Содержание
Введение
1. Теория языковой личности Ю.Н Караулова её источники и развитие в современной лингвистике
2. Языковая личность Л. Парфёнова
Заключение
Список литературы
Введение
Целью данной работы является анализ текстов одной из известных личностей с целью описания языковой личности автора текста.
Для анализа нами будет взят текст одного современного журналиста. Текст относительно недавний — он был напечатан в 2004 году, поэтому в процессе анализа не придётся учитывать изменения произошедшие в системе языка или языковой картине мира. Так как основной задачей данной работы будет выявление в тексте проявлений языковой личности автора, мы не будем формулировать отправного тезиса, чтобы иметь возможность работать непосредственно с материалом текста, не стараясь найти в ходе анализа доказательств того, что языковая личность автора текста идентична, или хотя бы как то соотносится с обычными представлениями об этом человеке. Иными словами мы постараемся абстрагироваться от экстралингвистических явлений. Кроме поиска психологических свойств личности автора, проявляющихся в тексте на тех уровнях языка, которые будет охватывать наш анализ, мы будем затрагивать также такие свойства языковой личности автора, рассмотрением которых занимается психолингвистика (например, рефлексия над процессом речи)
В свете всего вышеизложенного мы в ходе работы будет путём поуровневого анализа текста выявлять все возможные характеристики автора текста как языковой личности, проявляемые им в этом тексте. Отсюда задачи данной работы:
Выявить те или иные качества языковой личности автора анализируемого текста, воплощающиеся в лингвистических единицах и категориях, используемых говорящим.
Выявить какие лингвистические единицы и категории являются объектом рефлексии.
Прежде чем приступить к анализу следует рассмотреть теоретические подходы к интересующему нас явлению – языковой личности.
1. Теория языковой личности Ю. Н Караулова её источники и развитие в современной лингвистике
Интерес к личностному аспекту изучения языка существенно повысился в последние годы во всех дисциплинах, так или иначе связанных с языком, — не только в лингвистике, но и в психологии, философии, лингводидактике. Одним из самых интересных понятий, вокруг которого разворачивается обсуждение наиболее интересных сегодня проблем общего и русского языкознания является понятие «языковой личности».
Под языковой личностью понимается совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью.
До недавнего времени главной задачей языкознания было системное описание средств выражения смыслов, семантики в текстах, и их структурная характеристика однозначно укладывалась в поуровневое представление об устройстве языкового механизма: синтаксис, лексика, морфология, фонология. Такой подход резюмируется восходящим к идеям Соссюра лозунгом: «За каждым текстом стоит система языка». И возникающий на основании такой установки «образ языка» соотносится с самодовлеющей и автономной «системой» объектов и отношений, системой.
Что касается содержательной стороны текстов, которая тоже может служить и служит объектом чисто лингвистического интереса (в вышеприведённой дефиниции речь идет об «отражении действительности»), то надо сказать, что в языкознании в течение последних 30 лет идет постоянное расширение семантической составляющей анализа как отдельных языковых единиц, так и их соединений разного объема: от изучения значения слов и словосочетаний — до исследования значения предложений, семантических полей и целых текстов. Данный уровень, связанный с отражением действительности, принято называть когнитивным. Мировоззрение, оставаясь в основном объектом интереса разных дисциплин философского и психологического циклов, все в большей степени становится и лингвистическим объектом, именно в силу вербального, по преимуществу, своего воплощения и бытования, и мы можем говорить теперь о формировании, наряду с когнитивной психологией, также когнитивной лингвистики.
Наконец, третий аспект анализа текста, отмеченный в приведенной в начале дефиниции и связанный с целевой направленностью, охватывает прагматические характеристики (как самого речевого произведения, так и его автора) и знаменует тем самым диалектический переход от изучения речевой деятельности человека к выводам о его деятельности в широком смысле, а значит, включает и креативные (созидательные и познавательные) моменты этой деятельности.
