они исами могут быть основанием синтаксического узла – быть heads.
Однакопопытка понять, что же выражает на самом деле «фраза» полного неклитичногоместоимения, насколько можно судить, еще не предпринималась.
Обнаружениев германских языках двух классов местоимений – слабых и сильных, различающихсяударностью, А. Карди-налетти считает большим достижением лингвистикипоследних лет. И в германских языках, как и в романских, сильные местоименияотносятся только к человеческому референту. Правда, особенность немецкого языкав том, что местоимения с индексом + humanмогут занимать любую позицию, а местоимения с индексом – human могут занимать только позицию внутри предложенияи не могут быть в изоляции, в начале высказывания, в сочинительной конструкциии следовать за сентенциальным наречием. Немецкому языку как особому языкуЕвропы А. Кардиналетти уделяет большое внимание. А именно: традиционно принятосчитать, что в немецком языке нет оснований для постулирования двух классовместоимений. Их позиции совпадают с существительным:
a.Ich glaube, dass Mariaihn gestern gesehen hat;
b.Ich glaube, dass Mariaden Hans gesehen hat.
Но,однако, по этому поводу существует ряд возражений. Во-первых, такоеместоимение, как е$ «displays clitic-like behavior». Во-вторых, положениеза субъектом обязательно для безударных местоимений, но факультативно дляименных групп и «полноударных» местоимений:
a.*dass Maria gestern ihngesehen hat;
b.dass Maria den Hansgesehen hat;
c. dass Maria IHN gesehen hat.
Далее.Если во французском и нидерландском сильные местоимения соотносятся счеловеческими существами, а слабые – и с теми, и с другими, то интерпретацияместоименных различий в немецком другая: +human могут занимать любую синтаксическуюпозицию, в то время как – humanможет занимать только специфическую позицию внутри clause: они недопустимы впозиции вправо от сентенциального наречия, в инициальной позиции, они не могутвыступать в качестве союза, а также в изолированном виде. Например:
a.Er hat gesternwohl eingeladen;
b.Er hat wohlSIE eingeladen;
c.SIE hat er gestern eingeladen;
d.Er hat sie undihre Freunde eingeladen;
e.Wen hat er eingeladen? SIE.
Вэтой связи можно сказать нечто сходное и о русском языке. Во-первых, ударностьбывает трех типов:
• ударение в слове;
• ударение в словосочетании;
• ударение во фразе в целом.
Несомненно,что разные авторы, занимавшиеся клитиками, оперировали этими разными степенямиакцентной выделенное™, так сказать, на равных правах, что метатеоретическинедопустимо. Считается общеизвестным, что русский язык не знает клитик, кроме бы,хотя А.А. Зализняк вводит в оборот достаточно большоечисло клитик, деля их по рангам; при этом ранг с числом X + 1 всегда стоитправее клитики с рангом X. Вводится следующий перечень клитик, встречающихся, вчастности, в «Слове о полку Игореве»: же,ли, бо, ти, бы,ми, ти, ны, мя,ся, ecu,ecei, еста.
Однакоясно, что во фразах:
Послушай,дай ему эту книгу! Кому ты дала эту книгу? – Ему
местоимениеему будет различатьсяакустически по степени выделенное™: она более слабая в первом примере и болеесильная во втором. Тогда, с позиций А. Кардиналетти, первое местоимениебудет считаться клитикой или чем-то близким к этому. В рамках же отечественнойинтонологической теории обе ситуации различаются рисунком фразовой интонации,но местоимение здесь представлено одно и то же.
Однако,хотя таксономически мы считаем ему вдвух высказываниях идентичной единицей, семантика высказываний с неидентичнойпозицией местоимения тоже может различаться. Например, предположим, родителивстречают дочь, вернувшуюся из поездки: у выхода из аэропорта, у причала, наперроне и т.д. Предположим, кто-то спрашивает, видят ли они ее. Возможны дваответа:
Да~да!Я ее вижу!; Да~да! Я вижу ее!
Чемже они различаются? Как кажется, в первом случае человек хочет сообщить, чтовстречаемые начали выходить, и он уже видит свою дочь. Во втором случаепрепозиция глагола является ответом на некоторые сомнения спрашивавшего поповоду того, действительно ли можно что-то видеть или действительно ли родителиувидели дочь. Но различия эти тонкие и, насколько мне известно, выход запределы одного высказывания и / или попытка объяснить меняющуюсяпозицию клитики с точки зрения праг-масемантической практически не делалась, адля древних языков это почти и невозможно.
Итак,сложности в разрешении вопроса о позиции клитики по отношению к «хозяину»объясняются и тем, что статус клитик неясен: элемент являетсяклитикой и будет ею всегда или он становитсяклитикой при построении высказывания?
Неотвратимымобразом исследование клитик не проходит без обращения к знаменитому «законуВаккернагеля 1892 года», хотя, строго говоря, этот закон относится, скорее, кпорядку слов и к фразовой интонации, о которой тогда имели представление весьмасмутное.
