Словноиз заключениявозвращаютсяк нам теперьмногие творениярусских писателей— А. Платонова, Е. Замятина, Б.Пильняка, В.Пастернака, А. Ахматовой…Некоторые ихпроизведениябыли изолированыот обществасразу же, едваони появилисьна свет, другиеуспели пожитькакое-то времяна свободе идаже оставитьпо себе след.
Через пятьдесятс лишним летвозвращаютсяиз небытия ироман В. Вересаева«В тупике», иего «литературныемонтажи» —«Пушкин в жизни»и «Гоголь вжизни», неиздававшиесяс 1930-х годов. Изъятиеиз богатствнашей культурытаких книг, как«В тупике» или«Пушкин вжизни»,—непростительнаярасточительность, она сродни томубезжалостномууничтожениюпамятниковрусской культуры, на защиту которыхвстает нынеобщественность.
Вокруг творчестваВ. Вересаеванакопилосьдовольно многолегенд, однииз них созданылитераторами, другие — читателями, но все они оченьживучи. Срединих — литературнаямолва о контрреволюционномпафосе романа«В тупике» ио кощунственномпокушении нарусскую святыню— А. С. Пушкина, великий образкоторого В.Вересаев якобыпытался развенчать, рассказав«правду» о егонеприглядномчеловеческомоблике (а на«Гоголя в жизни»тень падалауже из-за сходстваназвания ижанра). Почему-топри этом неказалось странным, что В. Вересаев, долгие годыделом способствовавшийприближениюреволюции, вдруг, когдаона произошла, стал ее противником.И уж вовсенеобъяснимо«стремление»В. ВересаеваосквернитьПушкина, есливспомнить, чтона вопрос освоих литературныхучителях оннеизменноотвечал: «Мояклассическаятриада: Пушкин, Лев Толстой, Чехов».
На самомделе и роман«В тупике» и«литературныемонтажи» оПушкине и Гоголевовсе не былинеожиданнойагрессиейпротив революциии национальныхсвятынь, а, наоборот, очень органичныдля творчестваВ. Вересаева.Чтобы понятьконцепцию этихкниг, чтобыполучить ясноепредставлениеоб основныхвехах исканийВересаева, оего взглядахна литературуи долг художника, надо вернутьсяк историивересаевскоготворчества.
Еще находясьв Крыму В. Вересаевначал писатьроман «В тупике»(1920—1923),которомубыла сужденастоль труднаясудьба. Романклеймили по-разному, система обвиненийбывала и многозначительнаи даже иногдапо-своему лозка, но истиннуюподоплекунагнетавшихсясловесныхтуманов обнажилоднажды судивительнойнепосредственностьюрецензент, скрывшийсяза псевдонимомиз двух букв-инициалов—Г.Р.: «Общественноезначение романможет иметьсреди интеллигентскихкругов… Чтоже касаетсячитателя израбочих, товряд ли егоможет привлечьтакое распределениесвета и тени, рассуждениии анти-рассуждений, какое имеетсяв романе Вересаева.Для него важночтение болееактуальногои живого характера.И такому требованиюбольше удовлетворяет, например, роман-гротескМ. Козырева«Неуловимыйвраг», о том, как русскиймальчик помогаетангличанампроизвестисоциальнуюреволюцию»(«Петроградскаяправда»,1923, 12августа).Вот так вот: рабочим нужнаполитиканскаяклюква вместолитературы.И подобнаяплоская ерундапроизносиласькаждый раз безсмущения неиначе как отлица народа.
Вересаевбыл одним изпервых, ктообратился кмногоплановомуотражению ещесовсем недавнихреволюционныхсобытий. И «Железныйпоток» А. Серафимозича, и «Разгром»А. Фадеева, и«Тихий Дон»М. Шолоховапоявилисьпозже. Несмотряна долгое отсутствие, роман В. Вересаеважив, большетого—прямо-такиостроактуален.Писатель предсказалв нем многое.