Говоря об истории изучения личности, проявляющейся в речи, можно сказать, что в традиционных филологических дисциплинах такого аспекта анализа до некоторой степени касались всегда стилистика и риторика, но в последние полвека, сдерживаемые деспотизмом представления о довлеющей системе языка, исследования в этом направлении, как правило, не шли дальше установления и классификации формальных средств, передающих отдельные прагматические характеристики высказывания или текста. В разное время в языкознании делались попытки синтеза, попытки целостного подхода, включающего анализ всех трех уровней рассмотрения речевых произведений. Оформившаяся в 70-х годах и к настоящему времени хорошо разработанная в англо- и немецкоязычной литературе «теория речевых актов» своим появлением знаменовала определенный сдвиг от статической фиксации, от простого перечисления языковых средств, выражающих определенные эмоционально-психологические и интеллектуально-оценочные состояния говорящего, к динамическому их изучению как комплекса языковых средств, характеризующих человеческие интенциональности. Однако недостаточность теории речевых актов обнаруживается сразу же, как только мы выходим за пределы сиюминутных эмоций и намерений авторов речевых произведений. Эта теория не вооружает исследователя инструментом для выявления и описания стабильных, долгосрочных, доминантных установок.
Довольно авторитетная французская школа психологов и психоаналитиков, связывающая себя с именем Лакана и получившая наименование «лаканизма», интересна прежде всего тем, что видит в языке (а точнее — в текстах, которые могут быть порождаемы определенной личностью) полное и безостаточное выражение всех без исключения особенностей ее сознательной и бессознательной жизни. В экстремально-конструктивном смысле последователи Лакана берутся вербализовать абсолютно все, не оставляя в человеческой душе никаких закоулков, куда бы нельзя было заглянуть с помощью языка, но относя возможность вербализации «бессознательного» только в речи Другого. Эта теория опирается в основном на медицинскую психоаналитическую практику и подвергается критике по разным основаниям.
И в «теории речевых актов» и в «лаканизме» (точнее — в его лингвистических предпосылках), так же как в возникшей внутри самой лингвистики «теории текста», мы можем видеть попытки синтеза, разнонаправленные подходы на пути к созданию новой, общей теории языка, не удовлетворяющейся рассмотрением его как самодовлеющей системы формальных средств, а охватывающей связанные с этой системой когнитивные, познавательные, коммуникативно-деятельностные стороны его бытия и функционирования вместе с его носителем. Действительно, теория текста вначале претендовала на такой синтез, но в итоге превратилась в сугубо специальную дисциплину, ограничившую свои притязания рамками самого текста и сосредоточившуюся на внутренних закономерностях его устройства. Правда, надо сказать, что психолингвистика пытается разгерметизировать эту теорию разными путями, в частности, развивая теорию понимания.
Современные лингвисты дают следующее определение языковой личности:
«Структура языковой личности представляется состоящей из трех уровней: 1) вербально-семантического, предполагающего для носителя нормальное владение естественным языком, а для исследователя — традиционное описание формальных средств выражения определенных значений; 2) когнитивного, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную «картину мира», отражающую иерархию ценностей. Когнитивный уровень устройства языковой личности и ее анализа предполагает расширение значения и переход к знаниям, а значит, охватывает интеллектуальную сферу личности, давая исследователю выход через язык, через процессы говорения и понимания — к знанию, сознанию, процессам познания человека; 3) прагматического, заключающего цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок ее речевой деятельности к осмыслению реальной деятельности в мире.»1
В таком понимании понятие языковой личности тесно связано с понятием мировоззрения, которое есть результат соединения когнитивного уровня с прагматическим, результат взаимодействия системы ценностей личности, или «картины мира», с ее жизненными целями, поведенческими мотивами и установками, проявляющийся, в частности, в порождаемых ею текстах. Лингвистический анализ этого материала (при достаточной протяженности текстов) позволяет реконструировать содержание мировоззрения личности. Причем для такого анализа вовсе не обязательно располагать связными текстами, достаточен определенный набор речевых произведений отрывочного характера (реплик в диалогах и различных ситуациях, высказываний длиной в несколько предложений и т.п.), но собранных за достаточно длительный промежуток времени. Этот материал называется дискурсом.
Возвращаясь к опытам реконструкции мировоззрения конкретной языковой индивидуальности, следует подчеркнуть, что в этих опытах практически никогда не удается выявить систему, гармонию и единство, которые любят подчеркивать философские и психологические словари, определяя это понятие. В самом деле, трудно требовать единства и гармонии воззрений от человека, который, с одной стороны, кровно связан со своей эпохой, а в то же время многое заимствует из всевозможных источников прежних эпох для своей «картины мира», и жизненные установки которого складываются под влиянием самых разнообразных условий.