Естественно,что в этом разделе обратиться к «закону Ваккернагеля», к одному из немногих«законов» лингвистики, и широко известных, не потерявших свою актуальность излободневную дискуссионность, необходимо. К подробному рассмотре-ниию этогозакона мы еще вернемся, а пока нужно сказать только, что основные проблемы приобращении к нему возникают по поводу того, является ли этот закон универсалиейили существуют «не-ваккернагелевские» языки, является ли он законом «вдиахронии», то есть двигаются ли языки от «ваккернагелевского» состояния к«не-ваккернагелевскому», как сочетается для клитик закон об обязательностивторого места в высказывании и стремление следовать за своим «хозяином»повсюду, где бы он ни был.
Нок этому можно добавить и другие исследовательские проблемы.
Вчастности, позиция каждой клитики в высказывании неотделима от позиций другихклитик, если они представлены. Клитики, в соответствии со своей этимологией, «прилипают»друг к Другу, образуя так называемые кластеры клитик,или, как удачно выразилась болгарская исследовательница, «клитични вериги». Онитакже имеют свою внутреннюю позиционную структуру: как бы «государство вгосударстве» внутри высказывания.
Наконец,во времена Ваккернагеля о существовании многоярусно устроенной фразовойинтонации практически не подозревали или подозревали смутно, оперируя лишьпонятиями «тон» для мелодики вообще и «интонация» для того, что мы сейчасназываем «тональными акцентами». Смутно это подозревал и сам Я. Ваккернагель.Так, в одном месте своей статьи он пишет, что безударные слова тянутся навторое место. То есть свойство ударность-безударность он приписывает слову, ане фразе. См. у него о тенденции древних языков: Hinter das erste Wort des Satzes ein betontes zu setzen, то есть, по его мнению,начало всегда ударно? Но далее он говорит о тенденции индоевропейского ставитьглагол придаточного предложения в конец – wo das Verbum den Ton trug. То есть тут уже говорится о фразе, а нео слове. Поэтому из его закона могут следовать две совершенно различныетрактовки:
1) самислова онтологически ударны или безударны, позиции сами по себе не имеютпросодического наполнения, важна лишь последовательность «позиций», однакобезударные слова «тянутся» именно к второй позиции;
2) интонациявысказывания, более значимая, устроена так, что после активного началанаступает интонационный спад и потому слова во второй позиции слышатся болееслабыми, то есть безударными, а сами они так квалифицироваться не могут.
Итак,можно суммировать противоречия, связанные с «законом Ваккернагеля» и потомузатемняющие, на наш взгляд, картину в целом.
1. Клитикитяготеют к «хозяину». Если это так, тогда интонация фразы не имела бы«безударных позиций», а состояла бы только из полнозвучных фонетических слов.Например, А. Вейль, говоря о порядке слов в древних языках, считал, чтоосновное свойство частиц – безударность: le seul effet du repos d'accent.
2. Являютсяли клитиками на самом деле «мелкие» безударные слова вроде бы,вот, еще и т.д.? Предположим, мы будем считать так?Считать их клитиками. Тогда, проще говоря, имеем ли мы право объединять клитикии частицы, трактуя «закон Ваккернагеля»? В таком случае эта проблема должнапониматься шире: в языковом лексиконе есть слова безударные и ударные.
3. Новедь одни и те же частицы, как известно, могут быть и ударными, и безударными взависимости от позиции в высказывании. Например, сравним два вот:Вот что случилось у нас вчера и Идувот я по улице… В первом случае вотявно «ударное», а во втором – «безударное». Тогда, значит, насамом деле подобные слова расщепляются на две лексемы.
4. Однакосуществуют инициальные частицы, и в разговорной речи ударение падает на них.Они тоже могут быть «хозяевами». Значит, есть два рода частиц: внутренние ивнешние.
5. Вообще,«закон Ваккернагеля» относится только к кластерам мелких слов илираспространяется и на одно слово тоже? То есть какова его минимальная /максимальная протяженность воздействия?
6. Какотноситься к достаточно важному тезису Р. Якобсона о том, что ввосточнославянских языках «закон Ваккернагеля» не «работает» для изменяемыхклитик из-за того, что в этих языках «свободное» ударение? См.: «Dans les langues slaves a accent d'intensite libre, la regiede Wack-ernagel ne s'etend pas aux mots enclitiques flechis».
7. Наконец,в интонации фразы, например повествовательной, всегда ли «второе место»слабоударно или оно является таковым только в том случае, если имеютсяподходящие для этого «мелкие слова». Ведь существует же известное инто-нологамположение, что интонация повествовательного предложения в европейских языкахнапоминает «шляпу»~трапецию: a hat.
8. Ив конце возникает самый простой вопрос – а что же такое это пресловутое «второеместо»? Какова его линейная протяженность: сколько – слов? слогов? – онозахватывает?
Наконец,в зарубежном языкознании утвердилась также идея «движения» клитик. Но и тут,как представляется, эта идея предполагает некий строго установленный строй изнекли-тичных элементов, которые клитики нарушают, двигаясь в разныхнаправлениях. Мы считаем эту заданность строя просто условностью метатеории ипотому не пользуемся термином movement,полагая синтаксические структуры исходно равноправными.
