Алекандрова Н. В. Предисловие для ученика
Перед нами – стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, которое называется «Песнь о Вещем Олеге». В этих стихах рассказана история, похожая на сказку: о старинных временах, о князе – непобедимом воине, о его чудесном коне, о волшебнике и смертоносной змее. Только это не совсем сказка, потому что князь Олег действительно когда-то княжил, ходил в далекие военные походы и прославился своими победами, — хотя и очень давно, больше тысячи лет назад. Мы знаем об этом из летописей – старинных книг, в которые записывали разные события: в таком году то-то произошло. В то время русский язык был иным, чем теперь – летописи написаны на древнерусском языке: слово «лето» означало «год», отсюда и само слово «летопись». Вести летописи стали все-таки позже, чем княжил Олег – в его времена на Руси еще не было книг, и потому предания об этом князе, передаваясь из поколения в поколение, стали похожими на сказку. Пушкин любил рассказы о русской старине, знал и летописные предания, читал сочинения ученых-историков. Летописное предание о гибели древнерусского князя Олега – хотя и немного страшное, но поэтичное – Пушкин передал в этих стихах, которые назвал «песнью». Ведь когда-то в старину такие сказания – о воинах, о битвах, о встречах с чудесами – рассказывались нараспев на княжеских пирах.
В этом стихотворении много непривычных слов – старинных, которые сейчас почти не употребляют, и понять стихи трудно, если не поняты все слова. Разобравшись с каждым таким непонятным словом, для нас открывается весь смысл этих стихов и вся их красота.
Сначала, конечно, нужно рассказать о том времени, когда жил князь Олег. Мы уже сказали, что это было больше тысячи лет назад, –только историки так не говорят; они скажут: «Эта история произошла в начале десятого века». Один век – это сто лет, а счет веков ведут от Рождества Христова. Значит, речь идет о том времени, когда пошла десятая сотня лет после Рождества – прошло девять веков, и начался десятый, девятьсот с лишним лет. Это был, как считается, 912 год. Олег тогда, конечно, был уже старым человеком, и большая часть его жизни прошла еще в девятом веке.
В IX веке (века обозначают римскими цифрами) Олег стал князем в городе Киеве, который стоял на берегу Днепра. Сказав это, мы должны посмотреть на карту. Днепр – большая, широкая река: там, где стоит Киев, даже не видно другого берега. Мы видим ленту этой реки на карте – она долго течет среди степей и, наконец, впадает в Черное море. Степи – это широкие пространства, где совсем нет лесов; в те далекие времена в степи не так много жило людей, и далеко расстилались ее просторы, покрытые лишь дикими травами. Среди степи высились курганы – древние холмы над могилами, в которых часто покоились воины, погибшие в битвах. Ведь здесь с самых древних времен переселялись, сменяя друг друга, разные народы; на открытом пространстве степей разыгрывались ожесточенные войны. Жители Руси – славяне – степные просторы называли «полем» и с опасением смотрели в сторону «дикого поля», откуда можно было ждать нападения степных народов.
Вокруг Киева жили славяне, которых называли «полянами»; «поляне» – от слова «поле». Севернее же Киева Днепр течет через леса – тогда это были глухие, непроходимые леса, и, если нужно было отправляться в путь, то передвигались по рекам – на лодках или, зимой, на санях. Здесь, среди лесов, жили другие племена славян – например, древляне, кривичи, а реке Оке – вятичи. Еще севернее, где стоял город Новгород, жили новгородские словене. Славяне были земледельцами: сеяли хлеб на полях, а землю пахали деревянной сохой или плугом, запрягая в него лошадь. Разводили и скот, а зимой ходили на охоту, чтобы прокормиться и запастись мехами. В лесах добывали дикий мед, собирали орехи и ягоды. Лес давал и дерево для построек, и смолу для лодок, и лыко для корзин, и многое другое. Древние славяне, как и другие народы своего времени, знали самое разное ремесло: были и гончарами – лепили посуду из глины, и кузнецами – ковали железо, которое добывали на своей земле. По берегам рек стояли первые города – совсем небольшие, с деревянными постройками и бревенчатыми стенами с башнями – для сторожей, чтобы издали увидеть неприятеля. Ученые, которые раскапывают древние поселения – археологи – изучили жизнь древних славян, и в музеях можно увидеть их вещи, привезенные с раскопок: глиняную посуду, топоры, конскую упряжь или украшения, которые носили славянки – ожерелья, перстни, браслеты.
В главных городах жили князья – военные предводители славян, которые подчиняли окрестные племена и собирали с них дань дорогими мехами и другими ценностями. Князья вели войны – и затем, чтобы защитить свои владения, и затем, чтобы захватить новые земли и военную добычу – золото, серебро, дорогое оружие. Таким князем-воином и был Олег, и свой город Киев он тоже захватил в результате военного нападения, придя туда из Новгорода; сам же Олег был из варягов.