Языковая личность, будучи аспектом целостной личности человека, обладает всеми структурными характеристиками личности, включая наличие особой ценностной системы. Можно говорить об аксиологии языковой личности как о совокупности всех элементов общей ценностной иерархии индивидуального или коллективного сознания, связанных с лингвистическими явлениями. «Существует два типа подобных взаимосвязей:
лингвистические единицы и категории являются средством имплицитного воплощения оценки;
лингвистические единицы и категории являются объектом оценивания»2
На основании этих взаимосвязей могут моделироваться собственно аксиология языковой личности и метааксиология языковой личности. Причем для этого могут использоваться не только тексты явно повествующие о системе ценностей, дидактические тексты, но и любые высказывания.
2. Языковая личность Л. Парфёнова
Для описания языковой личности нами были выбраны тексты Леонида Парфёнова. Для анализа мы возьмём не цельный текст, а разрозненные высказывания – интервью, потому что целый законченный текст может быть автором переработан, а интервью всё-таки ближе к живой речи, а значит в нём особенности языковой личности могут проявиться ярче и непосредственней. Анализ будет проведён на наиболее доступных для выявления значения уровнях языка: словообразовательном, морфологическом, лексическом и синтаксическом. Нами были исключены фонетический уровень ( так как подбор материала – письменные тексты, не рассчитанные на произнесение вслух — не даёт акцентировать внимание на звучании ) и интерпретации больших, чем предложение, единств, из-за возможности наличия большого количества неоднозначных трактовок. --PAGE_BREAK--
Для анализа мы взяли интервью Леонида Парфенова, данное им Николаю Александрову для газеты «Известия» ( номер от 02.06. 2004).
Первое, что ярче всего маркирует речь Л. Парфёнова, это профессиональные журналистские термины и выражения: информационный вакуум, выдавать в эфир информационный продукт, эфирное событие, традиционная аудитория, аудитория 55+, телеинформация информационный повод.
Причем, как человек, постоянно продуцирующий тексты в одном стиле публицистическом, Парфенов употребляет термины из совершенно различных областей – экономики (соревнуются друг с другом внутри ниши, смежные сегменты рынка), официального языка (обвиняемые в убийстве, ответственный работник областного телевидения).
Но некоторые особенности невозможно приписать только свойствам употребляемого стиля. Так, например, хотя в публицистических текстах и встречаются слова различных стилей, и часто малосовместимых, но Парфёнов их комбинирует по-своему:
« Если посмотреть наши выпуски новостей профессиональным взглядом, то протокол плюс новости, про которые нельзя не сказать, плюс чья-то раскрутка, политическая или коммерческая, или, наоборот, чье-то «гасилово, душилово» (как сейчас происходит с Абрамовичем, а совсем недавно было с Аяцковым) — всё это составляет, ну, я думаю, процентов 80.»3
Так он соединяет в одном предложении слова разговорного, почти жаргонного, языка («гасилово», «душилово», раскрутка) и языка официальной сферы (протокол). Причем комбинирует он их, употребляя в совершенно одинаковых синтаксических позициях. Это говорит не только о желании произвести какое-то впечатление на читателя, но и о том, что ни одна из сфер жизни, «обозначаемая» этими языками, не является для говорящего приоритетной.
Желание произвести впечатление на читателя/слушателя/зрителя проявляется в стремлении сделать свою речь как можно более афористичной:
— «Единственный способ существования новостей — рынок» — «Мнения могут быть любые. Лишь бы они не превращались в указы»
— «Как говорится, давно живу, успел присмотреться»4
Здесь проявляется так же стремление к тому, чтобы слова запоминались адресатом.
Речь Парфёнова какими-нибудь яркими метафорами не изобилует, если они и есть, то в основном узуальные:
— « берет зрителя за лацканы»
— ««держит» или нет, будут или не будут смотреть» — «Николае Палкине, при котором все ходили в мундирах!»
Обращает на себя внимание одна метафора:
«началось дикое «сдувание» Глазьева. Чрезмерно «надули» —теперь надо «сдуть»»5
До этого Парфёнов говорил о «надувании» Родины. Теперь же метафора была развёрнута. Хотя развёртывание происходило не самым оригинальным образом – просто создаётся антоним, но всё же и это требует пояснения. Это показывает, что ограниченное употребление метафор связано с желанием быть как можно лучше понятым.