Внутренняяструктура кластеров клитик традиционно определяется последовательностью дляпрономинальных клитик, их отношением к предложным словосочетаниям и позицией поотношению к непрономинальным клитикам. Приведем примеры из болгарского языка:
Книгитему на Иво. Это: клитика в дательном падеже + предложнаягруппа, имеет место редупликация; при этом референт должен быть не-генеричным:
Анаму помогна на съседа / на един сьсед / *на съсед; Новата му книга на поета/наедин поешь / *на поет.
Такимобразом, в болгарском языке прономинальная клитика ви,му всегда является первой в цепочке, даже если далеепредставлена не предложная группа, а клитика винительного падежа:
Аннавиму го даде.
Кластернаякомбинация Дат. + Акк. отмечается и для английского языка: *Mary gave John it / Mary gave me it.
Витальянском языке такой комплекс примыкает к глаголу, тогда в постпозицииклитики сливаются и имеют место кластерные сандхи: например, gli + 1о = glielo.
a.Volevadarmelo.
b.Me lo volevadare.
c.* Mi volevadarlo.
d.*Lo volevadarmi.
Вофранцузском языке ситуация несколько иная. А именно: клитика 3-го л. в дат.пад. может следовать за клитикой в винительном, а клитика в 1-м и 2-м лицах –нет:
a.Jean me / te / nous / vous / Га donne;
b.Jean le lui /leur a donne.
Порядокцепи клитик в немецком языке обратный: винительный предшествует дательномупадежу:
a.Ich habe es ihm gegeben;
b.Ich habe ihnihm vorgestellt.
Анализируяславянские языки, MLДимитрова-Вулчанова вводит термин FRONT,о котором мы скажем далее, разбирая позиции клитик в высказывании. Этот терминкажется ей очень удачным, и он действительно удачен из-за некоторой своейтуманности, благодаря которой исследователь избавляется от мучительногоопределения того, что такое первая позиция,по Ваккернагелю, равна ли она слову, интонационной единице, словосочетанию ит.д. Поскольку Димитрова-Вулчанова считает клитикой и вспомогательный глагол сьм,и вопросительную частицу ли, тоона выстраивает для болгарского клитичный кластер максимальной протяженности:
Li + CL + Aux + CL – Arg. Например:
а. Детето не си ли го выждалднес?
б. Чел. ли си я тази книга?
Вболгарском языке так же, как и в английском и отчасти французском языках,сохраняется порядок Дат, + Акк.:
НаИван книгата азмуя дадох.
Этапоследовательность сохраняется с учетом сказанного нами выше о необходимостидля объекта, редуплицируемого через клитику, быть определенным илиспецифическим; см.:
а.Чел. сьм я книгата; б*. Чел.сьм я книга.
Спецификойсербского языка являются две характеристики, отличающие его от болгарского имакедонского: во-первых, в сербском языке есть прономинальная клитика генитива,во-вторых, клитика аккузатива может входить также и в предложную конструкцию:
MaJKa je овоза те спремила.
Ив сербском языке также представлена последовательность Дат. ■+■Акк.:
Ж ел им му га дати; Jaму га желим дати. Желим да му га дам; Желим да му га да дам.
Какуже говорилось, порядок кластеров клитик неотделим от той позиции, согласнокоторой автор нечто считает или не считает клитикой, то есть ясно нужно понять,что во многом факты языкознания не отражают факты языка или не совпадают сними. Так, наиболее подробный анализ клитик в румынском языке представлен Т.Н. Свешниковой.В целом Т.Н. Свешникова понимает класс клитик довольно широко, а именно:она вводит в него предлоги, союзы, местоимения, частицы. Но собственное ееисследование посвящено порядковой грамматике клитик с центральным показателеминфинитива – а и конъюнктива sa: de a nu se mai;sa u i le mai. Т. H. Свешникова располагает все клитики по«порядкам» и, что важно, подчеркивает, что этот порядок не должен нарушаться.Так, клитикой первого порядка является отрицание пи. Второй порядок – этоличные безударные местоимения в дативе, подпорядком второго порядка являютсявозвратные местоимения в том же дательном падеже. На два подпорядка распадаетсяи порядок три, в который входят личные безударные местоимения в аккузативе. Егоподпорядком также является клитика – возвратное местоимение. Например, Refuza cu respect a se supune. Клитиками четвертогопорядка Т.Н. Свешникова считает наречия: cam, mai,prea, tot и др. Особенностью классификации Т.Н. Свешниковойявляются классы с отрицательным показателем, то есть с минусовым порядком. Вкачестве показателей со знаком минус один выступают предлоги: de, in,la, pentru, pina, prin,spre. Ранг имеет только одинпредлог fara.Клитика минус 3 ранга – это отрицание пи, не совпадающее с отрицанием в ранге+1 и находящееся с ним в дополнительном распределении: оно сочетается спредлогом в отличие от первого, которое является отрицанием при глаголе. Но и вэтом случае комплекс Датив + Аккузатив остается неизменным.