Варяги – воинственный народ сурового севера – жили за Балтийским морем (найди его на карте), которое тогда называли Варяжским морем. Варяги были хорошими мореходами; они плавали по морям на длинных кораблях с веслами, большим парусом и головой дракона впереди. Варяжские корабли заходили и в реки; по рекам они и попадали в земли славян.
Проследим путь такого корабля. Он переплыл Балтийское море и зашел в узкий Финский залив, и дальше пошел по реке — широкой, но совсем не длинной — это река Нева, она несет свои воды к морю, вытекая из Ладожского озера. Из Ладоги корабль повернул на юг и поплыл по реке Волхову, миновал еще одно озеро и продолжал путь в том же направлении. Уходя на юг, реки становились все уже и мельче, и вот уже корабль днищем скребет по камням — и приходится тащить его, как говорили, волоком.
Так, волоками, и перетащили корабль к Днепру, и теперь, плывя по течению, можно добраться до Черного моря. Плывут варяги по Днепру и удивляются его красоте: то леса густою чащей заслоняют его берега, а вот уже раскинулись неоглядные ковыльные степи. Куда стремится корабль, не боясь трудностей? – За море, к богатому городу Царьграду. Город этот в то время был столицей большого государства, и жили в нем греки — южный народ. Поэтому путь, по которому прошел корабль, называли «Из варяг в греки». По нему плавали в Царьград за богатыми товарами и варяги, и славяне, а страну по берегам рек стали называть «Русь». Русские корабли — ладьи — везли свои лесные богатства – меха, мед, – чтобы за них получить у греков заморский товар – красивое оружие, дорогие узорчатые ткани. Самыми дорогими мехами на Руси считались куничьи шкурки, поэтому ими даже пользовались, как деньгами, а цены измеряли в «кунах».
Неудивительно, что именно на этом пути выросли самые богатые русские города: на Волхове – Новгород, а на Днепре –-Киев.
Что же летописи нам рассказывают об Олеге? — В Новгороде одно время правил варяжский князь Рюрик. Когда он умер, его сын Игорь был еще совсем мал, и за него стал править воинственный Олег. И вот собрал Олег своих воинов, отправился на ладьях по Днепру, захватил Киев и стал в нем править, пока подрастал княжеский наследник Игорь. Ходил он в то время в далекие военные походы – и в «поле», и даже в далекий Царьград, – об этом мы еще расскажем, когда будем читать стихотворение Пушкина.
И, наконец, летопись рассказывает, что у князя Олега был любимый конь. И услышал князь предсказание, что будто он погибнет от этого коня. Потому Олега и прозвали «вещим», то есть мудрецом, таким человеком, который знает будущее. Но теперь почитаем само стихотворение Пушкина, – почитаем вместе, внимательно, размышляя над каждым словом.
А.С.Пушкин Песнь о Вещем Олеге
Как ныне [1] сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам [2] :
Их села и нивы [3] за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.
С дружиной [4] своей, в цареградской броне [5],
Князь по полю [6] едет на верном коне.
Из темного леса, навстречу ему,
Идет вдохновенный кудесник [7],
Покорный Перуну [8] старик одному,
Заветов [9] грядущего [10] вестник,
В мольбах и гаданьях проведший свой век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».
«Волхвы [11] не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе [12] .
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда [13] ;
И волны, и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой [14] непогоды
И пращ [15], и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему [16] дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю [17] ,
И холод и сеча [18] ему ничего:
Но примешь ты смерть от коня своего.»
Олег усмехнулся; однако чело [19]
И взор омрачилися думой,
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит, и треплет по шее крутой.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время:
Теперь отдыхай; уж не ступит нога
В твое позлащенное [20 стремя [21].
Прощай, утешайся, да помни меня.
Вы, отроки-други [22], возьмите коня!
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под устцы отведите;
Купайте, кормите отборным зерном,
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана [23] ...
Они поминают прошедшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
«А где мой товарищ, промолвил Олег;
Скажите, где конь мой ретивый [24]?
Здоров ли? Все так же ль легок его бег?
Все тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном [25] .
Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня.»
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора.
С ним Игорь и знатные гости.
И видят, на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль [26] .
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил,
На тризне [27], уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь [28] !
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змея
Шипя, между тем выползала;
Как черная лента вкруг ног обвилась:
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые [29] запенясь шипят
На тризне плачевной Олега:
Князь Игорь и Ольга [30] на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
[1] Ныне – старинное слово, как и многие слова, что еще встретятся нам в этом стихотворении; оно значит «теперь, сейчас». И в наше время говорят «отныне» («от сегодняшнего дня»), «нынешний» («который существует сейчас»).