Значимы для анализа также окказиональные слова, или скорее конструирование слов по существующей в языке модели, но не реализованной полностью, имеющей словообразовательные лакуны:
«Постэнтэвэшный», «энтэвэшники».
Кроме того, что эти слова образованы от аббревиатуры, что передаёт им аббревиатурные особенности концентрации в одном слове, одновременно конкретной указательности (всё-таки аббревиатура – имя собственное) и очень широкого круга понятий (сворачивание смыслов подобно сворачиванию слов в одно), для образования этих слов был использован сильно эмоционально маркированный суффикс — ш-. Это, во-первых, суффикс разговорного языка, а значит его употребление уже снижает значение образованного слова, во-вторых, он явно несёт оттенок пренебрежения. Такие особенности языка Парфёнова несомненно говорят об его иерархии ценностей.
Выводы можно делать не только из использования каких-нибудь средств в речи, но и из отсутствия или ограничения каких-нибудь языковых явлений.
Так отсутствие в речи явных окказионализмов (выявленные нами слова всё-таки находятся очень близко к языковой норме) можно связать с характером текстов продуцируемых Парфёновым. В основном, это тексты для телевизионных программ, рассчитанные на однократное повторение. У адресата такого текста просто нет времени на расшифровку окказионализмов автора. Кроме того, появление окказионализмов в публицистическом тексте компрометировано обилием окказионализмов в третьесортной прессе. Поэтому, не используя окказиональные слова, Парфёнов подчёркивает серьёзность сказанного им, стремиться придать своим словам больше значения.
В плане синтаксиса обращает на себя внимание большое количество безличных предложений, не имеющих в составе субъекта действия:
-«Посылается туда группа»
— «Если после говорится, что это нельзя выдавать в эфир»
«То есть это эфирное событие не является информационным продуктом, на котором» собираются зарабатывать».
— «…этот закрытый доклад на своем сайте вывесила Fox-news, которая считается гораздо более патриотичной телекомпанией.»
— «И «Автограф» считался благонадежным, «Машина Времени» — так себе.»
Очень часто подразумевается субъект активный, стоящий выше объекта, имеющий над ним власть:
— «Мне сказали» ( предложение не полное – опущено подлежащее. Здесь имеется ввиду начальство)
— «Чрезмерно «надули»—теперь надо «сдуть»» ( объектом является С. Глазьев, а субъектом – правительство.)
К этому прибавляется особенности употребления прямой речи. Чаще всего в кавычках приводятся распоряжения, указания, поучения, высказывания, направленные сверху вниз:
— «Позвольте, как вы пишете об эротике? Вы не те рок-группы продвигаете»
— «Скучно или нескучно для пропаганды не критерий».
— «Сиди, слушай»
Если в самой прямой речи недостаточно выражается императивность, то указывается автор высказывания, причём подчеркивается его социальный статус:
— «Один видный государственный деятель совсем недавно мне сказал: «Но мы-то считаем, что НТВ как бы частный канал»»
— «Любимое выражение старшины в армии: «Я тебя научу Родину любить»»6.
Императивные высказывания в виде прямой речи могут принадлежать и самому Парфёнову: «Знаешь, ты сделай эксклюзив, но не настолько, чтобы мы потом отказались. Старайся. Но старайся все-таки на «четыре», потому что если постараешься на «пять», придется выкинуть».
Кроме того, в тексте очень много слов, содержащих в своём значении семантику власти: эмира, старшины в армии, начальник, указы, серьезные взыскания, приказ, запрещающий, запретила, мой учитель.
Такое присутствие в тексте императивности, причём разнонаправленной, вместе с частым отсутствием субъекта действия отражает представление о наличии в реальности некой не персонифицированной силы, управляющей действиями человека.
Парфенов употребляет много возвратных глаголов.
— «Я с этим согласиться не могу.»
— «…он усложняется и утончается.»
— «…жизнь не заканчивается 2003 и 2004 годами…»
— «При том, что за это время на ТВ развивалось все то…»
С одной стороны это указывает на преобладание действий, направленных на себя. Причем употребление возвратных глаголов не зависит от того, является ли субъект действия лицом или предметом. Это может говорить о том, что степень взаимодействия между предметами представляется автору текста очень слабой. Мир наполнен вещами в себе.