Понашему мнению, наиболее четко и строго теория «незнаменательных слов»разработана в монографии Т.В. Цивьян о синтаксической структуребалканского языкового союза. Ею вводится в метаописание некий класс Z. Именно эти классы слов, по мнению Т.В. Цивьян,занимают фиксированное место в высказывании у языков Балкан, тогда как позициизнаменательных слов управляются иными законами, о которых мы сейчас не говорим.Существенно, что Т.В. Цивьян различает три важных синтаксических позиции: абсолютноеместо, относительное место и иерархическоеместо. Абсолютное место – это начало или конецвысказывания. Существует списочная заданность тех элементов класса Z, которые могут или не могут заниматьабсолютную позицию. «Относительное» место – это то, что выше определялось намикак позиция по отношению к «хозяину». Иерархическое место – это взаимноерасположение элементов в цепи Z.При этом, по мнению Т.В. Цивьян, за центр иерархии целесообразно приниматьглагол, «так как именно вокруг него группируется максимальное число элементов сфиксированным местом: приглагольные и фатические частицы, союзы, междометия,клитики». Интересующие нас клитики описываются Т.В. Цивьян следующимобразом: про-номинальные рефлексивные клитики стоят обычно в препозиции, иныеместоименные клитики– в постпозиции. Однако языки Балкан вполне допускаютразличия: так, в болгарском местоименные клитики могут находиться и в пре- и впостпозиции к глаголу, в македонском и новогреческом – только в препозиции, заисключением клитик при герундии и императиве, в лабанском и новогреческом приимперативе и конъюнктиве имеется особая клитичная форма и т.д.
Наиболееважным считаю общий вывод Т.В. Цивьян, который не встречается в гораздоболее поздних работах, специально посвященных клитикам. По ее мнению,«количество Zи функционально тождественных им лексем прямо пропорционально степени жесткостипорядка слов. Чем меньше в предложении элементов класса Z и больше элементов класса С, темсвободнее порядок слов и тем больше он определяется лексическими,семантическими и под.».
Каккажется, этот вывод позволяет отличить немецкий язык от русского, хотяпрономиналь-ных клитик, несмотря на все новейшие старания, нет в обоих языках.Немецкий язык, как известно, переполняет высказывание именно словами класса Z, но это сложные классы частиц, кластерычастиц, но не клитики, что предопределяет, по Т.В. Цивьян, жесткостьнемецкого порядка слов.
Какуже говорилось выше, наиболее подробно описывает грамматики клитик Г.А. Цыхун.Естественно, что и он затрагивает вопрос о «правиле Ваккернагеля», как он егоназывает. По его мнению, из южнославянских языков в наибольшей степениподчиняются этому правилу языки сербский и хорватский. Восточная ветвьюжнославянских языков отошла от этого правила. Г.А. Цыхун рассматриваетэволюцию клитик по следующей шкале: лексикализованные и неграмматикализованные> делексикали-зованные и неграмматикализованные > делексикализованные играмматикализованные. Однако он считает, что «правило Ваккернагеля» соблюдаетсяи в именных группах, не включенных в высказывание, то есть лишенных фразовойинтонации. Например, болгарские словосочетания майками; старата ми майка; старата ми мила майка сохраняютдля клитики ми «ваккернаге-левскую»позицию. Это – неграмматикализованные болгарские энклитики. «Позиция «полуграмматикализованных»клитик, которые выступают в болгарском литературном языке в приглагольномупотреблении то как проклитики, то как энклитики, является компромиссной сточки зрения двух тенденций, оказывающих влияние на расположение клитик впредложении: тенденции к закреплению местоименной клитики в препозициинепосредственно при глаголе и тенденции к постановке клитики на второе место впредложении. В результате действие правила Ваккернагеля проявляется лишь в томслучае, когда глагол, к которому примыкает клитика, выносится в началопредложения».
Поэтому поводу можно лишь заметить, что абсолютное инициальное положение глаголатакже и в русском языке перетягивает на себя усиление фразово-интонационныхпараметров. В этом случае после глагола наступает интонационный спад и нечто,занимающее таинственное «второе место», произносится слабее. Например, Купиему эту штуку, наконец!.. Что же здесь, по «науке»,оказывается «ваккернагелевским» кластером? емуэту штуку? Или другой пример: Любилаочи я голубые, / Теперь люблю я черные. А где же именно в этихдвух предложениях выявляется «ваккернагелевский» компонент: очил? я! люблю л?Или за всем этим стоит некая совсем другая модель?
Г.А, Цыхун считает клитики в македонском языке грамматикализованными полностью.Их особенности: 1) возможность занимать инициальное место и 2) препозиция поотношению к глаголу. Что касается тесной именной группы в македонском, тоздесь, по мнению Г.А. Цыхуна, « «нейтрализовались» две тенденции:тенденция к закреплению клитики при имени, что связано с ее грамматикализацией,и тенденция к постановке энклитики на второе место при именной группе». Идалее: «Итак, правило Ваккернагеля является актуальным для болгарского языкатолько в случае сохранения местоименными клитиками их энклитического характера.В македонском литературном языке правило Ваккернагеля неприменимо кместоименным клитикам в приглагольном употреблении, так как здесь господствуетпроклиза. Оно неприменимо также и к энклитикам в приименном употреблении всвязи с тем, что их позиция в именной группе зависит от позиции имени, скоторым они жестко связаны».