Наша обществоведческаямысль длительноевремя пребывалав иллюзии, чточеловек—лишьпродукт обстоятельствжизни и стоитизменить ихк лучшему, какнеотвратимостанет совершенными человек.Историческийопыт заставилубедиться втом,что всегораздо сложнееи человек отнюдьне простоепорождениеобстоятельств.Спору нет, онимногое определяютв нем, многое, но далеко невсе. И однимтолько изменениемсоциальныхусловий обеспечитьполноценноеразвитие личностинельзя. Нужныцеленаправленныевоспитательныеусилия, социальныепрограммы, способствующиедуховномуразвитию людей.Это вопрос осоотношениисоциальногои психологическогов человеке, обих относительнойавтономии, чтоныне наконец-тостало все большеосознаваться.Именно об этомдесятилетиямидумал Вересаев, пытаясь представитьсебе обликсоциальносправедливогообщества и путик нему. Роман«В тупике» иотражает егомноголетниеразмышления, а отчасти дажеподводит имитог.
Вересаеврассказываето событияхгражданскойвойны в Крыму.«… Выбор толькоодин: либобольшевики, либо добровольцы»(то есть белогвардейцы)—таковаальтернативаэпохи, которуюрешают многиегерои романа.Но для самогописателя сомненийтут нет, белогвардейцылишены перспектив.Обреченностьбелогвардейскогодвижения сознаютдаже сами егоучастники.Характернопризнаниеофицера Добровольческойармии:«… Я пошелк тем, кто говорил, что за свободуи учредительноесобрание. Ноу большинстваоказалось нетак, до народаим нет никакогодела. А народко всем намвраждебен, тому, что говорим, не верит, и всехнас ненавидит...»
Столь жеочевиден дляписателя исоциальныйкрах буржуазнойинтеллигенции, она широкопредставленав романе—известнаяпианисткаГуриенко-Домашеуская, адвокат Мириманов, богатый дачникАгапов… «У нихбыла тольконеистовая злобак большевикам, сквозь которуюоткровеннопробиваласьненависть кпробуждавшемусянароду и страхза потерю привычныхудобстви выгод».И тот же Агапов, и профессорДмитревскийсоглашаются, что «толькоу большевиковнастоящаясила», «широкиенародные массыза большевиков».
В. Вересаевполагает, что«большевиков…сиянием окружитистория», таккак они бьютсяза социалистическуюреволюцию, мечтой о которойжили и он сами его любимыегерои. Нописатель иопасается, чтостроительствонового мирабудет осложненоневернымиподчас методамиборьбы.
Самым большимзаблуждением, источникоммногих бед итяжелых последствийявится, по мнениюВ. Вересаева, бытующая уверенность, будто радивысокой целивсе средствахороши. Одинизруководителейреволюционногодвижения вКрыму ЛеонидСартанов-Седойнедвусмысленноформулируетэту позицию:«Для нас вопростолько один, первый и последний: нужно это дляреволюции? Нужно. И нечеготогда разговаривать.И какие страшныеслова вы ниупотребляйте, вы нас не смутите.Казнь, так казнь, шпион, так шпион, удушение свободы, так удушение.Провокациянужна? И предпровокациейне остановимся».К чему этоведет—многообразнопродемонстрированов романе.
Обыденнымделом становитсяложь—разъедающаявсё социальнаяржавчина. Главное, чтобы восторжествовалаидеяи,агитируяза нее, можнозаменять аргументымитинговойдемагогией, да и вообще нестеснятьсяв средствах.После ФевральскойреволюцииЛеонид Сартанов-Седойуверял солдатна митинге, что«совесть пролетариатане мирится иникогда непримиритсясо смертнойказнью», а послеОктября он ужевыступает еесторонником, так как «марксизм, это, преждевсего—диалектика, для каждогомомента онвырабатываетсвои методыдействия». Икогда пораженныйтакой беспринципностьюстарый врач-земецИван ИльичСартанов замечаетплемяннику:«Но ведь тыговорил,—пролетариатникогда непримиритсясо смертнойказнью, в принципе!»—Леонидвесьма откровеннообъясняет:«Полноте, дядя! Может, и говорил.Что ж из того! Тогда это былвыгодный агитационныйприем».