[2] Хозары (теперь говорят «хазары») жили в степях, в нижнем течении реки Волги (посмотри на карту). Здесь, на Волге, стояла столица хазар – город Итиль. У славян были князья, а у хазар – каганы, поэтому и государство их называют Хазарский каганат. Некоторые племена славян сначала платили дань хазарам, но Олег воевал с хазарами и стал сам собирать дань с этих славян.
[3] Нивы – это засеянные хлебом поля; слово «поле» во времена древней Руси означало совсем другое – «степь», «степные пространства», где жили степные народы – хазары и другие.
[4] Дружина – воины, которые всегда были при князе и служили ему; вместе с князем они сражались, вместе жили при его дворе, участвовали в княжеских пирах. Князь должен был снабжать свою дружину всем необходимым — оружием, конями, — кормить дружинников, делиться с ними воинской добычей.
[5] «В цареградской броне». — «Броня» — это воинские доспехи. У Олега броня была «цареградская» — значит, привезена из Царьграда.
[6] По полю ехал… – Олег ехал не по полю, где сеют хлеб, а по степи (смотри примечание к слову «нивы»).
[7] Кудесник — волшебник; это слово родственно словам «чудо», «чудесный». Чтобы понять, что это был за кудесник, нужно посмотреть объяснения к словам «волхвы» и «Перун».
[8] Перун – божество древних славян; они верили в то, что Перун – могучий повелитель грозы и грома. Перуна почитали у старого дуба или на специальных местах – капищах, где горел священный огонь. Такое капище археологи раскопали недалеко от Новгорода.
[9] Завет – от слова «завещать», что значит «обещать». Кудесник знал то, что «завещали». «обещали» на будущее боги, в которых он верил. Он был «вестником» этих заветов, то есть «вещал» о будущем, предсказывал будущее.
[10] Грядущее – будущее, от слова «грядёт» — «будет», «настанет».
[11] Волхвы – служители древних славянских богов. «Кудесник» и был таким волхвом.
[12] «Вижу твой жребий на светлом челе». – «Жребий» — «судьба». Жеребьями славяне называли дощечки, на которых гадали о судьбе. «Чело» — это лоб; само слово «человек» произошло от этого старинного слова. Значит, старец как бы «читал» судьбу на лбу у человека. Мы тоже говорим что-то подобное: «У тебя на лбу написано».
[13] «Твой щит на вратах Цареграда». — Летописи рассказывают о том, как Олег отправился в поход на Царьград. Царьград тогда был столицей империи, то есть очень большого и сильного государства. Его называют «Византийской империей», или просто «Византией», потому что когда-то на месте великого Царьграда стоял небольшой греческий город Византий. Сами греки называли свою столицу «Константинополь», что значит «город Константина», — а Константин был знаменитым императором, который и сделал этот город столицей. Византия была страной христиан; – пройдет несколько десятилетий после Олега, и отсюда на Русь также придет христианская вера, приедут мастера – строители храмов и иконописцы. Но пока что Олег идет на Царьград войной, и в его ладьях – множество воинов. Нелегким был путь вниз по Днепру: путь преграждали пороги — острые камни торчали из воды, грозили кораблям. Но вот подошли ладьи к цареградским берегам. Испугался император, обещал богатый выкуп русскому князю, чтобы увел он свое войско. По преданию, в знак победы Олег прибил свой щит на ворота осажденного города, — потому кудесник и говорит ему: «Твой щит на вратах Цареграда».
[14] Роковой – от слова «рок», что значит «судьба», скорее даже – «страшная, неотвратимая судьба». «Роковой» — значит, предвещающий судьбу.
[15] Пращ – теперь обычно говорят «праща». Праща – это древнее оружие, которым метали камни: камень вкладывался в ремень, который раскручивали и с силой запускали этот камень.
[16] Могущий – могучий.
[17] По бранному полю – по полю битвы. «Бранное» — от слова «брань», то есть «битва», сражение".
[18] Сеча – битва. Во время сражения «секутся» мечами, отсюда слово «сеча».
[19] Чело – смотри примечание 2 на стр….
[20] Позлащенное – позолоченное (наше слово «золото» — старинное «злато»; отсюда «позлатить» вместо «позолотить», «позлащенное» вместо «позолоченное».
[21] Стремя прикрепляется к седлу, чтобы была опора для ноги. В древности стремена делали из железа, бронзы или серебра. Княжеские стремена, конечно, были дороже и богаче украшены.