Вдиссертации А.Б. Борисовой клитики рассматриваются на фоне общего анализаместоименной репризы как явления языкового употребления в целом. Материалом вее работе служит новогреческий язык: представлены данные, так сказать, двойногохарактера: мариупольский диалект, изученный автором лично, и тексты греческихавторов Нового времени, в основном написанные на димотике. Автор различает тривида местоименного повтора: а) повтор прямого или косвенного дополнения, б)репризы – в той ситуации, когда дополнение стоит в препозиции кглаголу-сказуемому, а клитика располагается между ними, в) антиципации, когдадополнение стоит в постпозиции к глаголу-сказуемому, а клитика– в препозиции.Как и Г.А. Цыхун, А, Б. Борисова рассматривает свой материал на фонедругих языков контакта, в частности балканских. Центр ее внимания – этонедалеко еще пока зашедшая грамматикализация повтора на Балканах: «в болгарскоми румынском языках прагматика доминирует над грамматикализацией, в албанскомграмматикализация начинает доминировать над прагматикой, а в македонскомграмматикализация полностью одержала верх над прагматикой». Для нашей работы интересныее выводы. Итак, как пишет А.Г. Борисова, не все может дублироваться черезместоименный повтор. Или – что же может дублироваться через местоименныйповтор, а что не может:
• неможет дублироваться дополнение-рема;
• запрещенодублирование предложных групп;
• регулярнареприза прямого дополнения, являющегося темой предложения;
• антиципацияопределенных именных групп, являющихся темой, не регулярна: ее функция – возвращениев дискурс «старой» темы или подчеркнутое введение новой;
• иногдавозможен повтор неопределенных именных групп;
• повторсамих личных местоимений довольно нерегулярен;
•намечается тенденция к грамматикализации глагольных клитик, но пока еще сильноевлияние на это оказывают стилистические и прагматические параметры.
Понашему мнению, здесь было бы более интересно обратиться к другомуобщебалканскому процессу. А именно – к тем причинам, по которым в языках Балкансуществует постпозитивный артикль. Поэтому клитика в приименной группе,особенно когда клитика при именах родства, может заменять постпозитивныйартикль. К сожалению, причины развития этой структуры находятся пока вне нашейкомпетенции, однако здесь также можно вспомнить членные формы русскихприлагательных, где старь +) ь > старый впринципе следует той же тенденции, что и старата ми майка. Чтокасается «приглагольных» клитик, то в русском языке также царит некий хаос,например: Хотелось бы сегодня все-таки отдохнуть!, Пошел быты в магазин! и Я бы, пожалуй, выбрал длясебя математику. Принцип дистрибуции клитики быпо синтаксической позиции здесь неясен.
Разумеется,в том многом, что связано с клитиками, остается неприкосновенным вопрос почему?
Вчастности, на самом деле остается неясной проблема, почему в одних языкахклитика-дательный опережает по синтаксической позиции винительный, а в других –наоборот? Почему в русском и немецком языках не представлены клитики в томвиде, в каком они существуют в романских и южнославянских языках? Существуют лина самом деле «слабые» местоимения или это все те же «полные» формы местоимений,но помещенные в слабую фразовую интонационную позицию? Почему в немецком языкедобавляется daк отделяемой приставке в конечной позиции и клитики ли эти darauf, dahin etc.?
Говоряболее точно, ставятся четыре нерешенных вопроса:
1. Клитики,Что это такое? Это то, что не несет на себе ярко выраженногоударения, то есть феномен просодического плана, или это фактлексикографического плана: нечто сокращенное? или нечто незнаменательное? этото, что можно задать в словаре? или то, что возникает в тексте / речи? То есть, иначе говоря, клитики – факт синтагматики илипарадигматики?
2. Чтосчитать, обсуждая закон Ваккернагеля, вторым местом в высказывании? Например, УтомленноеСолнце клонилось к закату. Где здесь второе место? Иослаблено ли оно? То есть, существует лизакон второго, ослабленного ин-тонологически, места в высказывании, состоящемиз полно-значных знаменательных слов?
3. Почемувсе-таки говорят Je le vols,но Je vois Marie!Об особости синтаксиса клитик написано повсюду, но причиныэтой особости не раскрыты. По всей вероятности, это связано с тенденциейанафорики уменьшить по возможности расстояние анафоры и антецедента. Однако,проводя исследование в пределах одного высказывания, эту проблему решитьнельзя.
4. ЗаконВаккернагеля является справедливым для языков древних и постепенно прекращаетсвое действие? или это универсалия? Например, говоря по-русски Дая ему это сто раз объясняла, мы следует законуВаккернагеля?