С другой стороны, возвратные глаголы не способны образовывать пассивный залог. Обилие таких глаголов в тексте может говорить о попытке сопротивления неясной силе, имплицитно присутствующей в тексте.(см выше)
В тексте интервью довольно много встречается предложений от первого лица:
— «я это очень хорошо помню»
— «А вот, например, за «Аквариум» я дважды получал очень серьезные взыскания.»
— «Но я не помню каких-то санкций в отношении Fox-news.»
— «Я этого не понимаю»
— «Я 25 лет профессионально работаю журналистом, 25 лет я слышу.»
— «Я с этим согласиться не могу»
— «Да мне в общем-то все равно. Я все равно живу случаем.»
Так же текст изобилует вводными конструкциями, а так же придаточными изъяснительными, акцентирующими внимание на личном мнении говорящего: продолжение
--PAGE_BREAK--
— « Мне кажется»
— «…не думаю, что…»
— «Мне кажется, это важно знать»
— «Мне, в конце концов, неважно, почему так происходит»
— «Я просто понимаю, что это изжило себя»
В этом проявляется концентрация говорящего на внутреннем мире, на своих мыслях.
К этому прибавляется несколько примеров автоцитации:
— «Ну, во-первых, не надо нас учить родину любить»
— «Любимое выражение старшины в армии: «Я тебя научу Родину любить»»
— «Скучно или нескучно для пропаганды не критерий».
— «При том, что за это время на ТВ развивалось все то, что тезисом «скучно или нескучно —для пропаганды не критерий» не регулируется»7
Эти примеры ещё один раз доказывают приоритетность для говорящего направленного на себя.
Надо заметить, что большей частью действия в тексте – это действия вербальные. Это видно по обилию в интервью глаголов говорения, придаточных изъяснительных и прямой речи:
— «Александр Евгеньевич Бовин, который всегда говорил: «Лучшая позиция — в какую сам веришь. Потому что иначе забудешь, кому чего наврал»»
— «Я просто вскричал»
— «Мы уже не можем рассказать историю»
— ««чеченское сепаратистское сопротивление», как это принято у них называть»
— «Ее уговаривают»
Интересны, следующие примеры:
— « во-первых, не надо нас учить родину любить»
— « Во-вторых, надо наконец понять: информация самоценна»
— «За то, что: а) такое возможно; б) что за «такое» держат аудиторию, в) что все делают вид, будто «это всерьез и будто «это» является политикой»
Такие вводные слова, а также такая попунктная запись очень ясно говорит о стремлении упорядочить мысли, высказывания, речь.
Заключение
В ходе анализа данного текста было выявлено несколько особенностей, характеризующих автора текста, как языковую личность, которые мы можем разделить на две группы соответственно с поставленными перед нами задачами:
1 Особенности, характеризующие мировоззрение Л. Парфёнова:
наличие в картине мира автора представления о некой довлеющей над ним персонифицированной неперсонифицированной власти.
наличие неких защитных механизмов от этой власти ( например – замкнутость на себе).
проявление в речи некоторых фрагментов иерархии ценностей. Например, пренебрежительное отношение к работникам телеканала НТВ и к самому каналу.
2 Особенности, характеризующие Л. Парфёнова, как носителя, рефлексирующего над языком:
ощущение вербального действия, как более первичного, более главного стремление к упорядоченности речи стремление чтобы его слова были поняты и запомнены проявление в речи и особенности профессии – журналист.
Конечно, выявленные нами особенности языковой личности могут контрастировать с образом, который Парфёнов стремится себе создать. Более того, картина, возможно, получилась осколочной и немного противоречивой.
Это зависит от особенностей метода анализа. Ведь во время анализа мы не ориентировались на какой-нибудь целостный, гармонизированный образ Л. Парфёнова. Это позволило нам вести анализ более независимо, не подгоняя результатов, под первоначальное предположение.
Список литературы
1 Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.,1987
2 Слышкин Г.Г. Аксиология языковой личности и сфера наивной лингвистики // Социальная власть языка: Сб. науч. тр. — Воронеж: ВГУ, 2001.
3 Чижова Л.А. Коммуникативная грамматика русского языка. Тайбэй, 1997.
4 сб. Язык и личность. М.,1989. – 123с.