[22] Отроки-други. – Слово «отрок» значило «мальчик». Здесь «отроки» — самые молодые члены дружины, которые еще не стали настоящими воинами; они служили старшим дружинникам, ухаживали за конями.
[23] Курган. – В древности многие народы насыпали над могилами холмы – курганы. Курганы славян, раскопанные археологами, многое рассказывают о тех временах: здесь находят оружие воинов, украшения женщин, посуду и другие вещи, по которым можно судить и о жизни древних славян, и об их верованиях.
[24] Ретивый – от слова «реть» («состязание»). «Ретивый» конь – значит «резвый», «быстрый»-
[25] Почил непробудным он сном – умер.
[26] Ковыль – степная трава с очень длинными гибкими колосьями, покрытыми белёсым пухом. Когда дуют ветры, ковыль колышется – и по степи как будто бегут серебристые волны.
[27] Тризна – пир в честь погибшего воина над его курганом. Во время тризны не только пировали, но и устраивали военные игры. Если воины сидят «на тризне плачевной Олега» — это значит, что они только что похоронили его.--PAGE_BREAK--
[28] «Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!» — Речь идет о том, что, когда погибал воин, вместе с ним в могилу клали его коня. Слова «ковыль обагришь» означают, что конь прольет кровь на ковыль, и ковыль станет багровым, то есть красным. Секира – древнее оружие, похожее на плоский топор на длинной рукояти.
[29] Ковши круговые. – Был древний обычай пить на пиру из ковшей, передавая их по кругу, что означало единство собравшихся людей.
[30] Князь Игорь и Ольга. – После Олега, как рассказывает летопись, в Киеве княжил Игорь – сын Рюрика. После гибели Игоря правила его жена – Ольга, потому что сын Игоря был еще мал. Летописные предания об Ольге очень драматичны – о том, как она мстила за смерть князя Игоря, о том, как ездила в Царьград. Она прославилась тем, что первой из киевских правителей приняла крещение в христианскую веру, и потому причислена к лику святых. Послесловие для учителя
Мы предлагаем стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Песнь о Вещем Олеге» для подробного изучения на уроках русской словесности в начальной школе. Почему?
Одна из важных особенностей начального образования – нацеленность его не только на конкретные знания, но на формирование кругозора ученика и его мировоззрения, основанного на восприятии традиций отечественной и мировой культуры. Уроки чтения, литературы в начальной школе несут большую долю ответственности именно в этом отношении: прочитанная в раннем возрасте литература дает основы гуманитарной культуры в очень широком диапазоне – от навыков чтения и обращения с книгой до опыта восприятия литературного образа, начала познания исторического прошлого и многого другого. Выбранное нами стихотворение представляется с этой точки зрения необыкновенно емким: здесь все – и образ большой художественной силы, и русская история в ее «начальный» период, и значимая для исторических образов лексика, и прекрасно выдержанная поэтическая традиция, и совершенство чисто пушкинского стиля; кроме того, как показывает опыт, завораживающий сюжет этой «страшной сказки» не воспринимается детьми более старшего возраста. Стихотворение невозможно прочитать, не объяснив ребенку множества вещей, знание которых составит и образную, и познавательную основу для восприятия русской истории и литературы. Объясняя ему, что такое «тризна», «чело», мы создаем для него образ далекого прошлого и ставим его самого в определенного временное отношение к этому прошлому, поскольку нельзя не рассказать в связи с этим о счете веков и времени жизни древнерусского князя Олега; прочитав слова «в цареградской броне», нельзя не показать карту, не рассказать о Киеве и Царьграде, о славянах и варягах. Познавательная ценность такого чтения соединяется таким образом с задачей формирования у ребенка навыка внимательной работы с текстом, включающим примечания и иной справочный материал.
«Песнь о вещем Олеге» — одно из сравнительно ранних стихотворений Пушкина, написанное в период создания «южных поэм», во время южной ссылки (опубликовано впервые в «Северных Цветах» в 1825 г.). Несомненно, что замысел стихотворения возник под влиянием дорожных впечатлений Пушкина, отправившегося в долгий путь по степным местам, видевшего древние курганы, посетившего Киев, глядевшего на воды Днепра. Однако создание «Песни» было основано на глубоком знании историко-литературной традиции, летописного сказания, осмысления его в трудах Н.М.Карамзина, которого так любил читать Пушкин. Вот рассказ Карамзина о легендарной смерти князя Олега: «Сей герой, смиренный летами, хотел уже тишины и наслаждался всеобщим миром. Никто из соседов не дерзал прервать его спокойствия. Окруженный знаками побед и славы, государь народов многочисленных, повелитель войска храброго мог казаться грозным и в самом усыплении старости. Он совершил на земле дело свое – и смерть его казалась потомству чудесною. „Волхвы, — так говорит летописец, — предсказали князю, что ему суждено умереть от любимого коня своего. С того времени он не хотел ездить на нем. Прошло четыре года: в осень пятого вспомнил Олег о предсказании, и слыша, что конь давно умер, посмеялся над волхвами; захотел видеть его кости; стал ногою на череп и сказал: его ли мне бояться? Но в черепе таилась змея: она ужилила князя, и герой скончался…“ Уважение к памяти великих мужей и любопытство знать все, что до них касается, благоприятствуют таки вымыслам и сообщают их отдаленным потомкам. Можем верить и не верить, что Олег в самом деле был ужален змеею на могиле любимого коня его, но мнимое пророчество волхвов или кудесников есть явная народная басня, достойная замечания по своей древности».