Всякие попыткиврать, приукрашиватьистинное положениедел вместопрямого и честногоразговора снародом о трудностяхи даже провалах—рождаютне веру в социализм, а неверие. Вромане множествоподтверждающихэто зарисовок.Оказывается: если борешьсяза идею, ни счем не считаясь, неизбежно еескомпрометируешь.И цинизм убьетидею.
От агитациилюбыми средствамиодин шаг дороковой черты, за которой воимя привлечениянарода на своюсторону разжигаютсяхудшие инстинктыв людях—грабить, властвовать, измыватьсянад ближним.В романе естьжутковатыйв своей выразительностиэпизод. К концу«торжественногозаседанияконференцииЗавкомов иКомслужей»выступил предревкомаИскандер, предложивший«революционныеслова превратитьв действия»и ближайшейночью отправитьсяпо зажиточнымкварталам «дляизъятия излишков».«Гром аплодисментови несмолкаемыеклики всегособрания былипоказателемтого, что предложениелюбимого вождянашло пролетарскийотклик у всехделегатовсобрания»,—вдохновеннописала в отчетеоб этой конференцииместная газета.С песнями ишутками отправилисьделегаты отбиратьдля себя у жителейгорода женскиерубашки и кальсоны, шелковые чулкии пикейныеюбки.
Роман В.Вересаева—это, собственно, спор с тем пониманиемреволюции, которое определеннеедругих сформулировалЛеонид Сартанов-Седой.Краеугольнымкамнем такоговзгляда, способногоубить верународа в социализм, является неуважениек личности. Онообязательнообернетсядуховными иморальнымипотерями. Нельзяпостроитьсправедливоеобщество, пренебрегаячеловеком.Социалистическаяреволюциявершилась воимя людей, а неради отвлеченнойидеи. В обществелюдей-братьевничего не можетбыть вышечеловеческойжизни и достоинстваличности. Наэто покушатьсянельзя. Поэтомустоль опаснадля судеб революциикровавая практиканачальникаОсобого отделаВоронько, пустьдаже честногои интеллигентногочекиста:
«...Лучше погубитьдесять невинных, чем упуститьодного виновного.А главное,—важна эта атмосфераужаса, грозящаяответственностьза самое отдаленноекасательство».Что вышло изсталинского«лес рубят—щепкилетят», мы, ксожалению, теперь хорошознаем.
Вересаевпредчувствовалэто уже тогда.Обстановкабеззакония, когда любойначальниктворит суд посвоему разумению, когда каждогоможно при желаниии без особыхоснованийвыгнать наулицу, лишитьсредств ксуществованию, а то и жизни, неизбежнокалечит человеческиедуши и порождаетв обществефальшивую ипотому губительнуюатмосферу, прикоторой словаи дела существуюткак бы отдельно, сами по себе.Возникаетэффект двойнойжизни, «какая-тосумасшедшаясмесь гордопровозглашаемыхправ и небывалогоунижения личности».Много разговорово самоотверженномтруде на благонового общества, а работаетбольшинствоплохо, кое-как, изредка устраиваяударные, сильноотдающие показухойсубботники.Вместо пустьскромных, нореальных делграндиозныепланы. Возглавившийотдел наробразапрофессорДмитревскийрастеряннозамечает: «Программынамечают широчайшие, а средств недают». И всерасползается.Зато в обязательномпорядке заставляютвсех выходитьна демонстрацию, неважно—сторонникты революции, противник илиравнодушный.Видимостьстановитсяважнее сущности.И потому делочаще поручаютне специалистам, а политическивыдержанным.Что получается, когда ротныйфельдшер назначаетсяглавным врачомгоспиталя,—нетрудно догадаться.
