«ГОЛОС ИЗ АДА» («КОЛЫМСКИЕ РАССКАЗЫ» В. ШАЛАМ0ВА)
Варлам Шаламов справедливо считается первооткрывателем лагерной темы в русской литературе XX века Но получилось так, что его произведения стали известны читателю уже после опубликования повести А Солженицына «Один день Ивана Денисовича» Полому «Колымские рассказы» чаще всего воспринимаются на фоне прозы Солженицына, в сопоставлении и сравнении с нею И сразу бросается в глаза: Шаламов жестче, беспощаднее, однозначнее в описании ужасов ГУЛАГа, чем Солженицын
В «Одном дне Ивана Денисовича» и в «Архипелаге ГУЛАГе» приведено немало примеров человеческой низости, подлости, лицемерия Но тем не менее Солженицын замечает, что нравственному растлению в лагере поддавались в основном те поди, которые уже на воле были к этому подготовлены Обучиться лести, лжи, «мелким и большим подлостям» можно везде, но человек должен остаться человеком даже в самых трудных и жестоких условиях Более того, Солженицын показывает, что унижения и испытания пробуждают в личности внутренние резервы и духовно освобождают ее
В «Колымских рассказах» (1954—1973) Шаламова, напротив, повествуется о том, как осужденные быстро теряли свое прежнее «лицо» и часто зверь был милосерднее, справедливее и добрее их.
И действительно, персонажи В Шаламова, как правило. утрачивают веру в добро и справедливость, представляют нравственно и духовно опустошенными Души их, заключает писатель «подвернись полному растлению» «В лагере каждый за себя», зэки «сразу выучились не заступаться друг за друга» В бараках, замечает автор, часто возникали споры, и все они заканчивались почти всег да одинаково —
драками. «А ведь участники этих споров — бывшие профессора, партийцы, колхозники, полководцы». По мнению Шаламова, в лагере существует давление, нравственное и физическое, под влиянием которого «каждый может стать вором от голода».
Казалось бы, беда сплачивает. В беде, особенно в общей беде, берут истоки мужество и жизнестойкость, рождаются ощущение братства и чувство локтя.
Лагерный же опыт настолько исказил личность, что ее представления о жизненных ценностях становятся далекими от обычных, даются в «перевернутом» виде. Так, например, один из героев «Колымских рассказов» всерьез нс хочет «возвращаться в свою семью», где его уже «нс поймут, не смогут понять». Родному дому он предпочитает тюрьму — «единственное место», где люди «говорили все, что они думали», где они отдыхали «душой» и «телом», где есть еще «свобода». Осужденные, «живые мертвецы», понимают, что их «привезли на смерть», поэтому жизнь в их понимании — «не такая уж большая ставка в лагерной игре».
Разумеется, лагерное бытие порождало и характеры иного плана. и их не обошел вниманием писатель С нескрываемой симпатией рисует он образы тех узников, кому человеческое обаяние и достоинство помогла ранняя смерть Таков герои рассказа «Надгробное слово» бывший скрипач Сережа Кливанский. Остроумный, ироничный, веселый и общительный, с непосредственностью ребенка, он не потерял интереса «к жизни, к событиям ее». Он «делился последним куском, вернее, еще делился… Это значит, что он так и не успел дожить до времени, когда ни у кого не было последнего куска, когда никто ничем ни с кем не делился».
Не утратившим индивидуального лица предстает и «неплохой парень» бригадир Дюков. Романтик и энтузиаст по складу натуры, он сразу же по прибытии в лагерь выступил на собрании с целью перевоспитания, моральной перековки уголовников — «друзей народа». Однако поиски правды привели героя к конфликту с высоким начальством, а в конечном итоге — к расстрелу.
Трагически складывается также судьба майора Пугачева и одиннадцати его товарищей, пытавшихся совершить побег из лагеря, нашедших «в себе силы поверить в него, Пугачева, и протянуть руки к свободе. И в бою умереть» («Последний бой майора Пугачева»).
В рассказе «Афинские ночи» Шаламов пишет о том, что у заключенных, помимо самых элементарных потребностей, сформировалась еще одна, не предусмотренная никем, потребность читать и слушать стихи.
Очевидно, что В Шаламов прекрасное в людях, но, по его убеждению, «лагерь был великой пробой нравственных сил человека… и девяносто девять процентов людей этой пробы нс выдержали».
«… Ни одному человеку в мире не надо знать лагерей» Человек здесь «становится только хуже. И нс может быть иначе. В лагере есть
много такого, чего не должен видеть человек»,— в этом своем главном выводе Шаламов. конечно, расходится с Солженицыным. И, может бьггь, противоречит самому себе
Ведь сам он, пройдя через ад многолетнего испытания ГУЛАГом, на каких-то этапах лагерного бытия утрачивая веру в добро и справедливость, сумел все же, вопреки тлетворному разрушительному воздействию тоталитаризма, остаться в числе тех, кто обнаружил «немалую» духовную подготовку, в ком огромная машина насилия «не размолола» совести. И свидетельством тому является писательский и человеческий подвиг Шаламова, нашедшей) в себе силы мысленно вернуться в страшные годы репрессии, вторично их пережить и создать в память о погибших «Колымские рассказы» — выдающееся художественное творение XX века. Опираясь на беспрецедентный по жестокости и цинизму «лагерный» опыт нашего столетия, писатель сумел открыть новые грани в осмыслении и художественном воплощении проблемы «личность и история»