Повествование Карамзина придерживается летописного рассказа, первоисточника этого предания:
И живяше Олегъ миръ имеа ко всем странамъ, княжа в Киеве. И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой, иже бе поставил кормити и не вседати на нь. Бе бо въпрашал волъхвовъ и кудесникъ: «От чего ми есть умрети?» И рече ему кудесник один: «Княже! Конь, его же любиши и ездиши на нем, от того ти умрети». Олег же приим во уме, си рече: «Николи же всяду на нь, ни вижю его боле того». И повеле кормити и и не водити его к нему, и пребы неколико лет не виде его, дондеже на грекы иде. И пришедшу ему Кыеву и пребывьшю 4 лета, на пятое лето помяну конь, от него же бяхуть рекли волсви умрети. И призва старейшину конюхом, рече: «Кде есть конь мъй, его же бех поставил кормити и блюсти его?» Он же рече: «Умерлъ есть». Олег же посмеася и укори кудесника, река: «То ти неправо глаголють волъсви, но все то льжа есть: конь умерлъ есть, а я живъ». И повеле оседлати конь: «А то вижю кости его». И прииде на место, идеже беша лежаще кости его голы и лобъ голъ, и сседе с коня, и посмеяся рече: " От сего ли лба смьрть было взяти мне?" И въступи ногою на лобъ; и выникнувши змиа изо лба, и уклюну в ногу. И с того разболеся и умре. И плакашася людие вси плачем великим, и несоша и погребоша его на горе, еже глаголеться Щековица; есть же могила его и до сего дни, словеть могыла Ольгова.
Древнее летописное сказание имеет и свою интересную предысторию, о которой делает замечания и сам Карамзин. Предыстория эта восходит к «варяжским» преданиям. В «Истории Норвегии» Тормода Торфея содержится рассказ о рыцаре Орваре Одде, получившем предсказание прорицательницы Вельвы о грядущей смерти от коня Факса. Текст предсказания Одду удивительно перекликается со словами пушкинского кудесника, начавшего свою речь с похвалы славному герою и обещанию его непобедимости, и закончившего ее мрачным предсказанием: "… она стихами изрекла предсказание в таком духе: «я наперед знаю судьбу всех людей. Как бы ни были широки заливы, как бы ни были длинны моря, ты их переплывешь, если бы даже стали захлестывать тебя волны морские – но погребальному сожжению ты все же подвергнешься в Беруриодре». Затем, заговорив с ним уже прозою, она предсказала, что ему предназначен трехсотлетний возраст жизни, что подвигами своими он распространит свою славу по отдаленнейшим землям; везде он будет велик, везде славен – но напоследок роковым для него окажется пепельной масти конь, по длинной гриве своей названный Факсием" (здесь и далее перевод с латыни И.К.Линдемана). Одд пытается воспротивиться предсказанию: уводит коня в глухие болота, закалывает его и бросает в глубокую яму, завалив ее камнями. Одд совершил множество военных подвигов и побывал в разных странах. Как утверждает норвежский историк, его владения находились и на Руси, где он женился на дочери русского князя. Однако тоска по родине одолевает рыцаря, и он на своих кораблях возвратился в Норвегию, где решил посетить и могилу коня: "… Так это, сказал он, череп Факсия, и переворачивая его копьем, зашатался. Между тем выползшая из конского черепа ящерица стала жалить его в пяту, вследствие чего все тело наполнилось ядом". Здесь исполнительницей страшного предсказания является ящерица, однако в другом варианте норвежского предания – в саге об Орвар-Одде – фигурирует змея:
«Через какие бы широкие фиорды ты не переправлялся,
Какие бы длинные морские заливы ты не переплывал,
Если бы даже тебя и захлестывали
Рассыпающиеся гребни волн,
Ты все же умрешь в Беруриодре,
И будешь там сожжен.
Своими ядовитыми зубами
Тебе причинит вред змея,
Внезапно выползшая из старого черепа Факса;
Вот когда ехидна эта ужалит тебя
В нижнюю часть голени,
Тогда, князь, жизни твоей с тебя будет достаточно».