Говоритьобо всей литературе, посвященной закону Ваккернагеля, просто невозможно. Этотобзор представлен в обстоятельной статье К.Г. Красухина, а также отчасти вего книге. Наиболее простое и ясное на сегодняшнем этапе изложение законаВаккернагеля можно найти в учебнике того же Красухина «Введение виндоевропейское языкознание». Кратко его положения можно изложить следующимобразом:
1.Закон Ваккернагеля относится к позднему периоду индоевропейского, так как он неприводит к редукции гласных в атонической позиции.
2.Частицы второго места имели свой внутренний порядок. Из цепочек частицвозникали местоимения, а также некоторые именные формы.
3. Нонекоторые частицы могли занимать «плавающую» позицию.
4.То есть частицы можно разделить на два класса: способные и не способныезанимать тоническую позицию.
Типологии«ваккернагелевских» и «не-ваккернагелевских» языков посвящена докторскаядиссертация и монография А.В. Цим-мерлинга. Пересказывать подробноконцепцию А.В. Циммерлинга – это значит подробно пересказывать монографию,насчитывающую около девятисот страниц. Привлекая огромное количество языков, А.В. Циммерлингделит их на языки, точно укладывающиеся в «закон Ваккернагеля», и языки,имеющие свои особенности. Достоинством этой огромной работы, помимо прочего,является специальное выделение автором сентенциальных клитик, отличаемых им отклитик глагольных. Кроме того, важно, что автор не пользуется малопонятнымтермином «второе место», разъясняя закон Ваккернагеля, а формулирует его так:«все слабоударные слова в «ваккернагелевском языке» имеют тенденцию размещатьсяв спаде предложения». Существенно также и другое его определение: «Def 2: Язык считается «ваккернагелевским»,если в нем нет более грамматикализованного механизма расстановки слов, нежелимеханизм размещения сентенциальных энклитик после первой ударной составляющей».Именно этот период – период действия и развития закона Ваккернагеля – К.Г. Красухинсчитает периодом развития сложных местоименных форм из клитических цепочек. Вэтот же период одни элементы примыкали к знаменательному слову справа истановились постфиксами, а другие – слева и становились префиксами. В началецепочки находился некий «барьер», например показатель негации, через который немогли переступить другие клитики.
Занимаясьв течение сорока пяти лет фразовой интонацией, я, к сожалению, не могу переступитьчерез экспериментальные интонологические данные последних десятилетий и начатьмыслить категориями эпохи Ваккернагеля. Поэтому обычно приводящиеся в статьяхна эту тему сведения о том, что, например, греческое пд9будучи ударным, является вопросительным местоимением, абудучи неударным – неопределенным, воспринимаются мною так же, как ситуация срусским кто в высказывании Кток нам пришел?, в котором осуществляется модель фразовойинтонации с сильным подъемом в начале и потому Ктокажется нам «ударным», а во фразе: Посмотри,не пришел ли кто, то же самое кторасполагается на конце императивной фразы с соответствующиминтонационным понижением и потому воспринимается как неударное слово. То жесамое можно сказать о так называемой «ударности-безударности» глагола-сказуемогов индоевропейском сложном предложении. Естественно, что располагающийся в концеclause глагол подпадал поддействие восходящей интонации при незавершенности и воспринимался. В это жевремя глагол, располагающийся в конце главного, то есть в абсолютном конце,также, естественно, подпадал под сильное интонационное понижение и потомувоспринимался как «неударный». Вероятно, это понимал и сам Ваккернагель,писавший о конце придаточного «wo der Satz den Ton tmg»,но в то же время говоривший о «безударных» словах.
Ивсе-таки закон Ваккернагеля безусловно существует. Так, интересные подсчетыприводятся в диссертации М.Л. Кисилиера. Сформулировав закон Ваккернагелянесколько по-своему, но удачно: «Полноударные синтаксические элементы в функциидополнения расставляются относительно глагола-референта исходя из другихкритериев, чем местоименные клитики», М. Кисилиер исследует византийскийпамятник VII в., пользуясь понятием «колон» как операционной единицей длядействия закона Ваккернагеля. Автор очень детально рассматривает совокупностьпараметров, обусловливающих действие закона Ваккернагеля, и выдвигает как бы«обратную» точку зрения: этот закон действует при немаркированностиэлементов высказывания. Поэтому постпозицию полногоместоименного дополнения он считает базовым порядком слов, а «препозицияместоименной клитики» обусловлена маркированностью. Далее местоименные клитикипостепенно превращаются в глагольные.
ЗаконВаккернагеля связывается и с правилами актуального членения высказывания натему и рему. По мнению Дж. Данна, позиция клитик состоит в отделении темы,которая с развитием языка становится все протяженнее, и тем самым законВаккернагеля постепенно теряет силу. Вслед за Б. Комри, Дж. Даннсчитает, что в высказывании существует некая «основная интонационная пауза». Вдревнегреческом языке сентенциальное ударение, по его мнению, было в началепредложения. Так, Дж. Данн изучил движение безударных клитик в греческомязыке в диахронии: от Гомера до Евангелия от Матфея. При этом выяснилось, чтоэтот сентенциальный акцент постепенно передвигался к концу предложения и вконце концов разместился на глаголе-сказуемом. Дж. Данн считает этутенденцию неизменной и пишет, что «учитывая сложность истории древней Греции,множество миграций, войн и завоеваний, регулярность этого процесса поражает икажется запрограммированной заранее. Неизбежен поэтому вывод, что причины лежатв самом языке. Поскольку греческий – это индоевропейский язык, подобнойэволюции можно ожидать и в других языках индоевропейской группы». Тогда, еслипринять позицию Дж. Данна, вопрос о «ваккернагелевских» и«неваккернагелевских» языках переходит из плоскости типологии в плоскостьэволюции.