Провозглашенныеидеологическиепринципы, дажеесли они противоречатреальнымобстоятельствам, тщательноохраняютсялюбой ценойвплоть до полногоразвала хозяйства.И когда не видетьэтого уже нельзя, развал объявляется«отдельнымиэксцессами»(позже их сталиназывать «отдельныминедостатками»).ПредревкомаКорсаков, умный, глубоко преданныйреволюции ишироко смотрящийна вещи человек, признает: «… Снашею неорганизованностьюмы совершенноне в силах держатьв своих рукахвсе производствои всю торговлю.На дворах заводовобразовалиськладбищанационализованныхмашин,—ржавеют поддождем, расхищаются.Частная торговляпросачиваетсячерез все поры...»И на ядовитуюреплику жены—а неразрешить лиснова частнуюторговлю и невозвратитьли фабрикихозяевам?— он неожиданнодля нее отвечает:«Да, что-то тутнужно сделать…рано или позднопридется ввестикакие-то коррективы».
Но на путиуже встаетмрачная фигуранового бюрократа, равнодушногои чванливого, в которогонередко превращаютсябывшие рабочие, едва ставначальниками.И это тоже ясноКорсакову, хотяон и не оченьпонимает, какбыть: «Сановничествамного стало.Удивительно, как портитлюдей положение…С просителямигрубы и презрительны, с ревизуемымсядут ужинать, от самогончикуне откажутся…Мы воспитаниеполучили втюрьмах, накаторге, поднагайкамиказаков. Атеперешние? В реквизированныхособняках, вавтомобилях, в бесконтрольнойвласти надлюдьми...»
Как весьэтот клубокпротиворечийпохож на тепроблемы, которымимы остро обеспокоенысегодня! Ложь, беззаконие, разрыв словаи дела, попраниеличности неизбежноведут к социальнойапатии—раковойболезни любогообщества(«Намвсе одно.Царь ли, Ленинли,—только бы порядокбыл и спокой»).
Перед этим«вихрем» поистинеисторическихвопросов иставитВересаевглавных героевромана, вместес ними стараясьнайти ответ: что переживаетстрана—трагическийзигзаг в своейистории илиначало новойэры? Вероятно, этот главныйнерв романаи имел в видуМ. Горький, когдаписал В. Вересаевуо его книге:«...Мнеона дорога еевнутреннейправдой, большимвопросом, которыйВы поставилипред людямитак задушевнои мужественно».
Та частьстарой русскойинтеллигенции, которая в служениинароду виделасмысл своейжизни и котораябыла В. Вересаевутак дорога, после Октября1917годараскололась.Одни пошлислужить революции, другие—отшатнулисьот нее. Эти двапути олицетворяютв романе профессорДмитревскийи доктор Сартанов.
Искреннийпротивниксамодержавияи буржуазии, врач-земец ИванИльич Сартанов, сидевший засвои убежденияв Бутырках, не приемлетОктябрьскойреволюции: «Ястою за социализм, за уничтожениеэксплуатациикапиталомтрудящихся.Только я неверю, что сейчасв России рабочиемогут взятьв руки власть.Они для этогослишком неподготовлены, и сама Россияэкономическисовершенноеще не готовадля социализма».В сущности, Иван ИльичСартанов формулируетодну из центральныхмыслей повести«К жизни». И онубежден, чтособытия гражданскойвойны подтвердилиего точку зрения: миллионнаямасса народа, нравственноне готовая креволюции, топит в морезлобы, местии жадностисоциалистическиеидеалы—«те лиодолевают, другие ли,—и победа нерадостна ипоражение негорько». «Давайумрем»,—предлагаетон дочери. Тупик, в который зашлаэта часть старойрусской интеллигенции, и имел в видуВ. Вересаев, ставя эпиграфомк роману строчкииз Данте: «Ониостались—самипо себе. На богане восстали, но и верны емуне пребывали.Небо их отринуло, и ад не принялсерный...»
Противоположнуюпозицию занялв водоворотегражданскойвойны профессорДмитревский, понимая, что«бывают моментыв истории, когданасилие… необходимо».И потому он, преданный идеямсоциализма, считает своимдолгом помочьутверждениюСоветскойвласти,—становитсяруководителемотдела народногообразования.Сартанов иДмитревский—дваполюса романа, который представляетсобой рассказо том, как дочьИвана Ильича,—Катя,—в метанияхмежду двумяэтими полюсамиищет истину.