Древнее норманнское предание, отзвуки которого сохранил летописный рассказ о князе-варяге Олеге, приобрело совсем иное звучание, окрашенное моралью более позднего времени: рыцарь Одд страшится коня и расправляется с ним, Олег же «повеле кормити и не водити его к нему». В «Песни» Пушкина этот мотив – прощания с любимым конем, заботы и печали о нем – звучит особенно сильно. В письме Бестужеву Пушкин писал об этих стихах: «Тебе, кажется, они не нравятся – напрасно. Товарищеская любовь старого князя к своему коню и заботливость о его судьбе, есть черта трогательного простодушия, да и происшествие само по себе в своей простоте имеет много поэтического».
С первого же слова своего стихотворения Пушкин дает настрой на старинное русское предание, воспользовавшись приемом былинного зачина: «Как ныне сбирается…». Дав ему название «Песнь», он также он также настраивает читателя на былинный лад, вызывая образ песнопения на княжеском пиру, рассказывающего о былой жизни прославленного воина – образ, постоянно присутствующий и в самой «Песни»: «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Эти – последние слова стихотворения – возвращают нас к его названию, и старинная история приобретает словно движение по кругу: рассказ о событиях прошлого завершается воспоминаниями, возвращающими к началу событий. Круговое движение времени создает внутренний ритм песни: Олег над курганом вспоминает «минувшие дни», о которых говорится в первых строфах, затем – уже над курганом Олега – вспоминают его самого, и здесь же сидит его преемник князь Игорь, которого также ожидает трагическая гибель, курган и «ковши круговые». Начало событий заключат в себе конец, а конец обращен к началу. Такое завораживающее круговращение создает развитие как будто музыкальной темы, и в этом основа внутреннего строя стихотворения, где все соразмерно, все подчинено единому строю, единому звучанию.
Настрой стихотворения – элегический, это печаль по давно ушедшему прошлому, печаль поэта, который глядит на дальнюю дорогу по древним заброшенным местам, на одинокие курганы, хранящие в себе останки «былой славы», на бесконечную степь, где «ветер волнует над ними ковыль». Элегическое настроение свойственно поэзии романтизма; черты романтического направления, проявившиеся в «Песни», — это и само обращение к полному суеверий народному прошлому, и поэтическая идеализация простой, безыскусственной жизни сурового воина, его «товарищеской любви» к своему коню, и тревожное ожидание исполнения рока, «поэзия смерти», столь характерная для главного русского романтика – Жуковского, его баллад и стихотворений:
На всех ярится смерть – царя, любимца славы,
Всех ищет грозная… и некогда найдет…
Тема рока, неминуемой судьбы, занимавшая еще Пушкина-романтика – в том числе в его сказках, — продолжилась и в более поздних сочинениях – в «Капитанской дочке», в «Медном всаднике». В «Песни о вещем Олеге» она выражена наиболее непосредственно и именно в русле романтической поэзии: «Грядущие годы таятся во мгле, но вижу твой жребий на светлом челе», — здесь и тревожная «мгла» времени, и неотвратимость будущего.
Еще одна черта стихотворения, свойственная романтизму – постоянное чувство грозной и неистовой природы, состояние которой словно соединено с действием судьбы. «Синего моря обманчивый вал в часы роковой непогоды» действует также, как «пращ, и стрела, и лукавый кинжал». Само необъятное пространство, которое охвачено словами прорицателя, таит в себе «тревогу отдаленности»: его речь словно летает над огромными просторами: вышедший из леса, он видит и «синее море», и заморский Царьград, и «бранное поле», — и в завершение отдает их во власть князя – «и волны, и суша покорны тебе». Двум главным противостоящим силам, воплощенным в князе и кудеснике, соответствуют разные стихии: князь «по полю едет», неся в себе образ вольной жизни, далеких походов, а «вдохновенный кудесник» идет «из темного леса», как носитель таинственного, «мглы», вестник грядущего несчастья.