Кэтому примыкают и положения Вяч. Вс. Иванова о том, что в древних языкахпредложение не двучленно, а трехчастно и «Те группы частиц, с которыхначинается в них предложение, включают и первое слово, которое вводитпредложение и может быть проклитическим».
Придерживаясьтой кажущейся «странной» точки зрения, что многое в языках древнейшей структурыможет быть обнаружено в современном русском, особенно в разговорном еговарианте, я выявила и описала такое же явление в русской устной речи. См.:«Первой особенностью УНР является акцентное выделение инициальных служебныхслов». Например: Итак/значит / вот учитываяопыт или Но зато/ ведь вы не можете себе позволить не прочесть ит.д.
ЗаконВаккернагеля обычно связывается с таинственным «вторым» местом в высказывании.Между тем гораздо интереснее понять, что может быть первым в высказывании или,говоря точнее, что может быть перед так называемым «вторым». Таким образом,нужно различать феномен начала и феномен барьера. М. Димитрова-Вулчановазаменяет первую позицию не совсем ясным понятием FRONT. Он может быть заполнен негацией, можетбыть заполнен союзом, вводящим придаточное или главное. Если этого нет, онобязательно должен быть заполнен лексическими средствами. См. примеры изболгарского, для которого она выделяет четыре типа клитик:
1)прономинальные клитики ввин. и дат.;
2)рефлексивные клитики в вин.и дат.;
3)вспомогательный глагол бытьв презентных формах;
4)вопросительная клитика ли.
Помнению Димитровой-Вулчановой, именно отношение к FRONT отличает болгарский язык от итальянского,клитики которого тяготеют к финитному глаголу. Например, см. позицию FRONT в следующей фразе:
НаИван штата съм му я върнал.
Или
Книгатададе ли му я?
Иначеговоря, клитики опережаются негацией, съм не-клитикойи клитикой тоже, гите и под. Поэтому: а. Азсьм му я бил дал книгата; б* Аз сьм бил му я дал книгата.
Таким образом, для болгарского ею выводится общее правило: «Enclisis arises only between a verb in FRONT and the Argumentclitic which occur right-adjacent to FRONT. FRONT allows only for non-finiteverbs in со-ordination».
Македонский,по мнению того же автора, отличается от болгарского наличием еще одной клитики би,а также клитикой – вспомогательной формой при будущем: к'е. Однако основной особенностью македонского,отличающей его от других славянских языков, является отсутствие обязательноголексического заполнения FRONT,что дает возможность клитикам выдвигаться вперед.
Сербскийязык рассматривается как чистый «ваккернагелев-ский», несмотря наперифрастическую форму инфинитива:
Желимда му га дам, Желим му га да дам,
атакже возможностью для клитики в аккузативе помещаться в предложнуюконструкцию: Ма] ка jeово за те стремила.
Необязательностькатегории FRONTутверждается М. Димит-ровой-Вулчановой и для чешского.
Итак,подводя итоги, можно сказать о проблемах, которые не решены и будут не решеныдо тех пор, пока из пестрого ковра под названием «Клитики» не будут выдернуты иразложены по цветам отдельные нитки. А именно:
• Неясновообще, что такое клитики и чем они отличаются от не-клитик? Поэтому неясно,как определить инвентарь клитик в данном языке? Например, почему славянскоевопросительное ли объявляется клитикой, а же– нет?
• Неясно,чем различаются в принципе первое место и FRONT? И потому неясно, чем «ваккернагелевские»языки отличаются от «не-ваккернагелевских».
• Неясно,как соотносятся клитики между собой и как они описываются: как факт языковогословаря и просто как неударные слова в высказывании, которые могут управлятьсяуже законами интонационного синтаксиса. В сущности, неударными и на второмместе могут быть слова самых разных классов.
• Неясно,как соотносится «ваккернагелевский» закон и теория актуального членениявысказывания, особенно в тех случаях, когда предложение предстает цельным?
Всеэти проблемы представляются не собственно языковыми, но кажутся возникшимипоследствиями явной таксономической неразберихи в сфере клитик, которая в своюочередь может объясняться робостью «нормальной науки», о чем говорилось в главепервой настоящей книги.
Чтоже касается остального, то можно говорить здесь о более или менее ясном и онеясном, но интересном.
Чтоясно?
• Клитикиявляются центром вертикали, на одном конце которой находятся самостоятельныеслова, а на другом – аффиксы и флексии.