До Октября1917годаКатя велареволюционнуюработу, сиделав тюрьмах, былав ссылке. Ногражданскаявойна, как ейпоказалось, обнаружиларезкое противоречиемежду идеямии практикойбольшевизма: программабольшевиковпредполагалауничтожениеэксплуатациичеловека человеком, а на деле революцияразбудила внароде зверяи угнетениерабочих заменилажестоким подавлениембуржуазии.«...Мневсегда думалось: рабочий классстроит новыймир, в которомвсем было быхорошо,—возражает Катяубежденномубольшевику-металлисту.—А вы так: чтобтем, кому былоплохо, былохорошо, а тем, кому хорошобыло, было быплохо. Для чегоэто? Будьтеблагородныи великодушны, не унижайтесебя мщением.Помните, чтоэто тоже люди».
Вересаевпризнает историческуюзакономерностьреволюции вРоссии, понимает, что социальныйслом неизбежносопровождаетсяжертвами, насилием, бесчинствамисомнительныхличностей.Важно лишьпоскорее пройтиэтот периоди от разрушенийперейти к созиданию, творчеству,—только тогдасоциализм иможет статьреальностью.Коммунистамнельзя идтина сделки сприспособленцамипусть даже изтактическихсоображений, иначе приспособленцы, чего доброго, могут возобладатьи похоронитьсоциалистическиеидеалы. Нельзяи присваиватьсебе разногорода льготы—это можетразвратитьпредставителейправящей партии.И еще о многомдругом стремитсяпредупредитьВ. Вересаев—как мытеперь знаем, не без оснований.Но главнымсредствомстроительстванового обществаон считаетпросвещениенарода, развитиеего культуры.Бездуховность—вот чтоможет погубитьвсе. Опаснопревращатьнауку в публицистику, искусство—вагитку. Какговорит в романестоляр Капралов:«Без умственностимы далеко неуйдем». В силуэтого стольвелика рольинтеллигенциина крутомисторическомповороте и такопасно недооцениватьее.
Такова концепцияромана.
Вжизни писателя, пожалуй, небыло болеетрудного времени, чем начало 20-хгодов. Кризисэтих лет оказалсякуда тяжелеекризиса, которыйпережил Вересаевво временаповести «Кжизни» и «Живойжизни». Тогдаон заблуждался, но субъективноощущал себяна линии огня.Сейчас он, никогдане сомневавшийся, что дело писателя— «звать народныемассы за собою, а не плестисьв хвосте ихнастроений», отказался отвсякой попыткивести за собойчитателя, отгородилсяот действительности.Он даже пробуетв «лекции длялитературнойстудии» «Чтонужно для того, чтобы бытьчитателем?»(1921) теоретическиобосноватьэту свою творческуюзамкнутость.«Выявлениесамого себя,—выявлениесокровеннейшей, часто самомухудожникунепонятнойсущности своей, своей единойнеповторяемойличности, вэтом — единственнаяистинная задачахудожества, и в этом также— вся тайнатворчества.А все остальное— литература», говоря словамиВерлэна»,—такова, он теперь утверждает, первая заповедьистинногохудожника. Аотсюда втораязаповедь — втворчественужно «бытьсамим собою».Художники, по его мнению, должны бытьсвободны отвсяких теорий, от необходимостиследоватькаким-либонаправлениям, художнику«очень мешаетбыть самимсобою выяснениедля себя задачискусства»,«настоящийхудожник пишеттак, как видитсобственнымиглазами, а некак его приучиливидеть книгии разговоры», настоящиехудожникитворят «подсознательно»,«из нутра» илипросто «неведают чтотворят». Настоящиехудожники —«табун дикихлошадей», закоторым гоняются«классификаторыи схематизаторы», тщетно пытаясьпришпилитьк хвостам «лошадей»«свою маленькуюэтикетку»
На долгоми трудномписательскомпути он не разошибался, заходилв «тупик», но никогда нелгал, не заключалсделок со своейсовестью, ачестно искалправду. С полнымправом он заявилв одном из писем1936 года, когдабольшая частьпути была ужепозади: «Да, наэто я имею претензию,- считатьсячестным писателем».