Сама рукопись пушкинской «Песни», отражающая работу над текстом этих стихов, дает представление о том, как в каждом слове искалось приближение к образной и звуковой цельности стихотворения. Так, первоначальный вариант «над ветхой главою кургана» был заменен на вариант «над гордой главою кургана», что создало большую созвучность в этом словосочетании: «гордой главою» – мы слышим ассонанс, и все три слова «гордой главою кургана» теперь объединены аллитерацией; образ «гордой главы» здесь также более удачен и созвучен общему настрою стихотворения. Стремление к звучности и более выдержанному ритму продиктовало и необходимость замены «отроки, тотчас возьмите коня» на «отроки-други, возьмите коня»; то же произошло в строке «дружина играет у брега», переправленной сначала на «и старцы пируют у брега», а затем получившей вид «дружина пирует у брега». Перемена же строк «и ветер в часы непогоды» — «в часы роковой непогоды» создала смысловое созвучие мимолетного образа «непогоды» и общего смысла стихотворения, настроенного на тему «рока». В целом в рукописи «Песни» немного исправлений, и некоторые строфы написаны Пушкиным сразу начисто («Скажи мне, кудесник…» или «Запомни же ныне…»), что говорит о его глубоком внутреннем чувстве единства звучания стихов и выраженного в них настроения
Говоря о глубинных особенностях стихотворения и о чтении его детям, конечно, надо отдавать себе отчет в том, что в каждом возрасте – свое восприятие. Детям не все можно и уместно объяснять с литературоведческих позиций, однако многое нужно прочувствовать. К тому времени, когда они будут готовы к аналитическому отношению к литературе, должен уже накопиться достаточный опыт восприятия литературного текста.
«Песнь в вещем Олеге» слушается детьми на одном дыхании. Хотя стихотворение и достаточно длинное, однако держит внимание ребенка до самого конца – как завораживающая сказка с напряженным ожиданием развязки. Несмотря на то, что здесь много непонятных слов и, может быть, даже ситуаций, первое чтение не должно прерываться пояснениями, чтобы не нарушить живую ткань литературного текста и развитие чувства слушающего ученика. Пояснения, тем не менее, составят важнейшую часть работы и займут много времени, которого в данном случае, как нам представляется, не нужно жалеть, поскольку все, что здесь требует разъяснений, дает выход на формирование основополагающих представлений историко-литературного характера.
Но прежде всего – о самом чтении. Стихотворение обладает определенной мелодикой, которую при чтении прежде всего не надо нарушать; любая экспрессия, интонационное выделение слов должно быть как бы «вписано» в ритм стихотворения, который сам ведет за собой чтеца.
Каждая строфа «Песни» состоит из шести стихов. Первые четыре стиха чередуются по длине: за четырехстопным стихом следует трехстопный, пятый и шестой стихи – оба четырехстопные. Размер стихов – амфибрахий, т. е. стопа состоит из трех слогов, из которых средний – ударный, а значит, произносится не только более сильно, но также с большей долготой и певучестью. Четырехстопный стих (первый, третий, пятый, шестой) завершается усеченной стопой:
Прощай, мой товарищ, мой верный слуга…
Второй и третий стихи – имеют по три полных стопы
Расстаться настало нам время…
Из четырех стоп амфибрахия выстраивается довольно длинная стихотворная строка (в данном случае 11 слогов), что придает этим стихам неторопливое звучание, напоминающее эпическое повествование. Этому же впечатлению способствует и большая величина строфы – шесть стихов, и усложненный рисунок рифмы – перекрестная (aBaB), затем – смежная (cc, общая схема aBaBcc – зд. мужская рифма обозначена строчной буквой, женская – прописной).
При воспроизведении рифмы следует вспомнить о том, что во времена Пушкина некоторые окончания слов произносились иначе; разница в произношении прослеживается даже между рукописью Пушкина и первым печатным изданием: в рукописи – «С коня он слезает угрюмой», в печатном тексте – уже «угрюмый». Рукописный вариант наиболее точно соответствует пушкинскому прочтению и вообще общепринятому чтению того времени. Поскольку точная рифма («думой» – «угрюмой») была основана именно на этом, устаревшем для нас варианте чтения, то, может быть, есть смысл воспроизводить именно его при декламации, хотя, несомненно, с соответствующими оговорками. «Под влиянием современного произношения некоторых прилагательных (угрюмый, ретивый, игривый, одинокий) мы и в данный текст внесли поправку и, таким образом, в некоторых случаях стерли рифму». Этих случаев в тексте стихотворения – три:
Олег усмехнулся; однако чело
И взор омрачилися думой,
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает угрюмой;
«А где мой товарищ, промолвил Олег;
Скажите, где конь мой ретивой?
Здоров ли? Все так же ль легок его бег?
Все тот же ль он бурный, игривой?»
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил,
На тризне, уже недалекой,…
Перед началом разбора стихотворения необходимо уделить время некоторым предварительным разъяснениям. Дети такого возраста в большинстве своем не имеют многих представлений, которые просто подразумеваются, когда мы читаем пушкинские стихи. В первую очередь речь пойдет о самом Пушкине, о пушкинской эпохе. Чтобы яснее почувствовать задачи, стоящие в данном случае перед учителем, можно начать с вопросов, обращенных к ученикам: что они знают о Пушкине, о его времени, давно ли он жил? Неувязки в ответах детей могут произвести на учителя сильное впечатление, которое само по себе настроит на необходимые разъяснения. Вопрос о том, сколько времени отделяет нас от Пушкина, не однозначен для маленьких детей и очень важен сам по себе. Для понимания данного стихотворения это особенно важно, – не обозначив заранее это временное „расстояние“, нет смысла говорить о веках, отделяющих нас и Пушкина от времен древней Руси.