• Ясныи всеми признаваемые так называемые прономинальные клитики и их статус,
• Ясно,что при определенной прагмасинтаксической нагрузке, а именно – противопоставление,выделение, подчеркивание по смыслу и под., могут употребляться только полныеформы местоимений.
• Ясно,что синтаксис клитик и их позиции отличаются от синтаксического расположениязнаменательных слов, выполняющих те же функции.
• Ясно,что клитики и их цепочки не могут передвигаться к началу предложения, минуяопределенные «барьеры».
• Ясно,что типология клитических кластеров может различаться, хотя большинство языковтяготеет к последовательности клитик: Дат. + Акк.
Чтоже, на наш взгляд, является неясным, но интересным?
• Вопросо том, почему в ряде языковупотребляются только «полные» формы местоимений, например в русском, немецком,а в других языках той же семьи представлены и клитики?
• Вопросо том, почему синтаксис клитик отличается от синтаксиса полнозначных слов?Возможно, что здесь работает «второй» закон Ваккернагеля, о котором обычнозабывают, а именно: короткие слова во фразах и словосочетаниях обычно стремятсяопережать длинные.
Итак,после всего вышесказанного, можно ли нам в свою очередь предложить некиекритерии отличия клитик от не-клитик? На обсуждение предлагаются следующие трикритерия.
1)Клитикине должны быть обязательны. Например, можно сказать Майкаму бете и Майка бете. Поэтомуне-клитика – артикли, предлоги.
2)Клитикине должны входить в слово, а только примыкать к нему. Поэтому не-клитикисуффиксы и префиксы.
3)Клитикине должны употребляться самостоятельно. Например, нельзя ответить: му,или же, илили. Но можно: да,даже, но и т.д. То есть я предлагаю отделить клитики отчастиц. По нашей классификации партикул, частицы могут употреблятьсясамостоятельно. Они могут быть ударными и безударными в зависимости отинтонационной установки и фразовой позиции.
Взаключение, исходя из предложенного рядом авторов детального анализа материала,позволю себе высказать некую гипотезу, отчасти полемизирующую с объяснением Р. Якобсонао том, почему в русском языке употребляются полные формы местоимений. На мойвзгляд, дело здесь коренится не в наличии свободного ударения, а в выражениикатегории определенности / неопределенности. Вероятно, эта ктаегория охватываласловосочетание в целом. Поэтому неслучайно прономинальная клитика появлялась вболгарском после определенного референта, то есть там, где определенность ужебыла выражена. Употребление клитики при именах родстватакже связано с этой категорией, как ее составная часть. Естественно, что прицельном, то есть нечленимом высказывании необходимость в клитике отпадает. Врусском же языке, где нет артикля, но определенность выражается более сложнымиспособами, определенность именного сочетания «прячется» внутри него, входя вполное местоимение. Например, сочетание мать е+ го илие + го мать выражаетопределенность через все ту же индоевропейскую частицу е.Неясным остается только, почему произошел переход русскогоязыка от общеславянской клитичности к указанному особому состоянию. В настоящеевремя это явление, конечно, грамматикализовалось.
Ужепосле написания настоящего раздела вышла в свет книга А.А. Зализняка,посвященная анализу текста «Слова о полку Игореве», решающая многиепоставленные здесь вопросы или, во всяком случае, их проясняющая. В этой книге А.А. Зализнякпрежде всего делит клитики по рангам, а именно: ранг с числом X + 1 всегдастоит правее клитики с рангом X. Вводится следующий перечень клитик,встречающихся в «Слове»: же, ли,бо, ти, бы, ми, ти, ны, мя,ся, ecu,ecei, еста. Существеннымдостоинством и свежестью концепции А.А. Зализняка является ясное пониманиео преобладании закона Ваккернагеля относительно клитик в живом языке иминимизации его действия в письменных памятниках, особенно старославянских иранних церковнославянских. В берестяных грамотах представлена препозиция сяв 50% примеров. Но для нашей работы замечательным является нестолько доказанный А.А. Зализняком факт соответствия «Слова»ваккер-нагелевским законам своего времени, сколько ясное определение тойлинейной речевой единицы, в рамках которой этот закон осуществляется или неосуществляется. А.А. Зализняк вводит понятие тактовой группы, эта группасодержит основное слово, к которому могут примыкать проклитики и энклитики. Вособых частных случаях базисом может стать и проклитика. Таким образом,проклитики двуфункциональ-ны. Важным в концепции А.А. Зализняка являетсяпонятие рит-мико-синтаксического барьера, черезкоторый клитики переступать не могут. Далее А.А. Зализняк вводиталгоритмизированную систему правил, опирающуюся на перебор возможностей позицийся по отношению к разрядамситуаций, которые так или иначе связаны с препозицией или постпозицией ся.
Существеннодля нас то, что А.А. Зализняк прямо показывает эволюцию позиционныхвозможностей клитик, тогда как большинство авторов, указанных выше, не касаютсявопроса об историчности закона Ваккернагеля и представляют его действие «какбы» в синхронии.
Принципиальноновая по методам работа А.А. Зализняка, вероятно, объяснит ряднепрозрачностей в позиции клитик и в других языках и текстах.