Ставя перед детьми вопросы, которые они не вполне могут ответить, мы тем самым заостряем их внимание на объяснениях. В каком веке живем мы и в каком веке жил Пушкин? Как выглядели улицы города в его время (Москвы или другого родного города)? Какие вещи окружали Пушкина? Здесь достаточно хотя бы нескольких штрихов, вызывающих нужные образы: Пушкин писал свои стихи гусиным пером, обмакивая его в чернильницу, и т. п. Нужно вспомнить стихи Пушкина, которые дети уже знают, наметить и некоторые важные и понятные детям моменты биографии Пушкина: лицейская и столичная жизнь, Михайловское. Эти необходимые разговоры включают учеников в адекватный контекст, – мы помним о том, что подразумевающиеся для нас вещи у младших учеников еще не сформированы.
Переходя к самому стихотворению, неизбежны опять же вводные разъяснения, которые мы и пытались дать в „Предисловии для ученика“. Сама необходимость экскурсов, без которых невозможно понимание стихотворения, имеет свою ценность: здесь и время действия – начало древней Руси, и сам счет времени по векам, и карта, без которой не понять многих слов и намеков, содержащихся в „Песни“ (»цареградская броня", «у брега Днепра», «по полю едет»), и реалии соответствующей эпохи – славяне, варяги, «хозары», курганы и военные походы. Материал распределен так, что в «Предисловии» содержатся лишь те сведения, без которых нет смысла и начинать говорить о подробностях; тот материал, который дает возможность осветить сам текст стихотворения, включен в примечания к тексту. Текст «Предисловия», как ориентированный на младших школьников, по стилю и содержанию имеет свои отличия от обычного учебного текста по истории, который обычно читают дети уже в средней школе; здесь меньше «науки» и больше литературного начала, — сама предлагаемая нами мысль о начале освоения исторического прошлого через поэтический текст идет по тому же пути.
Работа с примечаниями предполагает вторичное – медленное, с остановками – прочтение стихотворения. Здесь мы не только достигаем цели уяснения того обширного содержания, которое стоит за этим стихотворением, но и вырабатываем навыки внимательной работы с текстом, исключающей привычку бездумно пропускать непонятые места. Примечания имеют разный характер: это и объяснение архаичных, «старинных» слов, и рассказ о реалиях далекого прошлого – и здесь, конечно, надо помнить, что в данном случае у Пушкина «реалии» имеют смещенный, литературно-художественный характер. Первая задача – освоение архаичной лексики – очень важна как для дальнейшего чтения классической литературы, так и для начала понимания многих языковых явлений: дети знакомятся с устаревшими словами, которые являются однокоренными со словами современного русского языка («кудесник» — «чудесный», «бранное поле» — «браниться»), что дает представление об историческом развитии языка вообще. Вторая задача – объяснение слов, обозначающих реалии исторического прошлого («тризна», «цареградская броня») – дает возможность образного и при этом достаточно детального первого ознакомления с важным периодом русской истории. Обсуждение непонятных «исторических» слов дает наилучшие результаты именно в беседе с учениками – этот материал вызывает у них живейший интерес и порождает множество вопросов. «Поиск» непонятных слов ведется по тексту – читая заново стихотворение, мы побуждаем самих детей выявить незнакомое слово и как бы «вместе» находим его объяснение. В ходе обсуждения отдельных слов необходимо постоянно возвращаться к материалу «Предисловия» (или к иным дополнительным сведениям, данным учителем) – к карте, к иллюстрациям, к общей исторической картине — для того, чтобы каждое новое понятие было вписано в соответствующий контекст. Задача приучения к такого рода работе с литературой, возможно, предполагает и перенос некоторой части «примечаний» на домашнее задание (с последующей проработкой) – по примеру того, как это уже делалось в классе. Завершением знакомства со стихотворением может быть рисунок — по сюжету стихотворения или по тем историческим темам, которые прозвучали в ходе его обсуждения; дети в этом возрасте очень любят рисовать, и им действительно необходимо излить свои впечатления в самостоятельной работе, выполненной руками. Основательная проработка предлагаемого материала займет три урока, однако это время будет проведено с несомненной пользой – большое количество разнообразных сведений и впечатлений, объединенных художественным образом подлинной классической литературы, будет запечатлено в памяти и послужит основой для последующего освоения историко-литературной тематики.